1 2 
   
   
Звонки все громче и громче, слышно, как пристают лодки. Старик все чаще
   
спотыкается о стулья, не поспевая к дверям.
   
С т а р и к. Да, да, минуточку... А ты свои подштанники надела? Да, да, да... сию минуточку... терпение... да, да, терпение...
   
С т а р у ш к а. Чьи-чьи? Твои или мои? Простите, простите...
   
С т а р и к. Сюда, прошу, дамы-господа, прошу, я про... извине... щения... проходите... проходите... про... вожу... места... дорогая... не здесь, пожалуйста... осторожнее... вы, моя дорогая?
   
   
Довольно долгое время проходит в молчаливой суете, слышны только звонки, плеск воды. Пик напряженности, когда одновременно открываются и закрываются все двери, громко хлопая. Закрытой остается только главная дверь в глубине. Старики мечутся от одной двери к другой, словно на роликовых коньках. Старик встречает гостей: сопровождая их, делает с ними два-три шага, указывает место и бежит к дверям. Старушка носит стулья, старик со старушкой сталкиваются, но не останавливаются. Потом в глубине сцены старик будет лишь поворачиваться в разные стороны и указывать руками, кому куда идти. Руки двигаются очень быстро. Старуха со стулом в руке, она ставит его, берет, ставит, берет, словно собираясь тоже бегать от двери к двери, но только быстро-быстро вертит головой. Оба старика должны все время держать темп, производя впечатление быстрого движения, и при этом почти не двигаться с места; двигаются руки, корпус, голова, глаза, описывая, возможно, даже небольшие круги. Мало-помалу темп замедляется: звонки становятся тише, двери открываются медленнее, старики двигаются спокойнее. В тот миг, когда двери перестанут хлопать, звонки смолкнут, должно казаться,
   
что сцена полна народу*.
   
   
[*Стульев на сцене должно быть не менее сорока, а то и больше. Подносят их со все нарастающей быстротой, обилие стульев олицетворяет обилие гостей. Темп и быстрота действия требуют, чтобы старушку играла молодая актриса. Так было в Париже (Сцилла Челтон), в Лондоне и Нью-Йорке (Джоан Плаурайт). Вся эта сценка — сложный, почти цирковой номер. В конце его вся сцена загромождена стульями. Благодаря освещению маленькая комнатка стариков должна производить впечатление огромной, похожей на храм. Так было в постановке Жака Моклера (1956) благодаря декорациям Жака Ноэля.
   
Реплики старушки, когда она вторит старику, должны быть то очень громкими, то тихими и жалобными.
   
С прибытием гостей стулья отдельных персонажей не представляют — дама, полковник, прелестница растворяются в толпе. Стулья сами по себе становятся действующими лицами.
   
Особенно настаиваю на следующей рекомендации постановщикам — старушка, молча, задыхаясь, сбиваясь с ног, должна в течение минуты непрерывно подносить стулья. Непрерывно должны звонить звонки. Старик на авансцене должен молча кланяться, как паяц, вертеть головой и делать реверансы, здороваясь с гостями.
   
Мы даже думали ввести вторую Семирамиду, которая появлялась бы только спиной к публике и создавала впечатление ошеломляющей быстроты и вездесущности старушки. Вторая старушка может появиться несколько раз. Ощущение одновременности должно создаваться следующим образом: старушка появляется сразу и справа и слева, где должна появиться и где ее не ждут.]
   
   
Сейчас я найду вам место... потерпите... Семирамида, успокойся...
   
С т а р у ш к а (разводя руками). Стулья кончились, детка. (Тут же она начинает продавать невидимые программки в полном зале с закрытыми дверями.) Программки, программки, кому программки? Покупайте программки!
   
С т а р и к. Спокойствие, дамы-господа! Сейчас до вас дойдет очередь... Всему свое время, всех усадят.
   
С т а р у ш к а. Программки! Кому программки?! Минуточку, сударыня, не могу же я обслуживать всех разом, у меня не тридцать рук, я не корова. Сударь, будьте любезны, передайте программку вашей соседке... благодарю вас, получите сдачу...
   
С т а р и к. Я же сказал вам — всех разместят. Не волнуйтесь. Идите сюда, осторожнее... о, дорогой друг... дорогие друзья...
   
С т а р у ш к а. Программки... рамки... рамки...
   
С т а р и к. Да, мой дорогой, конечно, здесь — продает программки, дурной работы на свете нет... вон она, видите? Ваше место во втором ряду справа... нет, левее... вон там!
   
С т а р у ш к а. Рамки... рамки... программки!..
   
С т а р и к. Что я могу еще для вас сделать? Я и так делаю все что могу! (Другим невидимкам.) Потеснитесь, пожалуйста... вот и местечко, сударыня, оно ваше... подойдите. (Старик поднимается на эстраду, невольно задевая окружающих, проталкивается через толпу.) Дамы-господа, примите почтительнейшие извинения, но сидячих мест больше нет.
   
С т а р у ш к а (из противоположного конца зала от двери № 3, что у окна). Покупайте программки! Кому программки? Шоколад, карамель, леденцы! (Теснимая толпой, старушка разбрасывает программки и конфеты над головами невидимок.) Берите, ловите...
   
С т а р и к (стоит на эстраде, он очень взволнован, его толкают, он спускается вниз, поднимается, спускается, толкая кого-то и от кого-то получая толчки). Простите, тысяча извинений... пожалуйста, будьте осторожнее... (Старика усиленно толкают, и он с трудом удерживает равновесие, цепляясь за чьи-то плечи.)
   
С т а р у ш к а. Кто это? Программки, пожалуйста, программки, шоколад, шоколад...
   
С т а р и к. Дамы и господа, минутку тишины, умоляю вас... одну минуточку... это важно... Кому не хватило стульев, не гудите, как в улье, отойдите в сторонку, не стойте у стенки... вот так... Освободите проходы!..
   
С т а р у ш к а (старику, почти крича). Скажи, что за люди, о душенька! Зачем они сюда пришли?
   
С т а р и к. Дамы и господа, оставшиеся без стульев, для своего удобства и удобства окружающих встаньте, пожалуйста, по стенкам, справа и слева. Вы всё услышите, всё увидите, все места очень удобные!
   
   
   
Толкотня. Старик, увлекаемый толпой, огибает почти всю сцену, задерживается возле скамейки у
   
правого окна, тот же путь, только в обратную сторону, проделывает и старушка и останавливается
   
у скамейки возле левого окна.
   
С т а р и к (в толпе). Не толкайтесь, не толкайтесь.
   
С т а р у ш к а (в толпе). Не толкайтесь, не толкайтесь.
   
С т а р и к (в толпе). Не толкайтесь, не толкайтесь.
   
С т а р у ш к а (в толпе). Не толкайтесь, господа, не толкайтесь.
   
С т а р и к (все еще в толпе). Поспокойнее... потише... спокойствие... ну что же это такое?..
   
С т а р у ш к а (все еще в толпе). Вы же не дикари.
   
   
   
Наконец старики застывают каждый у своего окна, старик слева, возле эстрады, старушка справа.
   
До конца пьесы они останутся на этих местах.
   
С т а р у ш к а (окликает старика). Душенька!.. Что это за господа? Зачем они явились сюда? Где ты? Я тебя не вижу...
   
С т а р и к. Семирамида! Ау!
   
С т а р у ш к а. Я тебя не вижу-у!
   
С т а р и к. Я здесь, возле окна! Слышишь?
   
С т а р у ш к а. Слышу! Слышу! Вокруг столько разговоров... Но я прекрасно различаю твой голос...
   
С т а р и к. А ты где? Где ты, крошка?
   
С т а р у ш к а. Я тоже возле окошка. Душенька, мне страшно, тут столько людей, а это опасно... как бы не потеряться... мы так далеко друг от друга... в наши-то годы... мало ли что, душенька...
   
С т а р и к. Вижу! Вижу! Наконец-то я тебя разглядел. Не беспокойся, скоро мы будем вместе, вокруг меня друзья. (Друзьям.) Очень рад пожать вам по-дружески руку. Да-да, я верю в прогресс, не беспрерывный, но беспредельный...
   
С т а р у ш к а. Понедельник... Погода ужасная. Солнце прекрасное. (В сторону.) И все же мне жутковато. Я-то здесь зачем? (Кричит.) Душенька!
   
   
   
Старики каждый со своего места переговариваются с гостями.
   
С т а р и к. Чтобы избавить человека от эксплуатации, нужны ассигнации, ассигнации и еще раз ассигнации.
   
С т а р у ш к а. Душенька! (Ее осаждают друзья.) Мой муж? Да. Он все и устроил... в-о-о-о-н он... Боюсь, что вам это не удастся... как тут проберешься?.. вон он стоит с друзьями...
   
С т а р и к. Нет, нет... я всегда это говорил... чистой логики нет... чистая логика — это фикция.
   
С т а р у ш к а. Знаете, есть и счастливчики. Завтракают в самолете; обедают в поезде, ужинают на пароходе, а ночью спят в грузовике и едут, едут, едут...
   
С т а р и к. Вы говорите о достоинстве человека? Постараемся, чтобы у него было хотя бы лицо, а достоинство — это позвоночник.
   
С т а р у ш к а. Не поскользнитесь в темноте. (Смеется, разговаривая.)
   
С т а р и к. Ваши соотечественники ждут этого от меня.
   
С т а р у ш к а. Конечно... расскажите мне все.
   
С т а р и к. Я пригласил вас... вам объяснят... индивидуальность, личность — это все та же персона.
   
С т а р у ш к а. Он так надут, он нас надул.
   
С т а р и к. Я не есть я. Я — нечто иное. Некто в ином — вот я.
   
С т а р у ш к а. Дети мои, остерегайтесь друг друга.
   
С т а р и к. Просыпаюсь порой, кругом стоит тишина, полная, словно круг или луна в полнолуние. Совершенная. Но нужна осторожность. Миг — и совершенство полноты потревожено. Вокруг дыры, куда оно утекает.
   
С т а р у ш к а. Призраки, привидения, разные пустяки... Обязанности моего мужа необыкновенно важны и возвышенны...
   
С т а р и к. Простите... я другого мнения... в свой час вы узнаете, что я думаю на этот счет... но не сейчас... Оратор, которого мы все ждем, сообщит вам о нем вместо меня... и о многом другом, что нас так волнует, о чем мы спорим... настанет минута, и... настанет она очень скоро.
   
С т а р у ш к а (своим друзьям). Чем раньше, тем лучше... Ну конечно. (В сторону.) Никак не оставят нас в покое. Поскорее ушли бы, что ли... Где-то там моя душенька?.. Я что-то не разгляжу...
   
С т а р и к. Да не волнуйтесь вы так. Вы услышите мою Весть. Уже скоро.
   
С т а р у ш к а (в сторону). Наконец-то я слышу его голос. (Друзьям.) Моего мужа никогда не понимали, но теперь настал его час.
   
С т а р и к. У меня богатейший опыт. В практических сферах жизни, в философии. Я не эгоист, пусть послужит на благо человечеству.
   
С т а р у ш к а. Ой, вы наступили мне на ногу, а ноги у меня отмороженные.
   
С т а р и к. У меня целая система. (В сторону.) Однако где же оратор? Пора бы ему прийти. (Громко.) Я так настрадался.
   
С т а р у ш к а. Очень мы настрадались. (В сторону.) Где же оратор? Пора бы ему быть на месте.
   
С т а р и к. Много страданий, много познаний.
   
С т а р у ш к а. Много страданий, много познаний.
   
С т а р и к. Вы увидите сами, система моя совершенна.
   
С т а р у ш к а (эхом). Увидите сами, система его совершенна.
   
С т а р и к. Если следовать моим советам...
   
С т а р у ш к а (эхом). Если следовать его советам...
   
С т а р и к. Мир будет спасен!
   
С т а р у ш к а (эхом). Спасем мир, и душа его спасется!..
   
С т а р и к. Истина одна для всех!
   
С т а р у ш к а (эхом). Истина одна для всех.
   
С т а р и к. Повинуйтесь мне!
   
С т а р у ш к а (эхом). Повинуйтесь ему.
   
С т а р и к. Я уверен...
   
С т а р у ш к а (эхом). Он уверен...
   
С т а р и к. Никогда...
   
С т а р у ш к а (эхом). Никогда...
   
   
   
Из-за кулис слышатся гул и фанфары.
   
Что это?
   
   
   
Гул нарастает, парадная дверь широко с шумом распахивается, в проеме — пустота, и вдруг ослепительно
   
яркий свет из проема заливает сцену, и столь же ослепительно вспыхивают окна.
   
С т а р и к. Не смею... не верю... возможно ли? Да! Невероятно... и все же... Да!! Его величество! Император! Сам император!
   
   
   
Ослепительной яркости свет из открытой двери и окон, свет холодный, мертвенный.
   
Гул внезапно смолкает.
   
С т а р у ш к а. Душенька!
   
С т а р и к. Всем встать! Его величество государь император! Меня удостоил сам император! Меня! Семирамида! Ты слышишь?
   
С т а р у ш к а (недоуменно.) Император? Какой император, душенька? (Вдруг понимает.) Ах, государь император! Его императорское величество! (Волнуясь, она без конца приседает.) У нас в гостях... у нас в гостях.
   
С т а р и к (плача). Ваше величество, любимое наше ваше величество, миленькое величественное величество! Какая величественная милость... волшебный сон...
   
С т а р у ш к а (эхом). Волшебный сон... сон...
   
С т а р и к (невидимой толпе). Дамы, господа, встаньте! С нами наш возлюбленный государь, наш император! Ура! Ура! Ура!
   
   
   
Старик становится на скамейку, приподнимается на цыпочки, чтобы лучше разглядеть императора,
   
старушка делает то же самое.
   
С т а р у ш к а. Ура! Ура!
   
   
   
Топот.
   
С т а р и к. Ваше величество! Вот он я! Вы слышите? Да скажите же его величеству, что я здесь! Ваше величество! Ваше величество! Ваш самый преданный и покорный слуга здесь!
   
С т а р у ш к а (эхом). Самый преданный и покорный слуга, ваше величество!
   
С т а р и к. Ваш слуга, ваш раб, пес — гав! гав! гав! — вашего величества!
   
С т а р у ш к а (очень громко). Ав! Ав! Ав!
   
С т а р и к (заламывая руки). Вы видите меня, сир? Взгляните! Я вас вижу, сир! Ваш августейший лик... божественный лоб... Опять не вижу, встали стеной придворные ко мне спиной..
   
С т а р у ш к а. Ной... ной... Ау, ваше величество, мы тут!
   
С т а р и к. Ваше величество! Дамы-господа, да усадите же его вон туда! Видите, ваше величество, я один пекусь о вашем здоровье, я ваш преданнейший слуга!..
   
С т а р у ш к а (эхом). Преданнейший слуга...
   
С т а р и к. Пропустите меня, господа и дамы. Не будьте упрямы, позвольте пройти... вас такое количество... вы заслонили его величество, я хочу ему поклониться, извольте посторониться...
   
С т а р у ш к а. Ницца... Ницца... Ницца...
   
С т а р и к. Потеснитесь, позвольте пройти... (Безнадежно.) Неужели никак не подойти?..
   
С т а р у ш к а (эхом). Уйти... уйти...
   
С т а р и к. Сердцем, всем своим существом я у его августейших ног, придворные окружили его, они хотят помешать мне... Они боятся... о!.. я понимаю, я все понимаю... Придворные интриги... мне ли не знать их... Меня хотят оттеснить от нашего императорскою величества.
   
С т а р у ш к а. Успокойся, душенька... Его величество видит тебя, оно на тебя смотрит... Его императорское величество подмигнуло мне, оно за нас, его величество.
   
С т а р и к. Посадите императора на лучшее место... возле эстрады... Он должен услышать из уст оратора Весть!..
   
С т а р у ш к а (привстает на скамейке на цыпочки и тянет шею, стараясь все разглядеть). Ну наконец-то позаботились об императоре.
   
С т а р и к. Слава богу! (Императору.) Сир, доверьтесь. Возле вас — друг, он — мой представитель. (Стоя на цыпочках на скамейке.) Дамы, господа, барышни, милые детки, умоляю...
   
С т а р у ш к а (эхом). Ляю, яю...
   
С т а р и к. Я хотел бы видеть... да раздвиньтесь же... видеть небесный взор, благородный лик, корону, ореол его величества... Сир, снизойдите повернуть ваше сияющее лицо в мою сторону, к вашему нижайшему слуге, нижайшему... Увидел! Увидел...
   
С т а р у ш к а (эхом). Дел.. ел...
   
С т а р и к. Я на верху блаженства... Нет слов, чтобы выразить безмерность моей благодарности. Ваше императорское величество! Солнце!.. В доме, где я маршал... но на служебной лестнице, то есть я хотел сказать, на лестничной службе, то есть на лестничных маршах... я маршал...
   
С т а р у ш к а (эхом). Да, маршал...
   
С т а р и к. Я горд... горд и смиренен... всю жизнь провел на коленях... маршал вправе быть на марше, а придворный при дворе, свой двор я мел исправно... ваше величество... сир, я бы вас попросил... и у меня могло бы... но в жизни так много злобы... если б я знал, умел, посмел, не осиротел... если бы вы мне... Сир, вы меня простите...
   
С т а р у ш к а. К государю — в третьем лице!
   
С т а р и к (плаксиво). Ваше императорское величество должно меня извинить. Вы пришли... нас дома могло не быть... надеяться мы не могли... Господи! Сколько же я выстрадал!..
   
С т а р у ш к а (эхом, со слезами). Рыдал... рыдал... рыдал...
   
С т а р и к. Я много перестрадал... я мог добиться многого, надейся на вашу подмогу я... но я был один как перст... и если б не вы, мне смерть. Сир, вы — последний оплот...
   
С т а р у ш к а (эхом). Плот... пилот... пирог...
   
С т а р и к. Друзья мне помогали и... погибали. Небо карало всех, кто верил в мой успех!
   
С т а р у ш к а (эхом). Смех... смех... смех...
   
С т а р и к. Ненавидеть меня было просто, полюбить — невозможно.
   
С т а р у ш к а. А вот это неправда, душенька. Я всегда любила тебя и люблю, я была всегда тебе мамочкой!
   
С т а р и к. Враги мои пировали, друзья меня предавали.
   
С т а р у ш к а (эхом). Давали... давили... язвили...
   
С т а р и к. Мне чинили зло, изгоняли, преследовали. Я взывал к справедливости, но оправдывали всегда моих врагов. Я пытался мстить, но не мог... мне становилось жаль всех... я не умел топтать людей ногами... я был слишком добр...
   
С т а р у ш к а (эхом). Добр... бобр... добр... бобр...
   
С т а р и к. Я сострадал...
   
С т а р у ш к а (эхом). Страдал... страдал...
   
С т а р и к. Но они не знали жалости, я колол иголкой, меня били дубинкой, всаживали нож, пулю, ломали кости...
   
С т а р у ш к а (эхом). Гости... гости... гости...
   
С т а р и к. Меня выселяли, гнали, обирали, убивали... о-о, жалкий коллекционер несчастий, громоотвод катастроф...
   
С т а р у ш к а (эхом). Дроф... дроф... дроф...
   
С т а р и к. Я хотел отвлечься, ваше величество, увлекся спортом... горным... мне подставили ножку, я сломал руку... хотел взобраться повыше, дали по шее... решил совершать круизы — не дали визы... хотел перейти на другой берег, разобрали мост...
   
С т а р у ш к а (эхом). Разобрали мост...
   
С т а р и к. Хотел перевалить через Пиренеи, а их развалили!
   
С т а р у ш к а (эхом). Где теперь Пиренеи? А разве не мог он быть, как все люди,— главным редактором, главным доктором, главным кондуктором, репродуктором, рупором, ритором?..
   
С т а р и к. Меня никто не замечал. Ни разу в жизни мне не прислали пригласительного билета... я не видел балета... А я, вы послушайте меня, ваше величество... я могу спасти человечество, которое так искалечено. Поверьте, ваше величество, я покончил бы со всеми увечьями, что так мучают нас в последнюю четверть века, мне бы только осуществить мою Миссию, я еще не отчаялся всех спасти, пробил час, моя система... вся беда, что я говорю так нескладно...
   
С т а р у ш к а (над невидимыми головами). Вот придет оратор, он все скажет, не волнуйся, моя радость. Его императорское величество здесь, оно услышит твою Весть, фортуна на твоей стороне, все к лучшему, все пошло на лад...
   
С т а р и к. Ваше величество простит меня... у вас в приемной всегда толкотня. А я всех ниже в вашем Париже... Дамы и господа, раздвиньтесь капельку, хочу припасть к императорской туфельке, увидеть бриллианты, банты, корону... Государь осчастливил вас из-за моей персоны... Какая немыслимая награда! Ваше величество, я привстал на цыпочки не из гордости, а только чтоб лицезреть вас... припасть к ногам и лобзать прах...
   
С т а р у ш к а (со слезами). К ногам, к коленкам, кончикам пальчиков...
   
С т а р и к. Я перенес чесотку. Начальник требовал, чтобы ублажал сынка-сосунка и кобылу-красотку. Меня выперли, дали под зад коленкой, но какое это имеет значение... если... сир... ваше императорское величество... взгляните... вот он я...
   
С т а р у ш к а (эхом). Я... я... я...
   
С т а р и к. Если ваше императорское величество здесь... Если ваше величество император услышит мое кредо... мой оратор, рупор, он, однако, заставляет ждать его императорское величество...
   
С т а р у ш к а. Пусть его величество простит его благосклонно, рупор придет с минуты на минуту, он уже звонил по телефону...
   
С т а р и к. Его императорское величество — сама доброта. Он не уйдет не выслушав, не услышав...
   
С т а р у ш к а (эхом). Слышал, слышал, слышал...
   
С т а р и к. Оратор провозгласит все вместо меня, сам я не умею говорить... нет таланта... у него все бумаги, все документы...
   
С т а р у ш к а. Наберитесь терпения, сир, умоляю... он сейчас придет.
   
С т а р и к (развлекая императора). Видите ли, государь, прозрение посетило меня давным-давно... Стукнуло сорок лет, и вот оно... я рассказываю и для вас, господа и дамы... Как-то вечером, поужинав с мамой, прежде чем отправиться в кровать, я пошел папочку поцеловать, забрался к нему на колени... был я усатей тюленя, гораздо, гораздо усатее и грудь была волосатее, на висках у меня седина, а папина голова черна, как смоль... были у нас тогда гости, сидели играли в кости, и вдруг как все засмеются...
   
С т а р у ш к а (эхом). Змеюки... змеюки... змеюки...
   
С т а р и к. Я спросил, что же тут смешного — мальчик-паинька обожает своего папеньку? Мне ответили: пай-мальчики в полночь не ложатся спать. А раз вы еще не бай-бай, значит, не мальчик-пай. Я бы им ни за что не поверил, но они мне «вы» говорили...
   
С т а р у ш к а (эхом). Вы...
   
С т а р и к. А не «ты».
   
С т а р у ш к а (эхом). Ты...
   
С т а р и к. Но я сказал: раз не женат, значит, мал. А они взяли меня женили, доказали, что я большой... К счастью, жена стала мне отцом, матерью и женой.
   
С т а р у ш к а. Оратор придет, ваше величество...
   
С т а р и к. Оратор сейчас придет.
   
С т а р у ш к а. Придет.
   
С т а р и к. Придет.
   
С т а р у ш к а. Придет.
   
С т а р и к. Придет.
   
С т а р у ш к а. Придет.
   
С т а р и к. Придет, придет.
   
С т а р у ш к а. Придет, придет.
   
С т а р и к. Он идет.
   
С т а р у ш к а. Он пришел.
   
С т а р и к. Пришел.
   
С т а р у ш к а. Пришел, он здесь.
   
С т а р и к. Он пришел, он здесь.
   
С т а р у ш к а. Он пришел, он здесь.
   
С т а р у ш к а с о С т а р и к о м. Здесь...
   
С т а р у ш к а. Вот он!
   
   
   
Тишина, ни малейшего движения. Застыв, оба старика смотрят на дверь № 5; неподвижная сцена длится довольно долго,
   
примерно с полминуты; затем дверь начинает медленно, очень медленно приоткрываться; когда она бесшумно распахивается
   
до конца, возникает оратор — реальный персонаж, похожий на художника или поэта ХIХ века: широкополая черная шляпа,
   
лавальера, плащ, усы, бородка, выражение лица весьма самодовольное; если невидимки должны производить впечатление
   
реального присутствия, то оратор должен казаться нереальным; он пройдет вдоль правой стены мягким шагом к закрытой
   
главной двери, не повернув головы ни направо, ни налево, пройдет мимо старушки, даже не заметив ее, а она тронет его
   
тихонечко за рукав, словно желая убедиться, что он существует, и тут старик скажет.
   
С т а р и к. Вот он!
   
С т а р у ш к а (не отрывая взгляда от оратора). Да, это он, он есть на самом деле.
   
С т а р и к (тоже следя глазами за оратором). Да-да, он есть, он — это он, он не видение.
   
С т а р у ш к а. Не привидение, а провидение.
   
   
   
Старик скрещивает руки на груди, поднимает глаза к небу, на лице его безмолвное ликование. Оратор
   
снимает шляпу, молча кланяется, потом приветствует мушкетерским поклоном, метя пол шляпой,
   
императора, при этом действует он как заводная кукла.
   
С т а р и к. Ваше величество... позвольте представить... мой оратор...
   
С т а р у ш к а. Ритор... ротор...
   
   
   
Оратор надевает шляпу, поднимается на эстраду, оглядывает сверху невидимую публику,
   
стулья и застывает в торжественной позе.
   
С т а р и к (невидимой публике). Можете попросить у него автограф.
   
   
   
Автоматически, молча, оратор раздает автографы. Старик в это время стоит закатив глаза
   
и молитвенно сложив руки; восторженно.
   
Никому из смертных не дождаться большего.
   
С т а р у ш к а (эхом). Никому из смертных не дождаться большего.
   
С т а р и к (невидимой толпе). А теперь, с позволения его императорского величества, я обращаюсь к уважаемой публике — дамы и господа, барышни, дети, господин президент республики, дорогие собратья, соратники и соотечественники.
   
С т а р у ш к а. Милые ребятки-ки хи-хи...
   
С т а р и к. Обращаюсь ко всем без различия возраста, пола, гражданского состояния, общественного и имущественного положения и благодарю всех от всего сердца.
   
С т а р у ш к а. Благодарю... дарю...
   
С т а р и к. Благодарю и оратора... благодарю вас всех от всего сердца за то, что откликнулись и пришли... тише, господа...
   
С т а р у ш к а (эхом). Ш-ш-ш...
   
С т а р и к. Я благодарю всех, кто способствовал сегодняшнему мероприятию, организаторов...
   
С т а р у ш к а. Браво!
   
   
   
Все это время оратор с важным видом стоит, застыв, на эстраде; двигается только его рука,
   
механически расписываясь.
   
С т а р и к. Домовладельца, архитектора, каменщиков, которые соблаговолили возвести эти стены!
   
С т а р у ш к а (эхом). Стены...
   
С т а р и к. Всех, кто заложил основы... Потише, дамы и господа...
   
С т а р у ш к а (эхом). Мы и господа...
   
С т а р и к. Я не забыл и горячо благодарю столяров, которые сделали для нас стулья, искусных мастеров...
   
С т а р у ш к а (эхом). Дров...
   
С т а р и к. Которые изготовили кресло, так мягко покоящее императора, не расслабляя при этом ясной твердости ума... Благодарю техников, механиков, керамистов...
   
С т а р у ш к а (эхом). Богемистов...
   
С т а р и к. Бумажников, картонажников, издателей, бездельников, корректоров, редакторов, которым мы обязаны столь изящными программками, я приношу свою искреннюю благодарность солидарности всех людей. Спасибо отечеству, спасибо государству! (Старик поворачивается к императору.) Мудрому кормчему могучего корабля! Спасибо тебе, билетерша!..
   
С т а р у ш к а (эхом). Билетерша... хорошая...
   
С т а р и к (указывает на старушку). Подательница шоколада и программок!
   
С т а р у ш к а (эхом). Граммов... граммов...
   
С т а р и к. Моя супруга, спутница... Семирамида!
   
С т а р у ш к а (эхом). Пурга... распутица... Аида. (В сторону.) Детка моя ненаглядная, всегда обо мне вспомнит.
   
С т а р и к. Спасибо всем, кто оказывал мне помощь, материальную или моральную, ценную и бесценную, своевременную и своекорыстную, способствуя успеху сегодняшнего празднества! Спасибо, возлюбленный наш государь император!
   
С т а р у ш к а (эхом). Сударь... пираты...
   
С т а р и к (в полнейшей тишине). Прошу тишины! Ваше величество!
   
С т а р у ш к а (эхом). Качество... ситчика...
   
С т а р и к. Государь, моей жене и мне — нечего желать, мы довольны вполне. Сегодняшний апофеоз — достойный венец нашей жизни. Мы благодарны судьбе за долгую череду мирных лет, ниспосланных нам небом. Жизнь прожита не зря, миссия осуществилась, человечество услышит Весть о спасении! (Старик указывает на оратора, который, не замечая этого, исполненным достоинства жестом отстраняет тянущихся к нему за автографом). Человечество, вернее, те частицы, которые уцелели. (Указывает на публику.) Вы, дамы и господа, вы, возлюбленные друзья, вы — драгоценные крупицы, благодаря которым может еще завариться недурная кашица! Оратор, дорогой друг!
   
   
   
Оратор смотрит в другую сторону.
   
И если я столь долго жил в безвестности, и современники мои пренебрегали вестником, значит, был в этом свой известный смысл.
   
   
   
Старушка всхлипывает.
   
Но сегодня это уже не имеет значения, сегодня я предоставляю тебе, друг оратор,
   
   
   
Оратор отстраняет еще одного любителя автографов и холодно смотрит в зал.
   
озарить города и веси светом моей Вести!.. Передай Вселенной мою систему. Не обходи подробности, странности, выпуклости и вогнутости прожитой жизни, расскажи о моих слабостях, смешном пристрастии к сладостям... расскажи все... не забудь о моей Семирамиде.
   
   
   
Старушка всхлипывает.
   
...Расскажи, как чудесны ее бифштексы, тают во рту ее торты, радуют душу рагу и маринованные огурчики... расскажи о Берри, моей родине... Я надеюсь на тебя, красноречивый оратор... я же со своей верной подругой после долгих трудов во имя прогресса и человечества, которым служил верой и правдой, исчезну, принеся самую великую жертву — бессмысленную и исполненную высокого смысла.
   
С т а р у ш к а (рыдая). Да, принесем ее, увенчанные славой... Умрем и станем легендой... Именем улицы...
   
С т а р и к (старушке). Верная моя подруга! Ты верила в меня неизменно и преданно целый долгий век, мы никогда не разлучались с тобой, никогда, но сейчас, в час нашей славы, безжалостная толпа разлучила нас...
   
А мне бы очень хотелось,
   
очень, очень хотелось,
   
чтобы кости наши смешались,
   
чтобы кожа одна укрыла
   
тленье нашей
   
усталой плоти
   
и червей мы одних кормили,
   
истлевая в одной могиле...
   
С т а р у ш к а (эхом). Истлевая в одной могиле...
   
С т а р и к. Не исполниться этой мечте!
   
С т а р у ш к а. Не исполниться этой мечте!
   
С т а р и к. Вдалеке друг от друга разбухнут в воде наши трупы... но не будем жалеть себя...
   
С т а р у ш к а. Сделаем то, что дoлжно.
   
С т а р и к. Нас не забудут. Царь небесный сохранит о нас вечную память.
   
С т а р у ш к а. Вечную память.
   
С т а р у ш к а. От нас останется след, мы личности, а не города-уроды.
   
С т а р и к и с т а р у ш к а (хором). Мы станем улицей!..
   
С т а р и к. Соединимся же в вечности, если нас разъединяет пространство. И как были мы вместе во всех наших бедах, так вместе и умрем. (Оратору, бесстрастному, невозмутимому, неподвижному.) В последний раз... я тебе доверяю, я на тебя положился, я на тебя надеюсь, ты выскажешь все... Довершишь дело моей жизни... Простите, сир... Прощайте все!.. Семирамида! Прощай!
   
С т а р у ш к а. Прощайте все! Прощай, моя душенька!
   
С т а р и к. Да здравствует император!
   
   
   
Он осыпает императора конфетти и серпантином. Звуки фанфар, яркая вспышка света, словно начался салют.
   
С т а р у ш к а. Да здравствует император!
   
   
   
Оба разбрасывают конфетти и серпантин, сперва на императора, потом на оратора, потом на пустые стулья.
   
С т а р и к (бросая). Да здравствует император!
   
С т а р у ш к а (бросая). Да здравствует император!
   
   
   
Старики с криком «Да здравствует император!» прыгают каждый в свое окно. Тишина. Два вскрика, два всплеска.
   
Яркий свет, льющийся в окна и большую дверь, меркнет, тускнеет; слабо освещенная, как вначале, сцена, черные
   
окна раскрыты, занавески полощутся на ветру. Оратор, неподвижно и бесстрастно наблюдавший двойное самоубийство,
   
наконец-то собирается заговорить: обращаясь к пустым стульям, он дает понять, что он глухонемой, размахивает руками,
   
тщетно стараясь быть понятым, затем начинает мычать: У-У-ГУ-НГЫ-МГЫ-НГЫ... Бессильно опускает руки, но вдруг лицо
   
его светлеет, он поворачивается к доске, берет мел и пишет большими буквами: ДРРЩЩЛЫМ... ПРДРБР. Поворачивается
   
к публике и тычет в написанное.
   
О р а т о р. Мгнм... нмнм... гм... ыгм...
   
   
   
Рассердившись, резким движением он стирает с доски написанное и пишет заново: КРР ГРР НЫРГ. Поворачивается
   
к залу, улыбается, словно не сомневается, что его поняли и он что-то сумел объяснить, указывает, обращаясь к
   
пустым стульям, на надпись и, довольный собой, застывает в неподвижности, затем, не видя ожидаемой реакции,
   
перестает улыбаться, мрачнеет, ждет, вдруг недовольно и резко кланяется, спускается с эстрады и направляется
   
к главной двери в глубине, завершая свое призрачное появление: прежде чем выйти, он еще раз церемонно
   
раскланивается перед стульями и императором. Сцена остается пустой со стульями, эстрадой, паркетом, засыпанными
   
конфетти и серпантином. Дверь в глубине широко распахнута в черноту. Впервые слышатся человеческие голоса,
   
гул невидимой толпы: смех, шепот, «тсс», ироническое покашливание, поначалу потихоньку, потом громче, потом
   
опять стихая. Все это должно длиться довольно долго, чтобы реальная публика, расходясь, унесла с собой это
   
впечатление. Занавес опускается очень медленно.