1 2 3 4 5 6 7 8 9 
    
Управление — это очень удобное слово. Почему-то никто никогда не уточняет, из какого именно управления. Вот и женщина тоже не стала переспрашивать.
    
— Входите. — Она сдвинулась в сторону. — В спальне он…
    
Похоже, нас ждали. Ну, не нас, конечно, но кого-то ждали.
    
Входя, я глянул на ее ауру. Ничего особенного, конечно. Человек.
    
Квартирка была трехкомнатная, но небольшая, прихожая совсем узкая и неудобная. Из открытой двери в гостиную гремел незнакомый рок.
    
     
      
Я был игрок и сыграть бы мог
      
С тем, кто придумывал карты.
      
Мне везло всегда, и я верил, что моя звезда
      
Не упадет никогда, но случилась беда…
      
Жизнь дорога, но все же
      
Слабых волей бьют как моль.
      
Выбери, что надежней —
      
Библия или кольт!
     
    
    
Лас, навостривший было уши — он обожал малоизвестные группы, — с сожалением покачал головой и цокнул языком.
    
Женщина молча подала мне тапочки, взяв пару побольше из целого табунка у входа. Лас разуваться не стал — и на это она никак не отреагировала.
    
Странно. Обычно такие простые привычки устойчивее всего. Либо попросила бы переобуться обоих, либо, в силу модных европейских традиций, плохо приживающихся в Москве с ее климатом и грязью, не предлагала бы мне.
    
В гостиной на диване сидел худенький мальчишка с ноутбуком на коленях. От ноутбука змеились провода к стоящим на полу колонкам. На нас паренек посмотрел и звук в колонках убавил, но даже не поздоровался, что для восточного мальчика уж совсем странно. Я просканировал и его ауру. Человек.
    
— Сюда…
    
Вслед за женщиной мы прошли к спальне. Она открыла дверь, пропуская нас, и так же молча, ничего не говоря, закрыла ее за нами, оставшись в прихожей.
    
Ох, что-то неладное тут творится…
    
Бисат Искендеров лежал на заправленной кровати в одних трусах и майке и смотрел телевизор, висящий на стене напротив кровати. Все тут было какое-то усредненно-московское, практически без национального колорита, без каких-то личных заморочек: мебель из ИКЕИ, ковер в изголовье кровати (я думал, сейчас так уже не вешают, это была традиция из каких-то замшелых, брежневских еще времен), женский журнал на одной тумбочке, сборник детективов на другой. Такая спальня могла быть в любом российском городе. В ней мог валяться на кровати менеджер Ваня или строитель Ринат.
    
Не люблю квартиры, в которых нет отпечатка хозяина.
    
— Здравствуйте, Бисат, — сказал я. — Мы из управления. С вами что-то случилось? Вы заболели?
    
Бисат посмотрел на меня и снова перевел взгляд на экран. Там шла популярная передача, немолодая женщина-врач с добрыми глазами рассказывала народу про парапроктит. «А теперь мы попросим выйти на сцену кого-нибудь из зала, одетого в футболку или рубашку без воротничка…»
    
— Здравствуйте, — ответил Бисат. — Ничего не случилось. Я здоров.
    
— Но вы покинули дежурство… — сказал я.
    
И посмотрел на него сквозь Сумрак.
    
Вначале я решил, что со мной что-то случилось.
    
Потом я понял, что это не со мной. Но легче мне от этого не стало.
    
— Лас, глянь ауру… — тихо сказал я.
    
Лас наморщил лоб. И ответил:
    
— Чего-то не вижу…
    
— Потому что ее нет, — подтвердил я.
    
Бисат терпеливо ждал, пока мы говорили. Потом ответил:
    
— Я покинул дежурство, потому что не было смысла дежурить.
    
— Расскажите про человека, с которым вы говорили перед тем, как уйти, — попросил я.
    
— Чего-то я не понял, — задумчиво сказал Лас. — А разве бывают люди без ауры?
    
«Представьте себе, что горловина футболки — это на самом деле…» — сообщила с экрана ведущая.
    
— Перед тем как уйти, я разговаривал с Димой Пастуховым, — сказал Бисат. — Он неплохой человек…
    
— Раньше! — попросил я. — Перед Димой!
    
— Перед Димой я разговаривал с продавщицей в табачном ларьке, — сказал Бисат. — Она симпатичная женщина, но худая очень…
    
— Нет, постой, — попросил я. — Бисат, когда у Пастухова заболел живот и он ушел в здание аэропорта. Помнишь? Ты остановил человека, выходящего из зала прилета…
    
— Так это был не человек, — очень спокойно возразил Бисат.
    
— А кто? — воскликнул я.
    
— Не знаю. — Бисат оставался столь же невозмутим. — Но не человек. Люди такими не бывают.
    
— Хорошо, расскажи мне, как выглядел этот «не человек», — попросил я. — И о чем вы говорили.
    
— Он… — Бисат впервые задумался над ответом. И даже проявил какую-то живость — протянул руку и почесал живот. — Он светловолосый. Высокий очень. У него короткая бородка. Глаза голубые. Я попросил у него документы. Он ответил, что в этом нет необходимости. Положил мне руку на плечо и посмотрел в глаза. Я… я хотел спросить, что он такое себе позволяет. Но не стал.
    
— Почему?
    
— А какая разница.
    
— Ваш напарник Дима описывал этого… не человека… иначе.
    
— Я не знаю, как он его описывал, — спокойно сказал Бисат.
    
Вздохнув, я собрал в руке немного Силы и отправил в сторону полицейского заклинание «Сократ» — кратковременное, но непреодолимое желание говорить истину, и только истину.
    
Заклинание туманным сгустком пронеслось через Сумрак, прошло Бисата насквозь и унеслось сквозь стену на улицу. Ох, кому-то достанется…
    
— «Доминанту» давай, — предложил Лас.
    
Я покачал головой, глядя на лежащего на кровати человека. Обычного человека, которому теперь было «все равно». У которого не было ауры. И сквозь которого проходили насквозь заклинания.
    
— Не поможет. Пойдем, Лас.
    
— Но…
    
— Пойдем, — сказал я.
    
Бисат снова повернулся к экрану. Ведущая радостно объясняла: «И вот в эти нежные складки и складочки…»
    
Жена полицейского ждала нас в прихожей. Музыка по-прежнему играла, только уже потише:
    
     
      
Вой, не вой, а итог такой:
      
Надо платить за удачу.
      
Только поздно, брат, поливать давно засохший сад,
      
Жизнь за деньги не взять мне назад…
     
    
    
— Мы пойдем, — неловко сказал я. — Знаете… вам, наверное, будут еще звонить. И зайдут… с работы.
    
— Я хочу его увезти, — сказала внезапно женщина.
    
— Куда?
    
— Домой. В Азербайджан. Есть такой отачи, Юсуф. Травами лечит. Все лечит. Он не только травник, он гам.
    
— Колдун? — спросил я.
    
Женщина кивнула и плотно сжала губы.
    
— Увозите, — сказал я. — Только покажите вначале нашему знахарю, хорошо?
    
Женщина с подозрением посмотрела на меня.
    
— Он сегодня к вам придет, — сказал я. — Хороший знахарь. Поверьте.
    
— Что с ним? — спросила женщина.
    
— Не знаю, — признался я.
    
— У него будто души не стало, — сказала женщина.
    
— Дождитесь знахаря, — попросил я.
    
Мы вышли из квартиры. Я посмотрел в Сумрак — синий мох отполз еще дальше от дверей. Ему не нравилось то, что там происходило.
    
— Пошли, Лас, — сказал я. — Надо к Гесеру, и живо.
    
Но на улице нам все-таки пришлось на минуту задержаться. Перед подъездом стояла парочка — девушка с одновременно разъяренным и растерянным лицом и парень, который с воодушевлением рассказывал:
    
— А с твоей сестрой я только целовался, и то по пьяни. С Ленкой мы однажды переспали, она пришла, когда тебя не было…
    
— Придется подчистить, — решил я. — Займусь девушкой, а ты сними с парня «Сократа» и заставь все забыть.
    
— Надо ли? — задумчиво произнес Лас. — Сам виноват, пусть сам и расхлебывает…
    
— Ошибки надо исправлять, — сказал я. — Хотя бы те, которые можно исправить.
    
    
Лас, очевидно, думал, что мне уже кое-что понятно, и мы сейчас целеустремленно спешим к Гесеру, потому что уж ему-то точно понятно все. Кто такой этот «тигр», почему у живого человека нет ауры (и заодно еще и полностью утрачен интерес к жизни), почему нацеленные в него заклинания проходят его насквозь. На самом деле я ничего не понимал. И подозревал, что Гесер будет ошарашен не менее.
    
Что такое аура, если разобраться?
    
Это Сила. Та самая Сила, которую люди постоянно продуцируют, но использовать не могут. Сила истекает в пространство и покрывает всю Землю. Мы, Иные, продуцируем ее куда слабее — и поэтому можем впитывать из внешней среды (примерно то же самое делает синий мох, только мы куда эффективнее — и еще умеем мыслить). Если нет ауры — значит нет Силы… нет жизненной энергии… человек или Иной — он уже мертв…
    
Нет, ерунду я думаю! Как это — нет ауры? Вампиры мертвы, они находятся в состоянии «послежизни», а вот аура у них есть. Своя, особая, вампирская, но есть. У Надюшки — Абсолютной волшебницы, имеющей «нулевую магическую температуру», — аура тоже имеется — и будь здоров какая!
    
Я потер лоб. Никогда не стремился разобраться во всех этих деталях нашего существования. Считал, пусть научная группа ломает ум… все равно все эти теории бесконечно далеки от жизни.
    
Итак… почему есть аура у тех, кто мертв? И у тех, кто вообще не излучает «жизненной энергии»? И почему они живы… как ни ужасно мне было ставить в один ряд вампиров и Надю, я сделал над собой усилие и попытался рассмотреть вопрос абстрактно. Без жизненной энергии жить нельзя… а мертвые и «нулевые волшебники» ее не продуцируют…
    
Стоп! Все элементарно. Они не излучают, но потребляют. Вампирам чужая Сила дает посмертное существование. Получается, что… что и Наде она обеспечивает жизнь. Если проводить какую-то аналогию… то моя дочь — она как человек, чей организм не вырабатывает кровь. И живет она на постоянных, непрерывных переливаниях…
    
Я сморщился и заерзал на сиденье. Даже думать об этом было неприятно. Может быть, поэтому я никогда и не вдавался в детали того, как связаны между собой Сила, аура, жизнь?
    
Ладно, это все пустое. Пусть Надя живет на чужой жизненной силе. Она живет, и с ней все хорошо. А как можно лишить человека Силы — и при этом оставить его в живых? Не убить, не превратить в вампира — а превратить в какую-то странную разговаривающую куклу?
    
Не знаю.
    
— Задумался ты, — сказал Лас.
    
— Ага, — подтвердил я.
    
— Слушай, у меня вопрос есть… А Высшие — они видят, как душа отлетает?
    
— Душа? — не понял я. — Отлетает?
    
— Ну да. Аура — это же душа, верно? Вот когда человек умирает, видно, куда аура полетела? Я к тому, что можно было бы вычислить положение рая и ада. Если взять двух одновременно умирающих в разных концах земного шара, засечь направление отлета души, то методом триангуляции…
    
— Лас, аура — не душа! — возразил я. — Аура — жизненная энергия.
    
— А я думал — душа, — расстроился Лас. — Так душу не видно?
    
— Нет, — ответил я. — И когда человек умирает, то аура никуда не улетает, она гаснет.
    
Что-то в этом было. В вопросе Ласа, в моем ответе…
    
Но понять я не смог или просто не успел — мы проехали под услужливо поднявшимся шлагбаумом на нашу стоянку. И остановились прямо перед Гесером.
    
Вот чем настоящий Высший маг отличается от неофита вроде меня — опытом. И умением делать кучу дел одновременно. Если бы я послал кого-то по делам и отслеживал потом его действия — я бы, наверное, мог почувствовать, что он спешит обратно с важным докладом. Но мне пришлось бы этим заниматься специально. А Гесер, похоже, ощутил мое приближение так, между делом, и заинтересовался настолько, что вышел навстречу.
    
— Рассказывай, — коротко велел он, когда я начал выбираться из машины. — И быстро!
    
Быстро так быстро. Я посмотрел ему в глаза и прокрутил в голове разговор с Пастуховым и визит к Искендерову.
    
— Пошли в кабинет. — Гесер развернулся. Провешивать портал на таком расстоянии было бы пижонством. — Звони Светлане.
    
— Зачем? — доставая мобильник, спросил я.
    
— Я открою портал в вашу квартиру. Пусть берет Надю и идет сюда.
    
По спине противным холодком пробежал страх.
    
— Нет, я не вижу непосредственной угрозы, — сказал Гесер не оборачиваясь. — Но мне крайне не нравится происходящее. И мне нужны все Высшие Москвы.
    
На ходу Гесер время от времени словно бы запинался, не совсем уж останавливаясь, но притормаживая на мгновение. Похоже, он связывался с другими Высшими.
    
Хотя с какими другими? Светлане звоню я… что ж она не берет-то трубку… есть еще Ольга… вот и весь состав «магов вне категории» Ночного Дозора. У Дневного в активе сейчас только Завулон, у них много магов первого-второго уровня, но с Высшими последнее время не складывается…
    
— А мне что делать? — обиженно крикнул вслед Лас.
    
— Зайди в научный отдел, Иннокентия ко мне! — велел Гесер. Он любил, когда все вокруг при деле.
    
Светлана наконец-то ответила.
    
— Антон?
    
— Света, сейчас Гесер провесит к нам в квартиру портал…
    
— Уже висит, — спокойно ответила Светлана.
    
— Бери Надьку и дуй к нам.
    
— Спешно? — уточнила Света.
    
— Пусть возьмут вещи на день-два, — обронил Гесер. — Но особо не копаются.
    
Эта реплика мне совсем не понравилась. Похоже, Гесер собирался перевести Свету и Надю «на осадное положение». Это пугало: учитывая, что речь шла о Высшей волшебнице (пусть и специализирующейся на целительстве — но, как известно, любое лечебное заклинание с тем же успехом может служить и атакующим) и волшебнице Абсолютной — то, что ей всего десять лет, не делает Надю беззащитной. Она может поставить самую банальную Сферу Отрицания — но с такой мощностью, что ее из пушки не пробьешь.
    
— Я слышала, — сказала Света. — Сейчас, покидаю чистого белья в сумку… Тебе чего-нибудь принести?
    
— А… — запнулся я. — Ну… пару носков, пару трусов…
    
— Рискну захватить еще и чистую рубашку, — решила Светлана.
    
Мы уже подходили к кабинету Гесера, когда я все-таки решился заговорить — шеф больше не вздрагивал при ходьбе, видимо, со всеми, с кем нужно, уже связался.
    
— Борис Игнатьевич, вы, как я вижу, поняли, что происходит…
    
— Ни черта я не понял, Антон, — ответил Гесер. — Ни черта. Я даже не слышал ни о чем подобном. И это… — Он пожевал губами, подбирая подходящие слова. — Это меня пугает.
    
Он распахнул дверь, и мы вошли в его кабинет.
   
   
    
     
Глава четвертая
    
    
Первое, на что я обратил внимание, — висящие в воздухе порталы. Вызванные Гесером Высшие очень спешили.
    
Потом я сосчитал порталы. Один, для моих девчонок, мерцал тонкой белой рамкой, ожидая, пока через него пройдут. Три портала медленно гасли.
    
Три?
    
И я уставился на тех, кто уже сидел за столом.
    
Ольга. Ну, это понятно. Я машинально кивнул ей.
    
А этот тихий старичок с растрепанными седыми волосами, в потертом костюме и старомодном широком галстуке, похожий на престарелого профессора или врача?
    
И этот крепкий бородатый мужчина, чье лицо мне почему-то знакомо… не из дозорной жизни, скорее — из человеческой, то ли по телевизору видел, то ли в газетах…
    
У нас в Дозоре таких нет.
    
— Спасибо, что не задержались, — сказал Гесер, проходя к своему креслу. — Познакомьтесь. Это Антон Городецкий. Вы о нем наверняка слышали.
    
— Кто же не знает Антона Городецкого? — с улыбкой сказал старичок.
    
— Это — Марк Эммануилович Жермензон, — представил его Гесер. — Высший Светлый. Боевой маг.
    
— Сергей, — представился второй. — Сергей Глыба. Высший Светлый.
    
— Я вас знаю, — вспомнил я наконец-то. — Вы… вы же этот…
    
— Прорицатель! — радостно подтвердил он.
    
Он действительно был прорицателем. Из числа тех, что публикуются в «желтых» газетах и не менее «желтых» журналах, толкутся на телевидении, сидят среди приглашенных гостей «на первом ряду» в бесчисленных ток-шоу. Он предсказывал финансовый кризис, когда тот заканчивался. Укрепление рубля перед тем, как тот падал. Замену долларов в США на неведомые «амеро». Падение астероидов. Прилет инопланетян. Эпидемию козьего гриппа. Неслыханный рост российской экономики. Тайфуны и землетрясения.
    
Если бы все его прогнозы сбывались с точностью до наоборот, то в них был бы смысл. Но это была обычная предсказательная болтовня по принципу «трех П» — пол, палец и потолок. Иногда в прессе над ним хихикали, но его импозантный облик и бойко подвешенный язык нравились читателям (точнее — читательницам), и без работы он не оставался.
    
— Вы прорицатель? — сказал я с сомнением.
    
— Антон, ну что же вы, думаете, я буду всерьез прорицать для людей? — с улыбкой ответил Сергей.
    
— Никогда не видел вас в Дозоре, — сказал я.
    
— А они не в Дозоре, — мрачно сказал Гесер. — Марк Эммануилович, можно сказать, на пенсии.
    
— По ранению, — с веселой улыбкой уточнил Жермензон.
    
— А Сергей просто не хочет служить, — добавил Гесер.
    
— Имею право, — ответил Глыба. — Хочу жить как человек.
    
Из последнего портала вышла Света, держащая за руку Надю. Портал немедленно погас.
    
— Здравствуйте, — очень вежливо сказала Надя. — Дядя Гесер, тетя Оля, здравствуйте.
    
Я увидел, с каким нескрываемым любопытством уставились на мою дочь Марк и Сергей, и усмехнулся.
    
— Все прибыли, прекрасно, — сказал Гесер. — Начинаем работать. Вы все в курсе того, что узнал Антон…
    
Ого… быстро он. Не только позвал, значит. Еще и проинформировал.
    
— У нас чрезвычайная ситуация, — продолжал Гесер.
    
— Полагаю, очень сильно чрезвычайная? — уточнил Марк Эммануилович.
    
— Крайне, — неожиданно сказал Глыба, запрокидывая голову и закрывая глаза. — Гесер… спасибо, что всех собрал.
    
— Что видишь? — не глядя на прорицателя, спросил Гесер.
    
— Ничего.
    
— Тогда откуда панические настроения?
    
— Я ничего не вижу, Гесер. — Сергей потер лоб и криво улыбнулся. — Вот откуда и паника. Ты же знаешь, я всегда что-нибудь да вижу…
    
— Обычно — всякие гадости… — буркнул Гесер.
    
— Жизнь такая. А сейчас — пусто.
    
— Ты что, конец света предрекаешь? — заинтересовался Жермензон. — И что-таки, потом ничего?
    
— Да не обязательно. — Глыба поморщился. — Уж с твоим опытом, Эммануилыч, стоило бы знать азы прорицания. «Слепота прорицателя» возникает в ситуации, когда на ближайшее будущее воздействуют силы, превосходящие силы прорицателя как минимум на порядок. То есть для второго ранга это будет маг первого уровня, для первого уровня — Высший маг…
    
— И в результате мы получаем замечательную картину — в Москве появилась сила, на порядок превосходящая Высшего мага, — подытожил Гесер. — Не знаю, как вам, а мне это кажется близким к апокалипсису…
    
— Дядя Гесер. — Надя, присевшая рядом со Светланой за дальний конец стола, подняла руку будто в школе. — Силы Высших не могут различаться на порядок, нас так в школе учили…
    
Гесер поморщился и попросил:
    
— Надя, давайте, пожалуйста, без «дядя». Ты уже… э…
    
— Большая девочка, — послушно сказала Надя. — Ну так нас учили, что сила Высших магов практически одинакова, небольшие колебания, замеренные в ходе прямых силовых противостояний вроде «пресса», никакого значения не имеют и не являются стабильными. Сегодня чистая Сила выше у одного Высшего, завтра у другого. Основное значение в противостоянии Высших имеют опыт и тактика ведения поединка.
    
— Исключение из правила? — спросил Гесер с любопытством.
    
— Так называемые «нулевые» маги вроде меня, — без лишней скромности ответила Надя. — Мы бесконечно превосходим силой любых магов, включая Высших, поскольку теоретически можем создать заклинание любой мощности.
    
— Любое, но в рамках существующей на Земле магической энергии, — уточнил Гесер. — Точнее формулируй!
    
— Да я просто не успела закончить, — сказала Надя.
    
Выкрутилась!
    
— Хорошо, пять с минусом, — сказал Гесер. — И что же ты хотела сказать?
    
— Как может существовать маг, на порядок превосходящий Высшего прорицателя? Это либо нулевой, либо…
    
— Ну, ну! — подбодрил Гесер.
    
— Либо вообще не маг. — Надя внезапно смутилась и подалась к матери. Светлана обняла ее за плечи. Я поймал взгляд дочери и одобрительно кивнул.
    
— Мы не можем исключить существование другого нулевого мага полностью, — сказал Гесер. — Но и предпосылок к этому нет.
    
— В том числе не было и никаких предсказаний на этот счет, — заметил Глыба. — А Надя была предсказана.
    
— Давайте рассматривать другие варианты, — сказал Гесер. — Маг, даже нулевой, это всего лишь маг.
    
— Зеркало? — тихо спросила Светлана.
    
Повисла напряженная тишина.
    
Зеркало — это плохо. Это очень плохо, потому что с ним практически невозможно бороться. Зеркало порождается Сумраком… то есть никто на самом деле не знает, как и почему обычный неинициированный Иной с неопределенной аурой, одинаково склонный к Свету и Тьме, превращается в Зеркального мага. Зато известно, почему он появляется и что потом происходит. Зеркальный маг приходит в то место, где сильно нарушен баланс Света и Тьмы, после чего встает на сторону проигрывающей стороны. Ну и… ликвидирует разрыв. Самым банальным способом — либо убивая магов, либо лишая их силы. Светлана одиннадцать лет назад потеряла большую часть своей силы — и еще счастье, что ей удалось восстановиться так быстро.
    
— Это не может быть Зеркало, — сказал Гесер и покачал головой. — Зеркальный маг поднимается по уровням лишь в ходе поединка с обычными магами. У нас кто-нибудь из Высших с Зеркалом сражался?
    
— Темные? — предположил Марк Эммануилович.
    
— У них в Дозоре один Высший, сам Завулон.
    
— А Юрий и Николай? — удивленно поднял бровь Жермензон.
    
— Юрий семь лет назад перебрался в Минск, там у него карьерные перспективы более внятные, — усмехнулся Гесер. — А Николай — как вы. В запасе уже пятый год. По-моему, ничем не занят, кроме рыбалки на Ахтубе…
    
— Он еще пишет любовные романы под женским псевдонимом, — вставила Ольга.
    
— Да? — неожиданно заинтересовался Глыба. — И как?
    
— Читать можно, — оживилась Ольга. — Особенно…
    
— Тише! — Гесер постучал пальцем по столу. Звук был неожиданно громким. Прикрыл глаза, посидел несколько секунд молча. — Я попросил Завулона проверить его Высших из запаса. Но, полагаю, никто из них ни с кем не сражался. Да и с какой бы стати Зеркалу убивать Темных? При нынешнем раскладе сил он опять должен убивать нас!
    
— Тогда кто? — Жермензон развел руками. — Если не Зеркало… кто-то из древних магов? Были же среди них нулевые… ну… или близкие к тому…
    
— Кто и зачем? — ответил вопросом Гесер. — Главное — зачем? Тайком явиться в Москву, проделать невесть что с попавшимся на пути человеком… Нет, давайте рассмотрим альтернативные варианты!
    
— Не Зеркало и не неизвестный нам Выс… э… нулевой маг? — спросил Глыба.
    
— А какие варианты еще могут существовать? — впервые задала вопрос Светлана. — Вы извините, Борис Игнатьевич, у меня на плите борщ недоваренный остался, Надя сидела уроки делала, тут вы нас выдергиваете… и, как я вижу, сами не понимаете зачем!
    
Гесер посмотрел на меня. И сказал:
    
— Давай-ка ты, Антон. Что тебя пугает?
    
Я подумал минуту, прежде чем начать отвечать.
    
— Самолет… Самолет, который должен был упасть, но не упал. Мальчик-пророк, который так удачно попался мне на глаза. Его слова… относительно меня в первую очередь. Полицейский, с которым я столкнулся много лет назад и который теперь видит Иных, сам Иным не являясь. Его напарник, у которого исчезла аура и которому теперь все поровну. Неизвестный, которого полицейский назвал «тигром». То, что оба полицейских описали неизвестного совершенно по-разному. Невозможность предвидеть события для Высшего мага-прорицателя.
    
— Как это все может быть взаимосвязано?
    
— Не знаю, — честно сказал я.
    
— И что именно тебя пугает? Неужели слова про «тигра»? Так твой полицейский и нас называет «собаками», и Темных «волками».
    
— Меня пугает концентрация странностей, — сказал я. — Все началось сегодня утром. Восемь с половиной часов назад! И столько всего сразу!
    
Гесер кивнул. Кажется, он был удовлетворен моими словами.
    
— Правильно. Очень много странностей. Совпадением это быть не может, значит, должна быть общая причина. Предлагайте свои варианты.
    
— Вы прямо как доктор Хаус, Борис Игнатьевич, — с иронией произнесла Светлана.
    
— Что?
    
Это был один из тех редких случаев, когда я видел шефа растерянным. Он, по-моему, совсем не интересовался кинематографом, а по телевидению смотрел только новости и фигурное катание — чем-то оно его привлекало.
    
— Не важно, — сказала Светлана. — Доктор такой… известный. Он тоже предлагал подчиненным выдвигать безумные теории, а сам выбирал из них правильную.
    
Гесер с легким сомнением смотрел на Светлану. Потом кивнул и сказал:
    
— Надеюсь, у этого доктора более инициативные подчиненные. Я пока ни одной версии не слышу.
    
— Божественная сущность, — неожиданно сказал Жермензон. — Нет, я не веду речь о Боге или мессии, но, возможно, мы имеем дело с проявлением какой-либо сакральной, мистической сущности…
    
— Пенсия на тебе вредно сказывается, Марк, — сказал с раздражением Гесер. — Единственная мистическая сущность в нашем мире — это мы, Иные. Все остальное — человеческий фольклор.
    
— Ну, некоторые Иные так не считают… — пробормотал Жермензон, впрочем, без особого напора.
    
— Значит, это фольклор Иных! — отрубил Гесер. — Серьезные версии есть?
    
— Порождение изначальной Силы, — предположил Глыба. — Света или Тьмы…
    
— Это та же самая «божественная сущность», только другими словами, — сказал Гесер.
    
— Но Свет и Тьма существуют, — пожал плечами Глыба. — Когда мы клянемся Светом, он подтверждает наши слова.
    
Гесер поморщился.
    
— Софистика. Мы не знаем, как и почему это происходит. Ты знаешь? Я — нет. Возможно, кто-то из Великих магов древности создал заклинание, которое действует до сих пор. Подозревать Свет и Тьму в осознанной деятельности — это…
    
— Это все равно как предположить, будто Сумрак создаст Зеркало и пошлет проигрывающей стороне… — мягко сказала Ольга.
    
Гесер заткнулся.
    
Именно заткнулся, а не замолчал. Посидел, глядя в столешницу, потом сказал:
    
— Версия принимается. Она нелепа. Она мне не нравится… потому что я боюсь чего-то подобного. Но как версия — принято. Еще?
    
Надя снова подняла руку.
    
— Мне кажется, Борис Игнатьевич, что гадать сейчас вовсе не нужно, — сказала она. — Ну какая нам разница, кто именно появился? Мы ведь уже знаем, что он очень сильный и делает странные вещи. И пусть! Нам надо понять, чего он хочет.
    
— И?.. — спросил Гесер.
    
— Па… Антон… — Надя покраснела.
    
— Ничего, мы в курсе, что он твой папа, — неожиданно мягко сказал Гесер. — Говори.
    
— Все началось с того, что папа увидел мальчика-пророка, который боялся лететь на самолете, потому что самолет должен был упасть, — явно смущаясь, начала Надя. — Ну, он мальчика и его маму спас, так? А если кто-то тоже хотел его спасти, только поступил проще, спас сразу весь самолет? Поэтому самолет и не упал. Ну а когда понял, что мальчика там уже нет, то отправился его искать…
    
— История с полицейскими? Почему он так прокололся? Оставил не просто свидетелей, а свои следы?
    
— Он не прокололся. Он… он представился, — тихо сказала Надя.
    
— Оставил визитную карточку! — Ольга щелкнула пальцами. — Верно. Понял, что один из полицейских распознал в нем Иного. Воздействовал на его напарника. Но с чего он решил, что мы выйдем на этих полицейских, да еще так быстро?
    
— Если тот полицейский обычный человек, но видит Иных, — это может быть последствием общения с папой, — сказала Надя. — Нас учили, что заклинание может оставить побочный эффект, след… И этот след обычно завязан на того мага, который заклинание накладывал. Вдруг кто-то увидел на полицейском след — и понял, что он с папой связан? Для него это было… ну, как собаку пнуть — чтобы завизжала и хозяин обернулся…
    
— Ничего себе сравнение, — сухо сказала Ольга.
    
— Извините, — ответила Надя. — Я же с его точки зрения сужу…
    
Я обратил внимание, что Гесер уже с полминуты сидит с закрытыми глазами. И медленно багровеет. Потом Гесер открыл глаза и встал:
    
— Так. Я не слышу Семена. И не могу с ним связаться. Кто-нибудь, попробуйте!
    
Ольга тоже прикрыла глаза.
    
Глыба картинно приложил ладонь ко лбу.
    
Жермензон пожевал губами.
    
Светлана нахмурилась.
    
А я достал мобильник и нажал одну из клавиш «горячего вызова».
    
— Да, Антоха? — жизнерадостно ответил Семен.
    
— Ты где?
    
— Я? Я в гостях у Оли и Кеши. Чай пью. Рассказываю, какая у нас замечательная школа для художественно одаренных детей.
    
— Гесер не может с тобой связаться, — сказал я.
    
Последовала короткая пауза, после которой Семен сказал.
    
— А ты знаешь, я тоже не могу. Ни с кем. Как-то глухо… в эфире…
    
— Скажи, что мы едем, — быстрым шагом направляясь к двери, приказал Гесер. — Антон, Марк, Ольга, вы со мной! Светлана, Сергей, вы за старших по Дозору.
    
— Я не в штате! — возмутилась Светлана.
    
— Считай, что тебя призвали, — бросил Гесер не оглядываясь.
    
— Света, если мы сейчас будем спорить, — мягко сказала Ольга, поднимаясь вслед за Гесером, — ребенок может погибнуть. И Семен тоже. Понимаешь?
    
И Светлана, которая на моей памяти уже сотню раз отбивалась от попыток Гесера хоть как-то привлечь ее к делам Дозора, сразу осеклась. Лишь спросила вслед:
    
— Что именно мне делать?
    
— Убивай все непонятное, что попробует войти в офис, — ответил Гесер.
    
— Я врач, а не убийца! — возмутилась Света.
    
— У каждого врача должно быть свое кладбище, — отрезал Гесер.
    
    
Когда мы выбежали во двор, шлагбаум на въезде был уже поднят, а в разъездную машину — потрепанный японский «паркетник» — садились Алишер и Гарик — видимо, они сегодня были дежурными.
    
— Марк Эммануилович, будь добр, сядь к ребятам, — бросил Гесер.
    
Похоже, он всерьез считал необходимым присутствие в каждой машине хотя бы одного Высшего.
    
А мы уселись в старый «БМВ», на котором Гесер ездил сколько я себя помню. Я сел впереди, Ольга — на заднее сиденье, Гесер — за руль. Обычно он так не делал, я даже не был уверен, что Великий умеет водить автомобиль.
    
Оказалось — умеет, да еще как. Мы вылетели на улицу и с ходу рванули по встречке, которая, очевидно, показалась Гесеру более свободной от транспорта. От дружных проклятий водителей и возгласов о распоясавшихся депутатах и чиновниках, которые ездят как хотят, нас спасало только одно.
    
Машина была невидима.
    
Причем Гесер использовал не обычное заклинание вроде Сферы Отрицания или его аналогов. Мы были совершенно невидимы. Мы были пустым местом, несущимся по дороге сквозняком, пустотой — с точки зрения любого водителя.
    
Честно говоря, это напрягает, даже если за рулем сидит Высший маг, чей водительский стаж в принципе может превышать сотню лет.
    
Но Гесер, оказывается, не собирался играть в салки с московскими автомобилистами. Еще через мгновение машина соскользнула в Сумрак.
    
Войти в Сумрак может каждый Иной. Привести с собой человека, пронести что-либо — тоже задача чисто техническая.
    
Но вот протащить в Сумрак машину!
    
— А помнишь, как мы на боевом слоне в Сумрак въехали? — внезапно спросила Ольга и засмеялась.
    
Шутит или всерьез? Кто ее знает…
    
Теперь мы мчались по сумеречной Москве. Первый слой — самый близкий к реальности. Тут даже есть дома, машины, люди. Все сероватое, тусклое, заторможенное — но еще настоящее. Почти настоящее. Только добавился синий мох на дорогах и стенах домов…
    
И машина радикально изменилась. Старый, но крепкий немецкий автомобиль будто потек, меняя пропорции, салон сделался куда старомоднее, руль в руках Гесера сжался, став тоненьким, с блестящим никелированным ободком внутри и эмблемой в виде горделивого оленя посередине. Такая же фигурка оленя выскользнула из капота. Приборная доска выгнулась горбом, выпятив перед Гесером полукруглый спидометр, под которым прятались четыре крошечных прямоугольных циферблата. Посередине вместо простенького борткомпьютера возник совсем уж примитивный радиоприемник на два диапазона, а прямо передо мной — круглые механические часы.
    
— Да, — сказал Гесер. — Я предпочитаю отечественные машины. «Волга», вторая серия. Мой верный боевой конь. Прошу никому не рассказывать… знаю я вас, остряков…
    
Это была не просто видимость — я почувствовал запах кожаной обивки и заелозил на скользком сиденье. Ну надо же… даже не знал, что советский автопром выпускал «Волги» с кожаным салоном и автоматической коробкой… может, тут еще и подушки безопасности есть… не помешали бы!
    
Нет, ну каков шеф-то! Ездить на старой «Волге», маскируя ее под старенькую, но приличную «бэху»! Честно говоря, не ожидал от него такого стеснительного патриотизма… или это не патриотизм, а консерватизм?
    
Впрочем, патриотизм и консерватизм, как правило, неразделимы.
    
Гесер крутанул руль, уворачиваясь от «рейнджровера», стоящего посреди дороги. Странная это была машина — вся разукрашенная какими-то рекламными надписями, прогнившая насквозь, с вывалившимся из капота двигателем. Скорее всего в реальном мире ее уже давно не было, в Сумраке догнивал информационный фантом — такое бывает с предметами, которые по тем или иным причинам долго были объектом человеческого внимания. Последствия какого-то ДТП, что ли?
    
— Нет, надо поглубже, — внезапно сказал Гесер.
    
И вот тут он меня удивил по-настоящему. Крякнул — и мир вокруг совсем выцвел.
    
Мы были на втором слое Сумрака.
    
Дома стали деревянными. Очень странно выглядят деревянные дома в девять-десять этажей, честное слово. Дорога превратилась в проселок, извилистый и покрытый кочками. Люди почти исчезли, со второго уровня они плохо различимы. Все стало серым. Вместо машин над дорогой висели облачка пара — будто выдохнули полной грудью в холодный день…
    
Ну и конечно же, стало очень холодно.
    
И машина опять изменилась.
    
Очень заметно и в лучшую сторону.
    
Выгнувшийся в прыжке олень на капоте трансформировался в крылатую девушку.
    
Некоторое время я смотрел на эмблему в виде двух переплетенных латинских букв «R». Потом спросил:
    
— Борис Игнатьевич, так вы предпочитаете отечественные автомобили?
    
Гесер молча гнал «роллс-ройс-фантом» по пустым дорогам, беззаботно проносясь сквозь пар и человеческие тени. Большинство ничего не заметит. Некоторые ощутят на секунду холодок на коже и почувствуют глухую, безысходную тоску по чему-то прекрасному, захватывающему… чего им никогда не дано испытать. Американцы в таких случаях говорят «Кто-то прошел по моей могиле».
    
На самом деле все чуточку страшнее — сквозь тебя в этот миг прошел Иной.
    
— Все врут, Антон, — неожиданно ответил Гесер. — Все врут.
    
Похоже, телевизор он все-таки смотрит.
    
А его консерватизм все-таки не равен патриотизму.
    
— Хорошая машина, — признал я. — Так… между нами, конечно.
    
По второму слою мы ехали с той же скоростью, как и в обычном мире. Ну, за исключением того, что у нас на пути не было пробок. Но Гесера, конечно, интересовало не это. Главное было в том, что время здесь шло куда медленнее, чем в реальности. К Семену мы приедем буквально через минуту после звонка.
    
Впрочем, тот, кто к нему идет, тоже может двигаться через Сумрак. И даже спуститься на слой-другой ниже.
    
Конечно, если к нему вообще кто-то идет.
    
Внезапно Гесер выругался. В принципе языка, на котором он сейчас заговорил, я не знал. Наверное, на этом языке говорили на Тибете во времена его детства. Но интонация сомнений не вызывала — шеф ругался.
    
— Фи, Гесер, — подтвердила мою догадку Ольга.
    
— Ничего необычного не замечаете? — спросил Гесер.
    
Я огляделся. Сказал:
    
— Сумрак. Синий мох. Все как обычно.
    
— Мы на втором слое, — задумчиво произнесла Ольга. — Откуда здесь синий мох?
    
Мха, если честно, было не много. Иногда — пятна на дороге, иногда — на стенах. Бесцветность второго уровня делала их едва заметными, но они и впрямь здесь были.
    
Синий мох — на втором уровне Сумрака!
    
— Никогда такого не видел, — признался я.
    
— Дело в том, что и я такого не видел, — произнес Гесер. — Вот разве что…
    
Но закончить он не успел — прямо перед лобовым стеклом «роллс-ройса» полыхнул файербол.
   
   
    
     
Глава пятая
    
    
Если разделить всю существующую магию на две части, то проще всего делить ее на боевую и бытовую. Вопреки расхожим мнениям начинающих Иных бытовой получится раза в два, а то и в три больше. На самых первых занятиях в Ночном Дозоре это старательно вдалбливается в головы новичков — магия предназначена не для зла, не для войны, не для убийства… на любой файербол или «поцелуй ехидны» найдется штук пять мирных заклинаний — «дробилка» для измельчения мусора, «утюг» для глажки белья, «шило» и «сверло» для проделывания дырочек в домашних условиях, «Прометей» для легкого и удобного розжига костра или барбекю…
    
Довольно быстро, впрочем, новички понимают, что почти все бытовые заклинания прекрасно работают и в боевых условиях. По сути, единственные их недостатки — они либо более медленные, либо затрачивают больше Силы, чем специализированная боевая магия. За то время, пока начинающий Иной создает и настраивает «сверло» или прилаживает к физиономии противника «утюг», можно раз десять шарахнуть «тройным лезвием».
    
Поэтому после краткого интереса к нестандартным способам применения «дробилки» или «вантуза» большинство Иных перестают экспериментировать и начинают пользоваться бытовой магией в быту, а боевой — в бою.
    
Кроме некоторых Иных. Тех, кто рано или поздно заслужит уважительное звание боевого мага.
    
Именно они в конце концов постигают главную истину — очень просто и эффектно получается колотить друг друга файерболами или давить «прессом». А еще — очень долго. Потому что противник от тебя этого ожидает. И закрывается Барьером Воли, Сферой Отрицания, «щитом мага»… Вот и стоят друг против друга Светлый и Темный, молотя друг друга заклинаниями, закрываясь от них, порой еще успевая переругиваться при этом. Может быть, оно и хорошо. Все-таки большинство магических поединков ведутся не насмерть, а пока противник не сдастся или не покинет поле боя. Иначе мы бы уже давно сами себя поубивали.
    
А вот если в бой вступает настоящий боевой маг — то все происходит совсем иначе. Он применяет старую добрую лечебную «ивовую кору» или его развеселую темную вариацию «аспирин». И не ожидающий этого враг внезапно обнаруживает, что температура его тела упала до температуры окружающей среды. Боевой маг не швыряет «тройное лезвие», он использует простенькую «тёрку», которой Светлана делает для Надюшки витаминный салат из яблока с морковкой, а я отчищаю кастрюли, если что-то пригорит… И противник становится на миллиметр-другой тоньше. Сразу со всех сторон. После этого обычно бой никто продолжить не может.
    
Я, конечно, до настоящего боевого мага не дорос. Но и файерболами уже давно не кидаюсь.
    
Впрочем, такой файербол, как летящий сейчас в нас, был достоин всяческого уважения. Это был файербол премиум-класса, выражаясь языком менеджеров торговых компаний. Это был царь-файербол, говоря поэтически. Это был альфа-файербол, как сказал бы биолог. Это был файербол диаметром около трех метров, мог бы заметить очень хладнокровный математик.
    
Это был обосраться какой страшный файербол!
    
— Мать твою! — завопил Гесер, выкручивая руль. В минуту настоящего ужаса только русский язык мог передать все его чувства. Я горжусь великой русской культурой!
    
«Роллс-ройс» рванул влево — как любой водитель, Гесер непроизвольно поворачивал так, чтобы подставить под удар не себя, а соседа. Ничего личного, просто рефлексы.
    
У меня они тоже были — я ударил руками в стекло, к своему великому удивлению, выбив его наружу, и направил к летящему в нас огненному шару раскрытые ладони. Что я хотел сделать — Сферу Отрицания или «щит мага», — я даже и сам не понял. Потому что оказалось, что я уже непроизвольно делаю «пресс» — бью в сгусток пламени чистой Силой.
    
Инстинктивная реакция оказалась удачной. Выдержал бы «щит» удар такого мощного файербола или нет — это еще вопрос. Успел бы Гесер уклониться — тоже непонятно. Хороший файербол самонаводится на цель подобно современной ракете.
    
А вот удар Силой помог. Файербол расплескало во все стороны, будто горящее масло. Какие-то мелкие сгустки пламени ударили и по машине — но Ольга тоже не зевала, нас накрыло полупрозрачной чешуей какой-то хитрой защиты, да и сама машина, похоже, была от души накачана заклинаниями. Пламя стекло вниз, под колеса, и мы проскочили сквозь ревущий огненный шторм.
    
Как раз вовремя, чтобы увидеть противника.
    
Мне он ничуть не показался похожим на то описание, что дали полицейские.
    
Совсем молодой, чуть больше двадцати.
    
Стройный, светловолосый.
    
Приятное лицо, очень доброжелательное, какое-то даже благородное.
    
Одежда светлых тонов (цвет на втором слое Сумрака не разглядишь) и плащ. Честное слово, плащ! Настоящий, развевающийся за плечами, будто у какого-нибудь комиксового Супермена!
    
Парень стоял и задумчиво смотрел на машину. Не то чтобы с разочарованием… Но с некоторым удивлением.
    
— Идем, — сказал Гесер, выключая зажигание и выбираясь из-за руля.
    
Мы с Ольгой последовали за ним. Вне машины холод Сумрака вцепился в нас мертвой хваткой. Дул ровный стылый ветер, вечный ветер второго слоя.
    
— Кто ты такой и что тебе нужно? — крикнул Гесер.
    
Парень не ответил. Похоже, он размышлял.
    
— Ночной Дозор! Выйти из Сумрака! — сказал я, не переходя на крик, но погромче, поубедительнее.
    
— Иначе мы применим силу, — поддержала меня Ольга.
    
Парень начал улыбаться. А Гесер вполголоса произнес:
    
— Вот это я бы не стал говорить, вдруг он сам…
    
И он действительно все сделал сам. Уж не знаю, что хотел сказать Гесер, но незнакомцу самости было не занимать. Парень развел руками — мне показалось, что он лепит из воздуха новый файербол, чуть поменьше прежнего, но свечения не возникло, хотя какая-то сила в его ладонях мерцала, что-то готовилось…
    
— «Фриз»! — крикнула Ольга, и я отреагировал на ее слова, как на команду — со всей силы, что была, ударил в незнакомца заклинанием локальной остановки времени.
    
А что? Если разобраться — гуманно и надежно. Враг обездвижен, беспомощен, но совершенно цел. У нас есть время разобраться и что-то сделать, у него времени нет.
    
Вот только Ольга вовсе не просила применять «фриз». Она предупреждала о том, что собирается сделать чужак.
    
Гесер внезапно исчез — похоже, прыгнул вниз или вверх по Сумраку. Ольга гигантским прыжком, которому позавидовал бы не то что Брумель, а даже и голодный вампир, отлетела в сторону метров на десять.
    
А я остался стоять как дурак прямо под идущим на меня «фризом»…
    
Но зависнуть посреди Сумрака, мухой в янтаре остановившегося времени, мне было не суждено. Мой собственный «фриз» — куда более слабый, чем у врага — влетел в несущееся навстречу заклинание. И как это частенько с заклинаниями бывает — они мгновенно взаимодействовали.
    
Посреди мрачной серой дороги, зажатой между карикатурными деревянными домами, повис сверкающий, будто драгоценный камень, многогранник. Он медленно вращался, оседая вниз, в землю. Силуэт противника за ним дробился на множество крошечных фигурок.
    
— Старый дурак! — рявкнул Гесер, возникая рядом со мной. Взмахнул руками — за прозрачным кристаллом полыхнуло зеленым пламенем.
    
— Не стоит так убиваться, шеф, — не удержался я.
    
И встретил непонимающий взгляд Гесера.
    
— Рад, что ты способен шутить, но я — о нем. — Гесер кивнул в сторону зеленого огня. — А ты, Антон, на сегодня все запасы удачи явно исчерпал. Сбить «фриз» «фризом» — задачка не из легких.
    
— О нем? — уточнил я, кивая на парня. Посмотрел на зеленое пламя — оно медленно гасло. — Что это такое?
    
— Оно его затормозит, — уклончиво, но очень убежденно сказал Гесер.
    
Зеленый огонь погас.
    
Парень отряхнул с плаща какие-то липкие зеленые искры и посмотрел на нас. На этот раз — совсем не по-доброму.
    
— Ого, — сказала Ольга, возвращаясь к нам. — На «тайгу», значит, мы плюем…
    
— Что-то страшное грядет, — сообщил Гесер, после чего снял пиджак и бросил его на землю. Он что, на кулачках подраться решил?
    
Парень, похоже, и против рукопашной ничего не имел — двинулся по дуге, обходя замороженный «фризом» участок пространства. И несмотря на весь его симпатичный, благообразный облик, я как-то очень четко вспомнил слова Пастухова.
    
«Тигр»…
    
И в этот момент послышался звук работающего мотора. Боевой маг Жермензон с командой наконец-то нас догнал. Они выскочили из машины, по-моему, даже раньше, чем она остановилась. Гарик с ходу поставил «щит мага», причем, судя по мощности, использовав какой-то служебный амулет. Жермензон выдвинулся вперед, Алишер встал за ним, чуть наклонив голову и прижав ладони к сердцу, — похоже, он собирался работать на подхвате, подкачивая Жермензона энергией.
    
Парень остановился, оценивая диспозицию. Честно говоря, непонятно, что он собирался в такой ситуации ловить — против него было четыре Высших мага, да еще и пара оперативников, пусть и уступающих в силе, но имеющих неплохой боевой опыт.
    
Жермензон повел рукой — снизу вверх, будто поднимая невидимый груз. Между ним и незнакомцем вспучилась земля. Выросла трехметровым столбом. Столб подрагивал, потом приобрел очертания гротескной человеческой фигуры, рядом с которой боксер Николай Валуев выглядел бы стройным и красивым, пускай и низкорослым, манекенщиком.
    
Мне доводилось встречаться с големами. Пожалуй, даже чаще, чем я хотел для общего развития. Но вот сотворение голема, причем настолько быстрое, без всяких там заложенных в глину рун и манускриптов, без явного программирования, я видел впервые.
    
— Ох уж мне эти еврейские штучки! — сказала Ольга.
    
Парня голем явно смутил. Он сделал какое-то неуловимое движение — и на голема будто рухнул чудовищный груз, сминая и вдавливая обратно в землю. Вот только голема это не смутило. Он всосался в землю и тут же вынырнул из нее в другом месте, гораздо ближе к незнакомцу. И протянул к нему здоровенную руку.
    
Опять легкое движение пальцев, шевеление губ — и протянутая к незнакомцу рука стала разваливаться, осыпаться на землю комьями глины, будто невидимая мясорубка шинковала ее на ходу.
    
Голем на это никакого внимания не обратил — продолжал тянуть руку. Падающая на землю глина шевелилась и всасывалась в его ноги, так что никакой потери массы не происходило.
    
— Ше илех адони а нэхбад ми а маком а зэ! — крикнул Жермензон. Парень отступил на шаг. Бросил быстрый взгляд в нашу сторону. Потом на Жермензона.
    
И в этот момент за его спиной сгустилась тьма. Оформилась в болтающуюся в воздухе чернильную кляксу. Из кляксы выступила шипастая нога, похожая на конечность гигантского богомола. Вслед за ногой появился и ее владелец — не уступающий ростом голему демон.
    
Увы, кавалерия прибыла к шапочному разбору. Парень бросил быстрый взгляд на демона, развел руками — и исчез. Без всяких вспышек, блесток, искр. Не открывая порталов, не растворяясь в воздухе и не проваливаясь сквозь землю. Просто исчез.
    
Очень разумно с его стороны. Если против тебя выступают главы Ночного и Дневного Дозоров плюс сопутствующие им Высшие — лучше всего свалить куда-нибудь подальше.
    
Голем помедлил, а потом всосался в землю. Обычно големы, созданные для выполнения одного конкретного задания, рассыпаются в прах. Но этот не рассыпался… и, похоже, он свое задание выполненным не считал.
    
— Здравствуй, Завулон, — сказал Гесер.
    
Демон трансформировался в человека — обычного невысокого человека неопределенного возраста и с незапоминающимся лицом. Меня всегда удивляло, почему Темные ходят сквозь нижние слои Сумрака в устрашающем обличье. Когда-то я думал, что там скрываются неведомые мне опасности, но я уже давно не начинающий неопытный маг. Я проходил сквозь Сумрак насквозь, сквозь все его слои, и знаю, что никаких кровожадных тварей там нет.
    
Или я все-таки не прав? Может быть, у Темных свои дороги, не похожие на наши?
    
— И ты здравствуй, Гесер, — кивнул Завулон. — Что это была за мерзкая тварь?
    
Я рассмеялся. И хохотал до тех пор, пока в лице Гесера не появилось понимание.
    
— Ты видел отвратительного злобного демона, Завулон? — спросил он.
    
Темный нахмурился. Кивнул.
    
— Я видел хитрого немолодого мужчину, — сказал Гесер. — Антон, полагаю, приятного и простого парня. Жермензон — мудрого старого еврея. Ольга — ловкую и коварную женщину.
    
— Ты забыл добавить, что видел не простого хитрого немолодого мужчину, а еще и очень скромного хитрого немолодого мужчину, — сказала Ольга.
    
— И очень себя уважающего, — фыркнул Завулон. — Но, между прочим, он исчез, только когда появился я.
    
— Может быть, у него просто развито эстетическое чувство… — пробормотал Алишер. Но негромко. Не самая лучшая идея для обычного Светлого мага — ссориться с Высшим Темным.
    
    
В квартиру, где жила маленькая семья Толковых, мы поднялись втроем — я, Гесер и Завулон. Предварительно Завулон вежливо подтвердил, что Дневной Дозор не претендует на инициацию мальчика-пророка, но ему, Завулону, было бы интересно на ребенка взглянуть. Просто для общего развития. Потому что настоящий пророк попадается раз-другой в поколение, а уж пророков, за которыми бросается в охоту «тигр», ему вообще встречать не доводилось.
    
— У тебя мысли какие-то по этому поводу есть? — спросил Гесер, когда мы поднимались в лифте.
    
Завулон кивнул и даже слегка улыбнулся.
    
— Есть, Гесер. Есть. Как хорошо, что этого мальчика встретили вы и он не наша головная боль.
    
— Ну надо же, Дневной Дозор отказывается от пророка, — пробормотал Гесер. — Ты, наверное, и воевать бы за него с «тигром» не стал?
    
— Стал бы, — с сожалением признал Завулон. — Жадность заставила бы. Но мне очень не понравилось, что четыре Высших Светлых не смогли не то что победить, а хотя бы напугать одного чужака.
    
— И кто он, этот чужак? — спросил я.
    
Завулон посмотрел на меня, и в его глазах мелькнуло что-то очень недоброе. Нет, сейчас между нами нет личной вендетты. Но гадостей мы друг другу сделали много. Так уж сложилось, что я, будучи рядовым сотрудником Дозора, ухитрился напакостить Завулону… и стать его персональным врагом. Сейчас у нас как бы перемирие.
    
Но Темные становятся Высшими не потому, что умеют забывать или прощать. Они просто умеют ждать.
    
— Не знаю, Антон, не знаю, — со вздохом произнес Завулон. — Вначале я подумал, что речь все-таки о Зеркальном маге. Но Зеркало отражает только чужую силу, а не внешность. Да и вел он себя… — Завулон осекся.
    
— Договаривай, — дружелюбно сказал Гесер. — Чего уж там.
    
— Кстати, ты не забыл, что я вам сейчас помог? — спросил Завулон.
    
Мы вышли из лифта на одиннадцатом этаже.
    
— Не забыл, — сказал Гесер. — И я готов прийти на помощь тебе…
    
— Дневному Дозору, — поправил Завулон.
    
— Дневному Дозору Москвы, — согласился Гесер, — в той ситуации, когда это не будет явно вредить целям и интересам Ночного Дозора или людей.
    
— Уклончиво, но приемлемо, — кивнул Завулон. — Враг мой любезный, я тебе даже несколько сочувствую. У меня полное ощущение, что ваш «тигр» — не человек.
    
— Почему наш? — спросил я.
    
— Почему не человек? — спросил Гесер.
    
— Готов ответить на один вопрос, — радостно сообщил Завулон. — Выбирайте, на какой.
    
Гесер презрительно фыркнул и сказал:
    
— Вообще-то ответы на оба вопроса элементарны. У него не было ауры вообще. Вряд ли он мог замаскировать ее от нескольких Высших. И он выглядел по-разному для каждого из нас. Значит, он вообще не материален, а просто отражается в нашем сознании. А «наш» он по той причине, что его интересует мальчишка, который теперь под нашей защитой.
    
— О, то есть в ответах вообще нет нужды? — обрадовался Завулон.
    
Иногда мне кажется, что пикироваться вот так они могут вечно.
    
— Ответь на вопрос Антона, — сказал Гесер. — Почему «тигр» — наша проблема.
    
Завулон кивнул:
    
— Изволь. На мой взгляд, дело не в том, что он охотится за мальчишкой. Возможно, он просто хотел погладить его по головке и пожелать успехов в борьбе за дело Света. Куда интереснее, что «тигр» ушел после моего появления.
    
— Он не рискнул биться на два фронта, — сказал Гесер, мрачнея с каждой секундой.
    
Завулон расхохотался:
    
— И не надейся! Я полагаю, он не хотел повредить мне.
    
— Родство душ? — спросил я.
    
— Ну что ты как маленький, Антон! — упрекнул меня Завулон. — Когда это мешало Темным? Дневной Дозор на нынешний момент уступает вам в силе. И если бы он уничтожил всех нас, Ночной Дозор был бы просто обескровлен, а вот Дневной — практически мертв.
    
— Поддерживать равновесие — работа Инквизиции, — сказал Гесер. — Ты на это намекаешь?
    
— Нет, Гесер. Я намекаю на то, что равновесие поддерживает еще и сам Сумрак. Это сумеречная тварь. Ты можешь в них не верить, но…
    
Несколько секунд Гесер и Завулон буравили друг друга взглядами. Мне захотелось сказать «А вот и не подеретесь!», но я не был уверен, что окажусь прав.
    
Ситуацию разрядила открывшаяся дверь одной из квартир. Из двери медленно, торжественно, будто черепаха из панциря, высунула голову бабка. Вообще-то ей и пятидесяти лет не было, но выглядела она именно старухой, карикатурной русской «babushka» в представлении американца или европейца — одутловато-полная, в замызганном халате, шлепанцах поверх толстых чулок и даже в платочке. Обалдеть! Таких обычно разве что возле церкви увидишь.
    
— И что встали? — спросила бабка. — С коврика моего сойди, ирод!
    
Завулон удивленно посмотрел под ноги. Он действительно стоял на уголке коврика, выложенного бабкой перед дверью квартиры. Коврик явно знавал другие, лучшие времена. Когда-то он был частью большого яркого паласа из синтетического волокна, за которыми в советские времена стояли в очередях. Потом, когда даже поливинилхлорид выцвел от времени, покрылся пятнами, кое-где протерся до основы, а кое-где был прожжен сигаретами, палас отлежал свое на незастекленном балконе. Его поливало дождем. Его пыталась грызть сумасшедшая городская моль. На него опрокинули банку с краской.
    
А теперь этот полуразложившийся гнильник косо разрезали на куски и выкладывали их перед дверью в качестве коврика.
    
Подчеркнуто вежливо кивнув, Завулон сошел с коврика.
    
— Пить сюда пришли? — спросила бабка. — На девятый идите, там алкаши живут! А здесь приличные люди!
    
Самое удивительное, что Завулон ничуть на бабку не злился. Он изучал ее с живейшим интересом энтомолога, с которым попытался наладить общение таракан. Скорее уж закипал Гесер.
    
— Мы к вашим соседям в гости, — сказал я. — Все в порядке, не беспокойтесь.
    
— К Ольке? — обрадовалась старуха. — Приставы, да? Что, кредиты не выплачивает? А я ей говорила — нечего с жиру беситься! Без мужа живет, тефтеля своего растит, а туда же — то ремонт делает, то по заграницам мотается… — тут в ее словах прорезалась искренняя ненависть человека, никогда и никуда не ездившего, — то телевизор плоский покупает, то по секциям-кружкам тефтеля своего водит…
    
— Антон, сделай что-нибудь, — попросил Гесер. — Я… боюсь не рассчитать.
    
— Да, поработай, — кивнул Завулон. — Хочешь — реморализируй. Обещаю не засчитывать это в ваш лимит на вмешательство.
    
Наверное, можно было попытаться воздействовать на бабку. Не была же она всегда такой, ведь верно? Не бывает таких людей от природы. С ними случается что-то плохое… а может быть, это неизвестный науке вирус скотства…
    
— Реморализировать не стану, боюсь надорваться… — сказал я. — Идите спать, бабушка!
    
Мне даже не хотелось считывать ее имя, будто я боялся испачкаться в ее мыслях.
    
— Спать? — удивилась бабка.
    
— Вы будете спать ровно десять часов, — сказал я. — А когда проснетесь, то забудете про нас.
    
Бабка кивнула и закрыла дверь, втянув голову в щель в самый последний момент.
    
— Все гениальное просто, — сказал Гесер. И позвонил в соседнюю дверь.
    
Открыла Ольга Юрьевна. Глаза у нее были чуть затуманены, как у любого человека, попавшего под мягкое, но непреодолимое внушение Иного.
    
— Проходите! — тоном радушной хозяйки произнесла она, отступая в сторону.
    
Семена я увидел сразу — он стоял посреди комнаты, одной рукой прижимая к себе мальчика Кешу, а другой «держа» на взводе какое-то очень и очень неприятное заклинание. Семен — он оперативник опытный и умелый. Но увидев «тигра» воочию, я понимал, что никакой опыт и мастерство Семену бы не помогли.
    
При нашем появлении Семен облегченно выдохнул и взмахнул рукой, разряжая заклинание. Потом сказал:
    
— Это друзья, Кеша, все хорошо… — А нам, куда с большим чувством: — Спасибо. Вы бы знали, как я рад вас видеть. Даже тебя… Завулон.
   
   
    
     
Глава шестая
    
    
В сказочных книгах родителям юных волшебников всегда честно сообщают, что их ребенка берут учиться волшебству. В Дозорах так никогда не делают. Во-первых, никакой специальной школы у нас нет. Иных учат при Дозоре, и детей среди них редко бывает больше трети, ведь способности Иного могут проявиться в любом возрасте. Среди Иных, как среди шахматистов, нет «взрослых» и «детских» разрядов. Во-вторых, родителям этого просто не надо знать. И дело тут не в том, что они могут что-то разболтать, это легко предупредить простыми заклинаниями. Проблема совсем в другом…
    
За многие века, пока человечество окончательно утратило веру в магию, а колдуны и волшебники создали Дозоры и разделились на Светлых и Темных, у нас появился немалый опыт общения с людьми. Представьте, что вам сообщили, что ваш сын или ваша дочь — волшебники. Вначале скорее всего вы будете просто рады этому факту (или огорчены, если это противоречит вашей пламенной вере или не менее пламенным атеистическим убеждениям). Потом… потом вам станет обидно. Конечно, все родители хотят своим детям самого лучшего будущего. Но настолько лучшего… понимать, что вы проживете короткую жизнь обычного человека, в то время как ваш ребенок сможет совершать чудеса и будет жить сотни лет — это непросто! Очень многие срываются и начинают явно или неявно вымещать свое раздражение на ребенке. А это, кстати, может привести к большим неприятностям — дети контролируют себя куда хуже взрослых.
    
Но главное даже не в этом.
    
Пусть человек будет рад, что его ребенок — Иной.
    
Пусть он будет искренне любить его и не пустит в свое сердце даже капли жалости к себе.
    
Обычно это означает, что мы имеем дело с хорошей, любящей семьей.
    
И тут начинается самое тяжелое.
    
«Доченька, бабушка тяжело болеет… ты ведь сумеешь ей помочь?»
    
Сумеет. Вмешательство седьмого уровня. Ерунда, конечно… но уже нарушает баланс между Дозорами.
    
«Сын, что-то совсем тяжеловато жить становится… Не зайдешь ко мне на работу? Там есть такой дядька, от него зависит, повысят ли мне зарплату… сможешь с ним… поговорить?»
    
Сможет. Вмешательство седьмого или шестого уровня. А еще — расшатывание морали у юного Иного.
    
«Да что ж они творят, сволочи! Да этот закон все наше образование угробит!»
    
И даже не надо ничего говорить. Честный хороший ребенок-Иной смотрит на лоснящуюся физиономию чиновника в телеэкране. И невольно желает ему зла.
    
Вспухает над мудрой чиновничьей головой воронка инферно. И не такая, которые они каждый день накапливают от обычных человеческих проклятий, за эти пусть сами отвечают — детьми-наркоманами, заминированными автомобилями, видеокамерами в бане, а настоящая, серьезная. От которой шарахнет так, что Инквизиция будет мирить Дозоры, выясняющие, кто виноват и кто теперь кому что должен.
    
Поэтому лучший и единственный способ — сразу объяснить человеку, не важно, большому или маленькому… «Ты — не человек. Ты — Иной. Это не лучше и не хуже… это иначе. Беды и проблемы людей тебя отныне не касаются, а ты — не касаешься их. Тебе хватит своих бед и своих проблем».
    
Не всегда сразу, но это понимают все.
    
А родители… они узнают, что их талантливый ребенок будет теперь учиться помимо обычной школы еще и в особой. Физико-химической. Художественной. Или посещать пять раз в неделю кружок макраме. Совершенно не важно, что они будут думать, потому что они примут любую ложь и никогда не станут допытываться до правды. Когда-то я думал, что это все-таки жестоко. Потом понял, что это не жестокость, а жесткость. Добрая жесткость.
    
…Вот что действительно жестоко — так это инициировать Иного, влюбленного или влюбленную со всем человеческим пылом. И объяснять, что нет, скорее всего он не сможет омолаживать или продлевать жизнь субъекту своей любви… что никогда и ничего не должен рассказывать… Наверное, это похоже на жизнь разведчика-нелегала, заброшенного в чужую страну. Только Иные не разведчики, и влюбленные, как правило, расстаются. Даже если Иной согласен любить человека, смиряется с необходимостью молчать и видеть, как подкрадывается беспощадная старость, — сама жизнь день за днем, год за годом разводит их все дальше и дальше. Меняются интересы, вкусы, привычки. И любовь умирает.
    
Поэтому те люди, что отказываются от возможной инициации и остаются людьми, поступают, наверное, мудро. Глупо, но мудро…
    
— Маме ничего нельзя будет говорить? — спросил Кеша.
    
— Ничего, — подтвердил Гесер.
    
— А вот Гермиона… — Кеша исподлобья посмотрел на Гесера, — это подружка Гарри Поттера…
    
— Я знаю, — ободрительно сказал Гесер.
    
— Она родителям рассказала.
    
— Но потом, вспомни, была вынуждена стереть им память, — ласково заметил Гесер. — Поверь, лучше вообще ничего не рассказывать.
    
Да, после книг Роулинг работать стало гораздо проще. Основную концепцию дети схватывают на лету, только отсутствие Хогвартса их крайне огорчает. Гесер утверждает, что Роулинг написала свои книги по заказу лондонского Дозора, точнее — обоих Дозоров, а разрешение на дозированную выдачу ей информации принимала Инквизиция. Может быть, это правда. А может быть, он просто шутит. Светлым Иным возможность пошутить легко заменяет невозможность соврать.
    
— Но в обычную школу я ходить буду? — уточнил Кеша с явной надеждой услышать «нет».
    
— Конечно, — сказал Гесер. — Волшебники-недоучки никому не нужны. Ты будешь ходить в нашу школу после уроков в обычной. Но сейчас… сейчас тебе придется некоторое время пожить у нас, в Ночном Дозоре. Там есть помещения для сотрудников, тебе дадут комнату с большим телевизором, игровой приставкой…
    
— Интернетом, — добавила Ольга.
    
Кеша слегка побледнел — в десять лет перспектива оказаться где-то без мамы пугает куда больше, чем радует возможность колдовать. Но довольно твердо спросил:
    
— А мама разрешит?
    
— Конечно, — кивнула Ольга. — Мы ее убедим. И это ненадолго. Несколько дней… может быть, неделя. И отправишься домой.
    
Завулон саркастически улыбнулся, но промолчал. Он что-то пока не спешил уходить, видимо, никак не мог насмотреться на настоящего пророка. Мы с ним стояли в стороне, а Гесер с Ольгой сидели на диване с обеих сторон от Кеши и на два голоса расписывали ему преимущества жизни Иного. Семен, натерпевшийся страху, пока мы не приехали, пил на кухне чай с Ольгой Юрьевной. В принципе ничего ужасного за то время, пока мы добирались, с ним не произошло. Он просто обнаружил, что начисто лишился возможности связаться с кем-либо магическим образом, не способен прощупать пространство вокруг и предугадать будущее хотя бы на минуту вперед. Ну и ощущение надвигающейся опасности нарастало с каждой секундой. Семен про «тигра» ничего не знал, но понял, что дело тут не в обычной разборке между Дозорами, что все куда серьезнее. Вот и стоял с каким-то заклинанием на взводе, ожидая, кто доберется до него раньше…
    
— Это интересно, что я волшебник, — нерешительно сказал Кеша. — А… я обязательно должен им стать? Не могу остаться человеком?
    
Гесер и Ольга переглянулись над головой мальчика. Завулон хмыкнул.
    
— Можешь, — признался Гесер. — Если хочешь. Ты хочешь?
    
— Нет, — твердо сказал Кеша. — Просто интересно.
    
Недобрая соседка, обзывающая мальчишку тефтелем, была во многом права. Мальчишка был рыхлый, круглолицый, будто Пончик из книжки про Незнайку, кожа на лице была бугристая, как обычно бывает у немолодых людей и крайне редко у детей. Про таких детей родители говорят слегка извиняющимся тоном: «Знаете, он очень умненький и добрый…»