1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 
 Уж бабушка на что стара была-      

 А ведь и та чего-то наплела!      

       

 29      

       

 Инеса созерцала без волненья,      

 Подобно женам Спарты прошлых лет,      

 Казнимого супруга злоключенья,      

 Надменно соблюдая этикет.      

 От клеветы и злобного глумленья      

 Несчастный погибал, а льстивый свет      

 В ее великолепном равнодушии      

 С восторгом отмечал великодушие.      

       

 30      

       

 Прощаю осторожное терпенье      

 Моим друзьям, которые молчат,      

 Когда по мере сил и разуменья      

 Вокруг меня завистники кричат;      

 Юристы не такое поведенье      

 Названьем "malus animus"* клеймят:      

 Мы мстительность пороком полагаем,      

 Но если мстит другой - не возражаем.      

       

 {* "Злой умысел" (лат.)}      

       

 31      

       

 А если наши старые грешки,      

 Украшенные ложью подновленной,      

 Всплывут наружу, - это пустяки:      

 Во-первых, ложь - прием традиционный,      

 К тому же господа клеветники      

 Увлечены враждой неугомонной,      

 Не замечают, что из года в год      

 Шумиха только славу создает.      

       

 32      

       

 Сперва друзья пытались их мирить,      

 И родственники думали вмешаться      

 А я, уж если правду говорить,      

 Советовал бы вам не обращаться      

 Ни к тем и ни к другим. Большую прыть      

 Явили и законники, признаться.      

 В надежде гонораров. Только вдруг -      

 Скончался неожиданно супруг!      

       

 33      

       

 Скончался. Умер. О его кончине      

 Жалели горячо и стар и млад      

 По тон весьма естественной причине,      

 Что рассуждать о ближнем всякий рад.      

 Мне намекал юрист в высоком чине:      

 Процесс-то был скандалами богат      

 Любители острот и диффамаций      

 Лишились самой лучшей из сенсаций.      

       

 34      

       

 Он умер. Вместе с ним погребены      

 И сплетни, и доходы адвоката:      

 Любовницы пошли за полцены,      

 Одна - еврею, а одна - аббату      

 Дом продан, слуги все разочтены,      

 И, как ни принял свет сию утрату,      

 Оставил он разумную жену      

 Его грехи обдумывать - одну.      

       

 35      

       

 Покойный дон Хосе был славный малый      

 Могу сказать: его я лично знал, -      

 Он образ жизни вел довольно шалый,      

 Но я его за то не осуждал:      

 Он был горяч, игра его пленяла,      

 И страсти он охотно уступал.      

 Не всем же жить в таком унылом стиле,      

 Как Нума, именуемый Помпилий!      

       

 36      

       

 Но, какова бы ни была цена      

 Его грехам, он пострадал довольно,      

 И вся его искуплена вина.      

 Подумайте, ему ведь было больно,      

 Что жизнь его и честь осквернена      

 Женой и светской чернью сердобольной.      

 Он понял - кроме смерти, для него      

 Уже не остается ничего.      

       

 37      

       

 Он умер, не оставив завещанья,      

 И стал Жуан наследником всего-      

 И сплетен, и долгов, и состоянью,      

 А маменька почтенная - его      

 Опекуном. Такое сочетанье      

 Ролей не удивило никого:      

 Единственная мать уже по чину      

 Надежный друг единственному сыну.      

       

 38      

       

 Умнейшая из вдов, немало сил      

 Инеса приложила и старания,      

 Чтоб сын ее семьи не посрамил,      

 Которою гордилась вся Испания.      

 Жуан, как подобает, изучил      

 Езду верхом, стрельбу и фехтование,      

 Чтоб ловко проникать - святая цель -      

 И в женский монастырь, и в цитадель.      

       

 39      

       

 Инеса постоянно хлопотала      

 И очень беспокоилась о том,      

 Чтоб воспитанье сына протекало      

 Отменно добродетельным путем:      

 Руководила и во все вникала      

 С большим педагогическим чутьем.      

 Жуан отлично знал науки многие,      

 Но, боже сохрани, - не биологию!      

       

 40      

       

 Все мертвые постиг он языки      

 И самые туманные науки,      

 Которые от жизни далеки,      

 Как всякий бред схоластики и скуки;      

 Но книжек про житейские грешки      

 Ему, конечно, не давали в руки,      

 И размноженья каверзный закон      

 Был от его вниманья утаен.      

       

 41      

       

 Трудненько было с классиками им!      

 Ведь боги и богини резво жили      

 И, не в пример испанцам молодым,      

 Ни панталон, ни юбок не носили.      

 Педантов простодушием своим      

 Смущали и Гомер, и сам Вергилий;      

 Инеса, что совсем не мудрено,      

 Боялась мифологии давно      

       

 42      

       

 Мораль Анакреона очень спорна,      

 Овидий был распутник, как вы знаете,      

 Катулла слово каждое зазорно.      

 Конечно, оды Сафо вы читаете,      

 И Лонгин восхвалял ее упорно,      

 Но вряд ли вы святой ее считаете.      

 Вергилий чист, но написал же он      

 Свое "Formosum pastor Corydon"*.      

       

 {* "Пастух Коридон к Kрасавцy" (лат.).}      

       

 43      

       

 Лукреция безбожие опасно      

 Для молодых умов, а Ювенал,      

 Хотя его намеренья прекрасны,      

 Неправильно пороки обличал:      

 Он говорил о ближних столь ужасно,      

 Что просто грубым слог его бывал!      

 И, наконец, чей вкус не оскорбляло      

 Бесстыдство в эпиграммах Марциала?      

       

 44      

       

 Жуан, конечно, классиков зубрил,      

 Читая только школьные изданья,      

 Из коих мудрый ментор удалил      

 Все грубые слова и описанья.      

 Но, не имея смелости и сил      

 Их выбросить из книги, в примечанья      

 Их вынес, чтоб учащиеся вмиг      

 Их находили, не листая книг.      

       

 45      

       

 Как статуи, они стояли рядом,      

 Казалось, педагогика сама      

 Их выстроила праздничным парадом      

 Для юного пытливого ума,      

 Покамест новый ментор мудрым взглядом      

 Их не пошлет в отдельные дома,      

 По разным клеткам, строчкам и куплетам,      

 Где место им назначено поэтом.      

       

 46      

       

 Фамильный требник их украшен был      

 Картинками, какими украшали      

 Такие книжки. Но излишний пыл      

 Художники при этом допускали:      

 Не раз глазком молящийся косил      

 На многие занятные детали.      

 Инеса этот требник берегла,      

 Но Дон-Жуану в руки не дала.      

       

 47      

       

 Читал он поученья, и гомилии,      

 И жития бесчисленных святых,      

 Отчаянные делавших усилия      

 Для обузданья слабостей своих      

 (Их имена известны в изобилии).      

 Блаженный Августин, один из них,      

 Своим весьма цветистым "Искушеньем"      

 Внушает зависть юным поколеньям.      

       

 48      

       

 Но Августина пламенный рассказ      

 Был запрещен Жуану: этим чарам      

 Поддаться может юноша как раз.      

 Инеса, осторожная недаром,      

 Обычно с сына не спускала глаз,      

 Служанкам доверяла только старым, -      

 Что и при муже делала она.      

 Сия метода женская умна!      

       

 49      

       

 Итак, мой Дон-Жуан все рос да рос,      

 В шесть лет - прелестный мальчик,      

 а в двенадцать      

 Мог, если ставить правильно вопрос,      

 Уже прелестным юношей считаться.      

 Конечно, он не знал греховных грез      

 И был способен много заниматься:      

 Все дни он проводил, покорен, тих,      

 В кругу седых наставников своих.      

       

       

 50      

 В шесть лет он был ребенок очень милый      

 И даже, по ребячеству, шалил;      

 В двенадцать приобрел он вид унылый      

 И был хотя хорош, но как-то хил.      

 Инеса горделиво говорила,      

 Что метод в нем натуру изменил.      

 Философ юный, несмотря на годы,      

 Был тих и скромен, будто от природы.      

       

       

 51      

 Признаться вам, доселе склонен я      

 Не доверять теориям Инесы.      

 С ее супругом были мы друзья;      

 Я знаю, очень сложные эксцессы      

 Рождает неудачная семья,      

 Когда отец - характером повеса,      

 А маменька - ханжа. Не без причин      

 В отца выходит склонностями сын!      

       

       

 52      

 Я сплетничать не буду, но сказать      

 Хочу со всею честностью моею:      

 Когда б хотел я сына воспитать      

 (А я его, по счастью, не имею!),      

 Не согласился б я его отдать      

 В Инесин монастырь; всего скорее      

 Послал бы я мальчишку в пансион,      

 Где попросту учиться мог бы он.      

       

       

 53      

 Там все-таки, скажу без хвастовства я,      

 Как следует учили нас, ребят.      

 Я греческие буквы забываю,      

 Но многое я помню - verbum sat!*      

 И многое отлично понимаю.      

 Я, в сущности, конечно, не женат,      

 Но сыновей возможных воспитание      

 Обдумывал как следует заранее.      

       

 {* Сказанного достаточно! (лат.)}      

       

 54      

       

 В шестнадцать лет младой испанец наш      

 Был строен, ловок, хорошо сложен;      

 Догадлив и умен почти как паж,      

 Почти мужчиной мог назваться он;      

 Но маменька его впадала в раж      

 При этой мысли, подавляя стон:      

 Уж в самом слове "зрелость", ей казалось,      

 Ужасное значенье заключалось!      

       

 55      

       

 Среди ее бесчисленных друзей      

 (Чьи качества описывать не стану)      

 Была и донна Юлия. Ей-ей,      

 Красавица без всякого изъяну!      

 Все прелести присущи были ей,      

 Как сладость - розе, горечь - океану,      

 Венере - пояс. Купидону - лук...      

 (Как Купидону лук! Преглупый звук!)      

       

 56      

       

 Ее глаза, блиставшие пленительно,      

 Могли на предков-мавров намекать.      

 В Испании оно предосудительно,      

 Но факты невозможно отрицать!      

 Когда Гренада пала и стремительно      

 Пустились мавры в Африку бежать,      

 Прабабка донны Юлии осталась      

 В Испании и вскоре обвенчалась      

       

 57      

       

 С одним идальго. Кровь ее и род      

 Упоминать, я думаю, не лестно:      

 Досадного скрещения пород      

 Не любят наши гранды, как известно,      

 А потому они из года в год      

 Берут себе в супруги повсеместно      

 Своих племянниц, теток и кузин,      

 Что истощает род не без причин.      

       

 58      

       

 Но это нечестивое скрещенье      

 Восстановило плоть, испортив кровь.      

 Гнилое древо вновь пошло в цветенье;      

 Наследники дородны стали вновь,      

 А дочери - так просто загляденье.      

 (Мне, впрочем, намекали, что любовь,      

 Законом не стесненная нимало,      

 Прабабке нашей донны помогала!)      

       

 59      

       

 Сей обновленный род и цвел и рос,      

 Давал побеги, листики и почки.      

 Ему последний отпрыск преподнес      

 Прекрасный дар в лице последней дочки:      

 Она была прелестней всяких грез      

 (Я говорил об этом с первой строчки),      

 Милее розы и нежней зари      

 И замужем была уж года три.      

       

 60      

       

 Ее глаза (охотник я до глаз!)      

 Таили пламя гордости и счастья,      

 Как темный полированный алмаз.      

 В них было все: и солнце и ненастье;      

 А главное, мелькало в них не раз      

 Какое-то - не то что сладострастье,      

 А тайное движение мечты,      

 Разбуженной сознаньем красоты.      

       

 61      

       

 На лоб ее прекрасный и открытый      

 Ложились кольца шелковых волос,      

 Румянец озарял ее ланиты,      

 Как небеса - зарницы теплых гроз;      

 Она была стройна, как Афродита:      

 А статность - я хочу сказать всерьез -      

 Особенно в красавицах ценю я:      

 Приземистых толстушек не терплю я.      

       

 62      

       

 Вполне корректен был ее супруг      

 Пятидесяти лет. Оно обычно,      

 Но я бы променял его на двух      

 По двадцать пять. Ты скажешь: неприлична      

 Такая шутка? Полно, милый друг, -      

 Под южным солнцем все звучит отлично!      

 Известно, у красавиц не в чести      

 Мужья, которым больше тридцати.      

       

 63      

       

 Печально, а придется допустить,      

 Что вечно это солнце озорное      

 Не хочет бедной плоти пощадить:      

 Печет, и жжет, и не дает покоя.      

 Вы можете поститься и грустить,      

 Но сами боги в результате зноя      

 Нам подают губительный пример      

 Что смертным - грех, то Зевсу - адюльтер!      

       

 64      

       

 О, нравственные северные люди!      

 О, мудрый климат, где любой порок      

 Мороз и успокоит и остудит!      

 Снег, я слыхал, Антонию помог...      

 На севере любовников не судят,      

 Но с них берут порядочный налог      

 Судейские, признавшие недаром      

 Порок довольно выгодным товаром.      

       

 65      

       

 Муж Юлии, Альфонсо, я слыхал,      

 Был - по своим годам - мужчина в силе;      

 Их брак довольно мирно протекал.      

 Зазорного о них не говорили.      

 Он никогда жену не упрекал,      

 Но подозрения его томили:      

 Он, говоря по правде, ревновал,      

 Но признаков того не подавал.      

       

 66      

       

 В нежнейшей дружбе - странный род влеченья! -      

 С Инесой донна Юлия была,      

 Она, однако, не любила чтенья,      

 Пера же просто в руки не брала.      

 Но, впрочем, я слыхал предположенье      

 (Хотя молва завистлива и зла),      

 Что в юности Альфонсо и Инеса      

 Окутывались облаком Зевеса.      

       

 67      

       

 И, сохраняя дружбу прежних дней -      

 Конечно, в форме сдержанной и милой, -      

 Инеса (этот метод всех умней)      

 Его супругу нежно полюбила:      

 Нежней сестры она бывала с ней      

 И вкус Альфонсо каждому хвалила, -      

 И сплетня, как живуча ни была,      

 А укусить Инесу не могла.      

       

 68      

       

 Я сам не разобрался, видит бог,      

 Как Юлия все это принимала.      

 Спокойно, без волнений и тревог      

 Ее существованье протекало,      

 И вымысел смутить ее не мог,      

 И ревности она не понимала:      

 Не разрешала пагубных проблем      

 И не делилась тайнами ни с кем.      

       

 69      

       

 Жуан любил, играя, к ней ласкаться.      

 И в этом ничего плохого нет:      

 Когда ей - двадцать, а ему - тринадцать,      

 Такие ласки терпит этикет.      

 Но я уже не стал бы улыбаться,      

 Когда ему шестнадцать стало лет,      

 Ей - двадцать три, а три коротких года      

 Меняют все у южного народа!      

       

 70      

       

 И он переменился и она:      

 Они при встречах стали молчаливы,      

 Он был смущен, а донна - холодна,      

 И только взоры их красноречивы.      

 Она понять бы, кажется, должна      

 Значенье сей тревоги справедливой,      

 А не видавший моря Дон-Жуан      

 Не сознавал, что видит океан!      

       

 71      

       

 Но холодность ее дышала тайной,      

 И так тревожно нежная рука      

 Руки Жуана словно бы случайно      

 Касалась осторожно и слегка,      

 Что юноша тоской необычайной      

 Томился - бессознательно пока!      

 Прикосновенья магия простая      

 Опасней волшебства, я так считаю.      

       

 72      

       

 Она не улыбалась, но подчас      

 Так ласково глаза ее блестели,      

 Как будто скрытой нежности запас      

 Жуану передать они хотели.      

 Очаровать одним сияньем глаз      

 Все женщины умеют и умели.      

 Сама невинность прячется за ложь -      

 Так учится притворству молодежь!      

       

 73      

       

 Но страсти беспокойное движенье      

 Нельзя ни подавить, ни даже скрыть,      

 Как в темном небе бури приближенье.      

 Напрасно вы стараетесь хитрить,