1 2 
Алисе это совсем не понравилось: во-первых, Герцогиня была такая безобразная, а, во-вторых, подбородок ее приходился как раз на уровне Алисиного плеча, и подбородок этот был очень острый. Но делать было нечего – не могла же Алиса попросить Герцогиню отодвинуться!
– Игра, кажется, пошла веселее, – заметила она, чтобы как-то поддержать разговор.
– Я совершенно с тобой согласна, – сказала Герцогиня. – А мораль отсюда такова: «Любовь, любовь, ты движешь миром…» 86
– А мне казалось, кто-то говорил, будто самое главное – не соваться в чужие дела, – шепнула Алиса.
– Так это одно и то же, – промолвила Герцогиня, вонзая подбородок в Алисино плечо. – А мораль отсюда такова: думай о смысле, а слова придут сами!
– Как она любит всюду находить мораль, – подумала Алиса.
– Ты, конечно, удивляешься, – сказала Герцогиня, – почему я не обниму тебя за талию. Сказать по правде, я не совсем уверена в твоем фламинго. Или все же рискнуть?

– Он может и укусить, – сказала благоразумная Алиса, которой совсем не хотелось, чтоб Герцогиня ее обнимала.
– Совершенно верно, – согласилась Герцогиня. – Фламинго кусаются не хуже горчицы. А мораль отсюда такова: это птицы одного полета!
– Только горчица совсем не птица, – заметила Алиса.
– Ты, как всегда, совершенно права, – сказала Герцогиня. – Какая ясность мысли!
– Кажется, горчица – минерал, – продолжала Алиса задумчиво.
– Конечно, минерал, – подтвердила Герцогиня. Она готова была соглашаться со всем, что скажет Алиса. – Минерал огромной взрывчатой силы. Из нее делают мины и закладывают при подкопах… А мораль отсюда такова: хорошая мина при плохой игре – самое главное!
– Вспомнила, – сказала вдруг Алиса, пропустившая мимо ушей последние слова Герцогини. – Горчица это овощ. Правда, на овощ она не похожа – и все-таки это овощ!
– Я совершенно с тобой согласна, – сказала Герцогиня. – А мораль отсюда такова: всякому овощу свое время. Или, хочешь, я это сформулирую попроще: никогда не думай, что ты иная, чем могла бы быть иначе, чем будучи иной в тех случаях, когда иначе нельзя не быть.
– Мне кажется, я бы лучше поняла, – учтиво проговорила Алиса, – если б я могла это записать. А так я не очень разобралась.
– Это все чепуха по сравнению с тем, что я могла бы сказать, если бы захотела, – ответила польщенная Герцогиня.
– Пожалуйста, не беспокойтесь, – сказала Алиса.
– Ну что ты, разве это беспокойство, – возразила Герцогиня. – Дарю тебе все, что успела сказать.
– Пустяковый подарок, – подумала про себя Алиса. – Хорошо, что на дни рождения таких не дарят!
Однако вслух она этого сказать не рискнула.
– Опять о чем-то думаешь? – спросила Герцогиня и снова вонзила свой подбородок в Алисино плечо.
– А почему бы мне и не думать? – отвечала Алиса. Ей было как-то не по себе.
– А почему бы свинье не летать? – сказала Герцогиня. – А мораль…
Тут, к великому удивлению Алисы, Герцогиня умолкла и задрожала. Алиса подняла глаза и увидала, что перед ними, скрестив на груди руки и грозно нахмурившись, стоит Королева.
– Прекрасная погода, ваше величество, – слабо прошептала Герцогиня.
– Я тебя честно предупреждаю, – закричала Королева и топнула ногой. – Либо мы лишимся твоего общества, либо ты лишишься головы. Решай сейчас же – нет, в два раза быстрее!
Герцогиня решила и тотчас исчезла.
– Вернемся к нашей игре, – сказала Алисе Королева.
Алиса так была напугана, что, не говоря ни слова, побрела за ней следом к площадке. Гости между тем воспользовались отсутствием Королевы и отдыхали в тени; однако, увидев, что Королева возвращается, они поспешили к своим местам. А Королева, подойдя, просто объявила, что минута промедления будет стоить им всем жизни.
Пока шла игра, Королева беспрестанно ссорилась с игроками и кричала:
– Отрубить ему голову! Голову ей с плеч!
Солдаты вставали с земли и брали несчастных под стражу. Воротцев в результате становилось все меньше и меньше. Не прошло и получаса, как их и вовсе не осталось, а все игроки с трепетом ждали казни.
Наконец, Королева бросила игру и, переводя дыхание, спросила Алису:
– А видела ты Черепаху Квази 87?
– Нет, – сказала Алиса. – Я даже не знаю, кто это такой.
– Как же, – сказала Королева. – Это то, из чего делают квази-черепаший суп 88.
– Никогда не видала и не слыхала, – сказала Алиса.
– Тогда пошли, – сказала Королева. – Он сам тебе все расскажет.
И они пошли. Уходя, Алиса услышала, как Король тихо сказал, обращаясь к гостям:
– Мы всех вас прощаем.
– Вот хорошо! – обрадовалась Алиса. (Она очень горевала, думая о назначенных казнях).
Вскоре они увидели Грифона, крепко спящего на солнцепеке 89. (Если ты не знаешь, как выглядит Грифон, посмотри на картинку).

– Вставай, бездельник, – сказала Королева, – отведи эту барышню к Черепахе Квази. Пусть расскажет ей свою историю. А мне надо возвращаться: я там приказала кое-кого казнить, надо присмотреть, чтобы все было как следует.
И она ушла, оставив Алису с Грифоном. Алисе он не внушил особого доверия, но, подумав, что с ним, верно, все же спокойнее, чем с Королевой, она осталась.
– Смех – да и только! – пробормотал он не то про себя, не то обращаясь к Алисе.
– Смех? – переспросила Алиса растерянно.
– Ну да, – ответил Грифон. – Все это выдумки. Казнить! Скажет тоже! У них такого отродясь не было. Ладно, пошли!
– Все здесь только и говорят, что «пошли»! – подумала Алиса, покорно плетясь за Грифоном. – Никогда в жизни еще мною так не помыкали!
Пройдя совсем немного, они увидели вдалеке Черепаху Квази; он лежал на скалистом уступе и вздыхал с такой тоской, словно сердце у него разрывалось. Алиса от души пожалела его.
– Почему он так грустит? – спросила она Грифона.
И он ответил ей почти теми же словами:
– Все это выдумки. Грустит! Скажешь тоже! Не о чем ему грустить. Ладно, пошли!
И они подошли к Черепахе Квази. Тот взглянул на них большими, полными слез глазами, но ничего не сказал.
– Эта барышня, – начал Грифон, – хочет послушать твою историю. Вынь да положь ей эту историю! Вот оно что!
– Что ж, я расскажу, – проговорил Квази глухим голосом. – Садитесь и не открывайте рта, пока я не кончу.
Грифон и Алиса уселись. Наступило молчание.
– Не знаю, как это он собирается кончить, если никак не может начать, – подумала про себя Алиса.
Но делать было нечего – она терпеливо ждала.
– Однажды, – произнес, наконец, Черепаха Квази с глубоким вздохом, – я был настоящей Черепахой.
И снова воцарилось молчание. Только Грифон изредка откашливался, да неумолчно всхлипывал Квази. Алиса совсем уже собралась подняться и сказать: «Благодарю вас, сэр, за очень увлекательный рассказ». Но потом решила еще подождать.
Наконец, Черепаха Квази немного успокоился и, тяжело вздыхая, заговорил.

– Когда мы были маленькие, мы ходили в школу на дне моря. Учителем у нас был старик-Черепаха. Мы звали его Спрутиком.
– Зачем же вы звали его Спрутиком, – спросила Алиса, – если на самом деле он был Черепахой?
– Мы его звали Спрутиком, потому что он всегда ходил с прутиком, – ответил сердито Черепаха Квази. – Ты не очень-то догадлива!
– Стыдилась бы о таких простых вещах спрашивать, – подхватил Грифон.
Оба они замолчали и уставились на бедную Алису. Она готова была провалиться сквозь землю. Наконец, Грифон повернулся к Черепахе Квази и сказал:
– Давай, старина, поторапливайся! Нельзя же весь день здесь сидеть…
И Квази продолжал.
– Да, ходили мы в школу, а школа наша была на дне морском, хоть ты, может, этому и не поверишь…
– Почему же? – возразила Алиса. – Я ни слова не сказала.
– Нет, сказала, – настаивал Квази.
– Не возражай! – прикрикнул Грифон.
Но Алиса и не думала возражать.
– Образование мы получили самое хорошее, – продолжал Черепаха Квази. – И немудрено – ведь мы ходили в школу каждый день…
– Я тоже ходила в школу каждый день, – сказала Алиса. – Ничего особенного в этом нет.
– А дополнительно тебя чему-нибудь учили? – спросил Квази с тревогой.
– Да, – ответила Алиса. – Музыке и французскому.
– А стирке? – быстро сказал Черепаха Квази.
– Нет, конечно, – с негодованием отвечала Алиса.
– Ну, значит, школа у тебя была неважная, – произнес с облегчением Квази. – А у нас в школе к счету всегда приписывали: «Плата за французский, музыку и стирку дополнительно» 91.
– Зачем вам стирка? – спросила Алиса. – Ведь вы жили на дне морском.
– Все равно я не мог заниматься стиркой, – вздохнул Черепаха Квази. – Мне она была не по карману. Я изучал только обязательные предметы.
– Какие? – спросила Алиса.
– Сначала мы, как полагается, Чихали и Пищали, – отвечал Черепаха Квази. – А потом принялись за четыре действия Арифметики: Скольжение, Причитание, Умиление и Изнеможение 92.
– Я о «Причитании» никогда не слыхала, – рискнула заметить Алиса.
– Никогда не слыхала о «Причитании»! – воскликнул Грифон, воздевая лапы к небу. – Что такое «читать», надеюсь, ты знаешь?
– Да, – отвечала Алиса неуверенно, – смотреть, что написано в книжке и… читать.
– Ну да, – сказал Грифон, – и если ты при этом не знаешь, что такое «причитать», значит, ты совсем дурочка.
У Алисы пропала всякая охота выяснять, что такое «Причитание», она повернулась к Черепахе Квази и спросила:
– А что еще вы учили?
– Были у нас еще Рифы – Древней Греции и Древнего Рима, Грязнописание и Мать-и-мачеха. И еще Мимические опыты; мимиком у нас был старый угорь, он приходил раз в неделю. Он же учил нас Триконометрии, Физиономии…
– Физиономии? – переспросила Алиса.
– Я тебе этого показать не смогу, – отвечал Черепаха Квази. – Стар я уже для этого. А Грифон ею не занимался.
– Времени у меня не было, – подтвердил Грифон. – Зато я получил классическое образование.
– Как это? – спросила Алиса.
– А вот как, – отвечал Грифон. – Мы с моим учителем, крабом-старичком, уходили на улицу и целый день играли в классики. Какой был учитель!
– Настоящий классик! – со вздохом сказал Квази. – Но я к нему не попал… Говорят, он учил Латуни, Драматике и Мексике…
– Это уж точно, – согласился Грифон.
И оба повесили головы и вздохнули.
– А долго у вас шли занятия? – спросила Алиса, торопясь перевести разговор.
– Это зависело от нас, – отвечал Черепаха Квази. – Как все займем, так и кончим.
– Займете? – удивилась Алиса.
– Занятия почему так называются? – пояснил Грифон. – Потому что на занятиях мы у нашего учителя ум занимаем… А как все займем и ничего ему не оставим, тут же и кончим. В таких случаях говорят: «Ему ума не занимать»… Поняла?
Это было настолько ново для Алисы, что она невольно задумалась.
– А что же тогда с учителем происходит? – спросила она немного спустя.
– Может, хватит про уроки, – вмешался решительно Грифон. – Расскажи-ка ей про наши игры…

Глава X МОРСКАЯ КАДРИЛЬ 93

Черепаха Квази глубоко вздохнул и вытер глаза. Он взглянул на Алису – видно, хотел что-то сказать, но его душили рыдания.
– Ну, прямо словно кость у него в горле застряла, – сказал Грифон, подождав немного.
И принялся трясти Квази и бить его по спине. Наконец, Черепаха Квази обрел голос и, обливаясь слезами, заговорил:
– Ты, верно, не живала подолгу на дне морском…
– Не жила, – сказала Алиса.
– И, должно быть, никогда не видала живого омара…
– Зато я его пробова… – начала Алиса, но спохватилась и покачала головой. – Нет, не видала.
– Значит, ты не имеешь понятия, как приятно танцевать морскую кадриль с омарами.
– Нет, не имею, – вздохнула Алиса. – А что это за танец?
– Прежде всего, – начал Грифон, – все выстраиваются в ряд на морском берегу…
– В два ряда! – закричал Черепаха Квази. – Тюлени, лососи, морские черепахи и все остальные. И как только очистишь берег от медуз…
– А это не так-то просто, – вставил Грифон.
– Делаешь сначала два шага вперед… – продолжал Черепаха Квази.
– Взяв за ручку омара! – закричал Грифон.
– Конечно, – подтвердил Черепаха Квази. – Делаешь два прохода вперед, кидаешься на партнеров…
– Меняешь омаров – и возвращаешься назад тем же порядком, – закончил Грифон.
– А потом, – продолжал Черепаха Квази, – швыряешь…
– Омаров! – крикнул Грифон, подпрыгивая в воздух.
– Подальше в море…
– Плывешь за ними! – радостно завопил Грифон.
– Кувыркаешься разок в море! – воскликнул Черепаха Квази и прошелся колесом по песку.
– Снова меняешь омаров! – вопил во весь голос Грифон.
– И возвращаешься на берег! Вот и вся первая фигура, – сказал Квази внезапно упавшим голосом. И два друга, только что, как безумные, прыгавшие по песку, загрустили, сели и с тоской взглянули на Алису.
– Это, должно быть, очень красивый танец, – робко заметила Алиса.
– Хочешь посмотреть? – спросил Черепаха Квази.
– Очень, – сказала Алиса.
– Вставай, – приказал Грифону Квази. – Покажем ей первую фигуру. Ничего, что тут нет омаров… Мы и без них обойдемся. Кто будет петь?
– Пой ты, – сказал Грифон. – Я не помню слов.

И они важно заплясали вокруг Алисы, размахивая в такт головами и не замечая, что то и дело наступают ей на ноги. Черепаха Квази затянул грустную песню.

Говорит треска улитке: «Побыстрей, дружок, иди! 94
Мне на хвост дельфин наступит – он плетется позади.
Видишь, крабы, черепахи мчатся к морю мимо нас.
Нынче бал у нас на взморье, ты пойдешь ли с нами в пляс?
Хочешь, можешь, можешь, хочешь ты пуститься с нами в пляс?
Ты не знаешь, как приятно, как занятно быть треской.
Если нас забросят в море и умчит нас вал морской!»
«Ох! – улитка пропищала. – Далеко забросят нас!
Не хочу я, не могу я, не хочу я с вами в пляс.
Не могу я, не хочу я, не могу пуститься в пляс!»
«Ах, что такое далеко? – ответила треска. —
Где далеко от Англии, там Франция близка.
За много миль от берегов есть берега опять.
Не робей, моя улитка, и пойдем со мной плясать.
Хочешь, можешь, можешь, хочешь ты со мной пойти плясать?
Можешь, хочешь, хочешь, можешь ты пойти со мной плясать?»
– Большое спасибо, – сказала Алиса, радуясь, что танец, наконец, кончился. – Очень интересно было посмотреть. А песня про треску мне очень понравилась! Такая забавная…
– Кстати, о треске, – начал Черепаха Квази. – Ты, конечно, ее видала?
– Да – сказала Алиса. – Она иногда бывала у нас на обед.
Она испуганно замолчала, но Черепаха Квази не смутился.
– Не знаю, что ты хочешь этим сказать, – заметил Черепаха Квази, – но раз вы так часто встречались, ты, конечно, знаешь, как она выглядит…
– Да, кажется, знаю, – сказала задумчиво Алиса. – Хвост во рту 96, и вся в сухарях.
– Насчет сухарей ты ошибаешься, – возразил Черепаха Квази, – сухари все равно смылись бы в море… Ну а хвост у нее, правда, во рту. Дело в том, что…
Тут Черепаха Квази широко зевнул и закрыл глаза.
– Объясни ей про хвост, – сказал он Грифону.
– Дело в том, – сказал Грифон, – что она очень любит танцевать с омарами. Вот они и швыряют ее в море. Вот она и летит далеко-далеко. Вот хвост у нее и застревает во рту – да так крепко, что не вытащишь. Все.
– Спасибо, – сказала Алиса. – Это очень интересно. Я ничего этого о треске не знала.
– Если хочешь, – сказал Грифон, – я тебе много еще могу про треску рассказать! Знаешь, почему ее называют треской?
– Я никогда об этом не думала, – ответила Алиса. – Почему?
– Треску много, – сказал значительно Грифон.
Алиса растерялась.
– Много треску? – переспросила она с недоумением.
– Ну да, – подтвердил Грифон. – Рыба она так себе, толку от нее мало, а треску много.
Алиса молчала и только смотрела на Грифона широко раскрытыми глазами.
– Очень любит поговорить, – продолжал Грифон. – Как начнет трещать, хоть вон беги. И друзей себе таких же подобрала. Ходит к ней один старичок Судачок. С утра до ночи судачат! А еще Щука забегает – так она всех щучит. Бывает и Сом – этот во всем сомневается … А как соберутся все вместе, такой подымут шум, что голова кругом идет… Белугу знаешь?
Алиса кивнула.
– Так это они ее довели. Никак, бедная, прийти в себя не может. Все ревет и ревет…
– Поэтому и говорят: «Ревет, как белуга»? – робко спросила Алиса.
– Ну да, – сказал Грифон. – Поэтому.
Тут Черепаха Квази открыл глаза.
– Ну, хватит об этом, – проговорил он. – Расскажи теперь ты про свои приключения.
– Я с удовольствием расскажу все, что случилось со мной сегодня с утра, – сказала неуверенно Алиса. – А про вчера я рассказывать не буду, потому что тогда я была совсем другая.
– Объяснись, – сказал Черепаха Квази.
– Нет, сначала приключения, – нетерпеливо перебил его Грифон. – Объяснять очень долго.
И Алиса начала рассказывать все, что с нею случилось с той минуты, как она увидела Белого Кролика. Сначала ей было немножко не по себе: Грифон и Черепаха Квази придвинулись к ней так близко и так широко раскрыли глаза и рты; но потом она осмелела. Грифон и Черепаха Квази молчали, пока она не дошла до встречи с Синей Гусеницей и попытки прочитать ей «Папу Вильяма». Тут Черепаха Квази глубоко вздохнул и сказал:
– Очень странно!
– Страннее некуда! – подхватил Грифон.
– Все слова не те, – задумчиво произнес Черепаха Квази. – Хорошо бы она нам что-нибудь почитала. Вели ей начать.
И он посмотрел на Грифона, словно тот имел над Алисой власть.
– Встань и читай «Это голос лентяя», – приказал Алисе Грифон.
– Как все здесь любят распоряжаться, – подумала Алиса. – Только и делают, что заставляют читать. Можно подумать, что я в школе.
Все же она послушно встала и начала читать. Но мысли ее были так заняты омарами и морскою кадрилью, что она и сама не знала, что говорит. Слова получились действительно очень странные.

Это голос Омара 97. Вы слышите крик?
– Вы меня разварили! Ах, где мой парик?
И поправивши носом жилетку и бант,
Он идет на носочках, как лондонский франт.
Если отмель пустынна и тихо кругом,
Он кричит, что акулы ему нипочем,
Но лишь только вдали заприметит акул,
Он забьется в песок и кричит караул!
– Совсем непохоже на то, что читал я ребенком в школе, – заметил Грифон.
– Я никогда этих стихов не слышал, – сказал Квази. – Но, по правде говоря, – это ужасный вздор!
Алиса ничего не сказала; она села на песок и закрыла лицо руками; ей уж в не верилось, что все еще может снова стать, как прежде.
– Она ничего объяснить не может, – торопливо сказал Грифон.
И, повернувшись к Алисе, прибавил:
– Читай дальше.
– А почему он идет на носочках? – спросил Квази. – Объясни мне хоть это.
– Это такая позиция в танцах, – сказала Алиса.
Но она и сама ничего не понимала; ей не хотелось больше об этом говорить.
– Читай же дальше, – торопил ее Грифон. – «Шел я садом однажды…»
Алиса не посмела ослушаться, хотя и была уверена, что все опять получится не так, и дрожащим голосом продолжала:

Шел я садом однажды и вдруг увидал,
Как делили коврижку Сова и Шакал.
И коврижку Шакал проглотил целиком,
А Сове только блюдечко дал с ободком.
А потом предложил ей: «Закончим дележ —
Ты возьми себе ложку, я – вилку и нож».
И, наевшись, улегся Шакал на траву,
Но сперва на десерт проглотил он…
– Зачем читать всю эту ерунду, – прервал ее Квази, – если ты все равно не можешь ничего объяснить? Такой тарабарщины я в своей жизни еще не слыхал!
– Да, пожалуй, хватит, – сказал Грифон к великой радости Алисы.
– Хочешь, мы еще станцуем? – продолжал Грифон. – Или пусть лучше Квази споет тебе песню?
– Пожалуйста, песню, если можно, – отвечала Алиса с таким жаром, что Грифон только пожал плечами.
– О вкусах не спорят, – заметил он обиженно. – Спой ей «Еду вечернюю», старина.
Черепаха Квази глубоко вздохнул и, всхлипывая, запел 98:

Еда вечерняя, любимый Суп морской!
Когда сияешь ты, зеленый и густой, —
Кто не вдохнет, кто не поймет тебя тогда,
Еда вечерняя, блаженная Еда!
Еда вечерняя, блаженная Еда!
Блаже-э-нная Е-да-а!
Блаже-э-нная Е-да-а!
Еда вече-е-рняя,
Блаженная, блаженная Еда!
Еда вечерняя! Кто, сердцу вопреки,
Попросит семги и потребует трески?
Мы все забудем для тебя, почти зада-
ром данная блаженная Еда!
Задаром данная блаженная Еда!
Блаже-э-нная Е-да-а!
Блаже-э-нная Е-да-а!
Еда вече-е-рняя,
Блаженная, блажен-НАЯ ЕДА!
– Повтори припев! – сказал Грифон.
Черепаха Квази открыл было рот, во в эту минуту вдалеке послышалось:
– Суд идет!
– Бежим! – сказал Грифон, схватив Алису за руку, и потащил за собой, так и не дослушав песню до конца.
– А кого судят? – спросила, задыхаясь, Алиса.
Но Грифон только повторял:
– Бежим! Бежим!
И прибавлял шагу.
А ветерок с моря доносил грустный напев:

Еда вече-е-рняя,
Блаженная, блаженная Еда!
Он звучал все тише и тише и, наконец, совсем смолк.

Глава XI КТО УКРАЛ КРЕНДЕЛИ?

Червонные Король и Королева сидели на троне, а вокруг толпились остальные карты и множество всяких птиц и зверюшек. Перед троном стоял между двумя солдатами Валет в цепях. Возле Короля вертелся Белый Кролик – в одной руке он держал трубу, а в другой – длинный пергаментный свиток. Посередине стоял стол, а на столе – большое блюдо с кренделями. Вид у них был такой аппетитный, что у Алисы прямо слюнки потекли.
– Скорее бы кончили судить, – подумала она, – и подали угощение.
Особых надежд на это, однако, не было, и она начала смотреть по сторонам, чтобы как-то скоротать время.
Раньше Алиса никогда не бывала в суде, хотя и читала о нем в книжках. Ей было очень приятно, что все почти здесь ей знакомо.
– Вон судья, – сказала она про себя. – Раз в парике, значит судья.
Судьей, кстати, был сам Король, а так как корону ему пришлось надеть на парик (посмотри на фронтиспис, если хочешь узнать, как он это сделал), он чувствовал себя не слишком уверенно. К тому же это было не очень красиво.
– Это места для присяжных, – подумала Алиса. – А эти двенадцать существ (ей пришлось употребить это слово, потому что там были и зверюшки, и птицы), видно, и есть присяжные.
Последнее слово она повторила про себя раза два или три – она очень гордилась тем, что знает такое трудное слово; немного найдется девочек ее возраста, думала Алиса (и в этом она была права), понимающих, что оно значит. Впрочем, назвать их «присяжными заседателями» также было бы верно.
Присяжные меж тем что-то быстро строчили на грифельных досках.
– Что это они пишут? – шепотом спросила Алиса у Грифона. – Ведь суд еще не начался…
– Они записывают свои имена, – прошептал Грифон в ответ. – Боятся, как бы их не забыть до конца суда.
– Вот глупые! – громко произнесла Алиса негодующим тоном, но в ту же минуту Белый Кролик закричал:
– Не шуметь в зале суда!
А Король надел очки и с тревогой посмотрел в зал: видно, хотел узнать, кто шумит. Алиса замолчала.
Со своего места она видела – так ясно, как будто стояла у них за плечами, – что присяжные тут же стали писать: «Вот глупые!». Она даже заметила, что кто-то из них не знал, как пишется «глупые», и вынужден был справиться у соседа.
– Воображаю, что они там понапишут до конца суда! – подумала Алиса.
У одного из присяжных грифель все время скрипел. Этого, конечно, Алиса не могла вынести: она подошла и стала у него за спиной; улучив удобный момент, она ловко выхватила грифель. Все это она проделала так быстро, что бедный присяжный (это был крошка Билль) не понял, что произошло; поискав грифель, он решил писать пальцем. Толку от этого было мало, так как палец не оставлял никакого следа на грифельной доске.
– Глашатай, читай обвинение! – сказал Король.
Белый Кролик трижды протрубил в трубу, развернул пергаментный свиток и прочитал:

Дама Червей напекла кренделей
В летний погожий денек.
Валет Червей был всех умней
И семь кренделей уволок 100.
– Обдумайте свое решение! – сказал Король присяжным.
– Нет, нет, – торопливо прервал его Кролик. – Еще рано. Надо, чтобы все было по правилам.
– Вызвать первого свидетеля, – приказал Король. Белый Кролик трижды протрубил в трубу и закричал: – Первый свидетель!
Первым свидетелем оказался Болванщик. Он подошел к трону, держа в одной руке чашку с чаем, а в другой бутерброд.

– Прошу прощения, Ваше Величество, – начал он, – что я сюда явился с чашкой. Но я как раз чай пил, когда за мной пришли. Не успел кончить…
– Мог бы и успеть, – сказал Король. – Ты когда начал?
Болванщик взглянул на Мартовского Зайца, который шел за ним следом рука об руку с Соней.
– Четырнадцатого марта, кажется, – проговорил он.
– Пятнадцатого, – сказал Мартовский Заяц.
– Шестнадцатого, – пробормотала Соня.
– Запишите, – велел Король присяжным, и они быстро записали все три даты на грифельных досках, а потом сложили их и перевели в шиллинги и пенсы.
– Сними свою шляпу, – сказал Король Болванщику.
– Она не моя, – ответил Болванщик.
– Украдена! – закричал Король с торжеством и повернулся к присяжным, которые тут же взялись за грифели.
– Я их держу для продажи, – объяснил Болванщик. – У меня своих нет, ведь я Шляпных Дел Мастер.
Тут Королева надела очки и в упор посмотрела на Болванщика – тот побледнел и переступил с ноги на ногу.
– Давай показания, – сказал Koроль, – и не нервничай, а не то я велю тебя казнить на месте.
Это не очень-то подбодрило Болванщика: он затоптался на месте, испуганно поглядывая на Королеву, и в смятении откусил вместо бутерброда кусок чашки.
В этот миг Алиса почувствовала себя как-то странно. Она никак не могла понять, что с ней происходит, но, наконец, ее осенило: она опять росла! Сначала она хотела встать и уйти из зала суда, но, поразмыслив, решила остаться и сидеть до тех пор, пока для нее хватит места.
– А ты могла бы не так напирать? – спросила сидевшая рядом с ней Соня. – Я едва дышу.
– Ничего не могу поделать, – виновато сказала Алиса. – Я расту.
– Не имеешь права здесь расти, – заметила Соня.
– Ерунда, – отвечала, осмелев, Алиса. – Вы же прекрасно знаете, что сами растете.
– Да, но я расту с приличной скоростью, – возразила Соня, – не то что некоторые… Это же просто смешно, так расти!
Она надулась, встала и перешла на другую сторону зала.
А Королева меж тем все смотрела в упор на Болванщика, и не успела Соня усесться, как Королева нахмурилась и приказала:
– Подать сюда список тех, кто пел на последнем концерте! 101
Тут бедный Болванщик так задрожал, что с обеих ног у него слетели башмаки.
– Давай свои показания, – повторил Король гневно, – а не то я велю тебя казнить. Мне все равно, нервничаешь ты или нет!
– Я человек маленький, – произнес Болванщик дрожащим голосом, – и не успел я напиться чаю… прошла всего неделя, как я начал… хлеба с маслом у меня уже почти не осталось… а я все думал про филина над нами, который, как поднос над небесами…
– Про что? – спросил Король.
– Поднос… над небесами…
– Ну конечно, – сказал Король строго, – под нос – это одно, а над небесами – совсем другое! Ты что, меня за дурака принимаешь? Продолжай!
– Я человек маленький, – продолжал Болванщик, – а только после этого у меня все перед глазами замигало… только вдруг Мартовский Заяц и говорит…
– Ничего я не говорил, – торопливо прервал его Мартовский Заяц.
– Нет, говорил, – возразил Болванщик.
– И не думал, – сказал Мартовский Заяц. – Я все отрицаю!
– Он все отрицает, – сказал Король. – Не вносите в протокол!
– Ну тогда, значит, Соня сказала, – продолжал Болванщик, с тревогой взглянув на Соню. Но Соня ничего не отрицала – она крепко спала.
– Тогда я отрезал себе еще хлеба, – продолжал Болванщик, – и намазал его маслом…
– Но что же сказала Соня? – спросил кто-то из присяжных.
– Не помню, – сказал Болванщик.
– Постарайся вспомнить, – заметил Король, – а не то я велю тебя казнить.
Несчастный Болванщик выронил из рук чашку и бутерброд и опустился на одно колено.
– Я человек маленький, – повторил он. – И я все думал о филине…
– Сам ты филин, – сказал Король.
Тут одна из морских свинок громко зааплодировала и была подавлена. (Так как это слово нелегкое, я объясню тебе, что оно значит. Служители взяли большой мешок, сунули туда свинку вниз головой, завязали мешок и сели на него.)
– Я очень рада, что увидела, как это делается, – подумала Алиса. – А то я так часто читала в газетах: «Попытки к сопротивлению были подавлены…» Теперь-то я знаю, что это такое!
– Ну, хватит, – сказал Король Болванщику. – Закругляйся!
– А я и так весь круглый, – радостно возразил Болванщик. – Шляпы у меня круглые, болванки тоже…
– Круглый ты болван, вот ты кто! – сказал Король.
Тут другая свинка зааплодировала и была подавлена.
– Ну вот, со свинками покончено, – подумала Алиса. – Теперь дело пойдет веселее.
– Ты свободен, – сказал Король Болванщику.
И Болванщик выбежал из зала суда, даже не позаботившись надеть башмаки.

– И отрубите ему там на улице голову, – прибавила Королева, повернувшись к одному из служителей.
Но Болванщик был уже далеко.
– Вызвать свидетельницу, – приказал Король.
Свидетельницей оказалась кухарка. В руках она держала перечницу. Она еще не вошла в зал суда, а те, кто сидел возле двери, все как один вдруг чихнули. Алиса сразу догадалась, кто сейчас войдет.
– Давай сюда свои показания, – сказал Король.
– И не подумаю, – отвечала кухарка.
Король озадаченно посмотрел на Белого Кролика.
– Придется Вашему Величеству подвергнуть ее перекрестному допросу, – прошептал Кролик.
– Что ж, перекрестному, так перекрестному, – вздохнул Король, скрестил на груди руки и, грозно нахмурив брови, так скосил глаза, что Алиса испугалась. Наконец, Король глухо спросил:
– Крендели из чего делают?
– Из перца в основном, – отвечала кухарка.
– Из киселя, – проговорил у нее за спиной сонный голос.
– Хватайте эту Соню! – завопила Королева. – Рубите ей голову! Гоните ее в шею! Подавите ее! Ущипните ее! Отрежьте ей усы!
Все кинулись ловить Соню. Поднялся переполох, а, когда, наконец, все снова уселись на свои места, кухарка исчезла.
– Вот и хорошо, – сказал Король с облегчением. – Вызвать следующую свидетельницу!
И, повернувшись к Королеве, он вполголоса произнес:
– Теперь, душечка, ты сама подвергай ее перекрестному допросу. А то у меня голова разболелась.
Белый Кролик зашуршал списком.
– Интересно, кого они сейчас вызовут, – подумала Алиса. – Пока что улик у них нет никаких…
Представьте себе ее удивление, когда Белый Кролик пронзительно закричал своим тоненьким голоском:
– Алиса!

Глава XII АЛИСА ДАЕТ ПОКАЗАНИЯ

– Здесь! – крикнула Алиса, забыв в своем волнении, как она выросла за последние несколько минут, и так быстро вскочила со своего места, что задела краем юбки скамью, на которой сидели присяжные, – скамья опрокинулась и все присяжные посыпались вниз, на головы сидящей публики 102. Там они и лежали, напоминая Алисе рыбок, так же беспомощно лежавших на полу с неделю назад, когда она случайно опрокинула аквариум.

– Простите, пожалуйста! – огорченно вскричала Алиса и принялась торопливо подбирать присяжных; случай с аквариумом не шел у нее из ума, и ей почему-то казалось, что, если не подобрать присяжных как можно скорее и не посадить их обратно на скамью, они непременно погибнут.
– Суд продолжит работу только после того, как все присяжные вернутся на места, – сказал Король строго.
– Я повторяю: все! Все до единого! – произнес он с расстановкой, не сводя глаз с Алисы.
Алиса взглянула на присяжных и обнаружила, что второпях она посадила Ящерку Билля на скамью вверх ногами; бедняга грустно махал хвостом, но перевернуться никак не мог. Она быстро взяла его и посадила, как полагается.
Про себя же она подумала:
– Конечно, это совсем неважно. Что вверх головой, что вниз, пользы от него на суде никакой.
Как только присяжные немного пришли в себя и получили обратно потерянные при падении грифели и доски, они принялись усердно писать историю этого происшествия. Один только Билль сидел неподвижно, широко открыв рот и уставившись в небо: видно, никак не мог опомниться.
– Что ты знаешь об этом деле? – спросил Король.
– Ничего, – ответила Алиса.
– Совсем ничего? – настойчиво допытывался Король.
– Совсем ничего, – повторила Алиса.
– Это очень важно, – произнес Король, поворачиваясь к присяжным.
Они кинулись писать, но тут вмешался Белый Кролик.
– Ваше Величество хочет, конечно, сказать: не важно, – произнес он почтительно. Однако при этом он хмурился и подавал Королю знаки.
– Ну да, – поспешно сказал Король. – Я именно это и хотел сказать. Неважно! Конечно, неважно!
И забормотал вполголоса, словно примериваясь, что лучше звучит:
– Важно – неважно… неважно – важно…
Некоторые присяжные записали: «Важно!», а другие – «Неважно!». Алиса стояла так близко, что ей все было отлично видно.
– Это не имеет никакого значения, – подумала она.
В эту минуту Король, который что-то быстро писал у себя в записной книжке, крикнул:
– Тихо!
Посмотрел в книжку и прочитал:
– «Правило 42. Всем, в ком больше мили росту, следует немедленно покинуть зал».
И все уставились на Алису.
– Во мне нет мили, – сказала Алиса.
– Нет, есть, – возразил Король.
– В тебе мили две, не меньше, – прибавила Королева.
– Никуда я не уйду, – сказала Алиса. – И вообще, это не настоящее правило. Вы его только что выдумали.
– Это самое старое правило в книжке! – возразил Король.
– Почему же оно тогда 42-е? – спросила Алиса. – Оно должно быть первым!
Король побледнел и торопливо закрыл книжку.
– Обдумайте свое решение, – сказал он присяжным тихим, дрожащим голосом.
Белый Кролик поспешно вскочил со своего места.
– С позволения Вашего Величества, – сказал он, – тут есть еще улики. Только что был найден один документ.
– А что в нем? – спросила Королева.
– Я его еще не читал, – ответил Белый Кролик, – но, по-моему, это письмо от обвиняемого… кому-то…
– Конечно, кому-то, – сказал Король. – Вряд ли он писал письмо никому. Такое обычно не делается.
– Кому оно адресовано? – спросил кто-то из присяжных.
– Никому, – ответил Белый Кролик. – Во всяком случае, на обороте ничего не написано.
С этими словами он развернул письмо и прибавил:
– Это даже и не письмо, а стихи.
– Почерк обвиняемого? – спросил другой присяжный.
– Нет, – отвечал Белый Кролик. – И это всего подозрительней.
(Присяжные растерялись.)
– Значит, подделал почерк, – заметил Король.
(Присяжные просветлели.)
– С позволения Вашего Величества, – сказал Валет, – я этого письма не писал, и они этого не докажут. Там нет подписи.
– Тем хуже, – сказал Король. – Значит, ты что-то дурное задумал, а не то подписался бы, как все честные люди.
Все зааплодировали: впервые за весь день Король сказал что-то действительно умное.
– Вина доказана, – произнесла Королева. – Рубите ему…
– Ничего подобного! – возразила Алиса. – Вы даже не знаете, о чем стихи.
– Читай их! – сказал Король Кролику.
Кролик надел очки.
– С чего начинать, Ваше Величество? – спросил он.
– Начни с начала, – важно ответил Король, – и продолжай, пока не дойдешь до конца. Как дойдешь – кончай!
Воцарилось мертвое молчание. Вот что прочитал Белый Кролик 103.

Я знаю, с ней ты говорил
И с ним, конечно, тоже.
Она сказала: «Очень мил,
Но плавать он не может».
Там побывали та и тот
(Что знают все на свете),
Но, если б делу дали ход.
Вы были бы в ответе.
Я дал им три, они нам – пять,
Вы шесть им посулили.
Но все вернулись к вам опять,
Хотя моими были.
Ты с нею не был вовлечен
К такое злое дело,
Хотя сказал однажды он,
Что все им надоело.
Она, конечно, горяча
Не спорь со мной напрасно.
Да, видишь ли, рубить сплеча
Не так уж безопасно.
Но он не должен знать о том
(Не выболтай случайно).
Все остальные ни при чем,
И это наша тайна.
– Это очень важная улика, – проговорил Король, потирая руки. – Все, что мы сегодня слышали, по сравнению с ней бледнеет. А теперь пусть присяжные обдумают свое…
Но Алиса не дала ему кончить.
– Если кто-нибудь из них сумеет объяснить мне эти стихи, – сказала Алиса, – я дам ему шесть пенсов. (За последние несколько минут она еще выросла, и теперь ей никто уже не был страшен.) – Я уверена, что в них нет никакого смысла!
Присяжные записали: «Она уверена, что в них нет никакого смысла», – но никто из них не сделал попытки объяснить стихи.
– Если в них нет никакого смысла, – сказал Король, – тем лучше. Можно не пытаться их объяснить. Впрочем…
Тут он положил стихи себе на колени, взглянул на них одним глазом и произнес:
– Впрочем, кое-что я, кажется, объяснить могу, «…но плавать он не может…»
И, повернувшись к Валету, Король спросил:
– Ты ведь не можешь плавать?
Валет грустно покачал головой.
– Куда мне! – сказал он.
(Это было верно – ведь он был бумажный.)
– Так, – сказал Король и снова склонился над стихами. «…Знают все на свете» – это он, конечно, о присяжных. «Я дал им три, они нам – пять…» Так вот что он сделал с кренделями!
– Но там сказано, что «все вернулись к вам опять», – заметила Алиса.
– Конечно, вернулись, – закричал Король, с торжеством указывая на блюдо с кренделями, стоящее на столе. – Это очевидно. – «Она, конечно, горяча…» – пробормотал он и взглянул на Королеву. – Ты разве горяча, душечка?
– Ну что ты, я необычайно сдержанна, – ответила Королева и швырнула чернильницу в Крошку Билля. (Бедняга было бросил писать по доске пальцем, обнаружив, что не оставляет на доске никакого следа, однако теперь поспешил начать писать снова, обмакнув палец в чернила, стекавшие у него с лица.)
– «Рубить сплеча…» – прочитал Король и снова взглянул на Королеву. – Разве ты когда-нибудь рубишь сплеча, душечка?

– Никогда, – сказала Королева.
И, отвернувшись, закричала, указывая пальцем на бедного Билля:
– Рубите ему голову! Голову с плеч!
– А-а, понимаю, – произнес Король. – Ты у нас рубишь с плеч, я не сплеча!
И он с улыбкой огляделся. Все молчали.
– Это каламбур! – закричал сердито Король.
И все засмеялись.
– Пусть присяжные решают, виновен он или нет, – произнес Король в двадцатый раз за этот день.
– Нет! – сказала Королева. – Пусть выносят приговор! А виновен он или нет – потом разберемся!
– Чепуха! – сказала громко Алиса. – Как только такое в голову может прийти!
– Молчать! – крикнула Королева, багровея.
– И не подумаю, – отвечала Алиса.
– Рубите ей голову! – крикнула Королева во весь голос.
Никто не двинулся с места.
– Кому вы страшны? – сказала Алиса. (Она уже выросла до своего обычного роста.) – Вы ведь всего-навсего колода карт!
Тут все карты поднялись в воздух и полетели Алисе в лицо.

Она вскрикнула – полуиспуганно, полугневно, – принялась от них отбиваться… и обнаружила, что лежит на берегу, головой у сестры на коленях, а та тихо смахивает у нее с лица сухие листья, упавшие с дерева.
– Алиса, милая, проснись! – сказала сестра. – Как ты долго спала!
– Какой мне странный сон приснился! – сказала Алиса и рассказала сестре все, что запомнила о своих удивительных приключениях, про которые ты только что читал.
А когда она кончила, сестра поцеловала ее и сказала:
– Правда, сон был очень странный! А теперь беги домой, не то опоздаешь к чаю.
Алиса вскочила на ноги и побежала. А пока бежала, все время думала, что за чудесный сон ей приснился.
А сестра ее осталась сидеть на берегу. Подпершись рукой, смотрела она на заходящее солнце и думала о маленькой Алисе и ее чудесных Приключениях, пока не погрузилась в полудрему. И вот что ей привиделось.
Сначала она увидела Алису – снова маленькие руки обвились вокруг ее колен, снова на нее снизу вверх смотрели большие блестящие глаза. Она слышала ее голос и видела, как Алиса встряхивает головой, чтобы откинуть со лба волосы, которые вечно лезут ей в глаза. Она прислушалась: все вокруг ожило, и странные существа, которые снились Алисе, казалось, окружили ее 104.
Длинная трава у ее ног зашуршала – это пробежал мимо Белый Кролик; в пруду неподалеку с плеском проплыла испуганная Мышь; послышался звон посуды – это Мартовский Заяц поил своих друзей бесконечным чаем; Королева пронзительно кричала: «Рубите ему голову!» Снова на коленях у Герцогини расчихался младенец, а вокруг так и свистели тарелки и блюдца; снова в воздухе послышался крик Грифона, скрип грифеля по доске, визг подавленной свинки и далекое рыданье несчастного Квази.
Так она и сидела, закрыв глаза, воображая, что и она попала в Страну Чудес, хотя знала, что стоит ей открыть их, как все вокруг снова станет привычным и обыденным; это только ветер зашуршит травой, погонит по пруду рябь и зашатает камыши; звон посуды превратится в треньканье колокольчика на шее у овцы, пронзительный голос Королевы – в окрик пастуха, плач младенца и крик Грифона – в шум скотного двора, а стенанья Черепахи Квази (она это знала) сольются с отдаленным мычанием коров.
И, наконец, она представила себе, как ее маленькая сестра вырастет и, сохранив в свои зрелые годы простое и любящее детское сердце, станет собирать вокруг себя других детей, и как их глаза заблестят от дивных сказок. Быть может, она поведает им и о Стране Чудес и, разделив с ними их нехитрые горести и нехитрые радости, вспомнит свое детство и счастливые летние дни.

ПРИМЕЧАНИЯ
ОБОСНОВАНИЕ ТЕКСТА
Первое издание «Алисы в Стране чудес» было напечатано издательством Макмиллана в типографии «Оксфорд Юниверсити Пресс» (Oxford University Press) в 1865 г. Иллюстратор Дж. Тенниел был недоволен качеством иллюстраций в этом издании, в результате чего Кэрролл отказался от заказа (судя по всему, тираж еще не поступал в продажу). Примерно 48 экземпляров этого издания были переплетены и разосланы Кэрроллом в подарок друзьям. Однако, отказавшись от заказа, Кэрролл попросил вернуть эти экземпляры и отослал их в детские больницы. Из этого первого издания сохранилось 20 экземпляров (два из них сейчас потеряны), а также экземпляр верстки, переплетенный наборщиком.
Кэрролл передал заказ фирме «Ричард Клей энд Санз» (Richard Clay and Sons), не сделав сколько-нибудь значительных изменений в тексте; в декабре 1865 г. книга вышла в свет (датирована 1866 г.) (Lewis Carroll. Alice's Adventures in Wonderland. L., Macmillan, December 1865 (1866). В это издание Кэрролл внес несколько мелких изменений, большая часть которых вошла в переиздание 1867 г.
При жизни автора «Алиса в Стране чудес» неоднократно переиздавалась, однако никаких сколько-нибудь существенных изменений в тексте не было произведено. К изданию 1886 г. Кэрролл написал короткое предисловие и увеличил одно стихотворение с шести до шестнадцати строк (см. 97). Издание 1897 г., вышедшее за год до смерти Кэрролла, было им собственноручно исправлено и снабжено предисловием.
«Сквозь Зеркало и Что там увидела Алиса» вышло в свет в декабре 1871 г. (датировано 1872 г.) (Lewis Carroll. Through the Looking-Glass and What Alice Found There. L., Macmillan, December 1871 (1872)). В последующих переизданиях Кэрролл лишь исправил несколько опечаток в тексте, а также написал послесловия к изданиям 1871 и 1876 гг. К изданию 1897 г. Кэрролл написал короткое предисловие.
Издание 1897 г., в которое вошли обе сказки Кэрролла, считается каноническим текстом, оно воспроизводилось в академическом издании «Оксфордской серии английского романа» (Lewis Carroll. Alice's Adventures in Wonderland and Through the Looking Glass and What Alice Found There. Edited with an Introduction by Roger Lancelin Green. Oxford University Press, 1971. Oxford English Novels Series).
В основу нашего издания положено последнее прижизненное издание обеих сказок, выверенное Кэрроллом (текст сличен с академическим изданием «Оксфордской серии английского романа»), и «Аннотированная „Алиса“ Мартина Гарднера (Martin Gardner. The Annotated Alice, NY, 1960).

О ПЕРЕВОДЕ СТИХОВ

Приступая к работе над сказками Кэрролла в начале 60-х годов, мы включили в текст переводы С. Я. Маршака, давно уже ставшие достоянием русской культуры. Для издания 1967 г. остальные стихи перевела Д. Г. Орловская. Три года спустя Дины Григорьевны Орловской не стало. Труд по подготовке стихотворной части настоящего издания взяла на себя Ольга Александровна Седакова. Таким образом, за исключением отдельных, специально оговоренных случаев, переводы стихов в этом издании осуществлены С. Я. Маршаком, Д. Г. Орловской и О. А. Седаковой.
С. Я. Маршаку принадлежат переводы стих. «Папа Вильям», «Морская кадриль», «Шалтай-Болтай» в тексте самих сказок.
Д. Г. Орловской принадлежат переводы стихотворений в тексте обеих сказок Кэролла: «Июльский полдень золотой», «Цап-царап сказал мышке», «Лупите своего сынка», «Дитя с безоблачным челом», «Бармаглот», «Раз Труляля и Траляля», «Морж и плотник», «Зимой, когда белы поля», «Вел за корону смертный бой со Львом Единорог», «Сидящий на стене», «Королева Алиса на праздник зовет», «Загадка Белой Королевы», «Ах, какой был яркий день».
О. Л. Седаковой принадлежат переводы стихов в тексте сказок: «Как дорожит своим хвостом», «Еда вечерняя», «Ты мигаешь, филин мой», «Дама Червей», «Колыбельная», а также стихотворные переводы в комментарии Гарднера и «Приложениях», за исключением специально оговоренных случаев.
Н. М. Демурова
ОТ РЕДАКЦИИ

Две сказки английского писателя Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране чудес» и «Сквозь Зеркало и Что там увидела Алиса» (или «Алиса в Зазеркалье») давно уже стали достоянием мировой культуры. Их судьба уникальна: написанные для детей, они не только вошли в классику литературы для взрослых, но и вызывают в наши дни самое кристальное внимание представителей гуманитарных и естественных наук. Интерес этот неслучаен, ибо создатель этих сказок, Чарлз Лютвидж Доджсон, выступавший в литературе под именем Льюиса Кэрролла, был профессиональным математиком, немало размышлявшим над различными аспектами математики и смежных с нею проблем, которые в середине прошлого века еще не оформились в самостоятельные науки. Кэрролл предвосхитил и на интуитивном уровне постиг многое из того, что лишь десятилетия спустя стало достоянием науки; его научные прозрения нашли свое особое выражение в тексте сказок. «Алиса в Стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье», таким образом, возникли на пересечении двух планов, планов художественного и естественнонаучного мышления, что и объясняет своеобразие этого памятника и широту интереса к нему.
В академическое издание «Алисы в Стране чудес» и «Алисы в Зазеркалье» включены тексты обеих сказок в сопровождении комментария Мартина Гарднера, раскрывающего, в частности, их научный смысл, а также воссоздающего литературный, полемический и биографический фон обеих сказок. В комментарии Гарднера внесены некоторые сокращения: они касаются объяснений редких английских слов, ныне не понятных даже англичанам, но переданных в переводе, объяснений английских острот и каламбуров, параллельных мест, из документов, цитируемых в статьях Честертона, Де ла Мара и др., деталей, экранизаций и театральных постановок «Алисы в Стране чудес» в Соединенных Штатах и пр.
В раздел «Дополнения» вошли недавно найденный эпизод из «Алисы в Зазеркалье», исключенный Кэрроллом из корректуры, а также работы известных писателей и ученых, комментирующих различные стороны личности и творчества Кэрролла. Это, с одной стороны, такие видные представители английской художественной литературы, как Г. К. Честертон, Вирджиния Вулф, Уолтер Де ла Map, которые воссоздают облик Кэрролла и интерпретируют его творческий метод. С другой стороны, это видные представители научного знания, которые комментируют сказки Кэрролла с позиций современной науки. Сюда относятся работы как зарубежных (математика М. Гарднера), так и отечественных ученых (математика Ю. А. Данилова, физика Я. А. Смородинского, психолога С. Г. Геллерштейна).
В раздел «Приложения», помимо статьи H. M. Демуровой о месте Кэрролла в английской литературе XIX в., включена статья того же автора «О некоторых принципах перевода сказок Кэрролла», в которой анализируются трудности, встающие перед переводчиком Кэрролла, и излагаются некоторые основные принципы перевода.
1
а В этом вступлении Кэрролл вспоминает «золотой полдень» в 1862 г., когда он и его друг, достопочтенный Робинсон Дакворт (в те дни член совета Тринити-колледжа в Оксфорде; позже каноник Уэстминстерского аббатства), отправились с тремя прелестными дочерьми ректора Лидделла в лодке на прогулку вверх по Темзе. «Первая» – это старшая из сестер Лидделл, Лорина Шарлотта, которой к тому времени уже минуло тринадцать лет. «Вторая» – десятилетняя Алиса Плэзнс, а «Третья» – восьмилетняя Эдит. Кэрроллу в то время было тридцать лет. День этот, пятница 4 июля, по словам У. X. Одэна 2, «так же памятен в истории литературы, как 4 июля в истории Америки» 4.
3
b В старину пилигримы, отправляясь к святым местам, украшали головы венками из цветов.
2
1 Одэн, Уинстен Хью (1907-1973) – английский поэт.
4
2 4 июля в истории Америки. – 4 июля 1776 г. была провозглашена Декларация независимости.
5
a Алиса Тенниела рисована не с Алисы Лидделл, у которой были темные коротко остриженные волосы и челка на лбу. Кэрролл послал Тенниелу фотографию Мэри Хилтон Бэдкок, другой девочки, с которой он дружил, однако воспользовался ли ею Тенниел, неизвестно. На отрицательный вывод наводят следующие строки из письма, которое Кэрролл написал спустя какое-то время после того, как вышли обе сказки (письмо цитируется миссис Леннон в ее книге о Кэрролле):
«Мистер Тенниел, единственный из иллюстрировавших мои книги художников, наотрез отказался рисовать с натуры, сказав, что она ему так же не нужна, как мне для решения математической задачи – таблица умножения! Я склонен думать, что он ошибался и что из-за этого некоторые рисунки в „Алисе“ непропорциональны – голова слишком велика, а ноги – слишком малы».
Кэрролл так описал свою героиню в статье «Алиса на сцене» («The Theatre», April, 1887):
«Какой же была ты, Алиса, в глазах твоего приемного отца? Как ему описать тебя? Любящей прежде всего; любящей и нежной – любящей, как собака (прости за прозаичное сравнение, но я не знаю иной любви, которая была бы столь же чиста и прекрасна), и нежной, словно лань; а затем учтивой – учтивой по отношению ко всем, высокого ли, низкого ли рода, величественным или смешным, Королю или Гусенице, словно сама она была королевской дочерью, а платье на ней – чистого золота; и еще доверчивой, готовой принять все самое невероятное с той убежденностью, которая знакома лишь мечтателям; и наконец, любознательной – любознательной до крайности, с тем вкусом к Жизни, который доступен только счастливому детству, когда все ново и хорошо, а Грех и Печаль всего лишь слова – пустые слова, которые ничего не значат!»
6
1 Нора сначала шла прямо, ровная, как туннель, а потом, вдруг круто обрывалась вниз. – В первой главе особенно ясно чувствуется, что сказка возникла как импровизация, «на ходу». Сам Кэрролл так впоследствии вспоминал об этом в статье «Алиса на сцене» (журнал «Тиэтер», апрель 1887 г.): «…я ясно помню, как в отчаянной попытке придумать что-то новое я для начала отправил свою героиню вниз по кроличьей норе, не имея ни малейшего понятия о том, что же случится с нею позже». Импровизационный характер первых эпизодов чувствуется и в особой разговорной интонации, и в прямых намеках на слова, события, хорошо известные девочкам Лидделл.
Название первой главы сказки Кэрролла давно уже приобрело широкую известность; оно цитируется так же часто по самым различным поводам, как и название самой сказки. «Вниз по кроличьей норе» – так назвала свою книгу очерков по детской литературе американская писательница Сельма Лейнз (S. Lanes. Down the Rabbil-Hole. Adventures and Misadventures in the Realm of Children's Literature. NY, 1971).
7
b Кэрролл, конечно, прекрасно понимал, что при обычном свободном падении Алиса не смогла бы ни уронить банку (она осталась бы перед ней в подвешенном состоянии), ни снова поставить ее на полку (скорость падения была бы слишком большой). Следует отметить, что в главе 8 своего романа «Сильви и Бруно» Кэрролл описывает сложности, связанные с чаепитием в падающем доме, а также в доме, который едет вниз с равномерно возрастающим ускорением, в известном смысле предвосхищая знаменитый «мысленный эксперимент», в котором Эйнштейн использовал воображаемый падающий лифт для того, чтобы объяснить некоторые аспекты теории относительности.
8
с В книге «Некоторые варианты пасторали» Уильям Эмпсон (William Empson. Some Versions of Pastoral) указывает, что это первая из шуток на тему о смерти, которых немало в обеих сказках об Алисе.
9
d Во времена Кэрролла в популярной литературе высказывались различные догадки о том, что случится, если упасть «в туннель, проходящий через центр Земли. Этот вопрос задал еще Плутарх 10, и многие известные мыслители, среди них – Фрэнсис Бэкон и Вольтер, обсуждали его. Галилей (Dialogo dei Massimi Sistemi, Giornata Seconda. Флорентийское издание, 1842 г., т. I, с. 251-252 11) дал правильный ответ: тело будет падать с возрастающей скоростью, но с убывающим ускорением, пока не достигнет центра Земли, где ускорение равно нулю. После этого скорость его станет уменьшаться, а замедление – увеличиваться, до тех пор пока оно не достигнет противоположного конца туннеля. Затем вновь начнется падение к центру Земли. Если пренебречь сопротивлением воздуха и силой Кориолиса, возникающей вследствие вращения Земли (во всех случаях, когда туннель не проходит через оба полюса), то можно считать, что тело будет колебаться вечно. Сопротивление воздуха, разумеется, в конце концов, остановит его в центре Земли. Читателю, которого интересуют эти проблемы, следует обратиться к статье французского астронома К. Фламмариона 12 «Туннель сквозь Землю» («Strand Magazine», vol. 38), 1909 р. 348, хотя бы для того, чтобы взглянуть на иллюстрации, не лишенные мрачной выразительности. На интерес Кэрролла к этой проблеме указывает и тот факт, что в его романе «Сильви и Бруно» (гл. 7) немецкий профессор описывает наряду с листом Мебиуса, проективной плоскостью и другими научными и математическими диковинками чудесный метод, с помощью которого можно приводить поезда в движение одной лишь силой тяжести. Рельсы следует проложить в совершенно прямом, прорытом по хорде, туннеле, который соединит два города. Середина туннеля, естественно, находится ближе к центру Земли, чем концы, вследствие чего поезд будет скатываться «под гору» к центру, приобретая при этом достаточный разгон, который вынесет его к другому концу. Любопытно, что поезд пройдет нужное расстояние (если не принимать во внимание сопротивление воздуха и трение колес) за время, в точности равное периоду колебания предмета, падающего в туннеле, прорытом по диаметру Земли, а именно: немногим более 42 минут. Это время не зависит от длины туннеля.
Этот прием – падение сквозь землю – использовали после Кэрролла многие авторы фантастических книг для детей. Назовем в качестве примера повести Л. Фрэнка Баума «Дороти и Мудрец из страны Оз» или Р. П. Томпсон «Королевская книга Оз». Баум 13 использовал также туннель сквозь землю как удобный сюжетный прием в книге «Тик-Ток из страны Оз».
14
e Диной звали кошку девочек Лидделл. Она появится снова – вместе со своими котятами – в первой главе «Зазеркалья».
15
5 Едят ли мошки кошек? – П. Эликзэндер подозревает здесь Алису в заигрывании с логическим позитивизмом, а именно в том, что она отвергает вопросы, которые считаются бессмысленными, поскольку на них нельзя дать эмпирически обоснованный ответ (P. Alexander. Logic and Humour of Lewis Carroll. – «Proceedings of the Leeds Philosophical and Literary Society», v. I, 1951, pp. 555-556).
При переводе этого отрывка мы сочли нужным заменить «летучих мышей» (Do cats eat bats?.. Do bats eat cats?) оригинала на «мошек» для того, чтобы сохранить рифму.
16
f Кэрролл, будучи одним из хранителей библиотеки колледжа Крайст Черч, нередко работал в маленькой комнате, окна которой выходили в сад, где играли в крокет дети доктора Лидделла. Как часто, должно быть, он следил за игрой, охваченный желанием вырваться из темных залов Оксфорда к ярким цветам и прохладным фонтанам детского рая.
17
6 Напиток был очень приятен на вкус – он чем-то напоминал вишневый пирог с кремом, ананас, жареную индейку, сливочную помадку и горячие гренки с маслом. – Яркий пример соединения несоединимого, одного из основных приемов нонсенса. Элизабет Сьюэдл пишет об этом в своей книге о нонсенсе, который она трактует как своеобразную игру, отмечая, что в подобном «конгломерате несовместимостей» упор делается скорее на части, чем на органичности целого (Elizabeth Sewell. The Field of Nonsense. L., 1952).
18
7 Эта глупышка очень любила притворяться двумя разными девочками сразу. — В этих строках слышатся отзвуки темы двойника, излюбленной темы романтиков. Трудно сказать, в какой степени Кэрролл был знаком с произведениями отечественных или, скажем, немецких романтиков начала века. Однако он знал произведения Джорджа Макдоналда, со сказочными повестями которого в сказках об Алисе есть немало точек соприкосновения. Сама идея чудесных приключений «под землей», в частности, возможно, является отголоском аналогичного эпизода в сказочном романе Макдоналда «Фантазия» (см. с. 300). В этой мысли утверждает и общая негативная интонация в описании тех «существ», которых встречают Алиса и герой Макдоналда в подземном царстве.
11
Русский перевод: Галилео Галилей. Диалог о двух главнейших системах мира, птолемеевой и коперниковой. М.—Л., Гослитиздат, 1948.
10
2 Плутарх (ок. 46 – ок. 127) – греческий философ и писатель.
12
3 Фламмарион, Камиль (1842-1925) – французский астроном, известный как автор популярных книг по астрономии. Наибольший успех имела «Популярная астрономия» (1880). См. также: Я. И. Перельман. Занимательная физика, кн. 2-я, изд. 18-е. М., 1972, с. 75 и далее.
13
4 Баум, Фрэнк (1856-1919) – известный американский писатель, автор 14 книг для детей о стране Оз.
19
1 «…Госпоже Правой Ноге – с приветом от Алисы». – Здесь Кэрролл использует распространенный в английском фольклоре прием «отчуждения», когда какие-либо свойства (или части тела) отделяются от их носителя и обретают самостоятельное существование. В известной песенке о малютке Бо-пип такую самостоятельность приобретали овечьи хвосты: их теряли и находили, вешали сушить на дерево и пр. Песня эта не очень старая, однако уже в самом начале XIX в. она была хорошо известна (записи 1805 и 1810 гг., народные пантомимы, театральные представления). Кэрролл, конечно, знал ее.

Ах, дело не шутка, ведь наша малютка,
Бо-пип, потеряла овечек.
Пускай попасутся – и сами вернутся,
И хвостики с ними, конечно.
Бо-пип задремала и тут услыхала,
Как рядом топочут копытца.
Проснулась – и что же? – ничуть не похоже.
Никто и не думал явиться.
Взяла посошок и пошла на лужок
И твердо решила найти их.
И впрямь углядела – но странное дело! —
Ведь хвостиков нет позади них.
Давно это было, и долго бродила
Бо-пип, и скажите на милость! —
За рощей кленовой на ветке дубовой
Висели хвосты и сушились.
Метод «отчуждения» широко использовали романтики, по-своему переосмыслив его. Шамиссо в «Петере Шлемиле», Макдоналд в «Фантазии» отчуждали тени своих героев, придавая этой потере по-своему драматическое звучание.
20
a В статье «Алиса на сцене» Кэрролл писал:
«А Белый Кролик? Похож ли он на Алису – или создан скорее для контраста? Конечно, для контраста. Там, где, создавая Алису я имел в виду „юность“, „целенаправленность“, здесь появляются „преклонный возраст“, „боязливость“, – „слабоумие“ и „нервная суетливость“. Представьте себе все это и вы получите какое-то представление о том, что я имел в виду. Мне кажется, что Белый Кролик должен носить очки, и я уверен, что голос у него должен быть неуверенный, колени – дрожать, а весь облик – бесконечно робкий».
В «Приключениях Алисы под землей», первоначальном варианте сказки, Кролик роняет не веер, а букетик цветов. Алиса впоследствии уменьшается, понюхав эти цветы.
21
2 Дайте-ка вспомнить: сегодня утром, когда я встала, я это была или не я? Кажется, уже не совсем я… кто же я в таком случае? Это так сложно… – М. Хит усматривает здесь первый из ряда кризисов, претерпеваемых личностью Алисы («кризисы идентичности»), которым «мог бы позавидовать любой экзистенциалист».
22
b Почему Алиса никогда не дойдет до 20, проще всего объяснить следующим образом: английская таблица умножения традиционно кончается на 12, так что если продолжать эту абсурдную прогрессию —
4 X 5 = 12
4 X 6 = 13
4 X 7 = 14 и т. д.,
то придется остановиться на
4 X 12=19.
До 20 не хватит единицы.
А. Л. Тейлор в своей книге «Белый рыцарь» (A. L. Taylor. The White Knight. L., 1952) выдвигает интересную, но более сложную теорию. Для системы счисления, использующей как основание 18 («восемнадцатиричная»), 4 X 5 действительно равняется 12. В системе счисления с основанием 21 справедливо равенство 4 X 6 = 13. Если продолжить эту прогрессию, каждый раз увеличивая основание на 3, то произведения будут увеличиваться на единицу, пока мы не дойдем до 20. Здесь впервые наш метод откажет: 4 X 13 равняется не 20 (для системы чисел с основанием 42), а «1», за которой будет следовать символ, играющий роль «10».
23
c Стихи в тексте обеих сказок по большей части пародируют стихотворения и популярные песни, которые были хорошо известны читателям Кэрролла. За немногими исключениями, все они прочно забыты в наши дни; в лучшем случае мы помним лишь названия, и то только потому, что Кэрролл выбрал их для пародии. В этом издании мы цитируем все оригиналы, ибо без них теряется смысл пародии. Стихотворение о крокодиле искусно пародирует самое известное стихотворение английского богослова и поэта Исаака Уоттса (1674-1748), автора известных гимнов. Приведем текст пародируемого стихотворения – «Противу Праздности и Шалостей» из его сборника «Божественные песни для детей» (1715).

Как дорожит любым деньком
Малюточка пчела! —
Гудит и вьется над цветком,
Прилежна и мила.
Как ловко крошка мастерит
Себе опрятный дом!
Как щедро деток угостит
Припрятанным медком!
И я хочу умелым быть,
Прилежным, как она, —
Не то для праздных рук найдет
Занятье Сатана!
Пускай в ученье и в труде
Я буду с ранних лет —
Тогда и дам я на суде
За каждый день ответ!24
d Предыдущий эпизод, когда Алиса так сильно увеличилась в размерах, нередко приводится космологами для иллюстрации тех или иных аспектов теорий, рассматривающих расширение вселенной. Счастливое избавление Алисы в этом эпизоде заставляет вспомнить теорию вселенной, выдвинутую в духе кэрролловской шутки выдающимся математиком сэром Эдмундом Уиттекером, описывающую уменьшающуюся вселенную. Общее количество материи во вселенной, возможно, неизменно уменьшается, и в конце концов вселенная превратится в ничто. «Эта теория имеет по крайней мере то преимущество, – заявил Уиттекер, – что чрезвычайно просто объясняет конечную судьбу вселенной» (E. Whittaker. Eddington's Principle in the Philosophy of Science. Cambridge University Press, 1951).
25
3 Вода была соленая на вкус… – У. Эмпсон толкует этот отрывок как скрытую сатиру на теорию эволюции: море слез – это праокеан, где зарождается жизнь, а бег по кругу (см. гл. III), в котором каждый выигрывает, – теория естественного отбора (со времени опубликования «Происхождения видов» Дарвина прошло всего шесть лет).
26
e Имеются в виду небольшие кабины на колесах, запряженные лошадьми, которые ввозили их в море на глубину, нужную купающимся. Через специальную дверцу в стенке, обращенной к морю, можно было выйти в воду: огромный зонт, укрепленный сзади, скрывал купающихся от взглядов публики. Это курьезное викторианское приспособление было изобретено около 1750 г. квакером Бенджамином Билом, жившим вблизи Маргейта. Впервые его применили на пляже в Маргейте. Позже Ральф Аллен (послуживший Филдингу прототипом мистера Олверти в «Томе Джонсе») ввел их в употребление в Веймуте. В «Путешествии Хамфри Клинкера» Смоллетта (1771) Мэтью Брамбл описывает в одном из своих писем такую кабину в Скарборо (см.: «Notes and Queries», August 13, 1904, Series 10, vol. 2, pp. 130-131).
Во второй «напасти» поэмы Кэрролла «Охота на Снарка», этом шедевре нонсенса (имеющем подзаголовок «В восьми напастях»), Кэрролл сообщает нам, что пристрастие к кабинкам для купания есть один из «пяти непременных признаков», отличающих настоящего «снарка».
27
Где моя кошка? (франц.).
28
f Робин Гусь – это Робинсон Дакворт; австралийский Попугайчик Лори – Лорина, старшая сестра Алисы; Орленок Эд – младшая сестра Эдит, а Птица Додо – сам Кэрролл. Когда Кэрролл заикался, он произносил свое имя так: «До-До-Доджсон». Интересно, что когда биография его была включена в «Британскую энциклопедию», она шла непосредственно перед статьей «Додо». Персонажи этого эпизода – участники другой экскурсии, состоявшейся 17 июня 1862 г., когда Кэрролл взял своих сестер Фэнни и Элизабет, а также тетушку Люси Лютвидж (не они ли и есть «другие удивительные существа»?) на лодочную прогулку вместе с Даквортом и тремя девочками Лидделл. В дневнике Кэрролла находим следующую запись:
«17 июня. (Вторник). Экспедиция в Нунхэм. Дакворт (Тринити-Колледж), Ива, Алиса и Эдит поехали с нами. Мы отправились в 12.30, в Нунхэме были к 2; пообедали, погуляли в парке и отправились домой около 4.30. В миле от Нунхэма нас застиг сильный дождь; сначала мы решили перетерпеть, но через некоторое время я предложил оставить лодку и пойти пешком. Пройдя три мили, мы вымокли до нитки. Я пошел вперед с детьми, так как они могли идти гораздо быстрее, чем Элизабет, и отвел их в единственный знакомый мне дом в Сэнфорде, дом миссис Броутон, где живет Рэнкен. Я оставил их у нее сушиться, а сам пошел искать коляску, однако ничего не сумел найти. Когда пришли остальные, Дакворт и я отправились в Иффли и послали им оттуда шарабан».
В «Приключениях Алисы под землей», первоначальном варианте сказки, появляются некоторые другие детали, связанные с этой прогулкой, которые Кэрролл позже убрал, решив, что они не будут интересны тем, кто в ней не участвовал. Когда в 1886 г. вышло факсимильное издание рукописи, Дакворт получил в подарок экземпляр, на котором было написано: «Робину Гусю от Додо».
29
1 Вильгельм Завоеватель – герцог Нормандии, в 1066 г. завоевавший Англию и основавший норманскую династию английских королей. Упоминаемые здесь граф Эдвин и граф Моркар, а также архиепископ Стиганд – видные государственные деятели Англии той поры.
30
a Роджер Лэнселин Грин, подготовивший к изданию дневники Кэрролла, обнаружил, что приводимая цитата взята из учебника истории Хэвилленда Чемпелла (Наvllland Chempell. Short Course of History. L., 1862, pp. 143-144).
Кэрролл находился в дальнем родстве с домами Эдвина и Моркара; впрочем, по мнению Грина, он вряд ли знал об этом (см.: The Diaries of Lewis Carroll, vol. 1, p. 2). Девочки Лидделл занимались по книге Чемпелла. Грин полагает, что Кэрролл, возможно, придал Мыши черты мисс Прикетт, гувернантки детей Лидделлов.
31
b Термин «caucus» возник в Соединенных Штатах, он обозначал собрание лидеров Фракции по вопросу о кандидате или политической линии. Англичане заимствовали этот термин, слегка изменив его значение; они применяли его в отношении строго дисциплинированной партийной организации, управляемой комитетами. Обычно этот термин употреблялся членами одной партии в уничижительном смысле, когда речь шла о партии противников. Возможно, Кэрролл употребил этот термин символически, имея в виду, что члены комитетов различных партий обычно заняты бессмысленной беготней, которая ни к чему не ведет, причем каждый стремится ухватить себе кусок пожирнее. Полагают также, что этот эпизод связан с главой 7 книги Чарлза Кингсли «Дети воды» 32 (сцена с воронами), которая явно носила характер острой политической сатиры. Впрочем, в двух этих сценах общего мало. Бега по кругу нет в первом варианте сказки «Приключения Алисы под землей».
33
c История мышки, возможно, – наиболее известный пример «эмблемных», или «фигурных», стихотворений, написанных на английском языке. «Фигурные» стихи печатаются так, чтобы их контуры были как-то связаны с содержанием. Такие стихи писали еще в Древней Греции. Среди поэтов нового времени, отдавших дань этой форме, такие известные имена, как Джордж Герберт 34, Роберт Геррик 35, Стефан Малларме 36, Дилан Томас 37 и современный французский поэт Гийом Аполлинер 38.
Чарлз Боултенхаус защищает «фигурные» стихи как серьезный художественный жанр, если и не убедительно, то с жаром («Poems in the Shape of Things», «Art, News Annual», 1959). Другие примеры этого жанра можно найти в журнале «Портфолио» (Portfolio), лето 1950 г. (См. также: С. С. Bombaugh. Gleanings for the Curious, 1867, revised; William S. Walsh."Handy-Book of Literary Curiosities», 1892; Caralyn Wells. A Whimsey Anthology, 1906).
Теннисон 39 как-то рассказал Кэрроллу о сочиненной им во сне поэме о феях. Поэма начиналась длинными строками, которые постепенно укорачивались; последние пятьдесят-шестьдесят строк были двусложными. (Теннисону во сне эта поэма очень понравилась, однако, проснувшись, он не мог вспомнить ни слова.) Как полагают, возможно, что идея рассказа Мыши возникла под влиянием этого разговора.
В первоначальном варианте книги рассказ Мыши представлен совсем другим стихотворением, в известном смысле более подходящим, ибо в нем Мышь действительно объясняет, почему она не любит кошек и собак, в то время как в стихотворении, вошедшем в окончательный вариант, о собаках ничего не сказано. Американского логика и философа Чарлза Пирса (Charles Pierce) занимала идея зрительного аналога поэтической ономатопеи. Среди его неопубликованных работ есть запись «Ворона» По, сделанная техникой, которую Пирс называл «художественной хирографией» (слова пишутся таким образом, чтобы создать визуальное представление о поэтических образах). Это не так бессмысленно, как может показаться. В наши дни подобная техника часто используется в тексте реклам, суперобложек, в шапках журнальных рассказов и статей, в титрах кино, телевидения и пр.
40
d Сравни с шестой «напастью» поэмы Кэрролла «Охота на Снарка»: Снарк во сне Барристера выступает как судья, присяжные и защитник одновременно.
41
e Позже Кэрролл использовал эти «завитки» и «узелки» в задачах, опубликованных в 1880 г. в журнале «Мансли пэкет» («The Monthly Packet»). В 1885 г. они вышли отдельной книгой 42.
43
10 Нужно всегда держать себя в руках! – Эти строки выразительно пародируют основной прием морализаторской литературы для детей того времени. Приведем в качестве примера строки из печально прославленной «Истории семейства Фэрчайлд» (том I – 1818, том II – 1842, том III – 1847) Мэри Марты Шервуд (1775-1851), на которой в течение всего XIX в. воспитывали детей. Желая преподать детям наглядный урок о необходимости «держать себя в руках», мистер Фэрчайлд ведет их к заброшенному саду, посреди которого стоит полуразрушенный дом. «Труба на доме упала, проломив в одном или двух местах крышу; с той стороны, где обвалилась садовая ограда, стекла в окнах были разбиты. Между этим местом и лесом стояла виселица, на которой висел в цепях труп; скелет еще не обнажился, хоть труп и провисел здесь уже несколько лет. На повешенном был синий камзол, чулки, туфли; вокруг шеи был повязан шелковый платок; вся одежда была еще цела; но лицо его было так страшно, что дети не могли на него смотреть.
– Батюшка, батюшка, что это? – вскричали они.
– Это виселица, – сказал мистер Фэрчайлд, – а повешенный – убийца, который сперва возненавидел, а потом убил своего брата! Когда люди воруют, их вешают, но потом снимают, убедившись, что они мертвы; если же человек совершил убийство, его вешают в железных цепях и оставляют на виселице до тех пор, пока не обнажится скелет, чтобы все, кто проходит мимо, поостереглись подобного примера.
– Ах, батюшка, уйдемте! – вскричали дети, цепляясь за отцовский камзол.
– Прежде, – сказал мистер Фэрчайлд, – я должен рассказать вам историю этого несчастного».
Приведем еще один небольшой отрывок из этого произведения, в котором M. M. Шервуд знакомит своих маленьких героев с идеей смерти. Это поможет нам понять всю оригинальность трактовки этой темы Кэрроллом в сравнении с нравоучительно-религиозной литературой его времени.
Мистер Фэрчайлд ведет детей в дом, где лежит тело умершего садовника Робертса. «Подойдя к двери, они ощутили какой-то неприятный запах, им совсем не знакомый; то был запах трупа, который, пролежав уже два дня, начал разлагаться… Весь вид его был еще ужаснее и страшнее, чем ожидали дети… Наконец, мистер Фэрчайлд сказал:
– Мои дорогие дети, теперь вы знаете, что такое смерть; это бедное тело быстро разлагается. Душа, я надеюсь, почиет в бозе; но тленное тело должно, из-за грехов своих, пройти через могилу и рассыпаться в прах… Помните об этом, дети мои, и молитесь богу, чтобы он спас вас от греха.
– Ах, сэр! – воскликнула миссис Робертс. – Как меня утешают ваши речи».
44
11 Вы даже устрицу выведете из терпения! – В этом крошечном эпизоде Кэрролл создает своеобразную ситуацию «наоборот», поменяв местами и функциями родителей и детей, воспитателей и воспитуемых. Прием этот позже широко использовался в детской литературе. Достаточно вспомнить заключительную главу («Мисс Апельсин и миссис Лимон») «Романа, написанного на каникулах» Ч. Диккенса (1868); книгу Ф. Энсти (1856-1934) «Vice Versa» (Наоборот (лат.)) (1882) (на русский язык книга Энсти переводилась; см.: Ф. Анстей. Шиворот-навыворот. Уроки отцам. Фантастический роман. С англ. перевела З. А. Рагозина. СПб., 1907); эпизоды повести Дж. М. Барри «Питер Пэн и Венди» (1911); по-русски вышла в 1965 г. (М., пер. Н. Демуровой. Стихи в пер. Д. Орловской).
45
12 Птицы заторопились по домам. – Этот эпизод с птицами перекликается с известной нравоучительной книгой Сары Триммер (Sarah Trimmer, 1741-1810) «История малиновок» («History of the Robins», 1780), весьма популярной в XIX в. благодаря многочисленным переделкам. Кэрролл пародирует некоторые из эпизодов этой книжки.
32
2 Кингсли, Чарлз (1819-1875) – видный историк, проповедник, писатель, один из деятелей правого крыла чартизма. Его детская книга «Дети воды» (1863) вышла за два года до «Алисы в Стране чудес». Кэрролл, конечно, знал ее; однако говорить о каком-то влиянии Кингсли на Кэрролла было бы неправильно. Кэрролл был далек от политической программы Кингсли; христианско-морализаторский дух его произведении также был чужд автору «Алисы». Книга Кингсли вышла в 1874 г. по-русски под названием «Похождения Фомушки-трубочиста на земле и под водою» (СПб., изд. Н. Карбасникова) без указания имени автора на титуле. В соответствии с существовавшей в те годы переводческой традицией текст был сильно сокращен и русифицирован, что видно даже из заглавия. В частности, сильным изменениям подверглась и названная выше глава.
34
3 Герберт, Джордж (1593-1633) – английский поэт.
35
4 Геррик, Роберт (1591-1674) – английский поэт.
36
5 Малларме, Стефан (1842-1898) – французский поэт.
37
6 Томас, Дилан (1914-1953) – английский поэт.
38
7 Аполлинер, Гийом (1880-1918) – французский поэт.
39
8 Теннисон, Алфред (1809-1892) – английский поэт, автор поэмы «Мод» (1855) и многих других поэм и стихотворений. Кэрролл был знаком с Теннисоном и ценил его поэзию, что не помешало ему создать во второй сказке об «Алисе» «амбивалентную» теннисоновскую пародию. Нельзя не вспомнить в этой связи знаменательных строк о Теннисоне, заключающих главу 13 «Света в августе» Уильяма Фолкнера: «И скоро в изящном галопе слога, среди худосочных дерев и вяленых вожделений стремительно, плавно, покойно накатывает на него обморочная истома. Это лучше, чем молиться, не затрудняя себя думами вслух. Это – как слушать в соборе евнуха, поющего на языке, которого даже не нужно не понимать» (цит. по журналу «Новый мир», 1974, № 8, с. 149, перев. В. Голышева).
42
9 …вышли отдельной книгой. – Имеется в виду книга Кэрролла «История с узелками». Недавно она вышла по-русски (с добавлением некоторых других работ Кэрролла): Льюис Кэрролл. История с узелками. Пер. с англ. Ю. А. Данилова. Под ред. Я. А. Смородинского. М., «Мир», 1973.
46
a Обратите внимание на то, что манера Белого Кролика в обращении с прислугой не противоречит тому робкому персонажу, которого Кэрролл описал вначале (см. примеч. «а» к гл. II 20).
47
1 Все время меняюсь и ничего не помню. – По мнению П. Хита, Гусеница придерживается взгляда Локка на неизменность личности, которая прежде всего выражается в устойчивости памяти. Личность осознает себя как таковую, поскольку помнит собственное прошлое и способна оживлять в памяти своей личный опыт.
48
a «Папа Вильям», один из признанных шедевров поэтического нонсенса, представляет собой искусную пародию на давно забытое нравоучительное стихотворение Роберта Саути (1774-1843) «Радости Старика и Как Он Их Приобрел» 49:

– Папа Вильям, – сказал любознательный сын, —
Голова твоя вся поседела,
Но здоров ты и крепок, дожив до седин,
Как ты думаешь, в чем же тут дело?
– В ранней юности, – старец промолвил в ответ, —
Знал я: наша весна быстротечна.
И берег я здоровье с младенческих лет,
Не растрачивал силы беспечно.
(Пер. Д. Орловской)
Хотя Саути написал огромное количество стихов и прозы, в наши дни его читают мало – разве что некоторые стихотворения, такие, как «Скала Инчкейп» или «Битва в Бленхейме», да еще изложение бессмертной народной сказки о Златых кудрях и трех медведях.
50
3 Папа Вильям… – Эта пародия послужила образцом для стихотворения «Льюис Кэрролл» Элинор Фарджон, известной детской писательницы Англии (1881-1965).

– Мистер Доджсон, – сказал любопытный малыш,
Я на лбу твоем вижу морщины.
Но так остро и весело ты говоришь!
В чем же дело? Открой мне причину.
– В ранней юности, – Доджсон ему отвечал, —
Математиком был я, признаюсь,
Чтобы разум мой робким, как Кролик, не стал
Или диким, как Мартовский Заяц.
– Ты мудрец, Льюис Кэрролл, – продолжил малыш, —
В древнем Колледже ты обитаешь.
Но, коль разум твой ясен, как ты говоришь, —
Ты, должно быть, истории знаешь?
– В ранней юности, – Кэрролл ему отвечал, —
Я рассказывал много, не спорю.
И тогда-то мой ум, как ребенок, играл.
Так послушайте пару историй.51
b В «Приключениях Алисы под землей» Гусеница говорит Алисе, что, откусив от шляпки гриба, она вырастет, откусив же от ножки, – уменьшится ростом.
52
4 – Девочки, знаете, тоже едят яйца. – Не может быть, – сказала Горлица. – Но, если это так, тогда они тоже змеи! – П. Хит видит здесь насмешку над ложной аргументацией.
49
2 «Папа Вильям» – Стихотворение Саути было впервые опубликовано в журнале «Юс мэгэзин» (Youth's Magazine) в феврале 1816 г. Хорас Грегори считает, что сам Саути в этом стихотворении «бессознательно пародировал философию Уордсворта»; возможно, пародия Кэрролла содержит также некоторый намек на самого Уордсворта. «Не о другом ли Вильяме идет здесь речь, не о том ли Вильяме Уордсворте, который сменил Саути на посту Поэта-Лауреата (то есть придворного поэта. – Н. Д.) и далеко ушел от своей „Оды о бессмертии“?.. Не был ли Папой Вильямом стареющий поэт, брюзгливо, но проницательно вопрошающий одного из своих поклонников относительно состояния своих американских капиталовложений? Возможно, Алиса не намеревалась заходить так далеко, и все же… ее Папа Вильям по меньшей мере знает толк в коммерции и употребляет рекламный язык» (с. 134).
53
a Достаточно взглянуть на портрет «Безобразной Герцогини» художника XVI в Квинтена Массейна (он воспроизведен в книге Лэнгфорда Рида о Кэрролле), чтобы убедиться в том, что Тенниел использовал его в качестве образца для своей Герцогини. На портрете Массейна, как полагают, изображена Маргарита Маульташ, герцогиня Каринтии и Тироля (XIV в.). Ее прозвали «Маульташ» («рот – кошельком») из-за формы ее рта. Несчастной судьбе бедной Маргариты, которая имела репутацию самой безобразной женщины в истории, посвящен роман Лиона Фейхтвангера «Безобразная герцогиня» 54 (см.: W. A. Baillie-Grohman. A Portrait of the Ugliest Princess in History. – «Burlington Magazine», April, 1921).
55
b Во времена Кэрролла часто говорили: «улыбается, как чеширский кот». Происхождение этой поговорки неизвестно. Существуют, однако, две теории, пытающиеся ее объяснить. Согласно первой из них: в графстве Чешир (где, кстати, родился Кэрролл) некий неизвестный маляр рисовал ухмыляющихся львов над дверьми таверн («Notes and Queries», N 130, April 24, 1852, p. 402). Согласно второй, чеширским сырам придавали одно время форму улыбающихся котов (ibid., N 55, Nov. 16, 1850, p. 412). «Это особенно в стиле Кэрролла, – утверждает доктор Филлис Гринейкер, автор психоаналитической работы о Кэрролле, – ибо в таком случае можно принять фантастическую идею, что кот из сыра может съесть крысу, которая съела бы сыр!»
Чеширского Кота не было в первоначальном варианте сказки.
56
c Оригиналом для этой веселой пародии послужило ныне, к счастью, забытое стихотворение, приписываемое одними исследователями Дж. У. Лэнгфорду (G. W. Langford), а другими – Дэвиду Бейтсу (David Bates), версификатору из Филадельфии. Джон М. Шоу сообщает, что ему не удалось разыскать вариант Лэнгфорда, как, впрочем, и самого Лэнгфорда (John M. Shaw. The Parodies of Lewis Carroll. Talahassee, 1860). Само стихотворение он нашел в сборнике, изданном в 1849 г. Бейтсом («The Eolian»). Шоу отмечает, что сын Бейтса в предисловии к собранию поэтических произведений отца (Poetical Works, 1870) утверждает, что это широко известное стихотворение написал его отец.

Любите! Истина вела
Любовью, а не страхом.
Любите! – Добрые дела
Не обратятся прахом.
Любите малое дитя
С терпеньем и вниманьем —
Как знать? Оно у нас в гостях,
И близится прощанье.57
d Эти слова, равно как и предшествующий им диалог, принадлежат к наиболее широко цитируемым из обеих сказок об Алисе. Отзвуки его звучат в недавно опубликованном, но ничем не примечательном романе Джэка Керуака «На дороге» (Jack Kerouac. On the Road):
«…надо идти и идти и не останавливаться, пока не придем.
– А куда идти-то?
– Не знаю, только надо идти».
Джон Кемени ставит вопрос Алисы и знаменитый ответ Кота эпиграфом к главе о науке и нравственных ценностях в своей книге «Философ смотрит на науку» (J. Kemeny. A Philosopher Looks at Science. NY, 1959), где каждой главе предшествует цитата из «Алисы». Ответ Кота чрезвычайно точно выражает извечный конфликт между наукой и этикой. Как указывает Кемени, наука не может сказать нам, в каком направлении следует идти, однако, после того как решение будет принято, она может указать наилучший путь к достижению цели.
58
е Во времена Кэрролла (так же, как и сейчас) широким хождением пользовались поговорки «Mad as a hatter», «Mad as a March hare» 59. Конечно, поэтому и возникли эти персонажи. «Mad as a hatter», возможно, есть искажение более старой поговорки «Mad as an adder» 60, однако, скорее всего, эта поговорка обязана своим происхождением тому факту, что до совсем недавнего времени шляпники действительно сходили с ума. Ртуть, используемая при обработке фетра (она запрещена сейчас законом в большинстве штатов и в некоторых странах Европы), нередко вызывала ртутное отравление. Жертвы этого отравления страдали судорогами, известными под названием «hatter's shakes», и это отражалось на их глазах и конечностях и затрудняло речь. На поздних стадиях больные страдали галлюцинациями и другими психическими расстройствами. «Mad as a March hare» имеет в виду безумные прыжки зайца-самца в марте, в период спаривания.
61
f Сравните эти строки с записью, сделанной Кэрроллом в дневнике 9 февраля 1856 г.:
«Вопрос: когда мы видим сон и, как это часто бывает, смутно подозреваем, что это сон, и пытаемся проснуться, не говорим ли мы и не поступаем ли мы так, что в реальной жизни нас сочли бы за безумцев? Нередко мы видим сны и не подозреваем при этом, что все это не происходит в реальности. „У сна свой мир“, часто он так же похож на жизнь, как реальность».
В диалоге Платона «Теэтет» Сократ и Теэтет так обсуждают эту тему:
«Сократ. Не подразумеваешь ли ты здесь известного спора о сне и яви?
Теэтет. Какого такого спора?
Сократ. Я думаю, что слышал упоминания о нем, когда задавался вопрос, можно ли доказать, что мы вот в это мгновение спим и все, что воображаем, видим во сне или же мы бодрствуем и разговариваем друг с другом наяву.
Теэтет. В самом деле, Сократ, трудно найти здесь какие-либо доказательства: ведь одно повторяет другое, как антистрофа строфу. Ничто не мешает нам принять наш теперешний разговор за сон, и, даже когда во сне нам кажется, что мы видим сны, получается нелепое сходство этого с происходящим наяву.
Сократ. Ты видишь, что спорить не так уж трудно, тем более, что спорно уже то, сон это или явь, а поскольку мы спим и бодрствуем равное время, в нашей душе всегда происходит борьба: мнения каждого из двух состояний одинаково притязают на искренность, так что в течение равного времени мы то называем существующим одно, то – другое и упорствуем в обоих случаях одинаково.
Теэтет. Именно так и происходит» 62.
63
g Выражение: «улыбка без кота» представляет собой неплохое описание чистой математики. Хотя математические теоремы часто могут быть успешно приложены к описанию внешнего мира, сами теоремы суть абстракции гения, принадлежащие другому царству, «далекому от человеческих страстей», как заметил однажды Бертран Рассел, «далекому даже от жалких фактов, заимствуемых у Природы… упорядоченному космосу, где чистая мысль может существовать естественно, словно в своем родном доме, и где человек, по крайней мере человек, наделенный благородными порывами, может укрыться от унылого изгнания реальности».
54
1 Фейхтвангер, Лион (1884-1958) – немецкий романист. Роман «Безобразная герцогиня» был написан в 1923 г.
59
«Безумен, как шляпник», «Безумен, как мартовский заяц».
60
«Безумен, как гадюка».
62
2 …так и происходит. – Цитата дается по изданию: Платон. Сочинения в 3-х томах, т. 2. М., 1970, с. 246-247.
64
a Есть все основания полагать, что, работая над Болванщиком, Тенниел воспользовался предложением Кэрролла взять за модель некоего Теофилиуса Картера, чудаковатого торговца мебелью, жившего неподалеку от Оксфорда (а не премьер-министра Гладстона). Его прозвали Безумным Шляпником – отчасти из-за того, что он всегда носил цилиндр, отчасти из-за его эксцентричных идей. Изобретенная им «кровать-будильник», которая будила спящего, сбрасывая его в нужную минуту на пол (она выставлялась в Хрустальном дворце на Всемирной выставке в 1851 г.), помогает понять, почему Болванщика у Кэрролла так волнует мысль о времени и о том, чтобы разбудить Мышь-Соню. Нельзя не отметить также, что в этом эпизоде много предметов, напоминающих о профессии Картера (стол, кресло, конторка).
Болванщик, Заяц, Мышь-Соня не фигурировали в первоначальном варианте сказки; вся глава о Безумном чаепитии была добавлена позже. В «Зазеркалье» Болванщик и Заяц появятся как гонцы короля Болванс Чик и Зай Атс (гл. VI). В экранизации «Алисы», сделанной в 1933 г. фирмой «Парамаунт», роль Болванщика играл Эдвард Эверетт Хортон, а Мартовского Зайца – Чарлз Рагглз. В мультипликационном фильме Уолта Диснея 1951 г. Эд Уинн читал роль Болванщика, а Джерри Колонна – Зайца.
Известный американский ученый Норберт Винер писал в главе 14 своей автобиографии:
«Бертрана Рассела можно описать одним-единственным способом, а именно – сказав, что он вылитый Болванщик… Рисунок Тенниела свидетельствует чуть ли не о провидении».
Винер указывает далее, что философы Дж. М. З. Мак-Таггарт и Дж. Э. Мур, коллеги Рассела по Кембриджу, чрезвычайно походили на Мышь-Соню и Мартовского Зайца. Всех троих в Кембридже называли «Троица Безумного чаепития» 65.
66
b Английская мышь-соня – живущий на дереве грызун, больше напоминающий маленькую белку, чем мышь. Название dormouse происходит от латинского глагола dormire (спать) и объясняется тем, что эти животные зимой впадают в спячку. В отличие от белки эти мыши – животные ночные, так что даже в мае (то есть в месяц приключений Алисы) днем они спят. Из книги «Воспоминания Уильяма Майкла Росетти» (1906) мы узнаем, что «прототипом» Сони, возможно, был ручной вомбат 67 Данте Габриэля Росетти 68, имевший обыкновение спать у него на столе. Кэрролл знал семейство Росетти и порой навещал их.
69
c Знаменитая загадка Болванщика породила множество толков во времена Кэрролла. В предисловии к изданию 1896 г. он писал:
«Меня так часто спрашивали о том, можно ли найти ответ на загадку Болванщика, что мне следует, пожалуй, запечатлеть здесь вариант, который мог бы, как мне кажется, быть достаточно приемлемым, а именно: „С помощью того и другого можно давать ответы, хоть и плоские; их никогда не ставят не той стороной!“ Впрочем, это мне пришло в голову уже позже; загадка поначалу не имела отгадки».
Существуют и другие варианты отгадки; несколько весьма остроумных дает американец Сэм Ллойд в изданной посмертно «Энциклопедии головоломок» (S. Lloyd. Cyclopedia of Puzzles, 1914).
70
d Ответ Алисы позволил определить дату приключений Алисы в Стране чудес. Если принять во внимание, что в предыдущей главе устанавливался месяц (май), то число тем самым будет 4 мая. Это был день рождения Алисы (она родилась в 1852 г.). Когда Кэрролл впервые рассказал Алисе сказку, ей было десять лет, однако, судя по всему (см. примеч. «а» к гл. I «Зазеркалья»), героине сказки около семи лет. На последней странице рукописи «Приключений Алисы под землей», которую писатель подарил Алисе, он приклеил ее фотографию, снятую им в 1859 г., когда ей было семь лет 71.
А. Л. Тейлор в своей книге «Белый рыцарь» отмечает, что 4 мая 1862 г. разница между лунным и солнечным месяцами была ровно два дня. Это позволяет, по его мнению, предположить, что часы Болванщика показывают лунное время, и объясняет его слова: «отстали на два дня». Если Страна чудес находится где-то недалеко от центра Земли, отмечает Тейлор, положение солнца безразлично для определения времени, однако фазы луны останутся неизменными. В пользу этого предположения говорит также связь между словами «лунный» и «лунатик», «безумный»; однако трудно все же поверить, что Кэрролл имел все это в виду при написании сказки.
72
е Еще забавнее часы немецкого профессора из книги Кэрролла «Сильви и Бруно» (гл. 23). Если перевести их стрелки назад, то и события переводятся в прошлое – интересное предвосхищение «Машины времени» Герберта Уэллса. Но это еще не все. Если нажать на этих часах на пружину «обратный ход», события начинают идти назад – получается некое зеркальное воспроизведение линейного времени.
Невольно вспоминается одно из ранних соображений Кэрролла 73 о том, что остановившиеся часы вернее, чем те, которые отстают на минуту в день. Первые показывают точное время дважды в сутки, в то время как вторые – лишь раз в два года. «Возможно, – продолжает Кэрролл, – ты спросишь: „Как же мне все-таки узнать, что сейчас – восемь часов? Ведь по моим часам я этого не узнаю“. Терпение! Ты знаешь: когда наступит восемь часов, твои часы будут верны. Прекрасно! Значит, ты должен держаться следующего правила: гляди, не отрываясь, на свои часы; как только они покажут правильное время, настанет восемь».
74
6 – Если бы ты знала Время так же хорошо, как я, – сказал Болванщик, – ты бы этого не сказала. – П. Хит вспоминает в этой связи рассуждение блаженного Августина о времени. Все понимают, что есть время, говорит Августин, пока о нем идет речь. «Пока никто меня о том не спрашивает, я понимаю, нисколько не затрудняясь; но как скоро хочу дать ответ об этом, я становлюсь совершенно в тупик» («Исповедь», кн. II, гл. 14).
75
7 …но ведь я не успею проголодаться. – По наблюдениям У. Шиблза, Алиса, сама того не замечая, проводит небесполезное разграничение между биологическими и нашими обычными часами (Warren A. Shibles. A Philosophical Commentary on Alice's Adventures in Wonderland. Wittgenstein, Language and Philosophy. Dubugue, Iowa, 1969).
76
8 Вы так и поступили, да?.. – Это место перекликается с известной кэрролловской задачей о часах. См. «История с узелками», с. 367.
77
f Песня Болванщика пародирует первую строфу известного стихотворения Джейн Тейлор «Звезда» 78.

Ты мигай, звезда ночная!
Где ты, кто ты – я не знаю.
Высоко ты надо мной,
Как алмаз во тьме ночной.
Только солнышко зайдет,
Тьма на землю упадет, —
Ты появишься, сияя.
Так мигай, звезда ночная!
Тот, кто ночь в пути проводит.
Знаю, глаз с тебя не сводит:
Он бы сбился и пропал,
Если б свет твой не сиял.
В темном небе ты не спишь,
Ты в окно ко мне глядишь,
Бодрых глаз не закрываешь,
Видно, солнце поджидаешь.
Эти ясные лучи
Светят путнику в ночи.
Кто ты, где ты – я не знаю,
Но мигай, звезда ночная!
[…]79
g Это было написано еще до того, как обычай пить чай в пять часов пополудни стал повсеместным в Англии. В доме Лидделлов чай подавали в шесть часов, когда дети ужинали.
А. С. Эддингтон и некоторые другие физики, занимавшиеся теорией относительности, сравнивали Безумное чаепитие, где стрелки часов всегда стоят на шести, с той частью модели космоса Де Ситтера 80, в которой течение времени остановилось (см. гл. 10 книги: A. S. Eddington. Space, Time and Gravitation).
81
h Три сестрички – это Алиса и две ее сестры. Элси – так произносятся инициалы Лорины Шарлотты по-английски (L. С., то есть Lorina Charlotte); Тилли – сокращенное от Матильды, шуточное имя, присвоенное в семействе Лидделлов Эдит; а Лэси (Lacie) – не что иное, как анаграмма имени Алисы (Alice).
82
11 А еще они рисовали… всякую всячину… все, что начинается на М. – П. Хит подчеркивает, что, конечно, не сами предметы (или понятия) начинаются на M, а только слова, которые их обозначают. Перечень, следующий далее – «мышеловки, месяц, математика, множество», – представляет собою причудливую смесь конкретных предметов и абстракций, а поскольку все члены этого ряда должны быть нарисованы, неизбежно происходит «реификация» (то есть овеществление) абстракций.
65
1 «Троица Безумного чаепития». – Намек на Тринити-колледж (Колледж Св. Троицы), профессорами которого были Рассел, Мур и Мактаггарт.
67
2 Вомбат – небольшой зверек из семейства грызунов.
68
3 Росетти, Данте Габриэль (1828-1882) – английский поэт и художник.
71
4 …когда ей было семь лет. – См. фото, с. 293.
73
5 …одно из ранних соображений Кэрролла… – См. «Трудность вторую» в сб. «История с узелками», с. 367.
78
9 Тейлор, Джейн (1783-1824) и ее сестра Энн (1782-1866) – авторы поэтического сборника для детей «Оригинальные стихотворения для юных умов» (1804), широко читаемого в XIX в.; «Звезда» была самым известным из стихотворений этого сборника и до сих пор фигурирует в многочисленных антологиях для детей. Старшая из сестер была еще жива во время написания «Алисы в Стране чудес».
80
10 Де Ситтер, Виллем (1872-1934) – голландский астроном, автор одной из моделей расширяющейся вселенной, так называемой модели Эйнштейна – Де Ситтера (1917). Согласно этой модели, в начальный период возникновения вселенной объем ее был очень невелик, а плотность материи крайне высока. При таких условиях течение процессов с точки зрения некоего внешнего наблюдателя происходит весьма медленно, настолько медленно, что можно говорить о том, что течение времени остановилось. По современным представлениям эволюция вселенной выглядит сложнее, чем в модели Эйнштейна – Де Ситтера.
83
a В статье «Алиса на сцене», которая цитировалась выше, Кэрролл писал: «Я представлял себе Червонную Королеву воплощением безудержной страсти – нелепой и бессмысленной ярости». То, что Королева то и дело отдает распоряжения о казнях, возмущает тех современных специалистов детской литературы, которые считают, что в книгах для детей не должно быть никакого насилия, особенно если оно вызывает психоаналитические ассоциации. Даже в книжках Л. Фрэнка Баума о стране Оз, которые на удивление свободны от всевозможных ужасов, в изобилии встречающихся в сказках Гриммов и Андерсена, нередко рубят головы. Насколько мне известно, никто не пытался эмпирическим путем выяснить, как реагируют дети на такие сцены и наносят ли они какой-либо вред детской психике. Я бы сказал, что нормального ребенка все это забавляет, не причиняя ему никакого вреда. Один запрет я бы все же наложил: книги, подобные «Стране чудес» или «Мудрецу из страны Оз», нельзя давать в руки взрослым, проходящим курс психоанализа.
84
b В первом варианте «Алисы» молотками служат не фламинго, а страусы (Кэрролл изобразил их и на своих рисунках к этому тексту). Немало времени он посвящал изобретению новых и необычных правил для старых и всем известных игр. Предложенные им правила сложной игры в «Крокетный замок», в которую он часто играл с сестрами Лидделл, были опубликованы в 1863 г. (см. книгу: The Lewis Carroll Picture Book). Там же можно найти перепечатку правил игры в «Ланрик», в которую играли шашками на шахматной доске. Его брошюра «Круглый бильярд» не переиздавалась. Из двухсот с лишним брошюр, опубликованных Кэрроллом, двадцать излагают правила сочиненных им игр.
85
c Старая английская пословица, означающая, что есть вещи, которые люди низкого состояния могут делать в присутствии высших.
86
1 «…Любовь, любовь, ты движешь миром…» – последняя строка Дантова «Рая» («безусловно, заимствованная из какого-то второсортного перевода», – замечает П. Хит). В переводе М. Лозинского она звучит так:

Любовь, что движет солнце и светила.
(Песнь XXXIII, 145).
87
2 А видела ты Черепаху Квази? – В оригинале Кэрролла в этой главе, помимо Грифона, выступает персонаж, которого русские переводчики называли «Лже-черепахой», «Черепахой с телячьей головкой» и пр. Мы сочли нужным заменить его на «Черепаху Квази».
88
a Квази-черепаший суп (Mock-Turtle soup) есть имитация супа из зеленой морской черепахи; обычно он приготавливается из телятины. Вот почему Тенниел нарисовал Черепаху Квази (Mock-Turtle) с телячьей головой, хвостом и копытами на задних ногах.
89
b Мифическое существо с головой и крыльями орла и с телом льва. В песни XXIX Дантова «Чистилища» 90 (этого менее известного странствия по стране чудес, куда попадают также через отверстие в земле) грифон влечет колесницу, символизирующую христианскую церковь. В средние века грифон символизировал союз бога и человека во Христе. У Кэрролла Грифон и его приятель представляют собой шарж на сентиментальных выпускников Оксфорда, в которых там никогда не было недостатка.
91
c Эта фраза нередко стояла на школьных счетах, присылаемых во времена Кэрролла родителям учеников. Она означала, конечно, что за уроки французского и музыки, равно как и за стирку белья в школе, взималась дополнительная плата.
92
d Вряд ли следует отмечать, что названия всех предметов, о которых говорит Черепаха Квази, строятся на каламбурах (reading, writing, addition, subtraction, multiplication, division, history, geography, drawing, sketching, painting in oils, Latin, Greek). Эта и последующая главы буквально кишат каламбурами. Дети их любят, но большинство современных знатоков того, что следует любить детям, полагают, что каламбуры снижают литературные достоинства детских книг.
90
3 В песни XXIX Дантова «Чистилища»… – Имеются в виду строки 106-108:

Двуколая, меж четырех зверей
Победная повозка возвышалась,
И впряженный грифон шел перед ней.
(Пер. М. Лозинского).
93
a Кадриль – один из самых сложных бальных танцев, обычно танцуется в пяти фигурах, был моден в то время, когда Кэрролл писал свою сказку. Дети ректора Лидделла обучались кадрили со специальным учителем.
В письме к одной девочке Кэрролл так описывал собственную манеру танцевать:
«Что до танцев, моя дорогая, то я никогда не танцую, если мне не разрешают следовать своей особой манере. Пытаться описать ее бесполезно – это надо видеть собственными глазами. В последний раз я испробовал ее в одном доме – так там провалился пол. Конечно, он был жидковат: балки там были всего шесть дюймов толщиной, их и балками-то не назовешь! Тут нужны бы каменные арки: если уж танцевать, особенно моим специальным способом, меньшим не обойтись. Случалось тебе видеть в Зоологическом саду, как Гиппопотам с Носорогом пытаются танцевать менуэт? Это очень трогательное зрелище».
94
b В этой песне Кэрролл пародирует первую строку стихотворения Мэри Хауитт 95 «Паук и Муха», которая в свою очередь использовала старую песню. Вся песня написана размером Мэри Хауитт. Приведем первую строфу этой песни:

Говорила паучиха: «Заходи, дружок, ко мне!
Ты других таких покоев не увидишь и во сне!
Эта лесенка витая прямо в комнаты ведет.
Знаешь, сколько тут сюрпризов дорогого гостя ждет!»
«Ну уж нет, – сказала муха, – и напрасно ты зовешь:
Эта лесенка такая – если вверх по ней взойдешь,
вниз уже не попадешь».
В первоначальном варианте сказки Кэрролла Квази пел иную песню:

А ну, на дно со мной спеши —
Там так омары хороши,
И спляшут с нами от души,
Треска, моя голубка!
Припев

Треска, и прямо, и бочком,
Мигни глазком, махни хвостом!
Есть много рыб – но нет милей
Трески, моей голубки!
Здесь Кэрролл пародирует негритянскую песню, припев к которой начинается так:

Эй, Сэлли, прямо и бочком,
Эй, Сэлли, топни каблучком!
В дневнике Кэрролла есть запись от 3 июля 1862 г. (канун знаменитой лодочной прогулки по Темзе), в которой говорится, что он слышал как-то в дождливый день, как сестры Лидделл «очень выразительно» пропели эту песню.
96
с Когда я это писал, – признался Кэрролл, – я думал, что это действительно так; однако позже мне сказали, что рыботорговцы пропускают хвост через глазное отверстие, а вовсе не засовывают его в рот» (см.: Stuart Collingwood. The Life and Letters of Lewis Carroll, p. 402).
97
d Первая фраза в этом стихотворении вызывала в памяти викторианских читателей библейское выражение «голос горлицы» (Песнь Песней, II, 12: «Цветы показались на земле; время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей»). На деле, однако, «Голос Омара» пародирует унылое стихотворение Исаака Уоттса «Лентяй» (см. 23), которое, конечно, хорошо знали читатели Кэрролла.

Это голос лентяя. Вот он застонал:
«Ах, зачем меня будят! Я спал бы да спал».
Как скрипучие двери на петлях тугих,
Он, кряхтя, повернулся в перинах своих.
Ах, еще полежать да еще подремать! —
Так привык он и дни, и недели терять.
А как встанет – по дому шатается он,
И плюет в потолок, и считает ворон.
Шел я садом его и грустя наблюдал:
Лопухом и крапивою сад зарастал,
И одежда на нем превратилась в тряпье,
И до нитки он прожил наследство свое.
Я его навестил: я увидеть хотел,
Что он взялся за дело, что он поумнел.
Но рассказывал он, как поел, как поспал,
А молиться не думал и книг не читал.
И сказал я душе: о, печальный урок!
Ведь таким же, как этот, я сделаться мог.
Но друзья помогли мне беды избежать —
Приучили трудиться и книги читать.
Бурлеска Кэрролла на вирши Уоттса существовала в нескольких вариантах. До 1886 г. во все издания «Алисы» входила первая строфа из четырех строк и вторая строфа, прерываемая после второй строки. Кэрролл дописал вторую строфу дли опубликованной в 1870 г. книги Уильяма Бонда «Песни из „Алисы в Стране чудес“ (William Boyd. Songs from „Alice in Wonderland“). B 1886 г. Кэрролл дописал последние четыре строки стихотворения, значительно изменив в то же время вторую строфу. В этом виде она и появляется во всех последующих изданиях „Алисы“. Некий викарий из Эссекса, как ни трудно сейчас в это поверить, прислал письмо в „Сент-Джеймз газетт“, в котором обвинял Кэрролла в богохульстве – из-за библейской аллюзии в первой строке стихотворения.
98
e 1 августа 1862 г. Кэрролл записал в своем дневнике, что сестры Лидделл пропели ему популярный романс «Звезда вечерняя». Слова и музыка были Джеймса М. Сейлза.

Звезда вечерняя в высоких небесах,
Какой покой в твоих серебряных лучах.
Когда стремишься ты неведомо куда.
Звезда вечерняя, блаженная звезда!
Припев
Звезда блаженная.
Звезда блаженная.
Звезда вечерняя, блаженная звезда!
Ты говоришь мечте: о поднимись со мной
Над морем скорби, над обителью земной!
Мы будем там, куда нас вечно дух стремил, —
Где мир любви превыше области светил.
Сияй, сияй, звезда божественной любви!
И наши души оживи и обнови
Мечтой любви, чтобы с тобой взойти туда,
Звезда вечерняя, блаженная звезда!
Второй строфы пародии Кэрролла с его переносом слова «p-enoyworth» 99 не было в первом варианте сказки. В написании слов «блаже-э-нная», «е-да-а»! «вече-е-рняя» содержится намек на то, как пели оригинал этой пародии. Кэри Грант, исполнявший роль Черепахи Квази в посредственной экранизации «Алисы» фирмой «Парамаунт» (1933 г.), рыдал на протяжении всей песни.
95
1 Мэри Хауитт (1799-1888) – английская детская писательница, автор рассказов и стихотворений для детей, перу которой также принадлежат первые переводы сказок Андерсена на английский язык (сборник 1846 г. вышел под названием «Чудесные истории для детей»).
99
2 …"p-ennyworth»… – В переводе О. Седаковой этому соответствует перенос слова «зада-ром».
100
a Кэрролл не приводит второй строфы этой хорошо известной народной песенки.

Король Червей, пожелав кренделей.
Валета бил и трепал.
Валет Червей отдал семь кренделей,
И с тех пор он больше не крал.101
1 Подать сюда список тех, кто пел на последнем концерте! – Имеется в виду эпизод из главы VII, где Болванщик рассказывает о том, как пел, чтобы как-то убить Время.
102
a В «Алисе для детей» (Nursery Alice) Кэрролл отмечает, что на рисунке Тенниела видны все двенадцать присяжных: лягушка, мышь-соня, крыса, хорек, еж, ящерица, петух, крот, улитка, белка, аистенок, мышонок.
103
b Показания, которые зачитывает Белый Кролик, состоят из шести строф с перепутанными местоимениями, в которых трудно обнаружить какой бы то ни было смысл. Это переработанный вариант стихотворения-нонсенса Кэрролла, озаглавленного «В ней все, что в нем меня влечет…» (впервые опубликовано в лондонском «Комик таймc» в 1885 г.). Первая строка первоначального варианта повторяет первую строку «Алисы Грей», чувствительной песни Уильяма Ми, которая была популярна в то время. В остальном стихотворение Кэрролла ничем, кроме размера, не напоминает песни Ми.
Ниже следует первоначальный вариант Кэрролла с его вступительной заметкой:
«Этот впечатляющий фрагмент был найден в рукописи среди бумаг известного автора трагедии „Был то ты иль я?“ и двух популярных романов „Сестра и сын“ и „Наследство племянницы, или Благодарный дед“.

В ней все, что в нем меня влечет
(Ручаюсь, я не льстец),
И если что-то пропадет —
Тебе и ей конец.
Он говорит: ты был у ней,
А я ушел давно. —
Все так. Но если быть точней,
Она и ты – одно.
Никто нас не окликнул, нет,
Никто не подозвал,
Он сел, грустя, в кабриолет,
И в нем заковылял.
Не оттого ли Кэрролл ввел это стихотворение в свою сказку, что песня, по образцу которой она написана, посвящена неразделенной любви к девушке по имени Алиса? Вот первые строфы песни об Алисе Грей (цитирую по книжке Джона М. Шоу):

В ней все, что к ней меня влечет, —
Божественна она.
Но ей не быть моей – душа
Другому отдана.
И все ж люблю я, и любовь
Чем старе, тем сильней.
О, как разбила сердце мне
Любовь к Алисе Грей!104
c Эта тема «сна во сне» (сестра Алисы видит во сне Алисин сон) в усложненном виде появится и во второй сказке (см. «Зазеркалье», гл. IV).