1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 
                   Зевес Меркурию кричит, -       

                   Хоть лоб разбей себе о стену,       

                   Энея с бабой разлучи.       

                   Пускай улепетнет оттуда,       

                   О Риме не забыл покуда,       

                   А то все крутится, как бес.       

                   Коли гульбы своей не бросит,       

                   То головы, ей-ей, не сносит,       

                   Вот так, скажи, сказал Зевес".      

       

                   Меркурий низко поклонился,       

                   Перед Зевесом шляпу снял,       

                   Через порог перевалился       

                   И на конюшню побежал.       

                   Там, наземь кинувши нагайку,       

                   Запряг он мигом таратайку;       

                   Взвилася пыль из-под копыт!       

                   Летит, кобылок погоняя,       

                   Аж взбрыкивает пристяжная,       

                   И на версту возок скрипит!      

       

                   До положенья риз упившись,       

                   Эней в тот час, без задних ног,       

                   Под лавкою лежал, укрывшись;       

                   Как вдруг Меркурий в хату скок!       

                   И ну честить, что было духу:       

                   "Скотина, все глушишь сивуху!       

                   Ты, что же, тут навек застрял?       

                   А ну, довольно женихаться!       

                   Тебе отсюда убираться       

                   Зевес немедля приказал!      

       

                   И что тут у тебя за дело?       

                   Ужель еще не отгулял?       

                   Смотри, чтоб хуже не влетело,       

                   Зевес недаром осерчал.       

                   Еще помешкаешь немножко,       

                   Так расшибет тебя в лепешку,       

                   Гляди, не попади в беду.       

                   Сию ж минуту собирайся       

                   Да потихоньку убирайся;       

                   Быть горю, коль опять приду".      

       

                   Эней побитою собакой       

                   Повесил нос, затрясся весь,       

                   Чуть-чуть бедняга не заплакал, -       

                   Он знал, что нравом крут Зевес.       

                   Ни часу не промедлив боле,       

                   Из хаты выбежал он в поле,       

                   Собрав троянцев, дал приказ:       

                   Чтоб скарб свой мигом собирали,       

                   Добром котомки набивали       

                   И к морю все несли тотчас.      

       

                   А сам укладывать пожитки       

                   Вернулся в хату, побросал       

                   В два сундука кафтаны, свитки       

                   И тут же их к челнам послал.       

                   Он только дожидался ночи,       

                   Когда сомкнет Дидона очи,       

                   Чтоб потихоньку тягу дать.       

                   Хоть сердце по Дидоне ныло       

                   И тяжко целый день томило,       

                   Да приходилось все ж бросать.      

       

                   Дидона сразу отгадала,       

                   О чем тоскует пан Эней,       

                   И все на ус себе мотала,       

                   Чтоб извернуться похитрей;       

                   На печь забравшись, все зевала,       

                   Прикинулась, что задремала;       

                   Но лишь Эней полез в тулуп       

                   И только захотел дать драла,       

                   Как вдруг, откинув одеяло,       

                   Дидона хвать его за чуб!      

       

                   "Стой, чортов сын, куда, паскуда?       

                   Со мною прежде расплатись;       

                   Враз задушу тебя, иуда!       

                   Попробуй только, шевельнись!       

                   За хлеб за соль так расквитаться!       

                   Так над любовью насмеяться!       

                   Ты, видно, к этому привык!       

                   Пригрела на груди гадюку,       

                   Что принесла такую муку,       

                   Свинье постлала пуховик!      

       

                   Иль позабыл ты, в самом деле,       

                   Каким сюда ко мне пришел?       

                   Рубашки не имел на теле,       

                   Был гол, скотина, как сокол;       

                   В усах репейник, а в кармане       

                   Блоха гуляла на аркане,       

                   И только слава, что в штанах:       

                   Мотня отдельно от штанины,       

                   Да свитка на две половины,       

                   Лаптей ошметки на ногах.      

       

                   Я ль не жалела, не любила       

                   Тебя, проклятый ветрогон?       

                   Какая муха укусила       

                   Тебя, что прешь ты на рожон?"       

                   Дидона горько зарыдала       

                   И волосы от горя рвала,       

                   Аж пена взбилась на губах.       

                   Как рак вареный раскраснелась,       

                   Как будто белены объелась,       

                   Костя Энея в пух и прах:      

       

                   "Злодей, бездельник, голодранец,       

                   Гуляка, пакостник, бурлак,       

                   Католик, еретик, поганец,       

                   Бесстыдник, негодяй, голяк!       

                   Вот отхлещу тебя по роже -       

                   Поймешь, что пакостить негоже.       

                   Чтоб в пекло бес тебя унес!       

                   Глаза повыдеру, скотина,       

                   Что? Испугался, образина?       

                   Трясешься, как паршивый пес!      

       

                   Ступай, якшайся с дьяволами,       

                   Пускай тебе приснится бес!       

                   С твоими сучьими сынами       

                   Чтоб чорт побрал вас всех, повес,       

                   Чтоб не горели, не болели,       

                   Чтоб разом все переколели,       

                   Чтобы не выжил ни один;       

                   Чтоб доброй вы не знали доли,       

                   Ни хат родных, ни вольной воли,       

                   Ни жен, ни свадеб, ни крестин!"      

       

                   Энея от такого звону      

                   Как ветром сдуло за порог;      

                   И, бросив на печи Дидону,      

                   Эней пустился наутек      

                   И прибежал, чуть жив от страху,      

                   К своим - хоть выжимай рубаху,      

                   Как с рынка школьник-курокрад;      

                   Уселся в челн, за весла взялся,      

                   Отчалил и вперед помчался,      

                   Ни разу не взглянув назад.      

       

                   В ту ночь Дидона не ложилась,       

                   Весь день не ела, не пила;       

                   Все тосковала, все томилась,       

                   Кричала, плакала, звала.       

                   То молча озиралась дико,       

                   То бегала по хате с криком,       

                   В печали, в горести, в слезах,       

                   Пока не подкосились ноги,       

                   Пока не села на пороге,       

                   Кусая ногти на руках.      

       

                   Сестру покликала бедняжка,       

                   Чтоб с нею горе разделить,       

                   Поведать об измене тяжкой,       

                   Участьем сердце облегчить.       

                   "Ганнуся, рыбка, душка, любка,       

                   Спаси меня, моя голубка,       

                   Эней - злой змей, не человек!       

                   Меня он бросил, точно шлюху,       

                   Оправиться не станет духу, -       

                   Теперь пропала я навек!      

       

                   Снести измены нету силы.       

                   Его мне сердцем не забыть.       

                   Теперь один мне путь - в могилу!       

                   Скажи, Ганнуся, как мне быть?       

                   Все для него я потеряла,       

                   Собой, людьми пренебрегала;       

                   О боги! Я забыла вас...       

                   Ах, дайте зелье мне скорее,       

                   Чтоб позабыла я злодея,       

                   Чтобы огонь любви угас.      

       

                   Нет для меня нигде покою,       

                   Не льются слезы из очей,       

                   И белый свет покрылся мглою,       

                   И там лишь солнце, где Эней.       

                   О, если б довелось Дидону       

                   Увидеть в муках Купидону,       

                   Малютка б с горя сам пропал!       

                   Пусть помнят девки, коль пригожи:       

                   С Энеем все повесы схожи;       

                   Чтоб чорт изменщиков побрал!"      

       

                   Так в горе плакала Дидона      

                   И долю горькую кляла;      

                   Но Ганна, хоть была смышлена,      

                   Ничем помочь ей не могла.      

                   Она с Дидоной горевала      

                   И, всхлипывая, утирала      

                   Слезу расшитым рукавом.      

                   Потом, когда смеркаться стало,      

                   Дидона Ганну отослала,      

                   Чтоб всласть поплакать вечерком.      

       

                   Бедняжка долго горевала,       

                   К полуночи в постель легла;       

                   Вздыхала, думала, гадала,       

                   Вскочила, к печке подошла;       

                   Достала паклю, трут, огниво,       

                   За пазуху пихнула живо,       

                   Задами вышла в огород.       

                   Все было тихо над землею,       

                   То было позднею порою -       

                   По хатам спал честной народ.       

       

                   Стоял давно на огороде      

                   Камыш, уложенный костром;      

                   Он царской не к лицу породе,      

                   Да где взять дров, коль степь кругом.      

                   Камыш в костре был сух до звона.      

                   Не долго думая, Дидона      

                   Враз высекла огонь под ним,      

                   Потом на огонек дохнула      

                   И вмиг большой пожар раздула, -      

                   Клубами взвился черный дым.      

       

                   Перед огнем Дидона стала,       

                   Разделась мигом догола,       

                   В огонь одежду побросала       

                   И молча на костер легла.       

                   Над нею пламя полыхало.       

                   Покойница в дыму пропала.       

                   Она разлуки не снесла,       

                   Любви по гроб не изменила:       

                   И тело на огне спалила       

                   И чорту душу отдала.      

       

 Часть вторая      

       

       

                   Эней, плывя бескрайним морем,       

                   О Карфагене все вздыхал       

                   И, злым обуреваем горем,       

                   Слезами свитку обливал.       

                   Он от Дидоны плыл поспешно,       

                   Рыдая горько, неутешно.       

                   Когда ж про смерть ее узнал,       

                   Сказал: "Небесное ей царство,       

                   А мне в удел земное панство,       

                   Да чтоб еще вдову сыскал".      

       

                   Тут море синее вскипело,       

                   Горами волны поднялись,       

                   В ушах от ветра зашумело;       

                   Челны кидало вверх и вниз.       

                   Крутила воды вражья сила,       

                   Чуть всех как есть не потопила:       

                   Челны вертело так и сяк.       

                   Троянцы все дрожмя дрожали       

                   И чем избыть беду не знали,       

                   Решив, что дело их - табак.       

       

                   Один из всей лихой ватаги -       

                   У них он звался Палинур -       

                   В беде не потерял отваги       

                   (Он был смельчак и балагур);       

                   Он раньше прочих спохватился       

                   И на Нептуна напустился:       

                   "Брось, пан Нептун, ты сам казак.       

                   Тебе б, смекаю, не пристало,       

                   Чтоб нас тут насмерть замотало.       

                   Иль зря содрал с нас четвертак?"      

       

                   А после этакого слова       

                   Троянцам Палинур сказал:       

                   "Судьба хлебнуть нам горя снова,       

                   Коль сам Нептун забушевал.       

                   Куда теперь мы двинем, братцы?       

                   В Италию нам не добраться.       

                   Погибнем все мы ни за грош.       

                   Италия к тому ж не близко,       

                   А плыть по морю в бурю склизко,       

                   Челнок - не конь, не подкуешь.      

       

                   А тут земелька есть, ребята,       

                   Отсель она недалеко,       

                   Зовут Сицилией - богата,       

                   Добраться до нее легко.       

                   Махнем-ка мы туда, братаны,       

                   И запируем, словно паны.       

                   Живет там добрый царь Ацест.       

                   Он даст нам все, что пожелаем.       

                   Мы там, как дома, погуляем,       

                   Всего в том царстве вдоволь есть".      

       

                   Троянцы вмиг приободрились,       

                   На весла дружно налегли.       

                   Стрелою челноки пустились,       

                   Как будто черти их несли.       

                   А сицилийцы, как узнали,       

                   Что гости к их земле пристали,       

                   Сбежались на берег морской,       

                   С гостями перецеловались,       

                   Галдели скопом, обнимались,       

                   И все к царю пошли гурьбой.      

       

                   Ацест Энею, точно брату,       

                   Почет великий оказал;       

                   Всех попросил тотчас же в хату,       

                   Подать горилку приказал;       

                   Потом, как случаю пристало,       

                   Приволокли колбас и сала       

                   И хлеба в решете внесли.       

                   Троянцы налакались тюри,       

                   И, чтобы отдых дать натуре,       

                   Их по квартирам развели.      

       

                   А там пошли пиры, банкеты.       

                   Троянцы, нежась, как коты,       

                   Из плошек глиняных паштеты       

                   Перегружали в животы.       

                   Кисель поверх паштетов лили,       

                   Печенку, зразы не забыли,       

                   А также гречневый пампух.       

                   Эней с дороги так нажрался       

                   И пенной столько нахлестался,       

                   Что чуть не испустил он дух.      

       

                   Но хоть и был он пьян не в меру,      

                   Все ж разума не потерял      

                   И, сыновьям другим к примеру,      

                   Про смерть отца не забывал.      

                   Как раз в тот день Анхиз скончался:      

                   Он так горилкой накачался,      

                   Что тут же ноги протянул.      

                   Эней решил поминки справить -      

                   Всем угощение поставить,      

                   Чтоб прямо в рай Анхиз махнул.      

       

                   Собрав своих людей до света      

                   И сам явившись среди них,      

                   Чтобы спросить у них совета,      

                   Сказал им речь в словах таких:      

                   "Панове, лыцари, трояне      

                   И все крещеные миряне!      

                   Мне добрым был отцом Анхиз;      

                   Его сивуха загубила,      

                   Дни старика укоротила,      

                   И он, как муха в стужу, скис.      

       

                   Теперь желаю по старинке       

                   Для нищей братьи, для селян       

                   Я справить поутру поминки.       

                   По нраву ли вам этот план?"       

                   Троянцы лишь того и ждали       

                   И, чуя выпивку, кричали:       

                   "Энею, боже, помоги!       

                   А коли хочешь ведать, пане,       

                   И сами все на помощь встанем:       

                   Ведь мы тебе, чай, не враги!"      

       

                   И мигом всей гурьбой пустились       

                   Горилку, мясо закупать.       

                   Хлеб, бублики, кныши явились.       

                   Пошли посуду добывать;       

                   Кутью из ячменя сварили,       

                   Сыты из меда насытили,       

                   О тризне дали знать попам,       

                   Хозяев по дворам скликали,       

                   Калек и нищих собирали,       

                   Полтину выдали дьякам.      

       

                   Наутро все раненько встали,       

                   Огонь у хаты развели,       

                   Все мясо в казаны поклали,       

                   Варили, жарили, пекли.       

                   Пять казанов ухи сварили,       

                   Да пять галушками набили,       

                   Борща же было целых шесть;       

                   Баранов тьма была вареных,       

                   Гусей и уток запеченных,       

                   Чтоб гости всласть могли поесть.      

       

                   Сивуху ведрами таскали       

                   И брагу волокли к столам,       

                   Уху по мискам разливали       

                   И ложки роздали гостям.       

                   Когда пропели "Со святыми",       

                   Эней с троянцами своими       

                   Всплакнул. Потом пошла еда.       

                   Наелись, браги нахлестались,       

                   Аж спьяну под столом валялись...       

                   Поминки вышли хоть куда.      

       

                   Эней и сам, забыв печали,      

                   Анхиза славно поминал;      

                   И так за воротник он залил,      

                   Что даже лыка не вязал.      

                   Потом немного протрезвился,      

                   Прочухался, приободрился      

                   И, хоть в ногах был слаб, но, встав,      

                   Прошелся фертом пред гостями,      

                   Швырял в народ гроши горстями,      

                   Чтоб помнили Энея нрав.      

       

                   Но зла была хмельная брага;       

                   Как жбан, разбухла голова;       

                   От хмеля корчился бедняга,       

                   Глазищи пучил, как сова;       

                   Его раздуло, как бочонок,       

                   Раскис Эней, как гриб моченый,       

                   Ногами кренделя писал,       

                   Ослаб, распух, рыгал, нудился,       

                   В чем есть, под лавку завалился,       

                   Да так до света и проспал.      

       

                   А поутру, дрожа, проснулся,       

                   Гадюку будто проглотив,       

                   И так и этак повернулся;       

                   Лежал, кряхтя, ни мертв, ни жив,       

                   Пока хватить не догадался       

                   Кваску, что с вечера остался,       

                   Да кварту пенной с имбирем.       

                   Потом вздохнул, зевнул, сморкнулся,       

                   Чихнул, покашлял, отряхнулся       

                   И гаркнул: "Ну, теперь попьем!"      

       

                   Тут снова бравые ребята       

                   Пошли дивить честной народ       

                   И, точно пойло поросята,       

                   Лакали пиво, брагу, мед;       

                   Тянули пенную троянцы,       

                   Не отставали сицильянцы,       

                   Галдели спьяну меж собой.       

                   Кто больше всех глушил сивухи,       

                   Кто враз глотал по три осьмухи,       

                   Энею был как брат родной.      

       

                   Эней, подвыпив, распалился,       

                   Велел на игры всех скликать       

                   И тотчас же распорядился       

                   Бойцов кулачных к пиру звать.       

                   У окон школяры гудели,       

                   Цыганки танцовали, пели,       

                   На кобзах тренькали слепцы.       

                   Повсюду пели и играли,       

                   И громче всех других орали       

                   Подвыпившие молодцы.      

       

                   Паны все на крыльце сидели,       

                   А на дворе стоял народ.       

                   Иные сквозь окно глядели,       

                   Иной торчал поверх ворот;       

                   Но вот пришел в разгаре пира       

                   Боец Дарес - горлан, задира,       

                   Одетый, как казак. Он стал,       

                   Наруша мирный чин поминок,       

                   Всех вызывать на поединок       

                   И, как ошпаренный, кричал:      

       

                   "Гей, кто со мною выйдет биться       

                   Отведать добрых тумаков?       

                   Кто хочет кровушкой умыться?       

                   Кому не жаль своих зубов?       

                   А нуте, нуте, поспешайте,       

                   Поближе к кулаку давайте;       

                   Вмиг синяками награжу,       

                   Наставлю фонарей под глазом!       

                   Сюда, поганцы! Сыпьте разом!       

                   Башку любому размозжу!"      

       

                   Дарес долгонько дожидался:       

                   Молчали все, никто не шел,       

                   С ним всякий драться опасался,       

                   Такой он страх на всех навел.       

                   "Так вы, я вижу, трусоваты,       

                   Боитесь - будут ребра мяты,       

                   Как мухи вы передо мной".       

                   Дарес над всеми измывался,       

                   И чванился, и величался, -       

                   Срам было слушать крик такой.      

       

                   Абцест - троянец злой, дебелый, -       

                   Дареса слыша, аж бледнел       

                   И, вспомнив казака Энтелла,       

                   Прочь, как борзая, полетел.       

                   Энтелла он искать помчался,       

                   Чтоб тот с силенками собрался       

                   Да чтоб Дареса наказал.       

                   Энтелл казак был смелый, дюжий,       

                   Плечистый, хоть и неуклюжий,       

                   Он в это время пьяный спал.      

       

                   Энтелла-горемыку скоро      

                   Нашли под тыном в лопухах      

                   И кинулись к нему всей сворой,      

                   Толкая под бока всердцах.      

                   Все враз до хрипоты кричали,      

                   Энтелла еле раскачали,      

                   Он всех сердито оглядел:      

                   "Какого беса вы орете,      

                   Спать добрым людям не даете?" -      

                   Сказал и снова захрапел.      

       

                   "Будь ласков, встань, уважь ты   свата!" -       

                   Абцест к Энтеллу приставал.       

                   "Подите вы к чертям, ребята!" -