1 2 
Держа меч обеими руками, Баррент бешено рубил ветки, однако на их месте тут же вырастали другие. Казалось, уничтожить дерево невозможно.
Единственная надежда – медленные движения растения. Во всяком случае, они не могли сравниться с человеческой реакцией. Баррент вырвался из обвивших его ветвей и бросился к другому мечу, лежавшему футах в двадцати и полузасыпанному песком. Он схватил его и услышал предупреждающие крики толпы – к ноге подтянулась ветка.
Баррент обрубил ее, но в это время другая обвилась вокруг туловища. Он поднял руки над головой и ударил одним мечом по другому, стараясь выбить искру.
Меч в правой руке сломался.
Баррент подобрал половинки и продолжал попытки, но ветви все ближе подтаскивали его к ротовым отверстиям. Наконец от звенящей стали отлетел сноп искр. Одна из них коснулась побега, который вспыхнул с невообразимой скоростью. Пламя побежало по ветвям к стволу, и пять ртов издали стонущий звук.
Баррент неминуемо бы сгорел – почти вся Арена была заполнена ветками. Но пожар угрожал деревянным стенам, и огонь загасили, спасая зрителей и Баррента.
Едва держась на ногах, Баррент стоял в центре Арены, ожидая очередного врага. Однако время шло, а ничего не происходило. Прозвучал сигнал из ложи председателя судейской коллегии, и толпа взорвалась криками.
Игры кончились. Баррент выжил.
Но народ не расходился. Зрители желали знать, что будет с человеком, оказавшимся вне закона.
Толпа ахнула. Быстро обернувшись, Баррент увидел возникшее в воздухе яркое световое пятно. Оно разбухало, выбрасывая потоки лучей и втягивая их обратно, росло на глазах и ослепляло своим блеском. Барренту вспомнились слова Дяди Ингмара: «Иногда Великий Черный удостаивает нас появлением в ужасной красоте своего огненного тела. Да, Племянник, мне посчастливилось видеть его. Два года назад он появился на Играх, и за год до того...»
Пятно превратилось в оранжевый шар около двадцати футов в диаметре – шар висел в воздухе, едва касаясь земли. Он продолжал расти и одновременно сужаться в центре. Верхняя половина его стала черной. Теперь образовалось два шара – один ослепительно яркий, другой абсолютно черный, – соединяющихся тонкой талией. Верхний стал вытягиваться и принял форму увенчанной рогами головы Великого Черного.
Баррент побежал, но гигантская черноголовая фигура догнала его и поглотила. Он очутился в центре невообразимо сверкающего вихря с непроглядной тьмой вверху. Голова закружилась, он хотел крикнуть – и потерял сознание.

Глава 19

Баррент очнулся в тускло освещенном помещении. Он лежал в постели. Рядом спорили двое.
– У нас нет больше времени, – горячился мужчина.– Ты не понимаешь всей остроты положения.
– Доктор сказал, что ему нужно по крайней мере три дня покоя, – произнес женский голос, и Баррент вдруг понял, что это Моэра.
– Три дня у нас будут.
– А время на обучение?
– Ты говоришь, что он умен и быстро схватывает.
– Потребуются недели.
– Исключено. Корабль приземляется через шесть дней.
– Эйлан, – сказала Моэра, – ты торопишь события. Сейчас нам это не удастся. К следующему Дню Посадки мы будем подготовлены гораздо лучше.
– К тому времени положение выйдет из-под контроля,– возразил мужчина. – Мы должны или немедленно использовать Баррента, или не использовать его вовсе.
Баррент разлепил губы:
– Использовать для чего? Где я? Кто вы?
Мужчина повернулся к постели. В слабом свете Баррент увидел очень высокого худого согбенного старика с полоской реденьких усов.
– О, вы уже пришли в себя, – сказал он. – Меня зовут Свен Эйлан. Я начальник Группы Два.
– Что такое Группа Два? – спросил Баррент. – Как вам удалось вытащить меня с Арены? Вы агенты Великого Черного?
Эйлан улыбнулся.
– Не совсем так. Мы все объясним. Но сперва, мне думается, вам следует подкрепиться.

Сестра внесла поднос. Пока Баррент ел, Эйлан, сидя рядом на стуле, рассказывал о Великом Черном:
– Наша Группа не претендует на то, что положила начало религии Великого Черного. Она возникла на Омеге спонтанно. Но грех было бы не извлекать из нее пользу. Священники оказались замечательно сговорчивыми, ведь поклонники Зла положительно смотрят на коррупцию. Следовательно, в глазах омегианского священнослужителя появление ложного Великого не будет анафемой. Напротив, на рядовых верующих подобные образы оказывают сильное влияние, особенно такое огромное страшилище, которое поглотило вас.
– Как вы это устроили? – поинтересовался Баррент.
– Какие-то фрикционные поверхности и силовые поля. Надо спросить у наших инженеров.
– Почему вы спасли меня? – спросил Баррент.
Эйлан взглянул на Моэру. Та демонстративно пожала плечами, и Эйлан смущенно проговорил:
– Мы хотим поручить вам важное дело. Но вам, должно быть, не терпится узнать больше о нашей организации?
– Еще как! – сказал Баррент. – Вы что-то вроде криминальной элиты, да?
– Мы – элита, – ответил Эйлан, – но не считаем себя преступниками. На Омегу ссылают два совершенно разных типа людей. Есть настоящие злодеи, виновные в убийстве, насилии, вооруженном ограблении, бандитизме и тому подобном. Среди таких людей вы жили до сих пор. Есть и иные – обвиненные в политической неблагонадежности, научной неортодоксальности, атеизме. Именно такие люди составляют нашу организацию, которую в целях конспирации мы назвали Группа Два. Наши преступления заключаются в том, что мы придерживаемся не тех взглядов, которые превалируют на Земле. Мы были нестабильным элементом и представляли опасность для сложившейся системы. И поэтому нас сослали на Омегу.
– Где вы обособились от остальных ссыльных, – заключил Баррент.
– Да, по необходимости. С одной стороны, настоящие преступники Группы Один не поддаются контролю. Мы не можем повести их за собой и не можем позволить себе быть ведомыми ими. Но что более важно, мы должны хранить в тайне свою деятельность. Неизвестно, какими средствами наблюдения оборудованы сторожевые корабли. И мы ушли в подполье – буквально. Эта комната находится под землей на глубине двухсот футов. Связь с поверхностью поддерживают специальные агенты, такие как Моэра, которые вербуют политических заключенных.
– Я вам не подошел, – произнес Баррент.
– Конечно, нет. Вы обвиняетесь в убийстве, что автоматически относило вас к Группе Один. Однако ваше поведение было нетипичным, и мы вам иногда помогали. Но в Группу без полной уверенности принять не могли. В вашу пользу говорило предубеждение против убийства. Мы нашли Иллиарди и убедились, что именно он совершил преступление, в котором обвинили вас. Но самым сильным вашим козырем был высокий потенциал выживания, что еще раз подтвердили Игры и Охота. Нам очень нужен человек ваших способностей.
– В чем заключается задание? – спросил Баррент.– Чего вы хотите добиться?
– Мы хотим вернуться на Землю, – сказал Эйлан.
– Но это невозможно.
– Мы тщательно обдумали этот вопрос и считаем, что, несмотря на сторожевые корабли, вернуться на Землю можно. Очевидно, через шесть дней мы сделаем попытку.
– Лучше подождать еще полгода, – заметила Моэра.
– Шестимесячное промедление будет гибельным. Каждое общество имеет цель, а криминальное население Омеги стремится уничтожить самое себя. Баррент, вы, кажется, удивлены? Вы не замечали этого?
– Никогда не думал об этом, – признался Баррент.– В конце концов, я был его частью.
– Вот представьте: все сконцентрировано вокруг узаконенного убийства. Праздники – предлоги для массовых убийств. Даже закон, регулирующий интенсивность преступности, начинает давать осечки. Мы живем на краю хаоса. Безопасности нет нигде. Хочешь жить – убивай. Единственный способ подняться в статусе – убивать. Безопасно только убивать – все больше и все быстрее.
– Ты преувеличиваешь, – сказала Моэра.
– Ничуть. Ограничители преступности – кажущиеся. Фикция. Все разлагающиеся общества сохраняют иллюзию стабильности до конца. А конец омегианского общества приближается.
– Насколько быстро? – спросил Баррент.
– Дело месяцев. Единственный способ все изменить – найти иной путь.
– Земля, – проговорил Баррент.
– Земля. Вот почему попытка должна быть сделана немедленно.
– Мне известно не многое, – сказал Баррент, – но я с вами и готов войти в состав любой экспедиции.
Эйлан неловко поежился.
– Я, очевидно, не очень удачно все объяснил,– произнес он. – Вы и будете экспедицией, Баррент. Вы и только вы... Извините, если я напугал вас.

Глава 20

По словам Эйлана, единственный серьезный недостаток Группы Два заключался в том, что люди, ее составляющие, в большинстве своем миновали расцвет физических сил. В организации, разумеется, были и молодые, но они мало общались с миром насилия: защищенные подземными укрытиями, они никогда не стреляли в ярости из иглолучевика, никогда не спасали свою жизнь бегством, никогда не сталкивались с критическими ситуациями. Никакая смелость не могла компенсировать отсутствие такого опыта. Они бы с радостью совершили экспедицию на Землю, но их шансы на успех практически равнялись нулю.
– А вы думаете, мне это удастся? – спросил Баррент.
– Думаю, да. Вы молоды и сильны, достаточно умны и сверхъестественно находчивы. У вас высокий показатель выживаемости. Если кто-нибудь и может добиться успеха, то это вы.
– Но почему в одиночку?
– Потому что нет смысла посылать группу. Просто увеличится вероятность ее обнаружения. Если вы прорветесь, то доставите ценнейшую информацию о враге. Если это не удастся и вы будете схвачены, вашу попытку сочтут дерзким индивидуальным актом. А мы будем поднимать общее восстание на Омеге.
– Как я попаду на Землю? – спросил Баррент. – У вас где-нибудь припрятан корабль?
– Увы, нет. Мы планируем переправить вас на борту тюремного.
– Невозможно!
– Возможно. Мы изучили процедуру. Охрана выводит заключенных и выстраивает их на площади, а корабль остается незащищен, хотя и окружен кордоном. Мы организуем беспорядки и отвлечем внимание охраны, чтобы вы смогли проникнуть на борт.
– Даже если это удастся, меня схватят, как только охрана вернется.
– Вряд ли, – возразил Эйлан. – Тюремный корабль – колоссальный организм с многими потайными закоулками. Кроме того, на вашей стороне фактор внезапности. Ведь это первая в истории попытка бегства.
– А когда мы прилетим на Землю?..
– Вы будете одеты как член экипажа, – сказал Эйлан. – Помните, неизбежная неповоротливость бюрократической машины работает на нас.
– Будем надеяться, – произнес Баррент. – Хорошо, предположим, что я благополучно достигаю Земли и получаю желаемую информацию. Как ее передать?
– Пошлете на очередном тюремном корабле, – ответил Эйлан. – Мы его захватим.
Баррент потер лоб.
– Почему вы думаете, что хотя бы один из планов – моя экспедиция или восстание на Омеге – против такой могущественной организации, как Земля, может увенчаться успехом?
– Мы должны попытаться, – сказал Эйлан.– Попытаться или погибнуть в кровавой междоусобице. Я понимаю, что шансы малы. Но остается либо рискнуть, либо сдаться без боя. Правительство на Земле явно тираническое. Это означает наличие подпольных групп сопротивления. Возможен контакт с этими группами. Волнения одновременно здесь и на Земле дадут правительству пищу для размышлений.
– Пожалуй, – согласился Баррент.
– Надо надеяться на лучшее, – сказал Эйлан. – Вы с нами?
– Безусловно, – ответил Баррент. – Я предпочитаю умереть на Земле.
– Тюремный корабль приземлится через шесть дней. За это время мы передадим вам всю информацию, которой располагаем о Земле. Частично это восстановление памяти, частично прочитано мутантами, остальное – логические выводы. Мне кажется, в целом складывается достаточно правдивая картина земной деятельности.
– Когда начнем? – спросил Баррент.
– Немедленно, – последовал ответ.

Баррента ознакомили в основных чертах со строением Земли, географией и крупными населенными пунктами. Затем его направили к бывшему полковнику Корпуса Глубокого Космоса Брэю, который провел беседу о вероятном военном потенциале Земли, выраженном в количестве сторожевых кораблей вокруг Омеги, и о возможном уровне развития техники. Он дал приблизительную оценку эффективности вооруженных сил Земли и их распределению по родам войск – наземным, морским и воздушным. Капитан Каррел прочитал лекцию о специальных видах оружия, их возможном применении и доступности для рядовых жителей Земли. Лейтенант Дауд рассказал о приборах обнаружения и способах защиты от них. Потом Баррент вернулся к Эйлану для политических занятий. Он узнал, что, судя по всему, на Земле царит тоталитарный режим, почерпнул сведения о методах диктатуры, ее сильных и слабых сторонах, роли секретной полиции, об использовании террора и информаторов.
Когда Эйлан с ним закончил, Баррент попал к маленькому человечку, просветившему его в области машин по стиранию памяти. Основываясь на предпосылке, что стирание памяти – распространенный вид борьбы с оппозицией, он реконструировал вероятный характер подпольного движения на Земле, оценивал его возможности и предлагал пути контакта.
Наконец Баррента посвятили в план прорыва на корабль.
Когда наступил День Посадки, Баррент почувствовал колоссальное облегчение. Он устал от круглосуточных занятий и жаждал действия, чем бы оно ни обернулось.

Глава 21

Большой тюремный корабль плавно опустился и бесшумно коснулся почвы. Он тускло блестел в лучах полуденного солнца – ощутимое доказательство могущества и неумолимости Земли. Открылся люк, спустился трап, и на площадь сошли узники.
Как обычно, на церемонию собралось почти все население Тетрахида. Баррент пробился сквозь толпу и встал за цепочкой охранников. В кармане у него лежал иглолучевик, собранный специалистами Группы Два без единой металлической детали, которую могли бы обнаружить детекторы. Другие карманы также были набиты всяческими устройствами.
По громкоговорителю объявляли номера заключенных. Баррент слушал и ждал начала отвлекающих действий.
Голос в динамике зачитывал список. Осталось только десять номеров. Баррент подался вперед. Голос продолжал бубнить. Осталось четыре номера, три...
Когда был объявлен номер последнего заключенного, бледное небо заволокла черная туча – группа подожгла пустующие бараки на площади А-2. Баррент ждал.
Вот оно! Оглушительный взрыв разметал два ряда пустых зданий. Ударная волна накатила на стоявших на площади. Не успели еще упасть обломки, как Баррент сорвался с места.
Второй и третий взрывы прозвучали, когда он был уже в тени корабля. Четвертый взрыв швырнул его на землю. Он мгновенно вскочил и кинулся в люк. Сюда еле доносились крики и приказы капитана охраны. Охрана построилась в ряды и, держа оружие наготове, спокойно отступала к кораблю.
Баррент повернул направо и побежал по длинному узкому коридору. Далеко позади слышались тяжелые шаги. Ряд пустых камер замыкала дверь с надписью «Для охраны»; зеленая лампочка над ней указывала, что воздушная система включена. Баррент толкнул соседнюю дверь, оказавшуюся незапертой, и попал на склад каких-то механизмов.
По коридору, громко разговаривая, прошагали охранники.
– Как по-твоему, что это за взрывы?
– Кто знает! Они здесь все сумасшедшие.
– Дай им волю, взорвут всю планету.
– Это точно.
– В этот раз обошлось без жертв. Подобный шум был лет пятнадцать назад. Помнишь?
– Я тогда не служил.
– Еще похлеще было; убили двоих наших и около сотни заключенных.
– С чего это они вдруг?
– А кто их знает? Этим отщепенцам просто нравится взрывать все подряд.
– Как бы им не пришло в голову в следующий раз подорвать нас!
– Исключено. По крайней мере до тех пор, пока наверху сторожевики.
– Думаешь? Все равно, скорей бы домой, на Контрольный Пункт.
– Твоя правда. Выбраться из этого корабля и пожить немного как люди.
– На Контрольном Пункте, конечно, неплохо, но я бы предпочел жить на Земле.
Последние из охранников вошли в комнату и закрыли дверь. Через некоторое время корабль вздрогнул. Полет начался.
Баррент получил немало ценной информации. Очевидно, вся охрана на Контрольном Пункте выходит. Значит ли это, что на борт поднимется другое подразделение? Возможно. И, безусловно, весь корабль обыщут. Скорее всего это будет лишь формальный осмотр, так как до сих пор ни один узник не пытался бежать с Омеги. И все же надо продумать, куда скрыться на время проверки.
Но это дело будущего. Он почувствовал, как стихает вибрация – значит, корабль оторвался от Омеги. Что ж, он пробрался на борт незамеченным и направляется на Землю. Пока все идет по плану.
Прошло несколько часов. Баррент сидел на складе. Он страшно устал, болели все суставы. В помещении стоял густой тяжелый запах. Баррент с трудом поднялся, подошел к вентиляционной решетке и поднес руку. Никакой струи. Вытянув из кармана небольшой датчик, он увидел, как быстро падает содержание кислорода в воздухе.
Баррент осторожно приоткрыл дверь и выглянул наружу. Хотя его одежда была точной копией формы охранников, он понимал, что пройти мимо людей, прекрасно знающих друг друга, не удастся. Нужно найти укрытие. И воздух.
Коридоры были пустынны. Из комнаты охраны слышался слабый шум голосов. Зеленая лампа ярко светила над дверью. Баррент шел дальше, начиная чувствовать первые признаки кислородного голодания.
Группа предполагала, что система вентиляции функционирует во всех отделениях корабля. Теперь Барренту было ясно, что подача воздуха ограничивалась отсеками, где размещались экипаж и охрана.
Голова разламывалась от боли, ноги онемели и отказывались повиноваться. Баррент попытался выработать план действий. Отделение экипажа, казалось, давало ему наилучшие шансы. Даже если экипаж вооружен, то вряд ли готов к подобным осложнениям. Возможно, удастся взять офицеров на мушку; возможно, он завладеет кораблем.
Стоило попытаться. Надо было попытаться.
В конце коридора Баррент уткнулся в лестницу. Он стал подниматься по безлюдным пролетам, пока не увидел указатель «Отсек управления».
Баррент вытащил из кармана пластиковый иглолучевик и, шатаясь, побрел по коридору. Сознание мутилось, перед глазами сгущались и рассеивались черные тени. Его одолевали приступы галлюцинаций, вспышки ужаса; стены, казалось, начинали падать на голову. Внезапно он осознал, что ползет на четвереньках. Впереди маячила дверь с надписью: «Рубка управления. Вход только членам экипажа».
Коридор наполнился серым туманом. Он то прояснялся, то вновь сгущался, и Баррент понял, что в этом повинно его зрение. Он заставил себя подняться на ноги и, приготовив иглолучевик, нажал на дверную ручку.
Но когда дверь открылась, в глазах у него потемнело. Ему показалось, что перед ним мелькнули изумленные лица, послышался крик: «Смотрите! Он вооружен!»
Затем все поглотила тьма, и он полетел куда-то вперед, в бесконечность.

Глава 22

Сознание вернулось к Барренту внезапно и полностью. Он сел и обнаружил, что ввалился в рулевую рубку. Металлическая дверь была закрыта, дышалось без труда. Никого из членов команды не было – вероятно, ушли за охраной, решив, что он так и будет лежать без сознания.
Шатаясь, Баррент встал на ноги, машинально подобрав свой иглолучевик. Он внимательно осмотрел оружие и нахмурился. Почему его оставили одного, вооруженного, в жизненно важном центре?
Он попытался вспомнить лица, которые видел перед тем, как упасть. Но появились лишь какие-то смутные воспоминания, неясные и расплывчатые фигуры с потусторонними голосами. А были ли здесь вообще люди?
Чем больше он думал об этом, тем больше убеждался, что вызвал их образы из своего затухающего сознания. Здесь никого не было – он один в центре нервной системы корабля.
Баррент подошел к главному пульту управления, разделенному на десять секций. На каждой из них ряды индикаторов, тоненькие стрелки которых указывали на непонятные цифры, поблескивали переключатели, штурвалы, реостаты, рычаги.
Баррент медленно двигался вдоль секций, наблюдая, как узор из огоньков пульсирует на стенах и перебегает на потолок. Последняя секция, очевидно, была контрольной. На табло «Координация ручная/автоматическая» потайная лампочка высвечивала слово «автоматическая». Рядом были аналогичные экраны – для навигации, обзора, контроля за столкновениями, выхода и входа в субпространство, в обычное пространство, а также для посадки. Все настроены на автоматический режим. Далее он обнаружил программный отсек, выдавший ему отчет о течении полета. До Контрольного Пункта оставалось 29 часов 4 минуты и 51 секунда. Остановка – три часа. От Контрольного Пункта до Земли – 480 часов.
Пульт управления поблескивал огоньками и тихонько гудел, спокойный и независимый. У Баррента появилось ощущение, что присутствие человека в этом машинном храме – святотатство.
Он проверил систему вентиляции. Автоматы поддерживали подачу воздуха в размерах, необходимых для единственного человеческого существа, находящегося в помещении.
Но где же экипаж? Безусловно, автоматизация управления гигантским кораблем необходима; такой сложный организм должен быть саморегулирующимся. Но построили его люди, и люди создали программы. Почему же нет людей, чтобы корректировать их в случае надобности? Предположим, что охране потребовалось задержаться на Омеге. Предположим, что возникла необходимость миновать Контрольный Пункт и направиться прямо к Земле. Предположим, чрезвычайно важно вообще изменить пункт назначения. Что тогда? Кто внесет изменения в курс, кто будет управлять кораблем?
Баррент осмотрел контрольную рубку, надел обнаруженный в шкафчике респиратор и вышел в коридор. После долгих блужданий он наткнулся на дверь с табличкой «Для команды». Внутри было чисто и голо. Аккуратными рядами стояли койки без простыней и покрывал. В шкафах не было одежды, нигде никаких личных предметов. Ни здесь, ни в помещениях для офицеров и капитана Баррент не нашел следов недавнего присутствия людей.
Он вернулся в рубку. Теперь было ясно, что на корабле экипажа нет. Очевидно, власти на Земле так уверены в нерушимости рутины и надежности приборов, что сочли команду излишней. Возможно... Но Барренту это показалось слишком уж большой беспечностью. Что-то очень странное творилось на Земле, если космическим кораблям позволено летать без надзора.
Он решил отложить выводы до тех пор, пока не получит больше фактов. В настоящий момент необходимо позаботиться о самом себе. В карманах у него была концентрированная пища, но воды он много с собой взять не мог. Окажутся ли запасы на корабле без команды?.. Ему еще нужно было помнить об охране на нижней палубе, о приближении Контрольного Пункта и многом, многом другом.

Баррент обнаружил, что ему не требуется прибегать к своим запасам. Машины выдавали разнообразное питание и напитки, стоило лишь нажать на кнопку. Натуральная эта пища или синтезированная, Баррент не знал, но на вкус она была превосходна.
Он исследовал верхние уровни корабля и, несколько раз заблудившись, решил больше не рисковать. Жизненный центр корабля был в рубке управления, и Баррент остался там. Он нашел иллюминатор и, активизировав механизмы, которые убирали заслонки, любовался мерцанием звезд в необъятной тьме космоса. Звезды уходили в бесконечность, поражая воображение. Глядя на них, Баррент почувствовал прилив гордости – он был их составной частью, все эти неизвестные звезды принадлежали ему.
По мере приближения к Контрольному Пункту к жизни пробуждались новые части пульта управления, возрождая дремавшие силы, проверяя корабль перед приземлением. За три с половиной часа до посадки Баррент сделал интересное открытие. Он нашел центральную систему связи и, включив ее на прием, мог слушать разговоры в комнате охраны.
Впрочем, ничего важного он не узнал. То ли из осторожности, то ли от равнодушия охранники не обсуждали политику. Вся их жизнь, кроме периодов службы на корабле, протекала на Контрольном Пункте. Что-то из того, о чем они говорили, Баррент совершенно не понимал. Но продолжал слушать, не пропуская ни одного слова.
– Ты когда-нибудь купался во Флориде?
– Не люблю соленую воду.
– Перед тем как меня призвали в Охрану, я выиграл третий приз на фестивале в Дейтоне.
– Когда выйду в отставку, куплю виллу в Антарктике.
– Сколько тебе еще осталось?
– Восемнадцать лет.
– Да, кому-то ведь надо это делать...
– Но почему я? И почему без отпусков на Земле?
– Ты же знаешь – преступление есть болезнь. Оно заразно.
– Ну и что?
– А то, что, имея дело с преступниками, ты подвергаешься опасности заражения и сам можешь заразить кого-нибудь на Земле.
– Так нечестно.
– Иначе нельзя. Эти ученые знают, о чем говорят. Кроме того, на Контрольном Пункте не так уж плохо.
– Если любишь все искусственное: воздух, семью, пищу...
– Ты требуешь слишком многого. Твоя семья здесь?
– Они тоже хотят вернуться на Землю.
– Ученые говорят, после пяти лет на Контрольном Пункте на Земле нам не выдержать. Гравитация одолеет.
– Я ее сам одолею. В любой момент.
Из этих разговоров Баррент понял, что мрачноликие охранники такие же человеческие существа, как и заключенные. Большинство не любили свою работу и, как омегиане, жаждали вернуться на Землю.
Он отложил полученную информацию на потом. Корабль достиг Контрольного Пункта – гигантская панель управления пульсировала и мерцала огнями, готовясь к сложному входу в док.
Наконец маневры были завершены, и двигатели замолчали. По коммуникационной системе Баррент слышал, как охранники выходили из комнаты. Он последовал за ними по коридорам к люку и уловил, как последний из них, выходя из корабля, сказал:
– Вот и проверка идет. Ну, как дела, ребята?
Ответа не последовало, охрана ушла, а коридоры заполнил новый звук – тяжелая поступь тех, кто шел на проверку.
Их было много. Они начали с машинного отделения и методично двинулись вверх, открывая каждую дверь, осматривая каждый закоулок.
Баррент сжал иглолучевик в потной руке и лихорадочно стал соображать, где можно спрятаться. Единственным решением казалось обойти их и укрыться в уже обысканном месте.
Он натянул на лицо респиратор и вышел в коридор.

Глава 23

Получасом позже Баррент еще не придумал, как увернуться от проверки. Бригада закончила осмотр нижних уровней и продвигалась на палубу с рубкой управления; шаги гулко отдавались в проходах. Баррент шел впереди, сохраняя дистанцию в сто ярдов, и пытался найти убежище.
В конце этого коридора должна была быть лестница, по которой можно спуститься на другой, уже обысканный уровень. Баррент заторопился, надеясь, что лестница действительно есть, – он имел лишь самое приблизительное представление о конструкции корабля. Если он ошибается, то попадет в ловушку.
Он дошел до конца коридора и увидел лестницу. Сзади приближались шаги. Баррент побежал вниз, оглянулся через плечо и налетел на чью-то грудь.
Он моментально отпрянул, готовый выстрелить в массивную фигуру. Но удержался. Фигура была явно нечеловеческой.
Перед ним стояло существо семи футов росту, одетое в черную форму с надписью впереди: «Бригада инспекции – андроид В212». Его лицо, высеченное из молочно-розового пластика, напоминало человеческое, глаза светились глубоким красным огнем. Покачиваясь, осторожно переставляя ноги, андроид медленно надвигался на Баррента, глядя прямо перед собой. Баррент попятился, сомневаясь, что иглолучевик тут поможет.
Ему не пришлось выяснять это на опыте, потому что андроид, не обращая ни на что внимание, стал подниматься по лестнице. На его спине оказалась надпись: «Санитарный контроль». Этот андроид, понял Баррент, запрограммирован только на крыс и мышей. Присутствие на борту безбилетного пассажира его не касается. Возможно, остальные андроиды тоже специализированы.
Баррент ждал в пустом помещении на нижнем уровне, а когда услышал, что андроиды ушли, поспешил обратно в рулевую рубку. Точно по расписанию корабль взлетел. Пункт назначения – Земля.

Полет был непримечательным. Баррент ел, спал и, пока корабль не вошел в подпространство, смотрел на звезды. Он пытался вспомнить планету, к которой приближался, но в памяти не возникало никаких образов. Что это за люди, которые строят гигантские космические корабли и не могут снабдить их экипажем? Почему они посылают проверку и одновременно ограничивают ее возможности путем предельно узкой специализации? Почему они высылают заметную часть своего населения и не могут установить контроль над условиями жизни ссыльных? Зачем стирают из памяти заключенных все сведения о Земле?
Часы в рубке управления упорно отмеряли секунды и минуты путешествия. Корабль вышел из подпространства и, тормозя, облетел зелено-голубой мир, на который Баррент смотрел со смешанным чувством. Ему не верилось, что он наконец-то возвращается на Землю.

Глава 24

Корабль приземлился в чудесный солнечный полдень где-то на Североамериканском континенте. Баррент рассчитывал остаться в нем до темноты, но на экранах зажглась надпись: «Просим пассажиров и экипаж немедленно сойти. Через двадцать минут на корабле начнется полная дезинфекция».
Он не знал, что подразумевается под полной дезинфекцией. Но так как категорически предписывалось выйти, респиратор вряд ли мог обеспечить безопасность. Из двух зол меньшим казалось покинуть корабль.
Члены Группы Два много думали о том, как следует быть одетым Барренту по прибытии на Землю. Эти первые минуты могут оказаться решающими. В случае грубой ошибки не спасет никакая хитрость. А Группа не знала, что носили на родной планете. Одни настаивали на специальной модели. Другие утверждали, что на Земле прекрасно сойдет и форма охранника. Сам Баррент поддерживал третье мнение, согласно которому наилучшей окажется одежда из одного куска материи, как претерпевающая меньше всего изменений от капризов моды. В городах, конечно, такой наряд мог показаться необычным, но сейчас предстояло выйти на посадочное поле.
Он быстро скинул форму и остался в легкой накидке. После некоторых сомнений Баррент решил не бросать оружие на корабле. Проверка все равно обнаружит его, а с иглолучевиком хоть есть шанс отбиться от полиции.
Он сделал глубокий вдох и спустился по трапу.
Не было никакой охраны, не было таможенных чиновников, не было особых подразделений, не было армейских частей и полиции. Вообще никого не было. Далеко-далеко, на противоположном конце широкого поля, виднелись другие корабли, а прямо напротив – распахнутые ворота ограды.
Баррент пересек поле быстро, но без спешки. Он не имел ни малейшего представления, почему все так просто. Очевидно, секретная полиция на Земле действует более тонкими методами.
У ворот, словно дожидаясь его, стояли лысоватый мужчина и мальчик лет десяти. Барренту не верилось, что это государственные служащие, и все же... Кто знает эту Землю!
Он прошел в ворота.
– Простите, – обратился к нему мужчина, держа мальчика за руку. – Я видел, как вы выходили из корабля. Не возражаете, если я задам вам несколько вопросов?
– Конечно, – сказал Баррент, опуская руку в карман с иглолучевиком. Теперь он был уверен, что лысый – агент полиции. Немного смущало лишь присутствие ребенка – если тот не ученик полицейской академии.
– Дело в том, – начал мужчина, – что мой Ронни собирается писать диссертацию на степень Магистра Десятой Ступени. О космических кораблях.
– И я захотел увидеть один из них, – добавил Ронни, худосочный мальчик с изможденным смышленым лицом.
– Да, – подтвердил мужчина. – Я говорил ему, что это необязательно, ведь все факты и картинки есть в энциклопедии. Но он сам захотел увидеть.
– Так будет нагляднее, – вставил Ронни.
– Безусловно, – произнес Баррент, энергично кивая. Он начал сомневаться в своих выводах. Для агентов тайной полиции эти люди выбрали слишком замысловатый путь.
– Вы работаете на кораблях? – спросил Ронни.
– Да.
– Как быстро они летают?
– В подпространстве? – уточнил Баррент.
Этот вопрос, казалось, сбил Ронни с толку. Он выпятил нижнюю губу и протянул:
– У-у, я и не знал, что они ходят в подпространстве... – Парнишка задумался. – Между прочим, я не знаю, что такое подпространство.
Баррент и отец мальчика понимающе улыбнулись.
– Хорошо, – продолжал Ронни, – с какой скоростью они летят в обычном пространстве?
– Сто тысяч миль в час, – сказал Баррент, называя первую пришедшую на ум цифру.
Мальчик кивнул, его отец тоже.
– Очень быстро, – заметил отец.
– В подпространстве гораздо быстрее, конечно, – сказал Баррент.
– Конечно, – подтвердил мужчина. – Корабли летают очень быстро. Иначе нельзя. Они покрывают большие расстояния. Ведь верно, сэр?
– Очень большие расстояния, – согласился Баррент.
– А их источники энергии? – поинтересовался Ронни.
– Обычные, – ответил ему Баррент. – В прошлом году мы установили триплексные усилители, но их скорее следует отнести к разряду вспомогательных мощностей.
– Я слышал об этих триплексных усилителях, – заметил мужчина. – Замечательная вещь!
– Ничего, подходяще, – со знанием дела сказал Баррент. Теперь он был уверен, что это рядовой гражданин, ничего не смыслящий в звездоплавании, просто приведший своего сына в космопорт.
– Откуда вы берете воздух? – спросил Ронни.
– Производим собственный, – охотно объяснил Баррент. – Намного труднее с водой – она, как известно, несжимаема, поэтому ею трудно запастись в достаточных количествах. Ну и еще остается проблема навигации, когда корабль выныривает из подпространства.
– Что такое подпространство?
– Всего лишь другой уровень пространства. Но это есть в энциклопедии.
– Конечно, поищешь в энциклопедии, – наставительно сказал отец мальчика. – Мы не можем больше задерживать пилота. У него, безусловно, много важных дел.
– Да, я тороплюсь, – согласился Баррент. – А вы осмотрите здесь все что хотите. Удачи с диссертацией, Ронни!
Баррент зашагал прочь, все время ожидая окрика или выстрела, но когда ярдов через пятьдесят он обернулся, отец и сын уже честно изучали гигантскую ракету. Пока все шло гладко. Подозрительно гладко.
Дорога вела мимо складских помещений и ангаров к лесу. Баррент шагал по ней, пока космопорт не скрылся из виду, затем свернул на опушку. Он уже достаточно пообщался с людьми для первого дня на Земле. Нельзя испытывать судьбу. Надо все обдумать, переночевать в лесу, а утром выйти в город.
Он пробрался через густой подлесок и углубился в тенистую рощу с дубами-великанами. Вокруг щебетала, чирикала и суетилась невидимая птичья и звериная жизнь. Впереди на дереве белел большой указатель. Баррент подошел поближе и прочел: «Национальный парк „Лесной дол“. Добро пожаловать на пикник!»
Баррент был несколько разочарован, хотя и понимал, что рядом с космопортом вряд ли могла быть настоящая девственная природа. Не исключено, что на такой старой и высокоразвитой планете, как Земля, вообще не осталось нетронутых мест, кроме тех, что сохранялись в виде заповедников.
Солнце садилось за горизонт, в воздухе повеяло прохладой. Баррент нашел удобное место под гигантским дубом, сгреб подстилку из листьев и улегся, томясь тревожными вопросами. Почему в таком важном центре, как космопорт, не оказалось охраны? Значит, меры безопасности проявляются позже, в городах? Или он уже находится под наблюдением изощренной шпионской системы?..
– Добрый вечер, – произнес голос над его правым ухом.
Баррент судорожно дернулся, рука потянулась к оружию.
– И это воистину приятный вечер, – продолжал голос, – здесь, в национальном парке «Лесной дол». Температура воздуха семьдесят один и две десятых градуса по Фаренгейту, влажность двадцать три процента, давление двадцать девять и девять десятых. Бывалые туристы, я уверен, уже узнали мой голос. Ну а новым любителям природы мне хотелось бы представиться. Я Дубняк, ваш старый верный дуб. Позвольте приветствовать вас в национальном парке.
Сидя в сгущающихся сумерках, Баррент огляделся по сторонам. Голос и в самом деле, казалось, исходил от гигантского дуба.
– Наслаждение природой, – продолжал Дубняк,– теперь доступно каждому. Вы можете отдыхать в полном уединении, находясь в десяти минутах ходьбы от общественного транспорта. Тем, кто не жаждет одиночества, мы предлагаем туристические маршруты в сопровождении гида по доступной цене. Не забудьте рассказать своим знакомым о гостеприимном национальном парке, который с радостью встретит всех любителей природы.
В дереве открылась панель, и из ствола выскользнули раскладушка, термос и пакет с ужином.
– Желаю вам приятного вечера, – бархатно проговорил Дубняк. – О природа! Восхитительное великолепие страны чудес!.. А теперь Национальный симфонический оркестр под управлением Оттера Крага исполнит вам «Горные долины» Эрнесто Нестричала в записи североамериканской радиокомпании. Всего доброго!
Из скрытых динамиков полилась музыка.
Баррент почесал затылок, затем, решив принимать все как оно есть, съел ужин, выпил кофе из термоса, поставил раскладушку и улегся.
Засыпая, он размышлял о звукооснащенном благоустроенном лесе со всеми удобствами и не далее чем в десяти минутах от общественного транспорта. Земля делала многое для своих обитателей. Очевидно, им это нравится. Или нет? Может быть, его заманивают в хитрую западню?
Музыка затихла, слившись с шорохом ветерка в листьях, и Баррент уснул.

Глава 25

Утром гостеприимный дуб выдал завтрак и бритвенные принадлежности. Баррент поел, привел себя в порядок и отправился в ближайший город. У него были ясные цели: необходимо обеспечить себе «легенду» и войти в контакт с подпольем. После этого как можно больше узнать о секретной полиции, армии и т. д.
Группа Два наметила способы выполнения этих задач. Приближаясь к окраинам города, Баррент засомневался, что сможет применить методы, разработанные группой. До сих пор Земля, на которой он находился, очень мало походила на ту Землю, которую воссоздавали омегиане.
По обе стороны улицы стояли маленькие белые домики. Сперва Барренту казалось, что они все одинаковые. Затем он понял, что у каждого есть свои мелкие архитектурные особенности, но они лишь еще больше подчеркивали монотонное однообразие. Коттеджей были сотни, каждый на крошечном участке тщательно ухоженной нежной травы. Их благообразная одинаковость угнетала его. Совершенно неожиданно он почувствовал, что скучает по крикливо-неуклюжей индивидуальности омегианских зданий.
Баррент дошел до торгового центра. Магазины следовали тому же образцу. Они были невысокими, благопристойными и очень похожими друг на друга. Только после тщательного изучения витрин можно было обнаружить разницу между продуктовым и спортивным магазинами. Он миновал маленький домик с вывеской: «Робот-исповедник. Открыто 24 часа в сутки». Похоже, что-то типа церкви.
План, предусмотренный Группой Два для выявления подполья на Земле, был прост и бесхитростен. Революционеры, как уверяли Баррента, должны сосредоточиваться среди наиболее угнетенных элементов населения. Следовательно, сопротивление логично искать в трущобах.
Это была хорошая теория. Беда лишь в том, что Баррент не мог найти никаких трущоб. Он шел и шел мимо магазинов и маленьких домиков, площадок для игр и парков, снова мимо домиков и магазинов. И ничто не выглядело многим лучше или хуже, чем остальное.
К вечеру он не чувствовал под собой ног от усталости, а ничего важного открыть не удалось. Прежде чем еще глубже погрузиться в хитросплетения земной жизни, нужно опросить местных жителей. Это опасный, но необходимый шаг.
Баррент стоял в сгущающихся сумерках около магазина одежды и раздумывал, что делать дальше. «Прикинусь только что прибывшим в Северную Америку из Азии или Европы», – решил он.
К нему приближался полноватый, заурядной внешности мужчина в коричневом костюме. Баррент остановил его.
– Простите, я чужой здесь, только что из Рима...
– Неужели? – вежливо осведомился мужчина.
– Да. Боюсь, я плохо ориентируюсь. – Баррент засмеялся, изображая неловкость и смущение. – Не могу найти ни одного дешевого отеля. Если бы вы указали мне...
– Гражданин, как ваше самочувствие? – спросил мужчина. Его лицо посуровело.
– Я же сказал, я иностранец и ищу...
– Послушайте, – перебил мужчина, – вы же не хуже меня знаете, что иностранцев больше нет.
– Нет?
– Конечно, нет. Я был в Риме. Там все точно так, как у нас в Вилмингтоне. Такие же дома и магазины. Никто и нигде не чувствует себя больше иностранцем.
Баррент не знал, что сказать. Он нервно улыбнулся.
– Более того, – продолжал мужчина, – на Земле нет дешевых отелей. Зачем они? Кто в них будет останавливаться?
– В самом деле, кто? – придумал наконец Баррент.– Кажется, я малость перебрал.
– И никто больше не пьет. Не понимаю, в какую игру вы играете?
– В какую игру я играю? – переспросил Баррент согласно приемам, рекомендованным Группой.
Мужчина, нахмурившись, уставился на него.
– Кажется, догадываюсь. Вы – Опросчик.
– М-м-м... – невнятно промычал Баррент.
– Конечно, – убедился мужчина. – Вы один из тех, кто выведывает мнения, верно?
– Очень остроумная догадка, – согласился Баррент.
– Не так уж трудно было сообразить. Опросчики всегда стараются узнать отношение людей к разным вещам. Я бы сразу вас определил, если бы вы носили одежду Опросчика. – Мужчина снова начал хмуриться. – Почему вы одеты не по форме?
– Я, так сказать, новоиспеченный, – объяснил Баррент. – Даже форму не успел купить.
– Поторопитесь, – наставительно сказал мужчина.– Как иначе граждане могут определить ваш статус?
– Это просто пробная проверка. Благодарю за помощь, сэр. Возможно, в ближайшем будущем мне представится случай проинтервьюировать вас еще раз.
– Когда захотите, – сказал мужчина, вежливо поклонился и ушел.
Баррент решил, что Опросчик – наиболее подходящая для него профессия. Она дает право встречаться с людьми, задавать вопросы, узнавать, как живет Земля. Конечно, надо быть осторожным и не проявлять своего невежества. Но, работая осмотрительно, он сможет получить общее представление об этой цивилизации за считаные дни.
Теперь важно купить одежду Опросчика. Беда в том, что у него нет денег. Группа была не в состоянии воспроизвести земные деньги; она даже не могла вспомнить, как они выглядят. Но снабдила определенными средствами для преодоления и такого препятствия. И Баррент вошел в ближайший магазин.
Владелец, маленький человечек с васильковыми глазами, с услужливой улыбкой приветствовал Баррента.
– Мне нужна форма Опросчика. Я только что закончил курс.
– Пожалуйста, сэр. И хорошо, что вы пришли ко мне. В большинстве этих магазинчиков вы найдете одежду только для... распространенных профессий. Но здесь, у Джулия Уондерсона, мы предлагаем форму для всех пятисот двадцати основных специальностей, перечисленных в Альманахе Гражданского Статуса. Я – Джулий Уондерсон.
– Очень приятно, – сказал Баррент. – У вас есть одежда моего размера?
– Безусловно, есть! – воскликнул Уондерсон. – Вам нужна обычная или особая?
– Обычная подойдет.
– Большинство новых Опросчиков предпочитают особую. Небольшие дополнительные штрихи и детали, имитирующие ручную работу, повышают уважение публики.
– В таком случае я возьму особую.
– Да, сэр. Хотя если бы вы могли подождать... Через пару дней мы получим новую ткань – имитацию домашнего тканья, с натуральными сбоями в переплетении нитей. Это для разборчивых клиентов. Очень престижная вещь.
– Я, пожалуй, зайду за ней, – решил Баррент. – А пока я хотел бы купить то, что есть.
– Конечно, сэр, – произнес Уондерсон. Он был явно разочарован, хотя мужественно скрывал это. – Будьте любезны.
После нескольких примерок Баррент подобрал себе черный деловой костюм с белым узким кантом на лацканах. Его неопытному глазу он казался таким же, как и другие костюмы, которые красовались на витрине и предназначались для банкиров, биржевых маклеров, бакалейщиков, бухгалтеров и так далее. Но для Уондерсона, рассуждавшего о банкирных лацканах и окантовках у страховых агентов, разница была столь же очевидной, как броские различия между символами статуса на Омеге. В конце концов, это вопрос привычки, решил Баррент.
– Пожалуйста, сэр! Прекрасно сидит, с гарантийным сроком. И всего тридцать девять девяносто пять.
– Превосходно, – сказал Баррент. – Теперь насчет денег.
– Да, сэр.
Баррент нырнул с головой в омут:
– У меня их нет.
– В самом деле, сэр? Это весьма необычно.
– Да, – согласился Баррент. – Тем не менее у меня есть некоторые ценности. – Он извлек из кармана три кольца с бриллиантами, которыми его снабдила Группа. – Это настоящие бриллианты, что подтвердит любой ювелир. Если бы вы взяли одно из них, пока я не достану денег для уплаты...
– Но, сэр, – удивился Уондерсон, – бриллианты больше не имеют самостоятельной ценности. С двадцать третьего года, когда Вон Блон написал основополагающую работу, в которой разнес в пух и прах концепцию «ценности в силу редкости».
– Да, конечно, – промямлил Баррент, не зная, что ответить.
Уондерсон посмотрел на кольца.
– Они, наверное, дороги вам как память?
– Безусловно, передаются в нашей семье из поколения в поколение...
– В таком случае, – сказал Уондерсон, – я не позволю себе лишить их вас. Пожалуйста, не спорьте, сэр! Я не смогу спать по ночам, если отниму вашу семейную реликвию.
– Но остается вопрос оплаты.
– Заплатите, когда вам будет удобно.
– Вы хотите сказать, что поверите мне, даже не зная меня?
– Конечно. – Уондерсон лукаво улыбнулся.– Испытываете свои методы, Опросчик? Даже ребенку известно, что наша цивилизация основывается на доверии. К незнакомцу следует относиться как к честному человеку, пока он полностью и бесповоротно не доказал обратного. Это аксиома.
– Вас никогда не обманывали?
– О нет. Преступлений в наши дни не бывает.
– А как же Омега?
– Простите?
– Омега, планета заключенных. Вы, должно быть, слышали о ней?
– Возможно, – осторожно проговорил Уондерсон. – Ну, точнее было бы сказать, что преступлений почти не бывает. Наверное, всегда найдется горстка прирожденных злодеев, но не больше десяти-двенадцати в год из населения в два миллиарда. – Он широко улыбнулся. – Вероятность того, что я нарвусь на преступника, очень мала.
Баррент подумал о кораблях, регулярно курсирующих между Землей и Омегой, выбрасывая свой живой груз и возвращаясь за новым. Интересно, откуда Уондерсон взял такие цифры? И, между прочим, интересно, где же полиция? Он не видел человека в форме с тех пор, как покинул корабль.
– Очень вам благодарен, – произнес Баррент. – Я заплачу как можно быстрее.
– Конечно, конечно, – согласился Уондерсон, с чувством тряся руку Баррента. – Когда вам будет угодно, сэр. Не стоит торопиться.
Баррент снова поблагодарил его и вышел из магазина. Теперь у него была профессия. И неограниченный кредит. Он оказался на планете, которая с первого взгляда походила на рай. Но, как всякая утопия, она несла в себе некоторые противоречия. Он надеялся узнать о них больше в ближайшие дни.
Кварталом дальше Баррент нашел отель под названием «Поживи чуток» и снял комнату на неделю в кредит.

Глава 26

Утром Баррент отправился в библиотеку. Ему надо было ознакомиться с историей развития земной цивилизации, чтобы иметь представление, что искать и чего ожидать.
Форма Опросчика позволила пройти к закрытым для доступа полкам, где хранились книги по истории. Но сами книги его разочаровали – в большинстве своем они охватывали период лишь до начала атомного века. Баррент просматривал их, и к нему возвращались смутные воспоминания. Он перепрыгивал от Греции Перикла к Римской империи, Карлу Великому и Средневековью, от завоеваний норманнов к Тридцатилетней войне и краткому обозрению наполеоновских войн. О мировых войнах он прочитал более внимательно. Книга кончалась взрывом первых атомных бомб. Остальные книги на полке представляли собой просто расширенное изложение разных этапов истории, которые он нашел в первой книге.
После долгих поисков Баррент нашел небольшую работу «Послевоенная дилемма. Том I» Артура Уитлера. Она начиналась там, где кончались остальные, – со взрыва бомб над Хиросимой и Нагасаки. Баррент сел и стал читать.
Он узнал о «холодной войне» 50-х годов, когда несколько наций владели атомным и водородным оружием. Уже тогда, утверждал автор, в разных странах мира началось крупномасштабное и оглупляющее поклонение догмам. Америка отчаянно сопротивлялась коммунизму. Россия и Китай отчаянно сопротивлялись капитализму. Весь мир разделился на два лагеря. В целях внутренней безопасности правительства брали на вооружение новейшие методы пропаганды и идеологической обработки. От граждан требовалась безоговорочная приверженность официальным доктринам. Давление на личность становилось все сильнее и утонченнее.
Миновала угроза войны. Многочисленные страны Земли начали сливаться в единое сверхгосударство. Но давление на личность вместо того, чтобы уменьшаться, еще больше возросло. Нужда в этом диктовалась неудержимым ростом населения, проблемами национального и этнического характера. Различие во мнениях могло оказаться гибельным – слишком много групп имели теперь доступ к мощным водородным бомбам.
В этих условиях стало нетерпимым поведение, отличающееся от нормы.
Унификация наконец была завершена. Продолжалось завоевание космоса: от полетов на Луну до межпланетных и межзвездных полетов. Но земные институты перестали совершенствоваться. Современная цивилизация оказалась менее гибкой, чем средневековая, она подавляла всякое отклонение от существующих обычаев, привычек, воззрений. Оппозиция считалась не менее тяжким преступлением, чем убийство или поджог. И так же наказывалась. Секретная полиция, политическая полиция, информаторы – использовалось все. Каждое устройство было поставлено на службу одной великой цели – воспитанию человека подчиняющегося.
А для упрямых нонконформистов существовала Омега.
Смертная казнь была давно запрещена, и преступники переполняли тюрьмы. Наконец их решили перевезти в отдельный мир, скопировав систему, которую Франция использовала в Гвинее и Новой Каледонии, а Британия – в Австралии и Северной Америке. Управлять Омегой с Земли было невозможно, да власти и не пытались. Они позаботились лишь о том, чтобы заключенные не сбежали.
На этом первый том кончался. Приписка в конце гласила, что том второй посвящен изучению современности. Он назывался «Цивилизация статуса».
Второго тома на полках не оказалось. Библиотекарь сказал Барренту, что он был уничтожен в интересах общественной безопасности.
Баррент вышел в маленький сад, сел на скамейку и, уставившись вниз, постарался все обдумать.
Он ожидал увидеть Землю как раз такой, как она была описана в книге Уитлера. Он был подготовлен к полицейскому государству, изощренной слежке, жестоким репрессиям и растущему сопротивлению. Но все это осталось в прошлом. До сих пор он не увидел даже постового. Люди, которых он встречал, вовсе не казались угнетенными. Напротив, это был совершенно иной мир...
Если не считать того, что год за годом на Омегу прибывали партии заключенных с промытыми мозгами. Кто арестовывал их? Кто судил? Какое общество их породило?
Ответы ему предстояло найти самому.

Глава 27

С раннего утра Баррент начал расследование. Техника была проста. Он звонил в двери и задавал вопросы, предупреждая, что серьезные будут перемежаться странными и глупыми, предназначенными для определения общего уровня развития. Таким образом, обнаружил Баррент, он мог спрашивать о Земле все, что угодно, мог углубляться в противоречивые и даже несуществующие области, не обнаруживая своей неосведомленности.
Оставалась опасность, что какой-нибудь государственный служащий попросит показать удостоверение личности или что внезапно появится секретная полиция. Но приходилось рисковать. Начав с Апельсиновой эспланады, он продвигался к северу, заглядывая по пути в каждый дом.
Результаты оказались самыми неожиданными.

(Гражданка А.Л. Готтрейд, возраст 55 лет, занятие – домохозяйка. Властная, прямая женщина, надменная, но вежливая, не допускающая никаких фривольностей.)
– Вы хотите спросить меня о классе и статусе? Так?
– Да, мадам.
– И всегда-то вы, Опросчики, спрашиваете о классе и статусе. Неужели не надоело? Ну ладно... Так как все равны, есть только один класс. Средний. Вопрос только, к какой части среднего класса относится индивидуум – высшей, низшей или средней.
– А как это определяется?
– Да как угодно. По тому, как человек разговаривает, ест, одевается, ведет себя на людях. По манерам. По одежде. Высший средний класс, например, всегда можно безошибочно определить по одежде.
– Понимаю. А низший средний класс?
– Ну, во-первых, у них меньше творческой энергии. Они носят готовую одежду, даже не пытаясь улучшить ее. Показательно и равнодушное отношение к своему жилью. Причем попытки украсить его без искры вдохновения в счет не идут, а лишь помечают выскочек. Представитель высшего среднего класса никогда не допустит такого у себя дома.
– Благодарю вас, гражданка Готтрейд. А как вы определите свой собственный статус?
С чуть заметным колебанием:
– О, я никогда особенно над этим не задумывалась. Высший средний скорее всего.

(Гражданин Дрейстер, возраст 43 года, занятие – продавец обуви. Стройный, кроткий, моложавый.)
– Да, сэр. У нас с Мирой три ребенка школьного возраста. Все мальчики.
– Вы не могли бы рассказать, из чего складывается их образование?
– Они учатся писать, читать, быть честными гражданами и уже приступили к изучению своих профессий. Старший пойдет по семейной линии – обувь. Двое других – по бакалее и розничной торговле, как заведено в семье у жены. Кроме того, они узнают, как обретать и сохранять статус. Этому учат в открытых классах.
– А есть и другие?
– Ну, естественно, закрытые. Их посещает каждый ребенок.
– И чем там занимаются?
– Не знаю. Я же сказал – они закрытые.
– Ребята никогда не рассказывают об этих классах?
– Нет. Они говорят обо всем на свете, но не о них.
– А вы не представляете, что происходит в закрытых классах?
– К сожалению, нет. Может быть – заметьте, это только предположение, – в них преподают религию. Но лучше спросить у учителя.
– Благодарю вас, сэр. Как вы определите свой статус?
– Средний средний класс, без сомнения.

(Гражданка Мэриджейн Морган, возраст 51 год, занятие – школьная учительница. Высокая костлявая женщина.)
– Да, сэр, вот и все, что входит в обязательную программу в нашей маленькой Бежевой школе.
– Кроме закрытых классов.
– Простите?
– Вы не упомянули закрытые классы.
– Боюсь, что не могу это сделать.
– Почему же, гражданка Морган?
– Это что, вопрос с подвохом? Всем известно, что учителей не впускают в закрытые классы.
– Кого же тогда впускают?
– Детей, конечно.
– Но кто их учит?
– Об этом заботится правительство.
– Естественно. Но кто конкретно ведет занятия?
– Не имею понятия, сэр. Меня это не касается. Закрытые классы – древнее и уважаемое учреждение. Возможно, они связаны с религией. В любом случае не мое это дело. И не ваше, молодой человек, будь вы хоть трижды Опросчик.
– Благодарю вас, гражданка Морган.

(Гражданин Эдгар Ниф, возраст 107 лет, занятие – отставной военный. Высокий, сутулый мужчина с острыми ледяными глазами.)
– Пожалуйста, немного громче. Что вы сказали?
– О вооруженных силах. Я спрашивал...
– Теперь вспомнил. Да, молодой человек, я был полковником Двадцать первой Североамериканской Космической Группы, регулярной части Земных Вооруженных Сил.
– Вы вышли в отставку?
– Нет, служба оставила меня.
– Простите, сэр?
– Вы правильно расслышали, молодой человек. Это произошло шестьдесят три года назад. Вооруженные Силы были распущены, за исключением полиции, которая не в счет.
– Почему?
– Не с кем стало сражаться. Во всяком случае, так нам объяснили. Глупость несусветная, вот что я вам скажу.
– Почему, сэр?
– Старым солдатам известно: никогда невозможно предсказать, откуда появится враг. Он может появиться и сейчас. И что тогда?
– А заново сформировать армию?
– Хорошо бы! Но нынешнее поколение не знает, что такое служба. И командиров не осталось, кроме таких старых ослов, как я. На создание боеспособной армии с толковым руководством уйдут годы.
– А пока что Земля совершенно беззащитна перед вторжением?
– Да. Есть полицейские соединения, но я самым серьезным образом сомневаюсь в их надежности, если пойдет пальба.
– Не могли бы вы рассказать мне о полиции?
– Ничего о ней не знаю. Меня никогда не волновали вопросы невоенного характера.
– Но вполне возможно, что полиция взяла на себя функции армии, не так ли? Что она представляет собой значительное и дисциплинированное полувоенное формирование?
– Возможно, сэр. Все возможно.

(Гражданин Мартин Хоннерс, возраст 31 год, занятие – глаголизатор. Худой вялый мужчина с честным мальчишеским лицом и гладкими пшеничными волосами.)
– Вы глаголизатор, гражданин Хоннерс?
– Да, сэр. Хотя, пожалуй, больше подойдет слово «автор», если не возражаете.
– Конечно. Гражданин Хоннерс, вы сотрудничаете с каким-нибудь из периодических изданий, которые, я видел, продают за стойками?
– О нет! Там подвизаются некомпетентные бездари, которые пишут для сомнительной услады низшего среднего класса. Все рассказы, да будет вам известно, составляются строка за строкой из произведений популярных писателей двадцатого и двадцать первого веков. Эти бумагомаратели просто меняют прилагательные и наречия. Изредка кто-нибудь заменит глагол или даже существительное. Но, повторяю, очень редко. Издатели этих журнальчиков крайне отрицательно относятся к любым нововведениям.
– Вы этим не занимаетесь?
– Абсолютно! Моя работа не коммерческая. Я – Созидающий Специалист по Конраду.
– Поясните, пожалуйста.
– С удовольствием. Я пересоздаю работы Джозефа Конрада, автора, жившего в доатомном веке.
– А как вы пересоздаете эти работы, сэр?
– В настоящее время я занят пятым пересозданием «Лорда Джима» – как можно глубже вчитываюсь в оригинал, а затем переписываю книгу так, как сделал бы сам Конрад, живи он сегодня. Это занятие требует величайшего усердия и артистичности. Одна описка может испортить всю работу. Необходимо в совершенстве знать словарь Конрада, темы, характеры, настроения... Все это обязательно идет в дело, однако книга не имеет права быть рабским подражанием. В ней непременно должно присутствовать нечто новое, но сказанное так, как сказал бы Конрад.
– И каковы ваши успехи?
– Критика весьма благосклонна, и мой издатель всячески поддерживает меня.
– Когда вы закончите пятое пересоздание «Лорда Джима», чем вы планируете заняться?
– Сначала устрою себе длительный отпуск. Затем пересоздам одно из менее заметных произведений Конрада, «Малатского плантатора».
– Понимаю... Является ли пересоздание правилом для всех видов искусства?
– Это цель каждого истинного художника независимо от того, какую область он выбрал для своей деятельности. Искусство – жестокая возлюбленная.

(Гражданин Уиллис Уэрка, возраст 8 лет, занятие – учащийся. Жизнерадостный черноволосый загорелый мальчик.)
– Простите, мистер Опросчик, моих родителей нет дома.
– Вот и хорошо, Уилли. Ты не против, если я задам тебе несколько вопросов?
– Конечно. А что это у вас выпирает под пиджаком, мистер?
– Спрашивать буду я, Уилли, если не возражаешь. Ты любишь школу?
– Так себе.
– Чему же ты учишься?
– Ну, чтение, язык, оценка статуса, потом курсы по искусству, музыке, архитектуре, литературе, балету и театру. Все как обычно.
– Понимаю. Это в открытых классах?
– Естественно.
– Ты ходишь в закрытый класс?
– Конечно. Каждый день.
– Ты не возражаешь, если мы поговорим о нем?
– Я не возражаю. А это оружие выпирает, да? Я знаю, что такое оружие. Пару дней назад большие мальчишки разглядывали во время обеда картинки, и я подсмотрел. Это пистолет?
– Нет, просто мой костюм плохо сидит. Слушай, ты не хотел бы рассказать мне, что вы делаете в закрытом классе?
– Почему бы и нет?
– Ну и что же там происходит?
– А я не помню.
– Уилли...
– Честное слово, мистер Опросчик. Мы все заходим в класс, а затем выходим через два часа. Но это все. Больше я ничего не могу вспомнить. Я говорил с другими ребятами. Они тоже забывают.
– Странно.
– Нет, сэр. Если бы нам надо было помнить, класс не был бы закрытым.
– Пожалуй. А не помнишь ли ты, как выглядит комната или кто ваш учитель в закрытом классе?
– Нет, сэр, я в самом деле ничего не помню.
– Спасибо, Уилли.

(Гражданин Кучлан Дент, возраст 37 лет, занятие – изобретатель. Преждевременно полысевший человек с ироничными глазами под тяжелыми веками.)
– Да, верно. Я специализируюсь на играх. В прошлом году я изобрел «Триангулируй, а не то...». Не видели? Она была очень популярна.
– Боюсь, что нет.
– Это, знаете ли, интеллектуальная игра. Имитирует потерю ориентации в космосе. Игрокам даются неполные данные для компьютеров и, при удачной игре, добавочная информация. В качестве штрафа – рискованные ситуации в космосе. Куча сияющих огней и прочая мишура. Отлично продается.
– Больше вы ничего не изобрели, гражданин Дент?
– В юные годы я придумал улучшенную сеялку-комбайн. Она превосходила по эффективности предыдущие модели в три раза. И, верите ли, я действительно думал, что имею шансы ее продать.
– Продали?
– Конечно, нет. Тогда я не знал, что в патентном бюро открыто только отделение игр.
– Вы огорчились?
– Сперва да. Но потом я понял, что существующие модели достаточно хороши. В изобретении более эффективных или простых устройств нет нужды. Мы довольны своим сегодняшним днем. Кроме того, новые изобретения бесполезны. Уровень рождаемости и смертности на Земле стабилен, и всего хватает. Чтобы выпустить новый аппарат, надо переоборудовать целый завод. Это почти невозможно, так как все заводы автоматические и саморегулирующиеся. Вот почему наложен мораторий на все изобретения, кроме сферы игр.
– И что вы об этом думаете?
– А что тут думать? Так уж получилось.
– Вы не хотели бы изменить этот порядок?
– Может быть, и хотел бы. Но, как изобретатель, я все равно отношусь к нестабильным элементам.

(Гражданин Барн Трентен, возраст 41 год, занятие – инженер-атомщик, специалист по конструированию космических кораблей. Нервный интеллектуал с печальными карими глазами.)
– Вы хотите знать, чем я занимаюсь на работе? Бездельничаю. Мне некуда приложить силы, я просто хожу кругами. Правилами предусматривается один человек на каждую автоматическую операцию. Вот что я делаю – присутствую.
– Вы, кажется, недовольны, гражданин Трентен.
– Да. Я хотел быть инженером-атомщиком и для этого учился. А после выпуска обнаружил, что мои знания устарели на пятьдесят лет, да и никому не нужны.
– Почему?
– Потому что все автоматизировано. Не знаю, известно ли это большинству населения, но дело обстоит так. От добычи сырья до получения конечного продукта – автоматизировано все. Человек нужен лишь для контроля над количеством производимого продукта, а оно определяется численностью населения. И даже здесь участие человека сводится к минимуму.
– А что, если часть оборудования выйдет из строя?
– На то есть ремонтные роботы.
– А если они сломаются?
– Проклятые железяки – саморемонтирующиеся. Мне остается только стоять в сторонке и заполнять отчет. Весьма странно для человека, считающегося инженером.
– Почему бы вам не поменять работу?
– Нет смысла. Я проверял, остальные в таком же положении – присутствуют при автоматических процессах, которых не понимают. Назовите любую отрасль – либо «инженер-наблюдатель», либо никто.
– Такая же ситуация и в космонавтике?
– Безусловно. За последние пятьдесят лет ни один пилот не покидал Земли. Скоро они разучатся управлять кораблями.
– Понимаю, все автоматизировано... Ну а если случится нечто непредвиденное?
– Трудно сказать. Если корабль попадет в незапрограммированную ситуацию, он будет парализован, по крайней мере временно. Я думаю, там стоят селекторы оптимального выбора, но вряд ли испытанные. В лучшем случае он будет действовать замедленно. В худшем – вообще не будет действовать. По мне так пусть! Надоело ошиваться вокруг машин, день за днем наблюдая безотрадное однообразие операций. Большинство моих коллег чувствуют то же самое. Мы хотим дела, любого дела! Вы знаете, что сотни лет назад пилотируемые корабли исследовали планеты других звездных систем?
– Да.
– Вот это нам необходимо сейчас. Двигаться вперед, исследовать, изучать!
– Согласен. Но вы не думаете, что говорите довольно опасные вещи?
– Кажется. Но, если говорить честно, я уже не боюсь. Пускай отправляют на Омегу, если хотят. Хуже мне не станет.
– Вы слышали об Омеге?
– Про нее знает каждый, кто связан с космическими кораблями. «Земля – Омега» – единственный сохранившийся маршрут... Страшная планета. Лично я во всем виню церковь.
– Церковь?
– Только ее. Проклятые ханжи, только и знают, что канючат про всякий там Дух Человеческого Воплощения. Одного этого достаточно, чтобы человека потянуло ко Злу...

(Гражданин Отец Бойрен, возраст 51 год, занятие – священнослужитель. Величавый округлый мужчина в шафрановой рясе и белых сандалиях.)
– Верно, сын мой, я аббат местного отделения Церкви Духа Человеческого Воплощения. Церковь является официальным религиозным выражением правительства Земли. Наша религия едина для всех народов и состоит из лучших элементов старых исповеданий, искусно скомбинированных во всеобъемлющую веру.
– Гражданин аббат, а разве нет противоречий между догматами религий, составляющих вашу веру?
– Были. Но основатели нашей церкви отбросили все противоречивые идеи. Мы стремились к согласию, а не к расколу и сохранили лишь отдельные яркие детали некогда великих религий, детали, знакомые людям. В нашей церкви не бывает ереси, так как мы всеприемлющи. Личность может веровать во что угодно, если только несет священный Дух Человеческого Воплощения. Ибо наш культ есть культ Человека. И дух его есть дух божественного и священного Добра.
– Не могли бы вы определить понятие «добро», гражданин аббат?
– Пожалуйста. Добро – это та сила внутри нас, которая вдохновляет человека на дела, требующие согласия и смирения. Культ Добра является культом самого себя и потому единственно верным культом. Личность, которой мы поклоняемся, есть идеальное социальное существо: человек, удовлетворенный своим положением в обществе, однако готовый творчески продвинуться в своем статусе. Добро великодушно, ибо является подлинным отражением любящей и сострадающей Вселенной. Добро непрерывно изменяется во всех своих аспектах, хотя проявляется... У вас странное выражение лица, молодой человек.
– Простите, гражданин аббат. Мне кажется, я уже слышал эту проповедь – или что-то очень похожее.
– Сие всегда остается правдой.
– Безусловно. Еще один вопрос, сэр. Не могли бы вы рассказать мне о религиозном воспитании детей?
– Эту обязанность несут роботы-исповедники, в соответствии с духом древнего трансцендентального фрейдизма. Робот-исповедник наставляет ребенка так же, как и взрослого. Он выслушивает их проблемы внутри социальной матрицы. Он их постоянный друг и учитель. Будучи роботом, исповедник дает точные и недвусмысленные ответы на любые вопросы. Это большая помощь в воспитании ортодоксальности.
– А что делают священнослужители-люди?
– Наблюдают за роботами-исповедниками.
– Присутствуют ли роботы в закрытых классах?
– Не могу вам ответить... Нет, я в самом деле не знаю. Закрытые классы закрыты для аббатов так же, как и для всех остальных.
– По чьему приказу?
– По приказу Шефа Секретной Полиции.
– Понимаю... Благодарю вас, гражданин аббат Бойрен.

(Гражданин Энайн Дравивиан, возраст 43 года, занятие – правительственный служащий. Узколицый мужчина с глазами-щелочками, усталый и преждевременно постаревший.)
– Добрый день, сэр. Так вы состоите на службе у правительства?
– Совершенно верно.
– У какого правительства – штата или федерального?
– У обоих.
– Давно?
– Около восемнадцати лет.
– Ясно. А не могли бы вы сказать, в чем конкретно заключаются ваши обязанности?
– Пожалуйста. Я – Шеф Секретной Полиции.
– Вы... Понимаю, сэр, это очень интересно. Я...
– Не тянитесь к иглолучевику, экс-гражданин Баррент. Заверяю вас, он не будет действовать в защитном поле вокруг этого дома. А попытка вытащить его лишь причинит вам вред.
– Каким образом?
– У меня есть свои средства охраны.
– Как вы узнали мое имя?
– Я знал все, как только ваша нога коснулась поверхности Земли. Мы еще кое на что способны. Впрочем, войдемте-ка лучше в дом и побеседуем.
– Я бы предпочел воздержаться от беседы.
– Боюсь, что это необходимо. Входите, Баррент, я не кусаюсь.
– Я арестован?
– Конечно, нет. Мы просто немного потолкуем. Сюда, сэр, сюда. Устраивайтесь поудобнее.

Глава 28

Дравивиан провел его в просторную комнату, обшитую панелями орехового дерева. Массивная черная мебель, покрытая искусной резьбой, поблескивала лаком. Высокий прямой стол производил впечатление антикварной вещи. Одну стену закрывал тяжелый выцветший гобелен с изображением средневековой охоты.
– Вам нравится? – спросил Дравивиан. – Все здесь сделано руками членов моей семьи. Гобелен вышила жена, скопировав его с оригинала в музее «Метрополитен». Мебель смастерили два моих сына. Они хотели что-нибудь старинное и в испанском стиле, но более удобное; отсюда некоторая модификация линий. Мой собственный вклад увидеть нельзя: я специализируюсь на музыке периода барокко.
– В свободное от работы в полиции время? – спросил Баррент.
– Именно. – Дравивиан отвернулся от Баррента и задумчиво посмотрел на гобелен. – Мы еще вернемся к вопросу о полиции. Скажите сперва, что вы думаете о комнате?
– Она очень красива, – произнес Баррент.
– И?..
– Ну... я не судья...
– Вы должны быть судьей, – подчеркнул Дравивиан.– В этой комнате – вся цивилизация Земли в миниатюре. Скажите прямо, что вы о ней думаете?
– Она кажется безжизненной, – проговорил Баррент.
Дравивиан улыбнулся.
– Вы выбрали удачное слово. Пожалуй, еще точнее – замкнутая на себя. А ведь это комната людей высокого статуса. Сколько творческих усилий было затрачено на артистичное улучшение древних стилей! Моя семья воссоздала кусочек испанского прошлого, как другие воссоздают кусочки истории майя или Океании. И все же налицо пустота. Наши автоматические заводы производят одни и те же продукты. Так как товары у всех одинаковы, нам приходится изменять их, улучшать, украшать и такими способами выражать себя. Вот что происходит на Земле, Баррент. Наша энергия и способности уходят на никчемные цели; личность замкнулась в себе. Мы воссоздаем старинную мебель, хлопочем о ранге и статусе, а тем временем нас тщетно ждут неисследованные планеты. Мы давно кончили развиваться. Стабильность принесла застой, и мы ему подчинились. Мы социализированы настолько, что личности не осталось никаких способов самовыражения, она может только замкнуться в себе или тратить энергию на самые ничтожные цели. Полагаю, вы в свое время навидались этого на Земле?
– Я-то да. Но ни за что бы не поверил, что услышу такие слова от Шефа Секретной Полиции.
– Я не обычный человек, – усмехнулся Дравивиан. – И Секретная Полиция – не обычное учреждение.
– Но, очевидно, очень эффективное! Как вы узнали обо мне?
– Ну, это было просто. Большинство населения Земли натаскано на бдительность с детства. Это же наша древняя традиция. Почти все встретившиеся вам люди распознали в вас чужака. Вы выделялись, как волк среди овец, и мне немедленно сообщили.
– Ясно, – сказал Баррент. – Что же теперь?
– Хотелось бы послушать ваш рассказ об Омеге.
Баррент рассказал Дравивиану о своей жизни на планете преступников.
– Так я и думал, – со слабой улыбкой произнес Шеф Cекретной Полиции. – То же самое происходило в свое время в Америке и Австралии. Конечно, разница есть: вы совершенно изолированы от родины. Но у вас та же яростная энергия, та же жестокость.
– Что вы собираетесь со мной сделать?
Дравивиан пожал плечами.
– Какое это имеет значение! Предположим, я убью вас. Но вашу Группу на Омеге не удержать от засылки других шпионов или захвата одного из тюремных кораблей. Как только омегиане начнут действовать, они неизбежно обнаружат правду.
– Какую правду?
– А вы еще не догадались? На Земле около восьми столетий не было войн. Мы не знаем, как сражаться. Сторожевые корабли вокруг Омеги – чистое надувательство, одна видимость. Они полностью автоматизированы и запрограммированы на условия, которые существовали сотни лет назад. Решительная атака – и корабль ваш, а за ним и все остальные. После этого ничто не в состоянии остановить приход омегиан на Землю, а Земля не в состоянии с ними бороться. Вот почему у заключенных смывают память. Уязвимость Земли должна быть скрыта.
– Если вы все это осознаете, то почему ваши руководители ничего не предпринимают?
– Сначала у нас было такое намерение, но лишь одно намерение. Мы предпочитали не задумываться всерьез. Казалось, что статус-кво сохранится навеки. Нам не хотелось думать о том, что будет, когда омегиане вернутся на Землю.
– Но что-то же вы собирались делать – вы и ваша полиция?
– Я тоже всего лишь видимость. У меня нет полиции. Пост Шефа Полиции – почетная синекура. Вот уже почти век, как Земле не нужна полиция.
– Она вам потребуется, когда омегиане вернутся домой, – заметил Баррент.
– Да. Опять начнутся беспорядки, преступления. Однако я верю, что конечный сплав получится удачный. У омегиан есть энергия, воля, стремление достичь звезд. А Земля придаст вам спокойствие и стабильность. Каковы бы ни были результаты, объединение неизбежно. Мы слишком долго жили во сне. И, чтобы пробудить нас, потребуются сильнодействующие средства. – Дравивиан поднялся на ноги. – А теперь, когда судьбы Земли и Омеги решены, по глотку освежительного?

Глава 29

С помощью Шефа Полиции Баррент с очередным кораблем всю информацию отправил на Омегу. Послание сообщало о положении на Земле и требовало немедленных действий. После этого Баррент мог приступить к выполнению своей собственной задачи: найти солгавшего информатора и судью, приговорившего его к наказанию за преступление, которого он не совершал. Баррент чувствовал, что, когда он найдет их, у него восстановится утраченная часть памяти.
Ночным экспрессом он поехал в Янгерстан. Подозрения, обострившиеся еще на Омеге, не давали ему покоя. Все было уж слишком ясно и просто...
Он приехал рано утром. Аккуратные ряды домов казались такими же, как и везде, но для Баррента они были по-особому, щемяще знакомыми. Он помнил свой город, и его однообразие казалось ему особым, полным значения. Здесь он родился и рос.
Вот магазин Гротмейера, а напротив через дорогу – дом Хавнинга, местного призера по оформлению интерьеров. А там жил Билли Хавлок, его лучший друг; они вместе мечтали стать звездоплавателями и остались хорошими друзьями после окончания школы – пока Баррента не сослали на Омегу.
Дом Эндрю Теркалера. А рядом школа; Баррент помнил ее. Он помнил, как каждый день заходил в закрытый класс, но не мог вспомнить, чему там учился.
Вот здесь, у двух исполинских вязов, произошло убийство. Баррент подошел к этому месту и вспомнил, как все случилось. Он возвращался домой. Откуда-то сзади донесся крик. Баррент обернулся и увидел, как по улице побежал человек – Иллиарди – и что-то бросил ему. Баррент инстинктивно схватил этот предмет и обнаружил, что держит запрещенное оружие. Через два шага он наткнулся на мертвого Эндрю Теркалера.
А потом? Смятение, паника. Ощущение, что кто-то наблюдает за ним, стоящим над трупом с оружием в руках. Там, в конце улицы, было убежище, в котором он скрылся...
Баррент подошел ближе и узнал будку робота-исповедника. Он заглянул в будку. В маленьком помещении ощущался слабый запах ладана. Единственный стул стоял перед сложной, ослепительно сверкающей панелью.
– Доброе утро, Уилл.
Услышав механический голос, Баррент внезапно ощутил беспомощность. Он вспомнил. Этот бесстрастный голос все знал, все понимал и ничего не прощал. Искусственный голос разговаривал с ним, выслушивал, а затем выносил приговор. В своем сне Баррент персонифицировал его в образ судьи.
– Ты помнишь меня? – спросил Баррент.
– Конечно, – сказал робот-исповедник. – Ты был одним из моих прихожан, пока не попал на Омегу.
– Это ты сослал меня!
– За убийство.
– Но я не совершал преступления! – закричал Баррент. – Ты не мог не знать этого!
– Разумеется, я знал, – произнес робот-исповедник. – Но мои обязанности строго определены. Я приговариваю в соответствии со свидетельствами, а не интуицией. Сомнения толкуются в пользу обвинения. Фактически само присутствие передо мной человека, обвиняемого в убийстве, может служить серьезным основанием для подозрения в виновности.
– Против меня были показания?
– Да.
– Кто их дал?
– Я не могу открыть его имя.
– Ты должен, – сказал Баррент. – На Земле наступает другое время. Заключенные возвращаются.
– Я ожидал этого, – промолвил робот-исповедник.
– Мне нужно имя информатора, – сказал Баррент, вытащив иглолучевик и направив его на панель.
– Машину невозможно принудить.
– Назови имя! – крикнул Баррент.
– Не скажу для твоего же блага. Опасность слишком велика. Поверь мне, Уилл...
– Имя!
– Хорошо. Ты найдешь информатора на Кленовой улице, тридцать пять. Но я искренне советую не ходить туда. Ты погибнешь. Ты просто не знаешь...
Баррент нажал на курок, узкий луч прорезал панель. Лампочки вспыхнули и померкли, когда он дошел до замысловатого переплетения проводов. Потом они погасли навсегда, и от панели потянулся серый дымок.
Баррент вышел из будки, положил иглолучевик в карман и направился в сторону Кленовой улицы.
Он бывал здесь прежде. Ему была знакома эта улица на холме, круто поднимающаяся вверх между кленами и дубами. Эти фонарные столбы – его старые приятели, та трещина в асфальте памятна ему с детства. Здания, знакомые до боли, казалось, застыли в ожидании, будто зрители последнего действия полузабытой драмы.
Он стоял напротив дома № 35 на Кленовой улице. Тишина, окутавшая этот простой домик с белыми ставнями, казалась ему зловещей. Баррент достал из кармана иглолучевик, тщетно пытаясь побороть себя. Затем поднялся по аккуратным каменным ступеням и нажал на ручку. Дверь открылась. Он шагнул внутрь.
Смутно проступали контуры мебели, тускло поблескивали картины на стенах, статуэтка на подставке из слоновой кости. Сжав лучевик в руке, он ступил в следующую комнату.
И оказался лицом к лицу с информатором.
Глядя ему в глаза, Баррент вспомнил. В захлестывающем потоке памяти он видел себя – маленького мальчика, входящего в закрытый класс. Он вновь слышал убаюкивающий гул машин, видел, как мерцают и вспыхивают красивые огоньки, в уши лился вкрадчивый голос. Сперва голос вселял ужас, то, что он внушал, было невообразимо. Затем постепенно Баррент начал привыкать к голосу, как привыкал ко всем странностям закрытого класса.
Он обучался. Машины учили на глубоком, подсознательном уровне. Они растворяли свои наставления в основных внутренних импульсах, вплетая узор усвоенных норм поведения в ткань жизненных инстинктов. Затем блокировали сознательную память об уроках, наглухо закрывали ее – и переплавляли.
Чему его учили?
Ради социального блага ты должен сам себе быть свидетелем и полицейским. Ты должен нести ответственность за любое преступление, которое предположительно мог совершить.
На Баррента бесстрастно смотрел информатор – собственное лицо, отраженное в зеркале на стене.
Он донес сам на себя. Когда он стоял в тот день с оружием в руках, глядя на убитого человека, усвоенные подсознательные процессы взяли верх. Вероятность вины была слишком большой; она превратилась в саму вину. Баррент пошел к роботу-исповеднику и дал полное и убедительное свидетельство против себя самого, донес на себя.
Робот-исповедник вынес приговор, и Баррент покинул будку. Хорошо обученный на занятиях, он взял себя под арест и отправился в ближайший Центр контроля мыслей в Трентоне. Частичная амнезия уже наступила, спущенная пружиной уроков закрытого класса.
Опытные техники-андроиды потрудились, чтобы завершить амнезию, стереть последние остатки памяти. Как стандартный предохранитель против возможного ее возвращения, они внедрили в подсознание логичную версию убийства и насадили слепую веру в мощь Земли.
Запрограммированный Баррент добрался на специальном транспорте до космопорта, взошел на борт тюремного корабля и закрыл за собой дверь своей камеры. Там он спал до Контрольного Пункта, пока его не разбудили прибывшие охранники...
Теперь, когда он смотрел на свое лицо в зеркале, последнее из бессознательно усвоенных наставлений всплыло в сознании.
Уроки закрытого класса никогда не должны выйти из подсознания. В противном случае человек обязан немедленно произвести акт самоубийства.
Он понял, почему победа на Земле досталась ему так легко: он просто никого не победил. Земле не нужна была служба безопасности, потому что в мозг каждого человека были вмонтированы и полицейский, и палач. Под поверхностью мягкой и приятной культуры Земли была увековечена цивилизация роботов. И осознание существования этой цивилизации каралось смертью.
Именно здесь, именно сейчас началась настоящая битва за Землю.
Заученные образцы поведения заставили Баррента поднять оружие и направить себе в голову. Вот о чем пытался его предупредить робот-исповедник, вот что видела девушка-мутантка. Прежний Баррент, запрограммированный на абсолютное и бездумное повиновение, должен был убить себя.
Возмужавший Баррент, прошедший школу жизни на Омеге, восстал против этого слепого желания.
Баррент против Баррента. Два человека боролись за обладание оружием, за контроль над телом, за власть над разумом.
Иглолучевик остановился в дюйме от головы. Мушка качнулась. Затем медленно Баррент-омегианин, Баррент-2, отвел оружие.
Его победа была недолгой. Уроки закрытого класса швырнули Баррента-2 в яростную схватку с неумолимым и жаждущим смерти Баррентом-1.

Глава 30

Двух Баррентов закинуло через субъективное время в те критические точки прошлого, где смерть ждала рядом, где пересыхал поток жизни, где установилось предрасположение к гибели. Баррент-2 заново переживал эти моменты. Но на сей раз опасность была увеличена злокачественной половиной его личности – Баррентом-1.
Баррент-2 стоял под слепящим светом на обагренном кровью песке Арены с мечом в руке. Это были омегианские Игры. На него надвигался саунус, бронированная рептилия с ухмыляющимся лицом Баррента-1.
Он отсек чудовищу хвост, и тот превратился в трех трихомотред – существ размером с крысу, с лицами Баррента и повадками взбесившейся росомахи. Двух он убил, а третья оскалилась и до кости прокусила его левую ладонь. Он поразил ее мечом и смотрел, как вытекает на сырой песок кровь Баррента-1...
...Трое оборванных мужчин сидели, смеясь, на скамье, а девушка протягивала ему оружие. «Удачи. Надеюсь, вы знаете, как с ним обращаться». Баррент пробормотал слова благодарности, прежде чем заметил, что девушка перед ним – не Моэра, а мутантка, предсказавшая его гибель. Он вышел на улицу и столкнулся с тремя Хаджи.
Двое были безликими незнакомцами. Третий, Баррент-1, быстро выступил вперед и вытащил пистолет. Баррент-2 кинулся на землю и, нажав на курок своего оружия, почувствовал, как оно завибрировало в руке. Голова и плечи Баррента-1 потемнели и стали распадаться. Снова прицелиться он не успел – пистолет вырвало из руки дикой силой. Предсмертный выстрел Баррента-1 задел ствол.
Он отчаянно рванулся за оружием и, катясь вперед, заметил, как в него целится второй Хаджи, тоже с лицом Баррента. Баррент-2 почувствовал резкую боль в руке, уже прокушенной зверем, но сумел выстрелить и остался наедине с третьим, который тоже превратился в Баррента-1. Рука начинала каменеть, но он заставил себя нажать на курок...
«Ты играешь в их игру, – говорил себе Баррент-2. – Смертоносная воля измучит тебя и прикончит. Надо вырваться. Ведь ничего этого нет, это только в твоем воображении...»
Но думать было некогда. Он стоял в большом круглом каменном подвале в Департаменте Юстиции. Отбрасывая черные блики, навстречу катилась металлическая машина почти в четыре фута высотой. Из сияющей огнями поверхности на него смотрело ненавистное лицо Баррента-1.
Теперь враг был в облике Макса, такой же лживый и стилизованный, как фальшивые сны о Земле. Баррент-1 выпустил гибкое суставчатое щупальце, заканчивающееся ножом. Баррент-2 уклонился, и нож царапнул по камню.
«Ты сражаешься с половиной самого себя, это смертельная иллюзия».
Но он не мог поверить. На него снова надвигался Баррент-машина, блестя зелеными капельками вещества, в котором Баррент-2 немедленно узнал контактный яд. Он бросился в сторону, стараясь избежать гибельного прикосновения.
«Оно не смертельно», – сказал он себе.
Нейтрализатор омыл металлическую поверхность. Машина разогналась и со страшной силой ударила не успевшего отпрянуть Баррента. Он почувствовал, как затрещали ребра.
«Все это ненастоящее! Ты позволяешь навязанным рефлексам довести себя до смерти».
Но боль была реальной, как и увесистая стальная дубинка, ударившая его в плечо. Баррент пошатнулся.
Его охватил ужас – не перед смертью вообще, а перед смертью слишком близкой: ведь он не успел предупредить омегиан о главной опасности, глубоко внедренной в их сознание. Кроме него, больше некому было предупредить о гибели, грозившей каждому, кто сумеет восстановить настоящую память о Земле. Если бы выжить... он бы придумал, как очистить сознание... Баррент собрал последние силы. С детства приученный нести ответственность за все общество, он не мог позволить себе умереть, когда его знания необходимы Омеге.
«Это ненастоящая машина», – твердил он себе, когда Баррент-1 черной полусферой надвигался с дальнего конца помещения. Он пытался заглянуть за машину, увидеть регулярные уроки в классе, создавшем чудовище...
Я – это ненастоящая машина.
Он поверил.
И ударил кулаком в ненавистное лицо, отразившееся в металле. Испепеляющая боль ослепила его, и он на миг потерял сознание. Когда он пришел в себя, то увидел, что находится у себя дома, на Земле. Рука и плечо гудели, несколько ребер, пожалуй, было сломано. Из раны на левой руке текла кровь.
Но своей порезанной и окровавленной правой рукой он разбил зеркало. Зеркало и Баррента-1 – окончательно и бесповоротно.