1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 
Конец ее таков: 
Тот из Быков, 
Которому достанется победа, 
Возьмет добычу в достоянье; 
Другой же к нам уйдет в изгнанье, 
Чтоб в тростниках сокрытым быть, 
И будет нас давить! 
Так поплатиться нам придется 
За жаркий бой, что здесь дается. 
И предсказание Лягушки было верно: 
Укрыться в тростниках сраженный Бык спешил 
И ежечасно их давил 
Он под копытами по двадцати примерно. 
Не так же ли в делах людских 
Страдают малые за глупости больших. 
Ф. Зарин. 
Из басен Федра. Есть описание подобной битвы в "Георгиках" Виргилия, которому Лафонтен охотно подражал. - На русский язык басня переведена Сумароковым ("Пужливая Лягушка"). 
Два Быка и Лягушка 
27. Летучая Мышь и две Ласточки 
(La Chauve-Souris et les deux Belettes) 
Жестокую войну 
С Мышами Ласточки имели: 
Кого ни брали в плен, всех ели. 
Случилось как-то, Мышь Летучую одну 
В ночную пору 
Занес лукавый в нору 
К голодной Ласточке.-Прошу покорно сесть,
С насмешкой Ласточка сказала 
Ты Мышь? Тебя мне можно съесть? 
- Помилуй, - та ей отвечала, 
Не ешь, а лучше рассуди, 
Да хорошенько погляди: 
В своем ли ты уме, сестрица? 
Вот крылья у меня, - я птица!" 
Окончилась война 
У Ласточек с мышиным родом, 
Но с птичьим уже брань они вели народом, 
И Мышь Летучая опять 
В плен к Ласточке другой попала. 
- Ты птица? Ты теперь летала? 
- За что меня так обижать? 
Я Мышь и из мышей природных, 
Был смелой пленницы ответ, 
Похожа ль я на птиц негодных? 
На мне и перьев вовсе нет! 
В другой раз хитростью такой она спаслася, 
И ложь и истина равно ей удалася. 
Измайлов. 
Содержание басни заимствовано у Эаопа. 
Птица, раненая стрелой 
28. Птица, раненая стрелой 
(L'Oiseau blesse d'une fleche) 
Крылатой ранена стрелой 
И смертною охваченная мглой, 
Судьбу свою оплакивала Птица: 
"Где нашим бедствиям граница? 
Мы все - орудия несчастья своего: 
Из наших крыл, о люди! без пощады 
Губительные нам вы сделали снаряды. 
Но не спешите ваше торжество 
Вы праздновать над нами злобно; 
И сами вы страдали нам подобно: 
Сыны Япетовы! не половина ль вас 
Оружием другой является подчас? 
О. Чюмина. 
Заимствована у Эзопа. Лафонтен называет детьми Япета род человеческий вообще, беря название это у Горация, который, однако, под "родом (genus) Япета" разумеет Прометея, сына Япета, брата Титана и Сатурна. 
29. Две собаки 
(La Lice et sa Compagne) 
Собаке время подоспело 
Произвести щенят на свет; 
А между тем разумно это дело 
Она заранее обставить не сумела: 
Две собаки 
Час близок, а у ней и крова даже нет, 
Где б отдохнуть могло ее больное тело. 
Вот приползла она к соседке в конуру. 
"Родная, - говорит, - ей-ей сейчас помру! 
Ох! одолжи хоть только на недельку 
Свою постельку". 
Соседка сжалилась и из дому ушла, 
А гостья временно у ней расположилась. 
Меж тем неделя протекла, 
И к дому своему хозяйка возвратилась. 
"Голубушка моя, сама хоть посмотри, 
Вновь замолила гостья со слезами, 
Щенки мои малы, чуть шевелят ногами, 
Уж потерпи еще недельки две иль три!" 
Соседка снова просьбе уступила, 
И чрез условный срок 
Вернулася опять в родной свой уголок. 
Но тут уж гостья ей с рычаньем отворила 
И молвила, с зубами напоказ: 
"Уж ты не гнать ли хочешь нас?! 
Что ж! я тотчас уйду со всей моей оравой 
Мои щенки теперь умеют уж кусать. 
Но раньше ты изволь-ка доказать 
Зубами нам на эту будку право!" 
Что плуту одолжил, своим уж не считай 
С ним наживешь лишь хлопоты да муку. 
Неблагодарному лишь кончик пальца дай 
Он заберет себе всю руку. 
Г-т 
Сюжет заимствован у Федра. 
30. Орлица и Жук 
(L'Aigle et l'Escarbot) 
За кроликом следя в полете зорко, 
Охотилась Орлица. На пути 
Ему Жука попалась норка. 
Плохой приют,- но где другой найти? 
И что же? Вопреки священнейшему праву, 
Свершить над кроликом расправу 
Готовилась Орлица. Вдруг 
Заговорил, вступаясь, Жук: 
"Царица птиц! Презрев мои моленья, 
Ты взять вольна его, безжалостно сгубя; 
Но пощади меня от оскорбленья, 
Даруй бедняге избавленье, 
О жизни молит он тебя,
Иль пусть и я за ним погибну следом: 
Он другом был мне и соседом". 
Юпитера Орлица, ни одним 
Не отвечая словом, 
В жестокосердии суровом, 
Жука крылом своим 
Стряхнула прочь, глуха к его воззванью, 
И, оглушив, принудила к молчанью, 
А кролика похитила. Тогда, 
В отсутствие ее, орлиного гнезда 
Успел достигнуть Жук, задумав месть такую: 
Он самую ее надежду дорогую
Все яйца нежные разбил. 
Гнев и отчаянье Орлицы 
Не выдали себе границы; 
А в довершенье зла враг неизвестен был, 
И жалобы ее лишь ветер разносил. 
Так целый год жила она бездетной, 
Весною же гнездо свила на высоте. 
Увы! Была предосторожность тщетной, 
И Жук, в места пробравшись те, 
Ей мстя за кролика, все яйца уничтожил. 
Вторичный траур потревожил 
Надолго эхо гор. Во избежанье бед, 
Та, кем несом был прежде Ганимед, 
К царю богов с мольбой явилась неуклонно, 
И яйца принесла Юпитеру на лоно: 
Воистину тот будет смел, 
Кто б унести оттуда их посмел! 
Но враг прибег к иным расчетам, 
Запачкав плащ Юпитера пометом; 
И тот, стряхнув его, смахнул и яйца прочь. 
Но тут пришлось Юпитеру невмочь 
От ярости разгневанной Орлицы. 
Она грозила: с этих пор 
Бежать навеки из столицы, 
Покинув службу царскую и двор. 
Юпитер промолчал, но учинил разбор. 
Перед судом явился Жук, и смело 
Он изложил, как было дело
Вина Орлицы ей доказана была. 
Но примирить врагов явилось невозможным, 
И царь богов, решеньем осторожным, 
Постановил, во избежанье зла: 
Чтоб яица свои всегда несли Орлицы 
Весною раннею, пока лучем денницы 
Не согреваемы, как сонные сурки, 
Спят зимним сном своим Жуки. 
О. Чюмина. 
Содержание заимствовано у Федра. Басня образно, но отдаленно переведена Жуковским ("Орел и Жук"). Похищение Ганимеда орлицею Юпитера описано Виргилием в "Энеиде". 
31. Лев и Комар 
(Le Lion et le Moucheron) 
Бессильному не смейся 
И слабого обидеть не моги! 
Мстят сильно иногда бессильные враги: 
Так слишком на свою ты силу не надейся! 
Послушай басню здесь о том, 
Как больно Лев за спесь наказан Комаром. 
Вот что о том я слышал стороною: 
Сухое к Комару явил презренье Лев; 
Зло взяло Комара: обиды не стерпев, 
Собрался, поднялся Комар на Льва войною. 
Сам ратник, сам трубач пищит во всю гортань 
И вызывает Льва на смертоносну брань. 
Льву смех, но наш Комар не шутит: 
То с тылу, то в глаза, то в уши Льву он трубит! 
И, место высмотрев и время улуча, 
Орлом на Льва спустился 
И Льву в крестец всем жалом впился. 
Лев дрогнул и взмахнул хвостом на трубача. 
Увертлив наш Комар, да он же и не трусит! 
Льву сел на самый лоб и Львину кровь сосет. 
Лев голову крутит. Лев гривою трясет; 
Но наш герой свое несет: 
То в нос забьется Льву, то в ухо Льва укусит. 
Вздурился Лев, 
Престрашный поднял рев, 
Скрежещет в ярости зубами, 
И землю он дерет когтями. 
От рыка грозного окружный лес дрожит. 
Страх обнял всех зверей; все кроется, бежит: 
Отколь у всех взялися ноги, 
Как будто бы пришел потоп или пожар! 
Лев и Комар 
И кто ж? Комар 
Наделал столько всем тревоги! 
Рвался, метался Лев и, выбившись из сил, 
О землю грянулся и миру запросил. 
Насытил злость Комар; Льва жалует он миром: 
Из Ахиллеса вдруг становится Омиром 
И сам 
Летит трубить свою победу по лесам. 
И. Крылов. 
Заимствована у Эзопа. На русский язык басню переводили, кроме Крылова, Дмитриев ("Лев и Комар") и, изменив персонажей, Сумароков ("Медведь и пчела"). 
32. Два Осла 
(L'Ane charge d'eponges et l'Ane charge de sel) 
Погонщик двух Ослов с поклажей в город вел. 
Один Осел, 
Хвостом махая, шел походкою веселой: 
Он нес сухие губки на спине, 
А всякий знает, как легки оне. 
Другой едва ступал под ношею тяжелой: 
Навьючили бедняге соли целый воз, 
И он плелся, повеся хвост и нос. 
Шли долго путники, и вот- дошли до броду. 
Сев на Осла, что губки нес, 
Погонщик пред собой погнал другого в воду 
И начал путь ему указывать кнутом; 
Но наш Осел упрямого был нраву 
И пожелал устроить переправу 
Своим умом. 
Два Осла 
Забрал он влево, в яму оступился 
И вместе с солью в воду погрузился. 
Беда! Ослу пришлося плыть. 
Гребет он сильными ногами, 
Пыхтит, и фыркает, и борется с волнами; 
А плыть далеко... как тут быть?! 
Но, видно, сжалилось над бедным Провиденье: 
Он в ноше чувствует большое облегченье 
Растаяла вся соль, и радостно Осел 
С пустым мешком доплыл и на берег взошел. 
Погонщик, между тем, со страху за скотину 
И своему Ослу ослабил повода, 
А этот, видя, что вода 
Освободила друга от труда, 
Не долго думая, бух вслед за ним в стремнину. 
Но тут свершилася нежданная беда: 
Водою губки мигом напитались 
И стали как свинец тянуть Осла ко дну. 
Погонщик мой взревел, Осел ни тпру ни ну, 
И оба с жизнью бы наверное расстались, 
Когда б не подошли на помощь рыбаки. 
Не так же ль действуют иные дураки, 
Которые в делах своих не рассуждают, 
А только в точности счастливцам подражают. 
Г-т. 
Содержание басни заимствовано у Эзопа и Фаерна (прим. к басне 24). 
33. Лев и Мышь 
(Le Lion et le Rat) 
У Льва просила Мышь смиренно позволенья 
Поблизости его в дупле завесть селенье 
И так примолвила: "Хотя-де здесь, в лесах, 
Ты и могуч и славен; 
Хоть в силе Льву никто не равен, 
И рев один его на всех наводит страх, 
Но будущее кто угадывать возьмется 
Как знать? кому в ком нужда доведется? 
И как я ни мала кажусь, 
А, может быть, подчас тебе и пригожусь". 
"Ты! - вскрикнул Лев. - Ты, жалкое созданье! 
За эти дерзкие слова 
Ты стоишь смерти в наказанье. 
Прочь, прочь отсель, пока жива
Иль твоего не будет праху". 
Тут Мышка бедная, не вспомняся от страху, 
Со всех пустилась ног - простыл ее и след. 
Льву даром не прошла, однако ж, гордость эта: 
Отправяся искать добычи на обед, 
Попался он в тенета. 
Без пользы сила в нем, напрасен рев и стон, 
Как он ни рвался, ни метался, 
Но все добычею охотника остался, 
И в клетке на показ народу увезен. 
Про Мышку бедную тут поздно вспомнил он, 
Что бы помочь она ему сумела, 
Что сеть бы от ее зубов не уцелела 
И что его своя кичливость съела. 
Лев и Мышь 
Читатель, истину любя, 
Примолвлю к басне я, и то не от себя 
Не попусту в народе говорится: 
Не плюй в колодец, пригодится 
Воды напиться. 
И. Крылов. 
Содержание заимствовано у Эзопа и у предшественника Лафонтена веселого французского поэта Клемана Маро (1497-1544). Кроме Крылова, басню перевел на русский язык Сумароков ("Лев и Мышь"). 
34. Голубь и Муравей 
(La Colombe et la Fourmi) 
Однажды Голубь молодой 
В полуденный палящий зной 
Слетел к ручью воды напиться; 
Но только что успел он наклониться, 
Как видит, Муравей, 
Сорвавшись с стебелька, что над водой качался, 
Упал в ручей. 
Бедняжка на воде из сил уж выбивался; 
Он тут бы и погиб, но добрый Голубок 
Ему в лихой беде помог: 
Сорвав побег травы, он плотик безопасный 
Устроил Муравью, и спасся так несчастный. 
Минуты не прошло, как вдруг на бережке 
С ружьем босой бродяга появился, 
Увидел Голубя, добычею прельстился
И уж возмнил ее в своем мешке. 
Но Муравей тут вмиг на выручку явился: 
Голубь и муравей 
Бродягу он всей пастью в пятку укусил; 
Тот вскрикнул и ружье от боли опустил; 
А Голубь, увидав опасного соседа, 
Взлетел-и наш стрелок остался без обеда. 
Г-т. 
Басня заимствована у Эзопа. Лафонтен соединил ее с предыдущей, поставив над ними оба заглавия и связав стихом: "А вот другой пример, взятый из жизни животных поменьше" (L'autre exemple est tire d'animaux plus petits). 
35. Астролог, упавший в колодец 
(L'Astrologue qui se laisse tomber dans un puits) 
Упал на дно колодца Астролог. 
И многие над ним глумились, со словами: 
- Глупец, ты у себя не видел под ногами, 
Так что ж над головой ты в небе видеть мог? 
В подобном приключенье 
Для множества людей таится поученье. 
Меж ними мало есть таких, 
Которые бы зачастую 
В сердцах не тешились своих 
И не лелеяли о том мечту пустую, 
Что смертному, чей взор духовный слеп, 
Открыта книга вечная судеб. 
Но что ж иное книга эта, 
Гомером и его ближайшими воспета, 
Когда не то, что Случай или Рок 
Звалося в древности, у нас же - Провиденье? 
А Случая возможно ль изученье? 
И если б кто-нибудь его предвидеть мог, 
Судьбою, Роком, Случаем едва ли 
Его бы в мире называли; 
А что касается святых путей Того, 
Кто без намеренья не создал ничего, 
Кто может видеть их и в них читать, помимо 
Владыки Самого, 
Чья воля высшая для нас непостижима? 
Ужели на челе сияющих светил 
Рукой Божественной все то Он начертил, 
Что тьма времен окутала покровом? 
И что за польза нам была бы в знанье новом? 
Дать пищу для умов служителей наук? 
Искать спасения от неизбежных мук? 
Но даже счастие предвиденное - сладость 
Утратило б свою, и превратилась радость 
В унынье прежде, чем вкусили б мы ее. 
К такому знанию стремленье 
Ошибка, нет, скорее - преступленье. 
Свершает рой светил движение свое, 
И солнце каждый день восходит над землею, 
Сменяя тьму с ночною мглою; 
Но заключение из этого одно 
Выводим мы - такого рода: 
Светить и согревать светило дня должно, 
И править сменою времен различных года, 
Оказывать влиянье на тела, 
И жизнь давать посевам без числа. 
В порядке стройном во вселенной 
Все чередой проходит неизменной. 
Что в этом общего с изменчивой судьбой? 
Вы, составлявшие обманно гороскопы! 
Покиньте двор правителей Европы, 
Да и алхимиков возьмите всех с собой... 
Не больше веры вам, чем этим шарлатанам! 
Но негодуя пред обманом, 
Отвлекся в сторону, отчасти без нужды, 
От астролога я, хлебнувшего воды. 
Является живым примером 
Он тех, которые, гонясь вослед химерам, 
Не видят пред собой действительной беды. 
О. Чюмина. 
Заимствована у Эзопа. Вольтер осуждал смысл этой басни, видя в ней осмеяние науки. "Лучший из астрономов мог бы упасть в колодец, не будучи глупцом", - замечает он. Защитники Лафонтена возражают, что Лафонтен осмеивает астрологов, а не астрономов. Некоторое отдаленное сходство с этой басней имеет басня Хемницера "Метафизик". 
36. Заяц и Лягушки 
(Le Lievre et les Grenouille) 
Раз Заяц размышлял в укромном уголке 
(В укромных уголках нет лучше развлеченья); 
Томился Зайчик наш в тоске 
Печальны и робки все зайцы от рожденья. 
"Ах, - думал он, - кто так пуглив, как я, 
Тому на свете нет житья! 
Спокойно не проглотишь и кусочка, 
Ничто не радует, беды отвсюду ждешь, 
Трясешься день, без сна проходит ночка,
И так весь век живешь... 
- Зачем же, - скажут, - ты так мечешься 
тревожно? 
Да разве страх осилить можно? 
Кто что ни говори, а я уверен в том, 
Что даже людям он знаком". 
Так Заяц размышлял, но размышлял с оглядкой. 
Заяц и Лягушки 
Опасность чуял он со всех сторон; 
Чуть листик шелохнет, чуть тень мелькнет, - и он 
Уж трясся лихорадкой... 
Вдруг наш зверек, 
Среди своих печальных размышлений, 
Услышал легкий шум... Без долгих рассуждений, 
Что было мочи, он пустился наутек. 
Не чуя ног, бежит - и добежал до пруда. 
Что ж видит он? О чудо!... 
Лягушки от него к воде скорей бегут, 
Лягушек дрожь берет, Лягушки скачут в пруд. 
"О-го! - промолвил он, - как пригляжуся, 
Так в этой стороне 
Таким же, как другие мне, 
И сам я кой-кому кажуся. 
Должно быть, я не так уж плох, 
Коль мог произвести такой переполох. 
Как! я один сумел повергнуть их в смятенье! 
Им чудится во мне 
Призыв к войне!" 
Да, для меня теперь уж нет сомненья: 
Как ты ни будь труслив, найдется, наконец, 
Тот, перед кем и ты окажешься храбрец". 
Н. Юрьин. 
Содержание заимствовано у Эзопа. На русский язык басня переведена Сумароковым. 
37. Петух и Лиса 
(Le Coq et le Renard) 
На ветке дерева сидел, как часовой, 
Петух лукавый лет почтенных. 
И молвила Лиса, смягчая голос свой: 
"Брат! Из источников я знаю несомненных: 
Мир заключен меж нами навсегда. 
Тебе об этом объявляю 
И от души 
Тебя обнять на радостях желаю. 
Не медли и ко мне спуститься поспеши. 
Сегодня каждый миг мне дорог: 
Ведь сделать я должна миль сорок. 
Итак, боязнь отныне отложи, 
Свершай свои обычные занятья; 
Тебе и всем твоим поможем мы, как братья. 
В честь мира мы зажжем сегодня же огни. 
Приди скорей в мои объятья!" 
"Сестра, - сказал Петух, - ты не могла принесть 
Мне лучшую, желаннейшую весть, 
И от тебя сугубо 
Ее мне слышать любо. 
Но вот борзых я вижу двух, 
Они во весь несутся дух, 
Их верно шлют о мире к нам гонцами; 
Я с дерева сойду сейчас же к ним, 
И вчетвером союз объятьем закрепим". 
"Нет, озабочена я дальними концами,
Лиса промолвила,- мне нынче недосуг: 
В другой раз мы порадуемся, друг". 
Так, в хитрости своей дав маху, 
Во весь опор Лиса пустилась в путь. 
Петух и Лиса 
Петух же про себя ее смеялся страху: 
Обманщика вдвойне приятно обмануть. 
О. Чюмина. 
Содержание заимствовано у Эзопа. 
38. Вороненок 
(Le Corbeau voulant imiter l'Aigle) 
Орел 
Из-под небес на стадо налетел 
И выхватил ягненка, 
А Ворон молодой вблизи на то смотрел. 
Взманило это Вороненка, 
Да только думает он так: "Уж брать, так брать, 
А то и когти что марать! 
Бывают и орлы, как видно, плоховаты. 
Ну, только ль в стаде что ягняты? 
Вот я как захочу 
Да налечу, 
Так царский подлинно кусочек подхвачу!" 
Тут Ворон поднялся над стадом, 
Окинул стадо жадным взглядом: 
Из множества ягнят, баранов и овец 
Высматривал, сличал и выбрал, наконец, 
Барана, да какого? 
Прежирного, прематерого, 
Который доброму б и волку был в подъем. 
Изладясь, на него спустился 
И в шерсть ему, что силы есть, вцепился. 
Тогда-то он узнал, что добычь не по нем. 
Вороненок 
Что хуже и всего, так на баране том 
Тулуп такой был прекосматый, 
Густой, всклокоченный, хохлатый, 
Что из него когтей не вытеребил вон 
Затейник наш крылатый 
И кончил подвиг тем, что сам попал в полон. 
С барана пастухи его чинненько сняли; 
А чтобы он не мог летать, 
Ему все крылья окарнали 
И детям отдали играть. 
Нередко у людей то ж самое бывает, 
Коль мелкий плут 
Большому плуту подражает: 
Что сходит с рук ворам, за то воришек бьют. 
И. Крылов. 
Басни Эзопа, давшие содержание этой басне Лафонтена, были напечатаны в издании "Эзоповых басен" итальянского живописца Вердизотти (1525-1600), со 110 гравюрами с его рисунков. Кроме Крылова, на русский язык басню переводили Сумароков и Хвостов. 
39. Павлин, жалующийся Юноне 
(Le Paon se plaignant a Junon) 
Павлин Юноне говорил: 
"Меня Юпитер одарил 
Противным голосом... В природе 
Он самый худший в птичьем роде... 
Уж я не то, что соловей! 
Простая птица,-а ведь пенье 
Павлин, жалующийся Юноне 
Его приводит в восхищенье 
Весной всех тварей и людей!" 
Юнона в гневе отвечала: 
"О злой завистник! перестань! 
Тебе ль завидовать пристало 
И возносить на небо брань? 
Не ты ли носишь ожерелье 
С роскошной радугой цветов, 
Что так похоже на изделье 
Из ловко собранных шелков? 
Ты только плачешь, забывая 
О том, что твой уж хвост один 
Похож, каменьями играя, 
На ювелирный магазин! 
Скажи-ка мне, какая птица 
С тобой сумела бы сравниться 
Такою массою чудес? 
Нет совершенства в группе птичьей,
Но каждой птице дан удел, 
Особый признак и отличье: 
Орел отважен, горд и смел, 
А сокол легкостью гордится, 
Ворона - вестник всяких бед, 
А ворон нам открыть стремится 
Глубокий мрак грядущих лет; 
И все довольны... Не мешало б, 
Друг, и тебе, забыв мечты, 
Не приносить мне больше жалоб, 
Чтоб не лишиться красоты, 
Которой мной отмечен ты! 
В. Жуков. 
Заимствована у Федра. 
40. Кошка, превращенная в женщину 
(La Chatte metamorphosee en femme) 
Был в старину такой дурак, 
Что в Кошку по уши влюбился; 
Не мог он жить без ней никак: 
С ней вместе ночью спать ложился, 
С одной тарелки с нею ел, 
И, наконец, на ней жениться захотел. 
Он стал Юпитеру молиться с теплой верой, 
Чтоб Кошку для него в девицу превратил. 
Юпитер внял мольбе и чудо сотворил: 
Девицу красную из Машки-Кошки серой! 
Чудак от радости чуть не сошел с ума: 
Ласкает милую, целует, обнимает, 
Как куклу наряжает. 
Без памяти невеста и сама, 
Охотно руку дать и сердце обещает. 
Жених не стар, пригож, богат еще притом, 
Какая разница с котом! 
Скорей к венцу. И вот они уж обвенчались; 
Все гости разошлись, они одни остались. 
Супруг супругу раздевал, 
То пальчики у ней, то шейку целовал; 
Она сама его, краснея, целовала... 
Вдруг вырвалась и побежала... 
Куда же?-Под кровать: увидела там мышь. 
Природной склонности ничем не истребишь. 
Измайлов. 
Содержание заимствовано у Эзопа, у которого превращает кошку в женщину не Юпитер, как у Измайлова, и не Судьба (Destin), как у Лафонтена, а Венера, что более подходит к смыслу басни. 
41. Лев и Осел на охоте. 
(Le Lion et l'Ane en chassant). 
В день именин своих затеял царь зверей 
Охотой позабавиться на славу. 
Понятно, дичь его крупней, 
Чем воробей: 
Оленей, кабанов он загонял в облаву. 
Чтобы удачнее охота та была, 
Лев в помощь взял себе Осла, 
Который, голосом Стентора обладая, 
Загонщиком мог быть, лес ревом оглашая. 
Установив его в засаде меж ветвей, 
Прикрыв кустами от зверей, 
Лев дал ему приказ
Реветь тотчас. 
Лев был уверен: ни единый 
Из всех зверей, услыша рев ослиный, 
Не устоит, 
И в страхе побежит. 
Действительно: едва лишь по лесу раздался 
Ослиный рев, - весь лес заволновался. 
Не зная, что грозит, беды откуда ждать, 
От страха звери заметались, 
В смятеньи бросились бежать 
И в сети Льву попались. 
Осел по глупости успехом возгордился 
И молвил: "Как я отличился!" 
С презрением ему на то ответил Лев: 
"Ты прав, - твой был ужасен рев. 
Я сам бы от него пришел в смущенье, 
Когда бы твоего не знал происхожденья!" 
Лев и Осел на охоте 
Осел обидеться бы мог, 
Хотя осмеян был по праву... 
Но для Осла в обиде нет тревог: 
Осел - животное покладистого нрава. 
Ф. Зарин. 
Содержание заимствовано у Эзопа и у Федра. Стентор-греческий воин при осаде Трои, По Гомеру, его голос был равен пятидесяти обыкновенных человеческих голосов. На русской язык басню перевел Сумароков ("Лев и Осел"). Басня Хемницера "Осел, приглашенный на охоту" совершенно отлична по содержанию от Лафонтеновой. 
42. Эзопово объяснение одного 
завещания 
(Testament explique par Esope) 
Если верить тому, что Эзоп говорил 
(Он умнейшим средь граждан считался, 
И за мудрость у греков оракулом слыл: 
Всяк с советом к нему обращался), 
Вот одна из историй. Ее кто прочтет, 
Занимательной, верно, найдет. 
Один богач имел трех взрослых дочерей, 
Различных по характерам. Кокеткой 
Одна взросла в семье своей, 
Другая - пьяницей, а третья - домоседкой, 
Скупой, расчетливой. Отец, 
О смертном часе помышляя, 
Законам следуя, как истинный делец, 
Духовную составил, оставляя 
Имущество свое трем дочерям 
По равным трем частям; 
Жене ж своей лишь то, что каждая даст дочь, 
Когда своим добром владеть не будет мочь. 
Вот умер он. Все тотчас поспешили 
Узнать, кого и чем он наделил. 
Когда же завещанье вскрыли, 
Неясный смысл его невольно всех смутил. 
Что матери возможно дать, 
Когда своим добром не будешь обладать? 
Что в завещании хотел сказать отец? 
Напрасно думали и мудрый, и глупец. 
Вот судьи собрались, устроили совет 
И головы свои ломали; 
Но как слова ни толковали, 
Все в завещанье смысла нет. 
И, выбившись из сил, 
Совет решил: 
Пусть дочери добро все поровну поделят, 
Кому что нравится; а матери своей 
Пусть каждая из дочерей 
Назначит пенсию иль часть добра отделит. 
Согласно этому решенью, 
Устроили раздел при помощи судей, 
И каждая сестра по своему влеченью 
Взяла одну из трех частей: 
Кокетка дом взяла со всею обстановкой, 
С конюшнею роскошных рысаков; 
Чтоб ежедневно тешиться обновкой, 
Взяла портних, уборщиц, евнухов, 
Все драгоценные убранства. 
А пьяница, для кутежей и пьянства, 
Все принадлежности пиров: 
Буфеты, погреба с вином сортов различных, 
Для кухни и стола прислужников-рабов, 
Служить пирующим привычных. 
А третьей, что была жадна и бережлива, 
Досталися рабы, домашний разный скот, 
Сады и лес, луга и нивы, 
Весь, словом, сельский обиход. 
По нраву каждая свою достала долю, 
Исполнивши отцом завещанную волю. 
В Афинах граждане все жарко восхваляли 
Оценку и дележ; и мудрый, и дурак 
О завещанье толковали, 
Хваля ареопаг. 
Один Эзоп, с насмешкою лукавой, 
Раздел премудрый находил 
Лишенным даже мысли здравой 
И говорил: 
"Когда б покойник ухитрился 
Ожить внезапно, как бы он 
Решенью судей изумился 
И попрекнул бы ваш закон! 
Вы справедливостью гордитесь, 
А завещанья не смогли 
Понять, и даже не стыдитесь, 
Что бедную вдову на голод обрекли!" 
И после этого внушенья, 
Он снова произвел раздел именья. 
И, как покойник завещал, 
Его согласно воли, 
Добро он разделил на равные три доли; 
Но дочерям те доли дал 
Их склонностям вразрез. Кокетке 
Он дал посуду, вина, мед; 
Безделки - домоседке, 
А пьянице - весь сельский обиход. 
Так доли их не стали уж "своими", 
И поделиться ими 
Они охотно с матерью могли. 
Когда ж в замужество пошли, 
То ни одна из них не пожалела 
Все матери отдать... 
Сумел один Эзоп лишь разгадать 
В чем было дело. 
Дивились граждане, что ум его светлей, 
Чем несколько умов разумников судей. 
А. Зарин. 
Басня заимствована у Федра. На русский язык ее переделал Василий Майков ("Эзоп толкует духовную"). 
43. Мельник, Сын его и Осел 
(Le Meunier, son Fils et l'Ane) 
А. М. Д. М. 
В создании искусств есть право старшинства: 
На басню Греция имеет все права. 
Но пусть на поле том колосьев сжато вволю 
Осталось кое-что и сборщикам на долю. 
Ведь область выдумки - пустынный край, и в нем 
Открытья делает писатель с каждым днем, 
Притом же для других - без всякого ущерба. 
Вот случай, узнанный Раканом от Малерба. 
Друзья, творенья чьи их ставят наравне 
С самим Горацием, питомцы Аполлона, 
И нас приведшие к поэзии на лоно, 
Однажды как-то речь вели наедине, 
Делясь заботами и думами. И другу 
Ракан промолвил так: "Подайте мне совет, 
Вы тем окажете большую мне услугу. 
Вы изучили жизнь, для вас, на склоне лет, 
В явлениях ее наверно тайны нет. 
Что сделать мне с собой? Пора принять решенье. 
Имущество мое, талант, происхожденье 
Давно известны вам. Так что же изберу? 
Уеду ль в замок свой? Явлюсь ли ко двору 
Иль в армию вступлю - служить моей отчизне? 
Свои приятности есть в жизни боевой, 
Свои опасности - в семейной нашей жизни. 
Один - я сделал бы немедля выбор свой, 
Но выбираю я не для себя в угоду: 
Хочу я угодить родне, двору, народу". 
"Как?-вымолвил Малерб.- Всем угодить зараз? 
Прошу вас выслушать сначала мой рассказ. 
Я где-то прочитал, но где - не помню даже, 
Что Мельник пожилой, а с ним его Сынок, 
Так лет пятнадцати не больше паренек, 
На ярмарку вели Осла их для продажи. 
Заботясь, чтоб Осел, ведомый издали, 
Не показался бы измученным с дороги, 
Они веревкою ему связали ноги 
И на себе его, как люстру, понесли. 
Прохожий первый же в лицо чистосердечно 
Расхохотался им: "Всех более, конечно, 
Не тот из вас осел, который им слывет... 
Вас прямо в балаган-подобную картину!" 
Смутился Мельник тут, распутал он скотину, 
Поставил на ноги. И что ж? Осел ревет, 
И жалуется он на языке ослином. 
Конечно, Мельник наш и ухом не ведет, 
И к месту ярмарки путь продолжая с Сыном 
Сажает мальчика на серого верхом. 
Но вскоре три купца им встретились грехом, 
И старший закричал: "Долой скорее, малый! 
Не стыдно ли тебе? Старик в его года 
Плетется, как слуга, разбитый и усталый". 
"Что ж! Будь по-вашему, пожалуй, господа!" 
Ответил Мельник им. Остановясь тогда, 
Он влез на серого, а Сын пошел с ним рядом. 
Но тут три девушки окинули их взглядом, 
Промолвив: "Юноша чуть тащится пешком, 
А старый на Осле уселся - бык быком, 
Важней епископа он держится, бездельник!" 
"Ступай своим путем, - сердито крикнул 
Мельник, 
И нечего чесать напрасно языки! 
Я стар и не гожусь поэтому в быки". 
Последовал обмен подобных же приветствий. 
Вину свою признав, и Сына на Осла 
С собой сажает он; но этим новых бедствий 
Не избежал бедняк. Толпа навстречу шла, 
И люди молвили: "Да что они, в уме ли? 
Возможно ли Ослу подобный груз нести? 
Должно быть, старого слугу не пожалели! 
Он под ударами издохнет на пути; 
Продать на ярмарке они желают шкуру!" 
"Ну,-Мельник вымолвил,-возможно только сдуру 
Пытаться угодить, как я, на целый свет! 
Но все же неужель такого средства нет? 
Попробуем еще". На землю сходят оба, 
Осел же налегке, как важная особа, 
Пред ними шествует. Но зубоскал один 
При встрече крикнул им: "Слуга иль господин 
Кто должен уставать? Ужели нынче в моде 
Чтоб вислоухие гуляли на свободе? 
Вы вставьте-ка его скорей в оклад! 
Что обувь-то жалеть? Эй, Николай, назад! 
Поется в песенке, что видеться с Жанетой 
Ты ездил на осле, простись же с модой этой. 
Нигде не видел я подобных трех ослов!" 
И Мельник отвечал: "Себя без лишних слов 
Ослом я признаю; но люди как угодно 
Пусть хвалят и бранят меня поочередно, 
Молчат иль говорят, лишь собственный мой нрав 
Намерен тешить я и действовать свободно". 
Так он и поступил, и был, конечно, прав. 
А вы, мой друг, - останьтесь, уходите, 
Венере, королю иль Марсу вы служите 
Иль заберитесь в глушь провинции родной, 
Обзаведитесь вы аббатством иль женой; 
Но толков никаким вам не избегнуть чудом, 
И пищу вы всегда дадите пересудам. 
О. Чюмина. 
Басня эта находится в сборниках Фаерна (примеч. к басне 24) и Вердизотти (прим. к басне 38), а также у Поджио Браччиолини (Bracciolini, 1380-1459), писавшего на латинском языке; сочинения его в середине XVI века были переведены на французский язык. Инициалы посвящения значат: "Господину де Мокруа"; Франсуа де Мокруа, Реймсский каноник (1619-1708), был близким другом Лафонтена. Рассказ о Мельнике с Сыном и об Осле переведен на русский язык Сумароковым ("Старик с Сыном и Осел"). 
44. Члены тела и Желудок 
(Les Membres et l'Estomac) 
Я должен мой рассказ начать изображеньем 
Величья королей, их счастия и бед. 
Желудок для того послужит мне сравненьем; 
Все Члены чувствуют, доволен он иль нет. 
Раз Члены, утомясь трудиться для Желудка, 
Решили отдохнуть от суетных забот, 
Пожить без всякого труда, как он живет, 
И говорили: "Ну-тка, 
Пускай он воздухом попробует прожить! 
Довольно для него рабами нам служить. 
Ничем не пользуясь, не зная развлеченья, 
Потеем, трудимся мы только для него. 
Попробуем же счастья своего 
И поживем без горя и волненья!" 
Решили так, и вот 
Объявлено Желудку: пусть зовет 
Он слуг других; ему не слуги 
Ни Ноги, ни Спина, ни Руки. 
Работа кончилась, но очень скоро Члены 
Узнали зло от их измены. 
Пустой Желудок, кровь не обновляя, 
Все тело поразил, болезнью ослабляя. 
Исчезла сила Рук и Ног, 
Никто владеть собой не мог. 
Тут все мятежники на деле увидали, 
Что тот, кого они считали 
Лентяем праздным, - тот для них 
Трудился больше их самих. 
С желудком сходны короли: 
Они дают и получают; 
На них работают все граждане земли, 
Из них и пользу извлекают. 
Король дает всем жить, труд честный поощряет. 
Законом огражден, ремесленник живет, 
Чиновник свой оклад исправно получает, 
И барыши купец берет. 
Король достойное достойным воздает 
И всей страною управляет. 
Прекрасно это все Менений рассказал, 
Когда народ, сенатом недовольный, 
На тягость жизни подневольной 
Вдруг возроптал. 
Завидуя могуществу и власти 
Сенаторов, он с яростью вопил: 
"Им весь почет, - нам все напасти, 
Налоги, подати! Мы выбились из сил!" 
И, возмущенный, за стенами 
Сбирался грозными толпами. 
Менений, приравняв бунтующих людей 
К тем Членам, что подняли возмущенье, 
Прекрасной баснею своей 
Смирил народное волненье. 
А. Зарин. 
Из басен Эзопа. Этот рассказ, которым, как известно, воспользовался Менений Агриппа для успокоенья возмутившихся римских граждан, пользовался большой славой и в древности, и в новейшие времена. Его можно найти у Дионисия Галикарнасского, у Тита Ливия, у Рабле, у Шекспира (в "Кориолане") и проч. - Сумароков переделал басню на русский язык под заглавием: "Голова и Члены". 
45. Волчья хитрость 
(Le Loup devenu Berger) 
По нужде Волк постился: 
Собаки стерегли и день, и ночь овец. 
Однако же и Волк был не глупец. 
Вот думал, думал он и ухитрился, 
Да как же?-пастухом, проклятый, нарядился: 
Надел пастуший балахон, 
Накрыл себя пастушьей шляпой, 
И, опершись о посох лапой, 
Подкрался в полдень к стаду он. 
Пастух под тенью спал, собаки тоже спали, 
И овцы все почти закрыв глаза лежали, 
Любую выбрать мог. "А что?-Волк думает.-Когда теперь примуся 
Душить овец, то вряд отсюда уберуся: 
Начнут блеять, а я не унесу и ног; 
Дай лучше отгоню подалее все стадо. 
Постой, да ведь сказать хоть слово дурам надо: 
Я слышал, как пастух с овцами говорил". 
И вот он пастуха как раз передразнил: 
Завыл. 
Поднялся вдруг Барбос; за ним Мурза вскочил: 
Залаяли, бегут. Мой Волк уж прочь от стада, 
Но в амуниции плохая ретирада: 
Запутался он в платье и упал. 
Барбоска вмиг его нагнал, 
Волчья хитрость 
Зубами острыми за шею ухватился, 
Мурза тут подоспел, за горло уцепился; 
Пастух же балахон и шкуру с Волка снял. 
О святках был я в маскараде: 
Гляжу, стоит в кружку какой-то генерал, 
В крестах весь, вытянут, как будто на параде 
И как о Тактике он врал! 
Что ж вышло? это был... капрал. 
Измайлов. 
Басня эта находится в сборнике Вердизотти (см. прим. к басне 38). На русский язык басню переводил также Сумароков ("Волк, ставший Пастухом"). 
46. Лягушки, просящие Царя 
(Les Grenouilles qui demendent un Roi) 
Лягушкам стало не угодно 
Правление народно, 
И показалось им совсем не благородно 
Без службы и на воле жить. 
Чтоб горю пособить, 
То стали у богов Царя они просить. 
Хоть слушать всякий вздор богам бы и не сродно, 
На сей однако ж раз послушал их Зевес: 
Дал им Царя. Летит к ним с шумом Царь с небес, 
И плотно так он треснулся на царство, 
Что ходенем пошло трясинно государство: 
Со всех Лягушки ног 
В испуге пометались, 
Кто как успел, куда кто мог, 
И шепотом Царю по кельям дивовались. 
И подлинно, что Царь на диво был им дан: 
Не суетлив, не вертопрашен, 
Степенен, молчалив и важен; 
Дородством, ростом великан, 
Ну, посмотреть, так это чудо! 
Одно в Царе лишь было худо: 
Царь этот был осиновый чурбан. 
Сначала, чтя его особу превысоку, 
Не смеет подступить из подданных никто: 
Со страхом на него глядят они, и то 
Украдкой, издали, сквозь аир и осоку; 
Но так как в свете чуда нет, 
К которому б не пригляделся свет, 
То и они сперва от страху отдохнули, 
Потом к Царю подползть с преданностью дерзнули: 
Сперва перед Царем ничком; 
А там, кто посмелей, дай сесть к нему бочком: 
Дай попытаться сесть с ним рядом; 
А там, которые еще поудалей, 
К Царю садятся уж и задом. 
Царь терпит все по милости своей. 
Немного погодя, посмотришь, кто захочет, 
Тот на него и вскочит. 
В три дня наскучило с таким Царем житье. 
Лягушки новое челобитье, 
Чтоб им Юпитер в их болотную державу 
Дал подлинно Царя на славу! 
Молитвам теплым их внемля, 
Послал Юпитер к ним на царство Журавля. 
Царь этот не чурбан, совсем иного нрава: 
Не любит баловать народа своего; 
Он виноватых ест: а на суде его 
Нет правых никого; 
Зато уж у него, 
Что завтрак, что обед, что ужин, то расправа. 
На жителей болот 
Приходит черный год. 
Лягушки, просящие царя 
В Лягушках каждый день великий недочет. 
С утра до вечера их Царь по царству ходит 
И всякого, кого ни встретит он, 
Тотчас засудит и - проглотит. 
Вот пуще прежнего и кваканье, и стон, 
Чтоб им Юпитер снова 
Пожаловал Царя иного; 
Что нынешний их Царь глотает их, как мух; 
Что даже им нельзя (как это ни ужасно!) 
Ни носа выставить, ни квакнуть безопасно; 
Что, наконец, их Царь тошнее им засух. 
"Почто ж вы прежде жить счастливо не умели? 
Не мне ль, безумные,- вещал им с неба глас,
Покоя не было от вас? 
Не вы ли о Царе мне уши прошумели? 
Вам дан был Царь? - так тот был слишком тих: 
Вы взбунтовались в вашей луже, 
Другой вам дан - так этот очень лих; 
Живите ж с ним, чтоб не было вам хуже!" 
И. Крылов. 
Содержание заимствовано у Эзопа и Федра. Кроме Крылова, басню переводили В. Майков и Хвостов. 
47. Козел и Лисица 
(Le Renard et le Boue) 
Козел большой, рогатый, 
Преважный с виду, бородатый, 
Но по уму едва ль не брат ослу родной, 
С плутовкою Лисой дорогой шел одной. 
День самый жаркий был; листок не колыхался; 
Козел и Лисица 
Их жажда мучила, а солнце их пекло. 
Шли, шли они, и вдруг колодезь им попался. 
"Смотри-ка, куманёк, вода здесь как стекло! 
Не хочешь ли испить? - Лиса Козла спросила. 
Безмозглый бородач в колодезь мигом скок: 
Колодезь этот был, по счастью, не глубок. 
Лисица, видя то, туда же соскочила, 
И взапуски ну двое пить. 
Лиса, напившися, сказала: "Как нам быть, 
Голубчик куманёк? Идти еще далёко; 
А вылезть вон нельзя - высоко!" 
"Не приложу ума: