1 2 
Тем временем самозваный врач, вздохнув, отправился вниз на поиски Лэнскомба. Из Джанет он выжал немного, да, впрочем, ни на что особенно и не рассчитывал. Он лишь хотел сравнить сведения, словно клещами вытянутые им из Джанет, с полученными от Элен Эбернети. Та, в свою очередь, получила их из того же источника с той лишь разницей, что Джанет разговаривала с ней гораздо охотнее, признавая полное право миссис Лео задавать любые вопросы.
Да, решил Пуаро, на информацию, добытую для него Элен, можно положиться. В сущности, он так и сделал. Но в силу характера и укоренившейся привычки Пуаро никому не верил на слово.
Так или иначе, данных было не густо. Они сводились к тому, что Ричарду Эбернети были прописаны витамины в капсулах. Хранились они в большом флаконе, который к моменту смерти был почти пуст. Кто угодно мог, вооружившись шприцем, подмешать что-нибудь в одну или несколько капсул и расположить их во флаконе так, чтобы Эбернети проглотил отравленную, скажем, спустя лишь несколько недель после того, как злоумышленник покинет дом. С другой стороны, кто-нибудь вполне мог незаметно проскользнуть в дом за день до смерти его владельца, начинить смертоносным ядом одну из капсул или, что еще вероятнее, подменить безобидную таблетку снотворного в пузырьке, стоявшем на столике около кровати. И наконец, вполне можно было добавить яд просто в еду или питье.
Пуаро проделал несколько экспериментов. Парадную дверь держали на замке, но боковую, выходящую в сад, запирали только вечером. Примерно в четверть второго дня, когда садовники ушли на ленч, а прислуга обедала, Пуаро вошел в ворота усадьбы, проник через боковую дверь в дом, поднялся по лестнице и добрался до комнаты Ричарда Эбернети, не встретив ни души. Несколько видоизменив условия опыта, он затем спустился вниз и проскользнул в кладовку при кухне.
Оттуда до него доносились голоса, но его никто не заметил.
Итак, все эти варианты возможны. Но так ли обстояло дело в действительности? Пуаро не то чтобы искал улики — он лишь хотел прозондировать все версии. В конце концов, убийство Ричарда Эбернети было не больше чем гипотезой. Улики же необходимы, чтобы найти убийцу Коры Ланскене. Пуаро хотел изучить людей, собравшихся в тот день на похороны, и сделать в отношении их собственные выводы. Некий план уже сложился в его голове, но сначала он намеревался перекинуться несколькими словами со стариком Лэнскомбом.
Лэнскомб держался вежливо, но отчужденно. Отложил кусок замши, которой он любовно полировал старинный серебряный чайник, и выпрямился.
— Чем могу служить, сэр?
Поговорив немного о возможности приобретения Эндерби-холла «представляемой мною организацией» на предмет превращения поместья в дом для больных и престарелых беженцев, Пуаро завел речь о другом:
— Смерть хозяина, должно быть, была тяжелым ударом для вас, Лэнскомб.
— Еще бы, сэр? Ведь я состоял при мистере Эбернети еще со времен его молодости. Мне повезло в жизни, сэр. Лучшего хозяина нельзя было и пожелать.
— Я беседовал с моим другом и, э… коллегой доктором Ларраби. Мы с ним подумали: может быть, у вашего хозяина перед смертью были какие-то особые неприятности или тревоги? Вы не помните, приезжал к нему кто-нибудь накануне дня его кончины?
— Да нет, сэр, не могу никого припомнить.
— И никто не заходил примерно в это время?
— За день до смерти хозяина к чаю был наш местный священник. Заходили несколько монахинь, собирали на что-то по подписке… Ах да, с черного хода приходил еще молодой человек, весьма настырный: все старался всучить Марджори, кухарке, какие-то новые щетки для мытья посуды. Больше никого не было.
На лице Лэнскомба появилось озабоченное выражение, и Пуаро не стал к нему больше приставать. Старый слуга уже высказался откровенно перед мистером Энтуислом, с Пуаро он, несомненно, будет вести себя гораздо сдержаннее.
С Марджори, напротив, Пуаро сразу же повезло. Та была первоклассной кухаркой, и, похвалив со знанием дела ее стряпню, собеседник мгновенно нашел дорогу к ее сердцу — и языку. Марджори подробно доложила, что подавалось к столу в день смерти Ричарда Эбернети: «Как раз в тот вечер я приготовила шоколадное суфле, и хозяину оно так понравилось!» — но во всем этом потоке кулинарной информации не содержалось ничего ценного для дела.
Покинув-кухню, Пуаро закутался парой шарфов, дабы уберечься от холодного воздуха Северной Англии, и вышел на террасу, где Элен Эбернети срезала поздние розы.
— Выяснили что-нибудь новое? — поинтересовалась она.
— Ничего. Но я ни на что и не рассчитывал.
— Я знаю. С тех пор как мистер Энтуисл сообщил мне, что вы приедете, я сама пытаюсь докопаться хоть до чего-нибудь, но увы…
Она помолчала и затем спросила с надеждой в голосе:
— Может быть, и на самом деле все это просто мираж?
— Убийство с применением топора — мираж?
— Я не думала о Коре.
— А я как раз думаю о ней. Для чего кому-то потребовалось убивать ее? Мистер Энтуисл говорил мне, что в ту самую минуту, когда Кора Ланскене произнесла свою несуразную фразу, вы и сами почувствовали что-то неладное. Это так?
— Да… но я не знаю…
Пуаро перебил ее:
— Что именно было «неладно»? Неожиданно? Удивительно? Странно… или страшно?
— О нет, только не страшно. Просто что-то такое… нет, не могу припомнить, да это и неважно.
— Но почему вы не можете вспомнить? Что-нибудь тогда отвлекло ваши мысли, что-нибудь более важное?
— Пожалуй, тут вы правы. Наверное, это было упоминание об убийстве. Оно отодвинуло все на задний план.
— Быть может, это была реакция какого-то конкретного лица на слово «убили»?
— Быть может… Но не помню, чтобы я обратила внимание на кого-то. Мы все уставились на Кору.
— Тогда, возможно, вы что-то услышали? Какой-то звук… Что-нибудь упало… или сломалось…
Элен нахмурила лоб, напрягая память.
— Нет… не думаю.
— Хорошо, оставим пока. В конце концов, это, вероятно, не имеет значения. Теперь скажите мне, мадам, кто из вас знал Кору лучше всех?
Элен задумалась.
— Я полагаю, Лэнскомб. Он помнит ее еще ребенком. Горничная Джанет поступила в дом уже после того, как Кора вышла замуж и уехала.
— А кроме Лэнскомба?
— Наверное, я. Мод ее почти совсем не знала.
— Тогда, исходя из того, что вы знали ее лучше, чем остальные, скажите: почему, по вашему мнению, она задала свой нелепый вопрос?
Элен улыбнулась:
— Ну, это было так характерно для Коры.
— Значит, это была просто глупость? Она выпалила, не думая, то, что взбрело ей в голову? Или же тут был какой-то умысел? Не захотелось ли ей, например, позлить и встревожить окружающих?
Собеседница задумалась.
— Никогда нельзя быть уверенным в человеке полностью, не правда ли? Я лично не могу с уверенностью сказать, была ли Кора просто наивной или хотела своими выходками привлечь к себе внимание. Вы ведь это имеете в виду?
— Да. Я рассуждал так: допустим, эта миссис Кора сказала себе: «Вот будет забавно спросить, не был ли Ричард убит, и посмотреть, как все они будут при этом выглядеть». Можно ли было ожидать от нее такого?
Во взгляде Элен появилось сомнение.
— Не исключено. У нее, безусловно, было странное чувство юмора, какое иногда бывает у детей. Но что с того?
— Это может послужить доказательством того, насколько опасно шутить с такой вещью, как убийство, — сухо ответил Пуаро.
Элен содрогнулась.
— Бедная Кора.
Пуаро переменил тему разговора:
— Миссис Тимоти Эбернети ночевала здесь после похорон?
— Да.
— Упоминала она о сказанном Корой?
— О да. Она сказала, что это просто возмутительно, но вполне в Корином духе. Вообще же Мод не приняла всего этого всерьез.
— А вы сами, мадам? Вы отнеслись к этому серьезно?
Глаза Элен Эбернети казались очень голубыми и удивительно юными, особенно по соседству с поднимающимися от висков вверх волнами седых волос. Она подумала и сказала:
— Думаю, что да, мсье Пуаро.
— Из-за появившегося у вас ощущения, будто что-то неладно?
— Возможно.
Пуаро подождал, но Элен больше ничего не добавила, и он продолжил:
— Насколько мне известно, отношения между миссис Ланскене и ее семьей были весьма натянутыми?
— Да. Никому из нас не нравился ее муж, и ее это обижало.
— И тем не менее ваш деверь внезапно отправился навестить ее. Почему?
— Не знаю… Может быть, он догадывался, что долго не протянет, и хотел помириться с ней перед смертью… Со мной, во всяком случае, он на эту тему не говорил. Он сказал, что собирается повидать своего брата Тимоти, но даже не упоминал о Коре. Не войти ли нам в дом? Скоро будет подан ленч.
Она шла рядом с Пуаро, неся срезанные цветы. Пуаро спросил, словно между прочим:
— Вы уверены, что, когда вы гостили здесь незадолго до смерти мистера Эбернети, он не говорил ничего интересного с точки зрения этого дела о ком-либо из членов семьи?
Они вошли в зеленую гостиную. Элен сказала со вздохом:
— Ричард был разочарован в молодом поколении, как это обычно бывает со стариками. Многое в молодежи ему крайне не нравилось, но, поверьте, не было ничего, абсолютно ничего, способного навести на мысль об убийстве.
В гостиной Элен взяла китайскую вазу и начала расставлять в ней розы. Когда наконец вид букета удовлетворил ее, она оглянулась в поисках места для вазы.
— Мне кажется, розы будут хорошо смотреться на этом зеленом малахитовом столике.
На столике, о котором шла речь, уже красовался букет восковых цветов. В момент, когда Элен снимала со стола букет вместе с покрывавшим его стеклянным колпаком, Пуаро небрежно поинтересовался:
— Говорил кто-нибудь мистеру Эбернети, что муж его племянницы Сьюзен чуть было не отравил клиентку, сделав ошибку при изготовлении лекарства по рецепту? Ах, простите!
Пуаро рванулся вперед… но было уже поздно: прелестная вещица викторианской эпохи выскользнула из пальцев Элен. Стеклянный колпак разлетелся вдребезги. Элен издала возглас раздражения:
— Боже, какая я неловкая! Слава богу, цветы не пострадали. Можно будет заказать для них другое стекло. А пока я уберу их в шкаф под лестницей.
Только после того как Пуаро помог ей положить восковой букет на полку в темном глубоком шкафу и они вернулись в гостиную, он сказал:
— Это моя вина: я испугал вас.
— А о чем вы спрашивали меня? Я забыла.
— О, не стоит повторять… да я и сам уже забыл.
Элен подошла к Пуаро и взяла его за руку.
— Мсье Пуаро, есть ли на свете хоть один человек, чья жизнь окажется безупречной, если присмотреться к ней как следует? Так ли уж необходимо влезать в жизни людей, если они не имеют никакого отношения к…
— К смерти Коры Ланскене? Да, это необходимо. Проверять нужно буквально все. О, это старая истина, мадам: каждому есть что скрывать. Это относится ко всем нам, это, возможно, относится и к вам. Ничего не следует оставлять без внимания. Вот почему ваш друг мистер Энтуисл обратился ко мне. Я не то что полиция. Я имею возможность умолчать о том, что узнал. Но я должен знать правду. А так как в этом деле важны не столько вещественные доказательства, сколько люди, то я занимаюсь именно ими. Я должен, мадам, встретиться с каждым, кто был здесь в день похорон. И было бы лучше всего, если бы я мог встретиться с ними именно здесь, в этом доме.
— Боюсь, — медленно сказала Элен, — это будет трудно устроить.
— Не так трудно, как вы полагаете. Я уже кое-что придумал. Дом ведь продается. Так, во всяком случае, объявит мистер Энтуисл. Сделка, само собой, может и сорваться, как это часто случается. Он пригласит всех членов семьи сюда, чтобы каждый из них выбрал приглянувшиеся ему вещи из мебели и тому подобное, до того как будет назначен аукцион. Это можно будет организовать, скажем, в конце недели.
Элен смотрела на него в упор. Взгляд ее голубых глаз был холодным, почти ледяным.
— Готовите для кого-нибудь ловушку, мсье Пуаро?
— Увы! Мне хотелось бы иметь для этого достаточно оснований. Нет, нет, пока я подхожу к делу совершенно непредвзято. Разумеется, можно будет устроить некую проверку…
— Например?
— О, тут я сам еще не до конца все продумал. И при всех обстоятельствах, мадам, лучше, чтобы вы не знали подробностей.
— Значит, вы будете проверять и меня?
— Вас, мадам, если можно так выразиться, уже провели за кулисы. Но вот какое дело: молодежь, мне кажется, примет приглашение охотно. Но как быть с мистером Тимоти Эбернети? Я слышал, он никуда не выезжает из дома?
Неожиданно Элен улыбнулась.
— Думаю, тут вам повезло. Мод звонила мне вчера. В их доме работают маляры, и Тимоти ужасно досаждает запах краски. Он говорит, что это плохо отражается на его здоровье. Полагаю, что они с Мод с удовольствием погостят здесь недельку-другую. Мод еще не очень хорошо себя чувствует. Вы знаете, что она серьезна повредила себе ногу?
— Нет, я ничего не слышал. Какая неприятность!
— К счастью, им удалось залучить к себе Корину компаньонку мисс Джилкрист. И она, судя по всему, оказалась настоящим кладом.
— Что такое? — Пуаро резко обернулся к Элен. — Они просили мисс Джилкрист приехать к ним? Чья это была идея?
— По-моему, все это устроила Сьюзен. Сьюзен Бэнкс.
— А… — протянул Пуаро с какой-то странной ноткой в голосе. — Значит, это было предложение маленькой Сьюзен? Я вижу, в ней есть организаторская жилка.
— Сьюзен кажется мне очень практичной.
— Это безусловно так. Кстати, вы знаете, что мисс Джилкрист чуть было не отправилась на тот свет, откушав отравленного свадебного пирога?
— Нет! — Элен выглядела изумленной и даже испуганной. — Мод сказала мне по телефону, что мисс Джилкрист только что вышла из больницы, но я и понятия не имела о том, с чем она там лежала. Отравление? Но, мсье Пуаро, почему?..
— И вы всерьез задаете мне такой вопрос?
Элен сказала громко, почти прокричала:
— О, соберите их всех здесь! Докопайтесь до правды! Пусть не будет новых убийств.
— Итак, вы готовы помочь мне?
— Да.

Глава пятнадцатая

Мисс Джилкрист деловитой рысцой поспешала вверх по лестнице, неся в руках поднос с завтраком. Она постучала в дверь комнаты Тимоти, истолковала раздавшееся в ответ недовольное ворчание как приглашение войти и вошла.
— Утренний кофе и бисквиты, мистер Эбернети. Надеюсь, сегодня вы чувствуете себя бодрее. Такой прекрасный день!
В ответ Тимоти лишь пробурчал что-то себе под нос. С чувством раскритиковав принесенные мисс Джилкрист кофе, молоко и бисквиты, а заодно изложив еще целую кучу жалоб и претензий, хозяин дома пожелал видеть свою жену и, несмотря на робкие возражения мисс Джилкрист в том смысле, что миссис Тимоти только что присела отдохнуть, отправил ее вниз с безапелляционным приказанием передать Мод, что ее присутствие наверху требуется срочно и непременно.
Мисс Джилкрист на цыпочках вошла в гостиную, где Мод Эбернети, положив больную ногу на высокую скамеечку, с увлечением читала какой-то роман.
— Прошу прощения, миссис Эбернети, — извиняющимся тоном произнесла она, — но мистер Эбернети желает вас видеть.
Мод с виноватым выражением на лице отбросила книгу и потянулась за палкой, без которой пока еще не могла обходиться.
Не успела она войти в комнату супруга, как Тимоти выпалил с явным раздражением:
— А, наконец соизволили заглянуть!
— Извини, дорогой, я не знала, что ты хочешь меня видеть.
— Эта женщина, которая по вашей милости теперь толчется в доме, сведет меня с ума, не иначе! Кудахчет и трепыхается, как клушка. А со мной обращается так, словно я дефективный ребенок. Типичная старая дева!
— Я понимаю, что она тебя раздражает, но, Тимоти, умоляю, постарайся не быть с ней грубым. Я еще совсем беспомощна, и ты сам говоришь, что готовит она хорошо.
— С ее готовкой все в порядке, — неохотно признал Тимоти. — Но держи ее, ради господа, в кухне и не позволяй суетиться вокруг меня.
— Конечно, дорогой, я постараюсь. Как ты себя чувствуешь?
— Отвратительно. Пожалуй, пошли за Бэртоном, этим нашим идиотом врачом, пусть он меня осмотрит. Этот запах краски действует мне на сердце. Пощупай-ка мне пульс…
Мод пощупала пульс, помолчала и потом сказала:
— Тимоти, может, нам пожить в гостинице, пока ремонт в доме не кончится?
— Это будет стоить чересчур дорого.
— Но ведь сейчас это не так уж важно.
— Ты такая же, как все женщины, — только бы сорить деньгами! Только потому, что нам досталась смехотворно маленькая доля наследства моего брата, ты решила, что мы теперь можем обретаться в самых роскошных отелях!
— Но я имела в виду совсем не это, родной мой.
— Позволь мне сказать тебе, что деньги Ричарда не означают особой перемены в нашем положении: эта пиявка, наше теперешнее правительство, позаботится об этом. Почти все уйдет на налоги.
Миссис Эбернети печально покачала головой.
— Это не кофе, а лед, — сетовал страдалец, глядя на чашку кофе, к которому он даже не притронулся. — Неужели так уж трудно приготовить мне чашку по-настоящему горячего кофе?
— Я спущусь вниз и подогрею.
В кухне мисс Джилкрист распивала чай и любезно, хотя с явным оттенком снисходительности, беседовала с приходящей прислугой, миссис Джонс.
— Мне так хочется по возможности помочь миссис Эбернети, — говорила мисс Джилкрист. — Вся эта беготня с подносами вверх и вниз по лестнице страшно утомляет ее.
— Да уж ради него она прямо в лепешку расшибется.
— Ужасно печально, что ее супруг такой больной и беспомощный.
— Не такой уж он беспомощный, — туманно изрекла миссис Джонс, — просто ему нравится полеживать, звонить в звонки и чтобы ему все приносили и уносили. Но он прекрасно может и встать, и ходить, и что хотите. Я, например, видела его даже в деревне, когда хозяйки здесь не было. Шагал за милую душу! Вот почему, когда миссис Эбернети уехала на похороны и не вернулась вовремя, а он сказал мне, чтобы я осталась тут, чтобы подать ему ужин и приготовить на следующее утро завтрак, я отказалась. У меня есть муж, и, когда вечером он возвращается с работы, я должна позаботиться о нем, не так ли, мисс? Ничего, если мистер Эбернети раз в жизни посидит дома один и кое-что сделает для себя сам. Может, тогда поймет, как с ним возятся, и сообразит, что за это нужно быть людям благодарным.
Прежде чем мисс Джилкрист успела что-нибудь ответить, раздался телефонный звонок, и она поспешила в холл, чтобы снять трубку. Мод Эбернети показалась на верхней площадке лестницы, когда мисс Джилкрист еще говорила по телефону. Та подняла глаза вверх и доложила:
— Это миссис Лео Эбернети.
— Скажите ей, что я сию минуту подойду.
Мод спускалась медленно, с видимым усилием. Мисс Джилкрист сочувственно произнесла:
— Мне так жаль, что вам пришлось снова спускаться вниз. Кончил мистер Эбернети завтракать? Я загляну к нему и заберу поднос.
Она потрусила вверх по ступенькам, а Мод взяла телефонную трубку
Больной встретил мисс Джилкрист злобным взглядом и распорядился сначала раздвинуть шторы, потом сдвинуть их, подать ему вон ту книгу… нет, нет, вот эту — и так далее и тому подобное, после чего в изнеможении откинулся на подушки и, не особенно выбирая выражения, дал понять, что лучше мисс Джилкрист не обременять его своим присутствием.
Та забрала поднос и торопливо вышла. Поставив поднос на стол в буфетной, мисс Джилкрист поспешила в холл, где миссис Эбернети еще разговаривала по телефону. Через секунду мисс Джилкрист вернулась и промолвила приглушенным голосом:
— Простите, что прерываю ваш разговор, но там пришла монахиня. Собирает по подписке. Кажется, в фонд Сердца девы Марии.
Мод обронила в телефонную трубку: «Минуточку, Элен» — и обернулась к мисс Джилкрист:
— Мы никогда ничего не даем людям со стороны. У нас своя, приходская благотворительность.
Та засеменила к входной двери.
Спустя несколько минут Мод закончила беседу по телефону словами: «Хорошо, я скажу Тимоти».
Она положила трубку и вышла в холл. Мисс Джилкрист стояла в дверях гостиной, нахмурившись и с несколько озадаченным выражением на лице. Когда Мод заговорила с ней, она сильно вздрогнула.
— Что такое, мисс Джилкрист, что-нибудь случилось?
— О нет, миссис Эбернети, просто я задумалась. Как это глупо с моей стороны стоять вот так, без толку, когда кругом столько дел.
Мисс Джилкрист снова забегала по дому на манер хлопотливого муравья, а Мод, с трудом поднявшись по лестнице, вошла к Тимоти.
— Звонила Элен. По-видимому, дом продан… под какой-то приют для иностранных беженцев…
Ей пришлось сделать паузу на несколько минут, в течение которых Тимоти энергично выражал свое мнение по поводу иностранных беженцев, в чьи руки попадет теперь дом, где родился и вырос он, Тимоти Эбернети. Когда муж выдохся, Мод продолжала:
— Элен прекрасно понимает, что ты… что мы чувствуем в связи с этим. Она предлагает нам приехать туда погостить, пока продажа еще не оформлена. Ее огорчает состояние твоего здоровья, и, поскольку запах краски так мешает тебе, ей кажется, что будет лучше, если мы пока поживем в Эндерби.
Тимоти, уже открывший было рот для яростного протеста, вдруг закрыл его. В его глазах внезапно появилось хитрое выражение, и он одобрительно кивнул головой:
— Очень мило со стороны Элен предложить это. Надо подумать. Проклятая краска отравляет меня, это несомненно. Я как-то слышал, что в нее кладут мышьяк. С другой стороны, поездка может потребовать от меня чрезмерного напряжения. Просто не знаю, что лучше сделать…
— Быть может, ты предпочитаешь отель, милый? Пребывание в хорошем отеле стоит дорого, но когда речь идет о твоем здоровье…
Тимоти прервал ее:
— Мы не миллионеры, Мод, пойми ты наконец! Зачем перебираться в отель, если Элен любезно приглашает нас в Эндерби? Не то чтобы у нее было на это какое-то особенное право. Дом не ее. Я не разбираюсь во всех этих юридических тонкостях, но, полагаю, он принадлежит всем нам в равной мере, пока его не продали. Иностранные беженцы! Старик Корнелиус в гробу бы перевернулся, узнай он об этом! Да, я не прочь еще раз взглянуть на старое пепелище, пока я жив.
Мод ловко разыграла свою последнюю карту:
— Кажется, мистер Энтуисл предложил, чтобы члены семьи выбрали что им по вкусу из обстановки и других вещей в доме, прежде чем состоится аукцион.
Тимоти резко выпрямился.
— Мы, безусловно, должны поехать. Необходимо точно оценить то, что выберет каждый. Эти молодцы, за которых вышли замуж девочки… Судя по тому, что я о них слышал, им ни на грош нельзя верить: Элен слишком дружелюбна и гостеприимна. Мой долг, как главы семьи, присутствовать при всем этом!
Он встал и заходил взад и вперед по комнате упругим, энергичным шагом.
— Да, это превосходный план. Напиши Элен и прими приглашение. Я больше всего думаю о тебе, дорогая. В последнее время ты очень утомилась. Небольшой отдых и перемена обстановки пойдут тебе на пользу. Маляры смогут закончить работу в наше отсутствие, а эта, как ее… Джилспай присмотрит за домом.
— Джилкрист, — поправила Мод.
Тимоти махнул рукой и заявил, что это не имеет никакого значения.
— Я не могу сделать этого, — сказала мисс Джилкрист.
Мод смотрела на нее в изумлении. Мисс Джилкрист дрожала. Ее глаза умоляюще смотрели в глаза Мод.
— Я знаю, что это звучит просто нелепо. Но я не могу, не могу… Остаться одной во всем доме… Вот если бы кто-нибудь мог приходить сюда и ночевать вместе со мной…
Мод лишь покачала головой: она прекрасно знала, что во всей округе можно найти, да и то с трудом, только приходящую прислугу.
Мисс Джилкрист продолжала с ноткой отчаяния в голосе:
— Я знаю, вы сочтете это за глупость и истеричность — мне раньше и самой в голову бы не пришло, что на меня может найти такое. Никогда я не была ни нервной, ни истеричной. Но сейчас… Я боюсь, смертельно боюсь оставаться здесь в одиночестве.
— Ну, конечно, — сообразила Мод. — Как это я не подумала? После того, что произошло в Литчетт Сент-Мэри…
— Должно быть, в этом все дело. Я знаю, что это неразумно. И ведь сначала я ничего такого не чувствовала. Я не боялась оставаться одна в коттедже после… после того, как это случилось. Все началось потом, постепенно. Вы сочтете меня дурой, миссис Эбернети, но с тех пор, как я здесь, я все время чего-то боюсь. Не чего-то конкретного, просто боюсь… Это так глупо, мне самой стыдно, право же, стыдно. У меня все время такое чувство, словно вот-вот стрясется какая-то страшная беда. Даже эта монахиня, которая подошла к двери, и та испугала меня. О господи, с ума я, что ли, схожу?
— Врачи, кажется, называют это вторичным шоком, — неуверенно высказалась Мод.
— Не знаю, не знаю… Боже, мне так не хочется, чтобы вы сочли меня неблагодарной после того, как были ко мне так добры. Что только вы обо мне подумаете…
— Нам придется устроить все как-то иначе, но мы что-нибудь придумаем, — успокоила ее Мод.

Глава шестнадцатая

Джордж Кроссфилд мгновение помедлил в нерешительности, наблюдая, как некая заинтересовавшая его женская спина исчезает в дверном проеме. Потом кивнул сам себе головой и двинулся следом.
Вышеупомянутая дверь была дверью пустующего сейчас магазина, занимавшего низ двухэтажного здания. Стеклянная дверь была закрыта. В ответ на стук Джорджа на пороге появился молодой человек в очках с туповатым выражением лица.
— Прошу прощения, — объяснил свое появление Джордж, — но мне показалось, что сюда только что вошла моя кузина.
Юноша посторонился, и Джордж вошел.
— Хэлло, Сьюзен!
Сьюзен, стоявшая на упаковочном ящике со складным метром в руках, с некоторым удивлением обер-нулась.
— Привет, Джордж. Откуда ты вынырнул?
— Я узнал тебя по спине.
— Какой ты умница! Разве спины не все одинаковые?
— Они отличаются друг от друга гораздо больше, чем человеческие лица. Приклей бороду, засунь за щеки комочки ваты, сделай что-нибудь со своими волосами — и никто из твоих знакомых не узнает тебя, даже столкнувшись с тобой нос к носу. Но старайся не поворачиваться к ним спиной!
— Спасибо, я запомню.
Очкастый молодой человек, нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу, робко кашлянул.
— Извините, миссис Бэнкс, но если вы хотите еще побыть здесь…
— Да, да. Оставьте мне ключи. Я запру дверь и занесу их к вам в контору на обратном пути. Так будет хорошо?
— Да, благодарю вас. Как раз сегодня утром у нас так много работы…
— Я рада, что мы отделались от него, — объявила Сьюзен, когда юноша торопливо отбыл. — Эти агенты по продаже недвижимости без конца треплются и не дают человеку сосредоточиться.
— Убийство в пустом магазине, — задумчиво изрек Джордж. — Представляешь, прохожие столпились бы перед стеклянной дверью, за которой лежит на полу труп молодой и красивой женщины!
— У тебя нет повода убивать меня, Джордж.
— Не скажи. Ведь я получу четверть твоей доли состояния нашего досточтимого дядюшки. Эта вполне веская причина для того, кто любит деньги.
Сьюзен внимательно взглянула на Джорджа. Ее глаза расширились.
— Ты выглядишь другим человеком, Джордж. Просто удивительно.
— В каком смысле «другим»?
— Ну, знаешь, как на этой рекламе: «До и после приема соли Аппингтона».
Сьюзен присела на другой ящик и закурила сигарету.
— Должно быть, твоя доля денежек старика Ричарда пришлась тебе как нельзя более кстати, Джордж?
— А собственно говоря, почему тебя это интересует?
— Да так просто, интересно, и все.
— Ты арендуешь этот магазин?
— Я покупаю весь дом. В верхнем этаже две квартиры. Одна пустует. За другую я выплачу жильцам компенсацию.
— А хорошо иметь деньги, верно, кузиночка?
В вопросе явно прозвучала насмешливая ирония, но Сьюзен лишь глубоко затянулась сигаретой и ответила:
— Лично для меня это было прекрасное чудо. Словно ответ на молитву.
— Разве молитвы теперь убивают престарелых родственников?
Не слушая его, Сьюзен продолжала:
— Эти помещения как раз то, что нам нужно. Наверху я устрою чудную квартирку для нас. Дом выстроен в хорошем архитектурном стиле, и комнаты прекрасно спланированы. А внизу будет салон красоты. Знаешь, всякие кремы, лосьоны, вытяжки из трав. Это всегда покупается. Надо только наложить на все дело свой, индивидуальный отпечаток. Это я смогу.
Джордж смерил двоюродную сестру оценивающим взглядом. Его восхищали превосходная лепка черт лица, чувственный рот, яркость красок. Вообще лицо необычное, поражающее стремительной сменой выражений. Эта, безусловно, своего добьется.
— Не сомневаюсь, что ты преуспеешь, Сьюзен. И давно ты носишься с этим твоим планом?
— Да уже больше года.
— Почему ты не обратилась к старому Ричарду? Он мог бы подкинуть тебе деньжат.
— Я обращалась к нему.
— И он не выручил тебя? Странно. По идее он должен был безошибочно признать в тебе удачливого дельца своей собственной породы.
Сьюзен промолчала, а умственному взору Джорджа внезапно представилась на мгновение другая фигура: худой нервный молодой человек со взглядом подозрительным и настороженным.
— А какая роль отводится во всем этом твоему, как его, Грегу? Полагаю, он будет стряпать все эти кремы и пудры?
— Вот именно. У него будет лаборатория здесь же. Мы собираемся работать по собственным рецептам и формулам.
Джордж подавил усмешку. Ему хотелось сказать: «Итак, беби получит новую игрушку». Он был не прочь съязвить, этак по-родственному, но подсознательно чувствовал, что с отношением Сьюзен к мужу лучше не шутить. Вновь окинув ее внимательным взглядом, он сказал:
— В тебе есть та жилка, что отличает настоящих Эбернети. Пожалуй, во всей семейке только у тебя она и есть. Жаль, что ты женщина. Будь ты мужчиной, старик, держу пари, оставил бы тебе всю кубышку.
— Думаю, что да… — медленно проговорила Сьюзен.
Сделав паузу, она продолжала:
— Знаешь, ему не понравился Грег…
Джордж приподнял брови:
— Это была ошибка с его стороны.
— Да.
— Ну, да ладно. Так или иначе сейчас все хорошо, все идет по плану. Не так ли?
Не успели эти слова сорваться у него с языка, как его поразила исключительная их уместность в применении к Сьюзен. На мгновение ему стало как-то неуютно от этой мысли. В принципе ему были не по душе такие женщины, живое воплощение энергии и деловитости.
Чтобы изменить тему, он спросил:
— Кстати, ты получила письмо от Элен? Насчет Эндерби?
— Да, сегодня утром. Мы с Грегом подумываем поехать туда на конец следующей недели, если это подходит остальным. Элен, по-видимому, хочет собрать нас всех вместе.
Джордж рассмеялся.
— А то, пожалуй, кто-нибудь выберет мебелишку поценнее, чем другой?
— Да нет, я полагаю, все будет оценено по справедливости. Но нам это обойдется дешевле, чем на аукционе. Я с удовольствием взяла бы что-нибудь на память об основателе фамильного благополучия. Будет забавно иметь здесь, у нас, один — два образчика обстановки времен королевы Виктории. Кстати, сейчас такие вещи снова входят в моду. Мне помнится, в гостиной там был зеленый малахитовый стол. Вокруг него можно развернуть интересную цветовую гамму. И еще что-нибудь вроде коллекции колибри под стеклом или восковых цветов… А ты сам-то поедешь?
— Безусловно. Хотя бы только для того, чтобы убедиться, что игра идет по правилам.
— Рассчитываешь полюбоваться крупным семейным скандалом?
— Розамунд, вероятно, захочет получить твой зеленый столик для какой-нибудь постановки в театре.
Сьюзен почему-то нахмурилась.
— Ты видел ее в последнее время?
— Я не встречался с прекрасной кузиной Розамунд с тех пор, как мы все вместе возвращались с похорон в вагоне третьего класса.
— Я видела ее пару раз, и она… показалась мне несколько странной.
— А что с ней такое? Пробует научиться думать?
— Нет. Кажется, она была чем-то расстроена.
— Расстроена перспективой получить кучу денег и иметь возможность поставить какую-нибудь совершенно идиотскую пьесу, в которой ее Майкл выставит себя на посмешище?
— Ты не прав. Майкл, знаешь ли, совсем неплохой актер. Он умеет захватить публику, или как это у них там говорится. Не то что Розамунд — так прелестна и так бездарна.
— Бедная очаровательная глупышка Розамунд.
— А ведь Розамунд не так уж глупа, как можно подумать; Иногда она высказывается очень даже метко. Или заметит что-нибудь, что, казалось бы, ей и заметить-то не под силу. По временам это… действует на нервы.
— Как тетя Кора.
— Да.
На мгновение оба они ощутили смутное беспокойство, словно вызванное упоминанием этого имени.
Затем Джордж сказал с несколько искусственной беззаботностью:
— Кстати, о Коре — как насчет этой ее компаньонки? Тебе не кажется, что нам следовало бы что-нибудь для нее сделать?
— Что ты имеешь в виду?
— Я хочу сказать, что семейству было бы не грех чуточку о ней позаботиться. Кора была нашей теткой… а этой ее мисс будет, пожалуй, нелегко подыскать себе другое место.
— Значит, вот что пришло тебе в голову? Интересно.
— Да, пришло. Люди так дрожат за свою шкуру. Не хочу сказать, что они действительно сочтут мисс Джилкрист способной накинуться на них с топором, но, поверь мне, мыслишка вроде этой будет у них копошиться.
— Как странно, что ты подумал обо всем этом, Джордж!
Ответ Джорджа прозвучал сухо:
— Не забывай, что я юрист. Мне приходится быть свидетелем многих странных поступков. А конкретно я хочу сказать, что, по-моему, мы должны что-то сделать для этой женщины, назначить ей пенсион, чтобы она могла продержаться или подыскать работу где-нибудь в конторе, если она, конечно, в состоянии с ней справиться.
— Можешь не беспокоиться, — с оттенком язвительности в голосе ответила Сьюзен. — Я это уже устроила. Мисс Джилкрист отправилась к Тимоти и Мод.
Джордж взглянул на собеседницу с некоторым любопытством.
— Ты очень уверена в себе, правда, Сьюзен? Знаешь, что делаешь, — и никогда не жалеешь о сделанном.
— Пустая трата времени эти сожаления, — легко и беспечно отозвалась Сьюзен.

Глава семнадцатая

Майкл перебросил письмо через стол Розамунд.
— Что скажешь?
— Конечно, мы поедем. Вдруг там остались какие-нибудь украшения. Разумеется, большинство вещей в доме — это просто уродство — чучела птиц и восковые цветы… брр!
— Да, все там здорово смахивает на мавзолей. Впрочем, мне хотелось бы сделать пару зарисовок в той гостиной — может пригодиться для мизансцен в «Карьере баронета».
Он встал из-за стола и взглянул на часы.
— Пора двигаться. Мне нужно встретиться с Розенхеймом. Не жди меня, я вернусь поздно. У меня обед с Оскаром: надо обсудить, что делать с этим предложением американцев насчет постановки.
— Милый Оскар. Он будет рад увидеться с тобой после такого долгого перерыва. Передай ему привет.
Майкл пристально взглянул на жену. Он больше не улыбался, его лицо приняло настороженное, немного хищное выражение.
— Что ты хочешь сказать этим «долгим перерывом»? Можно подумать, будто я не видел его месяцы?
— А ты и не видел, не так ли? — безмятежно проворковала Розамунд.
— Нет, видел. Мы завтракали с ним всего неделю назад.
— Как забавно. Должно быть, он позабыл об этом. Он звонил вчера и сказал, что не виделся с тобой со дня премьеры «Тилли смотрит на Запад».
— Старый идиот просто спятил!
Майкл рассмеялся. Розамунд спокойно смотрела на него широко раскрытыми, ясными голубыми глазами.
— Ты считаешь меня дурой, Мик, правда?
— Конечно, нет, дорогая!
— Считаешь, считаешь. Но я не настолько уж глупа. Ты и близко не подходил к Оскару в тот день, и я знаю, где ты был.
— Розамунд, милая, что ты под этим подразумеваешь?
— Я подразумеваю под этим, что мне известно, где ты был на самом деле.
Майкл, на чьем привлекательном лице явственно читались смятение и неуверенность, уставился на жену. Она ответила ему абсолютно невозмутимым взглядом.
«Просто удивительно, — подумал он вдруг, — как совершенно пустой взгляд может вывести человека из равновесия».
Майкл попытался говорить с привычным апломбом:
— Послушай, не знаю, куда ты клонишь…
— Я никуда не клоню, а прямо говорю, что с твоей стороны глупо без конца врать мне.
— Девочка моя! — Майкл смотрел на жену почти с ужасом. — О чем это ты? И вообще что с тобой происходит в последнее время? Злишься, нервничаешь…
— Со мной ничего не происходит, но вот ты, Мик, будь поосторожнее.
— Поосторожнее с чем? Я всегда осторожен.
— О нет. Ты уверен, что тебе все сойдет с рук и что ты можешь заставить людей верить каждому твоему слову. А между прочим, эта твоя выдумка насчет Оскара была просто бездарна.
Майкл вспыхнул от гнева:
— А сама-то ты лучше, что ли? Сказала, что ходила за покупками с Джанет, а она уже несколько недель как в Америке.
— Да, — согласилась Розамунд, — это тоже было бездарно. На самом деле я просто ходила гулять… в Риджентс-парк.
— В Риджентс-парк? На прогулку? Чего ради? Ты в жизни этого не делала. У тебя что, дружок завелся? Что ни говори, Розамунд, а ты изменилась. В чем же все-таки дело?
— Я просто думаю о разных вещах… думаю, что делать.
— Розамунд…
Она сидела с отсутствующим выражением, глядя перед собой широко раскрытыми глазами и, по-видимому, совершенно забыв о Майкле. Когда он в третий раз назвал ее по имени, она слегка вздрогнула и вышла из транса.
— Ты что-то сказал?
— Я спросил, о чем ты думаешь?
— Я думала, не съездить ли нам в этот Литчетт, что ли, повидаться с тетиной экономкой, компаньонкой или кем она там была. А то она еще уедет куда-нибудь. Мне кажется, до этого мы должны ее спросить.
— О чем?
— Спросить, кто убил тетю Кору.
Майкл смотрел на нее в изумлении.
— Ты думаешь, она знает?
— Ну, разумеется. Она ведь жила там. То есть я хочу сказать, что она наверняка знает ответ. Благодаря сказанному дядей Ричардом, когда он приезжал туда. Он ведь был там, мне Сьюзен рассказала. Ну, а она, само собой, подслушала их с теткой разговор. Там ведь скука жуткая, в этой глуши. Естественно, она подслушивала под дверьми и читала чужие письма, да и каждый бы так сделал.
— И ты тоже? — уже в каком-то отупении поинтересовался Майкл.
— Я никогда не отправилась бы компаньонкой в деревню, — содрогнулась Розамунд. — Лучше бы умерла.
— Я имею в виду, ты бы тоже читала письма и всякое такое?
— Если бы я хотела что-нибудь узнать, то, конечно, да. — Молодая женщина говорила абсолютно спокойно. — Просто узнать, и больше ничего. Это же так понятно. Поэтому я и уверена, что, как ее, мисс Джил-крист знает.
Майкл спросил сдавленным голосом:
— Розамунд, кто, по-твоему, убил Кору? И старика Ричарда?
И снова в ответ этот пустой небесно-голубой взгляд:
— Милый… не будь глупышом. Ты это знаешь не хуже, чем я. Но гораздо разумнее помалкивать. Так что давай лучше не будем на эту тему.

Глава восемнадцатая

Со своего места у камина в библиотеке Эркюль Пуаро наблюдал за собравшимися. Потягивая послеобеденный кофе, он размышлял и внезапно поймал себя на мысли, что ему, пожалуй, хочется бросить это дело. Интересно, откуда это чувство? Быть может, под влиянием пассивного сопротивления Элен Эбернети? Он знал, что при всей своей внешней любезности и сдержанности в глубине души она была против того, чтобы вытаскивать на свет божий подробности смерти Ричарда Эбернети. Она хотела бы предать прошлое забвению, и это казалось Пуаро даже естественным. Что его удивляло, так это его собственная склонность согласиться с ней.
Встряхнувшись, он направил мысли по другому руслу. Оценка, данная мистером Энтуислом членам семьи, решил Пуаро, заслуживает восхищения своей точностью. Но, вполне доверяя мнению старого юриста, Пуаро тем не менее хотел увидеть этих людей сам. Он надеялся, что при тесном общении с ними его осенит какая-нибудь идея — не о том, как и когда (этими вопросами он не собирался заниматься, после того как убедился, что сама возможность убийства не исключается), а о том, кто именно. За плечами у Эркюля Пуаро был опыт всей его жизни. Пуаро считал себя способным сразу узнать определенный тип преступника-любителя, готового ради собственных интересов стать убийцей, — так знаток картин в состоянии с первого взгляда назвать имя художника.
Но тут дело обстояло не так просто. Беда в том, что почти каждого из этих людей Пуаро имел основания представить себе в роли возможного, пусть не очень вероятного, убийцы. Джордж мог убить, как убивает крыса, загнанная в угол. Сьюзен спокойно, деловито, по заранее разработанному плану. Грегори потому, что в нем есть этот странный душевный сдвиг, толкающий людей на преступление ради сладости последующего раскаяния. Майкл из-за честолюбия и свойственной многим потенциальным убийцам тщеславной самоуверенности. Розамунд — по темному побуждению примитивного ума. Тимоти потому, что ненавидел брата, завидовал ему и жаждал завладеть его деньгами, сулящими власть и влияние. Мод потому, что Тимоти — это, по сути дела, ее ребенок и ради него она будет жестокой и беспощадной. Даже мисс Джилкрист, думал Пуаро, не испугала бы мысль об убийстве, помоги это восстановить чайную «Под ивой» в былом великолепии!
А Элен? Нет, она слишком утонченна для убийства, слишком далека от всего, что связано с насилием. Пуаро вздохнул. Видимо, короткого пути к разгадке здесь не будет. Придется воспользоваться другим, довольно надежным способом, хотя он и требует больше времени. Разговоры, как можно больше разговоров — в конечном итоге люди выдают себя, говорят ли они правду или лгут, все равно…
Элен представила его собравшимся, и он всячески постарался преодолеть раздражение, вызванное у них на первых порах присутствием постороннего — хуже того, иностранца! — на этой семейной встрече. Он пустил в ход свои глаза и уши. Наблюдал и прислушивался — открыто и под дверьми! Брал на заметку симпатии и антипатии, запоминал неосторожные слова, которые нет-нет да и звучат при дележе имущества. Ловко устраивал встречи наедине, прогулки по террасе, делал наблюдения и приходил к определенным выводам. Он беседовал с мисс Джилкрист о секретах кулинарного искусства и о славном прошлом ее уютной чайной. Не жалея времени, выслушивал разглагольствования Тимоти на вечную тему о состоянии его здоровья и о губительном запахе краски на таковое.
«Краска? — Пуаро нахмурился. — Кто-то уже говорил что-то о краске… мистер Энтуисл?»
Не было недостатка и в разговорах о живописи. Пьер Ланскене как художник. Картины Коры Ланскене — предмет восхищения мисс Джилкрист и насмешек Сьюзен. «Точь-в-точь почтовые открытки, — говорила эта молодая особа. — Да она и срисовывала их с открыток».
Услышав это, мисс Джилкрист совсем расстроилась и с некоторой даже запальчивостью заявила, что ее милая покойная хозяйка рисовала исключительно с натуры.
— Да нет же, старушенция плутовала, — сказала Сьюзен Пуаро, когда мисс Джилкрист вышла из комнаты. — Я в этом даже уверена, просто не хочу огорчать этот божий одуванчик.
— Но как вы можете быть в этом уверены?
Пуаро любовался решительной и четкой линией подбородка Сьюзен.
«Она всегда будет уверена в себе, — думал он, и, быть может, наступит день, когда эта уверенность сыграет с ней злую шутку…»
А Сьюзен тем временем продолжала:
— Я вам расскажу, только не говорите Джилкрист, ладно? У тетки там есть изображение Польфлексана — гавань, причал, маяк — одним словом, обычная дилетантская мазня. Но причал был взорван в войну, а так как тетушка создала свой шедевр года два назад, значит, это не могло быть срисовано с натуры, верно? Но на старых открытках причал, разумеется, на месте. Я нашла одну такую открытку в ящике стола в Кориной спальне. Она, должно быть, сделала когда-то эскиз с натуры, а потом дома тайком довела картину до конца, воспользовавшись открыткой. Вот на таких мелочах можно иногда поймать человека. Это даже забавно.
— Совершенно верно, это забавно. — Пуаро помолчал и вдруг произнес:
— Вы не помните меня, мадам, но я помню вас. Ведь мы с вами встречаемся не впервые.
Сьюзен с удивлением смотрела на него. Пуаро самодовольно кивнул головой.
— Да, да. Я сидел, закутавшись, в автомашине и оттуда увидел вас. Вы разговаривали с механиком в гараже и не заметили меня, естественно. Замотанный шарфами пожилой иностранец внутри машины! Но я, я заметил вас, потому что вы молоды, хороши собой и стояли на ярком солнечном свету. Так что когда я приехал сюда, то сказал себе: «Какое совпадение!»
— В гараже? Где же это? Когда это было?
— О, недавно, что-то около недели назад. А вот где, я уже не помню. Мне приходится столько разъезжать!
— В поисках подходящего дома для ваших беженцев?
— Вот именно. А вас, мадам, не огорчит, если этот старый семейный особняк перейдет в чужие руки?
Вопрос этот, казалось, лишь позабавил Сьюзен.
— Конечно, нет! Разве тут можно жить? К тому же это вовсе не мой старый дом, если вы это имеете в виду. Мои родители жили в Лондоне, а сюда мы лишь приезжали изредка на рождество. По правде говоря, мне эта махина всегда казалась прямо-таки непристойным храмом в честь богатства.
— Да, я знаю, сейчас другие алтари — со встроенной мебелью, скрытым освещением. Но и у богатства еще есть свои храмы, где все — дорогая простота, мадам. Надеюсь, я не проявлю навязчивости, если спрошу: вы ведь и сами задумали сооружение одного такого храма?
Сьюзен рассмеялась.
— Ну, какой же это храм? Просто деловое предприятие…
— Расскажите мне что-нибудь о ваших планах, если это не секрет. Вы необычайно практичны для столь молодой и очаровательной женщины. В мои молодые дни, увы, это было так давно, красавицы думали только о своих удовольствиях, о косметике, о туалетах.
— Ну, о косметике-то они думают и сейчас. На это у меня и ставка.
— Так расскажите же мне.
Она рассказала ему. С массой подробностей, которые, хотя сама она этого и не сознавала, во многом раскрывали ее характер. Собеседник оценил деловую хватку, смелость замыслов молодой леди. Наблюдая за Сьюзен, он сказал:
— Вам, мадам, успех наверняка обеспечен. Как удачно, что в отличие от многих вам не приходится думать о деньгах. Без капитала далеко не уедешь. Вынашивать такие блестящие планы и не иметь возможности осуществить их из-за нехватки средств — это было бы нестерпимо!
— Я бы этого просто не пережила! Нет, так или иначе я нашла бы деньги, уговорила бы кого-нибудь поддержать меня.
— Ну, конечно, ваш богатый дядюшка, безусловно, пришел бы вам на помощь.
— Только не дядя Ричард! Он держался каких-то допотопных взглядов, когда дело касалось женщин. Вот если бы я была мужчиной… По правде говоря, он меня здорово разозлил. — Ее лицо вспыхнуло гневным румянцем при одном воспоминании. — Старики не должны стоять на пути у молодых… о, прошу прощения…
Эркюль Пуаро дружелюбно рассмеялся и подкрутил усы.
— Я стар, да. Но я не стою на дороге у молодости. Ни у кого нет причин с нетерпением дожидаться моей смерти.
— Что за мысль!
— Но вы же реалистка, мадам. Давайте взглянем фактам в лицо: мир полон молодых — или даже не очень молодых — людей, которые терпеливо или с нетерпением ждут кончины кого-то, чья смерть принесет им если не богатство, то шанс.
— Шанс! — повторила Сьюзен с глубоким вздохом. — Вот что нужно человеку!
Пуаро, взглянув через ее плечо, весело сказал:
— Ваш супруг собирается присоединиться к нашей беседе… Мы говорили о шансах, мистер Бэнкс. Шанс, золотой шанс, который надо хватать обеими руками, пока он не уплыл, хватать, не думая ни о чем. А каково ваше мнение на этот счет?
Однако ему было не суждено узнать мнение Грегори
Бэнкса по поводу золотого шанса или чего бы то ни было еще. Была в этом молодом человеке какая-то странная уклончивость. То ли по собственному желанию, то ли по желанию своей жены, но он не проявлял ни малейшей охоты к беседам с глазу на глаз или хотя бы к общим беседам. Разговора с ним никак не получалось.
Зато Пуаро пространно побеседовал с Мод Эбернети — о том, как страдал Тимоти от запаха краски у них в доме, и о том, как мило было со стороны Элен пригласить в Эндерби и мисс Джилкрист. В смысле ухода за Тимоти она и здесь оказалась совершенно незаменимой. Право же, счастье, что мисс Джилкрист так перепугалась и ни за что не хотела остаться в доме одна. Правда, в то время ее, Мод; это порядком раздосадовало.
— Перепугалась? — Пуаро это заинтересовало. Он внимательно выслушал рассказ Мод о внезапном и необъяснимом приступе паники у мисс Джилкрист.
— Значит, вы говорите, она чувствовала себя испуганной, сама не зная, почему именно Интересно, очень интересно… В тот день не произошло ничего особенного?
— Нет, не думаю. По-видимому, это нашло на нее после отъезда из Литчетт Сент-Мэри. По ее словам, там с ней такого не случалось.
«Тут, — размышлял про себя Пуаро, — определенно сыграл свою роль отравленный пирог. Не так уж удивительно, что в конце концов мисс Джилкрист испугалась. И даже когда она оказалась в мирном деревенском окружении в доме Тимоти, это чувство страха не угасло Напротив, оно даже усилилось. А почему, собственно? Наверняка уход за вздорным и сварливым Тимоти дело настолько выматывающее, что всякие смутные страхи должны были отступить перед чувством естественного раздражения. Тем не менее что-то в том доме пугало мисс Джилкрист. Но что?»
Оказавшись как-то наедине с мисс Джилкрист незадолго до обеда, Пуаро осторожно затронул эту тему. Вид у достойной мисс сделался смущенный и даже несколько виноватый:
— Мне так стыдно за эту сцену. Не могу понять, почему вдруг я впала в такую панику.
— Ну, ну, вы прекрасно знаете почему Вы ведь только что оправились после зверской попытки отравить вас, насколько мне известно. Конечно, вы думали, что этот преступник, убийца вашей хозяйки, полагая, будто вам что-то известно о нем…
— Но что могло быть мне известно? Какой-нибудь бродяга или полусумасшедший…
— Вряд ли это был бродяга. Мне такое кажется маловероятным.
— О, прошу вас, мсье Понталье. — Мисс Джилкрист, казалось, была близка к слезам. — Не намекайте на это. Я не хочу этому верить.
— Чему именно?
— Не хочу верить, что это не был… то есть я имею в виду, что это был…
Совсем запутавшись, она беспомощно замолчала.
— Ага, — сказал Пуаро, внимательно глядя на нее. — Значит, вы все-таки верите?
— Нет, не верю!
— Верите, верите. Поэтому и боитесь… Ведь вы все еще боитесь, не правда ли?
— Нет, после того, как я приехала сюда. Так много людей. И такая уютная семейная обстановка.
— Мне кажется… Простите мне мое любопытство, у меня, как у старого человека, есть склонность размышлять над тем, что меня заинтересовало. Так вот, мне кажется, в Стэнсфилд-Грейндже, доме мистера Тимоти Эбернети, должно было произойти какое-то конкретное незначительное событие, так сказать, подстегнувшее ваши подсознательные опасения. Врачи сейчас признают большую роль подсознания. Скажем, какой-то пустяк, какое-то мелкое происшествие могли послужить чем-то вроде психологического шока, направившего ваши мысли по определенному пути. Не припомните ли вы, что это могло быть?
На какое-то время мисс Джилкрист задумалась, потом вдруг сказала:
— Знаете, мсье Понталье, я думаю, это была монахиня.
Прежде чем Пуаро успел переварить это неожиданное заявление, в комнату вошли Сьюзен с мужем и сразу после них Элен.
«Монахиня, — размышлял Пуаро. — Где же это я, черт побери, слышал что-то о монахине в связи с этим делом?»
И он решил как-нибудь незаметно навести вечером разговор на тему о монахинях.

Глава девятнадцатая

Вся семья была любезна с мсье Понталье, представителем ЮНАРКО. Никто и понятия не имел, что это такое, но все помалкивали, опасаясь прослыть невеждами. Исключением была Розамунд, рассеянно спросившая Пуаро: «А что это? Я о таком никогда не слышала». К счастью, рядом в тот момент никого не было. Пуаро пустился в объяснения так, что всякий, кроме Розамунд, сгорел бы от стыда, что не знает о существовании столь всемирно известной организации. Розамунд же лишь обронила равнодушно: «А, опять эти беженцы. Как они мне надоели».
Итак, с присутствием мсье Понталье — пусть без особого восторга, — но примирились. Конечно, лучше бы Элен не приглашать его именно на этот уик-энд, но если уж он здесь… К тому же мсье, по-видимому, не силен в английском и многого в разговоре просто не понимает, особенно если собеседников несколько и все говорят сразу. Более или менее забытый всеми, Пуаро, уютно устроившись в кресле и потягивая кофе, наблюдал за собравшимися. Наблюдал, как кот, готовящийся к стремительному прыжку, наблюдает за стайкой беззаботно чирикающих воробьев.
Походив сутки по дому и ознакомившись с его содержимым, наследники Ричарда Эбернети приготовились изложить свои желания и, если понадобится, драться зубами и когтями, добиваясь своего.
Первые залпы прогремели из-за сервиза сподовского фарфора. С тарелок из этого сервиза семейство только что откушало десерт.
— Вряд ли мне осталось долго жить, — произнес Тимоти слабым меланхолическим голосом. — Детей у нас с Мод нет, так что не стоит обременять себя на остаток дней бесполезными пожитками. Но на память о далеких милых днях я хотел бы получить этот сервиз. Разумеется, он не моден, и вообще такие сервизы сейчас не в цене, но… Так вот, я вполне удовольствуюсь им и, пожалуй, булевским мебельным гарнитуром из белого будуара…
— Опоздали, дядя, — перебил его Джордж с веселой ухмылкой. — Сегодня утром я просил Элен оставить сервиз за мной.
Тимоти побагровел.
— Оставить за тобой? Что это ты имеешь в виду?
Ничего еще не решено. И на кой дьявол тебе сервиз? Ты ведь не женат!
— Я коллекционирую сподовский фарфор, представьте себе. Но у меня нет никаких возражений против гарнитура. Я его и даром бы не взял.
Тимоти не удостоил своим вниманием гарнитур.
— Не нахальничай, молодой человек! Я постарше тебя, и, кроме того, я единственный оставшийся в живых брат Ричарда. Этот сервиз мой, понятно?!
— Почему бы вам не взять сервиз из дрезденского фарфора, дядя? Тоже превосходная вещь и, безусловно, столь же дорогая вам по воспоминаниям. Как бы то ни было, сподовский сервиз мой. Первым пришел — первым получил, знаете ли.
— Ничего, ничего подобного, — брызгал слюной Тимоти.
Мод строго проговорила:
— Пожалуйста, не расстраивай дядю, Джордж. Ему это вредно. Разумеется, он получит спод, если ему так хочется. Право первого выбора принадлежит ему, а вам всем придется подождать. В конце концов, он брат Ричарда, а ты всего-навсего племянник!
— И вот что я скажу тебе, молодой человек. — Тимоти кипел от злости. — Будь все сделано как следует, весь этот дом со всем, что в нем есть, был бы моим. Если бы не это смехотворное завещание…
Он откинулся назад, приложил руку к сердцу и простонал:
— Мне плохо… Нельзя ли… немного бренди?
Мисс Джилкрист выбежала из комнаты и тут же вернулась с небольшим стаканчиком этого благодетельного средства в руках.
— Вот, мистер Эбернети. Прошу вас, пожалуйста, не волнуйтесь так. Не лучше ли вам лечь в постель?
— Не будьте дурой! — рявкнул Тимоти, одним духом проглотив бренди. — Лечь в постель? Я намерен защищать свои интересы.
— Ты просто удивляешь меня, Джордж, — снова вмешалась Мод. — Твой дядя совершенно прав. Если он хочет получить сподовский сервиз…
— Тем более это такое уродство, — вмешалась Сьюзен.
— А ты придержи язык! — коротко распорядился Тимоти.
Худой молодой человек, сидевший рядом со Сьюзен, внезапно поднял голову. Голосом, чуть более визгливым, чем обычно, он сказал:
— Не смейте так разговаривать с моей женой!
Сьюзен быстро произнесла:
— Все в порядке, Грег. Я не обиделась.
— Зато я обиделся.
Спокойно, как всегда, заговорила Элен:
— С твоей стороны будет очень мило, Джордж, если ты уступишь дяде этот сервиз.
— Тут не может быть и речи о каких-то уступках! — Тимоти по-прежнему задыхался от возмущения.
Но Джордж отвесил Элен легкий поклон:
— Ваше желание закон, тетя Элен. Успокойтесь, дядюшка, чашки-плошки ваши. Я просто пошутил.
— Он пошутил, скажите на милость! — взорвалась Мод. — У дяди мог быть сердечный приступ!
— Полно, полно, — веселился Джордж. — Дядюшка, вероятно, переживет нас всех. Знаете, битая посуда…
Тимоти пронзил его яростным взглядом.
— Я не удивляюсь, — прорычал он, — что Ричард разочаровался в тебе.
— Что такое? — Все добродушие Джорджа словно рукой сняло.
— Ты ведь заявился сюда сразу после смерти Мортимера, надеясь, что Ричард сделает наследником тебя, верно? Но мой бедный брат быстро тебя раскусил. Он знал, куда уплывут денежки, если попадут тебе в руки. Удивляюсь, что он вообще тебе что-то оставил. Лошади, игра, Монте-Карло, иностранные казино, а может, и что-нибудь похуже! Ричард подозревал, что от тебя всего можно ожидать!
Крылья носа у Джорджа побелели, но он сказал довольно сдержанно:
— Поосторожнее в выражениях, дядя.
— Я плохо себя чувствовал и не мог приехать на похороны, — медленно продолжал Тимоти, — но со слов Мод я знаю, что сказала Кора. Кора всегда была дурой, но если в ее словах что-то есть, я знаю, кого подозревать…
— Тимоти! — Мод встала, спокойная и несокрушимая, как скала. — У тебя был трудный вечер. Я не могу допустить, чтобы ты снова заболел. Ты сейчас же отправишься в постель. Элен, мы возьмем сподовский сервиз и мебельный гарнитур. Надеюсь, возражений не будет?
Ее взгляд обежал собравшихся. Все молчали, и она решительным шагом вышла из комнаты, поддерживая под локоть своего мужа и отстранив мисс Джилкрист, нерешительно топтавшуюся на пороге.
— Изумительная женщина! — прервал затянувшееся молчание Джордж. — Одно слово, изумительная!
Майкл Шейн внезапно рассмеялся:
— Словно сцена из «Наследства Войси»! Кстати, мы с Розамунд хотели бы получить малахитовый стол из гостиной.
— Ну нет! — воскликнула Сьюзен. — Я хочу его взять.
— О боже, все начинается снова! — Джордж в комическом ужасе поднял глаза к потолку. — Вот что, леди. Как насчет того, чтобы бросить монетку? Или разыграть столик в карты?
Лицо Сьюзен озарилось очаровательной улыбкой.
— Мы с Розамунд поговорим об этом завтра.
Мисс Джилкрист поспешила внести свою лепту в установление мира:
— В этом доме столько прекрасных вещей. Зеленый стол просто прелесть. Я такого никогда не видела. Он, должно быть, дорого стоит.
— Его стоимость, конечно, будет вычтена из моей доли наследства, — сухо откликнулась Сьюзен.
— О, простите, я не хотела сказать… — Мисс Джилкрист не знала, куда деваться от смущения.
— Стоимость стола можно вычесть из нашей доли, — вставил Майкл. — Даже добавив для ровного счета восковые цветы.
— Они так чудно выглядят на этом столе, — механически пробормотала мисс Джилкрист. — Так к месту, так художественно.
Элен поспешила перевести разговор на другое и обратилась к иностранному гостю:
— Вам, наверное, все это кажется очень скучным, мсье Понталье?
— Нет, нет, мадам, напротив, я чувствую себя польщенным тем, что мне было дозволено, если можно так выразиться, прикоснуться к жизни английской семьи. И дом… Как хорошо будет здесь моим исстрадавшимся подопечным. Такой покой, такая тишина! Впрочем, я слышал, что на него были и другие претенденты.
Какая-то школа… Ну, не совсем школа, а заведение, которым руководят монахини. Быть может, семья предпочла бы продать дом им?
— Вовсе нет, — равнодушно отозвался Джордж.
— Орден Сердца девы Марии, — продолжал Пуаро. — К счастью, благодаря доброте неизвестного благодетеля мы смогли предложить несколько более высокую цену. — Теперь он прямо обратился к мисс Джилкрист:
— Вы, кажется, не любите монахинь?
— О, право же, мсье Понталье, вы не должны… То есть я хочу сказать, что лично ничего против них не имею. Но мне всегда казалось, что ни к чему вот так удаляться от мира. Хотя, я уверена, они очень бескорыстны и делают много добра.
— Меня удивляет, — вставил Джордж, — это их стремление одеваться в какие-то средневековые балахоны. Неужели они считают, что богу приятнее смотреть на них, если они таскают на себе эти неуклюжие и антисанитарные одеяния?
— К тому же в них все они так похожи друг на друга, — подхватила мисс Джилкрист. — Глупо, но я прямо обомлела, когда я была у миссис Эбернети и к двери подошла монахиня, собиравшая пожертвования. Хотите — смейтесь, хотите — нет, но мне показалось, будто это та же самая, что приходила в наш коттедж в день следствия по поводу смерти бедной миссис Ланскене. У меня, знаете ли, было такое впечатление, словно она меня преследует. Но это никак не могла быть одна и та же монахиня, потому что первая собирала на орган для церкви святого Варравы, а. вторая на что-то связанное с детьми.
— Может быть, они походили друг на друга лицом? — поинтересовался Пуаро.
Мисс Джилкрист, польщенная вниманием к своему рассказу, повернулась к гостю:
— Пожалуй, что так. Верхняя губа… словно там у нее были усики. Наверное, это меня и встревожило, да я вообще нервничала тогда. Знаете, эти рассказы из военного времени о монашках, которые на самом деле были вражескими шпионами, мужчинами и выбрасывались на парашютах. Наверное, мне это припомнилось и… Потом-то я поняла, что это просто глупо.
— Монашеское платье — неплохая маскировка, — задумчиво проговорила Сьюзен. — Оно скрывает ноги.
— По правде говоря, — присоединился к беседе
Джордж, — люди редко смотрят друг на друга по-настоящему внимательно. Поэтому в суде так часто разные свидетели по-разному описывают одного и того же человека: высокий — низкий, толстый — худой, блондин — брюнет, ну и так далее.
— А то еще бывает, — увлеченно продолжала Сьюзен, — вдруг взглянешь на себя в зеркало и не сразу сообразишь, кто это. Лицо в зеркале кажется смутно знакомым, и пройдет какое-то время, пока опомнишься и скажешь себе: «Господи, да ведь это я сама!»
Джордж вмешался:
— Было бы еще труднее, если бы люди могли видеть действительно себя, а не зеркальное отражение.
— Как это? — с озадаченным видом спросила Розамунд.
— Понимаешь, человек всегда видит себя иначе, чем другие. Он знает только свое отражение в зеркале.
— А какая разница?
— Разница есть, — быстро вставила Сьюзен. — Ведь лица у людей несимметричны. Линии бровей разные, и носы не совсем прямые. Вот я тебе сейчас покажу. Есть у кого-нибудь карандаш?
Появился карандаш, и все весело начали экспериментировать с ним, прикладывая его к носу с разных сторон и замечая забавные отклонения от прямой линии. Грозовая атмосфера разрядилась. Все пребывали в наилучшем расположении духа. Теперь это были уже не наследники Ричарда Эбернети, собравшиеся для дележа имущества, а компания вполне нормальных, добродушно настроенных людей, собравшихся за городом, чтобы приятно провести уик-энд.
Эркюль Пуаро поднялся со вздохом и вежливо пожелал хозяйке спокойной ночи.
— Пожалуй, мадам, заодно я распрощаюсь совсем. Мой поезд отходит завтра 6 девять часов утра. Это очень рано. Так что позвольте поблагодарить вас за гостеприимство. Дату передачи дома мы согласуем с превосходнейшим мистером Энтуислом.
— Это можно будет сделать в любой момент, мсье Понталье. Я… я закончила все свои дела здесь.
— Вы возвращаетесь на свою виллу, на Кипр?
— Да. — На губах Элен мелькнула легкая улыбка.
— Я вижу, вы рады этому. Расставание с этим домом и Англией не печалит вас?
— О нет. С прошлым надо расставаться без оглядки.
— Да, если это возможно. — Пуаро с несколько виноватой улыбкой обвел взглядом все эти вежливые лица вокруг. — Но иногда прошлое не позволяет забыть о себе. Оно стоит рядом, у локтя, и шепчет: «Со мною еще не покончено».
— Вы хотите сказать, — спросил Майкл, — что ваши беженцы, перебравшись сюда, не смогут полностью оставить позади свои прежние страдания?
— Я не имею в виду моих беженцев.
— Он имеет в виду нас, милый, — сказала Розамунд. — Он имеет в виду дядю Ричарда, тетю Кору, топор и все остальное. — Она обернулась к Пуаро:
— Ведь это правда?
Пуаро посмотрел на нее бесстрастным взглядом, потом спросил:
— Почему вы так думаете, мадам?
— Да ведь вы детектив и поэтому приехали сюда. АНАРКО, или как ее там, это просто чушь и бред собачий.

Глава двадцатая

За этим последовал момент поистине драматический. Пуаро почувствовал это, хотя сам не отводил глаз от прелестного безмятежного личика Розамунд.
Он слегка поклонился ей:
— Вы очень проницательны, мадам.
— Вовсе нет. Просто мне вас однажды показали в ресторане, и я запомнила ваше лицо.
— Но до сих пор молчали?
— Да. Мне казалось, так будет забавнее.
Майкл произнес не совсем твердым голосом:
— Но… дорогая моя девочка…
Пуаро перевел взгляд на него. Майкл был явно охвачен гневом и еще каким-то чувством, может быть, чувством страха? Пуаро быстро оглядел всех остальных. Рассерженная и настороженная Сьюзен. Как всегда, замкнутый Грег. Мисс Джилкрист с открытым от изумления ртом, что придает ей глуповатый вид. Джордж, весь начеку. Выведенная на этот раз из равновесия Элен. Выражение всех этих лиц было нормальным при данных обстоятельствах. Жаль, что он не смотрел на них долей секунды раньше, когда с губ Розамунд сорвалось слово «детектив». Сейчас момент упущен.
Расправив плечи, Пуаро поклонился снова, теперь уже всем присутствующим. Иностранный акцент в его речи сразу стал менее заметен.
— Да, я детектив, и мне поручено выяснить обстоятельства смерти Ричарда Эбернети.
— Кем поручено? — Голос Джорджа Кроссфилда не сулил ничего хорошего.
— Пока этот вопрос не должен вас беспокоить. Но было бы хорошо, не так ли, если бы все вы могли полностью увериться в том, что Ричард Эбернети умер естественной смертью?
— Разумеется, он умер естественной смертью. Разве кто-нибудь утверждал обратное?
— Кора Ланскене утверждала. И Кора Ланскене тоже мертва.
— Да, она говорила это как раз здесь, — нерешительно промолвила Сьюзен, — но я не думаю, чтобы на самом деле…
— Не думаешь, Сьюзен? — Сардонический взгляд Джорджа обратился на нее. — К чему притворяться? Тебе не удастся обвести мсье Понталье вокруг пальца.
— Все мы думали, что тетя Кора сказала правду, — вставила Розамунд. — И его зовут не Понталье, а какой-то Эркюль.
— Эркюль Пуаро к вашим услугам. — Пуаро отвесил новый поклон. На присутствующих, однако, его имя явно не произвело никакого впечатления.
— Могу я спросить, к каким выводам вы пришли? — поинтересовался Джордж.
— Он тебе не скажет, дорогой, — ответила вместо Пуаро Розамунд. — А если и скажет, то соврет.
Из всех участников этой сцены только она одна, по-видимому, искренне забавлялась происходящим. Пуаро задумчиво смотрел на нее.
В эту ночь Пуаро спал плохо. Обрывки речей, чьи-то взгляды, чьи-то странные жесты сплелись в ткань пестрых и беспокойных сновидений. То и дело какая-нибудь терзающая усталый мозг мысль вырывала его из непрочного забытья. Краска — Тимоти и краска. Запах масляной краски, как-то связанный с мистером Энтуислом. Рисунки Коры, художественные почтовые открытки… Что-то сказанное Лэнскомбом… Монахиня, явившаяся в дом в день кончины Ричарда Эбернети… Монахиня с усиками. Монахиня в Стэнсфилд-Грейндже… и в Литчетт Сент-Мэри. Не слишком ли много монахинь? Розамунд, заявляющая, что он детектив, и изумление на лицах всех остальных, безмолвно уставившихся на нее. Так, должно быть, они смотрели и на Кору, когда она произнесла свою знаменитую фразу. В тот момент Элен Эбернети показалось «что-то неладное». Что именно? Элен, без сожалений расстающаяся с прошлым… Элен, которая уронила восковые цветы, когда он сказал… Что же он тогда сказал?
Пуаро вновь забылся, и ему приснился сон.
Ему снился зеленый малахитовый стол и на нем букет восковых цветов под стеклянным колпаком. Только весь колпак был покрыт слоем яркой масляной краски цвета крови. Он чувствовал запах этой краски, а Тимоти стонал и говорил: «И умираю, умираю… это конец». Мод стояла рядом, высокая и суровая, с большим ножом в руках и вторила ему: «Да, это конец». Конец — смертное ложе, свечи и молящаяся монахиня. Ах, если бы он мог увидеть лицо монахини, тогда он узнал бы правду.
Эркюль Пуаро пробудился — и правда со всей непреложностью вдруг предстала перед ним.
Да, это действительно был конец. Он мысленно перебирал разрозненные куски мозаики.
Мистер Энтуисл и запах краски, дом Тимоти и нечто, что должно или может в нем быть… восковые цветы… Элен… разбитое стекло…
Элен Эбернети, сидя перед туалетным столиком, невидяще глядела на свое отражение в зеркале.
Ей пришлось пригласить Эркюля Пуаро в дом, хотя и против своего желания. Но мистер Энтуисл поставил вопрос так, что отказаться она не могла. А теперь все выплыло наружу. Не судьба праху Ричарда Эбернети мирно покоиться в могиле. И все из-за нескольких слов, сказанных Корой…
Тот день после похорон… Интересно, как все они выглядели? Какими казались они Коре? Что это говорил Джордж насчет того, какими видят нас другие? Она посмотрела в зеркало внимательнее. Одна бровь действительно изломана круче, чем другая, но углы рта симметричны. Нет, нет, она не так уж отличается от своего изображения в зеркале. Не то что Кора. Мысленно взором она ясно увидела Кору, какой та была в день похорон… Склоненная набок голова, этот ее нелепый вопрос… взгляд, устремленный на Элен.
Внезапно Элен подняла руки к лицу. Она твердила себе: «Это невозможно… Этого просто не может быть…»
С естественным раздражением человека, разбуженного телефонным звонком в пять минут седьмого, мисс Энтуисл, предварительно постучав, вошла в спальню брата:
— Опять эта Эбернети!
— Что?
— Миссис Лео Эбернети просит тебя к телефону. Нашла время!
— Миссис Лео? К чему бы это? Где мой халат? А, вот он, спасибо.
Энтуисл схватил трубку.
— Я слушаю. Это вы, Элен?
— Простите, что бужу вас так рано, но вы просили сразу сообщить вам, если я вспомню, что показалось мне странным в момент, когда Кора так ошеломила нас своим заявлением.
— А, и вы вспомнили?
— Да, но это так нелепо, — в голосе Элен прозвучали извиняющиеся нотки, — даже не знаю, как объяснить, хотя сама я вполне уверена. Меня осенило, когда я смотрела на себя в зеркало вчера вечером. О!..
За слабым полузадушенным возгласом последовал совершенно непонятный мистеру Энтуислу звук, словно от падения на пол чего-то тяжелого. Не получая ответа, он продолжал взывать в онемевшую телефонную трубку:
— Алло, алло, Элен, вы у телефона?.. Элен, что случилось?

Глава двадцать первая

Мистер Энтуисл потратил еще не меньше часа и обзвонил уйму телефонных инстанций, пока наконец не услышал голос Эркюля Пуаро.
— Слава богу! Междугородная не могла дозвониться к вам туда целую вечность.
— Ничего удивительного. Трубка была снята. — В голосе Пуаро было нечто испугавшее собеседника.
— Что-нибудь произошло?
— Да. Двадцать минут назад горничная обнаружила миссис Лео Эбернети лежащей без сознания рядом с телефонным аппаратом в кабинете. Серьезное сотрясение мозга. Возможно, она упала и ударилась головой об эту мраморную штуку, которую вставляют в дверной проем, чтобы дверь не закрывалась, но ни доктор, ни я так не думаем.
— В тот момент она как раз звонила мне, но внезапно замолчала, и я никак не мог сообразить, что случилось.
— Она звонила вам? Что она сказала?
— Я как-то просил ее немедленно сообщить, если она вспомнит, что именно показалось ей странным во время того разговора после похорон. Ну, так вот, по ее словам, она вспомнила, что это было, но что это просто «нелепо». Еще сказала, что ее осенило, когда она смотрелась в зеркало. И это все. Теперь придется подождать, когда она придет в себя, и тогда мы узнаем остальное.
Голос Пуаро звучал очень серьезно:
— Это произойдет еще не скоро. Возможно, никогда.
— Неужели дело обстоит так серьезно? Но это ужасно, Пуаро!
— Да, это ужасно, и поэтому мы не можем ждать. Похоже, мы имеем дело с кем-то либо совершенно беспощадным, либо испуганным настолько, что это заставляет его быть беспощадным. Было бы небезопасно оставлять миссис Эбернети в Эндерби. Ее уже доставили на «скорой помощи» в больницу, где к ней не будут пропускать никого, в том числе и родственников. А для вас у меня есть небольшое поручение. Минутку.
Последовала пауза, после чего в трубке вновь раздался голос Пуаро:
— Я проверял, не подслушивают ли нас. Все в порядке. А теперь о поручении. Вы доедете на поезде до Бэри Сент-Эдмундс, это недалеко от Лондона, наймете там машину и отправитесь в расположенную по соседству клинику для нервнобольных под названием Форедайк-хауз. Найдите там доктора Пенрита и наведите у него справки относительно пациента, который был выписан из клиники не так давно. Имя пациента Грегори Бэнкс. Выясните точно, от чего именно его лечили.
— Вы хотите сказать, что Грегори Бэнкс сумасшедший?
— Тсс, не так сразу. Значит, поезжайте, но сначала успокойтесь и обязательно, слышите, обязательно позавтракайте. Если у меня будут новости, я позвоню.
Пуаро услышал, как на другом конце провода положили трубку, а секунду спустя раздался второй, похожий, но очень слабый звук. Детектив улыбнулся. Кто-то осторожно опустил трубку на рычажок второго аппарата, что стоял в холле.
Пуаро отправился туда, но в холле не было ни души. Тогда он на цыпочках проследовал к вместительному шкафу под лестницей и заглянул внутрь. Лэнскомб, вышедший в это время из кухни с подносом в руках, с удивлением смотрел на Пуаро, который появился из-под лестницы. Постаравшись приободрить старого слугу, явно потрясенного последними событиями, и попросив прислать ему чашку кофе в спальню, Пуаро поднялся наверх. Когда Джанет принесла кофе, Пуаро был уже совсем одет. Выражения сочувствия с его стороны были приняты благосклонно, ибо детектив упирал больше всего на то, какое потрясение выпало сегодня утром на ее, Джанет, долю.
— И не говорите, сэр. Никогда не забуду, что я почувствовала, когда вошла с пылесосом в кабинет и увидела миссис Лео на полу. Сначала я думала, что она умерла. Должно быть, ей стало плохо, когда она стояла около телефона. Странно, что она поднялась так рано утром. Раньше она никогда этого не делала.
— Действительно, странно, — поддержал Пуаро и словно невзначай спросил:
— Наверное, кроме нее, в доме еще никто не вставал?
— Миссис Тимоти была уже на ногах. Она просыпается очень рано и нередко гуляет перед завтраком. Все остальные еще спали, когда я разносила утренний чай, хотя из-за всего, что произошло, я с ним немного припозднилась.
Итак, Мод Эбернети была уже на ногах, а молодое поколение в постелях, но, размышлял Пуаро, это ни о чем не говорит. Каждый мог услышать, как Элен открывает свою дверь, последовать за ней, а потом вернуться к себе и притвориться полусонным. Как только Джанет вышла из комнаты, Пуаро осушил чашку кофе, надел пальто и шляпу и незаметно покинул дом через боковую дверь. Резво прошагав четверть мили до почтового отделения, он заказал междугородный разговор и вскоре вновь беседовал с мистером Энтуислом:
— Да, это опять я. Забудьте о моем прежнем поручении. Все это было для отвода глаз. Кто-то нас подслушивал. А теперь, старина, настоящее задание. Вы, как я уже говорил, воспользуетесь поездом, но отправитесь не в Бэри Сент-Эдмундс, а в дом мистера Тимоти Эбернети.
— Но Тимоти и Мод в Эндерби.
— Вот именно. В доме нет никого, кроме некой Джонс, которую, посулив ей щедрую плату, уговорили временно пожить там. Я хочу, чтобы вы кое-что забрали из этого дома.
— Дорогой мой Пуаро! Я, право же, не могу унизиться до грабежа.
— При чем здесь грабеж? Вы скажете добрейшей миссис Джонс, которая вас знает, что мистер и миссис Эбернети просили вас взять эту вещь и доставить ее в Лондон. Она ничего не заподозрит.
— Вероятно, нет. Но мне это не нравится. Почему бы вам не сделать это самому?
— Потому, друг мой, что я иностранец, а следовательно, в глазах таких людей, как миссис Джонс, личность весьма подозрительная. Ваше же появление ее не удивит.
— Да, да, понимаю… Но что подумают Тимоти и Мод, когда услышат об этом? Я знаком с ними сорок с лишним лет!
— Столько же вы знали Ричарда Эбернети. И вы знали Кору Ланскене, когда она была еще девочкой!
Голосом мученика мистер Энтуисл спросил:
— И что же я должен там забрать?
Пуаро сказал ему.
— Но, право же, Пуаро, я не понимаю…
— Это не имеет значения. Важно, что понимаю я.
— А что мне потом делать с этой проклятой штукой?
— Вы доставите ее в Лондон по следующему адресу, запишите.
Записав адрес, мистер Энтуисл вздохнул:
— Ах, если бы мы могли догадаться, что Элен хотела сказать мне.
— Нет никакой нужды в догадках. Я знаю.
— Вы знаете? Но, дорогой Пуаро…
— С объяснениями придется подождать. Но позвольте мне заверить вас: я совершенно точно знаю, что увидела Элен Эбернети, когда взглянула на себя в зеркало.
За завтраком все чувствовали себя скованно и неловко. Ни Розамунд, ни Тимоти не было, а все остальные явно ощущали себя не в своей тарелке. Разговор, естественно, вертелся вокруг происшествия с Элен.
Мод говорила своим обычным решительным тоном:
— По всей вероятности, ей стало плохо ночью и она спустилась, чтобы позвонить врачу. Потом у нее закружилась голова, и она упала. Это единственное разумное объяснение.
Открылась дверь, и в комнату вошла нахмуренная Розамунд.
— Никак не могу найти эти восковые цветы, — пожаловалась она. — Ну те, что были на малахитовом столике в день похорон дяди Ричарда. — Она устремила обвиняющий взгляд на Сьюзен:
— Ты их случайно не брала?
— Конечно, нет! Побойся бога, Розамунд, как можно думать о каких-то малахитовых столах, когда бедную тетю Элен отвезли в больницу с сотрясением мозга?
— А почему бы мне об этом не думать? Для тети Элен мы все равно ничего не можем сделать, а нам с Майклом обязательно нужно вернуться завтра в Лондон. Но сначала я хочу еще раз взглянуть на эти цветы. Интересно, куда они девались, может, Лэнскомб знает?
Тут как раз вошел Лэнскомб и в ответ на расспросы Розамунд сказал:
— Кажется, миссис Лео как-то повредила их, мэм. Она собиралась заказать для них новое стекло, а сейчас они, наверное, в шкафу под лестницей, куда мы прячем все, что нуждается в починке.
— Я пойду и взгляну сама. Майкл, прелесть моя, проводи меня. После того, что случилось с тетей Элен, я не хочу забираться одна в темные углы.
Все смотрели на нее, пораженные. Наконец Мод спросила своим низким голосом:
— Что ты хочешь этим сказать, Розамунд?
— Ну, кто-то ведь треснул ее сзади по голове, правда?
Выслушав одновременные протестующие возгласы Грегори и Джорджа, она невозмутимо продолжала:
— Конечно, так оно и было. Все одно к одному: детектив в доме, дядю Ричарда отравили, тетку Кору зарубили топором, мисс Джилкрист прислали отравленный пирог, а теперь вот тетю Элен оглушили сзади. Помяните мое слово, так вот нас всех прикончат одного за другим, а тот, кто останется в живых, тот и есть неуловимый убийца. Но меня-то не убьют.
— А зачем кому-то убивать тебя, прелестная Розамунд? — добродушно поинтересовался Джордж.
— Затем, что я слишком много знаю, конечно.
— Что ты знаешь? — раздались почти в унисон голоса Грегори Бэнкса и Мод Эбернети.
Розамунд одарила их своей ангельской и неопределенной улыбкой.
— Вам до смерти хочется узнать, правда? Пошли, Майкл.

Глава двадцать вторая

В одиннадцать часов утра Эркюль попросил всех собраться в библиотеке. Явились все, и Пуаро обратился к присутствующим с небольшой речью:
— Вчера вечером миссис Шейн сообщила вам, что я частный детектив. Это так. Кроме того, я старый друг мистера Энтуисла.
— Вот, значит, где собака зарыта!
— Можете называть это и так, мистер Кроссфилд. Продолжаю: мистер Энтуисл был весьма расстроен кончиной мистера Эбернети, с которым дружил много лет. Особенно его встревожили слова, сказанные здесь, в этой комнате, после похорон сестрой покойного миссис Ланскене. Еще большую тревогу вызвали у него обстоятельства смерти самой миссис Ланскене. Он хотел одного: удостовериться, что тут лишь простое совпадение по времени, иными словами, удостовериться в том, что Ричард Эбернети умер естественной смертью. С этой целью он поручил мне произвести необходимое расследование.
Пауза.
— Я выполнил его просьбу.
Снова пауза. Эркюль Пуаро откинул голову назад:
— В результате этого расследования я пришел к выводу, который, несомненно, обрадует всех вас, а именно: нет абсолютно никаких оснований думать, что мистер Эбернети погиб насильственной смертью. Ничто не свидетельствует о том, что он был убит!
Триумфально воздев руки вверх, Пуаро лучезарно улыбался.
— Это хорошее известие, не правда ли?
Его аудитория явно так не считала. В устремленных на Пуаро глазах всех, за исключением одного человека, по-прежнему тлели сомнения и недоверие.
Исключением был Тимоти Эбернети, энергично кивавший головой в знак согласия:
— Конечно, Ричарда никто не убивал! Не понимаю, как можно было поверить в такую чепуху. Просто Кора снова принялась за свои фокусы. Хотела вас попугать. Наверное, решила, что это будет удачная шутка. Хотя она и моя сестра, но должен сказать, что она, бедняжка, всегда была малость не в своем уме. Ну, что же, мистер, как вас, я рад, что вы пришли к правильному выводу, хотя, по-моему, Энтуисл тут слишком много на себя взял. В конце концов, если семейство было уверено, что все в порядке…
— Но семейство не было уверено, дядя Тимоти!
— Что такое? — Тимоти сердито уставился на Розамунд из-под кустистых бровей.
— Мы вовсе не были в этом уверены. А как насчет тети Элен сегодня утром?
— Чепуха! — оборвала ее Мод. — Элен почувствовала себя плохо, спустилась вниз, позвонила доктору, а потом…
— Но она вовсе не звонила доктору, — настаивала Розамунд, — я спрашивала у него.
— Тогда кому же она звонила? — Голос Сьюзен звучал напряженно.
— Не знаю. — По лицу Розамунд скользнула тень досады. — Но можешь быть уверена, я обязательно узнаю.
Эркюль Пуаро обосновался в беседке, выстроенной в викторианском стиле. Он извлек свои внушительные карманные часы и положил их на стол перед собой.
Пуаро объявил, что уезжает двенадцатичасовым поездом. До отъезда еще оставалось время.
Беседка просматривалась из большинства окон дома. Безусловно, вскоре кто-нибудь появится, и, быть может, даже не един.
Он ждал — а над его головой паук, притаившись в паутине, поджидал неосторожную муху.
Первой явилась мисс Джилкрист. Она говорила не очень связно и явно нервничала.
— О мсье Понталье, простите, я никак не могу запомнить ваше другое имя. Я решила прийти и поговорить с вами, хотя мне это так неприятно. Но я чувствую, что это мой долг после того, что случилось сегодня утром с бедной миссис Лео. Но мне, право же, так не хочется… Она была так добра, нашла мне место у миссис Тимоти и все такое. Вот почему я не хочу показаться неблагодарной. Она столько для меня сделала: подарила мне ондатровый жакет миссис Ланскене — он сидит прекрасно, и сразу даже не заметишь, что мех чуточку вытерся, — а когда я хотела вернуть аметистовую брошь, она не взяла…
— Вы, я полагаю, — мягко сказал Пуаро, — имеете в виду миссис Бэнкс?
— Да, видите ли… я… — Она умоляюще посмотрела на него и наконец, решившись, выговорила, словно в холодную воду бросилась:
— Я подслушивала… В тот день, когда мистер Эбернети приехал навестить свою сестру. Понимаете, мне было так интересно. Когда не имеешь собственной семьи или друзей, естественно, начинаешь интересоваться жизнью других, особенно если они живут бок о бок с тобой.
— Разумеется, это вполне естественно, — подбодрил ее Пуаро.
— Я знаю, что подслушивать некрасиво, но я… Короче говоря, я слышала, как он сказал ей что-то вроде: «С Тимоти разговаривать бесполезно. Но я подумал, что стоит, пожалуй, поделиться с тобой, Кора. И хотя ты всегда любила разыгрывать из себя простушку, на самом деле здравого смысла у тебя более чем достаточно. Итак, что бы сделала ты на моем месте?» Я не совсем расслышала, что сказала миссис Ланскене, но уловила слово «полиция», и тогда мистер Эбернети вроде бы рассердился и произнес очень громко: «Не забывай, что речь идет о моей родной племяннице». Тут на кухне что-то убежало, и мне пришлось поспешить туда, а когда я вернулась, они говорили уже о другом. Но я не хотела об этом рассказывать, и, я уверена, миссис Ланскене тоже предпочла бы, чтобы я промолчала! Но после этого случая с миссис Лео…
О мсье, даже вы, кажется, думаете, что это просто совпадение. Но это не так! Пуаро с улыбкой сказал:
— Да, это не совпадение. Благодарю вас, мисс Джилкрист, вы очень помогли мне.
Пуаро, надеясь, что ему удастся выслушать и другие доверительные признания, поспешил отделаться от мисс Джилкрист, что удалось ему не без некоторого труда
Инстинкт не обманул его. Не успела мисс Джилкрист удалиться, как в беседку буквально ворвался Грегори Бэнкс
— Наконец-то! — воскликнул он. — Я уж думал, эта идиотка никогда не уйдет. Я пришел сказать, что вы не правы во всем, что говорили сегодня утром. Ричард Эбернети был убит. Я убил его.
Эркюль Пуаро не выразил ни малейшего удивления.
— Значит, вы убили его? Как?
— Мне это было нетрудно. Я мог свободно раздобыть до двадцати веществ, способных отправить его на тот свет. Труднее было придумать, как заставить его принять яд, но я и с этим справился. При этом мне даже не было необходимости находиться здесь в тот момент.
— Умно.
— Да, — Грегори с горделивой скромностью потупил взор, — льщу себя надеждой, что это было придумано оригинально.
Пуаро спросил с интересом:
— А почему вы убили его? Из-за денег, которые должны были перейти к вашей жене?
Грегори был возмущен:
— Нет, конечно, нет! Это он, Ричард Эбернети, думал, будто я женился на Сьюзен из-за ее денег. Он гордился и восхищался ею, но презирал меня. Я, видите ли, не так одевался, не так говорил! Он насмехался надо мной, не в лицо, конечно, внешне он всегда был очень любезен. Но я знаю, что я ему не нравился.
— Весьма возможно, ну и что?
— Если кто-то осмеливается так обращаться со мной, это не может сойти ему с рук. Была Одна женщина… она нагрубила мне. Знаете, что я сделал?
— Да.
— Значит, вам известно об этом случае? Она чуть было не умерла. — В голосе Бэнкса звучало глубокое удовлетворение. — Ричард Эбернети задирал передо мною нос, и что произошло с ним? Он мертв.
— Весьма квалифицированное убийство. Но почему вы рассказываете об этом мне?
— Потому, что вы сказали, что он не был убит. Я должен был показать вам, что вы не так уж умны, как воображаете, и кроме того…
Грег внезапно рухнул на скамью. Его лицо изменилось. Казалось, он был охвачен каким-то экстазом.
— Я поступил дурно, грешно… Меня нужно покарать. Я жажду искупления, раскаяния, понимаете?!
Несколько мгновений Пуаро внимательно следил за ним и вдруг неожиданно спросил:
— Вам очень хочется сбежать от вашей жены, куда угодно, но сбежать, правда?
— Сбежать от Сьюзен? Да вы с ума сошли! Сьюзен великолепна, изумительна.
— Да, Сьюзен изумительна. Это ко многому обязывает ее мужа, Сьюзен страстно любит вас. Это тоже налагает какую-то ответственность.
Грегори смотрел прямо перед собой. Затем сказал, как мог бы сказать надувшийся на взрослых мальчишка:
— Почему она не может оставить меня в покое? — Он вскочил. — Она идет сюда. Вы все расскажете ей, хорошо? Скажите ей, что я пошел в полицию сознаваться.
Сьюзен вошла, запыхавшись от быстрой ходьбы.
— Где Грег? Он был здесь. Я видела его!
— Да, ваш муж был здесь. Он приходил сказать мне, что отравление Ричарда Эбернети — дело его рук.
— Какой немыслимый бред! Надеюсь, вы не поверили ему?
— А почему я должен был ему не поверить?
— Да его и поблизости не было, когда умер дядя Ричард!
— Возможно. Но где он был в день смерти Коры Ланскене?
— Мы оба были в Лондоне. Пуаро покачал головой.
— Нет, нет, так не пойдет. Вы, например, в тот день взяли свою машину и, я думаю, отправились в Литчетт Сент-Мэри. Помните, встретившись с вами здесь, я сказал вам, что уже видел вас раньше. После предварительного следствия по делу о смерти миссис Ланскене вы оказались в гараже при «Кингс армз». Вы разговаривали там с механиком, а рядом, в другой автомашине, сидел пожилой иностранец. Вы не заметили его, но он заметил вас
— Ну и что? Ведь это было в день следствия.
— Но вспомните: механик сказал, что уже видел вас раньше. Где он мог видеть вас, мадам? Наверняка в Литчетт Сент-Мэри, ибо в его уме воспоминание о встрече связалось с представлением о вас как о племяннице миссис Ланскене Не попались ли вы ему на глаза поблизости от ее коттеджа? Согласитесь, это заслуживало внимания. Были наведены справки, и выяснилось, что вы действительно были в Литчетт Сент-Мэри во второй половине того дня, когда убили вашу тетушку. Кое-кто запомнил номер вашей машины, и сейчас инспектору Мортону уже известно, кому она принадлежит.
Сьюзен глубоко вздохнула.
— Ну ладно, ваша взяла! Слушайте. Эта фраза Коры на похоронах встревожила меня. Я все время думала о ней и наконец решила отправиться в теткино захолустье и порасспросить ее. Грегу я ничего не сказала. Я приехала туда часа в три дня, стучала и звонила, но никто мне не ответил, и я решила, что в доме никого нет. Вот и все. Если бы я обошла коттедж кругом, то, вероятно, заметила бы разбитое окно, но я этого не сделала. Я просто вернулась в Лондон, и мне даже в голову не пришло, что что-то неладно.
Лицо Пуаро было бесстрастно. Он спросил:
— Почему ваш муж обвиняет себя в преступлении?
— Потому что он… — Слова трепетали на кончике языка Сьюзен, но она удержала их. Пуаро, однако, закончил за нее:
— Потому что он не совсем в своем уме, не так ли? Видите ли, я кое-что о нем знаю. Я знаю, например, что незадолго до вашей с ним встречи он провел несколько месяцев в клинике для душевнобольных.
— Он лечился там добровольно!
— Его нельзя назвать в полном смысле слова сумасшедшим. Но у него явный комплекс преступления и наказания, и думаю, что это с детства.
Сьюзен заговорила быстро и горячо:
— Вы не понимаете, мсье Пуаро! У Грега никогда не было шанса показать себя. Вот почему мне были так нужны дядины деньги. Я знала, что Грегу надо почувствовать, что он самостоятельная личность, а не просто ничтожный помощник аптекаря, которым помыкают все, кому не лень. Теперь все будет иначе. У него будет собственная лаборатория. Он сможет разрабатывать свои собственные формулы…
— Да, да, вы дадите ему все, потому что любите его. Но даже вы не в состоянии дать человеку то, чего он не может, не умеет принять. В конце концов, он останется чем-то, чем ему быть не хочется, иными словами, мужем Сьюзен и не более того.
— Как вы жестоки! И какой вздор несете!
— Когда речь идет о Грегори Бэнксе, все остальное для вас не существует. Вам нужны были деньги вашего дяди не для вас самой, а для вашего мужа. И вы пошли бы на все, чтобы получить их, да?
Вне себя от гнева, Сьюзен резко повернулась и выбежала из беседки.

— Я подумал, — непринужденно вымолвил Майкл Шейн, — что, пожалуй, загляну и попрощаюсь с вами.
Он улыбался, и Пуаро невольно почувствовал, насколько обаятельным может быть этот человек. Он охотно поддержал беседу и после нескольких ничего не значащих слов сказал:
— У вашей жены, мистер Шейн, есть качество, которым одарены немногие: она точно знает, чего хочет.
— А, вы имеете в виду малахитовый стол?
— Быть может. И то, что на нем.
— Восковые цветы?
— Вот именно.
Майкл нахмурился.
— Я не совсем понимаю, мсье Пуаро. Но, во всяком случае, хорошо, что теперь все мы знаем, как обстоит дело. Было не очень-то приятно, мягко выражаясь, подозревать, что кто-то из нас отправил на тот свет бедного старого дядю Ричарда.
— Вы думаете о нем как о «бедном старом дяде»? И только? Но ведь до самой своей смерти он оставался человеком весьма умным и принципиальным.
— Пожалуй, что так.
— И отлично разбирался в людях?
Улыбка на лице собеседника оставалась такой же сияющей.
— Тут, мсье Пуаро, я вряд ли могу согласиться с вами. Меня, например, он явно не оценил.
— Быть может, потому, что считал вас не особенно способным хранить супружескую верность? Наводились кое-какие справки, видите ли.
— Кем? Вами?
— Не только мною.
Майкл Шейн бросил на него быстрый испытующий взгляд.
— Вы хотите сказать, что полиция…
— Я хочу сказать, что полицию интересует, где был каждый из родственников миссис Ланскене в день, когда она была убита.
— Вот как? Ну и влип же я! — Майкл говорил с обезоруживающей искренностью. — Я ведь в тот день сказал Розамунд, что завтракал с неким Оскаром Льюисом.
— А на самом деле?
— На самом деле я отправился к одной даме. Ее зовут Соррел Дэйнтон, и она довольно известная актриса. Можете себе представить, в каком я сейчас идиотском положении. Полиция-то будет удовлетворена, но вот Розамунд! Дело в том, что я обещал ей больше не встречаться с Соррел. Не то чтобы я питал к той какое-то особо сильное чувство… Так, знаете, обычная интрижка.
— Но эта леди любит вас?
— Пожалуй, но женщины вообще народ привязчивый. Итак, хотя полиция и будет удовлетворена…
— Вы в этом уверены?
— Ну, вряд ли я мог наброситься с топоров на Кору, если в тот момент я увивался за Соррел совсем в другом месте. У Соррел коттедж в Кенте.
— Понимаю. И эта мисс Дэйнтон, она подтвердит ваши слова?
— Ей это наверняка не понравится, но, поскольку речь идет об убийстве, я полагаю, ей придется дать показания.
— И она, быть может, подтвердит ваше заявление, даже если вы в тот день не увивались, говоря вашими словами, за ней.
— Что такое? — Только что беспечно улыбавшийся Майкл внезапно стал похож на грозовую тучу.
— Эта леди любит вас, а женщины, когда они любят, принесут присягу в чем угодно, даже если это будет ложь.
— Вы хотите сказать, что не верите мне?
— Дело не во мне. И не меня вам придется убеждать.
— Кого же?
— Инспектора Мортона, который только что вышел на террасу из боковой двери.
Майкл Шейн стремительно обернулся.

Глава двадцать третья

Эркюль Пуаро и инспектор Мортон рядышком прогуливались по террасе. Пуаро говорил:
— Прошу вас, друг мой, дайте мне еще несколько часов. К тому времени я буду знать, правильны ли мои предположения. И если они правильны…
— Тогда?
— Тогда я смогу дать вам в руки конкретную улику.
— Видит бог, она нам здорово пригодилась бы, — с чувствам отозвался инспектор Мортон. — Я приехал сюда из Беркшира, договорившись, с местной полицией, чтобы в связи с расследованием дела об убийстве Коры Ланскене задать несколько вопросов ее родственникам. Они все, — тут он лукаво подмигнул собеседнику, — как раз случайно собрались здесь. Только задать несколько вопросов и лишь в одном случае официально предупредить насчет возможных последствий.
— А, вы имеете в виду миссис Банке?
— Угадали. Она была там в тот день. Ее машина была припаркована в старом карьере.
— А за рулем ее никто не видел?
— Нет. Но плохо, что она умолчала об этой поездке. Ей придется дать объяснения.
— Будьте уверены, она объяснит вам все, что угодно, — сухо заверил собеседника Пуаро. — В этом деле она мастер.
— Охотно верю. Умная молодая особа. Возможно, слишком умная. Кстати, у меня есть кое-какие любопытные данные. От матери-настоятельницы одного монастыря. Две ее монахини собирали пожертвования и заглянули в коттедж миссис Ланскене. Это было за день до того, как ее убили. Они не могли достучаться и дозвониться, и это вполне естественно: сама она уехала на похороны брата на север, а компаньонка получила свободный день и отправилась с экскурсией в Борнмут. Но странная вещь: монахини утверждают, что в коттедже все-таки кто-то был, что они ясно слышали вздохи и стоны. Я подумал, может, это было день спустя, но настоятельница совершенно уверена, что нет. Все их походы за пожертвованиями заносятся в какую-то книгу. Что скажете? Может, какой-то неизвестный искал что-то в коттедже, воспользовавшись отсутствием обеих женщин, и, ничего не найдя, вернулся на следующий день? Что касается вздохов и стонов, то это, по всей вероятности, просто плод воображения монахинь. Они ведь рассказывали о своем визите после того, как стало известно об убийстве, и наверняка что-нибудь присочинили. Важно другое: был ли кто-нибудь в коттедже? И если да, то кто именно? Ведь вся семейка Эбернети пребывала здесь, на похоронах.
Пуаро вместо ответа сам задал, казалось бы, не относящийся к делу вопрос:
— Эти монахини, они не повторили своей попытки попасть в коттедж позднее?
— Представьте себе, да. Примерно неделю спустя. Кажется, в день предварительного следствия. Но я вижу, вас эти монашенки сильно заинтересовали. Почему, собственно?
— Потому что мое внимание привлекают к этому обстоятельству — и весьма настойчиво. Вы, разумеется, отметили, инспектор, что монахини приходили в коттедж в тот же день, когда там неизвестно откуда появился отравленный свадебный пирог?
— Но вы ведь не думаете, что… Эта идея просто смешна!
— Мои идеи никогда не бывают смешными, — сурово отпарировал Эркюль Пуаро. — А теперь, дорогой мой, я предоставлю вам заниматься выяснением обстоятельств покушения на миссис Эбернети, которые, несомненно, вас весьма интересуют, а сам отправлюсь побеседовать с племянницей покойного Ричарда.
— Будьте осторожны в разговоре с миссис Бэнкс, не спугните ее раньше времени.
— Вы меня не поняли. Я имею в виду другую племянницу покойного мистера Эбернети.
Пуаро нашел Розамунд сидящей на скамье у ручья в зарослях рододендронов. Она смотрела на воду и о чем-то размышляла.
— Надеюсь, я не помешаю Офелии, — галантно сказал он, устраиваясь рядом с ней. — Быть может, вы учили эту роль?
— Я никогда не играю Шекспира. Правда, один раз я была Джессикой в «Венецианском купце». Вшивая роль.
— Но очень трогательная, согласитесь. А знаете, мадам, я сидел вон в той маленькой беседке, надеясь, что вы окажете мне честь и заглянете ко мне туда.
Розамунд с удивлением посмотрела на него.
— Я думала, вы уже уехали.
— Опоздал на поезд. Кстати, сидя в беседке, я рассчитывал на ваш визит.
— Чего ради? Вы же более или менее попрощались с нами всеми в библиотеке.
— Да. Но разве вы лично ничего не хотели сказать мне?
— Нет. — Розамунд покачала головой. — Но зато мне о многом нужно было подумать. Я не очень часто думаю, жаль терять на это время. Но на этот раз дело действительно важное. Я пыталась решить для себя кое-что…
— Это касается вашего супруга? — В некотором смысле да. Пуаро секунду помедлил и сказал:
— Приехал инспектор Мортон. Он расследует дело о смерти миссис Ланскене и хочет услышать от всех вас, что вы делали в день ее убийства.
— Ага, понимаю. Алиби, — весело подхватила Розамунд. Ее очаровательное личико озарилось плутоватой улыбкой. — Интересно, как выкрутится Майкл? Он думает, я не знаю, что на самом деле он в тот день ездил к этой бабе.
— А почему вы так решили?
— Ну, хотя бы по его виду, когда он сказал, что отправляется завтракать с Оскаром. Так небрежно, так между прочим, а кончик носа у него слегка дергался, как всегда, когда он врет. Ну а потом, конечно, я просто позвонила Оскару.
— Боюсь, мистер Шейн не самый верный из мужей? — отважился Пуаро.
Розамунд, однако, ничуть не обиделась.
— Нет, не самый верный, — спокойно подтвердила она. — Но это даже забавно. Я бы не хотела, как бедняжка Сьюзен, быть замужем за мужчиной, на которого другие женщины и не смотрят. Право же, Грег в этом смысле полное ничтожество. Пуаро испытующе смотрел на нее.
— Но, положим, кому-то удастся отбить у вас мужа?
— Теперь уже не удастся. Никуда он не уйдет сейчас, когда у меня в руках денежки дяди Ричарда. Он порядочный юбочник, но на первом месте для него всегда будет театр. Он, знаете, честолюбив и по-настоящему талантлив. Не то что я. Я обожаю сцену, но как актриса ничего не стою, если не считать, конечно, внешности. Нет, теперь, когда у меня есть деньги, Майкл меня ни за что не бросит.
Ее глаза спокойно встретили взгляд Пуаро. Помолчав, она продолжала:
— Я должна принять важное решение на будущее. Майкл еще ничего не знает. — Она снова улыбнулась улыбкой, делающей ее похожей на прелестного лукавого бесенка. — Я проговорилась ему, что не ходила в тот день за покупками, а была в Риджентс-парке. Так у него от ревности вся шерсть дыбом встала.
— Риджентс-парк? — Пуаро, казалось, не понимал, в чем дело.
— Ну да. Я сначала была на Харли-стрит, где живут все эти врачи. А потом пошла в парк просто походить и подумать. Майкл, естественно решил, что уж если меня туда понесло, так не иначе как на свидание с кем-нибудь. Ему это было как кость поперек горла.
Пуаро посмотрел на собеседницу еще внимательнее и вдруг сказал:
— Мне кажется, мадам, вы должны уступить зеленый малахитовый столик вашей кузине.
— С какой это стати? Он мне самой нужен.
— Знаю, знаю. Но вы сохраните при себе мужа, в то время как бедная Сьюзен своего потеряет.
— Потеряет? Вы думаете, Грег удерет от нее с кем-нибудь? Этот рохля?
— Мужей теряют не только так, мадам.
— Вы ведь не думаете… — Розамунд воззрилась на Пуаро с искренним удивлением. — Вы ведь не думаете, что это Грег отравил дядю Ричарда, укокошил тетю Кору и стукнул по голове тетю Элен? Какая чепуха! Даже я знаю, кто все это сделал в действительности.
— Кто же?
— Да Джордж, разумеется. Я знаю, он запутался в каких-то валютных махинациях. Мне говорили мои друзья, которые как раз тогда были в Монте. Наверняка дядя Ричард пронюхал про это и собирался вычеркнуть его из своего завещания.
Розамунд улыбнулась улыбкой мадонны и заключила с полнейшим благодушием:
— Я-то всегда знала, что это Джордж.

Глава двадцать четвертая

Телеграмму принесли около шести часов вечера. Согласно особой просьбе ее не передали по телефону, а прислали с посыльным, и Пуаро, вот уже некоторое время слонявшийся у входной двери, выхватил ее у Лэнскомба, как только тот взял ее из рук парнишки с телеграфа.
Он вскрыл телеграмму с несколько меньшей, чем обычно, аккуратностью. В ней было два слова и подпись.
Пуаро испустил глубочайший вздох облегчения, после чего извлек банкнот достоинством в фунт стерлингов и вручил его совершенно обалдевшему от столь неслыханной щедрости мальчишке.
— Бывают моменты, — пояснил он Лэнскомбу, — когда экономия неуместна. — Уже выходя из холла и направляясь в кабинет, где, как сообщил ему дворецкий, обосновался инспектор Мортон, Пуаро вдруг вновь обернулся к старому слуге:
— Не припомните ли, какими были первые слова миссис Ланскене, когда она приехала сюда в день похорон вашего хозяина?
— Прекрасно помню, сэр, — охотно ответил старик, и лицо его просветлело. — Мисс Кора… прошу прощения, миссис Ланскене, но я про себя всегда называю ее мисс Корой…
— Вполне естественно.
— Так вот мисс Кора сказала мне: «Хэлло, Лэнскомб. Много прошло времени с тех пор, как вы, бывало, приносили нам пирожные в наши шалаши». У всех детей были свои, как они их называли, шалаши близ изгороди в парке. Летом, когда в доме устраивали званый обед, я обычно приносил молодым господам туда несколько пирожных. Мисс Кора, сэр, всегда любила покушать.
Пуаро кивнул в ответ, отправился в кабинет и молча протянул Мортону телеграмму. Тот прочел ее.
— Ничего не понимаю.
— Пришло время рассказать вам все.
— Давно пора! Я не могу больше тянуть. Этот парень, Бэнкс, все твердит, что он отравил Ричарда Эбернети, и хвастается, что нам нипочем не догадаться, как он это сделал. И почему это, когда речь идет об убийстве, всегда найдется кто-нибудь, кто будет с пеной у рта доказывать, что убийца — это он?
— Это, вероятнее всего, продиктовано желанием уклониться от всякой реальной ответственности, связанной с жизнью в реальном мире. Так что дело, возможно, кончится возвращением в клинику Форсдайка.
— Неужели это действительно он, Пуаро? Джилкрист рассказала нам то же, что и вам, и это совпадает со словами Ричарда Эбернети о его племяннице. Но я как-то не могу представить себе эту женщину в роли убийцы. Правда, она пойдет на все, чтобы выручить мужа…
— Я расскажу вам…
— Да, да, расскажите мне все. И, ради всего святого, сделайте это поскорее!
На этот раз Пуаро собрал всех в большой гостиной. Оглядев присутствующих, он начал слегка напыщенным тоном:
— Вот уже второй раз я объявляю о своем отъезде. Сегодня утром я назначил его на двенадцать часов дня. Сейчас я говорю, что уеду в девять тридцать вечера, иными словами, сразу после обеда. Я уезжаю, потому что мне больше нечего здесь делать.
— Это я мог бы сказать ему с самого начала, — проворчал Тимоти, явно желая, чтобы Пуаро его услышал. Но тот невозмутимо продолжал:
— Я приехал сюда, чтобы разгадать загадку. Теперь она разгадана. Позволю себе остановиться на нескольких моментах, к которым привлек мое внимание превосходнейший мистер Энтуисл.
Во-первых, скоропостижно умирает Ричард Эбернети. Во-вторых, после похорон его сестра Кора Ланскене говорит: «Ричарда убили, не так ли?» В-третьих, от руки убийцы погибает сама миссис Ланскене. Возникает вопрос: не связаны ли друг с другом эти события? Далее: мисс Джилкрист, компаньонка убитой, заболевает, отведав кусок свадебного пирога, начиненный мышьяком. Не является ли это следующим звеном в цепи связанных между собой происшествий?
Как я уже говорил вам сегодня утром, в ходе моих расследований я не обнаружил абсолютно ничего подтверждающего подозрение, что мистер Эбернети был отравлен. Точно так же я не обнаружил ничего со всею несомненностью доказывающего, что он не был отравлен. С прочими звеньями цепи дело обстояло яснее. Кора Ланскене, безусловно, задала свои сенсационный вопрос. Это подтверждают все. Точно так же несомненно, что на следующий день сама миссис Ланскене была убита. Рассмотрим четвертое из интересующих нас событий. Водитель почтового автофургона утверждает, хотя он и не решился бы поклясться в этом, что не доставлял в коттедж посылку со свадебным пирогом. А значит, сверток был принесен туда кем-то другим, и, хотя мы не можем исключить причастности к этому делу некоего «неизвестного», прежде всего следует заняться теми, кто был там, на месте, и имел возможность подбросить пирог. Это, разумеется, сама мисс Джилкрист; Сьюзен Бэнкс, приехавшая в тот день на предварительное следствие; мистер Энтуисл — да, мы должны включить и мистера Энтуисла, ибо он тоже присутствовал, когда Кора произнесла свою роковую фразу! — а также некий мистер Гатри, художественный критик, и монахиня или монахини, забредшие утром за пожертвованиями.
Для начала я решил исходить из того, что память не подвела шофера. Следовательно, необходимо внимательнее присмотреться ко всем членам нашей маленькой группы подозреваемых. Мисс Джилкрист ничего не выиграла от смерти Ричарда Эбернети и получила лишь крайне незначительную выгоду от кончины миссис Ланскене, убийство которой, с другой стороны, заметно затруднило ей подыскание нового места. Кроме того, мисс Джилкрист была сама доставлена в больницу с несомненными признаками отравления мышьяком.
Сьюзен Бэнкс получила крупную выгоду от кончины своего дяди и, — правда, в гораздо меньшей степени — от смерти Коры Ланскене, хотя в этом последнем случае ее побудительным мотивом почти наверняка было бы желание обезопасить себя. У нее были веские основания предполагать, что мисс Джилкрист подслушала беседу миссис Ланскене с братом, в которой упоминалось ее имя, и она вполне могла счесть необходимым убрать опасного свидетеля. Напомню, что сама она не пожелала откушать свадебного пирога, а когда мисс Джилкрист ночью стало плохо, предлагала повременить до утра с вызовом врача.
Мистер Энтуисл теоретически ничего не выигрывал от этих смертей, но он в значительной мере распоряжался делами мистера Эбернети, ему были доверены крупные суммы, и — как знать! — быть может, у него были свои причины не позволять мистеру Эбернети слишком заживаться на этом свете. Вы спросите: но если виновный — мистер Энтуисл, то почему он обратился ко мне?
На это я отвечу: это был бы не первый случай, когда убийцу губит излишняя самоуверенность.
Остаются двое: мистер Гатри и монахини. Если первый из них действительно мистер Гатри, критик и искусствовед, это снимает с него всякие подозрения. То же относится к монахине, если она на самом деле монахиня. Вопрос, значит, в том, действительно ли эти лица те, за кого они себя выдают?
И тут вырисовывается своеобразный лейтмотив. Я бы назвал его монашеским. Монахиня подходит к дому мистера Тимоти Эбернети, и мисс Джилкрист кажется, что это та же самая, которую она видела в Литчетт Сент-Мэри. Монахиня или монахини заглядывали и сюда накануне смерти мистера Эбернети…
Следовательно, налицо отдельные фрагменты картины: смерть мистера Эбернети, убийство Коры Ланскене, отравленный свадебный пирог, лейтмотив в виде монахини.
Добавлю к этому еще несколько моментов, привлекших мое внимание: визит художественного критика, запах масляной краски, почтовая открытка с изображением гавани в Польфлексане и, наконец, букет восковых цветов на вон том малахитовом столике, где сейчас стоит китайская ваза.
Размышляя над этими вещами, я постепенно добрался до истины и сейчас расскажу вам, что же произошло на самом деле.
Кое о чем я уже говорил вам сегодня утром. Ричард
Эбернети умер внезапно — но не было бы ровно никаких причин заподозрить, что дело нечисто, если бы не слова, сказанные его сестрой Корой на похоронах. Все дело об убийстве Ричарда Эбернети держится на этих словах. Из-за них все вы поверили в убийство, и не потому, что они были так уж убедительны, а потому, что их произнесла именно Кора Ланскене, знаменитая своей способностью говорить правду в самые неподходящие моменты. Итак, в основе дела об убийстве Ричарда не только сказанное Корой, но и сама Кора.
Дойдя в своих рассуждениях до этого места, я внезапно спросил себя: насколько хорошо все вы знали Кору Ланскене? И сам себе ответил: вы знали ее очень и очень мало. Молодое поколение если и видело ее, то только в своем детстве Фактически из всех присутствовавших в тот день Кору знали лишь трое. Дворецкий Лэнскомб, старый и полуслепой; миссис Тимоти Эбернети, видевшая ее на своей собственной свадьбе и несколько раз потом; и миссис Лео Эбернети, знакомая с Корой довольно хорошо, но не видевшая ее более двадцати лет.
Тогда я сказал себе: допустим, на похороны в тот день приезжала вовсе не Кора Ланскене?
— Вы хотите сказать, что тетя Кора — это не тетя Кора? — В голосе Сьюзен звучало откровенное недоверие. — Вы имеете в виду, что убили не тетю, а кого-то другого?
— Нет, нет, убили-то Кору Ланскене. Но не Кора Ланскене приехала в Эндерби накануне похорон ее брата. Женщина, явившаяся сюда под ее именем, сделала это с единственной целью — обыграть, если можно так выразиться, факт внезапной кончины Ричарда Эбернети и заставить родственников поверить, что его убили. Надо сказать, ей это вполне удалось!
— Чепуха! Зачем? С какой целью?! — грубовато сыпала вопросами Мод Эбернети.
— С какой целью? С целью отвлечь внимание от другого убийства, а именно от убийства самой Коры Ланскене. Ведь если Кора говорит, будто Ричарда убили, а на следующий день сама погибает насильственной смертью, то есть все основания рассчитывать, что эти две кончины будут восприняты как причина и следствие. Но если Кору найдут убитой, а версия насчет грабежа со взломом не покажется полиции достаточно убедительной, то где она начнет искать убийцу? Разумеется, поближе к дому — и подозрения неизбежно падут на женщину, делившую кров с покойной.
Мисс Джилкрист запротестовала почти беспечным тоном:
— О, мсье Понталье… не думаете же вы на самом деле, что я убила человека из-за аметистовой брошки и нескольких эскизов, которые ломаного гроша не стоят?
— Нет, я думаю, вас привлекла добыча покрупнее. Один из этих эскизов, мисс Джилкрист, изображает гавань в Польфлексане, и, как правильно догадалась миссис Бэнкс, набросок сделан с почтовой открытки, на которой еще красуется старый причал. Но миссис Ланскене всегда рисовала с натуры. Я вспомнил, что мистер Энтуисл упомянул о запахе масляной краски, который он почувствовал, впервые войдя в коттедж. Вы ведь умеете рисовать, не правда ли, мисс Джилкрист? Ваш отец был художником, и вы разбираетесь в картинах. Допустим, что одна из картин, купленных Корой по дешевке на распродаже, это действительно ценное полотно. Допустим, сама она этого не поняла, но зато поняли вы. Вам было известно, что в скором времени она ожидает визита старого друга, известного искусствоведа. Потом вдруг внезапно умирает ее брат — и в вашем мозгу стремительно складывается некий план. В чай, поданный вами рано утром миссис Ланскене, подмешана лошадиная доза снотворного, и на протяжении всего дня похорон, пока она в бессознательном состоянии лежит в запертом коттедже, вы играете ее роль в Эндерби, о котором вы все знаете со слов Коры. Как это нередко бывает со стареющими людьми, она много и часто рассказывала о своем детстве. Вам было легче легкого начать с адресованных старику Лэнскомбу слов о пирожных и шалашах, они сразу бы рассеяли подозрения, если бы старик вдруг насторожился. Вы прекрасно использовали в тот день свои сведения об Эндерби, узнавая старые вещи, припоминая тот или другой эпизод из прошлого. Никому из присутствующих и в голову не пришло, что вы вовсе не Кора. На «ас было ее платье, под которое вы еще что-то надели, чтобы казаться пополнее, а поскольку миссис Ланскене пользовалась накладкой, то и прическа не представляла для вас никаких трудностей: вы просто-напросто взяли ее же запасную накладку. Никто не видел Кору двадцать лет, а за такой срок люди так меняются, что нередко слышишь что-нибудь вроде: „Я и не узнал бы ее, так она переменилась“. Но привычки, манера себя вести запоминаются, а у Коры были свойственные только ей манеры и ужимки, которые вы тщательно отрепетировали перед зеркалом.
И вот тут-то, как ни странно, вы допустили вашу первую ошибку. Вы забыли, мисс Джилкрист, что в зеркале все отражается наоборот. Оттачивая перед зеркалом движение, которым Кора склоняла голову к плечу, вы упустили из виду, что перед вами зеркальное отражение. Кора наклоняла голову вправо, но вам, чтобы получить в зеркале тот же эффект, приходилось склонять ее влево, что вы и делали.
Вот что озадачило и смутно встревожило Элен Эбернети в момент, когда вы произнесли свою знаменитую фразу. Ей показалось что-то неладное. Вчера вечером, когда Розамунд Шейн тоже сделала одно крайне неожиданное для всех замечание, я собственными глазами убедился, что происходит в подобных случаях: все присутствующие обязательно смотрят на говорящего. Это неизбежная психологическая реакция. Следовательно, когда миссис Лео почувствовала «что-то неладное», это имело отношение к Коре Ланскене. Я думаю, после вчерашних разговоров о «зеркальном отражении» и «взгляде на себя со стороны» миссис Лео, сидя перед зеркалом, задумалась о Коре, вспомнила, как у той была привычка склонять голову к правому плечу, машинально повторила это движение — и, разумеется, отражение в зеркале показалось ей каким-то странным. Вот тут-то она и поняла, что именно озадачило ее в день похорон. Миссис Лео попыталась найти объяснение. Одно из двух: либо Кора, что крайне маловероятно, со временем приобрела привычку наклонять голову к другому плечу, либо Кора не была Корой. И то и другое представлялось ей одинаково абсурдным, но тем не менее она решила сразу же сообщить о своем открытии мистеру Энтуислу. Кто-то, привыкший вставать рано, был уже на ногах, последовал за ней, услышал начало разговора и, опасаясь возможного разоблачения, ударил ее по голове тяжелым мраморным стопором для двери.
Пуаро помолчал и добавил:
— Кстати, мисс Джилкрист, могу сообщить вам, что сотрясение мозга у миссис Эбернети не столь уж серьезное. Вскоре она сможет сама все рассказать.
— Никогда я не делала ничего подобного, — возмущенно произнесла мисс Джилкрист. — С вашей стороны грешно возводить на меня такую напраслину!
— Это были вы в тот день, — внезапно произнес Майкл Шейн. Он внимательно изучал лицо мисс Джилкрист. — Как это я не сообразил этого раньше? У меня было смутное ощущение, что где-то я вас уже видел, но, естественно, никто ведь не приглядывается к… — Он остановился.
— …К какой-то компаньонке, — закончила за него мисс Джилкрист. Голос ее слегка дрогнул. — Серая, рабочая скотинка. Вечная прислуга! Но продолжайте свою фантастическую историю, мсье, прошу вас.
— Намек на убийство, оброненный на похоронах, был, конечно, лишь первым шагом, — вновь заговорил Пуаро. — В любой момент вы были готовы признаться, что подслушали разговор Ричарда с сестрой. На самом деле он, несомненно, сказал ей, что жить ему осталось недолго, и в этом смысл загадочной фразы в письме, которое он написал Коре, вернувшись домой. Другой вашей блестящей выдумкой была «монахиня». Монахиня, вернее, монахини, заглянувшие в коттедж в день следствия, подсказали вам этот лейтмотив, которым вы воспользовались, чтобы подслушать телефонный разговор Сьюзен с миссис Тимоти. Он же пригодился вам как один из предлогов для того, чтобы сопровождать мистера и миссис Эбернети в Эндерби и выяснить, на кого падают подозрения. Что же касается довольно серьезного, но неопасного для жизни самоотравления мышьяком, то это старая уловка, которая, собственно, и заставила инспектора Мортона заподозрить вас.
— Но картина? — в свою очередь, спросила Розамунд. — Что это была за картина?
Пуаро медленно развернул телеграмму.
— Сегодня утром я позвонил мистеру Энтуислу и попросил его отправиться в Стэнсфилд-Грейндж. Там, действуя по поручению самого мистера Эбернети, — тут Пуаро устремил непреклонный взгляд на Тимоти, — он должен был отыскать среди картин, принадлежащих мисс Джилкрист, одну с изображением Польфлексана и увезти ее под предлогом окантовки в виде сюрприза мисс Джилкрист. Затем ему было поручено, вернувшись в Лондон, доставить полотно к мистеру Гатри, которого я заранее предупредил телеграммой. Под торопливо измалеванным эскизом, когда его смыли, оказалась другая картина. — Пуаро поднес, к глазам телеграмму и прочел вслух:
— «Наверняка Вермеер. Гатри».
Внезапно, словно подталкиваемая какой-то неведомой силой, мисс Джилкрист разразилась потоком слов:
— Я знала, что это Вермеер. Я сразу догадалась! Ей это и в голову не пришло! Вечно рассуждать о Рембрандтах, итальянских примитивистах и не разглядеть Вермеера под самым своим носом! Всегда разглагольствовать об искусстве, ничего в нем не смысля. Она, если хотите знать, всегда была дурой, каких мало. Без конца до тошноты рассказывала об этом самом Эндерби, о своем детстве, о Ричарде, Тимоти, Лауре и всех остальных. У этой семейки денег куры не клевали, всегда у этих деточек все было только самое лучшее, как же иначе?! Вы и представить себе не можете, какая тоска была выслушивать все это час за часом, день за днем. Да еще поддакивать: «Да, миссис Ланскене», «Да что вы, миссис Ланскене». И делать вид, будто тебе интересно, а на самом деле умирать от скуки. И знать, что никакого просвета в жизни уже не будет… И вдруг — Вермеер! Я недавно читала в газетах, что какую-то картину Вермеера продали на днях за пять тысяч фунтов!
— И вы убили ее, да еще так зверски… ради каких-то пяти тысяч? — Вопрос Сьюзен звучал так, словно она не верила собственным ушам.
— За пять тысяч фунтов, — вставил Пуаро, — можно было бы снять помещение под чайную и обставить его.
Мисс Джилкрист обернулась к нему:
— По крайней мере, хоть вы понимаете. Это был мой единственный шанс, первый и последний в жизни. Мне нужен был капитал на обзаведение. — Она была в каком-то исступлении, заставлявшем ее голос слегка вибрировать. — Я собиралась назвать свою чайную «Пальма». И маленькие фигурки верблюдов в качестве держалок для меню. При случае можно купить неплохой фарфор из остатков посуды на экспорт… Мне хотелось начать в каком-нибудь приличном месте так, чтобы в чайную мою приходили милые, порядочные люди. В Бате, скажем… или, может быть, в Чичестере. Я уверена, что дело у меня пошло бы. — Мисс Джилкрист помолчала и добавила мечтательно:
— Дубовые столики, а вокруг них плетеные кресла с подушками в красную и белую полоску…
Несколько мгновений маленькая чайная, которой не суждено было появиться на свет, казалась чем-то более реальным, нежели гостиная в Эндерби с ее викторианской солидностью… Колдовство нарушил инспектор Мортон. Мисс Джилкрист встряхнулась.
— Сию минутку, — вежливо произнесла она, — Со мной у вас не будет никаких хлопот. В конце концов, если уж у меня не будет моей «Пальмы», остальное не имеет значения…
Она вышла из комнаты в сопровождении инспектора, и Сьюзен сказала дрожащим голосом:
— Барышня-убийца… Я и вообразить себе не могла… Это страшно, правда?

Глава двадцать пятая

— Но я не понимаю, при чем тут восковые цветы, — говорила Розамунд.
Она с выражением упрека устремила на Пуаро свои огромные глаза. Пуаро и Розамунд сидели в лондонской квартире Элен, куда она пригласила их к чаю.
— Не вижу, какое отношение восковые цветы или малахитовый столик имеют ко всему этому, — продолжала допытываться молодая женщина.
— Малахитовый столик никакого. Но восковые цветы были второй ошибкой мисс Джилкрист. Она сказала, как чудно они выглядят на этом столе. Но, мадам, она никак не могла видеть их там. Ведь колпак, которым они были накрыты, разбился, и их убрали в шкаф прежде, чем она приехала в Эндерби с Тимоти Эбернети и его женой. Значит, она могла видеть их только тогда, когда была там под видом Коры Ланскене.
Розамунд выслушала объяснение с несколько нахмуренным видом, но сразу же просияла:
— Знаете? У меня будет ребенок, — весело объявила она.
— А, так вот что значили Харли-стрит и Риджентс-парк.
— Ну да. Когда я вышла от врача, я была так ошеломлена и расстроена, что мне было просто необходимо пойти куда-нибудь, где можно спокойно все обдумать. Кстати, теперь я решила оставить сцену и быть только матерью, тем более что Майкл просто в восторге от перспективы стать папой. Вот уж не ожидала от него! — Она помолчала и добавила:
— Сьюзен получила малахитовый стол. Я подумала, пусть ее, если уж у меня будет малыш… Кстати, Сьюзен говорила мне, что Грег уехал куда-то отдохнуть. — Розамунд вопросительно посмотрела на Пуаро, но тот ничего не сказал. После небольшой паузы он сообщил:
— Я получил очень любезное письмо от мистера Тимоти Эбернети. Он благодарит меня за услуги, оказанные семье.
— Я собираюсь к ним погостить на следующей неделе, — вставила Элен. — По-видимому, они нашли садовника, но с домашней прислугой там по-прежнему сложно.
— Им, наверное, не хватает этой ужасной Джилкрист, — прокомментировала Розамунд. — Но, думаю, в конце концов она укокошила бы и дядю Тимоти. Вот было бы забавно!
— Убийства вас, кажется, вообще забавляют, мадам.
— Да нет, не всегда. Но на этот раз я была так уверена, что это Джордж. Но, может, он еще убьет кого-нибудь.
— И это будет так забавно, — саркастически заметил Пуаро и повернулся к Элен:
— А вы, мадам, уезжаете на Кипр?
— Да, через две недели.
— Тогда разрешите пожелать вам счастливого пути.
Он поцеловал ей руку. Элен пошла проводить его до двери, оставив у стола Розамунд, которая мечтательно уписывала одно пирожное за другим. Внезапно Элен проговорила:
— Я хочу, чтобы вы знали, мсье Пуаро. Наследство, оставленное мне Ричардом, значило для меня больше, чем для всех других. Видите ли, там, на Кипре, есть мальчик… Мы с мужем очень любили друг друга и горевали, что у нас нет детей. После его смерти я была невыносимо одинока. В конце войны я работала в госпитале в Лондоне и встретила одного человека. Он был моложе меня и женат, хотя не очень счастливо. Мы пробыли вместе так недолго. Потом он вернулся в
Канаду к жене и детям. Он до сих пор ничего не знает о нашем ребенке. Он не обрадовался бы его появлению, а для меня… это было просто чудо, начало новой жизни в момент, когда я думала, что я уже старуха и все у меня в прошлом. Теперь с деньгами Ричарда я могу дать образование моему так называемому племяннику и помочь ему пробиться в жизни. Ричард тоже ничего не знал. Но вы… знаете так много обо всех нас, что мне захотелось рассказать вам и это.
Пуаро с почтением склонился к ее руке.
— Привет, Пуаро, — сказал мистер Энтуисл. — Я только что с заседания суда. Ее признали виновной, конечно. Но я не удивлюсь, если все закончится больницей для умалишенных. Она совсем свихнулась, как только очутилась в тюрьме. Чувствует себя вполне счастливой и большую часть времени занята планами открытия чайных. Ее последнее заведение будет называться «Сирень». Она открывает его в Кромере.
— Интересно, не была ли она всегда чуточку не в своем уме?
— Бог мой, разумеется, нет! Когда замышлялось это убийство, она была столь же нормальна и разумна, как мы с вами. И какое хладнокровие! У этой суетливой старой девы была хорошая голова на плечах, можете мне поверить.
Пуаро слегка вздрогнул.
— Я думаю, — сказал он, — о словах, сказанных Сьюзен Бэнкс… Насчет того, что она не могла вообразить себе барышню-убийцу.
— А почему бы и нет? — трезво спросил мистер Энтуисл. — Среди них попадаются всякие.
Они замолчали — Пуаро думал об убийцах, с которыми сталкивала его жизнь.