1 2 3 4 
— Я же   говорил, тут необыкновенный случай! — воскликнул он. — Замечательный   случай!      

 6. Проблески света      

       

Три   детектива остались в усадьбе, чтобы подробнее разобраться   в результатах следствия, а я отправился один в нашу   скромную гостиницу. Но прежде мне вздумалось погулять в старинном саду,   окружающем усадьбу, между рядами старых подстриженных тисов. В глубине   сада находился небольшой красивый луг с солнечными часами посередине. Все   это создавало мирную и успокаивающую атмосферу, столь желанную для моих   натянутых нервов. В этой спокойной обстановке как-то забывалась мрачная комната   с окровавленным телом на полу, а если и вспоминалась, то как   фантастический кошмар. Но когда я бродил по саду, стараясь здесь отдохнуть   душой, произошел инцидент, сразу вернувший мои мысли к преступлению.      

Я уже   сказал, что дом окружали ряды тисовых деревьев. В самом дальнем от дома   ряду они сильно сгущались. Позади них стояла скрытая от взглядов человека,   идущего от дома, каменная скамейка. Приблизившись, я услышал голоса:   какую-то фразу, произнесенную мужским голосом, и тихий смех женщины как бы   в ответ на нее. Спустя минуту я увидел миссис Дуглас и Бэркера,   причем увидел раньше, чем они заметили мое присутствие. Выражение ее лица меня   поразило. На следствии она казалась серьезной и грустной, теперь же все   следы горя на ее лице исчезли, глаза даже светились радостью. Через мгновение,   увидев меня — они опоздали лишь на мгновение, — оба надели   торжественно-сумрачные маски. Произнеся быстро и тихо два-три слова,   Бэркер встал и пошел мне навстречу.      

— Извините,   сэр, — сказал он, — я имею честь обращаться к доктору   Уотсону?      

Я   поклонился с холодностью.      

— Мы   так и думали, что это должны быть вы. Ваша дружба с мистером Шерлоком   Холмсом всем известна. Не подойдете ли вы на минуту, чтобы поговорить   с миссис Дуглас?      

Я   последовал за ним с угрюмым лицом. Я отчетливо представил себе   размозженную голову покойного. А тут, в его саду, спустя несколько   часов после преступления жена и лучший друг весело смеются над чем-то.   Я сдержанно поклонился миссис Дуглас. Я переживал с нею ее горе   на следствии. Теперь ее вопрошающий взгляд не вызывал во мне никакого отклика.      

— Я боюсь,   что вы сочли меня бессердечной, — сказала она мне.      

— Меня   это не касается, — ответил я, пожав плечами.      

— После,   быть может, вы воздадите мне должное. Если бы вы только выполнили…      

— Совершенно   не нужно, чтобы доктор Уотсон что-то выполнял, — поспешно перебил ее Бэркер. —   Как он сам сказал, это его не касается.      

— Совершенно   верно, и я прошу разрешения продолжить мою прогулку.      

— Одну   минутку, доктор Уотсон! — воскликнула миссис Дуглас умоляющим голосом. —   Я вам задам всего один вопрос, на который вы можете ответить   с большей точностью, чем кто бы то ни было еще. То, что я хочу   спросить вас, для меня очень важно. Вы знаете мистера Холмса и его   взаимоотношения с полицией лучше других. Предположим, что разгадка дела   будет ему конфиденциально сообщена. Должен ли он непременно поделиться ею   с официальными властями?      

— Да,   именно так, — резким тоном произнес Бэркер. — Самостоятелен ли он   в своих поступках или работает с ними и на них?      

— Я,   право, не знаю, могу ли я обсуждать такой деликатный вопрос…      

— Я умоляю   вас об этом, доктор Уотсон. Уверяю вас, что вы очень поможете… очень мне поможете,   если разъясните этот вопрос.      

В голосе   ее звучала такая искренность, что на мгновение я позабыл про все ее   поведение.      

— Мистер   Холмс не зависит ни от кого. Он полностью самостоятелен и будет   действовать, как ему подсказывает его совесть. Конечно, он лоялен   в отношении своих официальных помощников, и, думаю, это может помешать ему   скрыть от них важные сведения. Вообще советую вам обратиться непосредственно   к самому мистеру Холмсу, если хотите получить более точные сведения.      

Сказав   это, я приподнял шляпу и пошел своей дорогой. Лишь однажды   я оглянулся и увидел их сидящими на том же месте и горячо   спорившими.      

— Мне   не нужна их откровенность, — сказал Холмс, когда я сообщил ему   о разговоре с Бэркером и миссис Дуглас. Холмс провел много   времени в усадьбе, вернулся в гостиницу около пяти часов   и с аппетитом принялся за обед, который я велел для него   приготовить. — Без откровенностей, Уотсон, ибо они будут неуместны, если   дело дойдет до ареста их за сообщничество в убийстве.      

— Вы   думаете, дело идет к этому?      

Он был   в добродушном и приподнятом настроении.      

— Милый   Уотсон, когда я покончу с едой, то буду в состоянии ознакомить   вас с положением вещей. Я не скажу, что мы во всем уже разобрались,   но когда нападем на след пропавшей гимнастической гири…      

— Гимнастической   гири?      

— Бог   мой, Уотсон, да неужели вы еще не поняли, что все упирается в пропавшую   гирю? Впрочем, думаю, что ни инспектор Мак, ни этот местный сыщик не придали   никакого значения ее поразительному исчезновению. Одна гиря, Уотсон!   Представьте себе гимнаста с одной гирей! Ведь это грозило бы искривлением   позвоночника.      

Холмс   сидел, усердно поглощая обед, а глаза его лукаво поблескивали, следя за   моим смущением. Его превосходный аппетит служил гарантией успеха —   в моей памяти сохранились воспоминания о многих днях и ночах,   проведенных Холмсом без пищи, когда его смущенный ум разбирался в загадках   и занят был напряженной работой. Наконец он закурил трубку и начал не   спеша говорить, как бы размышляя вслух.      

— Ложь,   Уотсон, наглая, преступная ложь — вот что пришлось взять за исходный   пункт. Вся история, рассказанная Бэркером, — ложь. Поскольку же рассказ   Бэркера подтвердила миссис Дуглас, то, значит, она лгала тоже. Оба лгали,   предварительно сговорившись. Поэтому возникла задача выяснить: почему они лгут?   Постараемся, Уотсон, восстановить истину. Согласно их показаниям, убийца менее   чем через минуту после совершенного убийства снял с пальца жертвы кольцо,   находившееся под другим кольцом, надел последнее на прежнее место — что он   наверняка никогда не сделал бы, — и положил рядом с трупом ту   странную карточку. Все это совершенно невероятно. Не выдерживает критики   и версия, будто кольцо могли снять, прежде чем Дуглас был убит. Тот факт,   что ночник сгорел очень мало, доказывает, что встреча происходила недолго.   Неужели Дуглас, о бесстрашном характере которого мы столько слышали, отдал   свое обручальное кольцо добровольно? Чепуха! Нет, Уотсон, убийца был   с Дугласом некоторое время наедине с зажженным светом. В этом   я совершенно не сомневаюсь. Причиной смерти был, по-видимому, ружейный   выстрел. Значит, он должен был произойти немного раньше, чем нам рассказали.   Сомнений в этом быть не может. Так что налицо обдуманный заговор со   стороны двух людей, слышавших выстрел, — Бэркера и миссис Дуглас.   Когда же я убедился, что кровавое пятно на подоконнике было намеренно   сделано Бэркером, чтобы навести полицию на ложный след, то пришлось признать   наличие против него веских улик.      

Холмс   немного помолчал.      

— Теперь   спросим себя, в котором часу произошло убийство. До половины одиннадцатого   слуги еще не расходились, так что до того оно произойти не могло. Без четверти   одиннадцать они разошлись по своим комнатам; впрочем, Эмс сначала пошел   в кладовую. После того как вы от нас ушли сегодня днем, я произвел   несколько экспериментов и убедился, что никакой шум, произведенный   Макдоналдом в комнате, не может проникнуть в кладовую, когда все   двери закрыты. А вот со спальней экономки Эллен дело обстоит иначе. Она   находится недалеко по коридору, и из нее я слышал неопределенный звук   голоса, если его сильно повысить. Шум ружья заглушается, если стреляют   в упор, как это и было в данном случае. Выстрел был негромким,   но в ночной тишине звук его свободно мог донестись до миссис Эллен. Она,   как мы знаем, немного глуховата, но тем не менее слышала что-то, похожее на шум   захлопывающейся двери, за полчаса до того, как подняли тревогу. Полчаса до   тревоги — это как раз и выходит без четверти одиннадцать. Не   сомневаюсь: то, что она слышала, и было ружейным выстрелом; именно   в тот момент произошло убийство. Если это так, то мы должны теперь   установить, что делали мистер Бэркер и миссис Дуглас (предположив, что не   они являются активными убийцами) от без четверти одиннадцать, когда шум от   выстрела заставил их сойти вниз, до четверти двенадцатого, когда они позвонили   и собрали слуг. Что они делали и почему не подняли тревогу   немедленно? Вот вопрос, который возник перед нами, и, ответив да него, мы   найдем путь к разрешению задачи.      

— Я убежден, —   сказал я, — что эти двое людей о чем-то сговорились. Бессердечное она   существо, если может смеяться с кем бы то ни было спустя несколько часов   после ужасной гибели мужа.      

— Совершенно   верно. Даже ее собственный рассказ о происшедшем произвел невыгодное впечатление.   Я не восторженный поклонник женского пола, как вы знаете, но мне еще не   приходилось встречать женщин, которые позволили бы увести себя от трупа мужа по   первому слову постороннего мужчины. Самый поверхностный наблюдатель удивился   бы, обнаружив такое полное бессердечие. Не будь тут даже других улик, один этот   инцидент способен вызвать подозрение в сообщничестве.      

— Итак,   вы пришли к выводу, что Бэркер и миссис Дуглас виновны   в убийстве?      

— Какая   прямолинейность, Уотсон! Если вы предположите, что миссис Дуглас и Бэркер   знают истину об убийстве и скрывают ее, тогда я смогу дать вам   положительный ответ. Но ваше более суровое суждение не столь обосновано.   Давайте разберемся в затруднениях, стоящих на нашем пути. Предположим, что   эта пара связана узами преступной любви. Это только предположение, ибо негласный   опрос слуг и других лиц не подтверждает этого. Наоборот, многие показали,   что Дугласы были очень привязаны друг к другу.      

— Ну,   это еще как сказать, — возразил я, вспомнив встречу в саду   и улыбающееся лицо молодой женщины.      

— Во   всяком случае, они производили такое впечатление. Как бы то ни было, миссис   Дуглас и Бэркер — весьма хитрая парочка, сумевшая обмануть всех   и замыслившая убить Дугласа, человека, над головой которого нависла   опасность.      

— Об   этом мы знаем только с их слов.      

Холмс   задумчиво посмотрел на меня.      

— Вижу,   Уотсон, вы придумали версию, из которой следует, что все, что они   сказали, — ложь с начала до конца. А это значит, что не   существует ни угроз, ни тайного общества, ни Долины ужаса, ни мастера Мак…   забыл, как дальше. Это широкое обобщение. Посмотрим, к чему оно нас   приведет. Они изобрели Долину ужаса. Потом поставили велосипед в парке как   доказательство присутствия кого-то извне. Пятно на подоконнике подтверждает эту   мысль так же, как и карточка у трупа, заготовленная кем-то   в доме. Все это работает на вашу гипотезу, Уотсон. Но обратимся к тем   странным фактам, которые никак не находят себе места в ваших построениях.   Почему из всех возможных видов огнестрельного оружия была выбрана спиленная   двустволка, вдобавок американская? Как могли они быть уверены, что шум ее   выстрела никого не привлечет? Ведь слепое счастье, что миссис Эллен не   поинтересовалась причиной захлопнувшейся двери. Почему преступная парочка   поступила именно таким образом, Уотсон?      

— Признаюсь,   не могу объяснить это.      

— Пойдем   дальше. Если женщина и ее любовник сговорились совершить преступление,   зачем им было его афишировать, сняв обручальное кольцо с убитого? Кажется   ли вам все это вероятным, Уотсон?      

— Нет,   не кажется.      

— И опять-таки,   если мысль оставить велосипед, спрятанный снаружи, пришла бы вам в голову,   то вы тотчас же, вероятно, отказались бы от такой уловки, поскольку   велосипед — самая нужная в данном случае вещь для человека,   принужденного спасаться бегством.      

— У меня   нет никаких объяснений.      

— Вы   не правы. Не может существовать такой комбинации случайных и неслучайных   событий, для которых человеческий ум не мог бы найти объяснения.   Я постараюсь указать другой возможный ход умозаключений, не утверждая,   однако, их абсолютную справедливость. Предположим, что в жизни Дугласа   была какая-то позорная тайна. Тайна вызывает появление, предположим, мстителя,   кого-то постороннего, не из домашних. Мститель по какой-то причине снимает   с пальца убитого его обручальное кольцо. Мщение может относиться ко   времени первого брака Дугласа, и кольцо было снято по одной из причин,   относящихся к тому браку. Прежде чем убийца ушел, в кабинет вбежали   Бэркер и миссис Дуглас. Убийца убедил их, что попытка арестовать его   повлечет за собой огласку какого-то позорного происшествия. Они согласились его   отпустить. Преступник по какой-то причине рассудил, что ему безопаснее скрыться   пешком, чем на велосипеде. Поэтому он оставил его там, где его вряд ли могли найти,   пока он не скроется. Пока мы еще не выходим из границ возможного. Как вы   считаете, Уотсон?      

— Согласен   в этом пункте с вами, — ответил я сдержанно.      

— Тогда   продолжим наш построенный на предположениях рассказ. После ухода убийцы Бэркер   и миссис Дуглас соображают, что поставили себя в положение,   в котором будет трудно доказать, что они не только не совершили убийства,   но и не причастны к нему. Они быстро, хотя и неудачно обдумывают   положение. Пятно на коннике было сделано окровавленной туфлей Бэркера, чтобы показать,   каким образом преступник скрылся. Ясно, что они оба должны были слышать   выстрел, поэтому-то и подняли тревогу, но на добрых полчаса позже, чем   уверяли нас.      

— А как   вы намерены все это доказать?      

— Ну,   если бы действительно был кто-то со стороны, то его можно бы выследить   и схватить. Это было бы наиболее убедительным из всех доказательств. Но   раз его нет… Впрочем, ресурсы моих способностей еще далеко не исчерпаны.   Я думаю, что вечер, проверенный в той комнате, очень мне поможет.      

— Вечер…   там… одному?      

— Я намерен   сегодня же туда отправиться. Я сговорился уже с Эмсом, который, как   мне кажется, отнюдь не поклонник Бэркера. Я посижу в комнате   и посмотрю, не вдохновит ли меня ее атмосфера. Я верю во вдохновение.   Вы улыбаетесь, Уотсон. Хорошо, поживем — увидим. Между прочим, вы привезли   с собой ваш большой зонтик?      

— Да,   привез.      

— Я одолжил   бы его у вас, если можно.      

— Конечно…   Но что за странное оружие вы выбираете? А если там встретится опасность?      

— Никакой   серьезной опасности, дорогой Уотсон, иначе я попросил бы вас меня   сопровождать. Итак, я беру зонтик. Но все же дождусь возвращения наших   коллег из Тенбриджа, где они, вероятно, заняты розысками владельца велосипеда.      

Спустилась   ночь, прежде чем инспектор Макдоналд и Уайт Мейсон вернулись из своей экспедиции.   И вернулись явно торжествующие.      

— Господа,   признаюсь, я сомневался, был ли тут вообще кто-либо из посторонних, —   сказал Макдоналд. — Но это подтверждается. Мы узнали, кто владелец   велосипеда. Более того, есть его описание.      

— Поздравляю   вас обоих от всего сердца, — сказал Холмс.      

— Я исходил   в своих поисках из того факта, что мистер Дуглас показался всем   встревоженным после того, как побывал в Тенбридже. Следовательно, человека   с велосипедом можно было ожидать именно из Тенбриджа. Мы захватили   велосипед с собой и показывали его в гостиницах. Управляющий   «Коммерческой гостиницы» признал этот велосипед принадлежащим человеку по имени   Харгрейв, который занимал у них комнату два дня тому назад. Весь его багаж   заключался в этом велосипеде и чемодане. Он записался приезжим из   Лондона, но адреса не оставил. Чемодан был лондонского производства, но сам   приезжий был, несомненно, американцем.      

— Отлично, —   весело сказал Холмс. — Вы там основательно поработали, пока я сидел   здесь с моим другом и развивал теории. Урок практики, мистер Мак.      

— Да,   в самом деле так, мистер Холмс, — самодовольно сказал инспектор.      

— Но   эти факты могут подойти и к нашим теориям, — заметил я.      

— Может,   да, а может, и нет. Продолжайте дальше, мистер Мак. Вы не обнаружили   ничего, по чему можно было бы узнать этого человека?      

— Этот   человек всячески старался быть незаметным. И при нем не было ни бумаг, ни   писем, даже на одежде отсутствовали отметки фирмы. Лишь на столе в его   номере лежала карта шоссейных дорог графства. Вчера утром после завтрака он   уехал из отеля на велосипеде.      

— Одно   меня смущает, мистер Холмс, — сказал Уайт Мейсон.      

— Если   молодчик не желал вызывать подозрений, то он вернулся бы и остался   в отеле как обыкновенный турист. Он должен был сообразить, что управляющий   отелем при необходимости скажет о нем полиции, а если он исчезнет,   это поставят в связь с убийством.      

— Да,   думается, так. Но не будем судить о его сообразительности, пока его не   поймали. А как он выглядит?      

Макдоналд   заглянул в свою записную книжку.      

— Мы   записали все, что нам рассказали о его внешности. Показания швейцара,   портье и горничной в общем согласуются. Это был человек ростом около   пяти футов и девяти дюймов, лет пятидесяти или около того, волосы на   голове с проседью, усы тоже. Крючковатый нос, лицо, как говорят все,   жестокое и даже отталкивающее.      

— Ну,   если не считать выражения лица, описание подходит и к самому   Дугласу, — сказал Холмс. — Ему как раз за пятьдесят, у него   седеющие усы и волосы, он приблизительно такого же роста. Что вы еще   узнали?      

— Он   был в сером пиджаке, клетчатом жилете, желтом пальто и мягкой кепке.      

— А что   насчет двустволки?      

— Она   могла свободно уместиться в его чемодане. Ее легко было пронести   и под пальто.      

— Вы   считаете, что он имеет прямое отношение к нашему делу?      

— Когда   мы поймем этого человека, тогда нам будет легче судить обо всем. Но пока   у нас уйма работы. Мы знаем, что американец, называющий себя Харгрейвом,   приехал в Тенбридж два дня назад с велосипедом и чемоданом.   В последнем находилась спиленная двустволка, следовательно, он приехал ради   убийства. Вчера утром он отправился на место убийства на велосипеде   с ружьем, спрятанным под пальто. Насколько нам известно, никто не видел   его приезда, ему не надо было проезжать через Бирлстоун, чтобы достичь ворот   парка, к тому же на шоссе встречается много велосипедистов. Вероятно, он   сразу спрятал свой велосипед между лавровыми кустами, а возможно,   и сам притаился там же, следя за домом и ожидая, когда выйдет Дуглас.   Двустволка — странное оружие для стрельбы внутри дома, но ведь он   намеревался использовать ее вне дома, и, кроме того, она имеет очевидные   преимущества: стреляя из нее, трудно промахнуться, а звук выстрелов   настолько обычен в Англии среди соседей-спортсменов, что не привлек бы   ничьего внимания.      

— Все   звучит убедительно! — одобрил Холмс.      

— Но   мистер Дуглас не появлялся. Что ему было делать? Он оставил велосипед   и в сумерках приблизился к дому. Мост оказался опущен,   вокруг — никого. Убийца попытал счастья, приготовив какое-нибудь   объяснение на случай, если встретится не с Дугласом. Но он никого не   встретил. Проскользнув в комнату, он притаился за гардиной. Оттуда он мог   видеть, как поднимали мост, и понял, что единственный путь, который ему   остается, — перейти ров. Он ждал до четверти двенадцатого, когда мистер   Дуглас вошел в комнату. Он застрелил его и убежал. Решив, что   велосипед опознают служащие отеля и он послужит уликой, убийца бросил его   и отправился пешком — в Лондон или в какое-нибудь иное   безопасное место. Как вы находите это объяснение, мистер Холмс?      

— Хорошо,   мистер Мак, очень хорошо и весьма логично. Правда, моя гипотеза несколько   иная. Я уверен, что преступление было совершено на полчаса раньше, чем   рассказывали; что миссис Дуглас и мистер Бэркер находятся   в сообществе и что-то скрывают; что они помогли бегству преступника   и что они сфабриковали доказательства его бегства через окно, ибо сами   дали ему уйти, опустив мост. Таково мое толкование начала драматических   событий.      

— Ну,   мистер Холмс, если это так, то мы просто переходим от одной тайны   к другой, — воскликнул инспектор.      

— И некоторым   образом к более темной, — прибавил Уайт Мейсон. — Миссис Дуглас   никогда в жизни не была в Америке. Что же общего могла она иметь   с американским убийцей?      

— Я охотно   признаю правомерность всех сомнений, — сказал Холмс. —   И предполагаю произвести маленькое исследование нынешней ночью, которое,   вероятно, поможет выяснить кое-какие обстоятельства.      

— Мы   должны вам помочь, мистер Холмс?      

— Нет!   Мои требования скромны. Темнота и зонтик доктора Уотсона. Да и Эмс,   без сомнения, обо мне позаботится. Все мои размышления неизменно возвращают   меня к основному вопросу: как мог человек атлетического сложения развивать   свои мышцы с помощью одной гири?      

       

      

       

Была   поздняя ночь, когда Холмс возвратился из своей экспедиции. Мы спали   в комнате с двумя кроватями, лучшей, какую только можно получить   в маленькой гостинице. Я было уже задремал, когда сквозь одолевавший   меня сон услышал шаги Холмса.      

— Ну, —   пробормотал я, — обнаружили что-нибудь?      

— Уотсон, —   прошептал он, — вы не побоялись бы спать в одной комнате   с лунатиком, с человеком, которого оставил рассудок?      

— Нет, —   ответил я в изумлении.      

— Тогда   все хорошо, — сказал он и не произнес более ни слова в эту ночь.      

 7. Разгадка      

       

На   следующее утро после завтрака мы нашли инспектора Макдоналда и мистера   Уайта Мейсона в маленькой приемной местного полицейского поста. На столе   перед ними лежало множество писем и телеграмм, которые они уже   отсортировали; три из них были отложены в сторону.      

— Все   еще выслеживаете скрывающегося велосипедиста? — весело спросил   Холмс. — Какие последние новости о злодее?      

Макдоналд   с грустью указал на груду корреспонденции.      

— Как   вы знаете, мы разослали телеграммы с его приметами в самые различные   полицейские адреса. И, как видите, собрали богатый урожай. О преступнике   сообщают из Лейчестера, Ноттингэма, Соутгэмптона, Дерби, Ист-Гейма, Ричмонда   и из четырнадцати других мест. В трех из них — Ист-Гейме,   Лейчестере и Ливерпуле — он уже выслежен и арестован. Вся   страна, кажется, наводнена беглецами в желтых пальто.      

— Ну   и дела! — сочувственно откликнулся Холмс. — Теперь послушайте   меня, мистер Мак и мистер Мейсон, я хочу дать вам совет. Приехав   с вами сюда, я условился — вы, конечно, помните, — что не   буду представлять вам недостоверных теорий, а продолжу работу по своей   системе до тех пор, пока окончательно не уверюсь в результатах. Поэтому   я до настоящего момента и не делился с вами моими догадками   и выводами. Однако я люблю честную игру и не считаю, что будет   красиво позволять вам тратить время и энергию бесполезно. Короче,   я пришел сюда, чтобы дать вам совет, который состоит из трех слов: бросьте   это дело.      

Макдональд   и Уайт Мейсон в изумлении воззрились на своего знаменитого коллегу.      

— Вы   считаете его безнадежным? — воскликнул инспектор.      

— Я считаю   безнадежными лишь ваши поиски.      

— Но   этот велосипедист… Он-то не плод фантазии! У нас есть его описание, его   чемодан, его велосипед. Ведь где-то он должен скрываться. А значит, его   можно и схватить.      

— Да,   без сомнения, но не стоит этим заниматься в Ист-Гейме или   в Ливерпуле. Я уверен, можно найти путь к разгадке на месте.      

— Вы   что-то скрываете от нас. Это нехорошо с вашей стороны, мистер   Холмс. — Инспектор был явно раздосадован.      

— Вы   знакомы с моими методами, мистер Мак. Впрочем, я буду скрытен еще   очень недолго. Надо только проверить одну деталь. Вместе с вами. А затем   я распрощаюсь и вернусь в Лондон, оставив все полученные факты   в вашем полном распоряжении. Я слишком вам обязан, чтобы поступить   иначе: во всей моей практике я не могу припомнить более странного   и интересного дела.      

— Все   сказанное вами выше моего понимания, мистер Холмс. Мы виделись вчера после нашего   возвращения из Тенбриджа, и в общем, вы были согласны с нашими   выводами. Что же произошло с тех пор?      

— Ну,   если вам невтерпеж… Этой ночью я провел несколько часов весьма полезно…      

— А именно?      

— К сожалению,   тока я могу вам дать только общий ответ. Между прочим, я изучил   краткое, но поучительное описание старинного здания усадьбы, купленное за один   пенс в табачной лавочке. — Холмс вынул из жилетного кармана маленькую   книжку, украшенную неуклюжим изображением здания. — Дорогой мистер Мак,   когда в деталях знакомишься с окружающей исторической атмосферой, это   придает особую прелесть следствию. Не проявляйте нетерпения. Поверьте, читая   даже столь краткое описание, невольно приобщаешься к образам старины.   Позвольте и вас заинтересовать ими. Вот, к примеру, несколько строк:   «Построенная в пятый год правления короля Якова I и стоящая на   частично уцелевшем фундаменте еще более старого замка, Бирлстоунская усадьба является   одним из прекрасных образцов жилища времен Якова I, окруженного рвами…»      

— Вы   смеетесь над нами, мистер Холмс! — прервал чтение инспектор.      

— Терпение,   мистер Мак! Вы опять проявляете свой шотландский темперамент. Хорошо, я не   буду читать, если это на вас так раздражающе действует. Только добавлю, что здесь   можно найти историю взятия замка парламентскими войсками в 1644 году,   описание того, как усадьба служила временным убежищем для Карла во время   гражданской войны, и даже историю посещения ее Георгом II. Вы не можете не   признать, что в книжечке все же имеется немало разнообразных   и любопытных мелочей…      

— Я в этом   не сомневаюсь, мистер Холмс, но они нас не касаются.      

— Вы   в этом уверены? Широта кругозора, мой милый мистер Мак, необходима для   нашей профессии. Своевременная реализация на практике накопленных знаний часто   играет решающую роль. Вы уж не обессудьте: подобного рода поучения со стороны   хоть и скромного любителя криминалистики, но все-таки старшего по возрасту   и, быть может, немного более опытного, чем вы, наверное, простительны.      

— Ну   о чем вы говорите! — запальчиво произнес инспектор.      

— И,   конечно, вы идете к своей цели, но избрали для этого окольный путь…      

— Ладно,   оставим в покое историю и возвратимся к сегодняшнему дню.   Вернее, к нынешней ночи, когда я нанес визит в усадьбу.   Я не встретил ни мистера Бэркера, ни миссис Дуглас. Я не стал   беспокоить их, но зато убедился, что вдова, по-видимому, не тосковала   и принимала участие в превосходном ужине. Вместо этого   я обменялся с Эмсом любезностями, которые позволили мне просидеть   одному некоторое время в комнате покойного, не ставя о том   в известность никого другого в доме. Должен признаться, я провел   там весьма полезные четверть часа.      

— Что   же вы там делали?      

— Чтобы   не секретничать из-за такого пустяка, я скажу, что отыскивал пропавшую   гирю. Я придавал ей с самого начала важное значение. Кончилось тем,   что я все-таки ее нашел.      

— Где?      

— Ну   вот, стоило протянуть вам палец, как вы уже хотите схватить всю руку. Позвольте   мне самому подойти к финишу чуточку поближе, и я обещаю   поделиться с вами всем, что знаю.      

— Хорошо,   мы вынуждены принять ваши условия, — сказал инспектор. — Но вы же   советуете нам оставить это дело… Объясните, ради Бога, почему мы должны его   оставить?      

— По   той причине, дорогой мистер Мак, что вы не знаете даже, что вы расследуете.      

— Как   это так! Мы расследуем убийство мистера Джона Дугласа в Бирлстоунской   усадьбе.      

— Да,   да, вы правы. Но не надо разыскивать таинственного джентльмена на велосипеде.   Уверяю вас, это ни к чему не приведет.      

— Тогда   посоветуйте: что нам делать?      

— Хорошо,   но последуете ли вы моему совету?      

— Признаюсь,   я всегда находил, что за вашими окольными речами что-нибудь да скрывается.   Я сделаю все, что вы предложите.      

— А вы,   мистер Мейсон?      

Провинциальный   сыщик беспомощно посмотрел сначала на одного, потом на другого — приемы   Холмса были для него новы.      

— Ну,   если это приемлемо для инспектора, то, значит, и для меня, — наконец   ответил он.      

— Тогда   я предложу вам обоим совершить маленькую прогулку по окрестностям. Мне   говорили, что вид с Бирлстоунской возвышенности великолепен. Позавтракать   вы можете в гостинице… Вечером усталые, но довольные…      

— Ваши   шутки переходят все границы! — воскликнул Макдоналд.      

— Ну   ладно, проведите день как хотите, — успокоил его Холмс, ласково похлопав   по плечу. — Делайте что хотите и идите куда хотите, но ждите меня   здесь к вечеру непременно, мистер Мак.      

— Это   звучит более здраво.      

— Я дам   вам превосходный совет, но не буду на нем настаивать. Только явитесь сюда обязательно.   Возможно, вы будете мне нужны. А теперь я попрошу вас написать   записку мистеру Бэркеру.      

— Какую?      

— Я продиктую,   если позволите. Готовы?       

       

«Дорогой   сэр, я считаю целесообразным осушить ров вокруг усадьбы в надежде,   что мы можем найти там…»      

       

— Напрасный   труд, — заметил инспектор, — я исследовал его.      

— Я это   знаю. И тем не менее продолжайте, пожалуйста, писать.      

— Хорошо.      

       

— «…   в надежде, что мы можем найти там что-нибудь важное для нашего расследования.   Я распорядился, чтобы рабочие явились на работу завтра рано утром…»      

       

— Не   может быть!      

       

— «…   о чем и счел своим долгом сообщить вам заранее».       

       

Теперь   подпишите и пошлите своего человека вручить это послание ему лично около   четырех часов. В четыре мы снова соберемся здесь, а до того времени   каждый может делать все, что ему угодно.      

Мы   собрались, когда уже надвигался вечер. Холмс был серьезен, меня пожирало   любопытство, сыщики, очевидно, чувствовали себя уязвленными и были склонны   отнестись критически ко всем выводам моего друга.      

— Теперь,   джентльмены, — сказал он, — я попрошу вас одеться потеплее. На   улице холодно, а я не знаю, сколько времени займет наша экспедиция.   Нам надо оказаться на месте, прежде чем совсем стемнеет.      

Закутавшись   по совету Холмса во что могли, мы пошли вдоль наружной стороны ограды парка.   Через первый же пролом в ней пробрались под сень вековых деревьев,   окружавших старинный дом, и под защитой сгущавшихся сумерек стали бесшумно   красться вслед за моим знаменитым другом. Так мы достигли густых кустов,   которые росли напротив подъемного моста. Мост был опущен. Холмс засел за стеной   из веток, мы, естественно, тоже.      

— Что   будет теперь? — спросил Макдоналд.      

— Вооружимся   терпением и не будем говорить громко, — ответил Холмс.      

— Зачем   вообще мы пришли сюда? Право, я нахожу, вы могли бы быть с нами   откровеннее.      

Шерлок   Холмс усмехнулся.      

— Уотсон   уверяет, что я в своем роде художник. Во мне живут инстинкты, которые   требуют добротной режиссерской постановки сцен. Уверяю вас, мистер Мак, наша   профессия стала бы совсем скучной, если бы иногда мы не обогащали ее   драматическими действиями, которые придавали бы блеск добытым с трудом   результатам. В данную минуту положение вещей заставляет вас волноваться,   испытывать напряжение спрятавшегося в засаде охотника. Ничего этого не   было бы, заговори я с определенностью расписания поездов… Так что   немного терпения, мистер Мак, и все станет для вас ясно.      

       

      

       

Призыв   к терпению был оправданным, ибо ожидание оказалось продолжительным. На   фасаде старого дома медленно густели тени. Холодный сырой туман, поднимавшийся   со стороны рва, пронизывал нас до костей. В роковой комнате старого дома   горел свет. Весь остальной дом был погружен в темноту.      

— Долго   ли еще ждать? — спросил наконец инспектор. — И чего мы ждем?      

— Я сам   не знаю, сколько времени нам придется караулить, — строгим тоном ответил   Холмс. — Конечно, было бы удобнее, если бы преступники всегда действовали   по нашему желанию. Что же касается… Но смотрите! Вот тот, кого мы ждали!      

Скрывавшие   нас кусты находились напротив освещенного окна и отстояли от него всего   футов на сто. Петли скрипнули, огромная рама открылась. Мы различили неясный   контур головы и плеч человека, который, как видно, пристально всматривался   в темноту. Наконец он нагнулся, и среди глубокой тишины мы услыхали   легкий плеск. Казалось, что человек в окне что-то спустил в воду,   наполняющую ров, и вдруг вытащил какой-то предмет из глубины, как рыбак рыбу.   Этот предмет скрылся в пролете окна.      

— Пора! —   крикнул Холмс. — К действию, друзья!      

Мы   мгновенно вскочили и бросились за ним, хотя и с трудом из-за   окоченевших ног. А Холмс, охваченный одним из тех внезапных приливов   энергии, которые превращали его в самого деятельного человека в мире,   быстро перебежал мост и резко позвонил у входа в старый дом.   Заскрипели засовы, на пороге открывшейся двери появился изумленный Эмс. Не   обращая на него внимания, Холмс бросился к той комнате, в окне   которой мы видели человеческий силуэт. Мы вбежали следом за ним.      

Перед   нами стоял оторопевший Сесил Бэркер.      

— Что   все это значит, черт возьми? — гневно спросил он.      

— Что   вам нужно?      

Холмс   быстро оглянулся и тотчас же кинулся к скрученному веревкой   и брошенному под стол мокрому свертку.      

— Мы   пришли за ним, мистер Бэркер. Нам нужен сверток, затопленный с помощью   гимнастической гири и вытащенный вами из рва.      

Бэркер   с изумлением посмотрел на Шерлока. — Откуда вам о нем известно?      

— Немудрено,   я сам его там утопил.      

— Вы?!      

— Точнее   следовало сказать «снова утопил», — поправился Холмс. — Я думаю,   вы помните, Макдоналд, до чего меня удивляло отсутствие одной гири.   Я обращал на это ваше внимание, но вам было некогда заниматься всякими   пустяками, как вы считали. В противном случае вы, конечно, сделали бы   некоторые ценные выводы. Когда вблизи есть вода и недостает одной из   парных тяжелых гирь, то нетрудно догадаться, как ею воспользовались. Во всяком   случае, стоило проверить эту догадку. Итак, благодаря Эмсу, который впустил   меня в комнату, и рукоятке зонта доктора Уотсона   я в прошедшую ночь выудил этот сверток и осмотрел его.   Оставалось узнать, кто бросил его в воду. Этого мы достигли, сообщив вам,   что ров будет осушен. Мы, четверо свидетелей, видели, кто воспользовался   темнотой, а потому, мистер Бэркер, мне кажется, настала ваша очередь   говорить.      

Холмс   положил мокрый сверток на стол, развязал опутывавшую его веревку, достал   изнутри гимнастическую гирю, а следом — пару ботинок. Указав на них   и пробормотав: «Как видите, американские», — он опустил их на пол.   Затем выложил на стол нож в ножнах, набор белья, пару носков, серый   твидовый костюм и короткое коричневое пальто.      

— Обратите   особое внимание на пальто, — заметил Холмс.      

— Как   видите, у него есть внутренний карман, который уходит под подкладку:   в нем вполне может поместиться спиленное ружье. На воротнике ярлык   портного: «Полл, пошив верхнего платья. Вермисса, США».      

Я провел   небесполезные часы в местной библиотеке и пополнил свое образование,   узнав, что Вермисса — процветающий городок в Соединенных Штатах,   в долине, известной угольными и железорудными копями. Помнится,   мистер Бэркер, вы говорили, что первая жена Дугласа — уроженка одной из   угольных областей? Нетрудно предположить также, что буквы «Д. В.» на карточке,   долина, посылающая убийц, может статься, и есть Долина ужаса,   о которой нередко упоминалось. Все теперь нам ясно, и очередь мистера   Бэркера дать необходимые объяснения.      

Гнев,   изумление, страх, нерешительность поочередно сменялись на лице Бэркера. Наконец   он попытался укрыться за едкой иронией.      

— Вы   уже знаете столько, мистер Холмс, — с усмешкой бросил он, — что,   может быть, вам лучше самому сделать это.      

— Без   сомнения, я мог бы еще кое-что прибавить, мистер Бэркер, но нам интереснее   послушать вас.      

— Вы   так думаете? Но я вправе сказать лишь одно: если здесь и кроется   тайна, то она не мне принадлежит и не в моих привычках выдавать чужие   секреты.      

       

      

       

В этот   момент в комнату вошла миссис Дуглас, стоявшая, оказывается, около   полуоткрытой двери.      

— Довольно,   Сесил, — сказала она, — вы сделали для нас достаточно.      

— Более   чем достаточно, — уважительно заметил Холмс. — Я глубоко   сочувствую вам, миссис Дуглас, и прошу положиться на наш здравый смысл   и нашу порядочность. Весьма возможно, что я поступил ошибочно, не   исполнив вашего желания, которое передал мне доктор Уотсон. Однако в то   время у меня еще были причины предполагать, что вы замешаны   в преступлении. Теперь я убежден в обратном. Тем не менее еще   осталось много невыясненного, и я посоветовал бы вам упросить   непреклонного мистера Бэркера поведать всю историю.      

Тут   миссис Дуглас вскрикнула, а все мы были поражены, увидев человека, который   как бы выступил из стены и теперь шел к нам из темного угла. Миссис   Дуглас повернулась и обняла его; Бэркер сжал его протянутую руку.      

— Так   лучше, Джон, — сказала миссис Дуглас, — я уверена, так лучше.      

— Да,   мистер Дуглас, — подтвердил Холмс, — гораздо лучше.      

Человек   стоял, изучая нас. Он щурился, видимо, от света. Лицо у него было   примечательное: смелые серые глаза, густые подстриженные седеющие усы,   выступающий вперед волевой подбородок, резко очерченный рот. Дуглас обвел всех   нас взглядом и, к моему вящему удивлению, подошел ко мне, протягивая   связку бумаг.      

— Я слыхал   о вас, — сказал он. Произношение у него было не вполне   английское, но и не чисто американское, в общем мягкое   и приятное. — Вы писатель, — продолжал он. — Но ручаюсь,   доктор Уотсон, что еще никогда через ваши руки не проходило таких историй.   Изложите их, как хотите. Я только вручаю вам факты. Два дня я провел   взаперти и, пользуясь слабым дневным светом, который проникал в убежище,   набрасывал свои воспоминания. Это история Долины ужаса.      

— Долина   ужаса — это прошлое, мистер Дуглас, — спокойно сказал Шерлок, —   а нам теперь хочется услышать о настоящем.      

— Услышите,   сэр, — ответил Дуглас. — Вы позволите мне закурить?      

Холмс   протянул сигару.      

— Благодарю   вас, мистер Холмс. Насколько мне известно, вы сами курильщик и поймете,   что значило для меня не курить два дня, имея под рукой все необходимое, но   опасаясь, как бы запах дыма не выдал тайник. — Он прислонился   к камину и втянул в себя аромат сигары. — Я много   слышал о вас, мистер Холмс, не подозревая, что мне придется встретиться   с вами. Обещаю, раньше, чем вы ознакомитесь вот с этим, — он   кивнул головой в сторону бумаг, — вы скажете, что я сообщил вам   кое-что новое.      

Макдоналд   хмуро смотрел на пришельца.      

— Я в недоумении, —   произнес он наконец. — Если вы мистер Дуглас из Бирлстоунской усадьбы, то   причины чьей же смерти разыскивали мы эти два дня? И откуда вы теперь   выскочили, точно чертик из табакерки?      

— Ах,   мистер Мак, — заметил с укоризной Холмс. — Вы не захотели   перечитать описание приюта короля Карла! В те дни люди нередко прятались   в отличные тайники, а они, послужив однажды, могут пригодиться   и в другой раз. Я был убежден, что мы разыщем мистера Дугласа под   этой крышей.      

— Сколько   же времени вы морочили нам голову таким образом, мистер Холмс? — сердито   спросил инспектор. — Долго ли вы предоставляли нам возможность тратить   силы и время на совершенно нелепые, как вам было известно, розыски?      

— Ни   одного лишнего часа, дорогой мистер Мак. Только в прошлую ночь у меня   возникли новые соображения, и, так как их можно было доказать лишь сегодня   вечером, я предложил вам и вашему коллеге днем отдохнуть. Скажите,   пожалуйста, что мог я сделать еще? Увидав платье, вынутое изо рва,   я сразу понял, что убитый — не мистер Дуглас и мы, вероятнее   всего, нашли тело велосипедиста из Тенбриджа. Другого заключения вывести было   нельзя. Поэтому мне следовало выяснить, где мог скрываться мистер Дуглас,   и я нашел, что, вероятнее всего, он при содействии жены и друга   спрятался в доме, представлявшем такие удобства, а позднее собирался   бежать.      

— Вы   оказались правы, — с одобрением сказал Дуглас. — Мне хотелось   ускользнуть от вашего британского правосудия, поскольку я не знал, какое   наказание оно наложит на меня. Вместе с тем мне казалось, что таким   образом и заставлю преследующих меня злобных псов потерять след. Знайте,   я не сделал ничего, что заставило бы меня стыдиться, ничего, что я не   готов был бы повторить снова. Впрочем, вы сами убедитесь в этом, когда   я закончу мой рассказ.      

Я начну   не с самого начала. Оно изложено здесь, — Дуглас указал на   тетрадь, — и вы найдете его очень странным. В общих чертах дело   сводится к следующему. На земле живут люди, имеющие основательные причины   меня ненавидеть. Они отдали бы свой последний доллар за то, чтобы   я оказался в их руках. Пока жив я и живы они, на этом свете   для меня нет безопасного угла. Они вытеснили меня из Чикаго в Калифорнию.   Потом фактически изгнали из Америки. Лишь когда я после свадьбы поселился   в английском тихом графстве, мне стало казаться, что последние годы моей   жизни протекут спокойно. Я не объяснял моей жене положения вещей. Зачем   было вмешивать ее во все это? Ведь она не имела бы ни минуты покоя! Тем не   менее она, кажется, кое-что подозревала. Вероятно, я время от времени   проговаривался, но до вчерашнего дня ей не были известны обстоятельства дела.   Она узнала их после того, как вы, джентльмены, говорили с нею. Она сказала   вам все, что знала, и Бэркер тоже. Ведь в ночь памятных событий   у нас оставалось мало времени для объяснений. Теперь жена знает мою   историю, и, право же, я поступил бы умнее, раньше сказав ей об опасности.   Мне, дорогая, — он взял ее за руку, — было тяжело коснуться прошлого,   я хотел сделать как лучше.      

Господа,   накануне роковых событий я был в Тенбридже и случайно увидел на   улице одного человека. Только мельком, но не мог не узнать моего смертельного   врага, который преследовал меня, словно голодный волк дикую козу. Мне стало   ясно, что беда близка.      

Я   вернулся домой и приготовился встретить ее, зная, что мне придется   защищаться собственными силами. В былое время о моих удачах ходила   слава по всем Соединенным Штатам, и я был уверен, что счастье   по-прежнему улыбнется мне.      

Целый   день я был настороже, не выходил в парк и поступал правильно: он   пустил бы в меня заряд картечи раньше, чем я успел бы заметить его.   Когда мост подняли, я прогнал мысль о беде, не допуская, что он мог   пробраться в дом и спрятаться, выжидая меня. Но когда я делал   обычный вечерний обход дома, как всегда в халате, то, войдя в свою   комнату, почувствовал опасность. Наверное, человек, многократно подвергавший   угрозам свою жизнь, обретает нечто вроде шестого чувства, которое и подает   ему сигналы. Почему я остро осознавал приближение несчастья, точно не могу   сказать. Но в следующее мгновение я заметил под оконной драпировкой   носки ботинок. Увидев источник своих инстинктивных опасений, я кинулся за   молотком, припасенным мной ранее на камине. В ту же минуту враг прыгнул на   меня. Блеснул нож, но я ударил по лезвию молотком. Оружие выпало из рук   противника. Тогда нападающий вытащил из-под пальто, ружье. Щелкнул курок, но   я успел схватить ствол руками и поднять его кверху. Мы отчаянно   боролись. Мой противник ни на секунду не ослаблял усилий, однако   в какое-то мгновение приклад оказался ближе ко мне. Не знаю, может быть,   я дернул курок, может быть, мы оба потянули за собачку. Так или иначе два   заряда попали ему в лицо, и, взглянув вниз, я увидел то, что осталось   от Теда Болдуина. Я узнал этого человека в городе, узнал его также,   когда он накинулся на меня, но, увидев столь обезображенный труп, даже его   собственная мать не сказала бы, кто перед ней. Я привык к страшным   зрелищам, но и мне стало не по себе.      

       

      

       

Прибежал   Бэркер. Я услышал шаги жены, но вовремя остановил ее. Тут было зрелище не   для женщин. Обещав ей скоро прийти в ее комнату, я начал давать   Бэркеру объяснения, но он сам все понял с первого взгляда. Нам оставалось   только ждать прислугу. Никто не явился, и мы сообразили, что никто не услышал   выстрела, что все случившееся известно только нам.      

Тогда-то   у меня зародилась идея, которая показалась нам обоим блестящей. Рукав Теда   приподнялся, обнаружив знак ложи. Смотрите!      

Дуглас   завернул свой собственный рукав и показал коричневый треугольник   в круге, то есть в точности такой же знак, какой мы видели на руке   убитого.      

— Именно   клеймо навело меня на мысль выдать убитого за себя. Мы были приблизительно одного   роста и сложения, его волосы походили на мои, а от лица ничего не   осталось. Мы с Бэркером сняли с Теда вот этот костюм, накинули на   него мой халат и положили труп в той позе, в которой вы его   нашли. Связав вещи Болдуина в узел, я уложил туда же единственную   тяжесть, которая оказалась под рукой. Все было выброшено из окна. Карточку,   которую он намеревался положить на мой труп, я оставил возле него. Мы надели   мои кольца на его пальцы, но когда дело дошло до обручального…      

Он   вытянул свою мускулистую руку.      

— Вы   сами видите, что я ничего не мог сделать. Со дня свадьбы это кольцо не   покидало своего места, и снять его было невозможно. Мне и не хотелось   расставаться с ним. Мы решили предоставить эту подробность судьбе. Зато   я принес кусочек пластыря и наклеил его на уцелевшую часть лица   убитого, в том самом месте, где, как вы видите, он наклеен у меня.   Только в этом случае, мистер Холмс, вы допустили оплошность: сняв   пластырь, вы не увидали бы пореза.      

Вот   каково было положение вещей. Если бы я притаился на некоторое время,   а затем уехал в какое-нибудь место, где позднее ко мне присоединилась   бы жена, остаток дней наших, вероятно, протек бы спокойно. Увидев   в газетах, что Болдуин убил меня, эти дьяволы прекратили бы преследование.   Я спрятался, Бэркер сделал все остальное.      

Вы сами   можете догадаться, о чем именно он позаботился в первую очередь. Мой   друг открыл окно и сделал кровавый отпечаток на подоконнике с целью   показать, каким путем убежал убийца. Это была смелая мысль. Потом Сесил   позвонил. Дальнейшее вы знаете. Теперь, джентльмены, делайте, что вам угодно,   однако верьте, что я сказал всю правду. Позвольте только задать вам один вопрос:   как поступит со мной английское правосудие?      

Наступило   молчание. Его прервал Шерлок Холмс.      

— В основе   своей английские законы справедливы, и наказание будет не тяжелее вашего   проступка. Но, скажите, откуда Болдуин узнал, что вы живете здесь, а также   как пробраться в дом и где удобнее спрятаться?      

— Мне   самому это непонятно.      

Лицо   Холмса было серьезно и бледно.      

— Боюсь,   что дело еще далеко не окончено, — заявил он.      

— На   вашем пути могут встретиться опасности похуже английского закона или даже ваших   американских врагов. Я предугадываю для вас несчастья, мистер Дуглас,   и советую вам остерегаться.      

       

 Часть вторая      

Чистильщики      

       

1. Главное действующее   лицо      

       

А теперь   я должен попросить читателя на время покинуть Сассекс и перенестись   лет на двадцать назад и на несколько тысяч миль к западу. Перед ним   развернется настолько необыкновенная история, что, быть может, трудно будет   даже поверить в ее достоверность. Причем это не начало какого-нибудь   нового повествования. После описания происшедших в то время   и в тех местах событии, разрешив тайну прошлого, мы снова встретимся   в квартире на Бейкер-стрит, где завершатся эти, как и многие другие   знаменательные события.      

Дело   происходило 4 февраля 1875 года. Стояла суровая зима, густой снег покрывал   ущелья гор Джилмертон. Вечерний поезд медленно полз по железнодорожному пути,   соединяющему множество шахтерских и заводских поселков. Он поднимался по   крутому откосу, который ведет от Стегвилля, расположенного на низменности,   к городу Вермисса, стоящему в верхнем конце долины. Дорога была   одноколейной, на каждой запасной ветке стояли вереницы платформ с углем   и железной рудой. Стояли, словно немые доказательства скрытого под землей   несметного богатства долины, привлекшего в нее множество людей разной   национальности и сильно оживившего этот унылый край Соединенных Штатов.   Вряд ли первопроходцы, пересекшие его, представляли себе, что самые прекрасные   прерии и роскошные пастбища ничего не стоят по сравнению с этой   мрачной областью, покрытой черными утесами и чащей леса. Над почти непроходимым   бором, покрывавшим склоны гор, поднимались покрытые вечными снегами вершины.      

По   долине, извивавшейся между зубчатых скал, полз маленький поезд. В вагонах,   вмещавших всего по двадцать или тридцать человек, только что зажгли лампы. Они   горели тускло и слабо освещали пассажиров, в основном рабочих,   возвращавшихся домой после трудового дня. Судя по их закоптелым лицам, это были   большей частью шахтеры. Почти все они курили и иногда переговаривались.      

В одном   из вагонов сидели двое в полицейских мундирах, привлекавших к себе   настороженное внимание не только рудокопов, но и едущих женщин-работниц   и двоих-троих стариков, в которых нетрудно было узнать местных мелких   лавочников. В углу, поодаль от всех, расположился молодой человек. На вид   ему не менее тридцати лет, он среднего роста, у него свежий цвет лица.   Проницательные серые глаза поблескивали сквозь очки и доброжелательно   посматривали на соседей. Эти взгляды позволяли сделать вывод об общительном   характере; поверхностный наблюдатель предположил бы даже, что это недалекий простак.   Однако более пристальное внимание позволяло угадать в очертании его   подбородка и суровой складке губ, что под наружным добродушием   темноволосого молодого мужчины крылась незаурядная сила. Раза два он пробовал   заговорить с ближайшим соседом-шахтером, но, получив краткие неприветливые   ответы, замолк и стал хмуро смотреть в окно на открывавшийся пейзаж.   Груды шлака громоздились по обеим сторонам железнодорожной линии; за ними   поднимались вышки угольных шахт. Группы жалких деревянных домишек с плохо   освещенными окнами жались друг к другу. На частых полустанках толпились   закоптелые жители: долина Вермиссы не привлекала к себе праздных людей,   здесь велась жестокая борьба за существование. На лице молодого пассажира,   который смотрел из окна вагона на безрадостную местность, выражалось смешанное   чувство брезгливости и любопытства. Не раз, достав длинное письмо, он   снова и снова пробегал его глазами и что-то писал сбоку. В конце   концов он вытащил из сумки револьвер и переложил его в потайной   карман. Как ни быстро это было сделано, человек, сидевший на соседней скамье,   успел все заметить.      

— Вот   как, приятель, вы, видно, готовы ко всему?      

Молодой   незнакомец улыбнулся с некоторым замешательством.      

— Да,   там, откуда я еду, иногда оружие необходимо.      

— А откуда   вы едете?      

— Из   Чикаго.      

— Здесь   вы впервые?      

— Да.      

— Оружие   наверняка вам и здесь пригодится.      

— Почему   вы в этом так уверены? — живо спросил молодой человек, явно   заинтересованный.      

— Разве   вы не слышали о том, что у нас тут происходит?      

— Нет,   ничего.      

— А я был   уверен, что о нас говорят повсюду. Не огорчайтесь, скоро услышите. Но что   заставило вас сюда приехать?      

— Я слышал,   что здесь можно легко найти работу.      

— Вы   член Рабочего союза?      

— Естественно.      

— Тогда,   пожалуй, работу получите. У вас есть тут друзья?      

— Нет,   но я их приобрету.      

— Каким   образом?      

— Я принадлежу   к ордену масонов. Почти в каждом городе есть ложа, а где есть   ложа, там у меня окажутся друзья.      

Слова   собеседника сразу произвели сильное впечатление на рабочего. Он   с подозрением оглянулся на сидящих вблизи пассажиров. После этого он   поднялся, сел рядом и протянул руку. Они обменялись рукопожатием.      

— Я верю,   но никогда нелишне удостовериться.      

Правой   рукой он дотронулся до своей правой брови. Незнакомец тотчас же поднес левую   руку к левой брови.      

— Темные   ночи неприятны, — произнес сосед.      

— Да,   для странствующих иностранцев, — ответил молодой человек.      

— Этого   достаточно. Я брат Сканлейн, триста сорок первая ложа, долина Вермиссы.   Я рад видеть вас у нас.      

— Спасибо.   Я брат Джон Макмэрдо, двадцать девятая, Чикаго. И я рад встрече   с братом.      

— В округе   наших много. Нигде в стране орден так не процветает, как в долине   Вермиссы. Но молодцы вроде вас нам очень нужны. Одного не понимаю: почему   здоровый человек из Рабочего союза не нашел себе места в Чикаго?      

— У меня   было много случаев хорошо заработать, — ответил Макмэрдо.      

— Тогда   почему уехали из Чикаго?      

Макмэрдо   указал в сторону полицейских и слегка улыбнулся.      

— Эти   двое джентльменов, вероятно, с удовольствием приняли бы эстафету   в отношении меня от своих чикагских коллег.      

Сканлейн   сочувственно кивнул, искоса взглянув на полицейских.      

— У вас   были большие неприятности?      

— Да.      

— Тюрьма?      

— Еще   не время толковать о таких вещах, — ответил Макмэрдо, как бы сожалея,   что уже сказал больше, чем хотел. — Имелись веские причины для моего   отъезда из Чикаго, удовольствуйтесь этим. Кроме того, кто вы такой, чтобы   задавать вопросы?      

Серые   глаза Макмэрдо блеснули раздраженно за стеклами очков.      

— Не   сердитесь, я не собирался вас обидеть. И уверен — наши ребята   отнесутся к вам хорошо, что бы вы там ни сделали. Куда вы сейчас   направляетесь?      

— В Вермиссу.      

— Это   третья остановка отсюда. Где намереваетесь поселиться?      

Макмэрдо   вынул письмо и прочел адрес.      

— Джейкоб   Шефтер, улица Шеридана… Мне рекомендовал его знакомый в Чикаго.      

— Я сам   живу в Хобсоне, так что этого адреса не знаю. Кстати, мы подъезжаем   к Хобсону, и на прощание я хочу дать вам один совет. Если вы   столкнетесь с трудностями в Вермиссе, идите прямо в Дом   профсоюза и спросите Макгинти. Он мастер вермисской ложи,   и в Вермиссе все делается, как того хочет Черный Джек Макгинти.   Может, мы встретимся в ложе. Прощайте.      

Сканлейн   направился к выходу, и Макмэрдо снова остался наедине со своими   мыслями. Уже стемнело, и красные отсветы горнов мелькали во мраке.      

— По-моему,   ад должен выглядеть именно так, — произнес чей-то голос.      

Макмэрдо   оглянулся и увидел, что один из полицейских встал и всматривается   в окно.      

— Наверняка, —   поддакнул второй констебль. — И вряд ли в преисподней обитают   дьяволы хуже местных… Полагаю, вы новоприезжий, молодой человек?      

— Что   вам-то до этого? — мрачно ответил Макмэрдо.      

— Да   ничего. Просто я посоветовал бы вам осторожнее выбирать себе здесь друзей.   И уж никак я не поспешил бы подружиться со Сканлейном или   с кем-нибудь из этой шайки, ничего не зная о них.      

— Что   вам за дело, кто мои друзья? — прогремел Джон так громко, что все   пассажиры повернулись к нему. — Разве я спрашивал у вас   совета?      

Нагрубив,   он широко осклабился, точно оскалившая зубы собака. Добродушных полицейских   ошеломила подобная враждебность.      

— Не   обижайтесь на нас, — примирительно произнес один из них. — Мы хотим   вам добра, поскольку вы новичок в долине Вермиссы.      

— Да,   этой долины я не знаю, но мне хорошо знакомы вы и вам   подобные, — с холодным бешенством выпалил Макмэрдо.      

Полицейский   улыбнулся.      

— Может   статься, что и лично с нами вам придется познакомиться поближе. Вы   кажетесь отменной сорвиголовой.      

— Я вас   не боюсь. Меня зовут Джон Макмэрдо. А если я вам понадоблюсь, то   ищите меня в Вермиссе, на улице Шеридана у Шефтера. Видите, я не   собираюсь скрываться от вас.      

Такое   бесстрашное заявление вызвало явное сочувствие у пассажиров. Полицейские,   пожав плечами, вступили в разговор между собой. Через несколько минут   поезд подошел к скверно освещенному вокзалу, и пассажиры поспешили   покинуть вагоны. Вермисса была главной станцией на всей линии.      

Макмэрдо   поднял свою сумку и уже двинулся в темноту, когда один из шахтеров   подошел к нему.      

— Браво,   товарищ, вы умеете разговаривать с этими типами, — с уважением   сказал он. — Было приятно вас слушать. Дайте вашу сумку и пойдем   вместе. Мне как раз идти мимо дома Шефтера.      

       

      

       

Они   вместе спустились с платформы.      

— Спокойной   ночи, друг, — раздались пожелания из толпы шахтеров.      

Буйный   Макмэрдо завоевал здесь симпатии, даже не ступив еще на землю Вермиссы.      

Какое бы   безрадостное впечатление ни производили окрестности города, сама Вермисса оказалась   еще более удручающей. Долина обладала хотя бы каким-то мрачным величием: по   соседству с горами, этими могучими созданиями природы, находились   результаты гигантской деятельности человека — глубокие шахты на фоне   огромных горнов и клубов дыма. Город же воплощал в себе отвратительную   нищету. Снег на улице, который непрестанно месили башмаками и колесами повозок,   превратился в грязную полужидкую кашу. Газовые фонари едва освещали   невзрачные ряды деревянных строений с полуразрушенными верандами. Лишь   в центре города эта картина слегка скрашивалась ярко освещенными витринами   магазинов и пивных, окнами игорных домов и притонов.      

— Вот   этот дом вам придется часто посещать, — сказал проводник Джона, указывая   на один из баров, по внешнему виду напоминающий отель. — Здесь хозяин Джек   Макгинти.      

— Что   это за человек? — спросил Макмэрдо.      

— Неужели   вы о нем не слыхали?      

— Я же   никогда не бывал в вашем городе.      

— Ну,   я думал, что его имя известно всюду. Оно часто появляется   и в газетах.      

— В связи   с чем?      

— В связи   с разными громкими делами, — неопределенно ответил шахтер, понизив   голос.      

— Какими   именно?      

— Ну   и чудак вы, мистер! Ведь только об одних определенного рода делах   и можно услышать у нас — о делах Чистильщиков.      

— Помнится,   я что-то читал о них. Это шайка убийц, не так ли?      

— Тише,   если вам дорога жизнь, — испуганно прошептал шахтер, оглянувшись вокруг.   Затем он остановился и с удивлением воззрился на своего   спутника. — Если вы будете на улице открыто высказываться в таком   духе, то вам недолго останется жить. Иные отправлялись на тот свет из-за меньшего…      

— Я только   повторяю то, что читал о них в газетах.      

— Но   могу заверить вас, что вы читали неправду. Убийств здесь происходит немало.   Только никогда не произносите имени Макгинти в связи   с преступлениями — расплата будет скорой и жестокой… А вот   и дом, который вам нужен. Его хозяин, старый Джейкоб Шефтер, у нас   самый честный и уважаемый человек.      

— Спасибо, —   сказал Макмэрдо на прощание.      

Он   подошел к дому и сильно постучал в дверь. Когда она открылась,   то перед ним оказалась молодая и очень красивая девушка, по виду шведка:   белокурая, с огромными темными глазами, резко контрастировавшими   с цветом ее волос. Она посмотрела на незнакомца с удивлением   и любопытством. Макмэрдо подумал, что никогда не видел девушки прекраснее.   Она казалась особенно поразительной в окружавшей ее печальной   и безобразной действительности, словно прелестный цветок, выросший на   черных грудах шлака. Он молча стоял и только смотрел на нее. Молчание   прервала девушка.      

— Я решила,   что это пришел отец, — произнесла она с приятным легким   акцентом. — Вы хотите его видеть? Он в городе и должен вернуться   с минуты на минуту.      

Макмэрдо   продолжал зачарованно смотреть на нее, не скрывая своего восхищения. Под его   взглядом она опустила веки.      

— Ничего,   мисс, — наконец сказал Джон. — Я никуда не спешу. Мне   рекомендовали ваш дом, и теперь я уверен, что он мне подойдет.      

— Вы   быстро приходите к заключениям, — с улыбкой сказала она.      

— Ну,   только слепой ответил бы иначе.      

Девушка   засмеялась.      

— Входите,   мистер, — пригласила она. — Меня зовут Этти, я дочь мистера   Шефтера. Моей матери нет в живых, и хозяйством занимаюсь я.   Погрейтесь у печки и подождите отца… Да вот и он сам.      

По   дорожке приближался коренастый старик. После знакомства Макмэрдо кратко   рассказал о своем деле. Имя знакомого Джона, давшего ему адрес Шефтера,   было тому известно. Старый швед тут же согласился принять нового жильца.   Макмэрдо не торговался и охотно принял все условия. За двенадцать долларов   в неделю хозяин предоставлял ему комнату и полное содержание.      

Таким   образом Макмэрдо, бежавший из Чикаго, поселился под крышей Шефтеров. Это стало   первым шагом в длинной череде темных событий, происшедших в далеком   крае.      

 2. Глава ложи Вермиссы      

       

Через   неделю Макмэрдо уже сделался приметным лицом в доме Шефтеров.   В меблированных комнатах у них жили еще десять жильцов — пожилые   работники с шахт и приказчики из лавок. Когда все собирались по   вечерам, Джон первым отпускал удачную шутку. Он оказался также превосходным   рассказчиком, отлично пел и вообще, казалось, был прямо создан для   общества — от него как бы веяло магической силой, способной вызывать   оживление и даже веселость окружающих. Но иногда он впадал, как   и тогда в железнодорожном вагоне, в неудержимый гнев, что   заставляло всех в доме относиться к нему еще более уважительно   и даже с опаской. Он не скрывал своего презрения к закону   и к его служителям.      

Макмэрдо   открыто восхищался прелестной мисс Этти и говорил, что она покорила его   сердце с первого взгляда. Чуть ли не на второй день Джон признался ей   в любви и потом постоянно твердил о своем чувстве, не обращая   внимания на ее ответы, которыми она старалась лишить его надежды.      

— У вас   уже кто-то есть? — говорил он. — Что ж, тем хуже для него. Пусть   остерегается, я не собираюсь из-за кого бы то ни было упускать свое   счастье. Говорите «нет» сколько угодно, Этти, но наступит день, когда вы   скажете «да». Я достаточно молод, чтобы подождать.      

Для Этти   он был воистину опасным человеком. Рассказы его увлекали, а умение подойти   к людям очаровывало. Он был окружен ореолом таинственности, что обычно   сначала возбуждает у женщины любопытство, а затем любовь. Особенно   захватывающими были описания Мичигана, далекого красивого острова с его   низкими холмами и зелеными лугами. Отсюда, из этой мрачной, занесенной   снегом долины, он казался особенно прекрасным. Рассказывал Макмэрдо   и о проливе и мичиганских лесных лагерях; о Буффало   и Чикаго, где он работал на заводе. При этом слышался намек на нечто   романтическое, на события столь странные, что и говорить о них   открыто было нельзя. С сожалением Джон упомянул, что ему пришлось отказаться   от прежних знакомств, покинуть все привычное и закончить свои скитания   в этой безрадостной долине. Этти неизменно слушала его, затаив дыхание,   и в ее огромных глазах читались сострадание и сочувствие.      

Будучи   человеком образованным, Макмэрдо быстро получил временное место в одной   конторе, где ему поручили ведение записей. В конторе он был занят большую   часть дня и потому не нашел случая представиться главе местной масонской   ложи. Но ему вскоре напомнили об этом упущении. Как-то вечером в комнате Джона   появился его железнодорожный знакомый Мик Сканлейн. Казалось, он был рад встретиться   с Макмэрдо. Выпив виски, Мик объяснил цель своего посещения.      

— Я запомнил   ваш адрес, Макмэрдо, — сказал он, — и решился навестить вас.   Знаете, меня удивляет, что вы до сих пор не представились мастеру. Что помешало   вам зайти к нему?      

— Я искал   работу и был крайне занят.      

— Все   равно надо было отыскать время, чтобы нанести ему визит. Бог мой, да вы   поступили прямо безумно, не побывав в Доме союза в первое же утро   после приезда! Если вы обидите его…      

Макмэрдо   удивился.      

— Я уже   более двух лет принадлежу к ордену, Сканлейн, но никогда не слышал   о подобных строгостях.      

— В Чикаго,   может быть, их нет.      

— Да   ведь здесь то же самое общество?      

— Вы   полагаете? — Сканлейн долгим пристальным взглядом посмотрел на Джона.      

— Разве   я ошибаюсь?      

— Через   месяц вы мне сами об этом скажете. Кстати, я слышал, что после того, как   я вышел из вагона, вы побеседовали с полицейскими?      

— Господи,   да как вы об этом узнали?      

— У нас   все быстро становится известно, как плохое, так и хорошее.      

— Да,   я выложил этим собакам, что о них думаю.      

— Я уверен,   приятель, вы придетесь по сердцу нашему Макгинти.      

— А что,   он тоже не жалует полицию?      

Сканлейн   захохотал.      

— Обожает!   Но берегитесь, как бы заодно с полицией он не возненавидел и вас,   если вы не удостоите его посещением. Так что немедленно отправляйтесь   к нему в бар, — сказал он на прощание и ушел.      

Возможно,   Макмэрдо и не придал бы особого значения этому совету, но другая встреча   в тот же вечер вынудила его все же отправиться к Макгинти.      

Заметил   ли старый Шефтер с самого начала то внимание, которое оказывал Этти его   новый жилец, или ухаживание Джона стало в последние дни слишком   настойчивым, но, как бы то ни было, вскоре после ухода Сканлейна он позвал   молодого человека в свою комнату.      

— Мне   кажется, — сказал он без предисловий, — что вам приглянулась моя   Этти. Это верно, или я ошибаюсь?      

— Не   ошибаетесь, — ответил Джон.      

— Ну   так я должен сказать вам, что вы опоздали.      

— Она   мне говорила.      

— А фамилия   другого вам известна?      

— Я спрашивал,   но она отказалась ее назвать.      

— Потому   что не хотела вас напугать.      

— Напугать? —   Макмэрдо так весь и вскипел.      

— Да,   дружище. И вовсе не зазорно бояться Теда Болдуина.      

— Да   кто он такой, черт возьми?      

— Он   начальник Чистильщиков.      

— Опять   Чистильщики! О них только и говорят здесь, причем всегда шепотом.   Чего вы все боитесь? Кто эти Чистильщики?      

Шефтер   понизил голос, как и все здесь, кто вынужденно затрагивал эту тему:      

— Чистильщики —   старинный масонский орден.      

— Но   ведь я и сам масон!      

— Вы?   Зная это, я ни за что не пустил бы вас к себе в дом.      

— Почему   вы недолюбливаете орден? Он ставит перед собой цели милосердия и добра.      

— Возможно,   где-нибудь и так, но не у нас.      

— А здесь?      

— Это   общество убийц.      

Макмэрдо   недоверчиво засмеялся.      

— Где   доказательства?      

— Доказательства?   А разве вам мало пятидесяти убийств? Судя по всему, вы даже не слышали   о Милмэне, Ван-Шорсте, о семье Пиклсон, о старом мистере Эйме,   о маленьком Билли Джеймсе и множестве других. Доказательства! В долине   не найдется никого, будь то мужчина или женщина, кто не имел бы доказательств!      

— Это   простые сплетни, — возразил Макмэрдо.      

— Прожив   в нашем городе подольше, вы измените свое мнение. Впрочем, я забыл,   что вы тоже один из них. Поэтому прошу вас подыскать себе другое помещение,   мистер. С нас хватит ухажера Этти, которого мы не смеем выгнать. А уж   среди своих жильцов я их терпеть не желаю. Следующую ночь вы должны   провести уже под другой крышей.      

Макмэрдо   не только лишали комнаты, но и отдаляли от девушки, которую он искренне   полюбил. Выйдя от старика, он застал Этти в гостиной и рассказал ей   обо всем.      

— Я не   так уж огорчился бы, будь дело только в комнате, — сказал   он, — но, право, Этти, хотя я и знаю вас всего неделю, но жить   без вас не могу!      

— Замолчите,   мистер Макмэрдо, — прервала его Этти. — Ведь я говорила вам, что   вы опоздали. У вас на дороге стоит другой; правда, я не обещала ему   выйти за него, но и сделаться невестой кого-либо еще я теперь уже не   могу.      

— А если   бы я оказался здесь раньше? Мог бы тогда надеяться?      

Этти   закрыла лицо руками.      

— Бог   видит, что я хотела бы этого… — прошептала она, заливаясь слезами.      

Макмэрдо   опустился перед ней на колени. — Неужели из-за полуобещания вы погубите   свое и мое счастье? Слушайтесь своего сердца: оно правдивее слов,   сказанных в минуту, когда вы сами не знали, что говорите. Скажите, что вы   согласны стать моей женой, и мы вместе пойдем навстречу судьбе.      

— Но   мы уедем отсюда?      

— Нет,   мы здесь останемся, дорогая, — и его руки на миг обняли ее.      

— Но,   Джон, тут оставаться нам нельзя. Увезите меня, пожалуйста.      

На   мгновение лицо Макмзрдо выразило колебание, но почти сразу оно стало жестким,   словно гранит.      

— Нет,   я не трус и стану бороться за вас против всех на свете.      

— Но   почему бы нам не уехать?      

— Я не   могу сделать этого, Этти.      

— Почему   же?      

— Я никогда   не смогу смотреть людям в глаза, если буду знать, что меня выгнали откуда   бы то ни было. Кроме того, чего нам бояться? Разве мы не свободные люди   в свободной стране? Если мы любим друг друга, кто осмелится стать между   нами?      

— Вы   не знаете, Джон… Вы пробыли здесь слишком короткое время, вы не знаете этого Болдуина,   этого Макгинти и Чистильщиков вообще.      

— Не   знаю и не боюсь их, — ответил Макмэрдо. — Мне приходилось   встречаться с самыми разными людьми, и я никогда никого не   боялся, напротив, кончалось тем, что окружающие начинали опасаться меня. Но   скажите, Этти, если Чистильщики, как говорит ваш отец, совершали в долине   Вермиссы одно убийство за другим и если все знают их имена, то почему не   предали преступников суду?      

— Никто   не решится выступить против них свидетелями. Любой из них не прожил бы   и месяца. Кроме того, всегда найдется кто-нибудь из шайки, кто под   присягой покажет, будто во время совершения преступления обвиняемый был   в противоположной части долины.      

— Я,   правда, слышал кое-что и раньше о Чистильщиках, но считал все это   выдумками. Может быть, Этти, у них есть оправдательные причины так   поступать. Их что, преследуют и они не могут защититься другим путем?      

— О Джон,   замолчите! Именно такие слова я слышу от другого…      

— От   Болдуина?      

— Да,   и потому я презираю его. Джон, теперь я могу сказать вам правду:   я всем сердцем ненавижу его и в то же время смертельно боюсь.   Боюсь за себя и особенно за отца. Если бы я сказала Болдуину правду,   на нас неминуемо обрушилась бы страшная беда. Поэтому мне пришлось отделаться   от него хотя бы полуобещанием. Иного выхода не было. Если бы вы только   согласились бежать со мной, Джон! Мы взяли бы с собой отца   и где-нибудь вдали зажили бы спокойно.      

Лицо   Макмэрдо снова отразило внутреннюю борьбу, и снова оно окаменело.      

— Ничего   дурного не случится ни с Вами, Этти, ни с вашим отцом. Что же до этих   страшных людей… Наступит время, и вы поймете, что я не лучше самого   дурного из них.      

— Нет,   Джон, я не верю в это и всегда буду доверять вам.      

Макмэрдо   с горечью рассмеялся.      

— Как   же мало вы обо мне знаете! Вы, с вашей невинной душой, не подозреваете,   что во мне происходит…      

       

      

       

В эту   минуту дверь резко распахнулась, и в комнату развязно, с видом   хозяина, вошел красивый молодой человек, приблизительно одних лет   с Макмэрдо, схожий с ним ростом и фигурой. Из-под широкополой   шляпы, которую он не потрудился снять, виднелось лицо со свирепыми, властными   глазами и орлиным носом. Смущенная и испуганная Этти тут же поднялась   со стула.      

— Я рада   видеть вас, мистер Болдуин, — сказала она. — Пожалуйста, садитесь.      

Упершись   руками в бока, Болдуин остался стоять, неотрывно глядя на Джона.      

— Кто   это? — коротко бросил он.      

— Мой   друг, наш новый жилец. Мистер Макмэрдо, разрешите представить вам мистера Болдуина.      

Молодые   люди мрачно поклонились друг другу.      

— Полагаю,   мисс Этти сообщила вам о наших планах? — спросил Болдуин.      

— Насколько   я понял, вас с нею ничто не связывает.      

— Да?   Ну, теперь вы можете узнать другое. Я говорю вам, что эта девушка является   моей невестой. Так что вам следует сейчас отправиться прогуляться и не   путаться здесь под ногами… Тем более что вечер хорош, — добавил Болдуин   с насмешкой в голосе.      

— Благодарю,   но я не расположен гулять.      

— Нет? —   Глаза Болдуина загорелись гневом. — Может, вам хочется подраться, мистер жилец?      

— Очень, —   откликнулся Макмэрдо, поднимаясь. — Вы не могли сказать мне ничего более   приятного.      

— Ради   Бога, Джон, ради Бога, — задыхаясь, произнесла растерявшаяся Этти. —   О Джон, он сделает что-нибудь ужасное!      

— Ага,   так он для вас уже «Джон»? — зарычал Болдуин. — Дело дошло до имен?      

— Ах,   Тед, будьте благоразумны! Если вы когда-нибудь меня любили, будьте великодушны!      

— Мне   кажется, Этти, если вы оставите нас вдвоем, мы быстро со всем покончим, —   спокойно произнес Макмэрдо. — Или, может, вам, мистер Болдуин, угодно   прогуляться со мной по улице? Отличная погода, и за первым поворотом есть   удобный пустырь.      

— Я расправлюсь   с вами, не пачкая рук, — бросил Джону его враг. — В скором   времени вы пожалеете, что вошли в этот дом.      

— По-моему,   сейчас самое подходящее время, — сказал Макмэрдо.      

— Я сам   выберу время. Смотрите, — он засучил рукав и показал на руке странный   знак: выжженный круг с треугольником внутри. — Вы знаете, что это   значит?      

— Не   знаю и знать не хочу.      

— Так   обещаю вам, что вы узнаете, не успев постареть. Может быть, мисс Этти скажет   вам что-нибудь об этом клейме. А вы, Этти, вернетесь ко мне на коленях.   Слышите? На коленях! И тогда я скажу вам, в чем будет   заключаться ваша кара. Вы посеяли, и я позабочусь, чтобы вы сняли урожай.      

Он   с ненавистью посмотрел на них обоих, внезапно повернулся на каблуках,   и в следующую секунду наружная дверь с шумом за ним   захлопнулась.      

Несколько   мгновений Джон и Этти стояли молча, потом она обняла его.      

— О Джон,   как вы были смелы! Но все равно, вам надо бежать отсюда. И сегодня же! Вы   ничего не можете поделать против людей, за которыми стоит Макгинти и все   могущество ложи.      

Джон   высвободился из объятий Этти, поцеловав ее, и усадил на стул.      

— Полно,   не беспокойтесь так обо мне. Я ведь тоже масон. Наверное, я не лучше   остальных, а потому не принимайте меня за святого. Быть может, узнав   правду, вы возненавидите меня тоже.      

— Возненавидеть   вас, Джон! Что вы! Почему я должна думать о вас плохо только из-за   того, что вы принадлежите к ложе? Но если вы масон, Джон, почему вы не   постарались заслужить расположение этого Макгинти? Поторопитесь сделать это!   Поговорите с ним прежде Болдуина.      

— Я сам   подумал о том же, — сказал Макмэрдо, — и отправлюсь сейчас   же. Скажите вашему отцу, что сегодня мне еще придется переночевать у вас   в доме, но что завтра я найду себе новое жилье.      

Бар   Макгинти, как всегда, был переполнен. Хозяин пользовался популярностью,   и прежде всего потому, что неизменно носил маску весельчака. Кроме того,   многих приводил сюда страх — никто не рискнул бы пренебречь его   расположением. Причем не только в городе, но и во всей долине.      

Помимо   тайной силы, которой обладал Макгинти как глава ложи, он имел и власть   официальную в качестве муниципального советника и инспектора дорог.   Всем было ясно, какими путями он получил эти должности. Общественные работы   в городе были запущены, зато налоги взимались самым тщательным образом.   Благодаря же частым неточностям в отчетах, на которые все опасались   обращать внимание, бриллианты в булавках хозяина бара год от года   становились крупнее, а золотые цепочки на жилете — более тяжелыми.      

Макмэрдо   вошел в зал и оказался в густой толпе, насыщавшей воздух   табачным дымом и спиртными ароматами. Помещение освещалось множеством   ламп, отражавшихся в расставленных вдоль стен огромных зеркалах   в тяжелых золоченых рамах. За прилавками усиленно трудились официанты   в жилетах и без галстуков. В глубине, опершись на стойку, стоял   высокий и полный человек, во рту которого торчала неизменная сигара.   Голову исполина украшала густая грива волос, спускавшаяся до воротника,   а лицо до скул заросло бородой. Оно было смуглое, словно у южанина.   Однако самым примечательным его отличием являлись странные немигающие черные   глаза; отсутствие в них естественного блеска придавало всему лицу   затаенно-зловещее выражение. Между тем все остальное у этого человека вполне   соответствовало маске веселого задушевного малого. В первый момент каждый   сказал бы, что Макгинти удачливый, честный делец с открытым сердцем.   Только когда его темные безжизненные глаза впивались в человека, тот   внутренне содрогался, почувствовав, что за ними скрыта целая бездна зла,   соединенного с силой и хитростью.      

       

      

       

Джон   издали разглядел хозяина бара, а затем со свойственной ему смелостью   принялся локтями пробивать себе дорогу к нему. Протолкавшись сквозь группу   льстецов, теснившихся около стойки, он остановился перед ним, не опустив глаза   под пристальным взглядом.      

— Черт   меня побери, если я встречал вас прежде, — недружелюбно произнес   глава ложи Вермиссы.      

— Я здесь   недавно, мистер Макгинти.      

— Не   настолько недавно, чтобы не знать, как следует меня именовать.      

— Это   советник Макгинти, — сказал кто-то из окружения.      

— Извините,   советник. Я незнаком с местными обычаями, но мне посоветовали   повидать вас.      

— Ну   что ж, вы видите меня. И что вы думаете обо мне?      

— Трудно   так сразу ответить. Скажу лишь, что если ваше сердце так же велико   и прекрасно, как лицо, то ничего другого и желать нельзя.      

— У вас   хорошо подвешен язык! Значит, вы одобряете мою наружность?      

— Конечно,   сэр, — сказал Макмэрдо.      

— И вам   посоветовали прийти ко мне?      

— Да.      

— Кто   же это сделал?      

— Брат   Сканлейн… А теперь я хочу выпить за ваше здоровье, советник,   и за наше дальнейшее знакомство. — Джон поднес к губам поданный   ему стакан и, осушая его, подчеркнуто отставил мизинец.      

Следивший   за ним Макгинти приподнял густые черные брови.      

— Ах,   вот как? — сказал он. — Видно, мне придется поближе познакомиться   с вами, мистер…      

— Макмэрдо.      

— Мы   здесь не доверяем словам, мистер Макмэрдо. Извольте следовать за мной.      

Они   прошли в маленькую комнатку. Макгинти запер за собою дверь, уселся на одну   из бочек, заполнявших комнату, молча поглядывая на Джона.      

Макмэрдо,   не смущаясь, вынес осмотр. Одну руку он опустил в карман пиджака, другой покручивал   свой каштановый ус. Неожиданно Макгинти вытащил из-за пояса револьвер.      

— Вот   что я должен вам сказать. Если я увижу, что вы затеваете с нами   какую-нибудь игру, то вам недолго придется ее вести.      

— Странный   прием вы мне оказываете, — ответил Макмэрдо с вызовом. —   Особенно для мастера ложи по отношению к новоприезжему брату.      

— Вот   как раз этот факт и нужно доказать, — ответил Макгинти. —   А если не докажете, то вам не поможет сам сатана. Где вы были посвящены?      

— В двадцать   девятой ложе в Чикаго.      

— Когда?      

— Двадцать   четвертого июня тысяча восемьсот семьдесят второго года.      

— Кто   был мастер?      

— Джеймс   Скотт.      

— Кто   управляет вашей областью?      

— Бартоломью   Уилсон.      

— Гм,   вы отвечаете довольно уверенно. Что вы здесь делаете?      

— Работаю,   как вы, но пока поменьше вас.      

— Вы   так же скоры на руку, как на ответы?      

— Знавшие   меня люди утверждали именно так.      

— Ну   что ж, может, мы испытаем вас скорее, чем вы думаете. Вы слыхали что-нибудь   о нашей ложе?      

— Я слышал,   что в ваше братство может вступить только мужественный человек.      

— Правильно,   мистер Макмэрдо. Почему вы уехали из Чикаго?      

— Повесьте   меня раньше, чем я вам это скажу.      

Глаза   Макгинти широко открылись. Он не привык к таким ответам, и слова   Джона несказанно удивили его.      

— Почему   вы не хотите довериться мне?      

— Потому   что брат не может лгать брату.      

— Значит,   правда такого рода, что о ней даже не стоит говорить?      

— Вот   именно.      

— Тогда   не ждите, чтобы я как мастер ввел в ложу человека, за прошлое   которого не могу отвечать.      

На лице   Макмэрдо отразилось раздумье. Потом он вынул из кармана измятую газетную вырезку.      

— Вы   правы, советник, — мягко заметил Макмэрдо. — Я знаю, что без   опасения могу отдать себя в ваши руки. Прочтите эту заметку в газете.      

То было   сообщение об убийстве в ресторане «Озеро» на рыночной улице Чикаго   в первый день нового 1874 года. Там был застрелен какой-то Джонас Пинт.   Макгинти быстро пробежал вырезку глазами.      

— Ваша   работа? — спросил он, возвращая ее Макмэрдо.      

Тот   кивнул головой.      

— Почему   вы застрелили его?      

— Я,   видите ли, помогал дяде Сэму делать доллары. Может, мои монетки и не были   такой чистой пробы, как его, но вполне походили на них и обходились   дешевле. Этот Пинт катал их…      

— Что   он делал?      

— Пускал   в обращение, Но как-то он решил меня шантажировать и стал грозить   доносом. Я не поддался на угрозы, убил его и отправился сюда.      

— Почему   сюда?      

— В газетах   писали, что люди здесь не особенно разборчивы.      

Макгинти   засмеялся.