1 2 
Сочувствие сзывает к скорби нашей! 
Покойницу убрали и сейчас 
Ее несут в могилу. Чтя обычай, 
Последнее скажите ей "прости" 
610 Перед ее последнею дорогой. 
Хор молча кланяется. Пауза. 
Корифей 
(к Адмету) 
Но посмотри - дрожащею стопой 
Сюда отец спешит твой. Следом свита 
Убор несет, усладу мертвецов. 
ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ 
Ферет в сопровождении небольшой траурной свиты и сам в глубоком трауре и выбритый приходит с домашней стороны. Слуги несут благовония, белую тонкую фату и ожерелье. Адмет выжидает молча, не кланяясь и не делая ни шага 
навстречу. 
Ферет 
Делить печаль твою, дитя, пришел я. 
Покойница - возможны ль споры тут? 
Была женой примерной, ты супруги 
Лишился целомудренной. Увы, 
Рабам судьбы не сбить упорством ига... 
Прими убор 
Рабы подносят Адмету дары по знаку Ферета. Адмет стоит, молча опустив руки. 
вот этот - пусть идет 
С усопшей в могилу. Как же праха 
Той не почтить, которая твою 
620 Ценою дней своих нам жизнь купила, 
Дитя мое, которая дала 
Остаток дней и мне прожить спокойно 
В сознании, что я - отец? Средь жен 
Славнейшее она оставит имя... 
Адмет знаком отклоняет дары. В это время из ворот показывается процессия с высоко поднятыми носилками, где лежит мертвая Алькеста. Слышатся рыдания. Хоревты и слуги простирают руки навстречу Алькесте, Ферет делает несколько шагов по направлению навстречу телу, но по знаку Адмета слуги ставят тело 
Алькесты в отдалении от старика. 
Ферет 
(издали обращаясь к телу) 
О спасшая Адмета и его 
Родителей подъявшая из праха, 
Привет тебе! Да благо снизойдет 
На дивную в Аидовом чертоге. 
 (Склоняется глубоко и рукою касается земли; потом, поднявшись, к хору.) 
Сокровище - в подобных: на иной, 
Поверьте мне, не стоит и жениться... 
Адмет 
(заступая тело Алькесты) 
Незваный гость на скорбном торжестве, 
630 Среди друзей считать тебя не смею, 
Возьми назад убор свой. Никогда 
С покойницей он не сойдет в могилу. 
С сочувствием ты опоздал. Когда 
Над головой висела смерть моею, 
Ты не пришел, старик, ты пожалел 
Остатком дней пожертвовать. 
Зачем же 
Над юностью, загубленной тобою, 
Теперь приходишь плакать? Обличен 
Перед людьми достаточно, едва ли 
Ты даже был моим отцом, старик {*}. 
{* Едва ль и та, что матерью слывет, 
Родами похваляясь, в самом деле 
Мне мать; дитя рабыни назвала 
Своим она и приняла на лоно.} 
640 О, средь мужей запятнан ты навеки 
Бездушием отныне. Осушить 
Свой кубок и жалеть последней капли, 
Чтобы спасти родного сына... Да, 
Вы с матерью дозволили спокойно 
Чужой жене вас заменить. Так пусть 
Отца и мать в ней хороню сегодня. 
Пауза. 
650 Твой век так мал уж был. Какой бы мог 
Ты совершить своею жертвой подвиг, 
Приобрести какую славу... 
Здесь 
Ты испытал все счастье человека: 
От молодых ногтей ты был царем, 
Наследника имел ты. За тобою 
Все не пошло бы прахом. Не дерзнешь 
Ты утверждать, конечно, чтобы старость 
Я оскорблял твою, что не был я 
660 Почтителен. О, за мои заботы 
Вы с матерью мне заплатили щедро... 
Поторопись, пожалуйста, родить 
Еще детей, старик, не то кто будет 
Тебя кормить и, если наконец 
Умрешь, твой труп кто уберет, кто вынос 
Устроит твой? Не я же, не Адмет... 
Он для тебя давно в земле. И если 
Еще он видит солнце, то кормильцем 
И сыном быть обязан не тебе... 
О, старики так часто смерти просят, 
670 А стоит ей приблизиться - никто 
Уж умирать не хочет. Старость тотчас 
Становится отрадною для них. 
Корифей 
Ну, будет же. Как будто мало горя 
Того, что есть, - не раздражай отца! 
Ферет 
(после некоторого промедления, когда он, по-видимому, борется сам с 
охватившим его волнением) 
Но что за тон, мой сын! Себе лидийца 
Иль ты раба фригийского купил? 
Советую припомнить: фессалиец, 
Свободный сын свободного отца 
Перед тобой. Слова ж твои ребячьи 
680 Меня задеть не могут. Я родил 
И воспитал тебя, чтоб дом отцовский 
Тебе отдать, а вовсе не затем, 
Чтоб выкупать тебя у смерти жизнью. 
Обычая между отцовских я 
Такого не припомню и как эллин 
Всегда считал, что, счастлив кто иль нет, 
Таков удел его. 
Мой долг исполнен: 
Над многими ты царь, твои поля 
Умножились. Отцовское оставлю 
Я полностью Адмету. Чем, скажи, 
Обижен ты? Чего лишил тебя я? 
Просил ли я, чтоб ты заменой был 
Мне в доме том бессолнечном? Нимало. 
И ты меня о том же не проси. 
690 Сам любишь жизнь ты, кажется. В отце 
Зачем признать любви не хочешь той же? 
Пауза. 
А право, как подумаешь, что век 
В земле лежать, так этот промежуток 
Короткий здесь еще дороже станет... 
Тебя ль учить мне, впрочем? За него 
В борьбе с судьбой Адмет, ожесточившись, 
Не пощадил жены... Но как же он 
Клянет мою, своей не видя, трусость, 
Во цвете лет женою побежден. 
Придумано отлично... хоть и вовсе 
Не умирай, сменяя верных жен... 
700 И у тебя других хватает духа 
За то, в чем сам виновен, упрекать. 
Молчи, дитя: жизнелюбивы все мы... 
На брань твою - вот строгий мой ответ. 
Корифей 
Отец и сын, вы перешли границу. 
Но перестань, старик, его бранить. 
Адмет 
Пусть говорит; отвечу я: коль правдой 
710 Затронут он, зачем топтал ее? 
Ферет 
Я б растоптал ее, коль точно б жизнью 
Своей купил тебе я жизнь, Адмет. 
Адмет 
Смерть старика и юноши равны ли? 
Ферет 
Жить всем нам раз приходится, не дважды. 
Адмет 
Переживи ж хоть Зевса, коли так... 
Ферет 
Но клясть отца за что же, не пойму я. 
Адмет 
В тебе желанье жизни - это все. 
Ферет 
(указывая на носилки, строго) 
А там кого ж Алькеста заменила? 
Адмет 
Ты видишь там свою вину, старик. 
Ферет 
Иль за меня ее хоронят, скажешь? 
Адмет 
Увы! Увы! 
(в сторону) 
Когда б нужда ему во мне пришла. 
Ферет 
720 Почаще жен меняй, целее будешь. 
Адмет 
Тебе ж стыдней. Зачем себя щадил? 
Ферет 
О, этот факел бога так прекрасен. 
Адмет 
И это муж? Позор среди мужей... 
Ферет 
Ты в гроб меня насмешкой не уложишь. 
Адмет 
Но славы смерть тебе не принесет. 
Ферет 
До мертвого бесславье не доходит. 
Адмет 
Такой старик... И хоть бы тень стыда... 
Ферет 
(указывая на труп Алькесты) 
Вот в этой был и стыд, да без рассудка. 
Адмет 
Уйди, молю. Дай схоронить ее. 
Ферет 
730 Не задержусь. А ты, женоубийца, 
Алькестиной поплатишься семье: 
Среди мужей Акаста хоть не числи, 
Коль за сестру тебе не отомстит. 
(Уходит со свитой и дарами.) 
ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ 
Без Ферета и свиты. 
Адмет 
(вослед уходящему) 
Проклятье вам - тебе и сень с тобою 
Делящей; пусть при сыне вы живом 
Бездетными на старости слывете. 
А мой чертог - отныне вам закрыт. 
И если б чрез глашатаев пришлось мне 
Порвать навек с отцовским очагом, 
Не откажусь. Но горе нас торопит. 
740 Почившую святить огнем пора. 
Тело поднимают. Плач. 
Корифей 
Преступная дерзость. Увы! 
А ты, между жен благородных 
О лучшая, ныне прости нам, 
Да благ тебе будет Гермес 
И мрачный Аид, а если 
Там добрым бывает награда, 
Ты с дивной Аида воссядешь, 
Дары разделяя, невестой. 
 Шествие медленно удаляется. Хор сопровождает гроб, покидая орхестру. Адмет 
идет за гробом понурившись. 
ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ 
Раб 
(из дому, из боковой двери) 
Гостей видал я многих. Приходили 
Из разных стран к Адмету и за стол 
За пировой садились. Но такого 
750 Мне не пришлось еще у очага 
Сажать... Царя он в трауре находит 
И все-таки идет в его чертог. 
Мы подали что есть: другой бы, скромный, 
Уважив горе, голод утолил 
Поставленным на стол... А этот просто 
Нас загонял... Ну, кончился обед 
Берет он кубок емкий: чистым даром 
Земли его он наполняет черной 
И пьет, пока огонь вина по жилам 
Не побежал. Он миртовой потом 
Там голову себе венчает веткой, 
760 Сбираясь петь. То был какой-то лай... 
И странно так мешались звуки: горя 
Адметова чуждаясь, песню гость 
Выкрикивал, мы ж, челядинцы, выли 
По госпоже, не смея пришлецу 
Глаз показать заплаканных - то воля 
Адметова была. И вот теперь 
Какого-то проныру, вора, плута, 
Грабителя, быть может, угощать 
Я должен, не почтив царицы мертвой 
Ни плачем, ни руки благословеньем. 
(Плачет.) 
770 Ведь мать была покойная рабам 
И сколько раз от тягостного гнева 
Спасала нас Адметова. Ну что ж? 
Иль я не прав, что этот гость не в пору? 
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ 
Слуга и Геракл, увенчанный миртом, с горящими глазами, без оружия. 
Геракл 
Ты! Что глядишь угрюмо, что тебя 
Заботит, раб? Когда гостям ты служишь, 
Печальным их лицом ты не смущай, 
Приветлив будь. Перед тобой товарищ 
Хозяина, а ты надул лицо, 
Нахмурился - беда чужая мучит... 
Щи сюда, учись, умнее будешь: 
780 Ты знаешь ли, в чем наша жизнь? 
Поди, 
Не знаешь, раб? Да и никто не знает, 
Жив будет ли наутро. Нам судьба 
Путей не открывает: ни наукой, 
Ни хитростью ее не купишь тайн. 
Сообрази ж и веселись. За кубком 
790 Хоть день, да твой, а завтра, чье-то завтра? 
Ты из богов почти особо, друг, 
Сладчайшую для смертного, Киприду. 
И - в сторону все прочее! Моим 
Словам, коль прав тебе кажусь я, следуй. 
А, кажется, я прав... 
Пойдем со мной, 
(хлопает его по плечу) 
Венками мы украсимся, и живо 
От мрачных дум веселый плеск вина 
О кубка борт тебя, поверь, отчалит. 
800 Спесивому ж да хмурому, коль суд 
Ты примешь мой, не жизнь, а только мука. 
Слуга 
Все это нам известно. Но теперь 
Не до вина и не до смеху в доме. 
Геракл 
Но умерла чужая ведь. Чего ж 
Вам горевать, когда свои-то целы? 
Слуга 
Кто цел? Беду-то нашу ты забыл? 
Геракл 
Скажи: не знал, коли Адмету верить... 
Слуга 
К гостям-то он не в меру добр, Адмет. 
Геракл 
810 Из-за чужих же мертвых нам не плакать! 
Слуга 
Чужих? Уж то-то очень не чужих. 
Геракл 
Он от меня не скрыл беды, надеюсь? 
Слуга 
Иди, пируй. Господ мы делим горе. 
Геракл 
Иль речь идет не о чужой беде? 
Слуга 
Когда бы так, ужли б я стал сердиться? 
Геракл 
Иль надо мной хозяин подшутил? 
Слуга 
817 В печальный дом ты б не вошел, пожалуй {*}. 
{* Стихи 818-819: 
Слуга 
Не вовремя пришел ты к нам. Над домом 
Нависло горе. Ты ведь видишь? В черном 
Мы все, остригли кудри...} 
Пауза. 
Геракл 
820 Старик отец иль из детей кто умер? 
Слуга 
Адметова жена скончалась, гость. 
Минута молчания. 
Геракл 
Что говоришь? Я пировал у мертвой? 
Слуга 
Дверь от тебя стыдился он закрыть. 
Геракл 
Проклятие! Такой жены лишиться... 
Слуга 
Всех нас она сгубила в доме, всех. 
Геракл 
В глазах его, конечно, были слезы: 
Печаль лица и стрижки он не скрыл... 
Но объяснил, что в землю опускают 
Чужого человека. И, прогнав 
Сомнения, в распахнутые двери 
830 Вошедши, пил под кровом друга я, 
Пока он здесь стонал. И до сих пор я 
В венке... И ты виновен в этом, раб! 
(Срывает и ломает миртовую ветвь.) 
Зачем беду таил? Но где ж царицу 
Хоронят? Где найду ее, скажи? 
Слуга 
Дорога здесь прямая на Лариссу: 
Как выйдешь из поселка, гроб ее 
Ты отличишь по вытесанным камням. 
(Уходит в дом.) 
ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ 
Геракл 
(один) 
Ты, сердце, что дерзало уж не раз, 
Ты, мощная десница: вам сегодня 
Придется показать, какого сына 
Тиринфская Алкмена родила 
840 Царю богов. Жену, что так недавно 
В холодный гроб отсюда унесли, 
Я в этот дом верну на радость другу. 
Я в ризе черной демона, царя 
Над мертвыми, выслеживать отправлюсь, 
Его настичь надеюсь у могил, 
До близкой жертвы жадного. Засаду 
Покинув, пряну я и обовью 
Руками Смерть. И нет руки на свете, 
Чтоб вырвала могучую, пока 
Мне не вернет жены. А коль охота 
850 На демона не сладится и он 
Кровавого вкусить не выйдет брашна, 
Я опущусь в подземное жилье, 
В тот мрачный дом царя глубин и Коры... 
Я умолю, уговорю богов; 
И мне дадут Алькесту, чтоб в объятья 
Адметовы я мог ее вернуть. 
Тяжелою десницей пораженный 
Судьбы, меня он пира не лишил, 
Он чтил во мне так благородно гостя. 
В Фессалии, во всей Элладе кто 
В радушии сравнится с ним? Но мужа 
860 Не слабого, клянусь, и он ласкал. 
(Уходит.) 
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ 
КОММОС 
(с новым вступлением хора) 
Адмет и хор возвращаются в орхестру. 
Адмет 
Увы! Увы! О, ужас возвращенья! 
О, вид постылый! В доме опустелом 
Так страшно. Горе, горе надо мной. 
Куда же пойду я? Где стану? 
Что словом оплачу? Что молча? 
На злую рожденный судьбину, 
О, лучше б я умер! 
Жребий почивших завиден, 
Темный покой их так сладок. 
Солнца мне тяжко сиянье, 
Тошно мне двигать ногами. 
Смертью в борьбе непосильной 
Вырван из рук заложник; 
870 Лучший заложник жизни 
Там, в плену у Аида. 
Хор 
Строфа I Пройди ж и затаися 
В покое отдаленном. 
Адмет 
Ой, лихо мне! 
Хор 
Да, жребий твой достоин слез. 
Адмет 
О, тяжко мне! 
Хор 
Твой путь через страданье, 
Я знаю это. 
Адмет 
Да, увы! 
Хор 
Но мертвой не поможешь ты. 
Адмет 
Увы! Увы! 
Хор 
Не видеть никогда 
Черты лица любимого так горько... 
Адмет 
Сердце мое ты ранишь словами: 
Мужу верной жены 
Есть ли потеря ужасней? 
880 Лучше бы с нею чертога 
Мне не делить было, 
Жребий безбрачных, жребий 
Мне бездетных завиден. 
Из-за души единой 
Легче им скорби бремя. 
Невыносимо видеть 
Этих детей болящих, 
Видеть на брачном ложе 
Это насилие смерти. 
Жизнь скоротать легче 
Людям, коль брака чужды. 
Хор 
Антистрофа I Судьбой необоримой 
Настигнут ты, судьбою! 
Адмет 
Ой, тяжко мне! 
Хор 
890 И бедствиям предела нет. 
Адмет 
О, горе мне! 
Хор 
Но силы для терпенья 
Нужны тебе. 
Адмет 
Увы! Увы! 
Хор 
Мужайся! Ты ль один терял... 
Адмет 
Увы! Увы! 
Хор 
Жену? Людей несчастье никогда 
Не пощадит, но, настигая, душит. 
Адмет 
О, долгая скорбь о друге, 
В землю от нас ушедшем!.. 
О, для чего ж ты мне не дал 
С ней остаться в могиле? 
Мертвому, хладное ложе 
С лучшей из жен разделить мне?.. 
Вместо одной Аиду 
900 Две бы досталось тени, 
В лодке Харона дружных, 
В доме его слитых... 
Хор 
Строфа II Истинно слез достойный 
Случай у нас был: умер 
Юноша, был у отца он 
Только один. Но стойко 
Нес отец свое горе; 
А сединою волос 
Был у него подернут: 
910 Жизнь уже шла к закату. 
Адмет 
В дом этот страшно войти мне. 
Как буду жить в нем? Иная 
Доля мне выпала. Помню, 
Факелы с высей пелийских 
Путь нам сюда озаряли, 
Брачные песни помню... 
За руку вел жену я, 
Светлый шел хор следом, 
Славил меня с Алькестой. 
920 Знатны мы. Сколько было 
Блеска в вельможной свите! 
Плач погребальный лики 
Брака сменяет... Черной 
Ризою блеск покрылся. 
И на пустое ложе 
В дом одиноко влачусь я. 
Хор 
Антистрофа II Мимо тебя покуда 
Горе всегда проходило, 
Слыл ты, Адмет, счастливцем, 
Что ж? Ты сберег и ныне 
Жизни дыханье. Нежно 
930 Мертвой красу любил ты... 
Но и других демон 
Милой жены лишает! 
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ 
Адмет 
Друзья мои! Почившая счастливей, 
Чем муж ее. Что солнце? Что Аид? 
Уж никогда и никакое горе 
Алькесты не коснется: от забот 
Свободная, она приемлет славу 
Великую. А что дала Адмету 
940 Такой ценой им купленная жизнь? 
Вот я сейчас ступлю за эти двери... 
И кто же мне навстречу выйдет? Кто 
Мне на привет ответит? А куда же, 
Коль не домой, идти? Войду, и дом 
Меня сейчас назад погонит; кресло, 
Кровать ее увижу, неметеный 
Порог, детей, которые, ко мне 
В колени прячась, мать зовут и плачут.. 
Я стоны слуг услышу, что такой 
950 Им не видать царицы. Трудно дома, 
Не веселей и в людях. Или брак, 
Иль общество веселое, где жены 
Напомнят мне Алькесту - и домой 
Потянет, в этот дом?.. А то приятель 
Какой, меня увидев, скажет: "Вот 
Позором жизнь себе купивший! смерти 
Он избежал, отдав свою жену 
Аиду. Что ж родителей корит он, 
Коль струсил сам?" О, новая молва, 
Привесок к злу Адмета! Для чего ж, 
960 Скажите, жить еще, когда ни счастья, 
Ни славы мне уж доброй не вернуть? 
ЧЕТВЕРТЫЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ АНТРАКТ 
Хор 
Строфа I Музам послушный, 
К звездным вздымался я высям, 
Многих наук причастен, 
Но ужасней Судьбы я 
Силы не знаю, - средства 
Нет от нее на досках, 
Что покрыла для смертных 
Вещая речь Орфея. 
И от нее лекарства, 
970 Фебу послушны, не крошат 
Асклепиады прилежно. 
Антистрофа I Ни алтарями, 
Ни в изваянье не чтима, 
Жертвы она не просит. 
Мне ж, царица, молю я, 
Будь ты такой, как прежде. 
То, что угодно Зевсу, 
Через тебя ведь творится. 
Ломишь железо даже 
980 Славу, Судьба, халибов. 
И сожаленье чуждо 
Воле твоей холодной. 
Строфа II И тебя, о Адмет, захватила Судьба 
В необорные руки свои. 
Но дерзай - ведь плачем к солнцу 
Ты усопшей не воротишь... 
И богов сыны вкушают 
Мрак могильный. Нам Алькеста 
990 Здесь была всех жен милее. 
Мы ее и в царстве мертвых 
Чтим любовно. Благородней 
Жен не знало ложе брака. 
Антистрофа II А могила ее не на смертную стать, 
Как божественный будет алтарь... 
Точно храм скитальцу будет, 
Для нее с пути склоняясь, 
1000 Так иной промолвит путник: 
"Умерла она за мужа, 
А теперь среди блаженных 
И сама богиней стала, 
Дай нам счастья, Алькестида!" 
Вот, Адмет, царицы слава. 
Корифей 
Но посмотри: как будто сын Алкмены 
Сюда идет... к тебе, конечно, царь! 
ИСХОД 
ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ 
 Слева приходит Геракл. За ним нарядная и статная женщина, покрытая длинным 
покрывалом. Геракл и Адмет. 
Геракл 
Я не люблю, Адмет, гостя у друга, 
Гнев на него в молчании копить. 
Скажи мне, царь, иль я достоин не был 
1010 С тобой делить, как друг, твою печаль? 
Ты от меня зачем-то скрыл, что в доме 
Лежит Алькеста мертвая, сказав, 
Что умерла чужая, и за пир 
Заставил сесть, свершая возлиянье, 
Увенчанным средь траурных палат... 
Негодовать я должен бы, открывши 
Обман, но зла к беде твоей, Адмет, 
Не приложу. А для чего вернулся, 
1020 Узнайте все. 
(Указывая на свою спутницу.) 
Вот женщина - ее 
Не откажись сберечь, пока обратно 
Не буду я из Фракии, царя 
Бистонского убийца и властитель 
Его лихих коней. Избави бог, 
Не ворочусь - а лучше бы вернуться, 
Рабой тебе пусть остается, царь. 
Больших трудов мне стоила. На играх, 
Предложенных атлетам, получил 
Я этот славный приз. 
Сначала были 
Там состязанья легкие, коней 
Давали победителям, труднее 
1030 Была борьба и бой кулачный - тут 
Осилившим стада быков давали. 
Последний приз была жена. Не взять, 
Раз случай есть, мне стыдно показалось 
Такой награды дивной. Сбереги ж 
Ее, Адмет, когда-нибудь потом 
Сам, может быть, ты мне спасибо скажешь. 
Адмет 
(отстраняя рукой предложение) 
И в помыслах Геракла оскорбить 
Я не держал... Такой ли враг бывает? 
Нет, если скрыл я смерть жены, так только 
Чтоб нового страданья не принять, 
1040 Чужой очаг указывая другу. 
Я не искал товарища беду 
Домашнюю оплакивать. 
Но эту 
(указывая с некоторым страхом на женщину) 
Другим отдай, пожалуйста, герой, 
Которым жен сегодня хоронить 
Не приходилось, между фессалийцев. 
Не береди мне раны. На нее 
Без слез глядеть не мог бы я... В чертоге 
Несчастий мне довольно и своих... 
Судьбой и так подавлен я... 
И где ж бы 
Я поместил ее? Так молода... 
(Разглядывая рабу.) 
1050 О, молода, конечно... Что за пеплос! 
Какой убор! Среди мужчин ее 
Не поместишь... Да, между них вращаясь, 
И чистой не остаться б ей. Ведь юных 
Удержишь разве! Здесь я о тебе, 
Конечно, думаю... Иль ей открыть 
Покой жены? Но разве ж я дерзну 
Алькестино отдать рабыне ложе? 
Посыплются упреки на меня, 
Пойдет молва, что, верно, изменяю 
Я той, которая меня спасла... 
1060 Да и самой царицы память надо 
Мне чистою среди людей хранить. 
Ее ль забыть? О нет! А ты, рабыня, 
Не знаю, кто ты? Но Алькесту мне 
Напоминаешь. Тот же рост и стан. 
О, горе мне! 
(К Гераклу.) 
Ради богов, скорее 
С глаз уведи ее моих: того, 
Кто уж убит, не убивай вторично. 
Я будто тень Алькесты увидал: 
Мутится ум, и слез бегут потоки, 
И рана вновь открылась. Пожалей... 
(Плачет.) 
Корифей 
1070 Благословлять судьбу не предлагаю, 
Но если бог что дал тебе - носи... 
Геракл 
О, если бы такую мощь имел я, 
Чтоб из глубин земли на божий свет 
Жену тебе, Адмет, вернуть на радость! 
Адмет 
Ты бы желал, я знаю. Только где ж? 
Здесь, на Земле, людей не воскрешают... 
Геракл 
Смиряй себя и свой удел носи... 
Адмет 
Терпение, герой, трудней совета. 
Геракл 
Из слез нам, царь, не выковать судьбы. 
Адмет 
1080 Конечно нет. Но их любовь рождает. 
Геракл 
Да, мертвого нельзя любить без слез... 
Адмет 
Нет слов, Геракл, обнять мою утрату. 
Геракл 
Ты потерял примерную жену... 
Адмет 
А с ней навек и радости супруга. 
Геракл 
Печаль твою смягчат года, Адмет: 
Теперь она, конечно, в полной силе. 
Адмет 
Зачем года?.. Скажи короче - смерть... 
Геракл 
Тоски жена убавит молодая... 
Адмет 
Что говоришь? Молчи. Иль я женюсь? 
Геракл 
Не женишься? Вдоветь покинешь ложе?.. 
Адмет 
1090 Избранница моя не родилась... 
Геракл 
Что ж? Мертвую ты ублажаешь этим? 
Адмет 
Где б ни была, ее я должен чтить. 
Геракл 
Хвалю в тебе супруга, не безумца... 
Адмет 
Безумец, пусть. Но только не жених. 
Геракл 
Ты - верный друг покойной, очень верный. 
Адмет 
И смерть меня накажет, если я 
Ей изменю, хотя она в могиле. 
Пауза. 
Геракл 
Но в дом прими ее: будь добрый друг. 
Адмет 
Нет, нет, отцом тебя молю я Зевсом. 
Геракл 
Ты пожалеешь, царь, что отказал. 
Адмет 
1100 Приняв ее, я сердцем истерзаюсь... 
Геракл 
Послушайся. Сам будешь рад потом. 
Адмет 
Увы! Зачем ты брал награду эту? 
Геракл 
Чтоб верный друг со мной ее делил. 
Адмет 
Хвалю тебя. Но удали добычу! 
Геракл 
Коль надобно. Но надо ли, скажи. 
Адмет 
Не гневайся. Я уверяю - надо. 
Геракл 
Упорствуя, я тоже ведь не слеп. 
Адмет 
Я уступлю тебе, но без желанья. 
Геракл 
Потом меня похвалишь: покорись. 
Адмет 
(слугам) 
1110 Эй! Проводить в чертоги эту гостью! 
Геракл 
Я бы рабам ее не поручал. 
Адмет 
Тогда введи ее хоть сам, пожалуй. 
Геракл 
(выразительно) 
_Тебе_ хочу с рук на руки отдать. 
Адмет 
(нетерпеливо) 
Я не коснусь ее: сама пусть входит. 
Геракл 
Деснице я _твоей_ ее вверял. 
Адмет 
Насилье, царь. Тут воли нет Адмета. 
Геракл 
Коснись до ней, ты только прикоснись. 
Адмет 
(протягивая руку) 
Ну, вот моя рука. Но, право, будто 
Мне голову рубить Горгоне надо. 
Геракл 
Взял за руку? 
Адмет 
Держу. 
Геракл 
(сдергивая покрывало) 
И береги, 
1120 А Зевсова отныне числи сына 
Ты благородным гостем. Погляди ж. 
Что? На кого похожа? Вытри слезы. 
Адмет 
(после минутной паузы) 
О боги... Нет... Иль это чудо? Нет... 
Передо мной Алькеста. Не глумится ль 
Над горьким бог какой-нибудь, скажи? 
Геракл 
Нет, точно здесь жена твоя, Алькеста. 
Адмет 
Не призрак ли ее, смотри, Геракл! 
Геракл 
Твой гость пока, а не Гермес с тобою. 
Адмет 
Не сам ли я Алькесту хоронил? 
Геракл 
1130 Уверься, друг... Хоть, точно, это странно. 
Адмет 
Могу ль до ней коснуться и привет 
К ней обратить? 
Геракл 
Пожалуйста, Адмет... 
Чего желал, ты всем теперь владеешь. 
Адмет 
(обнимая неподвижную, бледную и безмолвную Алькесту) 
О милые черты! О нежный стан... 
Мечтал ли я, что вас опять увижу? 
Геракл 
Она - твоя. Богов, однако ж, бойся 
Завистливых... 
Адмет 
О благородный сын 
Великого Кронида, будь же счастлив. 
Да сохранит тебя отец за то, 
Что ты один и нас и дом восставил. 
Но как же ты ее добился воли? 
Геракл 
1140 Затеял бой я с демонским царем. 
Адмет 
Ты с демоном сражался смерти, точно? 
Геракл 
Над самою могилой оцепил 
Его руками я, засаду кинув. 
Адмет 
Но отчего ж она молчит, скажи? 
Геракл 
Богам она посвящена подземным, 
И, чтоб ее ты речи услыхал, 
Очиститься ей надо, и три раза 
Над ней должно, Адмет, смениться солнце. 
Но в дом веди ее. 
А сам всегда 
Будь справедлив и гостя чти. Простимся. 
Мне предстоит работа: для царя 
1150 Свершу ее, рожденного Сфенелом. 
Адмет 
Останься здесь: будь гостем дорогим. 
Геракл 
Нет, до другого раза. Дело ждет. 
Адмет 
Ну, добрый путь тебе, возврат счастливый! 
Геракл уходит. 
ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ, 
и последнее 
Без Геракла. 
Адмет 
Вы, граждане всех четырех концов 
Фессалии, почтите хороводом 
Счастливый день, и жир на алтарях 
Пускай, дымясь, богам отраден будет! 
Я зависти небесной не боюсь 
И солнцу говорю: "Гляди - я счастлив". 
(Уходит в дом с Алькестой среди радостных восклицаний.) 
Последние лучи солнца. 
Хор 
(удаляется под мерные звуки анапестов) 
1160 Воли небесной различны явленья: 
Смертный не может ее угадать. 
Много проходит бесследно надежд, 
Многое боги нежданно дают, 
Драме ж на этом и славу поют... 
^TПРИМЕЧАНИЯ^U 
Согласно античным свидетельствам, Еврипид написал девяносто две драмы, часть которых была утеряна довольно рано. Однако александрийские филологи III в. до н. э. еще располагали не менее чем семьюдесятью пятью его подлинными произведениями, и выпущенное ими издание было широко известно в античном мире в течение последующих четырех-пяти веков. Во II в. н. э., вероятно, во времена римского императора Адриана (117 - 138), неизвестный составитель, руководствуясь сложившимися читательскими симпатиями и нуждами школы, отобрал из трагедий великих афинских драматургов по семь произведений Эсхила и Софокла и десять - Еврипида ("Алькеста", "Медея", "Ипполит", "Андромаха", "Гекуба", "Троянки", "Финикиянки", "Орест", "Вакханки" и "Рее"). К этому изданию восходят четыре средневековые рукописи XII - XIII вв., в то время как две рукописи XIV в. содержат, кроме перечисленных выше, еще девять пьес Еврипида. Так как их названия начинаются со следующих в греческом алфавите друг за другом букв Е, Н, I, К (эпсилон, эта, йота, каппа), а в античных изданиях трагиков драмы следовали друг за другом как раз в алфавитном порядке названий, то не вызывает сомнений история возникновения подобного свода трагедий Еврипида: какому-то издателю случайно попали в руки два папирусных тома из полного собрания произведений Еврипида, которые он и присоединил к уже имевшему широкое хождение сборнику из десяти пьес. Кем и когда было составлено это более обширное издание, не известно; судя по находимым до сих пор папирусным отрывкам, Еврипида читали в греческих городах Египта вплоть до V-VI вв. н. э. Как показывают рукописи, обнаруженные совсем недавно в Хирбет-Мирде (район Мертвого моря), трагедии Еврипида попали на рубеже раннего Средневековья в иудейские поселения Палестины или даже к населявшим их позже арабам. Во всяком случае, до нового времени дошло девятнадцать произведений Еврипида, в том числе сравнительно большая группа трагедий последних лет его жизни (от "Электры" до "Ифигении в Авлиде") и единственная целиком сохранившаяся сатировская драма "Киклоп". Принадлежность Еврипиду дошедших произведений бесспорна, кроме трагедии "Рес", в подлинности которой возникли сомнения уже в древности. Недостатки в драматическом построении и ряд стилистических особенностей приводят большинство современных исследователей к мысли, что "Рес" написан в IV в. может быть, не без влияния одноименной трагедии Еврипида, впоследствии утраченной. В настоящем издании она помещена в приложении ко II тому. 
Первые переводы Еврипида на русский язык стали появляться в начале XIX в.: еще А. Мерзляков перевел отрывки из "Алькестиды", "Гекубы" и "Ифигении в Тавриде". До сих пор сохраняют художественное значение переводы В. И. Водовозова ("Ифигения в Авлиде", 1888), В. Г. Аппельрота ("Гераклиды", 1890), Д. С. Мережковского ("Медея", "Ипполит", 1895, 1902 и ряд переизданий), А. В. Артюшкова ("Ион", "Киклоп", в его сб. "Котурн и маски", 1912), А. И. Пиотровского ("Ипполит", в его сб. "Древнегреческая драма", 1937; несколько неизданных переводов А. И. Пиотровского хранятся в РГАЛИ). Но единственным поэтом, который осуществил перевод полного корпуса драм Еврипида, оставался Иннокентий Федорович Анненский (1855 - 1909), один из первых русских символистов. Он работал над ним около 15 лет, это стало подвигом его жизни. Для русского читателя XX в. Еврипид воспринимается только через призму перевода Анненского; настоящее издание - это литературный памятник сразу двух эпох, греческой классики и русского модернизма. 
Перевод Анненского высокохудожествен, но это не значит, что он идеален. В духе своего времени Анненский представлял себе Еврипида таким, каким ощущал себя сам: утонченным, одиноким, непонятым - так сказать, облагороженным и гармонизированным образом "проклятого" поэта-декадента. От лица такого Еврипида он и писал свои русские тексты еврипидовских драм. Современникам это было очевидно. Ф. Ф. Зелинский, его товарищ по филологии и сам переводчик Софокла, писал в статье "Памяти И. Ф. Анненского": "То, что нам дал И. Ф., - это не просто русский Еврипид, а именно русский Еврипид И. Ф. Анненского, запечатленный всеми особенностями его индивидуальности. Мы можем сколько угодно отмечать его несогласие с подлинным Еврипидом; но если бы мы пожелали - и смогли - передать последнего по-своему, то все-таки вышел бы именно наш Еврипид, а не Еврипид просто. Специально И. Ф. очень дорожил индивидуальными особенностями своего перевода и сдавался только перед очевидностью". 
Читатель нашего издания не должен забывать об этом ни на минуту. Причины "несогласия" перевода Анненского "с подлинным Еврипидом" были разные. Вопервых, те издания греческого текста, с которых делал сто лет назад свои переводы Анненский, уже не могут считаться достаточно удовлетворительными: многие места в наши дни читаются и понимаются по-иному. Во-вторых, стиль Еврипида - монументально четкий, сжатый, связный, логичный, как и у других аттических трагиков, - не всегда вязался с его представлением о Еврипиде, и он начинал украшать его собственными средствами эмоциональными эпитетами, прерывистыми интонациями, красивыми словами, порой нарочито анахроничными (герольд, девиз, вуаль и проч.). В-третьих, Анненский лишь условно передавал стиховую форму подлинника: в монологах и диалогах он переводил греческий "ямбический триметр" русским (более коротким) 5-стопным ямбом, избегал передачи маршевых анапестов (важных в трагедии), очень свободно передавал непривычный русскому читателю ритм хоровых партий, не всегда соблюдал симметрию строф и антистроф, изредка вводил рифму, которой античность не знала. От этого его перевод получался гораздо многословнее подлинника: на десять строк Еврипида у Анненского обычно приходится 12-13 строк перевода, это видно по нумерации на полях в нашем издании, соответствующей подлиннику, а не переводу. В-четвертых, наконец, он целиком от себя вписывал в текст Еврипида сценические ремарки, декораторские и режиссерские, руководствуясь только вкусами и представлениями своего времени: они должны были изображать не античную сцену, а идеальную сцену, будто бы "предносившуюся воображению поэта" (по изысканному выражению Ф. Ф. Зелинского). 
Чтобы сквозь эту толщу стилистических деформаций читатель мог представить себе то, что действительно видел и слышал афинский зритель Еврипида, напомним, как выглядел греческий театр. Он располагался под открытым небом, ряды зрительских мест шли полукругом (обычно по склону холма), вмещая 20 - 30 тысяч человек. Представление происходило внизу, на круглой площадке - орхестре ("плясовое место") с алтарем посредине. В представлении участвовали хор и только три актера, так что каждому обычно приходилось играть несколько ролей (предположительное распределение ролей между тремя актерами Анненский размечает в списках действующих лиц цифрами I, II, III). Позади орхестры единственной декорацией служила стена палатки ("скены") с тремя дверями, в которой переодевались актеры; к ней вело несколько ступеней. Обычно она была расписана как фасад дворца или храма. Если актер выходил из средней двери, это значило, что он - царь или вождь, если из боковой - то лицо низшего ранга. Если актер входил на орхестру слева, это значило, что он пришел из ближних мест, если справа - то с чужой стороны. (Анненский не забывает упоминать об этом в ремарках.) Актеры играли в больших масках и в условных пышных одеждах - для царя, для служителя, для женщины, для человека в трауре и т. п.; это позволяло различать их издали, но никакая мимика в масках, конечно, была невозможна. Содержание пьесы было зрителям заранее неизвестно, поэтому начиналась трагедия монологом или диалогом, сообщавшим зрителю предысторию разыгрываемой мифологической ситуации. Эта начальная сцена называлась "пролог"; затем на орхестру вступал хор из 15 человек с "корифеем" (предводителем) во главе; вступительная песнь хора называлась "парод". Корифей иногда подавал реплики актерам, остальные хоревты только пели и плясали. Действие представляло собой чередование монологических и диалогических сцен ("эписодиев") с песнями хора ("стасимами"); Анненский называет эписодии "действие первое" и т. д., а стасимы - "первый музыкальный антракт" и т. д. Песни хора состояли из попарных "строф" и "антистроф" на один и тот же мотив и с одинаковыми движениями; изредка строфам и антистрофам предшествовал "проод", а в середине песни пелся "месод". Иногда песни пелись и актерами, особенно в "коммосах", сценах оплакивания, - соло ("монодии") или в диалоге с хором; Еврипид особенно славился такими жалобными ариями. Заключительная сцена после последней песни хора - называлась "эксод" (у Анненского - "исход"). Представить борьбу, убийство, ослепление и проч. в таком театре было невозможно - о них рассказывал вестник. Чтобы показать внутренность дворца (например, после детоубийства Геракла), на орхестру выкатывался специальный помост; Анненский в таких случаях обычно пишет: "Раскрываются двери дворца..." Чтобы представить появление бога (обычно в развязке трагедии), над палаткой выдвигался специальный балкон ("альтан", называет его Анненский по-испански). Такова была реальность афинской сцены, которую Анненский всячески старался заслонить от читателя своими лирическими ремарками. 
Анненский не успел опубликовать при жизни все свои 19 переводов Еврипида. Отдельным двуязычным изданием вышли "Вакханки" (1894); в "Журнале Министерства народного просвещения" были напечатаны "Рес" (1896, 9 - 10), "Геракл" (1897, 7 - 9), "Ифигения-жертва" (1898, 4 - 5), "Электра" (1899, 4 - 5), "Орест" (1900,1 - 3), "Алькеста" (1901, 3), "Ипполит" (1902, 3 - 5), "Медея" (1903, 5 - 7); в журнале "Мир Божий" - "Финикиянки" (1898, 4); в 1906 г. вышел "Театр Еврипида", т. 1 (из предполагавшихся трех), включавший "Алькесту", "Медею", "Ипполита", "Геракла" и впервые публикуемых "Иона" и "Киклопа". Каждый перевод сопровождался статьей с разбором пьесы, но без примечаний. После смерти Анненского право на издание "Театра Еврипида" купило издательство М. и С. Сабашниковых и в 1916, 1917, 1921 гг. успело выпустить три тома (из предполагавшихся шести), включавших "Алькесту", "Вакханок", "Геракла", "Ипполита", "Ифигению Авлидскую", "Иона", "Киклопа" и впервые публикуемых "Андромаху", "Гекубу", "Гераклидов", "Елену" и "Ифигению Таврическую" ("Ифигению-жрицу"). "Умоляющие" и "Троянки" остались неизданными и долго считались потерянными. 
Сабашниковское издание выходило под редакцией Ф. Ф. Зелинского. Свои редакторские права он понял очень широко и не только снабдил его примечаниями и статьями (к тем драмам, к которым Анненский не успел их написать), но и внес большую правку в стихотворный текст Анненского - чтобы приблизить перевод к подлиннику и отчасти чтобы (по своему разумению) улучшить стиль. Исправлены и переписаны были подчас по четверти и более строк в каждой трагедии. Те, кому дороже был Еврипид, радовались; те, кому дороже был Анненский (прежде всего наследники поэта), негодовали; вспыхнул газетный скандал (материалы его напечатаны в предисловии ко второму сабашниковскому тому). Последствий это не имело, так как издание оборвалось на следующем томе. 
Следующее издание - первое полное издание Еврипида на русском языке вышло лишь в 1969 г. в издательстве "Художественная литература" в двух томах под ред. В. Н. Ярхо. Здесь текст Анненского был по большей части восстановлен: все трагедии, напечатанные самим поэтом, воспроизводились по этим прижизненным изданиям, и лишь "Вакханки" (самый ранний и неудачный из переводов Анненского) и некоторые места в других трагедиях печатались по редактуре Зелинского. Однако в это издание была внесена редактура другого рода: были выброшены все фантастические ремарки Анненского (пощаженные Зелинским), а членение текста на "действия", "музыкальные антракты" и "исход" было заменено членением на "эписодии", "стасимы" и "эксод". Трагедии "Просительницы" ("Умоляющие") и "Троянки" были напечатаны в переводе С. В. Шервинского, сделанном специально для этого издания. В 1980 г. это издание было повторено (с новым комментарием) в издательстве "Искусство"; "Просительниц" и "Троянок" для него перевел С. К. Апт (хотя в это время уже стало известно, что, по крайней мере, первая в переводе Анненского сохранилась в архивной рукописи). 
Предлагаемое читателю новое издание впервые дает полного Еврипида в подлинном переводе И. Ф. Анненского. Все трагедии, печатавшиеся при жизни поэта, воспроизводятся по этим прижизненным изданиям, включая и "Вакханок". Правка Зелинского снята не только там, где его текст можно было сверить с прижизненными изданиями, но и там, где его можно было сверить с рукописями, хранящимися в фонде Анненского в РГАЛИ - в "Андромахе", "Ифигении в Тавриде" и первых 483 стихах "Гекубы". Таким образом, редактура Зелинского поневоле сохраняется только в "Гераклидах", "Елене" и частично в "Гекубе", рукописи которых остаются недоступны. Ремарки Анненского всюду восстановлены. Мы позволили себе лишь унифицировать транскрипцию некоторых собственных имен ("Пенфей" вместо "Пентей", "Гекуба" вместо "Гекаба", "Итака" вместо "Ифака", "Тесей" вместо "Фесей"). "Умоляющие" печатаются по наборной копии, сохранившейся в архиве издательства Сабашниковых в рукописном отделе РГБ. "Троянки" печатаются по автографу (отчасти беловому, отчасти черновому), сохранившемуся в архивном фонде И. Анненского в РГАЛИ. Архивной сверкой текста занимался М. Л. Гаспаров. Составители приносят глубокую благодарность В. Гитину, который поделился с ними материалом подготовленной им книги "Неизданный "Театр Еврипида" Анненского" ("Умоляющие" и "Троянки" с сопровождающими их статьями, статьи Анненского "Еврипид и его время" и "Афины V века" и др.) - это позволило уточнить многие чтения в неразборчивом черновике "Троянок". 
В.Н. Ярхо 
"АЛЬКЕСТА" 
"Алькеста" была поставлена на Великих Дионисиях в 438 г. до н. э, в составе тетралогии, в которую входили несохранившиеся трагедии "Критянки", "Алкмеон в Псофиде" и "Телеф". Поскольку "Алькеста" занимала здесь четвертое место, обычно отводимое для драмы сатиров, некоторые исследователи стремятся найти в этой драме юмористические или даже бурлескные ситуации, но такие попытки едва ли основательны: бытовой элемент, несомненно присутствующий в образе Ферета, обрисованного не без доли иронии, в принципе не отличает его существенно хотя бы от кормилицы в "Ипполите", а в этой трагедии никто не станет искать черты драмы сатиров. Близость "Алькесты" к названному жанру пытались усмотреть также в образе Геракла - одного из любимых персонажей драмы сатиров, комедии и народного фарса; между тем в "Алькесте" Геракл играет самую положительную роль, и его борьба с демоном смерти за ушедшую из жизни Алькесту как раз приводит трагедию к счастливой развязке, позволившей Еврипиду заключить ею тетралогию. Именно благополучный конец, отнюдь не частый в трагедиях Еврипида 430-420-х годов, скорее всего объясняет постановку "Алькесты" вместо сатировскои драмы, к которой наш поэт вообще не испытывал особого влечения (см. т. II, с. 600). 
Тетралогия, которую заключала "Алькеста", заняла второе место; первая награда была присуждена Софоклу. 
Хотя гомеровский эпос знает имена Адмета, Алькесты и их сына Евмела, участника Троянской войны ("Илиада", II, 713 - 715, 763; XXIII, 288 - 289 и сл.), в поэмах нет никаких намеков на миф о добровольной смерти и воскресении Алькесты; он был обработан впервые, по-видимому, только в каталогообразной поэме "Зои", приписывавшейся Гесиоду. От нее дошли лишь незначительные отрывки, и содержание мифа известно по позднеантичным пересказам. Из предшественников Еврипида сюжет "Алькесты" получил обработку в несохранившейся одноименной драме аттического трагика Фриниха (первая четверть V в.), из которой Еврипид заимствовал образ бога смерти Танатоса (у Анненского он назван демоном смерти) и его борьбу с Гераклом за умершую Алькесту. 
Имя героини трагедии Alcesus, на русском языке правильнее всего транскрибируется "Алкестида". Анненский предпочел вариант "Алькеста", легче ложившийся в стих; Ф. Ф. Зелинский по своему усмотрению переделал его в "Алкесту". В "Театре Еврипида" 1906 г. трагедия напечатана с посвящением Е. М. Мухиной, жене педагога - сослуживца Анненского и его постоянной корреспондентке, и с эпиграфом "The strangest, saddest, sweetest song of his / Alcestis... - R. Browning" ("...самая странная, скорбная, сладкая песнь о его Алкестиде...") - из поэмы Р. Браунинга на сюжет легенды о том, как афинские пленники на чужбине получили свободу за то, что спели победителям песни из последних трагедий Еврипида. 
Ст. 3. ..Асклепия сразил он... - Когда сын Аполлона Асклепий, слывший искуснейшим врачом, попытался оживить умершего, Зевс поразил его молнией. Разгневанный Аполлон, бессильный отомстить Зевсу, убил тех, кто изготовил смертоносный огонь, - киклопов, и за это был отдан в рабство Адмету (ср. ст. 122 - 129). 
Ст. 11. Девы судьбы - Мойры. 
Ст. 23. ...вежд да не коснется скверна. - Богам не подобает созерцать смерть людей (ср. "Ипполит", ст. 1437 сл.). 
Ст. 38. ...истина и слава. - В подлиннике - "справедливость и обоснованность": Зелинский исправлял: "честь и правда". 
Ст. 65. ...от Еврисфея муж... зайдет... - Геракл, отправляющийся за конями фракийского царя Диомеда (ст. 481 - 498); к этому эпизоду Еврипид приурочивает посещение Гераклом дома Адмета. Слова Аполлона (ст. 65 - 71) характерны для драматической техники Еврипида, любившего сообщать о развязке трагедии задолго до ее наступления. 
Ст. 92. Пеан - "целитель", "избавитель"; культовое прозвище Аполлона. 
Ст. 99. Обряд воды ключевой. - Чтобы очиститься от скверны, навлекаемой соприкосновением с покойником или даже одним его видом, у дома, который посетила смерть, ставили чаши с ключевой водой для омовения рук. 
Ст. 101. ...сбритых волос...- Обычно пряди волос, обрезанные в дар умершему, оставляли на его могиле, а не у дверей дома. 
Ст. 112-135. Встречающиеся у Анненского переводы хоровых партий рифмованным стихом, не свойственным древнегреческой поэзии, представляют один из возможных способов передачи на русском языке музыкально-ритмической структуры, присущей оригиналу. 
Ст. 114-116. ...Ликийской земли... - В Ликии (в Малой Азии) находился известный храм Аполлона; святилище Зевса-Аммона - в Ливии (Сев. Африка). 
Ст. 163. Взмолилася владычице... - скорее всего, Гестии, хранительнице домашнего очага. 
Ст. 177-182. Прощание Алькесты с брачным ложем сравнивают обычно со словами Деяниры из "Трахинянок" Софокла (ст. 920-922), видя в последних результат влияния Еврипида на своего старшего собрата по искусству. 
Ст. 206. Ей хочется на солнце. - После этого стиха в рукописях следуют еще два стиха, обычно изымаемые издателями, так как они повторяют ст. 411 сл. из "Гекубы". Вот их перевод: 
Ведь навеки 
Она с его сиянием лучистым 
Прощается сегодня. 
Ст. 226. Увы! - После этого восклицания в рукописях утерян один стих, дававший ритмическое соответствие ст. 213 в строфе. 
Ст. 393-415. Монодия Евмела - первый случай в сохранившихся древнегреческих трагедиях, когда дети имеют самостоятельную партию. Другой пример - в "Андромахе", ст. 504 - 536. 
Ст. 424. Пеан - здесь: траурная песнь, обращенная к подземным богам. 
Ст. 431. Двенадцать лун... - траур необыкновенной продолжительности; в Афинах полагалось носить траур по родителям в течение одного месяца. 
Ст. 445 - 450. Подвиг Алькесты будет воспет, по мнению хора, на мусических состязаниях в честь Аполлона Карнейского в Спарте ("семиструнной лирой") и в трагедиях (ябезлирным гимном", так как трагедийные хоры исполнялись в сопровождении флейты). В афинском театре сказание об Алькесте послужило сюжетом уже упомянутой драмы Фриниха. 
Ст. 459. Кокит - река в подземном царстве. 
Ст. 485. Бистоны - фракийское племя. 
Ст. 502. Ликаон, Кикн. - Сражение Геракла с Ликаоном в других источниках не упоминается, единоборство же с Кикном составляет сюжет приписываемой Гесиоду поэмы "Щит Геракла". Ср. также "Геракл" Еврипида, ст. 389 сл. 
Ст. 509. Персеид. - По мифологической генеалогии, Геракл приходился правнуком Персею. См. примеч. к "Гераклидам", ст. 36. 
Ст. 560. ...хозяин мой - Геракл. - Адмет связан с Гераклом древним обычаем проксении, т. е. взаимного гостеприимства, целиком сохранявшим свое значение во времена Еврипида. 
Ст. 570 сл. Бог пифийский - Аполлон. Хор вспоминает о пребывании Аполлона в Фессалии. 
Ст. 580. Офрис - гора в Фессалии. 
Ст. 590. Бебида - озеро в Фессалии. 
Ст. 594. От Молосского предела. - Племя молоссов населяло горные районы северо-западной Греции. 
Ст. 638 сл. ...едва ли ты даже был моим отцом... - Этот стих и следующие, вынесенные в примечание, многие исследователи считают неподлинными: гордый своим происхождением, Адмет не мог бы во всеуслышание объявлять себя сыном рабыни. 
Ст. 747. Относительно редкий случай в древнегреческой трагедии, когда хор покидает орхестру, чтобы снова вернуться перед заключительной частью драмы (ст. 861 сл.). Аналогичный прием в "Аяксе" Софокла (ст. 813 сл. и 866). 
Ст. 818 сл. Стихи, вынесенные в примечание, исключаются большинством издателей как неподлинные и нарушающие принцип стихомифии. 
Ст. 903-910. В этой строфе видят намек либо на философа Анаксагора, потерявшего единственного сына, либо на несчастье, постигшее самого Еврипида. 
Ст. 968. ...вещая речь Орфея...- Традиция приписывала Орфею целую совокупность философских, этических и медицинских наставлений (так называемое учение орфиков), в том числе рекомендации для исцеления от физической и душевной боли. 
Ст. 971. Асклепиады - врачи, служители Асклепия. 
Ст. 980. Халибы - легендарное племя, по представлению древних обитавшее в Южном Причерноморье; халибы считались особо искусными в обработке железа. 
Ст. 1119. Стих разделен на три реплики, как и ст. 391. Там Адмет терял Алькесту, здесь вновь ее обретает. 
Ст. 1128. Гермес - здесь он назван как посредник между земным и подземным миром. 
Ст. 1150. Царь, рожденный Сфенелом, - Еврисфей. 
Ст. 1154. ...всех четырех концов Фессалии... - В историческую эпоху Фессалия, где находился город Феры - резиденция легендарного Адмета, делилась на четыре области - тетрархии. Однако Феры сами входили в состав одной из таких тетрархий - Пеласгиотиды, а не являлись самостоятельной тетрархией, и владения их отнюдь не простирались так широко, как об этом поет хор в ст. 588 - 596. 
В.Н. Ярхо