1 2 3 4 5 
– Этого   ты не должен делать, – возразил Кастелл, – если не ради себя самого,   то во имя моей и Маргарет безопасности. Не хочешь же ты сделать ее вдовой   раньше, чем она станет твоей женой? Но слушай меня, я требую, чтобы ты   отправился в Эссекс и занялся оформлением передачи тебе земель твоего отца в   Дедхэме и приведением в порядок дома, который, как я слышал, сильно в этом   нуждается. А когда эти испанцы покинут Лондон, ты вернешься, и мы тут же   устроим свадьбу. Это будет всего-навсего через месяц.      

– А   вы с Маргарет не поедете со мной в Дедхэм?      

Кастелл   покачал головой:      

– Это   невозможно. Я должен закончить все свои дела, а Маргарет одна не может ехать с   тобой. Кроме того, там ей негде остановиться. Я буду оберегать Маргарет до   твоего возвращения.      

– Да,   сэр, но сумеете ли вы уберечь ее? Коварные речи испанцев иногда опаснее их   мечей.      

– Я   думаю, что у Маргарет есть лекарство против этого, – с улыбкой ответил   Кастелл и вышел, оставив Питера одного.      

На   следующий день, когда Кастелл объявил Маргарет, что ее возлюбленный должен   вечером уехать, – сам Питер был не в состоянии сказать ей это, – она   со слезами на глазах умоляла отца не отсылать Питера так далеко или уехать всем   вместе. Но Кастелл мягко объяснил ей, что это невозможно и, если Питер   немедленно не уедет, ему грозит смерть. А через месяц, когда испанцы уедут, они   поженятся и будут жить в мире и спокойствии.      

В конце   концов Маргарет признала, что это лучший и, пожалуй, самый мудрый выход из   положения. Но чего ей это стоило и каким скорбным было их расставание! Поездка   в Эссекс была не таким уж далеким путешествием, а вступление во владение   землями, которые для Питера еще два дня назад казались навсегда потерянными,   было не таким уж неприятным делом. И все-таки у них было очень грустно на   сердце, и звезда надежды казалась им весьма далекой.      

Маргарет   беспокоилась, как бы Питера не подстерегли по дороге, но он посмеялся над ее   опасениями, объяснив, что Кастелл посылает с ним шесть крепких молодцов и что с   таким эскортом он не боится никаких испанцев. Питер же боялся, что д'Агвилар   станет ухаживать за Маргарет в его отсутствие. Но тут уж Маргарет посмеялась   над ним, заявив, что ее сердце принадлежит Питеру и ей нечего предложить ни   д'Агвилару, ни какому-либо другому мужчине. Кроме того, она напомнила ему, что   Англия свободная страна и ни одну женщину, если она не находится под опекой   короля, нельзя заставить делать то, чего она не хочет. Таким образом, казалось,   им нечего было бояться. И всетаки они испытывали тревогу.      

– Любимый   мой, – сказала, немного подумав, Маргарет, – наша дорога кажется   прямой и легкой, и тем не менее на пей могут оказаться западни, о которых мы и   не подозреваем. Ты должен поклясться мне в одном: что бы ты ни услышал и что бы   ни случилось, ты никогда но будешь сомневаться во мне, так же как и я в тебе.   Если, к примеру, тебе скажут, что я отказала тебе и выхожу замуж за другого,   или даже если ты будешь уверен, что это написано моей рукой, или услышишь это,   сказанное моим голосом, все равно не верь.      

– Как   это может случиться? – с тревогой спросил Питер.      

– Я   и не предполагаю, что это может случиться. Я говорю о самом худшем, чтобы мы   были готовы ко всему. До сир пор моя жизнь была безоблачна, как летний день, по   ведь неизвестно, когда могут налететь зимние бури. Мне часто кажется, что я   рождена для того, чтобы испытать дождь, ветер и бури так же, как тишину и   солнце. Не забывай, что мои отец еврей, а с евреями и их детьми случаются   иногда страшные вещи. Все паше богатство может исчезнуть в какой-нибудь час, и   ты можешь найти меня в тюрьме или в нищенских лохмотьях. Так ты   клянешься? – Маргарет поднесла к губам Питера золотой крест.      

– Да, –   сказал он, – я клянусь этим святым крестом и твоими губами. – Питер   поцеловал сначала крест, потом ее губы и добавил: – Должен ли я потребовать   такой же клятвы и от тебя?      

Маргарет   засмеялась:      

– Если   ты хочешь. Но, по-моему, это не нужно. Я знаю, что сердце твое никогда больше   никого не полюбит, даже если я умру и ты женишься на другой. И все-таки мужчины   – это мужчины, поэтому я поклянусь вот в чем: если ты случайно поскользнешься и   я доживу до того, что услышу об этом, я постараюсь не судить тебя сурово. –   И она засмеялась, так как была абсолютно уверена в своей власти над Питером.      

– Благодарю   тебя, – ответил Питер. – Но я постараюсь крепко стоять на ногах, и,   если тебе будут рассказывать какие-либо сказки обо мне, прошу тебя, хорошенько   разберись в них.      

Они   забыли о своих страхах и сомнениях и принялись говорить о будущей свадьбе, назначенной   ровно через месяц, и о своей счастливой жизни в Дедхэме. Маргарет хорошо знала   тамошний дом, так как жила в нем ребенком, и надавала Питеру массу наставлений,   как устроить комнаты, какую и где поставить мебель. Денег на обстановку решили   не жалеть, и Маргарет обещала отправить туда все, что нужно, как только   потребуется.      

Так   текли часы за часами, и вот уже настал вечер. В последний раз они втроем сели   за стол. Было решено, что Питер тронется в путь, когда взойдет луна, чтобы   никто его не увидел. Ужин нельзя было назвать веселым, хотя все трое делали   вид, что едят с аппетитом. Наконец лошади были поданы, и Маргарет пристегнула   Питеру его меч и набросила плащ на плечи. Питер пожал руку Кастеллу, напомнил   ему об обещании беречь их общее сокровище, поцеловал на прощанье Маргарет и   пошел к выходу.      

Маргарет   с серебряной лампой в руке провожала его до прихожей. В дверях Питер обернулся   и увидел, что она смотрит ему вслед широко раскрытыми глазами. Лицо у нее было   напряженное и бледное. Питер заколебался, решимость почти покинула его. Ему так   захотелось остаться! Но он превозмог себя и вышел.      

Маргарет   стояла неподвижно, пока не услышала стук копыт. Тогда она обернулась к отцу и   сказала:      

– Отец,   я не знаю почему, но мне кажется, что теперь мы с Питером встретимся далеко отсюда,   в бушующем море. Я только не знаю, где это будет.      

Не   ожидая ответа, она пошла к себе в комнату. Кастелл молча смотрел ей вслед,   потом пробормотал:      

– Хвала   богу, она не прорицательница. Но почему у меня так тяжело на сердце? Ведь я   сделал для нее и для Питера все, что мог. А что будет со мной, мне теперь все   равно.      

 ГЛАВА VII. НОВОСТИ ИЗ   ИСПАНИИ      

       

Питер   Брум был очень спокойный человек – его голос редко слышался в доме Кастелла. И   тем не менее без Питера большой старый дом в Холборне казался пустым. Даже красивая   Бетти, с которой Питер никогда не был особенно дружен, так как он многого не   одобрял в ее поведении, и та чувствовала, что его не хватает, и сказала об этом   своей кузине. Маргарет в ответ только вздохнула.      

В   глубине души Бетти боялась и уважала Питера. Она боялась его внимательных глаз   и насмешливых замечаний, ибо знала, что они всегда справедливы. А уважала она   его за прямоту и честность характера, особенно в тех случаях, когда дело   касалось женщин.      

Ходили   слухи, что, когда Питер впервые появился в доме Кастелла, Бетти решила, что это   человек благородного происхождения – как раз тот, кого бы ей хотелось иметь   своим мужем, и она пошла в наступление. Но так как ее чары оставались незамеченными,   атаки постепенно становились все более и более откровенными. Чем это кончилось,   знали только они двое. С тех пор Бетти отзывалась о Питере как о бессердечном   грубияне, который думает только о делах и выгоде. Постепенно другие заботы   заставили ее позабыть об этом эпизоде, но уважение к Питеру осталось. Более   того: Питер доказал, что он хороший друг, и – что еще важнее – Друг, который   умеет молчать. Бетти хотелось, чтобы он вернулся именно теперь, когда нечто   более серьезное, чем простое тщеславие и жажда острых ощущений, охватило ее,   ибо Бетти чувствовала, что она вступила на очень опасный и довольно скользкий   путь.      

Приказчики   и слуги тоже ощущали отсутствие Питера. Ведь это к нему они приходили для   разрешения всех споров. Кроме того, он всегда был готов помочь или выручить из   беды, если только человек, обратившийся к нему, не совершил бесчестного   поступка. Больше всех не хватало Питера Кастеллу; только теперь, после его   отъезда, он понял, что значил для него Питер и как помощник и как друг. Что   касается Маргарет, то без Питера жизнь казалась ей долгой и одинокой ночью.      

В такой   момент в доме бывают рады всякому разнообразию, и, хотя д'Агвилар мало интересовал   Маргарет, она все же была довольна, когда однажды утром Бетти сообщила ей, что   испанец собирается сегодня навестить ее и преподнести подарок.      

– Меня   не интересуют его подарки, – безразлично ответила Маргарет и тут же спросила. –   А откуда ты знаешь об этом, Бетти?      

Девушка   покраснела:      

– Я   знаю об этом потому, что вчера, когда я шла навестить мою старую тетку, которая   живет на набережной у Вестминстера, я встретила его. Он окликнул меня и сказал,   что у него есть подарок для тебя и для меня тоже.      

– Будет   лучше, Бетти, если ты не станешь встречать его так часто. Испанцы не всегда отличаются   большой честностью. Как бы тебе самой не пришлось убедиться в этом.      

– Я   благодарна тебе за добрый совет, – обиженно промолвила Бетти,      

– но   я старше тебя и достаточно хорошо знаю мужчин, чтобы оберегать себя и держать   их на расстоянии.      

– Я   очень рада этому, Бетти, только иногда мне кажется, что это расстояние бывает   слишком близким, – заметила Маргарет и прекратила разговор на эту тему,   ибо ее в настоящую минуту занимали совсем другие мысли.      

Днем,   когда Маргарет гуляла в саду, к ней прибежала раскрасневшаяся Бетти и сообщила,   что лорд д'Агвилар ожидает ее в зале.      

– Хорошо, –   ответила Маргарет, – я сейчас приду. Сходи к отцу и скажи ему, что у нас   гость. Но что с тобой, почему ты такая взволнованная и запыхавшаяся? –   добавила она с удивлением.      

– О! –   вырвалось у Бетти. – Он принес мне подарок, такой прелестный подарок! Он   подарил мне мантилью из самых удивительных кружев, какие я когдалибо видала, и   оправленный в золото черепаховый гребень, для того чтобы придерживать ее на   голове. Он не отпускал меня, пока не показал, как она надевается. Потому я так   спешила.      

Маргарет   с трудом могла уловить связь между этими двумя сообщениями и только сказала:      

– Я   думаю, что разумнее было бы сначала прийти сюда. И вообще, я не понимаю, почему   этот красивый лорд носит тебе подарки.      

– Но   он принес и тебе подарок, он только не хотел сказать, что это за подарок.      

– Тут   я понимаю еще меньше. Пойди скажи отцу, что сеньор д'Агвилар ожидает его.      

Маргарет   вошла в зал. Д'Агвилар рассматривал украшенный цветными рисунками молитвенник,   который она обычно читала. На одной странице молитвы были написаны по-испански,   на противоположной – по-латыни. Д'Агвилар приветствовал Маргарет со свойственным   ему изяществом, которое выглядело естественным и отнюдь не вызывающим, когда он   обращался к ней, и сразу же спросил:      

– Так   вы читаете по-испански, сеньора?      

– Немного.      

– И   по-латыни?      

– Тоже   немного. Читая молитвенник, я стараюсь лучше постичь оба языка.      

– Я   не сомневаюсь, что вы столь же образованны, как и прекрасны. – И он   изысканно поклонился ей.      

– Благодарю   вас, сеньор, но я не претендую ни на то, ни на другое.      

– Зачем   претендовать на то, чем уже обладаешь – заметил д'Агвилар и добавил: – Но я   совсем забыл: я принес вам подарок, если вы соблаговолите принять его. Вернее   сказать, я принес вам то, что принадлежит вам или, во всяком случае, вашему   отцу. Я торговался с его преосвященством доном де Айала, доказывая ему, что   пятьдесят золотых слишком высокая цена за жизнь того негодяя. Но он мне не   вернул деньги, поскольку он не в силах расстаться с золотом. Все-таки я получил   кое-что взамен, и это находится сейчас у ваших дверей. Это испанская лошадь   настоящих арабских кровей, из тех, которых мавры сотни лет назад привели с   собой с востока. Его преосвященству она больше не нужна, так как он   возвращается в Испанию. Она приучена к дамскому седлу.      

Маргарет   не знала, что ответить, но, к счастью, в этот момент вошел отец. Д'Агвилар   повторил всю историю, добавив, что он слышал, как Маргарет говорила, что ее   лошадь упала во время прогулки и она не может больше на ней кататься.      

Кастеллу   не хотелось принимать этот подарок – он понимал, что это именно подарок, –   но д'Агвилар заверил его, что если Кастелл откажется, то он вынужден будет   продать коня и вернуть Кастеллу деньги, так как они не принадлежат д'Агвилару.   Другого выхода не было, и Кастелл поблагодарил испанца от имени своей дочери и   от своего собственного, и они прошли в дворик посмотреть лошадь.      

В тот   момент, когда Кастелл увидел лошадь, он понял, что она представляет собой   огромную ценность. Лошадь была совершенно белого цвета, с длинным b низким   крупом, маленькой головой, ласковыми глазами, круглыми копытами и   развевающимися гривой и хвостом. На такой лошади могла ездить королева.      

Это   смутило Кастелла – он был уверен, что такое животное никто не отдаст в качестве   сдачи, хотя бы потому, что оно стоит больше пятидесяти золотых. Кроме того, на   лошади было женское седло и уздечка из великолепно выделанной красной   колдовской кожи, серебряные стремена и мундштук. Но д'Агвилар улыбался и   клялся, что все произошло именно так, как он рассказал. Делать было нечего. К   тому же Маргарет была так довольна лошадью, на которой ей сразу же захотелось   прокатиться, что забыла о своих подозрениях. Заметив радость, которую Маргарет   не могла скрыть, д'Агвилар сказал:      

– Теперь   я попрошу вас сделать мне одно одолжение. Вы говорили, что совершаете по утрам   прогулки с отцом. Могу я просить вашего разрешения, – обратился он к   Кастеллу, – сопровождать вас завтра утром, часов, скажем, в семь? Мне   хотелось бы показать вашей дочери, как обращаться с лошадью этой породы.      

– Если   вы желаете, – ответил Кастелл, – и если погода будет хорошая.      

Предложение   было столь любезным, что отказать было невозможно.      

Д'Агвилар   поклонился, и они вернулись в дом. Когда они вошли в зал, испанец спросил,   благополучно ли добрался их родственник Питер до места, и добавил:      

– Прошу   вас не говорить мне, где он, чтобы я мог положа руку на сердце поклясться кому   угодно, а особенно тем, кто продолжает искать его, что я не знаю, где он   скрывается.      

Кастелл   ответил, что всего несколько минут назад он получил письмо, в котором сообщается   о благополучном прибытии Питера. При этой новости Маргарет встрепенулась, но,   вспомнив данное обещание, с безразличным видом заметила, что рада слышать это,   так как дороги не совсем безопасны. Д'Агвилар тоже сказал, что весьма рад этому   обстоятельству, и, поднявшись, попросил разрешения откланяться.      

Когда он   ушел, Кастелл передал Маргарет адресованное ей письмо Питера, написанное его   прямым и твердым почерком. Она быстро пробежала его. Письмо начиналось и кончалось   нежными словами, но было кратким и деловым. Питер сообщал, что его путешествие   закончилось благополучно и он счастлив оказаться в старом доме. На следующий   день он собирался встретиться с мастерами, ведь ремонт необходим – даже ров   полон грязи и сорной травы. Письмо заканчивалось так: «Я не верю этому   красивому испанцу и ревную, когда думаю, что он будет рядом с вами в мое   отсутствие. Остерегайтесь его, прошу вас, остерегайтесь его. Да хранит вас   пресвятая матерь божья и все святые. Преданный вам всей душой ваш   возлюбленный».      

Ответ   Маргарет написала в тот же день, так как посланный должен был на рассвете ехать   обратно. Помимо всех прочих дел, она сообщила Питеру о подарке д'Агвилара и о   том, как она и отец были вынуждены принять его. Она умоляла Питера не   ревновать: хотя подарок ей и нравится, но того, кто преподнес его, она не   любит, а только считает часы, когда ее возлюбленный вернется и возьмет ее с   собой.      

Утро и   погода были превосходны, Маргарет встала рано и оделась в костюм для верховой   езды. Ровно в семь часов явился д'Агвилар. Из конюшни вывели испанскую лошадку,   и он ловко помог Маргарет сесть в седло. Затем показал, как следует осторожно   натягивать уздечку, и предупредил, что ускорять или замедлять бег лошади нужно   только голосом, ни в коем случае не прибегать к хлысту или шпорам.      

Лошадь   была действительно великолепна: кроткая, как ягненок, послушная и в то же время   горячая и быстрая.      

Д'Агвилар   оказался прелестным кавалером. Он рассказывал о самых разнообразных вещах –   серьезных и веселых, так что в конце концов даже Кастелл забыл о своих тревогах   и повеселел. Было свежее весеннее утро. Они легким галопом пересекали долины,   взбирались на холмы, слушали пение птиц в лесу и наблюдали работающих в поле   людей.      

Эта   прогулка оказалась только началом. Д'Агвилар узнавал часы прогулок даже тогда,   когда они меняли их, и, приглашали они его или нет, присоединялся к ним или   встречал во время прогулок с такой естественностью, что невозможно было   отказаться от его общества. Отец и дочь никак не могли догадаться, каким   образом д'Агвилар узнавал об их прогулках и даже о том, куда они собирались   ехать. Они предполагали, что все это он узнает от грумов, хотя тем было дано   строгое приказание ничего не говорить. Им и в голову не приходило, что это   могла делать Бетти. Они не могли предположить, что если они встречаются с   д'Агвиларом по утрам, то Бетти делает то же самое по вечерам, когда все думают,   что она в церкви, или занимается шитьем, или навещает свою тетку в окрестностях   Вестминстера. Но об этих своих прогулках девушка никому но рассказывала по   причинам, одной ей ведомым.      

Теперь,   когда они катались вместе, д'Агвилар попрежнему оставался вежлив и предупредителен,   но манеры его становились все более непринужденными. Он рассказывал всевозможные   истории из своей жизни, наполненной необычайными событиями, намекал на свое   высокое положение, которое он пока вынужден скрывать. Говорил о своем одиночестве,   о том как оно тяготит его и как он хотел найти родственную душу, которая   разделила бы с ним его богатство, положение и надежды. В эти минуты его черные   глаза останавливались на Маргарет, словно говоря: «Вы та женщина, которую я   ищу».      

В конце   концов эти намеки испугали Маргарет, и она решила, не имея возможности избежать   встреч с д'Агвиларом, отказаться от верховых прогулок до возвращения Питера,   хотя очень любила верховую езду. Она заявила, что повредила себе колено и седло   причиняет ей боль. Великолепная испанская кобыла вынуждена была теперь   оставаться в конюшне.      

Таким   образом Маргарет на несколько дней освободилась от общества даагвилара и   занялась чтением, работой и сочинением длинных писем Питеру, который был   чрезвычайно занят в Дедхэме и давал ей в своих посланиях многочисленные   поручения.      

Однажды   утром, сидя у себя в конторе, Кастелл занимался расшифровкой только что   полученных писем. Накануне ночью его лучшее судно водоизмещением в двести тонн,   названное по имени его дочери «Маргарет», благополучно прибыло из Испании в   устье Темзы. В этот вечер во время прилива оно должно было бросить якорь в   Грейвсенде, и Кастелл собирался поехать туда, чтобы посмотреть за разгрузкой.   Это был последний из его кораблей, который еще не был продан, и Кастелл   намеревался тут же вновь нагрузить корабль товарами и продовольствием и   отправить в Севильский порт, где испанский компаньон Кастелла, Хуан Бернальдсс,   на чье имя был зарегистрирован корабль, обязался приобрести его за условленную   цену. После этого Кастеллу оставалось только передать свою торговлю лондонским   купцам, и он мог, сохранив свое состояние, удалиться от дел и провести остаток   жизни на покое, в Эссексе, со споен дочерью и ее мужем. Больше он ни о чем не   мечтал.      

Как   только «Маргарет» оказалась у берегов Темзы, капитан Смит высадил на берег   приказчика, приказав ему взять лошадь и немедленно доставить Кастеллу в Холборн   письма и список грузов. Эти письма и читал сейчас Кастелл. Одно из них было от   сеньора Бернальдеса из Севильи; оно не было ответом на письмо, посланное   Кастеллом в ту ночь, когда началась вся эта история, – то письмо еще не   дошло, – однако оно было посвящено тому же самому делу. В письме   говорилось следующее:      

Вы   помните, я писал вам о человеке, посланном в Лондон ко двору. Пользуясь тем,   что наш, шифр никому неизвестен, а это очень валено и вы должны быть   предупреждены, я беру на себя риск назвать его имя. Его зовут д'Агвилар. После   отправки моего прошлого письма я узнал еще кое-что об этом гранде. Хотя он   называет себя просто д'Агвиларом, в действительности это маркиз Морелла.   Говорят, в нем течет королевская кровь, так как он является незаконнорожденным   сыном принца Карлоса[10]   и, следовательно, сводным братом короля. По слухам, Карлос был влюблен в   богатую и знатную мавританку из Агвилара. У нее были огромные поместья в   Гранаде и в других местах. И так как Карлос не мог жениться на ней из-за   разницы в их положении и вероисповедании, то союз их не был узаконен. У них родился   сын. Перед тем как принц Карлос умер или был отравлен, будучи пленником в Морелле,   он добился для этого мальчика титула маркиза, дав ему, по странной фантазии,   имя Морелла. Ему же он завещал некоторые свои земли. После смерти принца его   возлюбленная, которая тайно стала христианкой, перевезла сына в свой замок в   Гранаде. Там она умерла десять лет назад, оставив сыну все свое богатство, так   как не была замужем. Говорят, жизнь его была в опасности, потому что, хоть он   наполовину мавр, но в его венах слишком много королевской крови. Однако маркиз   оказался человеком умным и сумел убедить короля и королеву в том, что он думает   только о собственных удовольствиях. К тому же за него вступилась церковь, ибо   он доказал, что является ее верным сыном, занимаясь истреблением еретиков,   особенно евреев, и даже мавров, хотя они с ним одной крови. Его оставили в покое   и утвердили за ним его владения. Но стать священником он отказался.      

С тех   пор маркиз был представителем испанского престола в Гранаде, его посылали в   Лондон, Рим и в другие места по делам, связанным с вопросами веры и создания   святой инквизиции. Вот почему он находится сейчас в Англии – он должен добыть   имена и сведения о маранах, живущих там, особенно если они торгуют с Испанией.   Я видел список имен тех, кем он должен заняться в первую очередь. Поэтому я и   пишу вам так подробно, – ваше имя стоит в этом списке первым. Я думаю, что   вы поступили правильно, ликвидируя свою торговлю с Испанией и особенно, что вы   срочно решили продать нам свои корабли. Иначе они могут быть захвачены, так же   как и вы, если появитесь здесь. Мой совет вам: спрячьте свое богатство, –   оно будет достаточно велико, после того как мы выплатим вам свои долги, –   и уезжайте в безопасное место, пока эта ищейка д'Агвилар не напал на ваш след в   Лондоне. Хвала всевышнему, никого из нас ни в чем не подозревают, вероятно   потому, что мы многим хорошо платим.      

Закончив   расшифровку письма, Кастелл внимательно перечитал его. Затем он прошелся в зал,   где горел камин, так как день был холодный, бросил письмо в огонь и подождал,   пока оно превратилось в пепел. После этого он вернулся в контору и спрятал   оригинал письма в потайной ящик в стене. Только тогда он уселся в кресло и   задумался:      

«Мой   добрый друг Хуан Бернальдес прав. Д'Агвилар, или маркиз Морелла, выслеживает   меня и других. Ну что ж, я не собираюсь и дальше связывать свою судьбу с   Испанией. Почти все деньги, за исключением тех, которые еще должны прибыть из   Испании, укрыты так, что ему никогда не добраться до них. И все-таки я молю   бога, чтобы Питер и Маргарет скорее поженились и мы все трое уединились в   Дедхэме, вдали от чужих глаз. Я слишком долго был в этой игре. Мне нужно было   закрыть свои книги год назад. Но торговля шла так хорошо, что я не мог решиться   на это. К тому же мне везло, и за этот год я удвоил свое состояние. И все-таки   нужно было свернуть торговлю раньше, чем они пронюхали о моем богатстве.   Жадность, чистая жадность! Ведь я не нуждался в этих деньгах, которые могут погубить   нас».      

Его   раздумья были прерваны стуком в дверь. Джон Кастелл схватил перо, обмакнул в   чернильницу, и, крикнув: «Входите! «, принялся вписывать колонки цифр в   лежавшую перед ним бумагу.      

Дверь   отворилась, но Кастелл сделал вид, что он настолько поглощен счетами, что не слышит.   Какое-то чутье подсказало ему, что за его спиной стоит д'Агвилар. Возможно, он   подсознательно узнал его шаги. На мгновение он похолодел – только что он читал   о миссии этого человека,      

– страх   перед наступающим охватил его. Однако Кастелл сыграл великолепно.      

– Зачем   ты беспокоишь меня, дочка? – спросил он раздраженно, не поворачивая головы. –   У меня и так масса огорчений. Половина груза оказалась испорченной, а ты   отрываешь меня, когда я подсчитываю свои убытки.      

С этими   словами Кастелл бросил перо и резко повернулся вместе со стулом.      

Перед   ним действительно стоял с улыбкой склонившийся в своем обычном поклоне роскошно   одетый д'Агвилар.      

 ГЛАВА VI. Д'АГВИЛАР   ГОВОРИТ      

       

– Убытки? –   переспросил д'Агвилар. – Неужели я ослышался: богач Джон Кастелл, который   держит в своих руках половину торговли с Испанией, говорит об убытках?      

– Да,   сеньор, это так. Дела очень плохи. С этим судном мне не повезло. Оно едва уцелело   от весенних бурь. Однако садитесь, прошу вас.      

– Неужели   дела действительно плохи? – усмехнулся д'Агвилар, усаживаясь. – Как,   однако, нагло врут слухи! Я слышал, что ваши дела идут хорошо. Впрочем,   конечно, то, что для вас является убытком, для такого человека, как я, было бы   колоссальной прибылью.      

Кастелл   не ответил. Он выжидал, чувствуя, что его гость пришел не для того, чтобы разговаривать   с ним о торговых делах.      

– Сеньор   Кастелл, – вновь обратился к нему д'Агвилар; в голосе его чувствовалось   волнение. – Я пришел просить вас кое о чем.      

– Если   вы хотите одолжить у меня денег, сеньор, то боюсь, что момент как раз неподходящий. –   И он кивнул на бумагу, испещренную цифрами.      

– Я   не собираюсь просить у вас денег в долг, я прошу вас сделать мне подарок.      

– Все,   что есть в моем бедном доме, принадлежит вам, – с восточной вежливостью ответил   Кастелл.      

– Рад   слышать это, сеньор, потому что я действительно хочу получить кое-что из вашего   дома.      

Кастелл   вопросительно посмотрел на него.      

– Я   прошу руки вашей дочери, сеньоры Маргарет.      

Кастелл   удивленно посмотрел на д'Агвилара, и с его губ сорвалось:      

– Это   невозможно.      

– Почему   невозможно? – медленно спросил Д'Агвилар, словно ожидавший такого ответа, –   По возрасту мы подходим друг к другу, хотя я занимаю гораздо более высокое положение,   чем вы предполагаете. Не хочу хвастаться, но женщины не считают меня уродливым.   Я буду добрым другом дому, из которого возьму жену, а ведь может прийти день,   когда понадобятся друзья. И, наконец, я хочу жениться на ней не ради того, что   она принесет с собой, хотя богатство никогда не бывает лишним, а потому – прошу   вас поверить мне, – что люблю ее.      

– Я   слышал, что сеньор Д'Агвилар любит многих женщин там, в Гранаде.      

– Так   же как я слышал, что «Маргарет» проделала очень выгодный рейс, сеньор Кастелл.   Слухам, как я только что говорил, верить нельзя. Я буду говорить прямо. Я не   был святым. Но теперь я им стану ради Маргарет. Я буду верен вашей дочери,   сеньор. Что вы теперь скажете?      

Кастелл   только покачал головой.      

– Послушайте, –   продолжал Д'Агвилар, – я не тот, за кого выдаю себя. Ваша дочь, выйдя за   меня замуж, получит высокое положение и титул.      

– Да,   вы маркиз Морелла, сын принца Карлоса и мавританки, племянник его величества   короля Испании.      

Д'Агвилар   в упор посмотрел на своего собеседника и слегка поклонился.      

– Ваши   сведения не менее точны, чем мои. Вам, конечно, не нравится примесь в моей крови.   Ну что ж, если бы ее не было, я бы теперь сидел на месте Фердинанда. Мне она   тоже не по душе, хотя это древняя кровь благородных мавров. Однако разве   племянник короля и сын гранадской принцессы не может быть подходящим мужем для   дочери… еврея… да, марана, и английской леди, христианки, из хорошей семьи, но   не больше?      

Кастелл   поднял руку, собираясь сказать что-то, но Д'Агвилар продолжал:      

– Не   отрицайте этого, друг мой. Здесь, когда мы с вами одни, не стоит это делать. Разве   некий Исаак из Толедо лет пятьдесят назад не покинул вместе со своим маленьким   сыном Испанию и не стал известен в Лондоне как Джозеф Кастелл? Как видите, не   только вы изучаете родословную.      

– Ну,   и что из этого, сеньор?      

– Что   из этого? Ничего, мой друг Кастелл. Кого может заинтересовать эта старая история,   если старый Исаак давно умер, а его сын уже около пятидесяти лет добрый   христианин, был женат на христианке и имеет христианку дочь. Вот если бы он   только притворялся христианином, а в действительности тайно исполнял еврейские   обряды, вот тогда…      

– Что   тогда?      

– Тогда   он безусловно был бы изгнан из этой страны, где евреям запрещено жить, его   имущество было бы конфисковано в пользу королевской казны, его дочь попала бы   под опеку короля и была бы выдана замуж по желанию его величества, а сам он был   бы, по всей вероятности, передан в руки испанских властей, с тем чтобы ответить   за все. Но мы отвлеклись. Все ли еще невозможен наш брак?      

Кастелл   посмотрел прямо в глаза д'Агвилару:      

– Да!      

Он   произнес это слово так смело, что Д'Агвилар на мгновение растерялся. Он не ожидал   такого ответа.      

– Может   быть, вы будете так любезны объяснить мне причину?      

– Причина   проста, маркиз: моя дочь обручена.      

Д'Агвилар   не выразил удивления.      

– С   этим скандалистом, вашим родственником, Питером Брумом? – спросил   он. – Я догадывался об этом, и, клянусь всеми святыми, мне жаль ее. Это   слишком скучный возлюбленный для такой красивой и яркой женщины, а как   муж… – Д'Агвилар передернул плечами. – Дорогой Кастелл, ради нее вы   не допустите этого брака.      

– А   если допущу?      

– Тогда   я разрушу его ради нас всех, включая, конечно, и меня, потому что я люблю Маргарет   и хочу возвысить ее, и ради вас, ибо я хочу, чтобы вы прожили оставшиеся годы в   мире и довольстве, а не как затравленная собака.      

– Как   вы разрушите его, маркиз? Путем…      

– О   нет, сеньор, – перебил его Д'Агвилар, – не чужими мечами, если вы это   имеете в виду. Достой шли Питер в безопасности от них, поскольку это зависит от   меня, хотя, если мы столкнемся лицом к лицу, победит тот, кто сильнее. Не   бойтесь, друг мой, я не унижусь до убийства, я слишком дорожу своей душой,   чтобы осквернять ее кровью. И я никогда не женюсь на женщине вопреки ее воле.   Однако Питер может умереть, и прекрасная Маргарет сможет протянуть мне руку и   сказать: «Я выбираю вас своим мужем».      

– Все   это, конечно, может случиться, маркиз, но я не думаю, чтобы это произошло. Что   касается меня, я благодарю вас, но вынужден отклонить ваше лестное предложение.   Я полагаю, что моя дочь будет более счастлива в ее нынешнем скромном положении   с тем человеком, которого она избрала. Вы разрешите мне вернуться к моим   счетам? – Кастелл встал.      

– Да,   сеньор, – ответил Д'Агвилар, тоже вставая, – но прибавьте к тем   убыткам, о которых вы говорили, еще один – дружбу Карлоса, маркиза Морелла, а   на той странице, где у вас прибыли, добавьте его ненависть.      

– Смуглое,   красивое лицо д'Агвилара исказилось от злобы. – Вы что, сошли с ума?   Вспомните о маленькой молельне за алтарем в вашей часовне и о том, что там   находится!      

Кастелл   пристально посмотрел на него и затем сказал:      

– Пойдемте,   посмотрим. Нет, не бойтесь: так же как и вы, я помню о своей душе и не обагрю   своих рук кровью. Идите вслед за мной, вы будете в безопасности.      

Любопытство   или какая-то другая причина заставила д'Агвилара подчиниться. Через несколько   минут они оказались позади алтаря.      

– Смотрите, –   сказал Кастелл, нажав пружину и открыв потайную дверь.      

Д'Агвилар   заглянул в комнатку. Но куда делись стол, ящик, подсвечники, свитки, о которых   говорила ему Бетти? Там были только старые пыльные ящики с пергаментами и поломанная   мебель.      

– Что   вы видите? – спросил Кастелл.      

– Только   то, что вы гораздо умнее, чем я предполагал. Но отвечать на эти вопросы вам   придется не сейчас и не мне. Поверьте, я не инквизитор.      

С этими   словами Д'Агвилар повернулся и вышел. Когда Кастелл, прикрыв потайную дверь,   поспешно вышел из часовни, маркиза уже не было.      

Чрезвычайно   взволнованный, Кастелл вернулся в свой кабинет и сел поразмыслить. Судьба,   которая так долго оставалась благосклонной к нему, теперь отвернулась. Хуже   быть не могло. Д'Агвилар через своих шпионов раскрыл тайну его веры, и так как,   к несчастью, маркиз влюблен в его дочь, а Кастелл вынужден отказать ему, то   Д'Агвилар стал его злейшим врагом. Почему же он отказал д'Агвилару? Ведь это   человек знатный и занимающий высокое положение. Маргарет стала бы женой одного   из первых грандов Испании, стоящего ближе всех к трону. Может быть – такие   случаи бывают, – она стала бы королевой или матерью королей? Более того:   этот брак принес бы самому Кастеллу безопасность, спокойную старость, тихую   смерть в собственной постели – ведь будь он хоть пятьдесят раз мараном, кто   посмеет тронуть тестя маркиза Морелла? Так почему же он отказал? Да просто   потому, что он обещал выдать ее замуж за Питера, а за всю жизнь купца он   никогда не отказывался от своего слова. И в душе Кастелл пожалел, что   согласился выдать Маргарет за Питера. Почему он не заставил Питера, который так   долго ждал, подождать еще месяц? Но теперь уже было поздно. Он дал слово и   будет держать его, чего бы это ему ни стоило.      

Кастелл   встал и приказал служанке позвать к нему Маргарет. Однако та вернулась с сообщением,   что ее хозяйка отправилась на прогулку вместе с Бетти и что лошадь ожидает   хозяина, чтобы ехать к реке. Кастелл собирался провести ночь на борту своего   судна.      

Положив   перед собой лист бумаги, Кастелл подумал было, не написать ли Маргарет и не   предупредить ли ее. Но затем он решил, что ей нечего бояться д'Агвилара, по   крайней мере в настоящее время, и что опасно доверять бумаге такие вещи; он   написал только, чтобы она берегла себя и что он вернется на следующий день   утром.      

В тот же   день вечером, когда Маргарет сидела в своей маленькой гостиной, примыкавшей к   общему залу, дверь отворилась, и, подняв глаза от вышивания, Маргарет увидела   стоявшего перед ней д'Агвилара.      

– Сеньор, –   с удивлением воскликнула она, – как вы попали сюда?      

– Сеньора, –   с поклоном ответил Д'Агвилар, закрывая за собой дверь, – меня принесли   сюда мои ноги. Если бы я мог, я думаю, что никогда не уходил бы от вас.      

– Не   говорите мне комплиментов, сеньор, прошу вас, – нахмурившись, сказала Маргарет. –   Я не могу принимать вас одна, поздно вечером, когда отца дома нет.      

Маргарет   встала и попыталась пройти мимо него к двери. Однако д'Агвилар не сдвинулся с   места, и ей пришлось остановиться.      

– Я   знал, что его нет, – учтиво заметил д'Агвилар, – и именно поэтому я   рискнул обратиться к вам по вопросу чрезвычайно важному. Я умоляю вас уделить   мне несколько минут.      

У   Маргарет мелькнула мысль, что он принес ей новости о Питере, – вероятно,   плохие.      

– Садитесь   и говорите, сеньор, – ответила она, опускаясь в кресло.      

– Сеньора, –   начал д'Агвилар, – мои дела в этой стране закончены, и через несколько   дней я возвращаюсь в Испанию… – Он приостановился, словно выжидая.      

– Я   уверена, что ваше путешествие будет приятным, – заметила Маргарет, не   зная, что еще сказать.      

– Я   тоже надеюсь на это, сеньора, потому что я пришел просить вас разделить его со   мной. Выслушайте меня, прежде чем отказывать мне. Сегодня я видел вашего отца и   просил у него вашей руки. Он не дал мне никакого ответа, не сказав ни «да», ни   «нет». Он заявил мне, что вы сами решаете свою судьбу и что я должен услышать   решение из ваших уст.      

– Мой   отец сказал так? – перебила его удивленная Маргарет, но потом ей пришло в   голову, что у Кастелла, очевидно, была какая-то причина для такого ответа, и   она быстро добавила: – Ну что ж, мой ответ будет прост и краток. Я благодарю   вас, сеньор, но я остаюсь в Англии.      

– Ради   вас и я готов остаться здесь, хотя, по правде говоря, я нахожу эту страну холодной   и варварской.      

– Если   вы останетесь здесь, сеньор д'Агвилар, уеду в Испанию я. Прошу вас, пропустите   меня!      

– Только   после того, как вы выслушаете все. Я уверен, что тогда вы будете более снисходительны.   Поймите, я занимаю очень высокое положение у себя на родине. Это здесь я   предпочитаю жить инкогнито, под скромным именем сеньора д'Агвилара. Я маркиз   Морелла, племянник короля Фердинанда. Я богат и знатен. Если вы не верите мне,   я могу представить вам доказательства.      

– У   меня нет оснований не верить вам, – холодно ответила Маргарет.      

– Все   это, может быть, и правда, но какое это имеет отношение ко мне?      

– А   то, что я, у которого в венах струится королевская кровь, прошу дочь купца   стать моей женой.      

– Благодарю   вас, но меня вполне устраивает мой скромный жребий.      

– Вам   безразлично, что я люблю вас всем сердцем? Выходите за меня замуж, и я возвышу   вас, может быть, даже до трона.      

Маргарет   подумала мгновение и затем сказала:      

– Вы   предлагаете крупную взятку, но как вы сделаете это? Разве девушек не обманывают   поддельными драгоценностями?      

– А   как это делалось раньше? Далеко не все любят Фердинанда. У меня есть много   друзей, которые помнят, что мой отец был старшим сыном, но его отравили. А моя   мать была мавританской принцессой. И если я, живущий среди мавров в качестве   посла испанского престола, соединю свой меч с их мечами… Есть и другие пути.   Однако я говорю вещи, которые никогда раньше не произносили мои уста. Если они   когда-либо станут известны, это будет стоить мне жизни – пусть это послужит   доказательством того, насколько я доверяю вам.      

– Благодарю   вас, сеньор, за ваше доверие, но мне кажется, что эта корона находится так   высоко, что путь к ней весьма опасен. Я предпочитаю оставаться внизу, в   безопасности.      

– Вы   отказываетесь от славы, – взволнованно прервал ее д'Агвилар,      

– может   быть, вас тронет любовь. Вам будут поклоняться. Вы будете окружены таким обожанием,   как ни одна женщина в мире. Клянусь вам, в ваших глазах есть искра, которая   зажгла в моем сердце огонь, он пылает день и ночь и никогда не погаснет. Ваш   голос для меня сладчайшая музыка, ваши волосы пленили меня сильнее, чем кандалы   – узника; когда вы идете, мне кажется, что богиня красоты Венера спустилась на   землю. Ваш ум так же ясен и благороден, как и ваша красота, и с его помощью я   достигну всего на земле и завоюю место на небе. Я люблю вас, моя госпожа, моя   прекрасная Маргарет. Из-за вас все женщины на свете потеряли для меня всякую   прелесть. Смотрите, как сильно я люблю вас, если я, один из первых грандов   Испании, преклоняюсь перед вашей красотой. – С этими словами д'Агвилар   неожиданно упал перед ней на колени и, схватив подол ее платья, прижал к своим   губам.      

Маргарет   смотрела на него, и гнев, вспыхнувший было у нее в душе, таял; вместе с ним исчезло   чувство страха. Этот человек был искренен, в этом она не могла сомневаться.   Рука, державшая подол ее платья, трепетала, лицо было бледно, а в черных глазах   блестели слезы. Почему же бояться этого человека, который был ее рабом?      

– Сеньор, –   мягко сказала она, – поднимитесь, прошу вас. Не тратьте на меня свою любовь,   я не заслуживаю ее и не достойна вас. Я не могу ответить на нее. Сеньор, я уже   обручена. Забудьте меня и найдите другую женщину, достойную вашей любви.      

– Обручена! –   воскликнул д'Агвилар. – Я знаю об этом. Нет, я не хочу сказать о нем   ничего дурного. Порочить того, кому более повезло, непристойно. Но какое имеет   значение то, что вы обручены? Что значило бы для меня, если бы вы даже были   замужем? Я все равно добивался бы вас, для меня нет другого пути. Вы говорите,   что вы ниже меня. Вы выше меня, как звезда, и вас так же трудно достичь. Искать   другую любовь? Уверяю вас, что я завоевал немало женщин – ведь не все так   неприступны, как вы, – и теперь я ненавижу их. Я жажду вашей любви и буду   добиваться вас до последнего дня моей жизни. Я завоюю вас или погибну. Впрочем,   нет, я не умру, пока вы не будете моей. Не пугайтесь, я не буду убивать вашего   возлюбленного, иначе как в честном бою. Я не буду принуждать вас стать моей   женой, даже если бы я имел такую возможность, но я еще услышу из ваших   собственных уст, как вы попросите меня быть вашим мужем. Я клянусь в этом Иисусом!   Я клянусь, что только этому посвящу всю свою жизнь! И если случится так, что вы   умрете раньше меня, я последую за вами до самых ворот рая и найду вас там.      

Страх   вновь сжал сердце Маргарет. Любовь этого человека была страшна, хотя и величественна.   Питер никогда не говорил ей таких слов.      

– Сеньор, –   сказала она почти виноватым голосом, – мертвые оказываются плохими   невестами. Оставьте эти больные фантазии, их порождает ваша восточная кровь.      

– Но   это и ваша кровь – ведь вы наполовину еврейка, и вы должны понимать мои чувства.      

– Возможно,   я и понимаю. Может быть, я восхищаюсь ими и даже считаю их по-своему   возвышенными и благородными, если можно считать благородным стремление завоевать   чужую невесту. Но я, сеньор, невеста другого и принадлежу ему вся, телом и   душой. И я не откажусь от своего слова и не разобью его сердце за все царства   на земле. Еще раз прошу вас, сеньор, предоставьте бедной девушке ту скромную   участь, которую она избрала, и забудьте ее.      

– Леди, –   ответил д'Агвилар, – ваши слова мудры и деликатны, я благодарен вам за   них. Но я не могу забыть вас. И клятву, которую я только что произнес, я   повторяю. – И прежде чем Маргарет успела остановить его и даже догадаться   о том, что он собирается делать, д'Агвилар взял золотое распятие, висевшее у нее   на груди, поцеловал его и опустил со словами: – Вы видите, я мог поцеловать вас   в губы и вы не успели бы остановить меня, но я никогда этого не сделаю, пока вы   сами не позволите мне. Поэтому вместо ваших губ я поцеловал распятие, которое   мы оба носим. Леди Маргарет, моя леди Маргарет, через день или два я уплываю в   Испанию, и я увожу с собой ваш образ. Я верю, что пройдет немного времени – и   наши пути скрестятся. Разве может быть иначе – ведь наши жизни переплелись в   тот вечер около Вестминстерского дворца, переплелись для того, чтобы никогда не   разойтись, пока один из нас не покинет этот мир. А сейчас прощайте.      

Д'Агвилар   исчез так же бесшумно, как и появился. Выпустила его из дома та же Бетти, которая   перед тем открыла ему дверь. Быстро оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться,   что ее никто не видит – на это можно было надеяться, так как Питера дома не   было, а с ним уехали лучшие слуги, хозяин тоже отсутствовал, – Бетти   оставила дверь приоткрытой, чтобы иметь возможность вернуться незамеченной, и   выскользнула вслед за д'Агвиларом. Они дошли до старой арки, которая в давние   времена служила входом в ныне разрушенный дом. Сюда, в этот темный уголок, и   завернула Бетти, потянув за руку д'Агвилара. Он остановился на мгновение,   пробормотал сквозь зубы какое-то испанское проклятие и пошел за ней. «– Что вы   хотите мне сказать, прелестная Бетти? – спросил он.      

– Меня   интересует, – с едва сдерживаемым негодованием воскликнула Бетти, –   что вы хотите мне сказать, мне, которая так много сделала для вас сегодня! Для   моей кузины у вас находится немало слов, я знаю. Я ведь была в саду и сквозь   ставни слышала, как вы говорили, говорили, говорили, как будто защищали свою   жизнь.      

«Надеюсь,   что в этих ставнях нет отверстий, – подумал про себя д'Агвилар, – и   она ничего не могла увидеть». Вслух же он сказал:      

– Мисс   Бетти, вы не должны были стоять на этом жестоком ветре. Вы могли простудиться,   что бы я тогда делал?      

– Не   знаю. Скорее всего, ничего. Но я хочу знать, почему вы уверяли меня, что хотите   прийти, чтобы повидать меня, и вместо этого провели целый час с Маргарет?      

– Чтобы   избежать подозрений, дорогая Бетти. Кроме того, я должен был поговорить с ней о   Питере, который ее, по-видимому, так интересует. Вы ведь очень проницательны,   Бетти, скажите мне: там готовится свадьба?      

– Думаю,   что да. Мне ничего не говорили, но я многое замечаю. Кроме того, она почти   каждый день пишет ему письма. Я только не понимаю, что она нашла в этом   человеке.      

– Без   сомнения, она высоко ценит его честность, так же как я вашу. Кто может объяснить   движения сердца? Ведь, как говорят знающие люди, одни из них внушает небо, а другие   ад. В конце концов, это не наше с вами дело. Пусть они будут счастливы,   поженятся, и пусть у них будет многочисленное и здоровое потомство. Однако,   дорогая Бетти, вы готовы к поездке в Испанию?      

– Не   знаю, – мрачно ответила Бетти. – Я не уверена, что можно довериться   вам и вашим красивым словам. Если вы хотите жениться на мне, как вы клянетесь,   почему мы не можем сделать все это до отъезда? Откуда я знаю, что вы выполните   свое обещание, когда мы будем в Испании?      

– Вы   задаете много вопросов, Бетти. Я вам уже ответил на них раньше. Я уже говорил   вам, что не могу жениться на вас здесь потому, что должен получить на это   разрешение. Оно необходимо из-за различия в нашем положении. Здесь, где все   знают, кто вы, я такого разрешения не получу. В Испании вы будете представлены   как знатная английская леди – а вы действительно имеете на это право по своему   рождению – и я получу такое разрешение в течение часа. Но если вы сомневаетесь   во мне, то, хотя сердце у меня разрывается в груди, когда я говорю это, нам   лучше расстаться сейчас же. Мне не нужна жена, которая не доверяет мне.   Скажите, жестокая Бетти, вы хотите покинуть меня?      

– Вы   знаете, что я не хочу этого, вы знаете, что это убьет меня! – воскликнула   Бетти голосом, полным страсти. Вы знаете, что я люблю землю, по которой вы   ходите, и ненавижу каждую женщину, которая оказывается около вас, даже свою   кузину, хотя она всегда была так добра ко мне. Я рискну и поеду с вами, потому   что я верю, что вы честный джентльмен и не обманете девушку, доверившуюся вам.   Но если вы обманете меня, пусть бог накажет вас. Я ведь не игрушка, которую   можно сломать и выбросить, и вы убедитесь в этом. Да, я рискну, потому что вы   заставили меня полюбить вас так, что я не могу жить без вас.      

– Бетти,   ваши слова восхищают меня! Я вижу, что не ошибся в вашем благородном сердце. Но   говорите чуть потише. Вернемся к нашему плану. В день отплытия я приглашу   госпожу Маргарет и вас на мой корабль.      

– А   почему не пригласить меня без Маргарет?      

– Потому   что это возбудит подозрения, которых нам нужно избегать. Не перебивайте меня, Я   приглашу вас обеих или заставлю приехать под каким-нибудь другим предлогом и   тогда распоряжусь, чтобы ее отправили на берег. Предоставьте все это мне,   поклянитесь только, что вы выполните все, что я напишу вам. Если вы этого не   сделаете, имейте в виду, у нас есть могущественные враги, которые могут   навсегда разлучить нас. Я буду откровенен с вами, Бетти: есть одна знатная   дама, которая ревнует и следит за вами. Вы клянетесь?      

– Да,   да, я клянусь! Но кто эта знатная дама?      

– Ни   слова о ней, во имя вашей и моей жизни! Я скоро извещу вас. А теперь, дорогая,   до свидания.      

– До   свидания, – отозвалась Бетти, но не тронулась с места.      

Поняв,   что она ожидает еще чего-то, д'Агвилар собрался с силами и коснулся губами ее   волос. В тот же момент он пожалел об этом – даже эта умеренная ласка вызвала в   ней бурю страсти. Бетти обвила его шею руками и принялась целовать, пока он,   наполовину задушенный, не вырвался из ее объятий и не спасся бегством.      

«Матерь   божья, – подумал он, – эта женщина похожа на вулкан во время   извержения! Я буду теперь целую неделю ощущать ее поцелуи. – И он вытер   лицо рукой. – Лучше было бы придумать другой план, но теперь уже поздно   менять что-либо – она выдаст меня. Как-нибудь я от нее избавлюсь, хотя бы мне   пришлось ее утопить. Тяжкая участь – любить госпожу и быть любимым служанкой».      

 ГЛАВА IX. ЛОВУШКА      

       

На   следующее утро, когда вернулся Кастелл, Маргарет рассказала ему о визите д'Агвилара   и обо всем, что произошло между ними. Испанец сказал ей, что она наполовину еврейка,   значит, он раскрыл тайну Кастелла.      

– Я   знаю об этом, знаю! – ответил ей взволнованный и рассерженный отец. –   Вчера он угрожал мне. Будь что будет, я встречу мой жребий. А сейчас я хочу   знать, кто впустил этого человека в мой дом в мое отсутствие и без моего   разрешения.      

– Бетти, –   ответила Маргарет. – Она клянется, что не думала, что поступает дурно.      

– Пошли   за ней, – сказал Кастелл.      

Бетти   тут же явилась и в ответ на расспросы хозяина сочинила длинную историю. Вечером   она вышла подышать воздухом, как вдруг подошел сеньор д'Агвилар, поздоровался с   ней и прошел в дом, сказав, что у него назначено свидание с хозяином.      

– Со   мной? – прервал ее Кастелл. – Но меня ведь не было дома.      

– Я   не знала, что вы уехали. Меня не было дома, когда вы уезжали, и никто мне об   этом не сказал. А я знаю, что сеньор д'Агвилар ваш друг. Я его впустила и потом   выпустила. Вот и все, что я могу сказать.      

– Тогда   я должен сказать, что ты потаскушка и лгунья и что этот испанец каким-то путем   подкупил тебя! – вспылил Кастелл. – Вот что, девчонка, хоть ты и   родственница моей жены, но я решил выгнать тебя на улицу. Можешь умирать там с   голоду.      

Бетти   сначала вспылила, потом принялась плакать. Маргарет начала упрашивать отца не делать   этого, потому что он погубит Бетти и возьмет грех на душу. Кончилось все тем,   что Кастелл, будучи человеком добрым, вспомнил, что покойная жена любила Бетти   Дин, как родную дочь, и ограничился тем, что запретил Бетти выходить из дома   без Маргарет и распорядился, чтобы дверь отпирал только слуга.      

В тот же   день Маргарет написала Питеру обо всем, что у них произошло, и о том, как   испанец просил ее выйти за него замуж. Умолчала она только о словах, которые он   ей говорил. В конце письма она запрещала Питеру ревновать ее к сеньору   д'Агвилару или к какому-либо другому мужчине, так как Питер знает, кому   принадлежит ее сердце.      

Получив   это письмо, Питер чрезвычайно взволновался. Что Кастелл и Маргарет навлекли на   себя злобу д'Агвилара, в этом он не сомневался. Его возмутило, что д'Агвилар   осмелился беспокоить Маргарет своими ухаживаниями. Все остальное его мало   волновало, ибо он верил в нее, как в бога. Тем не менее Питеру захотелось как   можно скорее вернуться в Лондон, пренебрегая опасностью. Однако не прошло и трех   дней, как он получил письма сразу от Кастелла и Маргарет, которые успокоили   его.      

В   письмах сообщалось, что д'Агвилар отплыл в Испанию. Во всяком случае, Кастелл   видел его стоящим на корме корабля, плывшего вниз по Темзе, по направлению к   морю. То был корабль испанского посла де Айалы. Кроме того, Маргарет получила   от него прощальный привет. В записке было написано:      

«Прощайте,   прекрасная леди. До предопределенного часа, когда мы встретимся вновь. Я   уезжаю, потому что должен ехать, но увожу с собой ваш образ. Любящий вас до   самой смерти Морелла».      

«Он   может возить с собой ее образ, пока сама она со мной, но если он вернется со своей   любовью, клянусь, что смерть и он недолго будут ходить порознь!» – таковы были   мрачные мысли Питера. Затем он вернулся к письмам. Теперь, после отъезда   испанцев, ему нечего бояться, а в Лондоне его уже ждут. Кастелл в своем письме   назначил день приезда – 31 мая, ровно через неделю, с тем что на следующий день   – 1 июня – состоится их свадьба. Устраивать свадьбу в мае нельзя – считалось,   что это может принести несчастье. Эти же новости сообщала и Маргарет в таких   нежных словах, что Питер поцеловал ее письмо и тут же написал ей ответ –   краткий, по обыкновению. Он писал, что, если на то будет воля святых, он   приедет к вечеру 31 мая и что во всей Англии нет человека счастливее, чем он.      

Всю эту   неделю Маргарет была совершенно поглощена приготовлением своего подвенечного   платья. Кроме того, она занималась и другими туалетами, так как было решено,   что на следующий день после свадьбы они уедут в Дедхэм, а отец вскоре последует   туда за ними. Старый замок был еще не готов, для окончания работ требовалось   еще немало времени, но Питер привел в порядок несколько комнат, в них они могли   жить летом, а к зиме должен был быть готов весь дом.      

Кастелл   тоже был очень занят. «Маргарет» готовилась к новому плаванию, и трюмы ее принимали   последние грузы. Кастелл надеялся отправить судно в тот же день – 31 мая – и   таким образом покончить с этим последним своим делом. Ему оставалось только   передать свои склады и лавки купцам, которые купили их. Дела держали его в   Грейвсенде, где стояло судно, но он был спокоен, так как д'Агвилар и все   остальные испанцы, в том числе и слуги де Айала, которые поклялись убить   Питера, уехали.      

О, как   счастлива была Маргарет в эти прекрасные весенние дни! Сердце ее было спокойно,   как безоблачное небо. Она была так счастлива, так поглощена приятными   хлопотами, что не обращала внимания на свою кузину Бетти, которая помогала ей   готовить свадебный наряд и все что нужно для отъезда. Если бы она   присмотрелась, то заметила бы, что Бетти встревожена и словно чего-то ждет. Она   боролась с овладевшим ею отчаянием. Но Маргарет ничего не замечала, ее сердце   было слишком полно своим счастьем, она считала часы до возвращения Питера.      

Время   шло. Наконец наступил день, когда должен был вернуться Питер. На следующий день   была назначена свадьба. К ней все было готово, включая прекрасный костюм для   Питера. Таких нарядных костюмов он никогда раньше не носил. Соседнюю церковь,   где должно было происходить венчание, уже убрали цветами.      

Рано   утром Кастелл уехал в Гройвсенд, захватив с собой большую часть слуг. «Маргарет»   на рассвете следующего дня уходила в море. Кастелл обещал вернуться к ночи,   чтобы встретить Питера, который собирался выехать из Дедхэма утром и не мог   приехать раньше ночи.      

К   четырем часам дня в доме все было готово, и Маргарет пошла в свою комнату переодеться   к приезду Питера. Бетти она не взяла с собой      

– та   была чем-то занята. Кроме того, сердце Маргарет было так переполнено радостью,   что ей хотелось побыть немного одной.      

Сердце   Бетти тоже было переполнено, но отнюдь не радостью. Ее обманули. Красивый испанец,   которого она так страстно полюбила, уехал и не прислал ей ни слова. Сомневаться   в этом не приходилось – его видели на борту отплывавшего судна, – и ни   единого слова! Это было жестоко, и теперь она, у которой украли надежду и   любовь, должна была помогать другой женщине, которая собиралась стать   счастливой женой. С сердцем, преисполненным горечью, Бетти, кусая губы и   вытирая глаза рукавом платья, принялась за дела. Неожиданно открылась дверь, и   слуга      

– не   их, а со стороны, приглашенный для помощи на завтрашний день, – сообщил,   что ее хочет видеть какой-то матрос.      

– Впусти   его. У меня нет времени ходить и выслушивать всех! – вспылила Бетти.      

Слуга   ввел матроса и тут же оставил их одних. Посланец оказался смуглым малым с лукавыми   черными глазами. Если бы он не говорил так хорошо по-английски, его можно было   бы принять за испанца.      

– Кто   ты, и что у тебя за дело? – нетерпеливо спросила Бетти.      

– Я   плотник с «Маргарет», – объяснил он, – меня послали сказать, что с   господином Кастеллом случилось несчастье и он просит, чтобы его дочь Маргарет   немедленно приехала к нему.      

– Какое   несчастье? – вскрикнула Бетти.      

– Он   смотрел, как укладывают груз, поскользнулся и упал в трюм, повредил себе спину   и сломал правую руку. Поэтому он не мог написать. Но доктор, которого мы   вызвали, приказал мне передать мисс Маргарет, что в настоящий момент он не   боится за его жизнь. Вы мисс Маргарет?      

– Нет, –   ответила Бетти, – но я сейчас же пойду за ней. Подожди здесь.      

– Тогда,   значит, вы ее кузина, мисс Бетти Дин? Если это так, то у меня есть кое-что и   для вас.      

– Да,   это я.      

– Вот, –   сказал матрос, вытаскивая письмо и протягивая его Бетти.      

– Кто   дал тебе это? – подозрительно спросила Бетти.      

– Я   не знаю его имени, но по виду это очень благородный испанец. И очень щедрый. Он   услышал про несчастье на «Маргарет» и о том, что я еду сюда, и попросил меня   передать вам письмо. В награду он подарил мне золотой дукат и взял слово, что я   передам это письмо только вам и никому не скажу о нем ни слова.      

– Какой-нибудь   неотесанный поклонник, – заявила Бетти, кивнув головой, – они вечно   пишут мне. Жди здесь, я пойду за мисс Маргарет.      

Как   только Бетти очутилась за дверями, она быстро вскрыла письмо и впилась в него   глазами.      

Любимая!   Вы думаете, что я обманул вас и уехал, но это неправда. Я хранил молчание только   потому, что вам все равно не удалось бы выйти одной из дома, ведь вас так   стерегут. Но теперь бог любви дарует нам эту возможность. Конечно, ваша кузина   возьмет вас с собой к отцу, который лежит у себя на судне, тяжело раненный.   Пока она будет с ним, я уведу вас, и тогда мы обвенчаемся и тут же уедем –   сегодня же или завтра. Зная, что вы хотите этого, я с огромными трудностями   добился разрешения, и священник будет ждать нас, чтобы обвенчать. Не говорите   никому ни слова и не высказывайте ни опасений, ни страха, что бы ни случилось,   иначе мы будем разлучены навсегда. Уговорите вашу кузину поехать, чтобы вы   могли сопровождать ее. Помните, что ваш возлюбленный ждет вас.      

К. У А.   Когда Бетти разобрала содержание этого любовного послания, ее сердце забилось   от волнения, голова закружилась, и она чуть не упала. Потом она подумала, что   это могла быть шутка. Нет, Бетти узнала почерк д'Агвилара, – он верен ей,   он женится на ней, как обещал, и увезет ее в Испанию, чтобы сделать там знатной   дамой. Если она будет медлить, она может потерять его навсегда; его, за кем она   готова идти на край света. В ту же минуту решение было принято – Бетти была   храброй девушкой. Она поедет, даже если ей придется бросить кузину, которую она   так любит.      

Спрятав   письмо на груди, Бетти бросилась в комнату Маргарет и рассказала ей о посланце   и ужасном известии. О письме она не сказала ни слова. Маргарет побледнела от волнения,   однако, овладев собой, выговорила:      

– Я   пойду поговорю с ним.      

Они   вместе спустились по лестнице. Матрос повторил Маргарет всю историю. Он рассказал   ей, как произошло несчастье – но его словам, это случилось у него на   глазах, – и описал, какие раны получил ее отец. При этом он добавил, что,   хотя врач и утверждает, что опасности для жизни нет, однако господин Кастелл   думает иначе и все время просит, чтобы к нему немедленно привели дочь.      

Несмотря   на все, Маргарет сомневалась и медлила – она боялась, сама не понимая чего.      

– Питер   будет здесь самое большое через два часа, – обратилась она к Бетти. –   Может быть, лучше дождаться его?      

– О   Маргарет, а что, если тем временем твой отец умрет? Уж наверно, он лучше знает,   что с ним, чем тот коновал, которого к нему позвали. Ведь ты тогда потеряешь   покой на всю жизнь! Конечно, тебе нужно ехать. Или, в крайнем случае, поеду я   одна.      

Маргарет   все еще колебалась, пока матрос не вмешался:      

– Миледи,   если вы поедете, я могу проводить вас к тому месту, где вас ожидает шлюпка,   чтобы переправить через реку. Если же нет, я должен вас оставить – судно уйдет   с восходом луны, они ждут только вашего приезда, чтобы перенести хозяина,   вашего отца, на берег. Они думают, что лучше это сделать при вас. Если же вы не   приедете, они сделают это сами, как можно бережнее. Там вы завтра и найдете   господина Кастелла, живого или мертвого. – С этими словами матрос взял   свою шапку, собираясь уходить.      

– Я   еду с вами! – воскликнула Маргарет. – Ты права, Бетти. Прикажи   оседлать двух лошадей, мою и грума. Пусть на его лошадь найдут второе седло,   удобное для тебя. Поедем вместе. У матроса, очевидно, лошадь есть.      

Матрос   утвердительно кивнул и отправился вслед за Бетти в конюшню. Маргарет же схватила   перо и принялась наспех писать записку Питеру. Она сообщала ему о несчастье,   постигшем их, и умоляла немедленно ехать вслед за ной. «Я вынуждена   ехать, – приписала она, – одна, с Бетти и незнакомым мужчиной. Однако   я должна это сделать, ибо сердце мое разрывается от страха за отца. Любимый,   скорее следуй за мной».      

Маргарет   передала записку слуге, который впустил матроса, и приказала вручить это письмо   мистеру Питеру Бруму немедленно, как только он приедет. Слуга поклялся, что сделает   это.      

Затем   Маргарет достала для себя и для Бетти простые черные плащи с капюшонами,   которые должны были скрывать их лица, и вскоре они уже были на конях.      

– Стой! –   воскликнула Маргарет, обращаясь к матросу, когда они уже собирались выехать. –   Почему отец не послал вместо тебя кого-нибудь из своих слуг и почему он не написал   мне?      

Матрос   искренне удивился:      

– Его   слуги ухаживали за ним, и он приказал ехать мне, потому что я знаю дорогу и у   меня на берегу хорошая лошадь, на которой я обычно езжу с поручениями в Лондон.   А что касается письма, то врач начал писать, но он делал это так медленно, что   господин Кастелл приказал мне тотчас ехать. Похоже, – добавил он с   некоторым раздражением, обращаясь к Бетти, – что госпожа Маргарет не   доверяет мне. Если так, пусть она ищет себе другого проводника или остается   дома. Мне все равно. Я выполнил то, что мне приказано.      

Этими   словами хитрый малый рассеял страхи Маргарет, но Бетти, помня о письме д'Агвилара,   была всетаки встревожена. Вся эта история выглядела несколько странной, но глупая   и тщеславная девушка уверяла себя, что если здесь что-то и подстроено, то   только для того, чтобы помочь ей. Ведь одну ее не отпустили бы. Бетти поистине   обезумела и не очень задумывалась над тем, что делает. В ее оправдание нужно   только сказать, что ей и в голову не приходило, что ее кузине Маргарет может   грозить какая-нибудь неприятность или что вся эта история с Кастеллом и его   ранением – ложь.      

Вскоре   они уже оказались за пределами Лондона и быстро ехали вдоль северного берега реки.   Их проводник объяснил, что судно стоит не у самого берега и что лодка ждет их в   Тильбюри. Туда было более двадцати миль, и как они ни спешили, ночь наступила   раньше, чем они прибыли к месту. В конце концов, когда они были совершенно   измучены тяжелой дорогой, матрос остановился у берега и объявил, что они   приехали. Невдалеке виднелась маленькая пристань, но вокруг не было ни одного   дома. Спешившись, матрос передал поводья своей лошади груму, спустился к   пристани и громко спросил, здесь ли шлюпка с «Маргарет». Чейто голос ответил:   «Да». Затем он с минуту поговорил с людьми в шлюпке – о чем, Маргарет и Бетти не   слышали – и прибежал обратно. Матрос предложил им спешиться и сообщил, что они   очень хорошо сделали, приехав, потому что господину Кастеллу стало хуже и он   все время зовет дочь.      

Груму   матрос приказал отвести лошадей на постоялый двор и дождаться там их возвращения   или новых распоряжений. Бетти матрос предложил поехать вместе с грумом, так как   в шлюпке не было места. Бетти готова была согласиться, думая, что это часть   плана ее похищения, но Маргарет заявила, что, если Бетти не будет вместе с ней,   она не сделает ни шагу. Немного поворчав, матрос повел их по каким-то   деревянным ступенькам к шлюпке, очертания которой едва были различимы в   темноте.      

Как   только Маргарет и Бетти уселись рядышком на корме, шлюпка оттолкнулась от   берега и понеслась вперед, в темноту. Один из матросов зажег фонарь и укрепил   его на носу. Где-то далеко, как бы в ответ на этот сигнал, тоже вспыхнул   огонек, и шлюпка направилась к нему. Теперь Маргарет решилась спросить у   гребцов о состоянии ее отца, но матрос, их проводник, попросил ее не отвлекать   их разговорами, так как течение здесь очень быстрое и шлюпка может   перевернуться. Маргарет замолчала, терзаемая сомнениями и страхом, следя за   огоньком, который все приближался, пока наконец не оказался над их головами.      

– Это   «Маргарет»? – крикнул проводник, и опять чей-то голос ответил   утвердительно.      

– Тогда   доложите господину Кастеллу, что его дочь здесь! – прокричал проводник, и   тут же с борта был сброшен канат и шлюпку накрепко привязали к трапу.      

Бетти,   оказавшаяся ближе всех к трапу, вступила на него. Впрочем, проводник опередил   ее, быстро взбежав по деревянным ступеням.      

Сильная   и ловкая Бетти последовала за ним. Следующей стала подниматься Маргарет. Когда   Бетти очутилась на палубе, ей показалось, что она слышит испанскую речь, и она   разобрала одну фразу: «Дурак! Зачем ты привез обеих? «, но ответа она не   расслышала. Она повернулась, подала руку Маргарет, и они вместе пошли к мачте.      

– Проводите   меня к моему отцу, – сказала Маргарет.      

Проводник   тут же отозвался:      

– Да,   да, госпожа, вот сюда. Только идите одна: появление вас обеих может разволновать   его.      

– Нет, –   ответила Маргарет, – моя кузина пойдет со мной. – И она крепко   схватила Бетти за руку.      

Пожав   плечами, матрос повел их вперед. Маргарет успела заметить, что одни матросы ставили   парус, другие, распевая какую-то странную, дикую песню, начали вращать нечто   похожее на ворот. Но в этот момент они добрались до каюты. Дверь за ними   захлопнулась. За столом сидел мужчина, над его головой висела лампа. При их   появлении мужчина встал, повернулся к ним и поклонился – это был д'Агвилар.      

Бетти   остановилась как вкопанная, она ожидала встречи с ним, но не здесь и не при таких   обстоятельствах. Ее глупенькое сердце так заколотилось при виде д'Агвилара,   что, казалось, она сейчас задохнется от волнения. Она только смутно   догадывалась, что произошла какая-то ошибка, и думала, как он теперь объяснит   все Маргарет, чтобы она уехала и оставила их – Бетти и д'Агвилара – вдвоем.   Бетти даже быстро оглядела каюту, чтобы выяснить, где ожидает священник. Увидев   сзади дверь, она решила, что, конечно, он спрятан там.      

У   Маргарет при виде д'Агвилара вырвался короткий, сдавленный крик, но уже в следующую   секунду, как храбрая женщина – одна из тех натур, которые становятся крепче перед   лицом испытаний, – она выпрямилась и спросила низким, гневным голосом:      

– Что   вы здесь делаете? Где мой отец?      

– Сеньора, –   покорно ответил он, – вы находитесь на борту моей каравеллы «Сан Антонио»,   а что касается вашего отца, то он либо на своем корабле «Маргарет», либо, что более   вероятно, дома в Холборне.      

При этих   словах Маргарет отпрянула назад.      

– Не   упрекайте меня, – торопливо продолжал д'Агвилар, – я скажу вам всю   правду. Во-первых, не волнуйтесь за своего отца: с ним не случилось никакого   несчастья, он цел и невредим. Простите меня за причиненное вам волнение, у меня   не было другого пути. Эта история – всего лишь ловушка, одна из хитростей, к   которым прибегает любовь… – Он приостановился, потрясенный выражением лица   Маргарет.      

– Ловушка!   Хитрость! – чуть слышно пробормотала она; глаза ее метали молнии. –   Ну, я отплачу вам за вашу хитрость!      

Д'Агвилар   увидел, что Маргарет выхватила кинжал, спрятанный у нее на груди, и сейчас   бросится на него. Он не мог сдвинуться с места: эти страшные глаза приковали   его. Еще секунда – и стальное лезвие пронзило бы его сердце, но Бетти с криком   бросилась к Маргарет и обхватила ее своими сильными руками.      

– Послушай,   ты не поняла его. Это меня он добивается, а не тебя. Он любит меня, а я люблю   его и готова выйти за него замуж. Ты уедешь обратно домой.      

– Отпусти   меня, – сказала Маргарет таким тоном, что у Бетти руки сами опустились.   Маргарет осталась стоять, сжимая в руке кинжал. – А теперь, –   обратилась она к д'Агвилару, – говорите правду, и поскорее, Что означают   ее слова?      

– Ей   лучше знать, – смущенно ответил д'Агвилар. – Ей нравится рядиться в   эту паутину тщеславия.      

– Которую   вы, может быть, сами сплели. Говори, Бетти!      

– Он   ухаживал за мной, – всхлипнула Бетти, – и я влюбилась в него. Он   обещал жениться на мне. Только сегодня он прислал мне письмо. Вот оно.      

– Читай! –   сказала Маргарет. И Бетти повиновалась.      

– Значит,   это ты предала меня, – произнесла Маргарет, – ты, моя кузина, которую   я приютила и так любила!      

– Нет! –   закричала Бетти. – Я не думала предавать тебя, скорее я бы умерла! Я на самом   деле поверила, что с твоим отцом несчастье и что, пока ты будешь с ним, этот   человек сумеет похитить меня.      

– Что   вы на это скажете? – обратилась Маргарет к д'Агвилару все тем же ледяным голосом. –   Вы предлагали и мне и ей вашу любовь и заманили сюда нас обеих. Что вы можете   сказать?      

– Только   то, – ответил д'Агвилар, стараясь выглядеть мужественно,      

– что   эта женщина глупа, я играл на ее тщеславии ради того, чтобы быть рядом с вами.      

– Ты   слышишь, Бетти, ты слышишь? – вскричала Маргарет с коротким и страшным   смехом.      

Но Бетти   только стонала…      

– Я   люблю вас и только вас одну, – продолжал д'Агвилар. – Вашу кузину я   отправлю на берег. Я совершил этот грех, потому что не мог совладать с собой.   Мысль, что завтра вы станете женой другого, сводила меня с ума, и я пошел на   все, чтобы вырвать вас из его объятий. Разве я не поклялся вам, – добавил   он, пытаясь перейти на свою обычную галантную манеру, – что ваш образ   будет сопровождать меня в Испанию, куда мы и плывем сейчас?      

Как раз   когда он произнес эти слова, корабль слегка накренился под ветром. Маргарет ничего   не ответила. Она играла маленьким кинжалом и наблюдала за д'Агвиларом. Глаза ее   блестели холоднее стали.      

– Убейте   меня, если хотите, – вновь заговорил д'Агвилар, и в голосе его прозвучали   любовь и стыд. – Тогда я освобожусь от страданий.      

При этих   словах Маргарет как будто проснулась. Теперь она заговорила с ним совершенно   иным голосом – размеренным и ледяным.      

– Нет, –   сказала она, – я не оскверню своих рук вашей кровью. К чему мне лишать   бога его мести? Но если вы попытаетесь дотронуться до меня или разлучить меня с   этой бедной женщиной, которую вы обманули, тогда я убью, но не вас, а себя. И я   клянусь вам, что мой призрак будет сопровождать вас в Испанию и из Испании   дальше, в ад, который ожидает вас. Слушайте меня, Карлос д'Агвилар, маркиз   Морелла, ведь я знаю, что вы верите в бога и боитесь его гнева. Так я призову   на вас мщение всемогущего. Оно обрушится на вас, будете ли вы бодрствовать или   спать, любить или ненавидеть, будете ли вы живы или умрете. Творите зло, но все   равно это напрасно. Буду ли я жива или мертва, каждое унижение, какое вы   заставите меня испытать, каждое несчастье, которое причинили или причините   моему возлюбленному, моему отцу и этой женщине, возместится вам в миллион раз   на этом свете и на том. Вы все еще хотите, чтобы я сопровождала вас в Испанию,   или вы отпускаете меня?      

– Я   не могу, – хрипло ответил д'Агвилар, – слишком поздно.      

– Ну   что ж, я буду сопровождать вас в Испанию, я и Бетти Дин, и с нами вместе месть   всемогущего бога, которая нависла над вами. В одном вы должны быть уверены: я   ненавижу вас, я презираю вас, но я не боюсь вас. Уходите.      

Д'Агвилар,   спотыкаясь, вышел из каюты, и обе женщины услышали, как захлопнулась за ним   дверь.      

 ГЛАВА X. ПОГОНЯ      

       

Приблизительно   в то самое время, когда Маргарет и Бетти поднялись на борт «Сан Антонио», Питер   Брум со своими слугами подъехал к дому в Холборне. Питера на час с лишним   задержала грязь на дороге. Целый месяц мечтал он об этой минуте, как может мечтать   человек, уверенный, что его хорошо встретят. Ведь на следующий день состоится   его свадьба с прекрасной и любимой женщиной. Он представлял себе, как Маргарет   будет поджидать его у окна, как она бросится к двери, как он спрыгнет с коня и   обнимет ее – на глазах у всех. Кого им теперь стыдиться, если завтра они станут   мужем и женой!      

Но   Маргарет у окна не было; во всяком случае, он не увидел ее – было темно. В   окнах даже не горел свет. Старый дом был мрачен. Тем не менее Питер действовал   так, как представлял себе в мечтах. Он соскочил с коня, подбежал к двери и   хотел распахнуть ее, но не смог – дверь была заперта. Тогда он принялся   колотить в нее рукояткой меча, пока наконец кто-то не подошел и не отпер замок.   Это оказался незнакомый ему слуга, недавно принятый в дом, тот самый, которому   Маргарет оставила письмо. В руке он держал фонарь.      

При виде   его у Питера похолодело сердце.      

– Кто   ты? – спросил он и, не ожидая ответа, продолжал: – Где господин Кастелл и   госпожа Маргарет?      

Слуга   сообщил, что хозяин еще не вернулся с корабля, а леди Маргарет около трех часов   назад уехала вместе с Бетти и матросом – все верхом.      

– Она,   наверное, поехала встречать меня и мы разминулись в темноте, – предположил   Питер.      

Тогда   слуга спросил его, не он ли Питер Брум, так как для него оставлено письмо.      

– Да,   да! – крикнул Питер и вырвал письмо из рук слуги. Он приказал ему закрыть   дверь и держать фонарь так, чтобы можно было читать. Он сразу узнал почерк   Маргарет.      

– Странная   история! – пробормотал он, дочитав письмо, – я должен ехать.      

Питер   уже направился к двери и протянул руку, чтобы открыть ее, как вдруг дверь   распахнулась и вошел Кастелл, здоровый и невредимый.      

– Здравствуй,   Питер! – весело закричал он. – Я знал, что ты уже здесь, я увидел лошадей,   но почему ты не с Маргарет?      

– Потому   что Маргарет уехала к вам. Вы ведь чуть ли не смертельно ранены – так, во   всяком случае, говорится в этом письме.      

– Уехала   ко мне? Смертельно ранен? Дай-ка сюда письмо. Или нет, лучше прочитай сам, я   ничего не вижу.      

Питер   прочитал вслух.      

– Здесь   какой-то заговор, – с трудом выговорил Кастелл, когда письмо было окончено, –   и думаю, что это дело рук испанца, или Бетти, или их обоих. Ну-ка, парень,   выкладывай нам все, что ты знаешь, да поскорее, если хочешь сохранить шкуру.      

– Да   я что! – торопливо ответил слуга и рассказал всю историю с приездом   матроса.      

– Беги   скажи людям, чтобы привели обратно лошадей, – прервал его рассказ   Кастелл. – А ты, Питер, приди в себя и выпей стакан вина. Нам обоим это не   помешает. Эй, есть здесь кто-нибудь из моих слуг? – крикнул он.      

Кастелл   приказал прибежавшим слугам перекусить и выпить чего-нибудь для подкрепления и,   пока они пили, рассказал им о том, что похищена их хозяйка Маргарет и что нужно   отправиться в погоню. Послышался шум – это привели лошадей из конюшни. Все   выбежали на улицу, вскочили в седла и помчались по дороге в Тильбюри. Они   поскакали той же дорогой, какой ехала Маргарет, не потому, что они подозревали   об этом, а потому, что она была самой короткой.      

Однако   лошади были усталые, ночь темная, шел дождь, и, когда они еще только подъезжали   к Тильбюри, в какой-то церкви часы пробили три. Они как раз проезжали мимо той   маленькой пристани, где Маргарет и Бетти садились в шлюпку. Питер и Кастелл   скакали рядом, впереди всех, в полном молчании – говорить было не о чем, –   как вдруг их окликнул знакомый голос. Это был голос грума Томаса.      

– Я   увидел головы ваших коней на фоне неба, – объяснил он, – и узнал их.      

– Где   твоя хозяйка? – в один голос спросили Питер и Кастелл.      

– Уехала,   уехала с Бетти Дин в шлюпке вон от той пристани. Они поплыли, мне кажется, к»   Маргарет». Я отвел лошадей на постоялый двор, как мне приказали, и вернулся,   чтобы подождать их. Это было несколько часов назад. С тех пор я не видел ни   одной живой души и ничего не слышал, кроме шума ветра и воды, пока не услышал   топот ваших коней.      

– Надо   ехать в Тильбюри и достать шлюпку, – сказал Кастелл. – Мы должны   успеть на «Маргарет» раньше, чем она снимется с якоря. Может быть, женщины – на   борту «Маргарет»?      

– Если   так, то я думаю, что их туда завлекли испанцы. Я уверен, что в этой шлюпке были   по англичане, – сказал Томас.      

Он бежал   рядом с лошадью Кастелла, держась за стремя.      

Кастелл   ничего не ответил. Питер громко вздохнул – он тоже был уверен, что это дело рук   испанцев.      

Спустя   час, когда уже брезжил рассвет, они поднимались на борт «Маргарет», как раз в   тот момент, когда на ней выбирали якорь. Разговор с капитаном «Маргарет»   Джокобом Смитом подтвердил их самые худшие опасения. Ни одна шлюпка не покидала   судно, ни Маргарет, ни Бетти здесь не появлялись. Но часов шесть назад мимо них   проплыла испанская каравелла «Сан Антонио», которая стояла выше их по течению.   Более того: два лодочника, привозившие на «Маргарет» свежее мясо, рассказали,   что, когда они привезли на «Сан Антонио» трех овец и домашнюю птицу, как раз   перед отплытием, они видели, как две высокие женщины поднимались по трапу, и   слышали, как одна из них сказала по-английски: «Проводите меня к моему отцу».      

Теперь   они знали всю правду и смотрели друг на друга, онемев от отчаяния. Первым нашел   в себе силы заговорить Питер.      

– Я   должен ехать в Испанию – разыскать свою невесту, – медленно произнес   он, – если она жива, и убить похитителя. Отправляйтесь домой, мистер   Кастелл.      

– Мои   дом там, где моя дочь! – сердито отозвался Кастелл. – Я тоже еду.      

– В   Испании вам может угрожать опасность, если мы вообще туда доберемся, –   многозначительно заметил Питер.      

– Даже   если бы там был вход в ад, я все равно поеду, – упрямо заявил   Кастелл, – почему бы и мне не поохотиться за дьяволом?      

– Мы   сделаем это вдвоем, – сказал Питер и протянул Кастеллу руку.      

Это была   клятва отца и возлюбленного следовать за той, которая была всем для них, до тех   пор, пока смерть не прервет их поиски.      

Подумав   немного, Кастелл приказал собрать всю команду на палубе. Когда матросы во главе   с офицерами и слуги, окружавшие Питера, собрались, Кастелл обратился к ним.   Речь его была краткой. Он рассказал о злодейском похищении и заявил, что   намеревается вместе с Питером Брумом, у которого украли невесту, – сегодня   она уже была бы его женой, – преследовать похитителей. С помощью господа   бога они надеются спасти Маргарет и Бетти. Кастелл добавил, что он хорошо   понимает, что это предприятие опасное, поскольку дело может дойти до сражения,   а он не хочет требовать от кого бы то ни было, чтобы они рисковали своей жизнью   против своего желания, тем более что они нанимались для торгового плавания, а   не для сражений. Тем, кто согласится последовать за ним, он обещает в случае   благополучного исхода двойное жалованье и подарок и готов дать им в этом   расписку. Те, кто не хочет, должны сейчас же покинуть судно.      

Когда   Кастелл кончил, матросы – их было около тридцати человек – посоветовались между   собой и с капитаном Джекобом Смитом, отважным человеком лет пятидесяти, и заявили,   что они принимают предложение. Отказался только один – молодой парень, совсем   недавно женившийся. Все остальные поклялись, что они доведут это дело до конца,   хорошего или плохого, потому что все они англичане и не любят испанцев. А от   дерзости д'Агвилара у них закипела кровь. Кроме того, из двенадцати слуг,   прискакавших с Кастеллом из Лондона, шесть человек, хотя они почти все не были   моряками, попросились, чтобы их тоже взяли, потому что они любят Маргарет,   своего хозяина и Питера. Решено было взять их. Остальных шестерых слуг   отправили на берег, приказав отвезти письма Кастелла к его друзьям, агентам и   приказчикам. В этих письмах Кастелл поручал им заботу о своих делах, землях и   домах на время его отсутствия. Кроме того, они увезли с собой краткое   завещание, подписанное Кастеллом и должным образом засвидетельствованное, в   котором он оставлял все свое имущество, включая и прибыли от незавершенных   сделок, а также имущество, не включенное в завещание, Маргарет и Питеру, или   тому из них, кто окажется жив, или их наследникам. Если же таковых не окажется,   то все свое состояние он завещал на устройство больниц для бедных.      

После   этого остающиеся распрощались с товарищами и грустные отправились на берег. В   ту же минуту якорь был поднят, и свежий утренний ветер наполнил паруса «Маргарет».      

В десять   часов они благополучно миновали НорБепк и встретили здесь рыбаков, которые   рассказали им, что шесть с лишним часов назад они видели, как «Сап Антонио»   прошла к выходу в Ламанш. При этом они заметили двух женщин, которые стояли на   палубе, держась за руки, и не отрываясь смотрели в сторону берега. Теперь   Кастелл и Питер Брум были уверены, что ошибки быть не могло. Изменить что-либо   они были не в силах, и им, измученным горем и дорогой, не оставалось ничего   другого, как поесть и отправиться в каюту спать.      

Едва   Питер улегся, как он вспомнил, что в этот час он должен был стоять в церкви рядом   с Маргарет, которая теперь находилась во власти испанца, – и Питер   поклялся страшной клятвой, что д'Агвилар заплатит ему за весь позор и   страдания. И действительно, если бы его враг мог в эту минуту видеть лицо   Питера, он бы, вероятно, содрогнулся – Питер был не из тех людей, которым можно   безнаказанно причинять зло; он не умел прощать, да и оскорбление, нанесенное   ему, было слишком жестоким.      

В   течение четырех дней держался попутный ветер, и «Маргарет» плыла по Ламаншу,   надеясь нагнать испанца. Но «Сан-Антонио» была быстрая каравелла,   водоизмещением в двести пятьдесят тонн, с большим количеством парусов – на ней   было четыре мачты, – а «Маргарет», хотя и была хорошим судном, имела   только две мачты и не могла соперничать с «Сан Антонио». А может быть, они   просто потеряли «Сап Антонио» в море…      

Па   четвертый день, когда они миновали Лизард[11]   и ползли довольно медленно, подгоняемые легким бризом, сторожевой матрос   крикнул, что видит впереди корабль, попавший в штиль. Питер, у которого были   ястребиные глаза, вскарабкался на мачту, чтобы взглянуть на неизвестный   корабль. Он сообщил, что, судя по очертаниям и оснастке, это каравелла. Но та   ли это каравелла, которую они ищут, он не мог сказать, так как ни разу не видел   «Сан Аитонио». Тогда уже поднялся наверх сам капитан Смит и через несколько   минут, спустившись, заявил, что вне всякого сомнения это «Сан Антонио».      

Это   сообщение вызвало суматоху на борту «Маргарет». Матросы осматривали свои мечи,   луки и арбалеты. Луков было много, но зато бомбарды и пушки отсутствовали. Они   редко встречались на торговых судах. План был выработан такой: подойти к борту   «Сан Антонио» и взять ее на абордаж. Так они надеялись отбить Маргарет.   Конечно, они рисковали тем, что на их головы обрушится гнев короля, поскольку   его весьма мало волнует похищение двух английских женщин, но это их не   останавливало.      

Менее   чем в полчаса все было готово, и Питер, шагая по палубе, выглядел счастливым в   первый раз с тех пор, как выехал из Дедхэма. Легкий ветерок продолжал подгонять   их вперед. С помощью этого ветерка они постепенно подошли на расстояние   полумили от «Сан Антонио». По тут ветер упал, и оба корабля замерли с обвисшими   парусами. Однако сила прилива пли какого-нибудь течения сближала их, и к   наступлению темноты между ними оставалось не более четырехсот футов. Англичане   надеялись, что до рассвета они подойдут вплотную и смогут высадиться на «Сан   Антонио» при свете луны.      

Но этому   не суждено было сбыться – около девяти часов тяжелые тучи обложили небо, с   берега поднялся сильный ветер, и, когда наступил рассвет, с «Маргарет» были   видны лишь верхушки мачт каравеллы, быстро уходившей на юг.      

Прошли   две долгие недели, прежде чем они опять увидели «Сан Антопио». В течение всего   пути от Уэссана[12]   через Бискайский залив дули легкие и изменчивые ветры, но, когда они миновали   мыс Финистер,[13]   с северо-востока налетел шквал, который погнал «Маргарет» быстрее. На второй   день этого шторма после захода солнца «Маргарет» вынырнула из тумана,   смешанного с дождем, и в миле от нее матросы увидели «Сан Антонио». На   «Маргарет» началось ликование – теперь англичане убедились, что «Сан Антонио»   не зашла ни в один из портов севера Испании. Хотя порт назначения каравеллы был   Кадикс, но на «Маргарет» опасались, что испанцы могут укрыться в одном из   северных портов. Вскоре вновь хлынул ливень и скрыл от них «Сан Антонио».      

Пока   «Маргарет» шла вдоль берегов Португалии, погода становилась день ото дня все   хуже и хуже, и, когда они миновали мыс Сан-Висенти[14] и повернули к Кадиксу,   начался сильный шторм. Во время этого шторма они в третий раз увидели «Сан   Антонио», борющегося с волнами. Теперь уже до конца путешествия, за исключением   часов ночной темноты, англичане не теряли из виду «Сан-Антонио». На следующий   день «Маргарет» еще приблизилась к испанской каравелле, которая, лавируя,   пыталась прорваться в Кадикс. Но в борьбе со штормом «Сан Антонио» потеряла   одну из своих мачт. Кроме того, испанцы видели, что «Маргарет», которая лучше   справлялась со штормом, вскоре нагонит их. Тогда они изменили свой план, и «Сан   Антонио» направилась в Гибралтарский пролив.      

Преследуя   «Сан Антонио», «Маргарет» прошла мимо Тарифского мыса, африканский берег   остался с правого борта, миновала Альхесирасскую бухту – «Сан Антонио» не пыталась   зайти в нее, – прошла мимо древней серой скалы Гибралтара, на которой   горели сигнальные огни, и под вечер оказалась в Средиземном море на расстоянии   меньше мили от «Сан Антонио».      

Здесь   шторм был еще ужаснее, и матросы с трудом справлялись с обрывками парусов. К   утру «Маргарет» потеряла одну из своих мачт. Это была кошмарная ночь – никто не   знал, доживет ли он до утра. Сердца Кастелла и Питера разрывались к тому же еще   от страха за испанскую каравеллу – ведь она могла пойти ко дну и унести с собой   Маргарет. Однако, когда наступил рассвет, они увидели впереди по правому борту   «Сан Антонио», правда, в очень тяжелом состоянии. К полудню англичане были уже   в двухстах ярдах от «Сан Антонио», так что можно было различить испанских   матросов, перебирающихся по ее высокому юту и по корме. Кроме того, они увидели   нечто гораздо более важное – две женщины выбежали из каюты, и одна из них стала   махать им белым платком. Женщин тут же затащили обратно, но Кастелл и Питер   убедились теперь, что Маргарет и Бетти живы и знают, что их пытаются спасти.      

Спустя   некоторое время они увидели вспышку на борту «Сан Антонио», и, прежде чем до   них долетел звук выстрела, большое чугунное ядро упало на палубу «Маргарет»;   отскочив, оно ударило в грудь матроса, стоявшего рядом с Питером, и сбросило   его в море. Это на «Сап Антонио» выстрелили из бомбарды, но так как больше   выстрелов не последовало, англичане решили, что орудие при выстреле, наверно,   разорвалось или поломало крепления.      

Вскоре   после этого «Сан Антонио», две мачты которой были сломаны, попыталась изменить   курс и направилась было в Малагу, дома которой были видны у подножия снежных вершин   Сиерры. Но сделать это испанцам не удалось: как только каравелла становилась   под ветер, «Маргарет» оказывалась прямо перед ней, и, пока испанские матросы   были заняты парусами, все свободные от работы англичане под командой Питера   принимались обстреливать их из луков и арбалетов. Хотя вздымающаяся палуба   «Маргарет» была отнюдь не лучшей площадкой для стрельбы, а ветер мешал   правильному полету стрел, им удалось убить троих и ранить восемь или десять   матросов из команды «Сан Антонио», заставив их выпустить из рук тросы; в   результате этого каравеллу опять закружило ураганом.      

На   высокой площадке у кормовой мачты, обхватив ее рукой, стоял д'Агвилар, отдавая   приказы своей команде. Питер приладил стрелу к тетиве лука, ожидая, пока   «Маргарет» хоть на мгновенье задержится на гребне волны, прицелился и   выстрелил.      

Однако   волна подняла «Маргарет» чуть выше, и, когда д'Агвилар отскочил от мачты,   стрела Питера вонзилась в дерево и пригвоздила к нему его большую бархатную   шляпу. Питер скрипнул зубами от гнева и разочарования, тем более что корабли   опять отнесло друг от друга и удобный момент был упущен.      

– Пять   раз из семи попадал я стрелой в бычье кольцо с пятидесяти шагов, чтобы завоевать   значок победителя деревни, – с огорчением пробормотал он, – а теперь   не могу подстрелить негодяя, чтобы спасти мою любимую от позора! Поистине бог   лишил меня своей милости!      

Всю   вторую половину дня они обстреливали испанцев, как только представлялась такая   возможность. Испанцы отвечали тем же, по потери у обеих сторон были   незначительны. Однако англичане заметили, что «Сан Антонио» получила течь, так   как судно все глубже погружалось в воду.      

Испанцы   тоже заметили это и, понимая, что у них остается только два выхода – выброситься   на берег или пойти ко дну, – во второй раз изменили курс и под градом   английских стрел пошли в маленькую бухту Калахонда, в которой находился порт   Мотриль, так как здесь до берега было совсем недалеко.      

– В   этой бухте расположен испанский город, – сказал капитан Джекоб Смит, стоя   рядом с Кастеллом и Питером. – Я здесь когда-то бросал якорь. Если «Сап   Антонио» доберется туда, прощай паша леди – они увезут ее в Гранаду. До Гранады   всего тридцать миль через горы, а там маркиз Морелла всемогущ, в Гранаде его   дворец. Что будем делать, хозяин? Через пять минут испанец опять будет против   носа «Маргарет». Будем таранить и пытаться захватить женщин или допустим, чтобы   их увезли в Гранаду и откажемся от погони?      

– Пи   за что! – воскликнул Питер. – Есть еще один путь: войти вслед за ними   в бухту и напасть на них на берегу.      

– Чтобы   оказаться среди сотен испанцев и дать перерезать себе глотки? – хладнокровно   добавил капитан.      

– А   если мы протараним их, – спросил Кастелл, все это время находившийся в   глубокой задумчивости, – нам разве не грозит опасность утонуть вместе с   ними?      

– Возможно, –   ответил Смит, – но паша «Маргарет» построена из английского дуба, и у нее   крепкий нос. Думаю, что этого не случится. А «Сан Антонио» пойдет ко дну тут   же, она и так уже близка к этому. Беда в том, что женщины, наверно, заперты в   каюте, чтобы наши стрелы не могли поразить их, и они утонут вместе с судном.      

– Есть   другой план, – решительно сказал Питер: – взять их на абордаж и высадиться   на каравеллу. Так я и сделаю.      

Капитан,   плотный мужчина с широким лицом, выражение которого никогда не менялось, поднял   брони – это был единственный признак удивления.      

– Как, –   спросил он, – при такой волне? Я сражался в нескольких воинах, но такой   штуки не видывал.      

– Ну,   так увидите ее сейчас, если я найду хоть дюжину человек, которые пойдут со   мной, – заявил Литер с мрачной решимостью. – А что же? Неужели я буду   смотреть, как мою невесту увозят у меня из-под носа, и не попытаюсь снасти ее?   Лучше уж я доверюсь судьбе и пойду на риск. А если умру, значит, так суждено, и   я умру как мужчина. Другого пути нет.      

Он   обернулся и громко позвал:      

– Кто   пойдет со мной на абордаж испанца? Тем, кто останется жив, я обещаю, что они   проживут остаток своих дней в довольстве, а кто погибнет – завоюет славу и   блаженство на небесах.      

Матросы   с сомнением посмотрели на высокие гребни волн, вздымавшихся вокруг, на медленно   погружавшееся в воду испанское судно и ничего не ответили. Тогда Питер продолжал:      

– У   нас нет другого выхода. Если мы протараним этот корабль, он потонет. Тогда как   мы спасем женщин? Если его не трогать – скорее всего, он сам пойдет ко дну, и   тогда мы все равно не спасем женщин. Может быть, испанцы и сумеют высадиться на   берег, но тогда они увезут женщин в Гранаду, и вряд ли мы сможем вырвать их из   рук мавров или из-под власти испанского короля. Но если мы захватим каравеллу,   мы можем спасти женщин прежде, чем она пойдет ко дну или достигнет берега. Кто   пойдет со мной?      

– Я,   сынок, – сказал старик Кастелл. – Я пойду.      

Питер с   удивлением посмотрел на него:      

– Вы?   В ваши годы?      

– Да,   в мои годы. Почему бы и нет? Что мне терять?      

Тогда,   словно устыдившись своих колебаний, вперед вышел здоровенный матрос и сказал,   что он готов резать испанских воров в дурную погоду так же, как и в хорошую.   Вслед за ним вышли слуги Кастелла, потом еще матросы, пока наконец почти   половина экипажа – человек двадцать – не заявила, что они готовы на это   рискованное предприятие. Питер вынужден был крикнуть: «Довольно!» Капитан Смит   тоже выразил желание присоединиться к группе смельчаков, но тут запротестовал   Кастелл, заявив, что капитан не должен покидать свой корабль.      

«Маргарет»   готовилась пересечь путь «Can Антонио», медленно описывавшей круг и   напоминавшей раненого лебедя. Участники абордажа готовили свои мечи и ножи –   луки здесь были уже бесполезны. Кастелл тем временем отдавал распоряжения   капитану. Он приказал ему, в случае если их убьют или захватят в плен, уходить   в Севилью и там передать судно со всем товаром компаньонам Кастелла. При этом   капитан должен просить их от имени Кастелла сделать все от них зависящее, чтобы   добиться освобождения Маргарет и Бетти, если они будут живы, и наказания   д'Агвилара – маркиза Морелла за его преступления. Если на все это потребуются   деньги, то можно использовать сумму, вырученную от продажи судна и товаров.      

Отдав   эти распоряжения, Кастелл позвал одного из своих слуг и приказал принести   легкий стальной панцирь. Питер решил не надевать никаких доспехов, так как они   были слишком тяжелы; он облачился в куртку из буйволовой кожи, достаточно   прочную, чтобы выдержать удар мечом. Другие надели такие же куртки и стальные   шлемы, в изобилии имевшиеся на судне.      

Между   тем «Сан Антонио», совершив круг, приближалась ко входу в бухту, стараясь   держаться от «Маргарет» не менее чем в пятидесяти ядрах. Приказав поднять   небольшой парус, капитан Смит взялся за штурвал «Маргарет» и направил ее наперерез   «Сан Антонио». Смельчаки во главе с Питером и Кастеллом собрались около   бушнрита, укрылись там и стали ожидать.      

 ГЛАВА XI. ВСТРЕЧА В   МОРЕ      

       

Еще   минуту или две «Сан Антонио» продолжала идти своим курсом, пока испанцы не   догадались о замысле своих противников. Увидев, что нос «Маргарет» вотвот   врежется в борт «Сан Антонио», они налегли на штурвал, и каравелла отклонилась   в сторону. В результате «Маргарет», вместо того чтобы столкнуться с «Сан   Антонио», пошла рядом, обдирая ей обшивку борта. Несколько секунд они плыли,   сцепившись таким образом, и, прежде чем волны оторвали их друг от друга, с   борта «Маргарет» полетели абордажные крючья, один из них зацепился, и оба судна   сблизились носами. Бушприт[15]   «Маргарет» оказался нависшим над верхней палубой «Сан Антонио».      

– А   теперь вперед! – скомандовал Питер. – За мной!      

Он   подбежал к бушприту и полез по нему. Это было опасное предприятие. Огромная   волна подняла Питера высоко в воздух, в следующий момент он уже падал вниз,   пока массивный брус бушприта «Маргарет» не обрушился на палубу «Сан Антонио» с   такой силон, что Питер чуть не вылетел, как камень из пращи. Однако ему удалось   удержаться. Он схватился за обрывок снасти, болтавшейся на конце бушприта,   подобно бичу, свисавшему с рукоятки, и соскользнул по нему вниз. Ветер швырял   Питера из стороны в сторону: судно, вздымаясь на волнах, подкидывало его высоко   в воздух. Палуба «Сан Антонио» вздымалась и опадала, как живое существо, она   была совсем близко – не более дюжины футов под ним, – и Питер, выпустив   конец снасти, упал на площадку у передней мачты. Он не разбился. Вскочив на   ноги, Питер добежал до разбитой мачты, обхватил ее левой рукой, а другой   выхватил меч.      

В   следующее мгновение – каким образом, он никогда не мог этого вспомнить, –   рядом с ним оказался Кастелл, а затем еще двое людей с «Маргарет», однако один   из них скатился с палубы в море. Как раз в эту минуту железная цепь абордажного   крюка лопнула, и «Маргарет» швырнуло в сторону. Подойти к «СанАнтонио» она уже   не могла. Они трое остались во власти споих врагов. Однако испанцев не было   видно – никто из них не осмеливался стоять на этой высокой площадке – фальшборт[16] был   уничтожен, когда бушприт «Маргарет», словно дубинка какого-нибудь гиганта,   ударил по каравелле и снес его.      

Трое   смельчаков стояли, цепляясь за мачту и ожидая своего конца, ибо теперь их друзья   были в ста ядрах от них и они понимали, что попали в отчаянное положение. С   разных концов каравеллы на них обрушился ливень стрел. Одна пронзила горло   матросу, он упал, схватившись за нее руками, и тут же скатился в волны; другая   стрела попала в руку Кастелла – его меч выпал и отлетел в сторону. Питер   схватил стрелу за конец, сломал ее пополам и вытащил, но правая рука Кастелла   была уже беспомощна, а левой рукой он цеплялся за обломок мачты.      

– Мы   сделали все, что могли, сынок, – крикнул Кастелл, – и проиграли.      

Питер   заскрипел зубами и бросил вокруг отчаянный взгляд – говорить он не мог. Что ему   было делать? Оставить Кастелла, броситься к центру корабля и там погибнуть или   остаться на месте и здесь умереть? Нет, он не даст прикончить себя, как птицу   на ветке, он погибнет сражаясь.      

– Прощайте! –   крикнул он сквозь шум бури. – Боже, спаси наши души!      

Дождавшись,   когда корабль хоть на секунду принял устойчивое положение, Питер бросился к   корме, добежал до трапа, ведущего на нижнюю палубу, спустился по нему и   остановился, держась за перила.      

Картина,   которую он видел, была довольно странной. Вокруг, вдоль фальшбортов, стояли   испанцы, с интересом наблюдая за ним. А в нескольких шагах от него, прислонившись   к мачте, стоял д'Агвилар. Он поднял руку, в которой не было никакого оружия, и   обратился к Питеру:      

– Сеньор   Брум! Не двигайтесь: еще один шаг, и вы будете мертвы. Выслушайте меня сначала,   а потом поступайте, как вы решите. Пока я говорю, я могу не опасаться вашего меча?      

Питер   утвердительно кивнул, и д'Агвилар подошел ближе, потому что даже в этом, более   закрытом месте трудно было расслышать что-либо из-за рева урагана.      

– Сеньор, –   сказал Питеру д'Агвилар, – вы очень храбрый человек и совершили такой   подвиг, какого никто из нас никогда не видел. Я хочу спасти вас, если смогу. Я   причинил вам зло – меня толкнули на это любовь и ревность, – и поэтому я   опять-таки хочу пощадить вас. Нападать на вас сейчас будет не чем иным, как   убийством, а я, кем бы я ни был, не убийца. Прежде всего успокойтесь.   Властительница наших сердец находится здесь, на борту. Но не бойтесь, я не   причинил ей никакого вреда и не причиню. Этого не сделает и никто другой, пока   я жив. Не говоря уже об иных причинах, я не хочу оскорблять женщину, которая, я   надеюсь, станет моей женой по своей собственной воле. Я увез ее в Испанию,   чтобы она не могла стать вашей женой. Поверьте мне, сеньор, я так же не хочу   насиловать волю женщины, как не хочу стать убийцей ее возлюбленного.      

– А   не так ли вы поступили, когда похитили ее из дома при помощи подлой выдумки? –   с яростью закричал Питер.      

– Сеньор,   я поступил плохо по отношению к ней и к вам всем, но я возмещу вам это.      

– Возместите?   Каким образом? Вернете мне Маргарет?      

– Нет,   этого я сделать не могу. Даже если она сама захочет этого, в чем я сомневаюсь.   Никогда, пока я жив!      

– Приведите   ее сюда, и пусть она при мне скажет, хочет она вернуться или нет! – закричал   Питер в надежде, что Маргарет услышит его.      

Однако   д'Агвилар только улыбнулся и отрицательно покачал головой.      

– Этого   я тоже не могу сделать, – сказал он, – это причинило бы ей боль. Тем   не менее, сеньор, я готов расплатиться с вами и с вами, сеньор, – и   д'Агвилар поклонился Кастеллу, который, не замеченный Питером, сполз по трапу и   теперь стоял позади него, глядя на д'Агвилара с холодной ненавистью. – Вы   причинили нам огромные разрушения, так ведь? Вы охотились за нами на море и   убили немало наших людей. А теперь вы пытались захватить наше судно и   перерезать нас, но господь бог помешал вам. Так что ваши жизни уже принадлежат   нам, и никто не осудит нас, если мы вас убьем. Однако я пощажу вас обоих. Если   окажется возможным, я верну вас обратно на борт «Маргарет», если же нет, вас   высадят на берег, и вы будете вольны идти куда вам угодно. Вот так я расплачусь   с вами, и никто не сможет меня в чем-нибудь упрекнуть.      

– Вы   что же, считаете меня таким же негодяем, как вы сами? – с презрительным смехом   спросил Питер. – Я не уйду живым с этого корабля, если моя невеста   Маргарет не уйдет отсюда вместе со мной.      

– В   таком случае, сеньор Брум, я боюсь, что вы уйдете отсюда мертвым, как, впрочем,   возможно, и все мы, если нам не удастся быстро высадиться на берег. Судно полно   воды. Однако, зная ваш характер, я ожидал от вас именно этих слов и готов   сделать вам другое предложение, от которого, я уверен, вы не откажетесь.   Сеньор, наши мечи одинаковой длины, не скрестить ли нам их? Я испанский гранд,   маркиз Морелла, и для вас, надо думать, не будет бесчестьем сразиться со мной.      

– Я   в этом не уверен, – ответил Питер, – потому что я выше вас – я   честный англичанин, не занимающийся кражей женщин. Тем не менее я с радостью   буду сражаться с вами, на море или на суше, когда бы и где бы мы ни   встретились, пока один из нас не отправится на тот свет. Однако какова будет   ставка в этой игре и могу ли я быть уверен, что эти люди,      

– и   Питер указал на внимательно слушавших матросов, – не нанесут мне удар в   спину?      

– Я   уже сказал вам, сеньор, что я не убийца, а это было бы предательским убийством.   Что касается ставки, то победителю будет принадлежать Маргарет. Если вы убьете   меня, то я от имени своих людей клянусь, что вы с ней и ее отцом уедете в   полной безопасности. Если же я убью вас, вы оба должны сейчас поклясться, что   она останется со мной и ко мне не будет больше никаких претензий. А женщине,   сопровождающей ее, я дам свободу.      

– Нет, –   в первый раз заговорил Кастелл, – я настаиваю на своем праве драться также   с вами, когда рука моя заживет.      

– Я   отказываюсь, – высокомерно ответил д'Агвилар, – я не могу поднять   свой меч на старика, отца девушки, которая станет моей женой. Более того: я не   могу сражаться с купцом и евреем. Пет, нет, не отвечайте мне, чтобы все здесь   присутствующие не запомнили ваших враждебных слов. Я буду великодушен и   освобожу вас от клятвы. Делайте все что хотите против меня и предоставьте мне   после этого делать вам зло, господин Кастелл. Сеньор Брум, уже темнеет, и вода   прибывает. Вы готовы?      

Питер   кивнул головой, и они шагнули навстречу ДРУГ Другу.      

– Еще   одно слово, – сказал д'Агвилар, опуская свой меч. – Друзья, вы   слышали наш договор? Клянетесь ли вы во имя Испании и рыцарского долга   выполнить этот договор и, если я умру, отпустить этих двух мужчин и обеих   женщин беспрепятственно на их судно или на сушу?      

Капитан   «Сан Антонио» и его помощники поклялись от имени всей команды.      

– Вы   слышали, сеньор Брум. А теперь условия. Они будут такие: мы бьемся насмерть,   но, если мы оба будем ранены так, что не сможем закончить поединок, никому из   нас не будет причинено никакого вреда, и о нас будут заботиться до тех нор,   пока мы не выздоровеем или не умрем по воле господа.      

– Вы   хотите сказать, что мы должны умереть только от меча друг друга и, если предательский   случай даст одному из нас преимущество, противник не должен воспользоваться   этим?      

– Да,   сеньор, потому что в пашем положении это может произойти, – и он кивнул на   огромные волны, вздымающиеся вокруг и грозящие поглотить наполненный водой корабль. –   Мы не воспользуемся таким преимуществом – ведь мы хотим решить наш спор своими   руками.      

– Пусть   будет так, – ответил Питер. – Господин Кастелл будет свидетелем   нашего договора.      

Д'Агвилар   кивнул в знак согласия, поцеловал крестообразную рукоятку своего меча в   подтверждение клятвы, вежливо поклонился и встал в позицию.      

Секунду   они стояли друг против друга – великолепная пара противников. Ловкий, худощавый   Питер с гневным лицом был страшен в багровом свете лучей, падавших на него   из-за края черной тучи; испанец был тоже высок и строен, по но его виду можно   было подумать, что это развлечение, а не смертельный поединок, в котором   ставкой является судьба женщины. На даагвиларе был шлем и нагрудная кираса из   черной стали, инкрустированная золотом. Питер же был защищен только курткой из   бычьей кожи и шапкой с нашитыми на ней металлическими полосами. По зато его   прямой, остро отточенный меч был тяжелее и, пожалуй, на полдюйма длиннее, чем у   его противника.      

Так они   стояли друг против друга, а Кастелл и вся команда каравеллы, кроме рулевого,   который вел ее ко входу в бухту, уцепились за фальшборт и такелаж[17] и, забыв об   опасности, угрожавшей им самим, в полной тишине наблюдали за противниками.      

Первым   сделал выпад Питер – удар был направлен прямо в горло, но Д'Агвилар ловко   отпарировал его, так что острие меча скользнуло мимо его шеи, и, прежде чем   Питер успел опомниться, Д'Агвилар нанес ему удар. Клинок ударил но стальным   полоскам на шапке Питера, скользнул по левому плечу, но, так как удар был не   сильный, никакого вреда он не причинил. Молниеносно последовал ответный удар, и   он уже был отнюдь не легок – меч с такой силой обрушился на стальной панцирь   д'Агвилара, что испанец пошатнулся. Питер прыгнул вперед, думая, что игра уже   выиграна им, но в этот момент каравелла, проходившая мимо скал, окаймлявших   вход в бухту, сильно накренилась, и оба противника оказались отброшенными к   борту. За этим толчком последовали другие. Питер и Д'Агвилар, продолжая   обмениваться ударами, метались от одного борта к другому, стараясь левой рукой   схватиться за что-нибудь прочное, пока наконец, измученные и покрытые синяками,   они не упали в стороне друг от друга.      

– Неважная   площадка для поединка, – задыхаясь, выговорил Д'Агвилар.      

– Я   думаю, что она сослужит свою службу, – с неумолимой решимостью ответил Питер   и снова ринулся на д'Агвилара.      

Как раз   в этот момент гигантская волна обрушилась на корабль, перекатилась через   палубу, сшибла обоих противников с ног и, как соломинки, смела их в углубление   у борта. Питер поднялся первым, выплевывая соленую воду и протирая глаза. Он   увидел д'Агвилара, лежащего на палубе, меч валялся рядом, левой рукой испанец   сжимал правую.      

– Вы   ранены или ушиблись? – спросил Питер.      

– Ушибся, –   ответил Д'Агвилар. – Похоже, что сломана кисть. Но у меня есть левая рука.   Помогите мне подняться, и мы закончим наш поединок.      

При этих   словах сильный порыв ветра, самый свирепый из всех, подобный вихрю в горном   ущелье, швырнул каравеллу в самый вход в бухту и почти положил ее на бок.      

Казалось,   еще мгновение – и каравелла перевернется и пойдет ко дну, но тут грот-мачта   неожиданно сломалась, подобно трости, и свалилась за борт. Освободившись от ее   веса, каравелла медленно выпрямилась. Поперечная рея рухнула на палубу – один   конец се проломил верх той каюты, в которой были заперты Маргарет и Бетти,   расколов его надвое, а блок, висевший на другом конце, ударил Питера но голове,   скользнул но шлему, задев шею и плечо. От этого удара Питер свалился без   сознания на палубу и остался там лежать, продолжая сжимать в правой руке меч.      

Из-под   обломков каюты появилась Маргарет и Бетти. Маргарет была бледна и испугана, а   Бетти шептала про себя молитвы, но обе, но счастливой случайности, остались   невредимы. Цепляясь за перепутавшиеся снасти, они пробирались, ища спасения в   центре корабля. Тяжелая рея вся еще висела над ними, упираясь одним концом в   остатки каюты, а другим зацепившись за борт. Затем она соскользнула в море.   Обломок грот-мачты загородил им путь. В эту минуту Маргарет увидела Питера с   окровавленным лицом, лежащего на спине. Тело его перекатывалось взад и вперед   от качки.      

Маргарет   не могла выговорить ни слова. Она только молча показала на Питера, затем   обернулась к д'Агвилару, который стоял неподалеку. Держась за канат, д'Агвилар   добрался до Маргарет и крикнул ей в ухо:      

– Леди,   это не моя вина. У нас была честная схватка. Мачта упала и убила его. Не вините   меня в его смерти, а ищите утешения у бога.      

Маргарет   слушала, дико озираясь по сторонам, тут она увидела отца, пробирающегося к ней,   и с криком упала без чувств на его грудь.      

 ГЛАВА XII. ОТЕЦ ЭНРИКЕ      

       

Ночь   наступила сразу – огромная грозовая туча, в гуще которой сверкали молнии, поглотила   последние лучи заходящего солнца. И тут ураган обрушился на тонущее судно, раскаты   грома сопровождались потоками дождя. Рулевой уже не видел, куда он ведет   корабль, не было никакой возможности определить направление, в котором неслась   каравелла. Только уменьшившиеся волны говорили о том, что они вошли в бухту. Вскоре   «Сан Антонио» налетела на скалу, и этот толчок отбросил Кастелла, склонившегося   над лежавшей без сознания Маргарет, к борту и оглушил его.      

В   темноте раздался крик: «Идем ко дну! «, и вода хлынула на палубу, но Кастелл не   мог разобрать, были ли это волны или дождевые потоки. Он услышал новый крик:   «Скорее в шлюпки, или мы погибли! «, и шум спускаемых шлюпок. Судно повернулось   раз, другой и остановилось. В свете молнии Кастелл увидел Бетти, держащую   бесчувственную Маргарет в своих сильных руках. Она также увидела его и   крикнула, чтобы он спускался в шлюпку. Кастелл пошел за ней, но вспомнил о   Питере. Ведь Питер мог быть еще жив! Что он скажет Маргарет, если позволит ему   утонуть? Кастелл пробрался к тому месту, где лежал Питер, и позвал на помощь   бежавшего мимо матроса. Тот выругался в ответ и исчез в темноте. Оставшись   один, Кастелл пытался поднять тяжелое тело, но правая рука его была беспомощна,   и он сумел только приподнять верхнюю часть туловища и постепенно подтаскивать   Питера к тому месту, где, казалось ему, должна была находиться шлюпка.      

Однако   шлюпки здесь не оказалось, а голоса доносились с противоположного конца судна –   нужно было тащить Питера туда. Пока он добрался до другого борта, все смолкло,   и в свете молнии Кастелл увидел переполненную людьми шлюпку на гребне волны   ярдах в пятидесяти от судна. Те, кто не попал в шлюпку, цеплялись за ее корму и   борта. Кастелл закричал, по никто ему но ответил, потому ли, что на корабле не   оставалось никого живых, пли потому, что в этой суматохе нельзя было услышать   его.      

Тогда   Кастелл, понимая, что он сделал все, что мог, подтащил Питера под нависающую   часть верхней палубы, которая хоть немного укрывала от дождя, положил его   кровоточащую голову себе на колени так, чтобы она была выше уровня воды, и,   усевшись таким образом, начал молиться, ожидая смерти.      

Он ни   минуты не сомневался, что ему суждено погибнуть – при свете молний он видел,   что палуба корабля находится уже почти на уровне воды. Правда, здесь, в бухте,   море стало значительно спокойнее. Он угадал это по тому, что, хотя дождь лил   по-прежнему и ветер налетал с той же силой, брызги волн не обдавали его.   Каравелла погружалась все глубже и глубже, пока наконец вода не покрыла ее   палубу целиком. Кастеллу пришлось подняться на вторую ступеньку трапа, с   которого Питер напал на испанца. Прошло некоторое время, и Кастелл   почувствовал, что каравелла перестала погружаться. Он не мог понять, что это   означало. Шторм прошел, видны стали звезды, ветер стих. Ночь стала теплее – это   очень обрадовало его, иначе в промокшей одежде он бы совсем замерз. И все-таки   это была длинная ночь, самая длинная в его жизни, – не было сна, чтобы   успокоить его страдания или облегчить смерть.      

Так он   сидел, гадая, жива ли Маргарет, – Питер казался ему мертвым, – и   думал, наблюдают ли их души за ним с высоты, ждут ли, когда он присоединится к   ним. Он вспомнил о днях своего процветания до того момента, когда он увидел   проклятое лицо д'Агвилара, о своем богатстве и о том, что с этим богатством   случится. Он даже подумал, что лучше, если Маргарет умерла, – лучше   смерть, чем жизнь в позоре.      

Вскоре   он впал в забытье, и последней мыслью его было, что корабль утонул и сам он   погружается в пучину смерти.      

… Чей-то   голос звал его, и Кастелл проснулся. Светлело. Перед ним, держась за поручни   трапа, стоял Питер – мертвенно бледный, перепачканный кровью, зубы у него стучали,   а глаза были неестественно тусклыми.      

– Вы   живы, Джон Кастелл, – произнес этот голос, – или мы оба умерли и   находимся в аду?      

– Нет, –   ответил Кастелл, – я еще жив, мы оба еще на этом свете.      

– Что   же случилось? – спросил Питер. – Я был в каком-то мраке.      

Кастелл   коротко рассказал ему все, что произошло. Питер выслушал его, потом, шатаясь,   дошел до борта и, не говоря ни слова, стал смотреть вдаль.      

– Я   ничего не вижу, – наконец сказал он, – слишком густой туман, но я   думаю, что мы где-то недалеко от берега. Помогите мне. Надо разыскать еду, я   совсем ослабел.      

Кастелл   поднялся, размял свои затекшие ноги, добрался до Питера, обнял его здоровой   рукой, и таким образом они добрались до кормы, где, как думал Кастелл, должна   была находиться кают-компания. Они нашли ее и проникли внутрь. Это оказалось   маленькое, но богато обставленное помещение, к задней стенке его было   привинчено резное распятие. На полу валялись кусок солонины и несколько   черствых пшеничных лепешек, которыми обычно питаются матросы. Очевидно, все это   упало со стола. В сетке над столом висели бутыли с вином и водой. Кастелл   разыскал кружку, наполнил ее вином и подал Питеру. Тот с жадностью выпил и   вернул ее Кастеллу, который, в свою очередь, отпил глоток. После этого они   отрезали с помощью своих ножей по куску мяса и съели, хотя Питеру было очень   трудно жевать из-за ран на голове и шее. Затем они выпили еще вина и, несколько   подкрепившись, покинули каюту.      

Туман   был все еще такой густой, что ничего не было видно, и они прошли в разбитую   каюту, в которой жили Маргарет и Бетти, уселись на их койках и стали ждать.   Питер обратил внимание на то, что каюта была роскошно обставлена, как будто в   ней должна была обитать знатная дама. Даже посуда здесь была серебряная, а в   приоткрывшемся шкафу виднелись роскошные платья. Были здесь и рукописные книги.   В одной из них Маргарет сделала кое-какие пометки и написала молитву   собственного сочинения, в которой она просила небо защитить се, молила, чтобы   Питер и ее отец остались живы и узнали правду о том, что произошло. Маргарет   молила святых помочь ей спастись и соединиться с отцом и Питером. Эту книгу   Питер спрятал под куртку, чтобы на досуге просмотреть внимательно.      

Из-за   гор, окаймлявших бухту, взошло солнце. Оставив каюту, Питер и Кастелл влезли на   полубак и огляделись. Они обнаружили, что находятся в закрытой со всех сторон   бухте, не более чем в ста ярдах от берега. Привязав к веревке кусок железа, они   опустили его за борт и убедились, что судно сидит на мели и что глубина воды   под носом каравеллы не превышает четырех футов. Выяснив это, они решили   добираться до берега.      

Предварительно   они вернулись в каюту и наполнили найденный там кожаный мешок сдой и вином.   Затем им пришло в голову разыскать каюту д'Агвилара. Они нашли ее между   палубами. В каюте обнаружили запертый ящик, крышку которого они взломали   железной палкой. Здесь оказалось большое количество золота – по всей видимости,   для выплаты команде – и драгоценности. Драгоценности они не тронули, а деньги   разделили пополам и спрятали на себе, для того, чтобы воспользоваться ими, если   удастся добраться до берега. Затем они промыли и перевязали друг другу раны,   спустились по веревочному трапу того борта, где испанцы спасались с корабля, и   распростились с «Сан Антонио».      

Ветер к   тому времени стих, и солнце ярко сияло, разогревая застывшую кровь. Море   совершенно успокоилось, и вода доходила им только до пояса; дно было ровное,   песчаное.      

Когда   Питер и Кастелл уже подходили к берегу, они увидели собравшихся там людей и   решили, что это, наверно, жители маленького городка Мотриля, расположенного на   берегу реки, впадающей в залив. Кроме того, они заметили на берегу шлюпку с   «Сан Антонио» и обрадовались: шлюпка лежала на киле, и на дне ее было совсем   немного воды, – значит, она благополучно добралась до берега. Поблизости   лежало пять или шесть трупов, – по всей вероятности, это были матросы,   поплывшие за шлюпкой или уцепившиеся за ее борта, но среди утонувших не было   женщин.      

Когда   Питер и Кастелл выбрались на берег, здесь оставалось совсем мало людей;   большинство отправилось грабить корабль, часть людей готовила лодки для той же   цели. Их встретили лишь женщины, дети, трое стариков и священник. Этот   последний, человек с жадным взглядом и хитрой, лицемерной физиономией, пошел им   навстречу, вежливо поздоровался и сказал, что они должны благодарить бога за   свое спасение.      

– Это   мы, конечно, сделаем, – ответил Кастелл, – но скажите нам, отец, где   наши спутники?      

– Вот   некоторые из них, – сказал священник, указывая на трупы, – остальные   вместе с двумя дамами два часа назад уехали в Гранаду. Маркиз Морелла, который   дал мне этот приход, сказал нам, что корабль утонул и никого больше не осталось   в живых, а так как в тумане ничего не было видно, мы поверили ему. Вот почему   мы не пришли сюда раньше, ибо, – многозначительно добавил он, – мы   люди бедные и святые редко посылают нам кораблекрушения.      

– Как   они отправились в Гранаду, отец? – перебил его Кастелл. – Пешком?      

– Нет,   сеньор, они силой забрали всех лошадей и мулов в деревне, хотя маркиз и обещал   вернуть их и заплатить нам потом. Мы доверяем ему, потому что у нас нет другого   выхода. Обе дамы плакали и умоляли нас приютить их, но маркиз не позволил, хотя   они выглядели такими печальными и утомленными. Бог даст, нам вернут наших   лошадей, – благочестиво закончил он.      

– А   для пас лошадей не найдется? У нас есть немного денег, и мы может заплатить, если   это будет не очень дорого.      

– Ни   одной, сеньор, ни одной, забрали всех. К тому же вы сейчас вряд ли сумеете   ехать – вы так много перенесли, – и он указал на раненую голову Питера и   перевязанную руку Кастелла. – Почему бы вам не остаться здесь и не   отдохнуть?      

– Потому   что я отец одной из этих дам, и она, конечно, уверена, что я утонул. А этот   сеньор – ее жених.      

– Ага, –   произнес священник, с интересом разглядывая их, – тогда какое же отношение   имеет к ней маркиз? Но я лучше не буду задавать вопросов, здесь не исповедь, не   так ли? Я понимаю ваше беспокойство – ведь этот гранд пользуется репутацией   весьма веселого мужчины. Прекрасный сын церкви, но, без сомнения, очень   веселый. – И священник, улыбаясь, покачал своей бритой головой. –   Однако, сеньоры, пройдемте в деревню, вы там сможете отдохнуть и перевязать   свои раны. А потом мы поговорим.      

– Нам   лучше пойти, – обратился Кастелл поанглийски к Питеру, – здесь на   берегу нет лошадей, а мы не можем в таком состоянии идти пешком в Гранаду.      

Питер   кивнул, и священник, которого, как они выяснили, звали отец Энрике, повел их.      

На   вершине холма, в нескольких сотнях шагов от берега, они обернулись и увидели,   что теперь уже все здоровые жители деревни были заняты грабежом каравеллы.      

– Они   хотят вознаградить себя за своих лошадей и мулов, – пожав плечами, заметил   отец Энрике.      

– Это   я вижу, – отозвался Кастелл, – но вы…      

– О,   за меня не бойтесь, – с хитрой улыбкой ответил священник: – церковь не   занимается грабежом, но в конце концов она получает свою долю. Народ здесь   благочестив. Я только боюсь, что, когда маркиз узнает, что корабль не утонул,   он потребует с нас возмещения убытков.      

Они   перевалили через холм и увидели белые стены и красные крыши деревушки, раскинувшейся   на берегу реки. Еще через пять минут их проводник остановился перед домом на   грубо замощенной улочке и отпер дверь ключом.      

– Вот   мое убогое жилище, когда я нахожусь здесь, а не в Гранаде, – сказал   он. – В нем я буду иметь честь принять вас. Видите, рядом церковь.      

Они   вошли во внутренний дворик, где вокруг фонтанчика росло несколько апельсиновых   деревьев, у стены стояло распятие в человеческий рост. Проходя мимо распятия,   Питер поклонился и перекрестился, но Кастелл не последовал его примеру.   Священник быстро взглянул на него.      

– Вам,   сеньор, следовало бы поклониться изображению нашего спасителя, по милости   которого вы избегли смерти; маркиз говорил мне, что вы оба погибли.      

– Моя   правая рука повреждена, – не растерялся Кастелл, – и я вознес молитву   в моем сердце.      

– Я   понимаю, сеньор, но если вы в этой стране в первый раз, хотя на это не похоже –   вы так хорошо говорите на здешнем языке, – то, с вашего разрешения, я хочу   предупредить вас, что здесь разумнее совершать молитвы не только в сердце. За   последнее время отцы инквизиции стали еще суровее – они придают очень большое   значение внешним обрядам. Когда мне приходилось сталкиваться со святой   инквизицией в Севилье, я видел, как сожгли одного человека за то, что он   пренебрегал обрядами. У вас есть две руки и голова, сеньор, и к тому же еще   колени, которые можно преклонить.      

– Простите   меня, – ответил Кастелл, – но я думал о другом. В частности, о том,   что моя дочь увезена вашим патроном, маркизом Морелла.      

Священник   оставил эти слова без ответа и провел их через гостиную в спальню с высокими   окнами, забранными решетками, так что, несмотря на то что комната была большая   и высокая, она чем-то напоминала тюремную камеру. Здесь он оставил гостей,   заявив, что пойдет искать местного лекаря, который к тому же и цирюльник, если   только он не занят «облегчением корабля». Гостям своим он посоветовал снять   мокрую одежду и прилечь отдохнуть.      

Какая-то   женщина принесла им горячей воды и одежду, чтобы они накинули ее на себя, пока   их платье будет сушиться. Питер и Кастелл разделись, помылись и, совершенно измученные,   свалились на кровати и заснули. Предварительно они вытащили деньги и засунули   их в мешок для продуктов, который Питер спрятал к себе под подушку. Часа через   два их разбудил приход отца Энрике с лекарем-цирюльником. Вместе с ними пришла   служанка с высушенным и вычищенным платьем.      

Когда   лекарь увидел у Питера на левой стороне шеи и на плече раны, которые почернели   и распухли, он покачал головой и заявил, что только время и покой излечат его и   что Питер, должно быть, родился под счастливой звездой, так как, не будь на нем   стального шлема и кожаной куртки, ему бы не миновать смерти. Поскольку все   кости были целы, лекарю оставалось только помазать рану какой-то мазью,   смягчающей боль, и перевязать ее чистым куском материи. Покончив с этим, лекарь   занялся раной на правой руке Кастелла, промыл ее теплой водой и маслом и   перевязал, заявив, что он будет здоров через неделю. При этом он заметил, что   буря, очевидно, была сильнее, чем он предполагал, если она могла пронзить   стрелой мужскую руку. При этих словах священник насторожился.      

Кастелл   не стал отвечать на это замечание, а вытащил золотой и предложил лекарю,   попросив его достать им, если это возможно, мулов или лошадей. Цирюльник был   чрезвычайно доволен столь крупным для Мотриля вознаграждением. Он обещал, что   повидает их вечером и что если узнает о каких-нибудь лошадях или мулах, то   сообщит. Кроме того, он обещал достать испанского покроя одежду и плащи,   поскольку в их одежде ехать неудобно – она испачкана и окровавлена.      

После   этого он ушел, и священник последовал за ним, так как ему надо было проследить   за дележом добычи с судна и обеспечить себе свою долю. Добрая служанка принесла   Питеру и Кастеллу суп. Затем они улеглись опять на кроватях и принялись   обсуждать, что им делать дальше.      

Кастелл   совсем упал духом. Он говорил, что они так же далеки от Маргарет, как и до сих   пор, что она еще раз утеряна ими и находится в руках Морелла, из которых они   вряд ли сумеют вырвать се. К тому же, как видно, ее повезли в Гранаду, город   тавров, где христианские законы и правосудие бессильны.      

Выслушав   все это, Питер, чье сердце всегда оставалось твердым, заявил:      

– Бог   обладает такой же властью в Гранаде, как и в Лондоне или на море, где он спас   нас. Я думаю, что у нас есть все основания благодарить его, потому что мы могли   погибнуть, но остались в живых, и потому что Маргарет тоже жива и, можно   надеяться, не пострадала. Кроме того, этот испанский вор, похититель женщин, по   всей видимости, довольно странный человек. Судя по его словам, если в них есть   доля правды, хотя он и украл Маргарет, он не может решиться на насилие над ней,   а хочет завоевать ее любовь и согласие, которое, я думаю, он не скоро получит…   К тому же он избегает убийства – ведь он не прикончил нас, хотя спокойно мог   это сделать.      

– Я   знавал таких людей, которые считают одни грехи допустимыми, а другие смертельными.   Это плоды суеверия.      

– Тогда   мы должны молить бога, чтобы Морелла и впредь оставался суеверен и чтобы мы как   можно скорее оказались в Гранаде. Не забывайте, что там у нас есть друзья и   среди евреев и среди мавров, с которыми вы торговали много лет. Они могут   укрыть нас. Так что, хотя дела и плохи, они могли быть еще хуже.      

– Пожалуй,   это так, – уже более спокойно согласился Кастелл, – если ее   действительно увезли в Гранаду. Постараемся узнать что-либо об этом у   цирюльника и у отца Энрике.      

– Я   не верю этому священнику: он хитрец и служит маркизу, – отозвался Питер.      

Они   замолчали – слишком устали оба, да и говорить было больше не о чем, хотя о   многом следовало подумать.      

После   захода солнца вновь пришел цирюльник и перевязал раны Питеру и Кастеллу. Он   принес с собой испанские костюмы, шляпы и два тяжелых плаща, удобных для путешествия, –   все это они купили у него за хорошую цену. Кроме того, он объявил, что во дворе   стоят два прекрасных мула. Кастелл вышел посмотреть на них. Это оказались две   жалкие клячи, истощенные и слабые, но так как других не было, не оставалось   ничего иного, как вернуться в комнату и обсудить вопрос о цене. Торговались   долго, потому что цирюльник запросил двойную цену. Кастелл заявил, что бедные   люди, потерпевшие кораблекрушение, не могут заплатить такую сумму. В конце   концов они договорились на том, что цирюльник заберет мулов на ночь к себе и   накормит их, а утром приведет их вместе с проводником, который покажет им   дорогу в Гранаду. Пока что они заплатили ему только за одежду.      

Кастелл   и Питер пытались выудить у цирюльника какие-нибудь сведения о маркизе Морелла,   но, как и отец Энрике, он был хитрец и держал язык за зубами. Он заявил, что такому   маленькому человеку, как он, вредно обсуждать дела больших людей; в Гранаде, дескать,   они все узнают.      

Цирюльник   ушел, оставив им лекарства, и вскоре после этого явился священник. Он был в   очень хорошем настроении, потому что в виде своей доли от грабежа судна получил   драгоценности, оставленные Питером и Кастеллом в железном ящике. Заметив, как   священник, доставая драгоценности, любовно перебирал их, Кастелл пришел к   выводу, что отец Энрике человек в высшей степени жадный – из тех людей, которые   ненавидят бедность и сделают все на свете ради денег. И когда священник со   злобой заговорил о ворах, которые залезли в корабельный ящик и унесли оттуда   почти все золото, Кастелл решил про себя, что отец Энрике никогда не должен   узнать, кто были эти воры, иначе во время их путешествия с ними может произойти   какой-нибудь несчастный случай.      

Наконец   драгоценности были спрятаны, и священник заявил, что они должны поужинать   вместе с ним, но при этом он добавил, что не может предложить им вина, так как   ему полагается пить только воду. Тогда Кастелл попросил его достать где-нибудь   несколько фляг вина, лучшего, какое можно здесь найти, сказав, что он за него   заплатит. Отец Энрике послал за вином служанку.      

Переодевшись   в испанское платье и спрятав деньги в два пояса, приобретенные тоже у   цирюльника, они вышли к столу. Ужин состоял из испанского блюда, называемого   «олла подрида» (нечто вроде жирного мяса), хлеба, сыра и фруктов. На столе было   также купленное за их счет вино, очень хорошее и крепкое. Правда, Нитер и   Кастелл почти не пили, опасаясь лихорадки от своих ран, но они усердно угощали   отца Энрике. Кончилось тем, что к концу ужина он забыл о своей хитрости и начал   разговаривать свободно. Заметив, что священник пришел в веселое настроение,   Кастелл начал расспрашивать его о маркизе Морелла, почему у того дом в Гранаде,   столице мавританского государства.      

– Потому   что он наполовину мавр, – ответил священник. – Его отец, говорят, был   принцем Виана, а мать – мавританкой, в ее венах текла королевская кровь. От нее   он и унаследовал свои богатства, земли и дворец в Гранаде. Он любит там жить.   Хотя он и добрый христианин, однако у него вкусы еретика: подобно маврам, он   завел у себя сераль прекрасных женщин. Я знаю это, потому что в Гранаде нет   священников и мне приходится выполнять роль его капеллана. Но, кроме того, он   живет в Гранаде еще по другой причине: он ведь наполовину мавр и является   представителем Фердинанда и Изабеллы при дворе султана Гранады Боабдила. Вы,   чужестранцы, должны знать, если еще не знаете, что их величества давно уже   ведут войну с маврами и мечтают захватить остаток их государства так же, как   они уже захватили Малагу, обратить его жителей в христианство и кровью и огнем   очистить его от проклятой ереси.      

– Да, –   отозвался Кастелл, – мы слышали об этом в Англии. Я ведь купец и веду торговлю   с Гранадой. Я еду туда но делам.      

– А   по каким делам едет туда сеньора, та, о которой вы говорите, что она ваша дочь?   И что это за историю рассказывали матросы о сражении между «Сан Антонио» и   английским кораблем, который мы видели вчера на взморье? И каким это образом   ветер пробил стрелой вашу руку, друг мой купец? И почему так получилось, что   вас обоих оставили на каравелле, в то время как маркиз и все его люди спаслись?      

– Вы   задаете много вопросов, святой отец. Питер, наполни стакан преподобного отца.   Он ничего не пьет. Можно подумать, что здесь всегда пост. Ваше здоровье! О, вот   хорошо! Палей, Питер, и передай мне флягу. Вот теперь я отвечу на все ваши   вопросы и расскажу о кораблекрушении.      

Тут   Кастелл начал бесконечную историю о ветрах, парусах, скалах, падающих мачтах,   об английском корабле, который пытался помочь испанской каравелле, и так   продолжалось до тех пор, пока священник, чей стакан Питер наполнял каждый раз,   когда тот отворачивался, не свалился, заснув.      

– А   теперь, – шепнул Питер по-английски Кастеллу, – я думаю, нам лучше   всего лечь спать. Мы узнали многое от этого шпиона в рясе – по-моему, он таков –   и почти ничего не рассказали.      

Они тихо   пробрались в свою комнату, выпили настой, оставленный цирюльником, помолились   каждый по-своему, заперли дверь и прилегли отдохнуть, насколько раны и тяжелые   думы могли позволить им.      

 ГЛАВА XIII. ПРИКЛЮЧЕНИЕ   НА ПОСТОЯЛОМ ДВОРЕ      

       

Питер   спал плохо, рана, несмотря на перевязку, сделанную цирюльником, сильно болела.   Кроме того, ему не давала покоя мысль, что Маргарет уверена в их гибели и   страдает от этого. Как только Питер засыпал, он видел ее в слезах, слышал ее   рыдания.      

Как   только первые лучи проникли сквозь высокие решетки окон, Питер вскочил и разбудил   Кастелла: они оба не могли одеться без помощи друг друга. Услышав во дворе   голоса людей и шум, они решили, что это явился цирюльник со своими мулами,   отперли дверь и, встретив в коридорчике зевающую служанку, попросили ее   выпустить их из дома.      

Это   действительно был цирюльник и с ним – одноглазый парень верхом на пони. Цирюльник   объяснил, что этот парень будет их проводником до Гранады. Питер и Кастелл   вернулись вместе с цирюльником в дом, он осмотрел их раны, покачал головой при   взгляде на раны Питера и сказал, что ему не следовало бы так рано отправляться   в путь. Потом снова началась торговля за мулов, упряжь, седельные сумки, в   которые были уложены вещи, оплату проводнику и так далее, ибо Питер и Кастелл   боялись показать, что у них есть деньги.      

В конце   концов все было улажено, и, так как их хозяин, отец Энрике, все еще не появлялся,   они решили уехать, не простившись с ним, а просто оставить ему деньги в знак благодарности   за его гостеприимство и в качестве подарка для его церкви. Однако как раз в тот   момент, когда они передавали эти деньги служанке, появился священник. Он был   небрит и держался рукой за голову. Он объяснил, что служил раннюю мессу в   церкви, что было чистой ложью, и спросил, действительно ли они собираются   уезжать.      

Они   подтвердили это и вручили ему свой подарок, который он принял не задумываясь,   хотя похоже было, что щедрость гостей заставила его с еще большей   настойчивостью уговаривать их остаться. Они, дескать, еще не в состоянии   перенести трудный путь, дороги весьма небезопасны, они могут попасть в плен к   маврам и окажутся в подземелье вместе с другими узникамихристианами, так как   никто не может проникнуть в Гранаду без разрешения, и так далее. Но наши   путешественники твердо стояли на своем.      

Они   заметили, что священник при этих словах заволновался и в конце концов заявил,   что из-за них у него будут неприятности от маркиза Морелла. Как и почему, он не   стал объяснять, но Питер решил, что он боится, как бы они не рассказали маркизу   о том, что его капеллан участвовал в грабеже на судне, которое маркиз считал   потонувшим, и завладел его драгоценностями. В конце концов они поняли, что отец   Энрике способен на любую уловку, только бы задержать их, оттолкнули его,   вскарабкались на мулов и вместе с проводником двинулись в путь.      

Они   долго еще слышали крики разъяренного священника, ругавшего цирюльника за то,   что тот продал им мулов. До них доносились его выкрики: «Шпионы… «, «Английские   дамы… «, «Приказ маркиза… «. Они очень обрадовались, выбравшись за пределы   селения, на улицах которого было мало людей, и, никем не потревоженные, выехали   на дорогу, ведущую к Гранаде.      

Дорогу   эту никак нельзя было назвать хорошей, к тому же она шла то вверх, то вниз. Да   и мулы оказались гораздо хуже, чем они предполагали. Мул, на котором ехал   Питер, все время спотыкался. Они поинтересовались у юноши, их проводника,   сколько времени потребуется, чтобы доехать до Гранады, но в ответ услышали:      

– Кто   знает? Все зависит от воли бога.      

Прошел   час, и они опять задали ему тот же вопрос; и на этот раз последовал ответ:      

– Может   быть, сегодня вечером, может, завтра, а может, никогда. На дороге много разбойников,   но если путешественникам повезет и они не попадутся в руки бандитам, то   наверняка их захватят мавры.      

– Я   думаю, что один из разбойников здесь, рядом с нами, – заметил по-английски   Питер, взглянув на отталкивающее лицо их проводника, и добавил на ломаном   испанском языке: – Друг мой, если мы столкнемся с бандитами или маврами, то   первым, кто отправится на тот свет, будешь ты. – И Питер похлопал по   рукоятке своего меча.      

Парень в   ответ пробормотал какое-то испанское проклятие и повернул своего пони назад,   якобы собираясь ехать обратно в Мотриль, но тут же передумал и ускакал далеко   вперед. В течение нескольких часов они не могли догнать его.