1 2 3 4 
– Я не слышал. Возможно, что отпечатки у них остались, но ручаться за это я не могу. А зачем они?
– Может, имеет смысл проверить, не было ли у нее судимостей. Для девушки, так охотящейся за деньгами, не исключена вероятность попасть в неприятную историю.
– А это мысль, – кивнул Скейф, – вернусь – посмотрю, не завалялись где ее пальчики. Если найду, дам указание произвести проверку.
– Она меня крайне интересует. Это единственный человек, которому до сих пор не нашлось разумного места в нашей схеме. Рутланд мог быть любовником Фэй, Хессон и Фармер похитили ее, Флемминг ее убил. Ты не думаешь, что Рутланд платил этой троице за работу, что он и есть организатор убийства?
– Мы можем делать самые фантастические предположения, но это неблагодарный труд, – отозвался Скейф. – Я предпочитаю подождать, пока схема не обрастет фактами. Мы ведь даже не знаем, убита ли Фэй.
– Хочешь поспорить, что ее нет на дне озера?
Скейф покачал головой.
– Не в этом дело. Просто, пока мы не найдем тела, я хочу об этом судить непредвзято.
– Создается впечатление, что на этом направлении движение стало гораздо интенсивнее, – заметил я, сбавляя скорость и пристраиваясь в хвост длинной процессии машин, медленно продвигавшейся в сторону Лысого озера.
Скейф от души выругался.
– Неужели кто-нибудь проболтался? Господи! Старик будет волосы на себе рвать. Ты только взгляни на это столпотворение!
Не было абсолютно никакой надежды обогнать вытянувшуюся перед нами кавалькаду машин, приходилось только плестись за ними. Когда до озера оставалось не более четверти мили, мы поползли совсем как черепахи.
Впереди показались трое полицейских, пытавшихся регулировать движение на дороге.
– Позволь, я сойду на минутку, – попросил Скейф.
Затормозив, я ссадил его и ждал, пока он беседовал с одним из полицейских. Он вернулся злой и насупленный.
– У озера уже собралась толпа в две тысячи зевак, а новые все прибывают и прибывают. Чтобы справиться с ними, они вынуждены были вызвать резерв. Кто-то обо всем проболтался. Мы можем ехать. Пробирайся как-нибудь.
Я вырулил из застывшего потока и объезжал его, пока мы не достигли озера.
У деревьев стояло шесть полицейских машин и два грузовика. На самой кромке берега толпились репортеры и фотографы. Примчались даже две бригады стервятников из кинохроники и с деловым видом устанавливали свои камеры.
Целый полицейский взвод возился с тремя мощными прожекторами, направляя их ослепительно белые лучи на спокойную поверхность воды.
Когда мы присоединились к группе на берегу, Харрис надевал акваланг.
Крид окинул меня свирепым взглядом.
– Ваша работа? – он рубил слова, как острый нож ветчину.
– Я здесь ни при чем, капитан. Я не обронил об этом ни слова.
– Вот-вот, все вы так говорите. Что ж, остается только уповать на то, что мы обнаружим тело.
Он повернулся к Харрису, дрожавшему от тихой ночной прохлады, и рявкнул, чтобы тот поторопился.
Харрис сел в лодку, двое полицейских, спихнув ее с берега, вскарабкались следом и сели на весла.
Неподалеку от нас, прикрепленная к стволу дерева, стояла могучая лебедка. Стальной трос лебедки оканчивался карабином с петлями.
Трое полицейских погрузили петли в другую лодку, оттолкнулись от берега и стали грести за первой лодкой. Еще двое полицейских подавали с берега трос.
Мы со Скейфом держались подальше от Крида и, стоя под деревьями, смотрели, как лодки медленно движутся к середине озера.
Пара находчивых фоторепортеров попыталась спустить свою лодку, чтобы запечатлеть погружающегося в воду Харриса, но наряд полиции пресек их инициативу. Один из них обратился с протестом к Криду, но тот, найдя наконец отдушину, дал выход своему раздражению, и шокированный репортер ретировался.
– Если в этом бочонке только цемент, – произнес Скейф одним уголком рта, – мы станем свидетелями катаклизма, весьма похожего на землетрясение. Могу поспорить, что все разболтал Харрис. Пуще всего на свете он обожает саморекламу.
Тем временем Харрис погрузился в воду, и ожидавшая результатов толпа замерла в напряженном молчании. Он появился на поверхности минут через десять и сделал знак лодке с тросом приблизиться. Гребцы несколько раз взмахнули веслами и стали травить трос за борт.
– Теперь осталось недолго, – нетерпеливо сказал Скейф. Он закурил, сделал несколько торопливых затяжек и швырнул сигарету в озеро.
Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем голова Харриса снова появилась на поверхности. Он махнул рукой.
Крид повернулся к двум своим людям, стоявшим у лебедки, и скомандовал:
– Порядок! Начинайте тянуть.
Двое принялись вертеть рукоятки. Это стоило им немалых усилий, и Крид распорядился, чтобы к ним присоединились еще двое полицейских.
Барабан медленно вращался, выбирая мокрый трос. Через десять минут Крид поменял четверку, и полицейские отошли от лебедки, утирая пот и пыхтя.
– Пожалуй, нам не мешает занять местечко подальше, – шепнул Скейф. – Мы можем ненароком попасться старику на глаза, тогда он не преминет запрячь и нас. Работа такого сорта слишком для меня тяжела.
Мы спрятались поглубже в тень.
Прошло более часа, прежде чем вслед за медленно наматывающимся тросом на поверхности озера показалась деревянная бочка.
Толпа разом ахнула, когда четверо полицейских, ступив в воду, вручную стали выкатывать бочку на берег. В нее уперся луч одного из прожекторов, и группа репортеров защелкала камерами.
Они пытались уговорить Крида сняться рядом с бочкой, но он наотрез отказался. Было видно, как ему этого хочется, но он опасался оказаться в дураках, если внутри бочки не окажется тела девушки.
Темный крытый грузовик подполз к тому месту, где лежала бочка.
– Это катафалк похоронного бюро, – пояснил Скейф. – Крид не рискует вскрывать бочку на месте. Давай-ка отсюда сматываться. Нам надо попасть в морг – бочку отвезут туда.
Мы стали проталкиваться сквозь возбужденную толпу и, выбравшись из нее, побежали к «Бьюику». Мне с трудом удалось развернуть машину – настолько была запружена дорога. Обогнув наконец последний автомобиль, я помчался к серому зданию.
Когда мы вошли в облицованный кафелем коридор, из комнаты навстречу нам появился невысокий полный человечек в резиновых перчатках и таком же фартуке.
– Привет, сержант. – Его плохо выбритое лицо озарилось улыбкой. – Им удалось ее поднять?
– Здравствуй, Джо. Все извлекли благополучно. Бочку привезут через полчаса.
– А что в бочке?
– Цемент, а может, и еще что-нибудь. Старик решил вскрывать ее здесь.
– Последняя моя работа с цементом – сплошной кошмар, – посуровел Джо. – Парень пролежал в воде полгода. Посмотрели бы вы на него!
– Наша купалась четырнадцать месяцев. Будет там на что смотреть?
– Все зависит от того, насколько толстый слой цемента ее покрывал, – пожал плечами Джо. – Если в скорлупе не было щелей, может, она и в порядке. Правда, долго она не продержится, только-только хватит времени, чтобы ее опознать.
Прислушиваясь к этому разговору, я почувствовал легкую тошноту. Сразу пропала уверенность, что мне надо находиться в морге в момент вскрытия бочки.
– Пойдемте-ка в мою комнату, – пригласил Джо, – я там принес бутылочку. Она поднимет ваш тонус. Я всегда делаю хороший глоток, прежде чем берусь за дело вроде этих.
Мы вошли в маленькую комнатку и переминались с ноги на ногу, пока Джо доставал из шкафчика бутылку виски и стаканы.
– Это Чет Слейден – парень из «Крайм фэктс», – представил меня Скейф. – Он тоже занимается расследованием.
Джо кивнул мне.
– Мне приходилось читать ваши вещи, мистер. Здесь подберете хороший материал. Будете фотографировать?
Получив утвердительный ответ, он буквально расцвел и повернулся лицом к свету.
– Может, вам понадобится и моя фотография?
– Я не уверен, что его аппарат застрахован, – ухмыльнулся Скейф.
Я сделал два снимка маленького человечка. Из-за недостаточного освещения получить хорошие снимки я не надеялся, но поскольку намеревался пробить солидную брешь в его запасе виски, то подумал, что справедливо будет что-то сделать в ответ.
Мы несколько раз наполняли стаканы, не разбавляя виски содовой и даже не запивая его, и к тому времени, когда во дворе заворчал грузовик, тошнота моя несколько улеглась.
Поспешно убрав бутылки и стаканы, Джо отер губы тыльной стороной ладони и направился открывать двойные двери, ведущие в морг.
– Пойдем, – предложил Скейф, – это будет хорошим испытанием для твоего желудка.
Появился хмурый Крид в сопровождении судебного медицинского эксперта.
– А, вы уже здесь? – набросился он на меня.
– Почему бы и нет? Если бы не я, вас бы тоже сегодня здесь не было.
– М-да, – он фыркнул и отвернулся отдать распоряжения группе полицейских, втаскивавших бочку на четырехколесную тележку.
– Чудесно провел время, отгоняя эту хищную свору, – продолжал он. – Если бы я мог найти того, кто проболтался, я бы свернул ему шею.
– Вы должны быть в состоянии найти виновника – вы же полицейский, – съязвил я.
Скейф подтолкнул меня локтем и предупреждающе покачал головой.
Все мы группой проследовали за тележкой в морг.
Джо и оба его ассистента, также в резиновых фартуках и перчатках, стояли в ожидании.
– За дело, – распорядился Крид. – Давайте посмотрим, что мы там достали.
Он сделал знак четырем полицейским, вкатившим в морг тележку с бочкой, покинуть помещение.
Я встал спиной к стене и вставил в гнездо лампу-вспышку. Руки у меня дрожали, и я чуть не выронил лампу.
Джо и его ассистенты довольно быстро расправились с деревянной обшивкой.
Пока они работали, Крид обратился ко мне:
– Это та самая бочка, которую Сперри продал Флеммингу. Вы видите отверстия для усов клубники? Она должна быть там.
Джо оторвал последнюю промокшую клепку от стягивавшего их железного обруча. Цементный блок, формой повторявший бочку, в резком свете выглядел мрачно.
– Отливка сделана мастером своего дела, – заметил Джо, отойдя в сторону, чтобы вытереть лоб. – Принеси-ка парочку зубил, Том.
При свете лампы-вспышки я сфотографировал блок в тот момент, когда Том принес зубила.
– Давай полегоньку, – скомандовал Джо, и они вдвоем с Томом принялись вбивать клинья в цемент.
Десять минут равномерного стука молотков – и цементная оболочка дала трещину.
Джо посмотрел в разлом, Крид оттолкнул его в сторону, заглянул туда сам и отступил назад. Лицо его перекосила гримаса.
– Это она. Я рассмотрел блестки на одежде. Продолжай, Джо.
Еще несколько ударов молотками, и цементный чехол развалился в стороны, как скорлупа с пасхального яйца. Я бросил взгляд и отвернулся.
До меня донеслись слова Крида:
– Она в вашем распоряжении, доктор, вернее то, что от нее осталось.
Я выбежал вон. Никогда я не жаловался на желудок, но то, что я увидел, вызвало у меня жестокий приступ тошноты.
Добравшись до комнаты Джо, я достал его бутылку виски и сделал большой глоток.
– Дай и мне, – попросил, войдя, Скейф. Он взял бутылку и налил себе полстакана.
– Тьфу! Ни за какие деньги на свете не согласился бы стать потрошителем. Итак, все решилось. Это она.
Через несколько минут появился Крид. Я налил и ему. Он взял стакан, не поблагодарив, присел на стул около окна и отпил немного, хотя по его виду нельзя было сказать, что он сильно нуждался в выпивке. Глаза его прямо светились от возбуждения и удовлетворения.
– Наконец-то мы чего-то достигли, – заговорил он. – Вы оба не уходите. Я собираюсь сделать заявление для прессы. Несомненно, это Фэй Бенсон. У трупа искривленный мизинец, точно такой же был у Фэй, – он допил до дна. – Теперь нам предстоит установить мотивы ее убийства.
Он направился во двор, где его нетерпеливо дожидалась шайка репортеров.
Скейф закурил.
– Мы приступаем к самой тяжелой части работы, – уныло сказал он. – Надо найти этого Рутланда.
Я сел к телефону и заказал разговор с Нью-Йорком. После десятиминутного ожидания я услышал на другом конце провода голос Берни. Было двадцать минут первого, и я очень удивился, застав его дома.
– Я не могу долго разговаривать, – начал он. – Клэр организовала вечеринку, и мне надо продолжать потчевать этих оглоедов моим лучшим виски. Что у тебя стряслось?
– Возьми ручку и блокнот. У меня одна свежая новость, с пылу с жару. Записывай.
– Ты не мог бы подождать до утра? – плаксиво заклянчил он. – Клэр не любит, когда я оставляю гостей одних. Я сказал «гостей»? Это шутка. Они больше похожи на стаю голодных волков.
– Слушай, ты, пьяный павиан. Бери блокнот и прочисти уши! Мы нашли Фэй Бенсон.
– В самом деле? Вот это да! Как она там?
– Мокрая, холодная и совсем-совсем мертвая. Возьмешь ты наконец блокнот?
После приведшей меня в ярость паузы его голос вновь зазвучал в трубке.
– Клэр на меня разозлилась. Бога ради, поторопись, – взмолился он.
– Заткнись ты со своей Клэр! – в сердцах воскликнул я. – И слушай, что я буду говорить. – Я начал диктовать рассказ.
Одним из главных достоинств Берни была доведенная до совершенства способность записывать по собственной стенографической системе все, что бы ему ни диктовали с фантастической скоростью. Я сообщил ему факты и добавил, что отправляю фотографии с утренним самолетом.
– Пошли кого-нибудь встретить самолет. Этот материал будет сенсацией, – заключил я.
– Я все устрою. К завтрашнему дню у меня будет готовая вещь с разгаданным до конца убийством. Хорошей работы, Чет!
– Приятно от тебя это слышать. Держись поближе к телефону. Скоро я сообщу тебе дополнительную информацию. Мы ждем заключения медицинского эксперта.
– Не звони мне больше ночью. – В голосе Берна звучала тревога. – Клэр…
– Мне известно, что Клэр этого не любит. Ну и черт с ней, – рассвирепел я и повесил трубку.
В комнате появился Крид, выглядевший весьма самодовольно.
– Наше дело как раз во вкусе этих вампиров, – заявил он, садясь. – Пусть готовят крупный шрифт для заголовков. Док не появлялся?
Скейф отрицательно покачал головой.
Но пришлось ждать еще десять минут, прежде чем появился судебно-медицинский эксперт.
Он выглядел совершенно спокойно. Невозмутимо набив табаком трубку, он закурил и отказался от предложенного мной виски.
– Фэй Бенсон была убита ударом в затылок тупым предметом, возможно рукояткой револьвера. Больше ничего я добавить не могу: тело слишком долго пролежало в воде. Она была уже мертва, когда бочку залили цементом.
Крид встал:
– Благодарю, док. – Затем он обернулся к Скейфу. – Идемте, у нас еще много дел.
Когда судебный эксперт последовал за ними, я подошел к телефону и снова позвонил Берни.

2

В одиннадцать утра я заглянул в полицейское управление, чтобы встретиться с Кридом. Расплатившись в «Шэд-отеле» и собрав чемодан, я был теперь готов к двухсотмильному пути в Тампа-Сити.
Скейф сообщил мне, что Крид загружен под завязку, однако обязательно хотел увидеться со мной перед отъездом.
– Он будет минут через двадцать. Пойдем пока ко мне в кабинет. У меня есть для тебя новость.
Когда я сел, Скейф рассказал следующее:
– Ты и на этот раз оказался прав. У Джоан Никольс была судимость. Шесть лет назад она отбыла двухлетний срок за шантаж.
– Расскажи подробнее, – перебил я.
– Это был особенно подлый вид вымогательства, – продолжал Скейф. – У одной из девушек, выступавших с ней в труппе, брат находился в психиатрической лечебнице для преступников. У парня было достаточно темное прошлое, и Джоан Никольс разузнала об этом. Она пригрозила рассказать все другим девушкам, если та не будет платить ей пять долларов каждую неделю. Это была максимальная сумма, которую могла платить та девушка, поскольку она еще содержала и мать. И она регулярно платила на протяжении шести месяцев, пока брат не умер. Тогда она решила обратиться в полицию, и Джоан Никольс схлопотала два года.
– Весьма любопытно, – заинтересовался я. – Не будет ничего удивительного, если она шантажировала и Фэй.
– Больше похоже, что она шантажировала Рутланда. Возможно, она на пару с Фэй хотела с него что-то урвать, и он убрал их обеих.
Я покачал головой.
– Я думаю по-другому. Смерть Джоан была обставлена как несчастный случай, как, впрочем, и гибель Фармера. Если исходить из твоих аргументов, то почему же тогда Фэй не ждал тот же конец? Почему потребовалось избавиться от ее тела таким способом, чтобы ни одна живая душа не смогла его найти? Не будешь же ты заботиться о цементном саване для трупа, если нет настоятельной необходимости надежно его спрятать.
Скейф выпялил на меня глаза. Над этой стороной вопроса он явно не задумывался.
– Пожалуй, – протянул он. – Ее ведь и впрямь можно было без труда убрать, обставив дело как несчастный случай.
На столе зажужжал зуммер, и Скейф встал.
– Это старик. Пойдем, я знаю, что он хочет тебя видеть.
Крид сидел у себя за столом и жевал сигару. Он выглядел не таким счастливым, как минувшей ночью, когда доказывал репортерам, какой он ловкий парень. Лицо его заволокли тучи, и он уставился на меня с таким видом, как будто не был уверен, нравлюсь я ему или нет.
– Вы, Слейден, действительно раскрутили дело вашими идеями. Убей меня Бог, если я знаю, как теперь его заканчивать, – сказал он и, отпустив Скейфа, продолжал: – Очень хорошо, что мы нашли тело, отправили на тот свет убийцу, но что это нам дало? Даже газеты твердят, что Флемминг был наемным убийцей, а через день или два они начнут оказывать на меня прямое давление. У меня же не осталось ни одной нити.
– Я могу потянуть за одну в Тампа-Сити. Я уже отправляюсь.
– А я хочу вас отговорить. Это ничего не даст. Я уже объяснял вам, что жители того района нам неподведомственны. Мы не имеем права посылать туда своих людей. Дунан сотрудничать отказывается. С тех пор, как он водворился там, Тампа-Сити превратился в заповедник для преступников. Трудно себе представить, чтобы город с двухсотпятидесятитысячным населением мог так истово блюсти законы. Пятьдесят процентов возбуждаемых там дел связаны с дорожными происшествиями. Остальное – это мелкие кражи, хищения в магазинах и прочая чепуха. За последние четыре года в городе не было зарегистрировано ни одного убийства или крупного ограбления, только наказуемые малыми сроками нарушения закона среди бедняков – тех, кто не может раскошелиться на полицейское покровительство. Даже если вам удастся найти конец, тяните за него очень осторожно.
– Все может быть не так уж и плохо, – возразил я. – Если удастся достать неоспоримые доказательства, что человек, заплативший Флеммингу, находится в Тампа-Сити, я уверен, что мы сможем оказать на Дунана необходимое давление и ему придется выдать вам преступника.
– Все зависит от того, кто этот человек и сколько он может выложить местной полиции за покровительство. Но готов биться об заклад, что прямых доказательств вам получить не удастся. Вас просто задолго до этого вышвырнут из города. Я не шучу, Слейден. – Он раздавил окурок сигары в пепельнице. – Вот что я вам расскажу: полгода назад здесь работал по делу о разводе частный детектив. Жена, за которой он следил, отправилась в Тампа-Сити. Он последовал за ней и продолжал наблюдение. Но у женщины оказалась толстая чековая книжка. Я предполагаю, что она обратилась с жалобой к Дунану. Жаль, что вы не видели, как они изукрасили этого детектива. Теперь его возят в кресле-каталке. Кто его избивал – он не знает. Во всяком случае, ему это все равно – он считает, что еще удачно отделался. С некоторыми затруднениями – бедняга теперь не очень-то хорошо говорит – мне удалось вытянуть из него, что в переулке его подкараулили три человека. Он не успел в темноте запомнить их лиц, поскольку довольно быстро потерял сознание. Я разговаривал об этом деле с Дунаном. Он говорил, что займется этими тремя хулиганами, даже пообещал доставить их мне через неделю. Я их все еще жду, но не дождусь никогда.
Я молча смотрел на Крида, чувствуя, как по спине у меня внезапно пробежал холодок.
– Они и меня могут встретить подобным образом?
– Если бы я послал сунуть нос на их территорию даже Скейфа, они и с ним могли бы так поступить. Почему же им обходить вниманием вас?
– Все-таки у меня репортерское удостоверение «Крайм фэктс», – без особой уверенности заявил я.
– Скажите так Дунану, это может его позабавить, – угрюмо усмехнулся Крид.
– Выходит дело, мне надо держаться подальше от Тампа-Сити?
– На ваше усмотрение. Я не собираюсь просить вас поехать туда, но если вам уж так приспичило набрать материал на рассказ, там вы сможете это сделать. Решайте сами.
Я с трудом заставил себя улыбнуться.
– Вы напоминаете нашего редактора, только он просто приказал бы мне туда поехать. Ну да ладно, я ведь простофиля, поеду, но буду стараться действовать осторожно.
– У вас с собой наш пистолет? – спросил Крид, протягивая руку. – Верните его. На ношение оружия в Тампа-Сити вам потребуется специальное разрешение самого Дунана, а если вас схватят с пистолетом в кармане без права на ношение оружия, вам придется провести полгода в тюрьме с самым суровым режимом в стране.
Я неохотно вернул ему «кольт».
– А я так надеялся еще подержаться за его рукоятку. Никто не посмел бы усадить меня в кресло-каталку, покажи я им эту штуку.
– Без него вам будет безопаснее. Наводить пистолет на полицейского вы не имеете права, пора бы вам об этом знать, – Крид взял со стола конверт и протянул его мне. – Это письмо к Дону Брэдли, бывшему капитану полиции Тампа-Сити. Мы с ним старые приятели, но я уже давно его не видел, слишком давно. Он хороший человек и может подсказать вам правильные шаги. Во всяком случае, он снабдит вас самой свежей информацией о том, с кем можно встречаться, а кому не следует попадаться на глаза. Поговорите с ним сразу же по приезде в город. Он скажет вам, где остановиться, и познакомит с местной географией.
Я поблагодарил, спрятал в карман конверт и затушил свою сигару.
– Мне ведь еще предстоит встреча с Ленноксом Хартли. Надо выяснить у него все, что он знает о Фэй Бенсон. Кстати, вы не получали новых писем о ней?
– Как же, пришло еще десятка два. Но в них нет ничего существенного. Эти писаки только подозревают, что где-то видели Фэй Бенсон. Никто из них не пишет с такой детальностью, как Хартли, и ни в одном из писем нет и намека на Тампа-Сити. На всякий случай мы сейчас их проверяем, и если, паче чаяния, на что-нибудь наткнемся, я поставлю вас в известность. Как только устроитесь, сразу позвоните мне и сообщите свой адрес. – Он задумчиво посмотрел на меня. – Надеюсь, вы задержитесь в Тампа-Сити достаточно долго, чтобы у вас появился адрес.
– И я надеюсь, – вяло сказал я, не чувствуя в его голосе моральной поддержки. – Ну что ж, пора трогаться.
– Всего хорошего, Слейден. Желаю вам удачи. – Мы обменялись рукопожатием.
Последние слова он произнес таким тоном, будто не сомневался, что для успеха мне понадобится фантастическое везение.
Я поблагодарил его и вышел из кабинета.
Когда я проходил мимо комнатушки Скейфа, он еще работал, и я заглянул к нему напоследок.
– Отбываю в Тампа-Сити. Еще увидимся.
Он посмотрел на меня долгим и серьезным взглядом.
– Как тебе известно, я всегда считал, что у твоего приятеля Лоу гораздо больше здравого смысла, чем у тебя, – заметил Скейф, откидываясь в кресле. – Возможно, ты и мозг вашего дуэта, но здравый смысл у него. Что касается меня, то я бы не поехал в Тампа-Сити, даже если там умирала бы моя жена. Если бы у меня, конечно, была жена, но у меня ее в настоящее время нет.
– У меня есть не только голова на плечах, но и смелость, – с пафосом произнес я и направился к выходу. Пока я шел по коридору, вслед мне доносились оглушительные раскаты мрачного хохотка Скейфа.
Нельзя сказать, чтобы эти звуки вдохновляли меня на подвиги.

Глава 7

1

Приблизительно в четыре часа пополудни я въехал на магистраль, ведущую в Тампа-Сити. Четырехразрядный, прямой, как стрела, хайвей вытянулся вдоль золотого песчаного берега, залитого солнцем океана.
В этот час дорога была довольно свободной, и я спокойно катил со скоростью шестьдесят миль в час, пока не заметил впереди сорокафутовый щит с надписью, выполненной кроваво-красными буквами по белоснежному блестящему фону. Содержание надписи заставило меня сбросить ногу с педали газа.

ВЫ ПОДЪЕЗЖАЕТЕ К ТАМПА-СИТИ. ПРИТОРМОЗИТЕ, ЕСЛИ НЕ ХОТИТЕ КОРОТАТЬ НОЧЬ В НАШЕЙ ТЮРЬМЕ.

Милю спустя я обратил внимание на двух регулировщиков движения, сидевших на мотоциклах, расставив ноги подкорками. Руками в крагах они сжимали рули, как будто нетерпеливо ожидали момента сорваться с места: два крепких краснощеких парня с глазами, похожими на гальку, блестящую на солнце.
Оба они свирепо уставились на меня, когда я невозмутимо и степенно проехал мимо со скоростью тридцать пять миль в час.
Еще милей далее, когда дорога круто пошла под уклон, сбегая к подножию холма, я бросил первый взгляд на Тампа-Сити.
Он раскинулся на берегу залива: белый, сверкающий город небоскребов, роскошных вилл, помпезных отелей, ярких солнечных зонтиков и тропических деревьев. Он выглядел ухоженным и довольным, как эстрадная певичка, только что получившая в подарок бриллиантовый браслет.
Более близкий осмотр, который я начал, добравшись до длинной оживленной главной улицы, показал мне, что это город богатых людей. «Роллс-Ройсы» «Бентли», «Кадиллаки» и «Мерседесы» загромождали автостоянки. В машинах сидели откормленные, хорошо одетые мужчины и, нетерпеливо барабаня пальцами по рулям, ожидали занятых покупками жен, другие расположились в кафе и дерзко пялили глаза на красоток, демонстрировавших свои прелести с не меньшей дерзостью.
Про себя я заметил, что Берни этот город понравился бы. У меня по первому впечатлению он также не вызвал неприязни.
Заметив на одной из стоянок свободное место, я поставил там «Бьюик», заглушил двигатель и вышел. Жмурясь от солнца, я пересек дорогу, чтобы спросить в магазине, как добраться на Линкольн-драйв, где жил Дон Брэдли.
Продавец ответил таким тоном, будто облагодетельствовал меня. Казалось, его проницательный взгляд без труда заглянул ко мне в бумажник и пересчитал его содержимое. По выражению его лица я заключил, что он остался о нем невысокого мнения, и, очевидно, мое посещение магазина не доставило ему удовольствия.
Когда я выходил, навстречу мне проплыла высокая девица в купальнике с открытой спиной, в соломенной шляпе диаметром с колесо грузовика и солнечных очках сверхъестественных размеров. На запястье у нее красовался браслет с бриллиантами, который явно обошелся какому-то простофиле в целое состояние.
Продавец встретил ее с такой почтительностью, на которую могут рассчитывать, пожалуй, только члены королевских фамилий. В Тампа-Сити деньги говорили сами за себя.
Я вернулся к своей машине. На нее облокотился полицейский, которого сзади можно было принять за Примо Карнера. Когда я приблизился, он флегматично уставился на меня холодным, недружелюбным взглядом.
– Это твоя? – он кивнул на машину так, будто замечать ее было ниже его достоинства.
– Моя, – коротко ответил я.
Чтобы понять, что он раздражен, не нужно было быть психологом, но я не знал, чем вызвано его раздражение.
– Ты находишься в Тампа-Сити, – произнес он, чеканя каждое слово. – У нас принято ставить автомобили аккуратно. У тебя задние колеса за белой чертой.
Я оглянулся на сверкающий «Роллс-Ройс», стоявший сзади моей машины. Левые его колеса залезали за белую черту на добрых три фута. Но все-таки это был «Роллс-Ройс» последней модели, а не старенький «Бьюик».
– Виноват. Я новичок в городе.
Полицейский протянул руку, которую в сумерках можно было бы спутать с гроздью бананов.
– Права!
Я дал ему права. Он рассматривал их с таким видом, будто не был уверен в правильности орфографии отдельных слов, затем расстегнул кожаный планшет, набитый бланками квитанций, и начал старательно писать.
– Надолго прибыл? – прорычал он, не глядя на меня.
– Не думаю. Сомневаюсь, что я смогу себе это позволить.
Он пропустил мой намек мимо ушей, вырвал листок, который заполнял, и сунул его мне.
– Пять долларов.
Не моргнув глазом, я протянул ему пятерку и забрал квитанцию за штраф. Крид меня предупредил, а Файетт оплачивал расходы – стоило ли после этого вступать в пререкания?
Полицейский, по-видимому, остался удивлен моим беспрекословным подчинением.
– В следующий раз будь внимательнее.
– Я собираюсь приобрести уровень с отвесом и по нему выверять машину, когда буду ее оставлять в следующий раз.
Послюнявив огрызок карандаша, полицейский записал номер «Бьюика». Тепла в его глазах было не больше, чем в айсберге. Я понял, что в будущем он будет за мной присматривать.
Я влез в машину.
– Мне можно ехать?
Окинув меня на прощание долгим суровым взглядом, он отошел. Со спины этот полицейский напоминал невысокую гору, у которой неожиданно выросли ноги. Для того, чтобы переломать мне ребра, ему достаточно было слегка шевельнуть локтем.
Я выехал со стоянки, чувствуя, что несколько вспотел, хотя было не жарко. «Если подобные происшествия обещают повторяться часто, – подумал я, – надолго нервов у меня не хватит».
Линкольн-драйв находилась в бедной части Тампа-Сити. Это означало, что дома там были меньше и не стояли на паре акров огороженной частной земли, как девяносто девять процентов домов в городе. Как бы стыдясь самих себя, здания прятались за посаженными по обеим сторонам деревьями, но лично я предпочел бы жить именно на такой улице.
Высокий, полный, солидно выглядевший человек возился в саду возле дома номер двадцать четыре, окапывая на клумбе великолепный душистый горошек. Даже специалист мог бы гордиться, вырастив такие цветы. Я догадался, что это и есть Брэдли. Когда я свернул на обочину, он бросил быстрый взгляд в мою сторону.
Каждая черточка выдавала в нем полицейского, но отнюдь не плохого полицейского. Слегка насмешливое выражение, не сходившее с его полного обветренного лица, хорошо гармонировало с живыми и внимательными голубыми глазами. Растрепанные усы, загорелая лысина и агрессивный подбородок усиливали ощущение прочности, исходившее от его фигуры.
Я вылез из машины, и он направился навстречу мне по садовой тропинке.
– Капитан Брэдли? – спросил я, опершись о калитку.
– Он самый, заходите.
– Ничего, что я поставил тут машину? Меня уже успели наколоть за остановку за чертой.
Он рассмеялся.
– Не беспокойтесь. У моего дома вас никто не наколет. Заходите же.
Я ступил за ограду.
– Не думаю, что мне когда-либо приходилось видеть такой душистый горошек, как у вас, – заметил я не с целью польстить старому чудаку, а потому что так это и было на самом деле.
– Он действительно замечательный. Вы садовод?
– Нет пока.
– Ага, – кивнул он, – копаться в саду – занятие для пожилых. Если бы не сад, я теперь, вероятно, чувствовал бы себя потерянным.
Он провел меня в аккуратную, комфортабельно обставленную гостиную. Окна комнаты выходили на зеленую лужайку.
– Простите, не знаю вашего имени?
– Чет Слейден.
Его мохнатые брови поползли вверх.
– Вы тот самый малый, что пишет в «Крайм фэктс»?
– Тот самый.
– Рад познакомиться. Я читал все ваши писания. Садитесь. Как насчет выпить? – Его лицо осветилось приветливой улыбкой.
– Благодарю, с удовольствием.
Разливая виски, он поинтересовался:
– Вы впервые в Тампа-Сити?
– Да, с виду очень приятный город. Похоже, что он набит деньгами.
– Верно. Некоторые утверждают, что шальных денег здесь больше, чем в Голливуде. На сегодняшний день в городе проживает тринадцать миллионеров. Любой, не имеющий пятизначного дохода, в Тампа-Сити считается мусором. – Он принес наполненные стаканы и расположился в кресле напротив меня. – Угощайтесь.
Мы выпили, и я протянул ему письмо Крида.
– Это в качестве вступления, капитан. От капитана Крида.
Брэдли тепло улыбнулся.
– Ну, ну, давненько не слышал о Томе. Как он поживает?
– У него все хорошо. Сейчас мы вместе проводим расследование одного дела. Следы ведут сюда. Крид решил, если я займусь им здесь, то мы, возможно, кое-что выудим.
Проницательно посмотрев на меня, Брэдли развернул письмо, прочитал его, сложил и затем произнес:
– Хм. Итак, вы надеетесь провести расследование здесь?
– Именно в этом и состоит мысль. Я понимаю, что Дунан не будет поощрять подобные действия.
– Это мягко сказано. Если вы хотите послушать мнение старого человека, мистер Слейден, садитесь в свою машину и возвращайтесь в Уэлден. Климат там, насколько я помню, гораздо здоровее, чем здесь.
– Это я знаю, но мне все же надо закончить работу. Я рассчитываю на известную помощь с вашей стороны.
– Теперь я не у дел и не заходил в полицейское управление больше года. Вас не затруднит рассказать подобнее, из-за чего разгорелся весь сыр-бор?
Я принял позу поудобнее и рассказал ему всю историю от начала до конца. Он сидел неподвижно, полузакрыв глаза, и внимательно слушал. У меня сложилось впечатление, что он не пропустил ни слова.
– Да, дело это интересное, и я думаю, что здесь вы оказались не напрасно. Возможно, это случайное совпадение, но вам будет небезынтересно услышать, что в Тампа-Сити есть фешенебельный ночной клуб под названием «Золотое яблоко».
Я так и подскочил.
– «Золотое яблоко»? Что вы о нем знаете? Что это за клуб?
– Это закрытый клуб для привилегированного круга лиц, мистер Слейден. Его содержит Гамильтон Ройс, весьма и весьма продувной делец. Мне приходилось заниматься им – в то время, когда я еще был в седле. Ройс начал карточным шулером, трудился на трансатлантических лайнерах. Затем он перешел к аферам с акциями. Из Майами он удрал как раз, когда к нему начала присматриваться полиция. Деньги свои он перевел сюда и поселился здесь. В «Золотом яблоке» есть два больших зала для азартных игр, и я знаю наверняка, в них по меньшей мере две рулетки установлены незаконным путем. Без членского билета к клубу даже и близко не подпускают. Между прочим, комиссар Дунан является одним из первых пожизненных его членов, и я слышал, что вступительный и членские взносы за него платил клуб. К клубу принадлежит пятьсот человек, и все занимают видное положение. Доход у каждого не меньше, чем шестизначный. Весьма достойное место.
– Вероятно. А вы не думаете, что я смог бы войти в число членов?
– Вам легче стать президентом, мистер Слейден, – рассмеялся Брэдли. – Уверяю вас, много легче.
– Тогда мне остается скрыть свои переживания по этому поводу за мужественной улыбкой. Вы не знаете Леннокса Хартли? Говорит вам что-нибудь эта фамилия?
– Да вроде нет. Это тот самый малый, который утверждает, что опознал фотографию Бенсон?
– Он самый. К нему-то я и собираюсь зайти для начала.
– Послушайтесь моего совета и поторапливайтесь не спеша, – сказал серьезным тоном Брэдли. – Особенно беспокоиться о местных полицейских не следует: я имею в виду патрульных. Конечно, они при случае всегда готовы урвать лишний доллар. Они стригут штрафы с ходу и делают это весьма энергично. Платите, не вступайте в пререкания, и все будет хорошо. Но берегитесь любых столкновений с парнями в штатском. Это ребята суровые, и поверьте мне, когда я говорю «суровые», я именно это и имею в виду. Когда я еще служил, капитан Маттис был у меня лейтенантом. Мне пришлось хлебнуть с ним горя в управлении полиции, и мне жаль, что я не сумел тогда от него отделаться. Он не просто плохой полицейский, это зверь. Его лейтенант Джо Карсон тоже не хлеб с вареньем, но чудовищнее всех сержант Карл Ласситер. Если вы с ним столкнетесь, лучший для вас выход – удирать из города как можно скорее. Я нисколько не преувеличиваю, мистер Слейден. У нас работал частный детектив из Уэлдена…
– Я слышал о нем от Крида.
– Это дело рук Ласситера. Так что остерегайтесь.
Во мне опять стало нарастать ноющее чувство тревоги, и я пожалел, что рядом нет Берни. Выслушав Брэдли, он настолько перепугался бы, что на его фоне я почувствовал бы себя храбрецом.
– Я не буду чрезмерно усердствовать. Спасибо за совет. Мне нужно подыскать удобную и не слишком дорогую гостиницу. Вы не могли бы порекомендовать?
– Попробуйте достать номер в отеле «Приморский» на Пальм-авеню. Там о вас позаботятся и не ограбят. И послушайтесь моего совета: никто не должен знать о нашей встрече. В Тампа-Сити я не пользуюсь популярностью, как, впрочем, и любой посещающий меня приезжий.
– Благодарю. Смогу ли я обратиться к вам, если мне потребуется совет? – Я встал.
– Конечно, но сначала позвоните. Будет лучше, если автомобиль вы будете оставлять в стороне от дома, приходить сюда безопаснее, когда стемнеет.
– Вы говорите серьезно? – удивился я.
– Совершенно серьезно.
– Вы считаете, что кому-то в самом деле не нравится, когда у вас бывают посетители?
– Именно. С тех пор, как около года назад я вышел в отставку, не могу припомнить, чтобы до сегодняшнего дня кто-нибудь заходил ко мне в гости. Люди чураются полицейских, оказавшихся не у дел раньше срока. Но это не беда. У меня чудесная жена, сад, а это все, что нужно человеку моих лет.
– Вас вынудили уйти в отставку? Я думал…
– Меня просто вышвырнули. Возможно, я расскажу вам об этом однажды, когда у нас обоих будет больше свободного времени. А сейчас у меня масса дел; думаю, что и у вас тоже.
– Хорошо, – протянул я озадаченно. Услышанное меня поразило. – Спасибо, что приняли меня, капитан. А пока – до свиданья.
Оставив его, я направился по садовой тропинке к машине.
По противоположной стороне улицы прогуливался крепко сложенный румяный полицейский-регулировщик. Увидев меня, он остановился и вытаращил от удивления глаза.
Я сделал вид, что не обращаю на него внимания, хотя сердце мое тревожно забилось, сел в машину и тронулся с места.
Последний взгляд полицейского, брошенный в зеркало заднего вида, не успокоил моей тревоги: он держал в руках блокнот. Нетрудно было догадаться, что он записывает номер «Бьюика».

2

Я остановился в отеле «Приморский», который оказался именно таким, каким его описывал Брэдли: комфортабельным и не слишком дорогим. Администрация, как показалось, приняла меня с удовольствием.
Мой номер с ванной, расположенный на четвертом этаже, выходил окнами на пляж и океан. Коридорный, доставивший в номер вещи, сообщил, что, если мне захочется виски, следует обращаться к нему. Я нашел эту идею недурной. Он отправился за бутылкой и принес ее быстро, избавив меня от обычного раздражающего ожидания.
– Что-нибудь еще, мистер? – осведомился он. – Какие-нибудь мелочи?
– Скажи, где находится Кэннон-авеню?
– Это просто. От выхода из отеля сверните направо и езжайте до главной улицы; на первом перекрестке сделайте правый поворот. Доберетесь до четвертого светофора – свернете налево и попадете на шоссе, идущее вдоль подножия холма. Кэннон-авеню – четвертая по левую сторону. На машине дорога займет у вас четверть часа.
Я даровал ему доллар и свои благословения, а когда он вышел, разделся и принял душ. Сделав затем еще глоток виски, я облачился в свой лучший летний костюм строгого покроя, повязал яркий галстук, заглянул в большое зеркало убедиться, что не опозорю славный Тампа-Сити своим появлением на улице, и вполне удовлетворенный спустился к машине.
Путь до Кэннон-авеню, судя по часам на приборном щитке, занял у меня четырнадцать минут. Это была одна из тех фешенебельных калифорнийских улиц, которые живо снабжают всякого с доходом, меньшим пятизначного, комплексом неполноценности.
Небольшие роскошные виллы стояли на огороженных, обсаженных деревьями участках с безупречно ухоженными садиками, словно соперничая друг с другом внешним видом.
Каждый дом отличался своеобразием. Было заметно, что каждый из архитекторов стремился утереть нос соседу, возводя более красивое, современное, напичканное техникой здание.
Дом номер двести сорок шесть находился в самом конце улицы и, вероятно, был самой недавней постройки. Этакий двухэтажный особняк в стиле швейцарского шале с нависающей крышей. Деревянная лестница с резными перилами вела к парадной двери из мореного дуба, на которой помещался дверной молоток в виде медвежьей головы. Над дверью висел замысловатый фонарь из кованого железа, он скорее всего был изготовлен в момент вдохновения местным кузнецом.
Сад был слишком уж опрятный, чтобы быть уютным. Если бы у меня был такой сад, я просто боялся бы гулять в нем.
Поставив «Бьюик», я толкнул калитку, прошагал по дорожке, обсаженной с обеих сторон стандартными кустами роз, взбежал по лестнице к парадной двери, приподнял медвежью голову и постучал.
Время шло, а я ждал, облокотившись о резные перила, чувствуя, как солнце припекает мне спину. Когда я был уже готов постучать снова, послышались шаги, и дверь отворилась.
На пороге стоял высокий худой мужчина. Он упирался в дверной косяк, расставив мускулистые волосатые руки, и выглядел так, как будто только что сошел с глянцевых страниц голливудского журнала. Человеку, в отличие от меня, предпочитающему актерский тип внешности, его вытянутое загорелое лицо показалось бы красивым. Темные, редеющие на лбу волосы были зализаны назад и блестели на солнце, как лакированная кожа. Он был одет в темно-синюю, раскрытую у ворота рубашку и расклешенные белые брюки, на ногах у него красовались белые туфли из оленьей замши. Его вид мог заставить трепетать сердце любой девочки моложе восемнадцати лет, но я уже вышел из этого благословенного возраста, и у меня были несколько другие вкусы.
– Привет, – сказал он. – Что вам угодно?
В лицо мне пахнула могучая волна перегара. Этот человек не то что пил, он, очевидно, купался в виски.
– Мистер Хартли?
– Да, – он тверже оперся на косяк двери, и тогда я понял, что он пьян.
– Я Чет Слейден из «Крайм фэктс». Мне надо с вами поговорить.
Он наморщил лоб и прикрыл глаза.
– «Крайм фэктс»? Вы имеете в виду журнал?
– Именно. Вы можете мне уделить минутку?
– Что за вопрос, дружище! Заходите, пропустим по маленькой, – он отступил в сторону. – Рад вас видеть. Собственно говоря, я тоскую, как вошь на лысине. Вы когда-нибудь испытывали тоску?
Я вошел в холл, все стены которого были завешаны причудливыми деревянными безделушками, узорчатыми коврами и лыжными палками. Со всем этим соседствовали старинные швейцарские часы.
Я ответил, что не могу припомнить, приходилось ли мне испытывать тоску.
– Счастливчик! – Это прозвучало у него вполне серьезно. Он пересек холл и спустился на три ступеньки в расположенную чуть ниже гостиную. При ходьбе он сохранял равновесие тем, что очень вовремя переставлял ноги. Если бы он не оперся о спинку стула, добравшись до места своего назначения, то наверняка уселся бы на пол.
Гостиная была комфортабельная, но вычурная. Видно, архитектору, украшавшему эту комнату, крепко запали в голову швейцарские мотивы. Подобный стиль мог еще сочетаться со снежными сугробами под окнами и грохотом срывающихся с гор лавин, но в жарком, солнечном калифорнийском городе он был по меньшей мере нелеп.
Я успел только окинуть комнату быстрым взглядом, как заметил сидевшую на диване девицу, которая смотрела на меня так, будто перед нею находился человек, изувеченный и обезображенный в автомобильной катастрофе.
Девица была высокая, стройная, смуглая, надменная и очень, очень красивая. Ее летний зеленый костюм был не в силах скрыть ее несомненные достоинства, а длинные, безупречной формы ноги были самыми красивыми из всех, попадавшихся мне до этого в Тампа-Сити.
Она медленно встала. Губы ее растянулись в холодной улыбке, но глаза сверкали хорошо контролируемой яростью.
– Но Харт, дорогой, – начала она, – мы беседовали…
– Это мистер… Как вы сказали вас зовут? – прищуривая глаза и уставившись на меня, спросил Хартли.
– Слейден. Но если я…
– Конечно, нет! – Он положил мне на плечо горячую тяжелую ладонь. – Сюзи, дорогая, это мистер Слейден. Мы должны обсудить с ним одно важное дело. Мы встретимся завтра? Что, если я заеду за тобой?
Девица вытаращила на него глаза, затем продефилировала мимо и поднялась в холл.
Хартли провожал ее взглядом. Выйдя на крыльцо, она захлопнула дверь с такой силой, что со стены холла свалилась одна из лыжных палок.
– Извините, я и не предполагал… – стал оправдываться я.
Хартли рассмеялся.
– Забудьте и думать об этом. Вы даже не представляете, как я рад вашему приходу. Эта дама мне до чертиков надоела.
Он подошел к переполненному бутылками бару и налил в стакан две чудовищные порции виски. Добавив лед, он с некоторым трудом вернулся к месту, где стоял я, протянул мне стакан, затем вяло плюхнулся в кресло и приподнял свой стакан:
– Ваше здоровье, – он сделал могучий глоток и, грустно вздохнув, кивнул мне на кресло:
– Садитесь, мистер Слейден. Расслабьтесь. Вам нравятся женщины?
– Я их терплю, пока не бросаю, – ответил я, присаживаясь.
– Мне бы так, – уныло сказал он. – Если я их терплю – они вцепляются мне в волосы, если я их бросаю – мне одиноко. Не жизнь, а сущий ад.
Я заметил, что бывает и хуже.
– Возможно…
Он увидел, что я снова оглядел комнату, и поспешно, словно опасаясь, как бы я не подумал о его причастности к ее убранству, пояснил:
– Похоже, что бывший владелец был не в своем уме. Не думайте, что это мое творчество: я только снимаю эту кучу хлама. На днях я планирую поехать в Швейцарию и построить там калифорнийское летнее бунгало. Пусть оно их шокирует в той же степени, в какой эта берлога потрясла меня. – Почесав пальцем лоб, он нахмурился и продолжил: – Так что же, любезный, привело вас ко мне?
– Насколько мне известно, вы обращались к уэлденской полиции с письмом о появившемся в печати фото Фэн Бенсон.
Он с удивлением уставился на меня, а затем, моргнув, кивнул.
– Верно, а как вам удалось это узнать?
– Я работаю в контакте с полицией. Нам требуется выяснить подробности о прошлом девушки.
– Силы небесные! Зачем полиции понадобилось посылать вас, а не заняться этим делом самим?
– Тампа-Сити не в их ведомстве. Я напросился поговорить с вами, чтобы избежать осложнений. – Достав из бумажника фото Бенсон, я протянул его собеседнику. – Вот эта девушка. Вы ее по-прежнему узнаете?
Он взял фотографию, прищурился и стал внимательно ее изучать, затем пододвинул к себе настольную лампу, чтобы получше рассмотреть снимок.
– Это та самая девушка, – заключил он. – Я бы ее где угодно узнал. Имейте только в виду, когда я общался с ней, она была темноволосой, но лицо, несомненно, ее. Я специалист по женским лицам: обязан им быть. Я ведь оформляю журнальные обложки. – Он вернул мне снимок и продолжил: – Эта девушка мне позировала. Кстати, та надменная штучка, которая только что выпорхнула, тоже мне позирует. Не думайте, что я живу с ними в мире и согласии, – он снова взял фото Бенсон. – Эта стоила мне и времени, и денег. На нее глядя, трудно в это поверить, не так ли? Когда я ее встретил, мне показалось, что с ней будет легко столковаться. Не тут-то было. Она оказалась такой же, как остальные.
– Ее звали Фэй Бенсон?
Он покачала головой.
– Нет, ее имя было Фрэнсис Беннетт. Она выступала в «Золотом яблоке». Это шикарный ночной клуб на бульваре Рузвельта, если вы о нем не слышали.
– Вы говорите, что она вам позировала?
– Именно. Мы с ней хорошо поработали. Я засек ее, возвращаясь из клуба, еще в июне прошлого года. Мне показалось, что у нее как раз такое лицо и фигура, которые нужны для хорошей обложки. Я пригласил ее позировать. Она регулярно стала приходить сюда. Затем неожиданно, безо всяких объяснений, она не появилась в день, когда ей было назначено. С тех пор я ее не видел.
– Когда это произошло?
– Что-нибудь в августе прошлого года.
– Вы можете назвать точную дату? Это важно.
– Постараюсь. – Он тяжело вздохнул, поднимаясь из кресла, и нетвердым шагом направился к большому шкафу. Достав оттуда папку, он вернулся в кресло. – Где-то здесь хранится сделанный мной последний ее набросок. Он не закончен, но я поставил число на обороте. – Он перебрал кипу незавершенных эскизов, пока не нашел тот, что хотел, и вручил его мне.
– Вот он. Дата на обороте.
Я взглянул на эскиз. Хартли действительно умел рисовать. Хотя набросок был только наполовину завершен, я без труда узнал девушку. Не было никаких сомнений, что на рисунке изображена Фэй Бенсон. Я посмотрел на лист с обратной стороны. Там значилось: 2 августа. Через пятнадцать дней после того, как позировала в этой комнате, она исчезла из Уэлдена. Туда она приехала 9 августа. Хотелось бы знать, чем она могла заниматься между 2 и 9 августа?
– Да, это ее лицо, – подтвердил я, возвращая эскиз. – Не можете ли вы припомнить какой-нибудь намек с ее стороны в отношении того, что, возможно, она не вернется продолжать работу?
Он покачал головой:
– Нет, для меня это оказалось полной неожиданностью. Набросок ей понравился. Это, правда, вполне естественно. Она сказала, что предвкушает возможность увидеть его завершенным. Я пояснил, что на это мне потребуется только один сеанс, и она предложила прийти на следующий день. Сама назначила и час. Но так и не появилась.
– В какое время, если вы помните, ушла она от вас второго августа?
– Приблизительно в четыре пополудни. Я не люблю работать допоздна. Она пришла сюда в половине первого. До двух мы работали, затем позавтракали бутербродами, и в четыре она удалилась.
– Она выступала в «Золотом яблоке» в тот вечер?
– Да. Я случайно оказался там и видел ее в одном из номеров программы.
– Вам известно, где она жила?
– Это можно легко узнать. Я пунктуальный тип, мистер Слейден. Глядя на меня, в это трудно поверить, но я во всем уважаю систему.
С этими словами он вытащил из шкафа ящик с картотекой, порылся в нем и, достав нужную карточку, небрежно протянул ее мне.
Я внимательно прочитал все, что было на ней написано: БЕННЕТ, Фрэнсис Люси, 4475 Тампа-Сити, Глинн-авеню, 256. Артистка варьете. Клуб «Золотое яблоко». 26 лет. Брюнетка. Голубые глаза. Рост 5 футов 6 дюймов. Бюст 36 дюймов. Бедра 36 дюймов. Вес 120 фунтов. Фотогенична. Пригодна для круизов, отпусков, пикников, сюжетов с коробками сладостей. Хорошая, спокойная модель.
– Я держу их всех на учете, – похвалился Хартли. – Как только кто-нибудь мне требуется, я роюсь в картотеке и нахожу все, что надо.
Я записал адрес Беннет.
– Не знаете, был ли у нее здесь любовник? – спросил я.
– Понятия не имею. В отношениях с моими моделями я избегаю личных моментов. Если не соблюдать это правило, обязательно попадешь в историю. Сюзи – наглядный пример. Она превосходная натурщица, но воображает, что может рассчитывать на большее: хлопает дверями, ведет себя надменно, не выполняет моих распоряжений. Моя вина. Я установил с ней личные отношения.
– Я бы и сам недолго думая установил с ней такие отношения, – заметил я. – Не приходилось вам слышать о человеке по имени Генри Рутланд? Он высокого роста, красив и ездит на кремово-зеленом «Кадиллаке».
– Не приходилось, – Хартли прикрыл глаза. Было видно, что он быстро теряет ко мне интерес. – Что ж, любезный, если я не могу быть больше вам полезен, я, пожалуй, немного сосну. Я чувствую себя не столь ясно, как утром.
Я поблагодарил его и поднялся.
– Возможно, я еще позвоню вам. Не беспокойтесь, я выйду сам.
Последние мои слова были произнесены в пустоту. Пока я пересекал гостиную, за моей спиной раздался храп.

Глава 8

1

Когда я добрался до Глинн-авеню, время близилось к семи, но я твердо решил, пока буду в состоянии, продолжать работу, помня о предупреждении Крида. Если он не ошибался, все шансы были за то, что меня вскоре вышвырнут из города, и я торопился сделать как можно больше до того, как дело примет скверный оборот.
Глинн-авеню оказалась скромной, обсаженной деревьями улицей, выходившей на восточный конец прогулочной набережной. Застроена она была многоквартирными домами и пансионатами для туристов. Построенный из бурого камня дом № 256 не составлял исключения.
Обнаружив его, я отвел «Бьюик» на ближайшую, расположенную в нескольких сотнях ярдов стоянку и вернулся к дому пешком.
Я поднялся по ступенькам к парадной двери и долго изучал пять табличек с фамилиями жильцов, ничего так, естественно, и не выяснив. Было очевидно, что в квартире Фэй Бенсон поселились новые жильцы, но какую именно квартиру она занимала, я не знал.
Ситуация требовала размышления. Я не очень хотел рекламировать тот факт, что о ней осведомляются, и вместе с тем не хотел терять возможности увидеться с людьми, поселившимися в ее квартире. Я уже был почти готов позвонить в первую попавшуюся квартиру, когда открылась дверь парадного и навстречу мне вышла девушка.
Она была бледная, темноволосая, с серыми глазами: не красавица, но приятная на вид. Это была девушка такого типа, которую можно привести домой, чтобы познакомить с мамой: именно такого типа. Увидев меня, она вздрогнула от неожиданности и нервно улыбнулась.
– Вы меня напугали.
– Виноват, – извинился я, – я как раз собирался позвонить. – Она показалась мне достаточно надежной, чтобы признаться, и я продолжил: – Я ищу мисс Беннетт. Насколько я помню, она живет здесь. Мисс Фрэнсис Беннетт.
Девушка метнула на меня быстрый взгляд. Я успел заметить удивление в ее глазах.
– Но Фрэнки здесь давно не живет. Она уехала из Тампа-Сити еще в прошлом августе.
– Неужели? Какая досада! Я ведь обещал пригласить ее куда-нибудь в следующий раз, когда буду в городе.
Девушка сочувственно улыбнулась.
– Это действительно обидно, но Фрэнки уехала, и я даже не знаю куда. Я надеялась, что она напишет, но, видно, попусту.
– Вы ее подруга?
– О, да. Мы вместе снимали квартиру.
– Моя фамилия Слейден, – представился я. – Для меня это большое разочарование. Я очень надеялся пообедать с мисс Беннетт, но увы…
Она посмотрела на меня с внезапно вспыхнувшим интересом, смешанным с осторожностью. Вид мой, по всей вероятности, успокоил ее, и она продолжала разговор:
– Меня зовут Ирен Джаррард. Не знаю, говорила ли когда вам обо мне Фрэнки. Извините, мистер Слейден, но она уехала, и я ничем не могу вам помочь.
– М-да, плохи мои дела, – я одарил ее своей лучшей мальчишеской улыбкой. – Догадываюсь, что этот вечер у вас уже занят. Но сжальтесь над бедным незнакомцем! Я так мечтал провести этот вечер не один.
– О, право, не знаю, – она в нерешительности запнулась и нервно засмеялась. – Видите ли, мистер Слейден, я ведь вижу вас впервые. Буду откровенной. Я собиралась сегодня ужинать в одиночестве и не предполагала…
– Я совсем безвреден, и, если вы составите мне компанию, я постараюсь вам это доказать. А если вы откажетесь, как же я смогу это сделать?
Она снова рассмеялась.
– Как это мило! Ну хорошо, я с удовольствием поужинаю с вами.
– Договорились. Мой автомобиль в конце улицы. Куда мы поедем?
– К Лодони. Там немножко дорого, зато великолепная кухня, если вы, конечно, любитель даров моря.
Я уверил ее, что схожу с ума по дарам моря.
Пока мы добирались до ресторана Лодони, я рассеял остатки ее скованности, и мы весело болтали, словно были знакомы друг с другом большую часть жизни.
Когда я свернул на покрытую гравием аллею, ведущую прямо к залитому неоновым светом ресторану, Ирен как раз говорила о том, что работает у Раймана Томаса в рекламном агентстве. Она остановилась на полуслове и спросила:
– Может быть, нам не стоило сюда приезжать? Мне не хочется, чтобы вы тратили много денег, а здесь все-таки дорого.
Я рассмеялся, подумав, какую благодарность она могла бы заслужить от Файетта.
– У меня сегодня настроение кутить, поэтому забудьте о деньгах.
Я приткнул машину на стоянке, и мы вошли в дверь ресторана.
Место было действительно превосходным. Большой зал ресторана возвышался над океаном, и, хотя в нем было довольно многолюдно, нам удалось занять столик на балконе, откуда открывался великолепный вид на море, пляж и резвящихся в лунном свете купальщиков. Прямо под нами светилась огнями набережная.
Ирен поведала, что у Лодони подают черепаховое филе, равного которому нет в мире, и мы заказали черепаховое филе. Мы начали с пары очень сухих мартини, затем прошлись по кьянти и перешли к филе. Мы ели и болтали о всякой чепухе. Когда подошла очередь кофе и сигарет, я перевел разговор на интересовавшую меня тему.
– Почему же все-таки, мисс Джаррард, Фрэнки уехала из города? У нее были какие-нибудь причины?
Ирен покачала головой.
– Не знаю, что и думать. Как обычно, я ушла на работу, а когда вернулась, Фрэнки уже не было. Она просто исчезла: не оставила даже записки.
– Она забрала все свои вещи?
– О, да. А то я беспокоилась бы еще больше. Но все равно я не могла ничего понять. Я звонила в «Золотое яблоко», но там были так же изумлены, как и я.
– Кто разговаривал с вами из «Золотого яблока»?
– Режиссер, мистер Хьюлитт. Фрэнки ничего не сообщила ему о своих намерениях.
– Вы помните точную дату?
– Третьего августа. Я помню, потому что у моего брата четвертого день рождения, и я ему купила галстук. Я хотела показать его Фрэнки, а она уехала.
– Она вам не сделала ни малейшего намека, что уезжает?
– Нет.
– Заплатила она за квартиру?
– Да, я нашла деньги на камине и очень этому удивилась. Я думала, что по крайней мере она могла бы оставить записку. Ведь мы, мистер Слейден, были близкими подругами, жили под одной крышей восемь или девять месяцев и прекрасно ладили все это время.
Я заказал еще кофе. Когда официант, наполнив наши чашки, удалился, я спросил:
– Она выступала в клубе в ночь второго августа?
– Да. Днем она позировала художнику, мистеру Хартли. Когда я пришла с работы около шести, она похвасталась, какой у него хороший получился портрет, и сказала, что собирается снова встретиться с художником на следующий день. Потом она выходила за покупками, а когда вернулась, стала собираться в ночной клуб и уехала туда в восемь часов.
– Вам не показалось, что она взволнована или расстроена?
– Нет, она была в прекрасной форме и ни капельки не волновалась.
– Она вернулась домой в обычное время?
– Пожалуй, позже, чем всегда. Ежедневно она возвращалась что-то около двух. У нас были отдельные спальни, но я обычно слышала, когда она входила в квартиру. Мне кажется, в тот день она задержалась, хотя я не уверена в этом. Спросонья я не поглядела на часы. Только потом до меня дошло, что вроде бы уже светало.
– Вы видели ее перед тем, как уйти на работу?
– О нет. Я ее никогда не будила. Она вставала не раньше одиннадцати, а я ухожу на работу в девять.
– В ту ночь она вернулась домой одна?
Ирен пристально посмотрела на меня и насупилась.
– Странно, что вы этим интересуетесь. Впрочем, тогда мне показалось, что ее кто-то провожал. Я только наполовину проснулась, когда услышала, как она открывает дверь, но мне почудилось, будто доносился мужской голос. Я, конечно, не уверена. Я была сонная, но тогда я действительно подумала, что с ней был мужчина.
– Она часто приводила домой мужчин?
– На моей памяти только один раз, ближе к концу июля. Она сказала, что собирается пригласить на ужин приятеля, и попросила меня куда-нибудь удалиться на это время. Мы об этом договаривались, когда снимали квартиру на двоих. Если я хотела кого-нибудь к себе позвать, из дома уходила она. В тот раз у меня было свидание в кино, и я вернулась поздно. Они к этому времени уже ушли, но пепельница была полна окурков. Сигареты были египетские. Я не переношу их запаха, поэтому и запомнила сорт табака.
– Но это, конечно, могла быть и женщина?
– Да, но на окурках не было следов губной помады.
Я улыбнулся.
– В вас пропадает отличный сыщик, мисс Джаррард.
– То же самое я подумала о вас, – серьезно сказала она. – Зачем вы задаете все эти вопросы?
– Отвечу вам: есть основания полагать, что Фрэнки попала в беду. – Я достал из бумажника фотографию Фэй Бенсон и положил ее на стол перед Ирен. – Это ведь она, не так ли?
Ирен взглянула на снимок.
– Да, конечно, но она здесь почему-то блондинка. Она натуральная брюнетка, мистер Слейден. Почему она покрасилась? Когда был сделан этот снимок?
– Из того, что вы мне рассказали, можно заключить, что снимок сделан недели через две после ее отъезда из Тампа-Сити. Эта девушка, – продолжал я, постучав пальцем по снимку, – называла себя Фэй Бенсон. Девятого августа она приехала в Уэлден и устроилась работать танцовщицей в ночной клуб «Флориан». Семнадцатого августа она неожиданно пропала, и полиция считает, что ее похитили. Я собираюсь говорить с вами откровенно, но хочу, чтобы вы пообещали мне молчать обо всем, что я вам расскажу. Это важно.
Теперь она выглядела несколько испуганной.
– Конечно. Я не скажу ни слова.
– Уэлденская полиция попросила меня разузнать все, что я смогу, о прошлом девушки. У них были основания считать, что местная полиция не одобрит расследования, поэтому я должен работать осторожно. В этой истории много загадочного, и я пытаюсь разобраться, что к чему.
– Но если ее похитили, то она давно уже должна была найтись. – Глаза Ирен широко открылись от внезапного подозрения. – Вы сказали, что она исчезла семнадцатого августа? Ведь прошло уже четырнадцать месяцев.
– Пока ее еще не нашли, – сказал я, подумав, что будет благоразумнее не сообщать ей об убийстве. Она могла испугаться и замолчать. – Возможно, что похищения и не было, а просто она испугалась чего-то и решила скрыться. У нее был приятель? Она с кем-нибудь регулярно встречалась?
– Нет. При ее работе это было очень трудно. Она вставала поздно, а к восьми вечера уходила на работу. Она часто жаловалась мне, как скучно проводить свободный день в одиночестве.
– И все же был человек, который приходил на ужин в вашу квартиру и который был с ней в последнюю ночь перед ее отъездом?
– Да. Но она никогда не упоминала о нем, и я никогда его не видела.
– Вы совершенно уверены, что она не уехала той ночью?
– Я проспала и собиралась на работу в спешке. Деньги на камине я заметила только, когда вернулась. Их могли туда положить и ночью.
– Не упоминала ли она в разговоре с вами человека по имени Генри Рутланд?
Ирен покачала головой.
– Нет.
– У нее был браслет с брелоками. Вам не приходилось его видеть?
– Да, я его часто видела.
– Среди брелоков вы не замечали золотого яблочка?
Ирен явно удивилась.
– Да, конечно. Мистер Ройс подарил ей этот браслет. Это произошло вскоре после того, как она получила работу в «Золотом яблоке». Во время первого выступления она произвела фурор, и мистер Ройс подарил ей его на память.
– Гамильтон Ройс? Это владелец клуба, не так ли?
Она кивнула.
«Гамильтон Ройс – Генри Рутланд, – подумал я. – Может быть, это одно и то же лицо?»
– Вы его когда-нибудь видели?
– Никогда. Хотя Фрэнки говорила о нем не часто, но мне кажется, он ей нравился.
– Она когда-нибудь описывала его?
– Что-то не припоминаю, но у меня сложилось впечатление, что она считала его весьма красивым.
Я решил, что мне придется взглянуть на мистера Ройса. Он меня заинтересовал.
Мы проболтали еще полчаса, но больше я ничего не узнал. Все, что Ирен могла сообщить мне, она уже выложила. Зато у меня появилась еще одна ниточка. Следующий мой ход был – попытаться увидеть Ройса.
Я отвез Ирен домой, пообещал, что дам ей знать, если мне удастся совершить какие-нибудь поразительные открытия, и вернулся в свой «Приморский».
Войдя в номер, я забрался в постель и, лежа в темноте, принялся обдумывать добытые сведения.
Совершенно ясно, что у Фэй был загадочный знакомый. Она почему-то скрывала его существование от Ирен. Если у них были такие дружеские отношения, наиболее естественным было бы поговорить о нем с Ирен. Но она этого не сделала. Почему?
Был ли это Ройс? У меня в руках имелась одна лишь маленькая зацепка: этот человек курил египетские сигареты. Несколько необычно, но не так, чтобы совсем уж необычно.
Уехала ли Фэй ночью второго августа? Если да, то вполне возможно, что она это сделала в компании своего друга: я не забывал о том, что Фэй Бенсон и Генри Рутланд были зарегистрированы в «Шэд-отеле» в один и тот же день.
Разрыв во времени между вторым августа – днем ее отъезда из Тампа-Сити – и девятым августа – днем прибытия в Уэлден – озадачивал меня. Семь дней – где она находилась и что делала в течение недели?
– Думай об этом, Шерлок, – сказал я себе, – эти семь дней могут оказаться ключом ко всем тайнам. Раскуси этот орешек.
Заснул я только после двух.

2

На следующий день, вскоре после полудня, я подъехал к дому Хартли.
Открывший дверь мальчик-филиппинец провел меня в гостиную и сказал, что пойдет узнать, сможет ли мистер Хартли принять меня.
Мне пришлось прождать полчаса, прежде чем появился Хартли в красно-белом полосатом халате, надетом поверх серо-перламутровой пижамы. Выглядел он прескверно, но по крайней мере был умыт и побрит.
– Снова вы, – сказал он вместо приветствия, с трудом передвигаясь по ковру к бару. – Виски или джин?
Я ответил, что виски – это как раз то, что нужно.
Он приготовил две большие порции виски с содовой, протянул мне стакан дрожавшей, как осиновый лист, рукой и, рухнув в кресло, сделал глоток. Его всего передернуло, и он закрыл глаза.
– Солнечный свет и ранние посетители страшнее ада, – мрачно изрек он. – Порой мне хочется поселиться на другой планете. Вам никогда не хотелось жить, скажем, на Луне?
Я ответил, что с тех пор, как узнал, что там нет воздуха в количестве, заслуживающем внимания, а также очень холодно, мне никогда не приходилось серьезно рассчитывать на Луну, как на пристанище.
Он вытаращил на меня глаза и пожал плечами.
– Возможно, вы и правы, но подумать только, как там было бы спокойно!
Сделав еще глоток, он спросил:
– Так с чем, старина, вы пожаловали на этот раз?
– Вы являетесь членом клуба «Золотое яблоко», не так ли?
Казалось, он удивился.
– Совершенно верно, а что в этом предосудительного?
– Я хочу, чтобы вы провели меня туда сегодня вечером.
Он изумленно взглянул на меня, улыбнулся и поставил стакан на журнальный столик рядом с собой.
– А вы веселый малый! Итак, вы хотите, чтобы я захватил вас с собой в клуб, так, что ли? Это весьма любопытно, мистер Слейд, так вроде вас зовут?
– Слейден, – поправил я.
– Виноват, – он нащупал рукой стакан и поднял его. – Ваше предложение, мистер Слейден, звучит весьма любопытно. Что, интересно, позволило вам вообразить, что я пожелаю сводить вас вечером в «Золотое яблоко»? Я не хочу показаться грубым, но рассудите сами. Я встретил вас впервые вчера, а сегодня вы заявляете, что я обязан провести вас в наиболее дорогой на всем побережье притон и тратить на вас свои трудовые денежки. Не обижайтесь, мистер Слейден, но, когда я завожусь и начинаю сорить деньгами, я предпочитаю тратить их на девушку, которая будет чувствовать себя обязанной сполна со мной рассчитаться. Понимаете, что я имею в виду?
Я рассмеялся.
– Конечно, я сам предпочитаю действовать подобным образом, но в данном случае речь идет о деле, и весьма серьезном. У меня есть основания полагать, что Фрэнсис Беннетт убита.
Он плеснул виски себе на халат, но даже не заметил этого.
– Убита?
– Да. Поэтому мне необходимо проникнуть в клуб и посмотреть на месте что к чему. Вы – единственный знакомый мне человек в городе, вхожий туда. Вы окажете полиции большую услугу, если проведете меня в «Золотое яблоко».
Он устремил взгляд в ковер и стал размышлять. Судя по тому, как он сморщился, процесс этот протекал болезненно.
– Ее убил кто-то из клуба?
– Не исключено. – Я хотел было попросить его рассказать, как выглядит Ройс, но решил промолчать. Он смог бы, вероятно, прийти к заключению, что в убийстве я подозреваю Ройса, а если бы такие слухи распространились, я наверняка оказался бы в настоящей беде.
– Не вижу способа провести вас туда, мистер Слейден, – покачал головой Хартли. – Если это и удастся, то лишь повредит и вам, и мне. Объясню почему. Я считаюсь в клубе завсегдатаем, но ни разу не был там в обществе мужчины в качестве моего гостя. Ни разу. У подъезда там дежурит парень. Это самый отчаянный головорез из тех, что мне попадались. Вы не должны появляться в клубе вместе со мной, если не хотите вызвать подозрение.
– Но это необходимо, – настаивал я. – Если бы можно было обойтись без визита в клуб, я бы вас не беспокоил.
На некоторое время он опять погрузился в раздумья и вдруг щелкнул пальцами.
– Я проверну это дело, – воскликнул он. – Я попрошу Сюзи провести вас. Она – член клуба и всегда приглашает туда своих приятелей. Как вы на это смотрите?
– С моей стороны возражений нет, но, кажется, она меня невзлюбила. Я не думаю, что она согласится.
Хартли весело замахал рукой.
– Вы шутите. Вы не знаете Сюзи. Она с радостью возьмет вас туда. У нее всегда виды на все новое в брюках. Положитесь на меня, и я это устрою. У вас много лишних денег?
Настала моя очередь удивляться.
– А что? Это посещение может влететь мне в копеечку?
Хартли нехорошо рассмеялся. Будь Файетт здесь, у него кровь бы застыла в жилах от такого хохота.
– Это, пожалуй, величайшая наивность, с которой мне приходилось сталкиваться. Влететь в копеечку? Это не то слово. Сюзи вы оттуда не вытащите, пока не будете готовы продать свой дом, заложить автомобиль и ликвидировать текущий счет. Именно по этой причине я принимаю ее здесь. Я не могу себе позволить выводить ее в свет.
– Валяйте, устраивайте это дело, – беззаботно сказал я. – Для чего же у меня открытый счет.
– Вот это разговор, – одобрил Хартли и снял телефонную трубку.

3

От непрошеных гостей клуб «Золотое яблоко» стерегли высокая ограда и двое дюжих охранников в белой униформе и черных фуражках. Они стояли по обе стороны распахнутых ворот из кованого железа. Мощные лампы над ними заливали светом дорогу, и автомобили медленно проползали за ограду под испытующим взглядом стражей.
– Похоже, что зайцем сюда не пробраться, – сказал я сидевшей рядом Сюзи.
– Дорогой мой, клуб создан для узкого круга, и нам здесь не нужны те, кто ничего собой не представляет.
Предполагалось, что это комплимент в мой адрес, но у меня он вызвал неудержимое желание залепить Сюзи пощечину. Снобизм любого пошиба всегда вызывает у меня приступ бешенства.
Я затормозил, и мы поползли со скоростью черепахи вслед за другими машинами, водители которых предъявляли охранникам членские билеты через раскрытые окна.
Уголком глаза я взглянул на Сюзи. Несомненно, в ней было на что посмотреть. Одета она была в золотистое парчовое платье, поверх которого накинула черную шелковую шаль, окаймленную алой лентой. На ее прелестной шейке сверкало бриллиантовое колье, обошедшееся какому-то бедняге в кучу монет.
Хартли представил меня как преуспевающего бизнесмена из Нью-Йорка, холостого и с карманами, полными денег. Такая рекомендация оказалась достаточной, чтобы заставить Сюзи изменить первоначальное мнение обо мне, и хотя нельзя было сказать, что она стала совсем уж радушной, по крайней мере, держала она себя довольно общительно.
Как только мы подъехали к воротам, к нам приблизился один из охранников, и я остановил машину. Он заглянул внутрь и вперил в меня взгляд, от которого мне стало жарко.
– Хэлло, Хэнк, – обратилась к нему Сюзи. – Это всего лишь я.
Охранник прикоснулся рукой к фуражке.
– Все в порядке, мисс. Можете следовать.
Он снова покосился на меня, затем вернулся на свое место, и мы въехали через ворота на длинную, извилистую, покрытую гравием аллею.
– В другой раз он меня узнает, – сказал я.
– Конечно. У него работа такая. У него абсолютная память на лица. А вы собираетесь стать членом клуба? Если хотите, я могу вас порекомендовать.
– Я еще не знаю, сколько времени проведу в Тампа-Сити, но тем не менее спасибо за любезность. Если мне придется задержаться дольше, чем я сейчас рассчитываю, буду очень надеяться на ваше покровительство.
За очередным крутым поворотом аллеи перед нами неожиданно выросло здание клуба «Золотое яблоко». Зрелище было довольно внушительное. Залитое светом здание напомнило мне клуб «Эверглейдс» Аддисона Мицнера в Палм-Бич. Приглядевшись внимательнее, я понял, что это удачная имитация знаменитого флоридского клуба. Лепные украшения, красная черепичная крыша, средневековые башенки и кованые решетки на окнах придавали зданию стиль старинного испанского монастыря. Было совершенно ясно, что все это стоило кому-то немалых денег. Пурпурная ковровая дорожка сбегала по низким ступеням крыльца от входа к тому месту, где посетители покидали машины.
Каждый поднимавшийся по лестнице был богат, ухожен и безупречно одет. Бриллианты мерцали, как светлячки. Я понял, что тому, кто не в состоянии приобрести для своей подруги нитку бриллиантов, лучше держаться подальше от этого места.
– А где стоянка? – осведомился я.
– Мой дорогой, вашей машиной займутся, – ответила Сюзи с легким оттенком нетерпения.
– Простите мое невежество. Я ведь всего лишь провинциал из Нью-Йорка.
Оставив «Бьюик» на попечение одетого в униформу служителя, мы поднялись по лежащему на ступенях ковру в вестибюль.
Высокий широкоплечий мужчина в безукоризненном смокинге, появившийся невесть откуда, преградил мне путь. Его резкое, жестокое лицо выглядело так, как будто было вырезано из старой, потемневшей слоновой кости. Металлический отблеск в его черных неподвижных глазах живо напомнил мне обнаженное лезвие ножа. Он был похож на испанца, но мог быть и мексиканцем, и даже кубинцем. Он перевел вопрошающий взгляд с меня на Сюзи.
– Добрый вечер, Хуан, – быстро проговорила Сюзи, явно стараясь замять неожиданный инцидент. – Это мистер Слейден. Я пригласила его посмотреть наш клуб. Он из Нью-Йорка.
– Распишитесь, пожалуйста, в книге, мистер Слейден, – предложил Хуан. Тон его не оставлял сомнений, что это приказ. На лице его не было и тени гостеприимной улыбки. Напротив, казалось, он сожалел, что пропускает меня.
Он провел меня через вестибюль к столику администратора. Сидевшая за ним девушка в черном облегающем шелковом платье вручила мне ручку в виде гусиного пера и одарила холодной, оценивающей улыбкой.
Расписываясь в книге, я проставил только фамилию, а не полное имя, опасаясь, как бы сопровождавший меня южный человек не оказался читателем «Крайм фэктс».
– Пожалуйста, десять долларов, – прощебетала девушка, в то время как Хуан приблизился настолько, что я затылком ощущал его дыхание.
– Десять? За что? – изумился я.
– Десять долларов, мистер Слейден, за ваш временный членский билет, – сухо пояснил Хуан.
Я вовремя вспомнил, что меня считают преуспевающим нью-йоркским бизнесменом, и расплатился. Взамен я получил аккуратную карточку с моей фамилией и датой. Внизу мельчайшим типографским шрифтом было отпечатано уведомление о том, что за десять долларов я смогу пользоваться развлечениями в клубе лишь в течение одного вечера. Меня даже в жар бросило от мысли, во что могло бы обойтись пользование клубными развлечениями на протяжении месяца.
Девушка в гардеробе освободила меня от шляпы, а Хуан – от своего присутствия, поскольку бросился взимать очередные десять долларов с парня, достаточно легкомысленно явившегося в качестве гостя.
Сюзи привела меня в бар – несомненно наиболее длинное и помпезное помещение из всех заведений подобного рода, которые мне приходилось раньше видеть. Я выложил небольшое состояние за коктейль с шампанским и приготовился к приятной беседе, но едва успел начать, как около нас очутился невысокий человечек с пачкой карточек меню и предложил нам заказать обед.
Мы заказали обед. Точнее, все хлопоты взяла на себя Сюзи. Ей захотелось начать с устриц (про себя я отметил, что они обойдутся не меньше, чем по доллару за штучку), затем она выбрала жареную форель, жюльен из фазана и французский салат. За всем этим должно было последовать мороженое и, в заключение, сыр «Бри». Я сказал, чтобы мне принесли то же самое. Коротышка записал заказ в блокнот и отошел к следующему столику.
– У вас великолепный аппетит и такая фигура. Как вы ухитряетесь ее сохранять? – поинтересовался я.
– Вы находите, что у меня красивая фигура? – томно спросила она.
– Уверен в этом, так же как и в том, что вашему аппетиту можно только позавидовать. Вам, наверно, приходится сидеть на диете?
– Иногда, – равнодушно ответила она. Разговор на эту тему ей явно был неинтересен. – Может быть, повторим? – подняла она пустой бокал.
Продолжалось это с полчаса, и я уже начал подумывать, достаточно ли захватил с собой денег, когда она неожиданно решила, что пора обедать, и мы направились в ресторан.
Пока мы шли к своему столику, на эстраде рядом с оркестром две скупо одетые девицы вели обычную развлекательную программу – пели куплеты и танцевали. Получалось это у них весьма недурно, под стать им был и оркестр.
Когда мы расправлялись с речной форелью, соседний с нами столик заняла компания. Глядя на то, как метрдотель вел их по проходу, можно было сказать, что это важные птицы. Он шел спиной вперед и усиленно жестикулировал руками. Будь у него в руках флаг, он наверняка стал бы им размахивать.
Компания состояла из двух пар. Мое внимание привлекла женщина, шедшая впереди. Ей было около двадцати шести. Я автоматически отметил идеальную пропорциональность ее невысокой фигуры, которую облегало алое вечернее платье. Она была смуглой, ее блестящие черные волосы были собраны на затылке в пучок. Лицо женщины напоминало прекрасную античную скульптуру: внешне холодное, возможно, даже слегка суровое, и очень надменное. Но изнутри оно было освещено пламенем, и это делало ее больше чем просто красивой: это делало ее живой, желанной, обольстительной, женственной, такой, какой, наверное, была Прекрасная Елена.
Она притягивала, как магнитом. Во всем ресторане не нашлось мужчины, не исключая оркестрантов и официантов, который не выразил бы взглядом желания попасть в ее эскорт. Надо было видеть, как менялось выражение их лиц, когда они замечали эту женщину: все они жаждали ее, и жаждали очень сильно. Я поймал себя на мысли о том, как сам выгляжу со стороны. Возможно, и я не отличался от всех.
После нее на вторую женщину не хотелось и смотреть, хотя она была миловидной, немножко пухлой и, конечно, богатой. Но темнокудрая Прекрасная Елена могла не опасаться ее как соперницы.
Их спутники были обычные состоятельные, откормленные молодцы средних лет, которых можно увидеть после десяти тридцати утра в креслах управляющих крупных фирм, банков, магазинов. Подобные типы обычно страдают от язвы, их налитые портвейном лица свидетельствовали о вспыльчивом нраве.
– Вы не можете придумать ничего лучшего, чем глазеть по сторонам? – сердито спросила Сюзи.
– Разве я один? – усмехнулся я в ответ. – Кто она? Не та, с толстым дядей, а темная, маленькая.
Сюзи скривила губы в презрительной улыбке.
– Не могу понять, что в ней находят мужчины? По мне, она просто отвратительное сверхсексуальное животное.
– Я люблю животных, – заметил я. – Я даже получил медаль за спасение тонувшей собаки. Так кто же она?
– Я думала, ее каждый знает. Силы небесные! Были бы у меня ее деньги, я бы придумала что-нибудь получше, чем выставлять себя напоказ, как она. Не могу только понять, почему это Пьеро не на четвереньках ведет ее к столу? Все остальное он, кажется, уже испробовал.
Не добившись ответа, я наклонился к Сюзи и, пытаясь не срываться на крик, повторил:
– Кто она?
– Я не глухая, – отпрянула Сюзи. – Корнелия Ван Блейк, если вам так необходимо это узнать. – Она расправила плечи. – Я думала, что и в Нью-Йорке кое-кто ее знает.
– Корнелия Ван Блейк?
Я сморщил брови. Где я раньше слышал это имя? В связи с чем я его слышал?
– Она живет в Тампа-Сити?
– Конечно. У нее дом на Вест-Саммит и имение в десять акров. Если вам неизвестно, жить на Вест-Саммит – в Тампа-Сити считается хорошим тоном. Только миллионеры могут себе это позволить.
Миллионеры…
Что-то неприятно засосало у меня под ложечкой.
Конечно! Теперь я вспомнил. Корнелия Ван Блейк – это миллионерша, которую Джоан Никольс встречала в Париже. В ушах у меня прозвучали слова Джанет Шелли:
«У Джоан был удивительный талант заводить знакомых среди людей с толстыми чековыми книжками. В Париже она подружилась с миссис Корнелией Ван Блейк, женой миллионера. Не спрашивайте меня, как ей это удалось, но факт остается фактом. Дважды Джоан приходила к ней в отель, и они вместе обедали!»
Я снова посмотрел на темноволосую женщину, которая в этот момент пробегала взглядом меню, услужливо раскрытое перед ней метрдотелем.
Мне показалось неправдоподобным, что она могла якшаться с неудачливой певичкой: вряд ли она вообще заводила с кем-нибудь случайные знакомства. Даже в клубе она держалась до того холодно, что, сиди она рядом с айсбергом, я был поставил немалую сумму на то, что тот вспыхнет первым.
– Кто из этих упитанных парней ее муж? – спросил я.
Сюзи нетерпеливо поморщилась.
– Дорогой мой, она – вдова. Ее муж умер в прошлом году. Вы что, вообще ничего не знаете?
– Не повезло бедняге, – посочувствовал я и, с большим усилием отведя глаза от Корнелии Ван Блейк, занялся своей форелью.
Я обнаружил, что я ее совсем не жажду. Форель, разумеется.

Глава 9

1

Снова завести разговор о Корнелии Ван Блейк я сумел лишь в баре, куда мы зашли, сделав перерыв в танцах.
Сюзи обнаружила, что танцевать я умел. Не скажу, что я чрезмерно одаренная натура, если не принимать во внимание мой ладно подвешенный язык, но танцы – мой конек. Сюзи была так же великолепна, и уже после первого круга она задирала нос не так высоко, снизойдя даже до похвалы мне. Во время второго круга у нее еще чуть убавилось спеси, а после одного особенного лихого танго она стала вообще похожей на нормального человека.
– Пожалуй, пара виски с содовой будет нам кстати, – предложил я, – а уж потом мы вернемся и покажем им, как все это делается на самом деле.
– Где вы научились так танцевать, Чет? – поинтересовалась она, взяв меня под руку.
– Чет…
Впрочем, к каждой женщине нужен свой ключик. Хотелось бы мне знать, какая отмычка, если таковая вообще существует, подходит к Корнелии Ван Блейк.
– Дорогая, – отшутился я, – этому не учатся, с этим рождаются.
Сюзи улыбнулась.
– Так мне и надо. Ну ладно, простите меня за заносчивость. Просто мужчины, которых подсовывает мне Харт, часто совсем невыносимы. Вы даже себе не представляете.
– Бросьте об этом думать. Если девушке нечего беречь, так пусть это будет ее достоинство.
Она смерила меня высокомерным взглядом.
– Пожалуйста, не думайте, что если вы умеете танцевать, то можете еще на что-то рассчитывать.
Я распахнул дверь бара.
– Не стоит звать на помощь прежде, чем вам действительно придется туго. Кто вам сказал, что я еще на что-то рассчитываю?
– Мне хватит и одного слова, чтобы понять, куда вы клоните, – отпарировала она, забравшись на стул и хлопком подзывая бармена.
– Два виски с содовой, – занимая соседний стул, распорядился я.
В надежде увидеть миссис Ван Блейк, я мельком оглядел заполненный бар, но ее тут не было.
– Я часто задумывался, как хорошо быть миллионером. Если бы не природная лень, я бы, пожалуй, что-нибудь сделал в этом направлении. – На эту тему я заговорил после того, как в третий раз расплатился за поразительно дорогие коктейли. – Вот, например, эта Ван Блейк. Сколько, вы говорили, она стоит?
– Ничего такого я не говорила. Никто этого не знает. Считается, что муж оставил ей пять миллионов, но все думают, что было намного больше. Он изобрел какую-то штуку для бурения нефти, и одни проценты с патента приносят ей тысячи. Она купается в деньгах. Сам Ван Блейк вложил капитал в этот клуб, у него был контрольный пакет, а когда он умер, Корнелия продала акции Ройсу. Он теперь и хозяин, и директор.
– Интересно, сколько он ей заплатил? – задал я вопрос, оглядывая роскошный бар.
Сюзи пожала плечами.
– Достаточно. Она ничего не уступит даром.
– Вы сказали, что ее муж умер в прошлом году?
– Да, его убили.
Я чуть не выронил стакан.
– Убили? Как так? Как это случилось?
Она уставилась на меня.
– Все газеты кричали об этом. Если уж у вас такая пытливая натура, почему вы не читаете газет?
– Оставим мою натуру. Готов поспорить, что нью-йоркские газеты не кричали. Кроме того, у меня есть занятия поинтереснее, чем совать нос в газеты. Мне хватает и радио. Так кто же его убил?
– Браконьер. Ван Блейк ненавидел браконьеров. Обычно он до семи утра объезжал свое имение верхом, хотите верьте, хотите – нет, и, если ловил браконьера, бил его хлыстом. Ну и однажды перестарался. Его застрелили, и поделом ему.
– Прямо какой-то феодал. А что сделали с браконьером?
– Не знаю. Он убежал. Полиция его так и не нашла.
Она допила коктейль и соскользнула со стула.
– Пойдемте танцевать. Мне надо вернуться домой пораньше. Завтра я позирую Харту, и мне не хотелось бы выглядеть трупом.
– Подобным образом, мадам, вы никогда не будете выглядеть. – Я был опять сама галантность, когда последовал за ней в ресторан.
Мы танцевали до часу ночи, пока Сюзи не сказала, что ей пора домой.
Весь вечер в клубе я высматривал Гамильтона Ройса, но не увидел никого, кто хоть отдаленно соответствовал бы моему представлению о нем.
Когда мы выходили из ресторана, я поинтересовался:
– Ройс не участвовал сегодня в шоу? Я хотел на него посмотреть.
– Я его не видела. Он не всегда выступает, – голос Сюзи был равнодушен.
Она остановилась в вестибюле.
– Подождите меня здесь. Я скоро.
Она скрылась в дамском туалете. К этому времени многие уже уезжали, и в вестибюле толпились одевающиеся. Чтобы не мешать, я отошел в сторону и прислонился к стене. Справа от меня был коридор, в конце которого я разглядел отделанную дубом дверь. Эта крайне внушительная дверь возбудила мое любопытство. Вполне вероятно, что именно за такой дверью и должен был скрываться хозяин кичащегося своей недоступностью клуба «Золотое яблоко». Я попал в этот клуб с единственной целью – взглянуть на Гамильтона Ройса, но пока мне не повезло.
Колебался я не более двух секунд. Всегда можно было сказать, что я подумал, будто это дверь мужского туалета.
Я быстро оглядел вестибюль. Швейцар углубился в подсчет вечерней выручки, гардеробщики были окружены отбывающими членами клуба, жаждавшими поскорее обрести свои шляпы. Хуан, в глазах которого по-прежнему поблескивала сталь, склонился к уходящему толстому важному господину, несомненно сенатору. Трое лакеев на ступенях подъезда подзывали автомобили. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания.
Я незаметно пододвинулся к выходу из коридора и направился к дубовой двери, не спеша и напустив на себя безразличный вид.
Я повернул дверную ручку и легонько толкнул дверь. Она открылась внутрь, произведя не больше шума, чем падающий на землю лист.
Я заглянул в большую, роскошно обставленную комнату: кабинет мужчины, причем мужчины, который может тратить уйму денег на удобства для себя и который не упустил ни малейшей детали, создавая эти удобства.
Не больше доли секунды позволял я себе оглядывать интерьер.
Мое внимание привлекли мужчина и женщина, молча боровшиеся возле камина.
Женщина была Корнелия Ван Блейк. На красивом, загорелом лице высокого, стройного мужчины бросалась в глаза узкая полоска усов.
Он держал Корнелию так, как во времена немого кино это делал Рудольф Валентино со своими партнершами. Одной рукой он сжал ее запястье, второй – обнял за талию и склонился над ней, пытаясь поймать ее губы своими.
Она старалась освободиться, и, судя по его усилиям, удержать ее было значительно труднее, чем могло показаться с первого взгляда.
Мне всегда казалось, что, когда внимание мужчины приковано к женщине, он представляет собой идеальный объект для нападения.
Я не часто встреваю в драку, так как лень мешает мне сделать первый шаг, но вот во время войны, когда я загремел в морскую пехоту, я был всеми признанным чемпионом батальона в легком весе, правда, лишь потому, что находил это менее утомительным, чем подвергаться постоянным придиркам командира батальона, помешанного на боксе.
Не размышляя о последствиях, я шагнул в комнату.
Отпустив Корнелию, красавчик обернулся ко мне. Глаза его сверкали от ярости.
Желая помочь усатому побороть смущение, я влепил ему хук справа в челюсть. Это был неплохой удар, и последствия его оказались пагубными для моего соперника.
Он откинулся назад, стукнулся об стол, свалил с него какие-то дорогие безделушки и сполз на пол поверх осколков.
– Прошу прощения, что я не появился раньше, – обратился я к Корнелии, занятой своим открывавшим плечи платьем, верхний край которого спустился во время борьбы на несколько дюймов от своего первоначального и без того весьма смелого положения.
Она даже не поблагодарила меня.
Мне приходилось в жизни видеть разъяренных женщин, но ни одна из них не сравнилась бы с ней в тот момент. Она была бледна, как свежевыпавший снег, а глаза ее вспыхивали, как горячие угольки в золе, пожалуй, так описал бы ее автор викторианского романа.
Она посмотрела сквозь меня, словно я был стеклянный, перевела взгляд на распростершегося на полу человека, который пытался прийти в себя, тряся головой, затем повернулась и вышла из комнаты. Ярость так и кипела в ней. Когда она прошествовала мимо, меня будто ошпарило.
Можно было и передохнуть. Я вытащил сигарету из стоявшей на столе золотой сигаретницы и закурил. Первая же затяжка заставила меня вздрогнуть. «Абдула» – египетские сигареты. Чтобы в этом убедиться, я рассмотрел надпись на ней и тут заметил, что поверженный Казанова силится подняться. Я припомнил описание Берни таинственного Генри Рутланда: выше шести футов, худой, загорелый, тонкие усики, на одной руке золотой браслет из колец, на другой – золотые часы на ремешке.
У этого парня на одной руке был золотой браслет, на другой – золотые часы. Даже если не рассматривать орнамент, описание подходило ему как перчатка на руку.
Но вряд ли это был самый подходящий момент, чтобы положить ему на плечо руку и заявить:
– Генри Рутланд, я обвиняю…
Пожалуй, наступило время в темпе сматывать удочки, чтобы на досуге обдумать мое открытие и решить, какие выгоды из него можно извлечь.
Пока Ройс, шатаясь, вставал, опираясь на стол, я зашагал к двери, но остановился.
Дверь отворилась без звука. В проеме вырос Хуан. Решимость, написанная на его смуглом злом лице, не предвещала мне ничего хорошего. Вдобавок в правой руке он держал автоматический пистолет 38-го калибра. Он был направлен на меня.

2

Некоторое время мы любовались друг другом, затем он шагнул в комнату и захлопнул дверь, прислонившись к ней спиной.
Ройс уселся за стол, ощупывая пальцами челюсть. Его глаза выдавали желание разделаться со мной побыстрее.
– Выясни, кто он такой, – впервые услышал я его голос.
Хуан протянул левую руку:
– Бумажник, живо!
Я вынул бумажник и передал ему. Установив, что нельзя одновременно держать меня на прицеле и изучать содержимое бумажника, Хуан опустил пистолет. Тут он явно просчитался. Вдобавок он отвел от меня глаза. Либо он был чересчур уверен в себе, либо просто рехнулся. Не теряя времени для точного выяснения этого обстоятельства, я нанес ему хук справа в челюсть. Не думаю, что кто-либо еще получал от меня такой удар, как Хуан. Боль электрическим током пронзила мне руку. Вряд ли Хуану было больнее, чем мне.
Однако, прежде чем тело пострадавшего коснулось ковра, я успел подхватить пистолет и, наставив его на хозяина кабинета, мило ему улыбнулся.
– Мне кажется, что программа сегодняшнего вечера весьма увлекательна, не так ли?
Он смотрел на меня исподлобья. Его лицо перекосило от бешенства.
– Убирайся отсюда. – Его голос был похож на рычание цепного пса.
– Как раз это я и намерен сделать. Если можно, я передам пистолет привратнику. С ним мне будет как-то спокойнее добираться до ворот, – попрощался я и, подняв бумажник, попятился к двери.
Он сидел не шевелясь, положив руки на стол. Сквозь загар на лице его проступала бледность.
Что одно происшествие этого вечера, что другое вряд ли доставили ему большое удовольствие.
Открыв дверь, я проскользнул в коридор и торопливо вышел в вестибюль.
Сюзи меня ждала.
– Ради Бога, куда вы запропастились? – Она была вправе сердиться. – Я уже собиралась уезжать без вас.
– Именно так вам и придется сейчас поступить. У меня нет времени объяснять почему. Пусть лакей вызовет вам такси. Я даже не дожидаюсь шляпы.
Я прошел мимо нее к выходу и спустился по ступеням подъезда, чувствуя, что она смотрит мне вслед, от изумления разинув рот.
– Вашу машину, сэр? – проявил свою казенную заботливость швейцар.
– Все в порядке, я справлюсь сам, – пробормотал я, проскакивая мимо него, и побежал по аллее туда, где виднелся ряд машин.
Я не знал, как скоро начнет действовать мистер Ройс, но догадывался, что для меня имеет смысл как можно быстрее прорваться мимо охранников у входных ворот.
Я нашел «Бьюик», сунул доллар служителю и завел мотор. Проезжая на большой скорости по аллее, я вынул пистолет из кармана и забросил его через открытое окно в заросли лавра. Я запомнил, что говорил мне Крид по поводу возможной поимки с оружием без разрешения на право его ношения.
Мысль эта явно оказалась здравой. Как только фары «Бьюика» осветили ворота, я увидел, что они закрыты.
У ворот, поджидая меня, молча стояли двое охранников и высокий здоровяк в ковбойской шляпе.
Я затормозил и дал сигнал в надежде, что они откроют ворота. Они этого делать не стали.
Фары машины осветили человека в ковбойской шляпе. Впрочем, полицейского узнать в нем можно было и в темноте. Черты его багрового грубого лица выражали жестокость. Если бы у вас был достаточного размера кусок кирпичной глины, то после минимальной обработки – всего-то прилепить маленький комок на место носа, прорезать щелку рта и воткнуть пару спичечных головок в глазницы – вы получили бы весьма точный портрет этого парня.
В том, как он стоял – руки в карманах куртки, расставив ноги, чуть наклонив голову, – угадывалась сила. Он был на дюйм повыше шести футов.
Я подумал, уж не сержант ли это Карл Ласситер, которого экс-капитан Брэдли называл самым зверским полицейским в Тампа-Сити. Если у ворот стоял не он, тогда мне совсем не улыбалось встретиться с Ласситером – детина в шляпе, по мне, и так уже был достаточно зверский.
Я подъехал.
Охранники ринулись к машине, держа пальцы на спусковых крючках пистолетов. Они зашли с обеих сторон и одновременно открыли дверцы.
– Руки на руль! – скомандовал ближний ко мне.
– В чем дело? – не моргнул я и глазом. – Вы знаете, с кем вы имеете дело?
– Пусть выйдет. – Сиплый низкий голос громилы в штатском исходил прямо из его бычьей глотки.
Пистолет правого охранника глядел на меня.
– Вылезай! – распорядился он. – И осторожней с руками.
Я благоразумно повиновался.
– Спятили, ребята? – продолжал я разыгрывать недоумение. – Я же временный член.
– Заткнись, член! – огрызнулся полицейский. – Осмотри машину, – приказал он одному охраннику. – А ты отведи его. – Он и второго тоже не оставил без дела.
Охранник пистолетом пихнул меня в спину:
– Пройдем.
Я двинулся вокруг машины в сторону проходной и вступил в большую комнату, в которой из мебели были лишь стол, два стула, погасшая печурка и пирамида с винтовками.
Полицейский вошел следом и оглядел меня при свете. Затем он вынул из кармана полицейский значок, сунул его мне под нос и заявил: – Я сержант Ласситер. Кто ты?
– Моя фамилия Слейден. А в чем все-таки дело?
Он протянул пятерню размером с хоккейную перчатку.
– Бумажник!
Я отдал ему бумажник. Он засунул в него толстый палец, раскрыл и вытряхнул содержимое на стол.
Затем он уселся за стол, сдвинул шляпу на затылок и медленно, с чисто полицейской тщательностью, просмотрел мои бумаги.
Закончив наконец, а всего-то в бумажнике было немного денег, визитные карточки, права и список расходов на клочке бумаги, он сдвинул всю кучку ко мне.
– Забирай.
Пока я приводил бумажник в порядок, он сидел, уставившись на меня. От этого взгляда приятных ощущений у меня не осталось.
Я спрятал бумажник обратно в карман и поинтересовался:
– Довольны?
– Значит, шпик? – он с неприязнью выплевывал каждое слово.
– Я – писатель, – я вынул из кармана визитную карточку и положил перед ним на стол. – Разве вы не слышали о «Крайм фэктс»? Мы сотрудничаем с большинством городских полиций.
– Весьма рад за них, – он выпростал свою тушу из кресла и обошел стол.
Никогда я не чувствовал себя карликом, но, подавленный его ростом и поперечными размерами, испытал именно такое ощущение.
В этот момент вошел второй охранник и в ответ на вопрошающий взгляд Ласситера покачал головой.
Сержант вперил взор в меня.
– Давай поищем пушку, – предложил он ласково и протянул руку.
– Какую пушку? – невинно осведомился я. – Что вы имеете в виду?
Его недоделанная физиономия побагровела, и в поросячьих глазах засветились недобрые огоньки.
– Подними руки!
Я повиновался, и он обшарил меня быстро и со знанием дела. Это было похоже на нежное прикосновение парового молота.
– Куда ты ее задевал? – проскрежетал он.
– Кого задевал? – спросил я, стараясь сохранить невинное выражение лица.
Он ухватился огромной лапой за ворот моей рубашки. Я вдыхал исходивший из его глотки аромат чеснока и перегара.
– Куда ты ее задевал? – повторил он и легонько меня потряс. При этом он едва не сломал мне шею.
Я стоял смирно. Было ясно, что дай я ему малейший повод – и начнется нечто еще более пагубное для моего здоровья, а чтобы подумать, что с ним можно справиться один на один, надо было быть круглым идиотом. Себя я к таковым не причислял.
– У меня нет никакого пистолета и никогда его не было. Разве это не ясно?
Он с размаху залепил мне пощечину. Ощущение было, как от удара бейсбольной битой. Я едва не ответил, но вовремя сдержался. С ним одним я бы еще сразился, но только без этих двоих, которые придержали бы меня, пока он со мной разделается.
– Ну, ударь меня, – прошипел он мне в лицо. – Чего же ты ждешь?
– Я не хочу вас трогать, – заверил я. – Вы что, с ума сошли?
Он потряс меня еще раз и отпустил. Я явственно ощутил, что во рту у меня расшатались зубы.
– Что ты делаешь в нашем городе?
– Присматриваюсь. Хочу собрать материал для рассказа. А что в этом плохого?
Он посмотрел на меня исподлобья.
– Какой еще материал?
– Мало ли что подвернется… Не понимаю, почему вы так нервничаете. Разве писатель не может приехать в город за материалом для своих произведений без того, чтобы полиция в это встревала?
Его коробило от едва скрытого отвращения ко мне.
– Мы у нас в городе не любим шпиков. Гляди в оба. Второй раз я не предупреждаю. А сейчас выметайся и держись подальше от этого клуба. Понял?
Я натянул пальто.
– О'кей, сержант. Я понял.
– Вон! – рявкнул он. – Проваливай, и чтобы я тебя больше не видел.
Я направился к двери. Я почти ожидал этого, но никак не предполагал, что детина такого размера может столь быстро двигаться. Не успев увернуться от мощного удара тяжелым ботинком под зад, я едва не вылетел из собственных ботинок. Приземлившись на четвереньки, я с разгона просеменил за дверь, быстро перебирая обеими парами конечностей. Ласситер медленно вышел и встал надо мной, обнажив зубы в язвительной ухмылке.
– Напиши про это, шпик, – процедил он. – И учти, что я дам тебе возможность еще кое о чем написать, если еще раз тебя увижу.
Я мог бы убить его; я убил бы его, будь у меня при себе пистолет.
Превозмогая боль, я медленно поднялся.
Охранники открыли ворота. Ласситер с размаха стукнул ботинком по крылу машины. На месте образовавшейся вмятины облетела краска.
– Убрать эту рухлядь с моих глаз!
Я влез в машину и вырулил из ворот.
Меня трясло от ярости. Меня трясло всю дорогу, пока я не подъехал к отелю.

3

На следующее утро, после завтрака, воспользовавшись телефонной книгой, взятой со стола портье, я записал телефон и адрес Корнелии Ван Блейк. Адрес был простой: Вэнстоун. Вест-Саммит.
Я спросил портье, как проехать в Вест-Саммит.
– Вы знаете клуб «Золотое яблоко»? – вопросом на вопрос ответил он.
Я сказал, что знаю этот клуб.
– Тогда проезжайте мимо него по набережной до указателя. Вест-Саммит занимает всю верхнюю часть холма до автострады в Сан-Франциско.
Я поблагодарил его, вывел «Бьюик» из гаража, заскочил в цветочный магазин, чтобы послать Сюзи полдюжины орхидей и записку с извинениями за поспешный уход, и поехал вдоль бульвара.
В «Золотом яблоке» еще спали, когда я проезжал мимо. Ворота были закрыты, так же как и дверь караулки. К моему большому облегчению, по машине никто не выстрелил.
Я катил по пустынному прибрежному шоссе, которое упорно забиралось на вершину холма. У развилки возвышался указатель направления на Вест – Саммит, и я свернул с шоссе на извивавшуюся серпантином крутую, но широкую дорогу.
Вэнстоун оказался последним из имений на широкой, обсаженной деревьями улице. От него открывался вид на океан. Дальний конец территории усадьбы скрывался за покрытым лесом склоном и находился, по моим предположениям, где-то у автострады на Фриско.
Табличка на высоких сварных воротах подтвердила, что передо мной именно Вэнстоун. Высокая стена, поверху которой как кинжалы торчали зловещие острия, полностью скрывала дом. Сторожиха у ворот заявила, что без предварительного звонка по телефону не может быть и речи о том, чтобы попасть на территорию имения.
Когда становишься миллионером, приходится принимать предосторожности. И ты уже связан жестким порядком, сочувственно подумал я.
Проехав мимо ворот, я свернул налево вдоль стены. Вскоре дорога пошла под уклон, и в полумиле впереди я увидел автостраду на Фриско.
Затормозив, я вылез из машины, разулся и забрался на ее крышу. С этой выгодной позиции можно было спокойно смотреть поверх стены, и передо мной, как на ладони, были дом и сад.
Именно такой я и представлял себе обитель миллионера: ухоженные клумбы с массой цветов, ярко-зеленые газоны, напоминавшие бильярдный стол, посыпанная песком въездная аллея и целый ряд китайцев-садовников, копошащихся на солнцепеке.
Дом был большой, белый, под зеленой крышей, с зелеными жалюзи на окнах и очаровательной, защищенной от солнца шторами террасой, на которую вела каменная лесенка в несколько ступеней. Помимо садовников, никаких признаков жизни не проявлялось: никто не прогуливался по террасе, никто даже не выглядывал из окна.
Мне этот дом показался слишком пустынным – я бы в таком жить не стал.
Я слез с машины, обулся и сел за руль. Я был пока еще не готов нанести визит миссис Ван Блейк и поэтому отправился в отель пообедать.
Перед тем, как идти в ресторан, я позвонил капитану Брэдли и спросил, смогу ли вечером его увидеть.
– Конечно, – ответил он, – а то я уже начал беспокоиться, как вы там. Не оставляйте только машину у входа.
Я заверил его, что позабочусь об этом и буду у него около девяти.
После обеда я поднялся в номер, чтобы написать отчет для Берни. Едва открыв дверь, я понял, что в мое отсутствие кто-то меня посещал. Затворив дверь, я огляделся.
Чемодан, аккуратно оставленный мной на стойке для багажа, теперь лежал на полу. Пальто, висевшее в шкафу, валялось на кровати.
Я подошел к шифоньеру и выдвинул ящик. Чья-то лапа переворошила все рубашки и носки, нимало не беспокоясь о восстановлении прежнего порядка. Следы торопливого обыска остались и в других ящиках. Кто бы ни был мой любознательный посетитель, его меньше всего интересовало, узнаю я о его визите или нет.
Я догадывался, что это был Ласситер, но мне нужно было знать наверняка. Я снял телефонную трубку и попросил портье прислать ко мне местного агента безопасности.
Последний явился не сразу: это был флегматичный толстяк с отвисшими усами и холодными рыбьими глазами.
На стол, так, чтобы ему было видно, я заранее положил пятидолларовую бумажку. Ее он заметил прежде, чем меня.
– Копы здесь были? – без обиняков спросил я, пододвигая к нему купюру.
Мне было видно, что ему приказали молчать, но пятерка делала свое дело. Поколебавшись секунду, он кивнул.
– Сержант Ласситер? – Опять кивок.
Я вручил ему деньги.
– Простите за то, что заставил вас подниматься.
Бумажка мгновенно исчезла в его брючном кармане, он еще раз кивнул и удалился – здоровый, молчаливый, продажный тип.
Ну что ж, Ласситер не мог найти ничего, что открыло бы ему причину моего пребывания в Тампа-Сити. У меня с собой не было никаких заметок по делу Бенсон. Я не очень доверял бумаге. Он, должно быть, и сейчас еще размышлял, по какому следу я иду, да и вообще есть ли он, этот след.
Я уселся за стол, вынул из ящика пачку бумаги и настрочил длиннющее письмо с подробным описанием всех последних эпизодов расследования. Работа отняла немало времени – я закончил писать только к шести часам. Чрезмерное усилие чуть не доконало меня, но сделать это было необходимо. Я спустился и вышел из гостиницы, чтобы бросить письмо в почтовый ящик на перекрестке. Пытать счастья с гостиничным почтовым ящиком я не стал. На обратном пути, проходя через вестибюль, я засек толстяка, усердно читавшего газету в кресле у стены.
У него на лбу было написано, что он из полиции.
Когда я поравнялся со стойкой портье, мой знакомый агент, вытиравший с нее пыль, перевел взгляд с толстяка на меня и неторопливо моргнул глазом. Затем он выразительно почесал двумя пальцами шею и опять взглянул на меня, слегка кивнув головой в сторону улицы.
Я скумекал, что еще один был снаружи. Пять долларов продолжали делать свое дело. Этот агент вполне прилично владел искусством пантомимы.
Я подмигнул ему в ответ, поднялся на лифте в номер и набрал номер Сюзи. Перед тем, как у Сюзи ответили, у меня в трубке что-то легонько щелкнуло. Этот щелчок послужил мне предупреждением, что мой телефон прослушивается. Горничная Сюзи сообщила, что хозяйки нет дома и вернется она поздно. Я поблагодарил и повесил трубку.
Мне было крайне интересно, давно ли начал прослушиваться мой телефон, и я попытался вспомнить, был ли щелчок, когда я звонил капитану Брэдли. Вроде бы не было, но поручиться за это я не мог. У меня теплилась надежда, что, возможно, Ласситер только недавно начал прослушивать мои разговоры. Я никак не хотел, чтобы он знал о моем вечернем визите к Брэдли.
При наличии двух тренированных копов, ожидавших меня внизу, поездка к Брэдли совсем не обещала быть увеселительной. Я решил отправиться немедля, чтобы успеть оторваться от них, не доезжая до Линкольн-драйв.
Я принял душ и переоделся. Когда я вышел из комнаты и направился к лифту, часы показывали десять минут восьмого.
Внизу я отдал портье ключи от номера.
– Вы вернетесь к ужину, сэр? – спросил он, вешая ключ.
– Нет, я поем в городе, – заявил я достаточно громко, чтобы толстяк мог это услышать. Он по-прежнему спокойно сидел в кресле около вращающейся двери.
Я миновал вестибюль и, выплюнутый дверью наружу, перевел дух на ступеньках подъезда. На оживленной улице мне не удалось засечь второго филера.
– Такси, сэр? – предложил швейцар. Я покачал головой, спустился на тротуар и присоединился к толпе гуляющих. Несколько минут неторопливой ходьбы – и я свернул в переулок, зашел в бар и заказал виски с содовой.
Бар был почти пуст. Бармен показался мне сообразительным, и я, нагнувшись к нему, шепнул:
– Жена ко мне приставила хвост. Черный ход здесь есть, приятель? – при этом я продемонстрировал ему доллар.
Он радостно осклабился.
– А как же! Вон та дверь. Шуруй туда и будешь на Дорсетском шоссе.
Мне пришлось расстаться с долларом. Деньги Файетта я разбрасывал, как пьяный матрос.
Поблагодарив, я залпом опорожнил стакан, быстро прошел через бар к указанной двери и оказался в коридорчике. Справа был огромный шкаф. Впереди – дверь. Я открыл шкаф. Там стояли веники и швабры, но и мне хватало места. Я затворил за собой дверцу и замер.
Ждать мне пришлось не более нескольких секунд. Я услышал, как распахнулась дверь из бара в коридор и тяжелые шаги протопали к выходу.
Я приоткрыл дверцу и выглянул в щелку. Толстый полицейский открывал входную дверь. Бедняга взмок, глазки у него бегали. Он шагнул на улицу, затравленно огляделся и побежал почему-то направо.
Я прислонился к стенке шкафа и стал ждать. Спешить мне было некуда. Следовало подумать и о втором полицейском. Он вполне мог следить за баром. Двадцать томительных минут простоял я, прежде чем открыл дверцу и выглянул.
Ничего не услышав, я на цыпочках подошел к входной двери и высунул нос на улицу. Напротив двери стояло такси. Шофер прикуривал, собираясь отъезжать. Я перемахнул тротуар, рванул на себя дверцу и вскочил в машину.
– На вокзал, – выпалил я. – И поживей.
Таксист повез меня на вокзал, находившийся в дальнем конце города, там, где жил капитан Брэдли. Увидев впереди вокзал, я остановил такси и расплатился.
Я взглянул на часы. Мне предстояло прослоняться еще час, прежде чем идти к Брэдли. Решение явилось в виде маленького кинотеатрика на углу. Я зашел и три четверти часа следил за тем, как Джейн Рассел демонстрирует свои формы.
Когда я вышел, было уже темно. Насколько я помнил, улица Линкольна была всего в пяти минутах ходьбы от вокзала. Я двинулся в путь, держась настороже. В пятидесяти ярдах от кино я заметил полицейского и нырнул в табачный магазин, освобождая ему дорогу. Я купил пачку «Кэмела», не спеша закурил и вышел на улицу.
После четырех минут быстрой ходьбы я очутился на углу Линкольн-драйв. Я остановился и, прежде чем свернуть, осмотрел длинную улицу. На ней было не больше народа, чем в полночь на погосте.

Глава 10

1

– У меня на хвосте ребята Ласситера, – начал я, садясь в одно из протертых кресел Брэдли, – но сейчас я, кажется, оторвался.
– Похоже, вам быстро удалось с ним схлестнуться, – заметил Брэдли, разливая виски. – Как вышло?
Я рассказал ему о происшествии в «Золотом яблоке». Он стоял, сжав в руке стакан, лицо его приняло жесткое выражение.
– Что вы знаете о Корнелии Ван Блейк, капитан? – спросил я, окончив повествование.
– Ей я обязан тем, что меня турнули из управления, – садясь, произнес Брэдли. – Во всяком случае, это было связано с ней, и готов поспорить, что полетел я по ее указке.
– В связи с убийством ее мужа?
– Вы кое-что раскопали с нашей последней встречи, не так ли? Кто вам рассказал об убийстве?
– Не имеет значения. А вы не могли бы подробней?
Он вытянул ноги и поудобнее устроился в кресле.
– Не думайте только, что это имеет хоть малейшее отношение к вашему делу, ничего подобного здесь нет. Но, так и быть, я вам расскажу. Вам как – кратко или с подробностями?
– Именно с подробностями. Может, тут и нет связи с моими поисками, зато некоторые действующие лица переходят из одного дела в другое, так что какая-нибудь зацепка, возможно, и найдется.
Он прищурился и уставился в потолок, располагая факты в логической последовательности.
– Ван Блейка застрелили шестого августа прошлого года. Он поутру объезжал верхом свое имение. В итоге его лошадь вернулась без хозяина. Слуги бросились на поиски и нашли его на вершине холма. Выстрел был сделан из дробовика, – он сделал паузу и посмотрел на меня. – Была большая шумиха. Ван Блейк был богат и хорошо известен. Пресса и политиканы раздули дело. Я-то знал, что либо я быстро провожу расследование, либо теряю работу. – Он задумчиво пососал трубку. – Вышло так, что я потерял работу.
Я молчал, и после паузы он продолжал:
– Во время убийства жена Ван Блейка находилась в Париже. Там у него было какое-то дело, и он собирался поехать во Францию вместе с ней. Но в последний момент возникла необходимость его присутствия на заседании правления, он отложил отъезд, а она отправилась одна. Секретарь Ван Блейка телеграфировал ей о происшествии, и она вернулась.
– А кто секретарь? – поинтересовался я.
– Его зовут Винсент Латимер. Он взял расчет после похорон и сейчас работает в «Хаммервилл инжиниринг». Если вы хотите с ним побеседовать, лучше пощадите свое красноречие. Легче разговориться с устрицей.
– Какие-нибудь следы вы нащупали?
– Это было странное убийство. Меня озадачил дробовик. Если убийство было запланировано, почему тогда орудием избрали именно дробовик с радиусом поражения тридцать ярдов? Я с самого начала считал, что это заранее обдуманное убийство, и тогда использование дробовика говорит о знакомстве между Ван Блейком и убийцей. Его убили в открытую, не то чтобы он попал в засаду. Он должен был знать убийцу, иначе не подпустил бы его так близко. Так, во всяком случае, я рассуждал.
– Мой информатор сказал, что это был браконьер.
– Я знаю. Все болтали об этом, но меня на эту версию не уговорили.
– Вы думали, что это сделала жена? – задал я вопрос, глядя ему прямо в глаза.
Он пожал плечами.
– Я занимаюсь мотивами. А у нее была уйма мотивов. Она была моложе его на двадцать два года. У них не могло быть ничего общего. До того, как выйти замуж, она была манекенщицей и жила в двухкомнатной квартире. А получала она в случае смерти мужа большую часть его денег. Может быть, ей не терпелось. Она не из тех, которыми можно командовать, а Ван Блейк вроде бы пытался это делать. Ей, судя по всему, хотелось самой ворочать деньгами, что она с успехом и делает сейчас. Конечно, я ее подозревал.
– Но она же была в Париже во время убийства!
– Ага, неплохое алиби, не так ли? Я и не говорю, что она сама стреляла, но уж задумать-то все это с чьей-нибудь помощью она вполне могла.
– У нее были еще мужчины?
– Она часто виделась с Ройсом. Вообще, парень с таким прошлым в конце концов доходит до убийства. Я его тоже подозревал. Когда она получила наследство, она продала клуб Ройсу. Он давно мечтал заполучить «Золотое яблоко», да Ван Блейк то ли не хотел уступать, то ли просил слишком дорого. Тоже прекрасный мотив. Клуб мог быть платой за то, что он помог ей убрать Ван Блейка.
– У него тоже было алиби?
Брэдли усмехнулся невесело.
– А как же. Железное. Он в Нью-Йорке играл в покер с тремя самыми респектабельными людьми города, один из них, кстати, был судья. Они показали, что он никуда не отлучался. Так ведь зачем ему было самому это делать, достаточно было приказать Хуану Ортесу или другому из его головорезов.
– А вы нашли какие-нибудь подтверждения этой версии.
– Нет. Только я стал подкапываться, как Дунан отстранил меня от дела и вышвырнул из полиции. Дунан, оказывается, большой друг миссис Ван Блейк. Он считает ее милой, симпатичной девочкой.
– А почему газеты ухватились за версию с браконьером?
– Это устроила миссис Ван Блейк. По ее словам, за пару недель до убийства Ван Блейк поймал в лесу браконьера. Она назвала его: этот парень жил в нескольких милях от имения на сан-францисском шоссе. Его звали Тед Диллон. Мы его держали на примете. Он был нелюдим, жил замкнуто, работал только, когда его поджимало, и постоянно попадался на кражах и драках. Выбор был сделан мастерски. Она заявила, что ее муж избил его хлыстом, и выразила уверенность в том, что Диллон вернулся, чтобы расквитаться. Газетам эта идея понравилась, а когда мы не смогли найти Диллона, она понравилась им еще больше. Дунан тоже одобрил эту версию, а вот мне она показалась чистым надувательством. Диллон один не смог бы справиться с Ван Блейком. Тем не менее мы разыскивали Диллона и обнаружили следы его бегства. Свидетели показали, что приблизительно в то время, когда было совершено убийство, он отъезжал на мотоцикле от задней калитки имения Ван Блейка. По крайней мере видели кого-то в шлеме и очках на его мотоцикле, и очевидцы клялись, что это был Диллон. Шлем и очки отлично скрывают внешность, но, за исключением вашего покорного слуги, никто об этом не удосужился подумать. Мы в конце концов разыскали мотоцикл. Он был в сарае у залива. Но мы так и не нашли Диллона.
– У этого парня на мотоцикле было с собой ружье?
Брэдли покачал головой.
– Ружье мы потом нашли в лесу и опознали его. Пару месяцев назад его украли у местного банкира Эйба Бормана. Он с четырьмя друзьями ездил на охоту. Зайдя в отель пообедать, они оставили ружья и сумки в машинах. Когда они вернулись, ружья уже не было. – Он посмотрел мне в глаза. – Одним из них был Гамильтон Ройс. Во время обеда он выходил, чтобы позвонить. Он вполне мог бы взять ружье из машины Бормана и спрятать себе в багажник. В общем, решайте сами.
– А вы-то что сделали?
– Я начал с проверки алиби миссис Ван Блейк. Я затребовал ее паспорт. Вне всякого сомнения, она выехала в Париж именно в тот день, когда и говорила. Паспорт это доказывал. Дальше этого я не продвинулся. Она, наверно, позвонила Дунану и сообщила, что я задавал ей вопросы. Я тут же оказался в отставке. Они так и не нашли Диллона, да и дело не раскрыли.
– Итак, вы думаете, что миссис Ван Блейк уговорила Ройса убрать своего мужа. Так вроде?
– Такова моя теория, и мне она по-прежнему нравится.
– Но никаких прямых доказательств ведь нет?
– Нет. Только мотивы. Но, кроме этого, есть еще и подозрения, а мои подозрения обычно оправдываются.
– Что вы думаете о судьбе Диллона?
– Здесь можно только гадать. Я предполагаю, что он скорее всего сейчас лежит на дне морском в цементной одежке, но это только догадка.
– Ладно, спасибо, капитан, за рассказ. Мне сдается, что вы правы. Черт меня побери, если я понимаю, как это убийство может быть связано с моим делом. Если бы мне удалось прицепить Фэй Бенсон к Ван Блейку. Допустим, пока миссис Ван Блейк была в Париже, любящий супруг привел к себе девчонку, чтобы с ней переспать. Так было и так всегда будет. Она могла увидеть убийство, запаниковать и скрыться. Здесь может быть причина того, что она сменила имя. Убийца – ваш приятель Ройс – выследил ее в Уэлдене и убрал. Я не утверждаю, что так оно и было, но, может, это и есть та зацепка, которую я ищу.
– Бросьте вы это. Ван Блейк не занимался такими вещами. Выкиньте это из головы, не то совсем запутаетесь.
Я пожал плечами.
– Возможно, вы и правы. Ну ладно, мне пора двигаться. У меня еще куча дел, – я поднялся. – Буду держать вас в курсе событий.
Он проводил меня до двери и, прежде чем открыть замок, выключил свет.
– Будь осторожен, сынок, – предупредил он на прощание, – и, если тебе потребуется надежно укрыться, иди к Сэму Бенну. У него бар на Мэддокс-стрит, и если упомянешь меня, он тебя спрячет. Тебе, по всей вероятности, смываться придется в темпе.
– Будем надеяться, не придется, – ответил я и шагнул в темную, теплую ночь.

2

Я не видел особого смысла доставлять своим телохранителям радость ранним возвращением и решил, что мне самому не повредит, прежде чем лечь спать, безнадзорно распорядиться еще несколькими часами.
По пути в центр я счел себя подготовленным к разговору с миссис Ван Блейк. Здесь было лишь одно небольшое «но» – захочет ли она сама беседовать со мной? Я в этом сильно сомневался.
Время мое истекало, да и особого желания задерживаться в этом шикарном городе у меня не появилось. А сделать еще предстояло немало.
Я нашел телефонную будку, набрал номер и некоторое время слушал гудки. Наконец прозвучал мужской голос:
– Резиденция миссис Ван Блейк.
Форма обращения выдавала дворецкого и, судя по хорошо поставленному, мелодичному голосу, к тому же дворецкого, выписанного из Англии.
– Это мистер Слейден из Уэлдена. Будьте любезны соединить меня с миссис Ван Блейк.
– Подождите, пожалуйста, – предложил мне голос, и в трубке воцарилась тишина.
Время шло, и, когда я уже почти уверился в том, что он меня позабыл, Корнелия Ван Блейк подошла к телефону.
– Алло. Кто это?
– Моя фамилия Слейден, – представился я. – Я писатель. Могу ли побеспокоить вас по поводу кое-какой информации. Это в связи с девушкой, которую вы встречали в Париже в прошлом году.
Последовала пауза. Мне даже почудилось, что я слышу ее прерывистое дыхание, но я вполне мог и ошибаться.
– Информация? О какой девушке? – Голос был холодный и жесткий, как салат из холодильника, и такой же безжизненный.
– Могу я вас увидеть? Я смог бы приехать через двадцать минут.
– Но знаете ли… – она оборвала фразу, как будто ее осенила какая-то мысль. – Да, полагаю, что можете, – продолжила она, – но я не сумею уделить вам много времени.
– Хватит и десяти минут. Прекрасно. Я скоро буду.
Я повесил трубку, прежде чем она успела передумать.
Почему она удостоила меня беседы? – размышлял я, выходя из будки, так как ожидал, что мои притязания будут категорически отвергнуты. Все оказалось даже чересчур просто.
Мимо тащилось такси, и я поднял руку.
– Вэнстоун. Вест-Саммит, – распорядился я, садясь.
Меньше чем за двадцать минут мы доехали до высоких сварных ворот, скрывавших дом.
Охранник в черной униформе и фуражке вышел из сторожки, открыл одну створку ворот и подошел к такси.
– Миссис Ван Блейк ждет меня, – сообщил я. – Я – Слейден.
– Вашу визитную карточку, сэр.
Я с трудом различал его в темноте, но голос был требовательный и настороженный.
Я протянул ему права. Он зажег фонарик, проштудировал документ, кивнул и вернул его мне.
– Благодарю вас.
Он открыл вторую створку ворот, и мы въехали.
– Впервые сюда попал, – сказал шофер, обернувшись ко мне. – Вот как, значит, богатеи живут. Охранники, ворота и все такое. Ну и ну!
– На их месте я бы завидовал моему образу жизни, – заметил я, всматриваясь в темноту через открытое окошко машины. Занятие это было вполне бесполезным, фары выхватывали из мрака только отдельные деревья и кусты, окаймляющие покрытую белым гравием аллею. Ни дома, ни сада не было видно.
Минуты через четыре мы вкатили на асфальтированную площадку перед ступенями парадной лестницы.
Дверцу мгновенно открыл другой охранник в такой же униформе, возникший, казалось, из воздуха.
Я попросил шофера подождать, кивнул охраннику и поднялся по лестнице ко входу.
Дверь была открыта. Меня ожидал высокий пожилой человек, выряженный, как дворецкий из голливудского фильма.
В неярком свете зала черты его приобретали непревзойденную аристократичность. Он был сухощав, ему можно было дать около семидесяти. Он выглядел преисполненным собственного достоинства государственным деятелем, направляющимся на завтрак с Молотовым. Он создавал атмосферу старых рыцарских замков и зажженных свечей.
– Соблаговолите последовать за мной.
За его чопорностью угадывалось неодобрение.
Он провел меня по широкому коридору, открыл стеклянную дверь и спустился по низенькой лестнице в огромную длинную гостиную, расположенную в фасадной части дома.
В креслах и на диванах, находившихся в гостиной, могло разместиться человек пятьдесят, а покрывавший весь пол пестрый, яркий персидский ковер напоминал, что это жилище миллионера.
– Будьте любезны подождать, я передам миссис Ван Блейк, что вы здесь. – Дворецкий вещал все это так, будто читал заученный наизусть текст пьесы. Он удалился бесшумно и незаметно, как привидение.
Первое, на что я обратил внимание после его ухода, был большой, написанный маслом портрет миссис Ван Блейк, который висел у камина.
В бледно-зеленом летнем платье она сидела на веранде и смотрела на видневшийся вдали сад. Сходство было поразительным, а детали пейзажа были проработаны с исключительным терпением и мастерством. Что-то знакомое мне было в повороте фигуры, и, подойдя к картине поближе, я заметил в правом углу подпись художника: Леннокс Хартли.
Я отступил назад и с большим вниманием вгляделся в полотно. Я и не предполагал, что Хартли может так блестяще писать. По виденному мной наброску Фэй Бенсон я сделал вывод, что он – знающий свое дело оформитель, а эта картина открыла мне его как талантливого художника.
Он сумел передать то самое выражение, которое поразило меня, когда я впервые увидел Корнелию Ван Блейк. Хотя и на портрете она выглядела такой же холодной и далекой, как в жизни, он великолепно передавал отблеск внутреннего огня, горевшего под ее безликой маской. Картина была живой и неодолимо влекла к себе.
Вдруг я обнаружил, что Корнелия стоит рядом со мной. Я вздрогнул. Она подошла ко мне вплотную, а я и не слышал, как она спустилась по лестнице и пересекла по ковру всю огромную комнату.
– Мистер Слейден?
Она была в открытом белом вечернем платье, на шее у нее сияло великолепное изумрудное колье.
На нее стоило посмотреть. Огромные зеленые глаза, блестевшие как изумруды, глядели прямо на меня, и под этим взглядом я испытывал странное, неприятное чувство неловкости.
– Совершенно верно, – ответил я и, так как она вроде бы не узнавала меня, решил не упоминать о «Золотом яблоке».
– Я надеюсь, миссис Ван Блейк, что вы сможете мне помочь. Очень любезно с вашей стороны было принять меня.
Вошел дворецкий, держа поднос с напитками, и поставил его на стол.
– Садитесь, пожалуйста, – предложила она, показав рукой на кресло, и сама села рядом.
Дворецкий осведомился, что я буду пить. Я заказал виски с содовой, и, пока он готовил смесь, мы сидели молча. Ей он подал коньяк в широкой рюмке и удалился.
– Так что же вас интересует? – спросила она, как только за ним закрылась дверь.
– Я пишу детективы, – сообщил я, помня о ее враждебности. – Мне бы хотелось узнать о поездках Джоан Никольс. Насколько я знаю, в прошлом году вы встречались с ней в Париже.
Она опустила глаза, глядя в рюмку, но лицо ее было безразлично. Затем взглянула на меня, но по ее глазам я ничего не смог прочитать.
– Я встречаю столько народа. Что-то я никого не припоминаю по имени Джоан Никольс. Вы уверены, что не ошибаетесь?
– Вы были в Париже в прошлом году, в августе?
– Была.
– Джоан Никольс – певичка, тогда она выступала в Париже. Я так понял, что она обедала с вами у вас в отеле, и не однажды.
Она нахмурилась.
– Возможно. Я действительно не помню, – она раздраженно пожала плечами. – Откуда вам это известно?
Я так и не смог определить, действительно она не помнит или лжет. Мне показалось, что под маской безразличия чувствовалось напряжение, но я мог и ошибиться.
– Мисс Никольс рассказывала друзьям, что обедала с вами, но это неважно. Я не хочу вас этим беспокоить. Я надеялся, что вы припомните, но, конечно, вы стольких встречаете. Мне легче справиться в отеле в Париже.
Неожиданно коньяк выплеснулся у нее из рюмки и расплылся на юбке. Испуга я не заметил, но коньяк ее выдавал!
Она подняла глаза.
– Но вы ведь не поедете в Париж, чтобы выяснять, обедала она со мной или нет?
– У нас в журнале принято проверять каждый факт, прежде чем печатать. Я надеялся, что вы вспомните девушку и сэкономите мне время, но, раз вы не помните, придется ехать.
– Странно. Почему это так важно?
– Я стараюсь раскопать ее прошлое. Похоже, что у нее был талант водить дружбу с богатыми людьми. А доказательств у меня нет. Ее друзья говорили мне, что она хвасталась знакомством с вами и что она даже обедала с вами. Для меня это важно, миссис Ван Блейк. Ведь она в конце концов заурядная певичка, и, чтобы подружиться с вами, ей нужны были немалые способности. С другой стороны, она могла и обманывать. В Париже я, может быть, найду других состоятельных людей, встречавших ее.
– Я бы с удовольствием помогла вам, – прервала меня она, дотронувшись пальцем до лба, – дайте мне только подумать. Я действительно смутно припоминаю, что встречала девушку. Она была хорошенькая, если, конечно, это та. Да, пожалуй, я ее вспомнила.
– Вы действительно встречали ее тогда?
– Мне так кажется. Я не помню, как ее звали, но я вообще не в ладах с именами. – Она отпила коньяк, а затем продолжала: – Да, я уверена, что встречала ее. Я не припоминаю, как мы познакомились. Я была одна в Париже. Я ждала мужа. Должно быть, девушка развлекла меня немного. Вроде бы я и приглашала ее пообедать со мной.
Все это было проделано мастерски, но не настолько, чтобы одурачить меня. Она вспомнила Джоан Никольс, как только я упомянул о ней. В этом я был уверен. Почему же мой блеф насчет поездки в Париж заставил ее раскрыться?
– В каком отеле вы останавливались, миссис Ван Блейк?
Она подняла голову, и на мгновение в ее глазах промелькнуло сердитое выражение.
– Я останавливалась в «Георге V».
– Вы не помните, как девушке удалось познакомиться с вами?
– Нет. Возможно, мы встретились в магазине. Мне кажется, так это и было. – Я чуть ли не читал ее мысли. – Да, конечно. Я вспомнила. Она не знала французского, и у нее возникли какие-то затруднения с продавцом. Я ей помогла. Да, так это и было.
Теперь я был уверен, что она лжет, и уже мне приходилось напрягаться, сохраняя бесстрастность.
– Вам она понравилась?
– Ради Бога! – глаза ее вспыхнули. – Уж наверно она мне понравилась, если я пригласила ее на обед, мистер Слейден. Я слабо припоминаю ее. Ведь я все время среди людей. Это все? Если это… – Она встала и посмотрела на меня.
Я поднялся.
– По-моему, все. Это нужно было только для проверки. Очень любезно с вашей стороны было принять меня.
– Почему вас так заинтересовала эта девушка? Вы ведь сказали, что пишете детективы. Она попала в какую-нибудь историю?
– Не сейчас, ее уже нет. Ее убили двадцатого августа прошлого года, через несколько дней после возвращения из Парижа. В полиции мне сказали, что она занималась шантажом, – рассказывал я, внимательно следя за Корнелией Ван Блейк. Но напрасно, она и глазом не моргнула.
– Понятно. Это очередной раз доказывает, как осторожно надо заводить знакомства, – заметила она.
– Совершенно верно, – подтвердил я и, так как она уже двинулась к звонку на стене, продолжал:
– Великолепный портрет. Я и не думал, что Леннокс Хартли может так написать.
По одной ей известной причине это мимолетное замечание произвело на нее впечатление. Она обернулась, глаза ее опять стали твердыми, как изумруды у нее на шее.
– Вы знаете мистера Хартли? – спросила она, и я заметил, что маленькие руки ее сжались в кулаки.
– Я с ним беседовал. Не могу сказать, что я его знаю. При моей профессии приходится говорить со многими людьми.
– Возможно. Доброй ночи, мистер Слейден. Джеймсон проводит вас, – она снова двинулась к звонку.
Мысль пришла мне в голову внезапно, и я, не размышляя, подчинился ей, пока Ван Блейк звонила.
– Совсем забыл, – произнес я, вынимая бумажник. – У меня же с собой фотография Джоан Никольс. Может быть, вы опознаете ее.
Я вынул фотографию Фэй Бенсон и протянул ей. Она взяла ее и, повернувшись ко мне спиной, направилась к свету.
Я не видел ее лица, но окажись у нее в руке мохнатый тарантул, и то реакция не была бы столь бурной. Фотография выпала у нее из рук, и она вздрогнула всем телом. Краткий миг она стояла молча, затем чудовищным усилием воли взяла себя в руки, наклонилась и подняла фотографию. Когда она повернулась и отдала ее мне, лицо у нее было белое как фарфор. Она постарела и выглядела менее привлекательной. Со взглядом ее было страшно встретиться.
– Я не узнаю ее, – сказала миссис Ван Блейк. Слова отрывисто вылетали из ее застывших бескровных губ. – Все эти певички на одно лицо. До свиданья, мистер Слейден. – Она повернулась и вышла из комнаты, слегка пошатываясь, но с высоко поднятой головой.
Дверь она оставила нараспашку. Я стоял, переполненный собственным триумфом. Наконец-то я нашел свою зацепку. Я был в этом уверен. Корнелия Ван Блейк знала Фэй Бенсон. Каким-то образом эта зацепка соединяла ее с Фэй, а не Фэй с ее мужем, как я предполагал раньше.
Я не успел над этим поразмыслить – вошел дворецкий и проводил меня до ожидавшего такси.

3

В такси стоял слабый, но стойкий запах от тех сотен пассажиров, которых оно перевезло по их неизвестным теперь маршрутам и которые оставили в кабине след своего присутствия. Этот запах сопровождал меня на обратном пути до отеля «Приморский».
Я примостился в углу и, разминая пальцами сигарету, раздумывал о своем открытии. Отдельные части мозаики уже ложились на свои места. Сколько-нибудь понятной картины они пока не составляли, но я питал надежду, что это вскоре произойдет.
По какой-то причине Гамильтон Ройс и Фэй Бенсон уехали из Тампа-Сити в Уэлден. Там кто-то нанял Хэнка Флемминга, чтобы похитить и убить Фэй, а Ройс вернулся в Тампа-Сити в день убийства.