1 2 3 4 
    
— Герой не должен так себя вести! — сказал врач, откидывая одеяло и подтыкая его под тюфяк. — Ты же герой, солдат, чья храбрость, находчивость, преданность долгу, боевой дух, самоотверженность и меткость спасли наш корабль. Защитные поля были пробиты, машинное отделение разрушено, артиллеристы убиты, корабль лишился управления, вражеский дредноут готовился нас прикончить, но тут явился ты, словно ангел мщения, весь израненный, почти при смерти, и из последних сил дал залп, звук которого услышал весь флот, тот самый залп, который уничтожил врага и спас нашу славную старушку «Фанни Хилл». — Врач вручил Биллу листок бумаги. — Сам понимаешь, это цитата из официального приказа, а я лично думаю — тебе элементарно подфартило.
    
— Вы просто завидуете! — хмыкнул Билл, которому его новая роль героя начинала нравиться.
    
— Брось эти фрейдистские штучки! — рявкнул врач и тут же горестно всхлипнул: — Всю жизнь мечтал быть героем, а сам только и делаю, что пришиваю им руки да ноги. Сейчас снимем повязку.
    
Солдаты сгрудились у кровати, наблюдая, как врач отсоединяет проволочные тяжи и разматывает бинты.
    
— Как моя рука, док? — вдруг заволновался герой.
    
— Сгорела как котлета. Пришлось ампутировать.
    
— А это что? — с ужасом взвизгнул Билл.
    
— Эту руку я отрезал от трупа. После боя их было предостаточно. Потеряно около сорока двух процентов экипажа. Клянусь, я только и делал, что пилил, рубил и сшивал.
    
Последний бинт упал на пол, и солдаты восторженно за-ахали.
    
— Смотри, какая шикарная лапа!
    
— А ну-ка пошевели пальцами!
    
— Чертовски аккуратный шов на плече — глянь, какие ровные стежки.
    
— Экая она мускулистая, здоровенная и длиннющая, совсем не похожа на ту коротышку справа.
    
— А черная какая! Вот это цвет так цвет!
    
— Это рука Тембо! — зашелся в крике Билл. — Заберите ее обратно!
    
Он рванулся с кровати, но рука тащилась за ним. Его силой Уложили на подушки.
    
— Тебе же дико повезло, дубина! Получил такую лапищу, да еще от друга!
    
— Он бы обрадовался, если б узнал, что она досталась тебе!
    
— Теперь у тебя навсегда сохранится о нем память!
    
Рука действительно была хороша. Билл согнул ее и пошевелил пальцами, поглядывая на них с недоверием. Кисть работала нормально. Он потянулся и схватил за руку одного из солдат. У того захрустели кости, он заорал от боли и попятился. Билл внимательно посмотрел на свою новую руку и вдруг начал изрыгать проклятия в адрес врача:
    
— Кретин, костоправ проклятый! Клистирная затычка! Хороша работа — это же правая рука!
    
— Ну, правая! И что же?
    
— Так ты же мне отрезал левую! Теперь у меня две правые руки!
    
— Слушай! Левых было маловато. Я же не волшебник! Сделал для тебя все, что мог, а ты еще ругаешься! Будь доволен, что я тебе вместо нее ногу не пришпандорил. — Он злобно ухмыльнулся. — Или кое-что другое…
    
— Отличная рука, Билл, — сказал солдат, растирая пострадавшую кисть. — Тебе крупно повезло. Сможешь отдавать честь любой рукой — так больше ни у кого не получится.
    
— Верно, — скромно сказал Билл, — мне это просто в голову не пришло. В самом деле повезло.
    
Он попытался отдать честь левой-правой рукой, она послушно согнулась в локте, а пальцы потянулись к виску. Солдаты вытянулись по стойке «смирно» и тоже откозыряли. Дверь со скрипом отворилась, в нее просунулась офицерская голова.
    
— Вольно, парни! Это неофициальный визит Старика.
    
— Сам капитан Зекиаль!
    
— Никогда не видел Старика!
    
Солдаты чирикали, как воробьи, и нервничали, как девственницы в первую брачную ночь. В палату вошли еще три офицера, а за ними — нянька, которая вела за руку десятилетнего дегенерата в капитанском мундире со слюнявчиком.
    
— Бу-у-у… пьиветик, мальчики, — сказал капитан.
    
— Капитан выражает вам свое почтение, — сухо пояснил лейтенант первого ранга.
    
— Это ты, который в кьяватке?
    
— И в первую очередь герою сегодняшнего дня.
    
— Чего-то я еще хотел сказать, а чего?..
    
— И далее он желает проинформировать доблестного воина, спасшего наш крейсер, что ему присвоено звание заряжающего 1-го класса, каковой чин автоматически продлевает срок службы на семь лет, а после выписки из госпиталя доблестный герой с первой же оказией будет отправлен на имперскую планету Гелиор, где император лично вручит ему «Пурпурную стрелу» с «Подвеской туманности Угольного Мешка».
    
— Хочу пи-пи…
    
— А теперь служебные обязанности призывают капитана на капитанский мостик. Посему он шлет вам всем свои наилучшие пожелания.
    
— Не слишком ли молод наш Старик для своего поста? — поинтересовался Билл, когда свита с капитаном удалилась.
    
— Что ты! Он даже постарше многих. — Врач рылся в куче иголок для инъекций, выискивая самую тупую. — Запомни, капитаном может стать только настоящий аристократ, но даже нашей многочисленной аристократии не хватает для такой обширной галактической Империи. Приходится довольствоваться тем, что есть. — Врач выбрал самую погнутую иглу и вставил шприц.
    
— Ладно, мне ясно, почему он так молод, но не кажется вам, что он несколько глуповат для своей работы?
    
— Берегись, ты же оскорбляешь Его Величество, болван! Тут удивляться нечему: Империи уже более двух тысяч лет, аристократия воспроизводится исключительно инбридингом, в результате — дефективные гены и вырождение; вот и получаются наследнички, способные украсить своим присутствием любой дурдом. Наш Старик еще ничего, у него только мозги набекрень, а посмотрел бы ты на капитана моего прежнего корабля!
    
Врач содрогнулся и с яростью вонзил иглу в филейную часть Билла. Тот заорал и с грустью посмотрел на струйку крови, медленно сочившуюся из проделанной в его шкуре дыры.
    
Дверь закрылась. Билл лежал в полном одиночестве, рассматривая голую стену и свои перспективы. Итак, он заряжающий 1-го класса, и это хорошо. Но принудительное продление срока службы уже менее приятно. Настроение у него упало. Захотелось поболтать с друзьями, но тут он вспомнил, что все они погибли, и настроение упало еще больше. Билл попытался найти какую-нибудь более веселую тему для размышлений, но ничего не мог придумать, пока не обнаружил, что умеет пожимать руку самому себе. Это открытие его несколько развеселило.
    
Он откинулся на подушку и здоровался с собой за руку до тех пор, пока не уснул.
   
  
  
   
    
Книга вторая
    
Крещение в купели атомного реактора
   
   
    
     
Глава 1
    
    
Прямо перед пассажирами в носовом конце цилиндрической ракеты местных сообщений находился огромный иллюминатор — гигантский щит из бронированного стекла, за которым летели изодранные в клочья облака. Билл с комфортом расположился в антиперегрузочном кресле, с любопытством разглядывая эту живописную картину. В тесном салоне могло разместиться человек двадцать, но сейчас пассажиров было только трое, включая Билла. Рядом с ним сидел (Билл старался как можно реже смотреть в ту сторону) бомбардир 1-го класса, выглядевший так, будто им выстрелили из его собственного орудия. На пластмассовом лице бомбардира выделялся единственный налитый кровью глаз. В сущности, бомбардир представлял собой что-то вроде самоходной корзины, так как все четыре отсутствующие конечности ему заменяли поблескивающие металлом устройства — сплошные сияющие поршни, электронные панели и закрученные спиралью провода. Бомбардирская эмблема была приварена к стальной раме, служившей одним из предплечий. Третий пассажир, здоровенный пехотный сержант, захрапел сразу после пересадки с межзвездного корабля на челночную ракету.
    
— Эх, блин, так тебя и разэдак! Нет, ты только глянь сюда! — ликовал Билл, когда ракета наконец пробила облака и внизу засияла золотая сфера Гелиора — имперской планеты, столицы десяти тысяч солнц.
    
— Альбедо — будь здоров! — прокричал откуда-то из-под пластикового покрытия бомбардир. — Аж глазу больно!
    
— Еще бы! Чистое ж золото! Это даже представить себе невозможно — планета, покрытая чистым золотом!
    
— Действительно невозможно, да я в это и не верю. Слишком дорогое удовольствие. А вот вообразить планету, покрытую анодированным алюминием, — это сколько угодно. Тем более что так оно и есть.
    
Теперь, когда Билл пригляделся и увидел, что поверхность планеты сверкает действительно совсем не так, как должно блестеть настоящее золото, настроение его слегка подпортилось. Однако он заставил себя приободриться. Пусть они отняли у него мечту о золоте, но со славой Гелиора этого не произойдет! Гелиор все равно останется средоточием Империи, недремлющим и всеведущим оком в самом сердце Галактики! Известие о малейшем происшествии на любой планете, на любом космическом корабле немедленно поступает сюда, классифицируется, кодируется, заносится в реестры, аннотируется, рассматривается, теряется, обнаруживается вновь, принимается к сведению и становится руководством к действию. С Гелиора поступают приказы, которые управляют мирами людей и защищают эти миры от угрозы вторжения чужаков. Гелиор — рукотворная планета; все ее моря, горы и континенты покрыты металлическим щитом толщиной в несколько миль, образующим множество этажей и уровней; все ее население подчинено одной-единственной идее — идее власти.
    
Все ближе и ближе придвигается сияющая поверхность планеты — вот уже видны бесчисленные звездолеты всевозможных размеров и конструкций, в черном небе мерцают огни идущих на посадку и взлетающих ракет. И вдруг — неожиданная вспышка, а затем полная тьма в иллюминаторе.
    
— Крушение! — ахнул Билл. — Мы погибли!
    
— Типун тебе на язык! Это просто-напросто обрыв ленты. Поскольку на этом корыте нет ни одного золотопогонника, механик не стал запускать ее снова.
    
— Так это было кино…
    
— А ты как думал? У тебя что, крыша поехала? Ты ж понимаешь — будут они в обычных челноках делать такие огромные окна, да еще на носу, где трение при вхождении в атмосферу моментально прожгло бы в них дырки! Конечно, кино… Да к тому же, по-моему, ленту показали задом наперед. Скорее всего на Гелиоре сейчас уже давно ночь.
    
Пилот при посадке чуть не раздавил их в лепешку, придав ракете ускорение в 15 g (он, видимо, тоже знал, что на борту нет офицеров), и пока солдаты пытались вправить сместившиеся позвонки и затолкать на место глаза, повылезавшие из орбит, люк с грохотом открылся. На планете была глубокая ночь, да еще и с дождем. Помощник 2-го класса по пассажирской части просунул в каюту голову и одарил их профессионально дружелюбной улыбкой.
    
— Приветствую вас на Гелиоре — имперской планете тысячи наслаждений… — Его лицо исказилось привычной гримасой: — Разве с вами, подонки, нет офицеров? А ну катитесь отсюда, да помогите разгрузить урановую руду, нам нужно уложиться в расписание.
    
Билл с бомбардиром сделали вид, что не слышат; помощник по пассажирской части протиснулся к спящему сержанту, храпевшему, словно испорченный мотор (что ему такая мелочь, как ускорение в 15 g!), и попытался растормошить его. Храп перешел в сдавленное рычание, прерванное диким воплем помощника по пассажирской части, которому спящий двинул коленом в пах. Продолжая что-то бормотать, сержант вслед за остальными покинул ракету и помог установить разъезжающиеся стальные подпорки бомбардира на скользкой поверхности взлетной площадки. Солдаты равнодушно смотрели, как из грузового отсека прямо в глубокую лужу приземлились их вещмешки. Под занавес мстительный помощник по пассажирской части сделал им еще одну мелкую пакость: отключил силовое поле, защищавшее их от дождя, так что они моментально вымокли до нитки и заледенели на холодном ветру.
    
Ветераны взвалили на плечи рюкзаки — бомбардир тащил свой вещмешок на платформе с колесиками — и зашлепали к ближайшим огонькам, тускло светившим сквозь колючие струи дождя примерно в миле от места посадки. На полпути бомбардир вырубился из-за короткого замыкания в проводке; Билл с сержантом подсунули под него платформу, покидали ему на колени рюкзаки — и приобрели на оставшийся отрезок пути удобную ручную тележку.
    
— Вот так штука, из меня вышла недурная тачка для багажа, — пробасил бомбардир.
    
— Не выступай! — ответил ему сержант. — По крайней мере, ты заимел вполне приличную цивильную профессию. — Сержант пинком распахнул дверь, и их окутало блаженное тепло штабного помещения.
    
— Не найдется ли у вас банки растворителя? — спросил Билл у сидевшего за барьером клерка.
    
— Ваши проездные документы! — потребовал тот, проигнорировав вопрос.
    
— Растворитель есть у меня в мешке, — сказал бомбардир;
    
Билл, развязав мешок, принялся за поиски.
    
Они протянули свои документы, вытащив бумаги бомбардира из нагрудного кармана, и клерк сунул их в прорезь огромной машины, стоявшей за спиной. Машина зажужжала и замигала огоньками, а Билл тем временем обработал растворителем все контакты в электропроводке бомбардира, не оставив на них ни капли воды. Прогудел сигнал, и машина изрыгнула документы; из другого отверстия с тиканьем выползла длинная печатная лента. Клерк подхватил ее конец и быстро пробежал глазами.
    
— Попались, голубчики, — произнес он с садистским удовольствием. — Вам троим должны вручить «Пурпурную стрелу» на торжественной церемонии в присутствии самого императора, но киносъемка начнется ровно через три часа. За это время вам туда нипочем не добраться.
    
— Не твое собачье дело, — огрызнулся сержант. — Мы ведь только что сошли с корабля. Выкладывай, куда идти-то!
    
— Район 1457-Д, уровень К-9, квартал 823-7, коридор 492, студия 34, комната 62, спросить режиссера Ратта.
    
— И как же нам туда добираться? — поинтересовался Билл.
    
— Меня можешь не спрашивать, я у них не служу. — Клерк швырнул на барьер три квадратных тома толщиной около фута со стальными цепями, приваренными к корешкам. — Ищите дорогу сами — вот ваши поэтажные планы. За них придется расписаться, утеря плана — подсудное дело, карается…
    
Внезапно осознав, что он здесь один, лицом к лицу с тремя ветеранами, клерк мертвецки побледнел и потянулся к красной кнопке. Не успел он дотронуться до нее, как металлическая рука бомбардира, выбрасывая снопы искр и клубы дыма, пригвоздила его палец к стойке. Сержант склонился над барьером, приблизившись вплотную к клерку, и произнес низким, леденящим душу голосом:
    
— Мы не будем искать дорогу сами. Ты покажешь нам ее. Давай сюда гида!
    
— Гиды только для офицеров, — попытался возразить несчастный и громко икнул, когда стальной палец, похожий на толстый прут, ткнул его в живот.
    
— Можешь считать нас офицерами, — выдохнул сержант, — Мы не возражаем.
    
Клацая зубами, клерк заказал гида. Маленькая железная дверца напротив стойки со стуком отворилась. У гида было цилиндрическое стальное туловище на шести колесах, голова, напоминающая голову гончей, и пружинный блестящий хвост.
    
— Ко мне! — скомандовал сержант.
    
Гид кинулся к нему, высунув изо рта красный пластиковый язык и издавая механическое пыхтение, слегка заглушаемое стуком шестеренок. Сержант взял конец печатной ленты и быстро набрал код 1457-Д К-9 823-7 492 ст. 34 62, нажимая на кнопки, расположенные на голове гида. Тот звонко тявкнул несколько раз, захлопнул пасть, вильнул хвостом и помчался по коридору. Ветераны последовали за ним.
    
Больше часа они мотались по бегущим дорожкам и эскалаторам, тряслись в пневмокарах по монорельсовым дорогам и движущимся тротуарам, скользили с этажа на этаж в антигравитационных лифтах, пока, наконец, не добрались до комнаты № 62. В самом начале пути, сидя на скамеечке бегущей дорожки, солдаты прикрепили цепи поэтажных планов к поясным ремням: даже Биллу было понятно без объяснений, какую ценность представляет собой путеводитель в этом городе размером с планету. У двери комнаты № 62 гид трижды пролаял и укатил прочь, прежде чем они успели его схватить.
    
— Жаль, надо было быть половчее, — сказал сержант. — Эта штука дорогого стоит.
    
Он пнул ногой дверь и явил их взорам толстого мужчину, который сидел за письменным столом и орал в видеофон:
    
— Плевал я на ваши извинения! Из извинений шубу не сошьешь! Я знаю одно: график съемок на грани срыва, простаивают готовые к работе камеры, а главных действующих лиц нет как нет! Я задаю вам вопрос, и что же я слышу в ответ… — Он поднял глаза и завопил: — Вон! Убирайтесь вон! Вы что, не видите: я занят!
    
Сержант схватил видеофон, шваркнул его об пол и растоптал в пыль дымящиеся мелкие осколки.
    
— Здорово ты насобачился добиваться внимания, — сказал Билл.
    
— Два года непрерывных боев заставят насобачиться, — ответил сержант, угрожающе скрипнув зубами. — Мы прибыли, Ратт, что нам делать дальше?
    
Расшвыривая обломки видеофона, Ратт шагнул вперед и распахнул дверь за письменным столом.
    
— По местам! Дать освещение! — заорал он.
    
Поднялся невообразимый шум, вспыхнули ослепительные софиты. Прибывшие за наградами ветераны вышли вслед за Раттом на огромную шумную сцену, заполненную суетливо бегающими людьми. Камеры на моторизованных тележках и кранах ползали вокруг съемочной площадки, боковины и задник которой изображали тронный зал. Окрашенные стеклянные окна создавали иллюзию яркого солнечного света, трон был выхвачен золотистым лучом прожектора. Подгоняемая визгливыми приказаниями режиссера, толпа придворных и высших воинских чинов выстроилась перед троном.
    
— Он обозвал их кретинами, — в ужасе прошептал Билл. — Его же расстреляют за это!
    
— Ну и осел же ты все-таки, — сказал бомбардир, разматывая провод со своей правой ноги и втыкая его в розетку, чтобы подзарядить батареи. — Ведь это актеры! Станут они для такого дела тревожить настоящих придворных, как же!
    
— Времени до прибытия императора у нас хватит только на одну репетицию, так что смотрите внимательно! — Режиссер Ратт вскарабкался на императорский трон и устроился там поудобнее. — Я буду императором. Теперь вы, виновники торжества: ваша роль самая простая, попробуйте только завалить! Времени для дублей у нас не будет. Вы станете сюда и, когда я крикну «Мотор!», замрете по стойке «смирно», как учили, не зря же вы жрали хлеб налогоплательщиков! Эй ты, который слева, в птичьей клетке, — выруби немедленно свои треклятые моторы, ты нам забьешь всю звуковую дорожку! Только скрипни еще тормозами, я тебя враз обесточу! Внимание! Вы будете стоять смирно, пока не услышите свою фамилию, после чего сделаете шаг вперед и снова замрете. Император нацепит на вас ордена, вы отдадите честь, а затем — руки по швам и шаг назад. Дошло? Или это слишком сложно для ваших недоразвитых мозгов, забитых всякой дрянью?
    
— А пошел бы ты! — рыкнул сержант.
    
— Очень остроумно! Ну ладно, попробуем. Начали!
    
Они успели прорепетировать всю церемонию дважды, когда наконец пронзительно взвизгнули горны и шесть генералов с лучевыми пистолетами на взводе вошли в зал и встали спиной к трону. Все статисты, операторы, механики, даже сам режиссер Ратг согнулись в поклоне, а ветераны вытянулись в струнку. Император прошаркал к помосту, взобрался на него и плюхнулся на трон.
    
— Продолжайте… — сказал он скучным голосом и негромко рыгнул, прикрыв рот ладонью.
    
— Мотор! — заорал режиссер во всю мощь своих легких и выскочил из кадра.
    
Загремела музыка, и церемония началась. Когда церемониймейстер зачитал приказ с описанием подвигов, за которые герои сподобились получить благороднейшую из всех наград — «Пурпурную стрелу» с «Подвеской туманности Угольного Мешка», император поднялся со своего трона и величественно прошествовал вперед. Первым стоял пехотный сержант; Билл краем глаза видел, как император взял из поданной ему коробочки разукрашенный золотом, серебром, рубинами и платиной орден и пришпилил его к груди воина. Сержант отступил назад, и настала очередь Билла. Где-то далеко, за тридевять земель, громоподобный голос произнес его имя. Билл шагнул вперед, до последних мелочей соблюдая ритуал, тщательно отработанный в лагере имени Льва Троцкого. Перед ним стоял самый обожаемый человек Галактики. Длинный распухший нос, украшавший триллионы банкнот, был повернут прямо к нему. Выступающая вперед верхняя челюсть с торчащими наружу зубами, не сходившая с миллиардов телевизионных экранов, шевельнулась, и императорские уста произнесли Биллово имя. Косой императорский глаз смотрел прямо на него! Волна обожания поднялась в груди Билла подобно громадному валу прибоя, с грохотом бьющего в берег, и он отдал честь самым изысканным образом, на какой только был способен.
    
Откозырял он, надо сказать, блистательно, поскольку на свете не так уж много людей с двумя правыми руками. Оба предплечья описали плавные дуги, оба локтя замерли под предписанным углом, обе ладони со звонким щелчком уперлись в виски. Сделано это было мастерски, и император так удивился, что на одно ничтожное мгновение ему удалось сфокусировать на Билле оба глаза, после чего зрачки привычно разбежались в разные стороны. Все еще потрясенный необычным приветствием, император нашарил орден и воткнул булавку через мундир прямо в трепещущую Биллову плоть.
    
Билл не почувствовал боли, но внезапный укол отпустил пружину, сдерживавшую невыносимое эмоциональное напряжение: уронив салютующие руки, он рухнул на колени в духе старых добрых феодальных времен — в точности как в исторических телепостановках, откуда, собственно, его раболепное подсознание и выудило эту идею, — и схватил императорскую кисть, покрытую подагрическими шишками и старческой гречкой.
    
— Отец ты наш! — заверещал он, припадая к этой руке.
    
Свирепые генералы-телохранители ринулись вперед, и смерть уже распростерла над Биллом свое крыло, но тут император улыбнулся, тихонько освободил ладонь и вытер стекающую с нее слюну о Биллов мундир. Небрежное движение пальца вернуло охрану на место; император прошествовал к бомбардиру, укрепил на нем оставшийся орден и отступил назад.
    
— Готово! — завопил режиссер Ратт. — Пленку на проявление, все вышло вполне натурально, особенно этот деревенский олух, распустивший сопли!
    
Тяжело поднимаясь с колен, Билл увидел, что император и не собирается возвращаться к трону, а стоит в центре беспорядочно движущейся толпы актеров. Охранники куда-то исчезли. Билл с беспредельным удивлением таращил глаза, глядя, как кто-то снимает с императора корону, сует ее в ящик и уносит прочь.
    
— Опять тормоз заел, — ворчал бомбардир, дергая рукой и продолжая отдавать честь. — Опусти эту чертову хреновину вниз, будь ласков. Вечно как подымешь выше плеча, так заедает.
    
— Но император… — начал Билл, нажимая на поднятую руку до тех пор, пока тормоз не взвизгнул и не отпустил.
    
— Актер, а кто же еще. Чтобы настоящий император да раздавал ордена простым солдатам? Разве только тем, кого произвели на поле боя в офицеры, или другим высоким шишкам. Правда, его здорово загримировали — немудрено попасть впросак, особенно такому остолопу, как ты. Ну и видик же был у тебя — просто блеск!
    
— Берите, — сказал кто-то, вручая им обоим штампованные металлические копии орденов и поспешно забирая оригиналы.
    
— По местам! — гремел через усилитель голос режиссера. — У нас осталось десять минут на сцену «Императрица с наследником целует альдебаранских подкидышей по случаю Дня плодородия»! Выкиньте отсюда этих пластмассовых недоносков и уберите с площадки зевак!
    
Героев в три шеи вытолкали в коридор, дверь за ними захлопнулась и закрылась на замок.
   
   
    
     
Глава 2
    
    
— Я устал как собака, — сказал бомбардир, — да и ожоги болят.
    
В результате очередного короткого замыкания бомбардир ночью прожег кровать в «Старом добром борделе для ветеранов».
    
— Да плюнь ты, — приставал к нему Билл. — До отправки звездолета еще целых три дня, а потом — это же имперская планета, Гелиор! Господи, да тут столько всего, на что стоит посмотреть! Висячие Сады, Радужные Фонтаны, Жемчужный Дворец! Да неужто мы все это упустим?!
    
— Бери пример с меня! Отосплюсь чуток — и обратно в бордель! Ну а если тебе нужно, чтобы кто-то водил тебя за руку и показывал достопримечательности, возьми с собой сержанта.
    
— Да он же не просыхает!
    
Пехотный сержант был законченным пьяницей-одиночкой и не разменивался по мелочам. К тому же он вовсе не был сторонником разбавленного спирта и не собирался выбрасывать деньги на красивые этикетки. Все свои наличные он ухлопал на взятку санитару, который достал ему две бутылки чистого 99-процентного этилового спирта, коробку глюкозы, физиологический раствор, иглу от шприца и кусок резиновой трубки. На полке, подвешенной над койкой сержанта, стояла оплетенная бутыль, из которой смесь стекала по трубке в иголку, воткнутую в руку изобретательного пьянчуги, и поступала в организм в виде непрерывного внутривенного вливания. Сержант неподвижно лежал на кровати, пьяный в стельку и обеспеченный закусью, и если бы ему не мешали, провалялся бы в таком состоянии еще пару лет, пока не иссякнет волшебный источник.
    
Билл навел глянец на сапоги и запер сапожную щетку вместе с прочими причиндалами в свой ящик. Путешествие могло и затянуться: на Гелиоре заблудиться — раз плюнуть, особенно если у тебя нет гида. На дорогу от студии до казармы у них ушел чуть не целый день, хотя с ними был сержант, прекрасно разбиравшийся в планах и указателях. Пока они паслись около казармы, никаких проблем не возникало, но Биллу уже обрыдли нехитрые развлечения, которые полагались отпускным воякам. Он жаждал увидеть Гелиор, настоящий Гелиор — столицу Галактики. Что ж, если никто не хочет его сопровождать, он пойдет один!
    
На Гелиоре, даже имея поэтажныи план, очень трудно определить реальное расстояние между двумя точками, так как схемы этажей и уровней весьма условны и безмасштабны. Ну а путешествие, которое наметил для себя Билл, обещало быть достаточно длительным, поскольку маршрут основного вида транспорта — пневматической магнитной подземки — проходил по 84 картам. Не исключено, что конечный пункт вообще окажется на другом полушарии. Город размером с планету! Эта мысль никак не укладывалась в голове — во всяком случае, в голове у Билла.
    
Сандвичи, купленные в казарме у буфетчика, кончились на полпути к заветной цели, и желудок Билла, вновь жадно приспосабливавшийся к твердой пище, заурчал настолько жалобно, что ему пришлось сойти на эскалатор в районе 9266-Л, черт знает на каком уровне, и начать поиски столовки. Очевидно, Билл оказался в Секторе машинописи, ибо толпа состояла почти исключительно из женщин со сгорбленными спинами и очень длинными пальцами. Единственная столовая, обнаруженная Биллом, была битком набита этими дамами. В их визгливом обществе он с усилием пропихивал в глотку завтрак, состоявший из единственного имевшегося в наличии набора блюд: сандвичей с засохшим фруктовым сыром и анчоусной пастой, а также картофельного пюре с изюмом и луковым соусом. Запивалось все это тепловатым травяным чаем, который подавали в крошечных, с наперсток, чашечках. Еда, возможно, была бы не такой гнусной, если бы буфетчик неукоснительно не поливал ее ирисочной подливкой. Никто из женщин не обращал внимания на Билла, так как в течение рабочего дня все они находились под слабым гипнозом, имевшим целью снизить число опечаток. Поглощая пищу, Билл чувствовал себя чем-то вроде призрака, поскольку женщины чирикали и щебетали, совершенно не замечая его, и время от времени машинально отстукивали пальцами по краю столешницы свои реплики. В конце концов Билл сбежал, но завтрак произвел на него гнетущее впечатление, и, видимо, поэтому он ошибся и сел не на тот поезд.
    
Поскольку номера уровней и блоков в каждом районе повторялись, можно было запросто заблудиться, даже не заметив этого, и лишь в конце пути обнаружить, что путешествуешь совсем в другом районе. Именно это и произошло с Биллом, который после астрономического числа пересадок в самые разнообразные виды транспорта сел наконец в лифт в полной уверенности, что теперь-то уж он точно попадет в знаменитые на всю Галактику Дворцовые Сады. Все остальные пассажиры вышли на более низких уровнях, и роболифт, развив бешеную скорость, взлетел на самый верх. Билла слегка подбросило в воздухе, когда сработали тормоза, а уши заложило от резкой перемены давления. Как только дверцы лифта открылись, Билл вышел наружу, прямо в крутящийся снежный вихрь; пока он озирался в полном недоумении, лифт за его спиной лязгнул дверцами и исчез.
    
Билл очутился на металлической равнине — самом высоком уровне города, неразличимого из-за бушующей метели. Он хотел было нажать на кнопку, чтобы вызвать лифт обратно, но в этот момент внезапный порыв ветра умчал за собой всю снежную круговерть, и с безоблачного неба засияло горячее солнышко. Это было невероятно.
    
— Так не бывает! — возмутился Билл.
    
— Все бывает, если я того пожелаю, — раздался чей-то хрипучий голос прямо у него над ухом. — Ибо аз есмь Дух Жизни.
    
Билл отпрянул в сторону, словно испуганный робоконь, и уставился на маленького белобородого человечка с хлюпающим носом и покрасневшими глазами, который бесшумно возник у него за спиной.
    
— Видно, у тебя все мозги из черепушки повытекли, — огрызнулся Билл, обозленный собственным испугом.
    
— А ты бы тоже спятил на такой работенке, — просипел человечек и смахнул ладонью повисшую на носу каплю. — То закоченеешь, то изжаришься на солнце, то чуть не сдохнешь от насморка, то наглотаешься чистого кислорода… Я Дух Жизни, — прохрипел он, — и я в состоянии…
    
— Ну раз уж ты заговорил об этом, — голос Билла заглушил вой неожиданно налетевшей метели, — я, в общем, тоже в таком состоянии… будто хлебнул лишку. Мне-е-е-е… — Ветер взвил и унес прочь слепящую снежную завесу, и Билл с разинутым ртом уставился на внезапно открывшийся пейзаж.
    
Пятна рыхлого снега и лужи испещрили поверхность планеты, золотистое покрытие облезло, обнажив грязно-серый выщербленный металл с бурыми потеками ржавчины. Ряды гигантских труб толщиной в человеческий рост с воронкообразными зевами наверху тянулись до самого горизонта. Из воронок с глухим ревом вырывались клубы снега и пара и столбами подымались в небо. Один из таких столбов обрушился вниз, и облако рассосалось прямо у Билла на глазах.
    
— Восемнадцатый готов! — проорал в микрофон человечек, схватил со стены грифельную доску и, разбрызгивая снеговую жижу, бросился к заржавленным ветхим мосткам, которые, дрожа и лязгая, перемещались вдоль труб. Билл с криком устремился за стариком, не обращавшим на него никакого внимания. По мере того как мостки, клацая и раскачиваясь, уносили их все дальше и дальше, Билл все больше недоумевал — куда же идут эти трубы? Любопытство одолело его настолько, что он вытянулся вперед и пристально вгляделся в загадочные горбы на горизонте. Горбы оказались гигантскими звездолетами, каждый из которых был подсоединен к толстой трубе.
    
С неожиданным проворством старик спрыгнул с мостков и понесся к звездолету на восемнадцатой площадке, где высоко вверху крохотные фигурки рабочих снимали герметическую муфту, соединявшую трубу с кораблем. Старик записывал показания счетчика, вмонтированного в трубу, а Билл наблюдал, как подъемный кран захватывает конец огромной гибкой кишки, появившейся из недр планеты, и подводит ее к вентилю на вершине звездолета. Кишка с ревом завибрировала, выпуская на месте соединения с кораблем клубы черного дыма, которые поплыли над грязной металлической равниной.
    
— Можно узнать, что за чертовщина тут происходит? — взмолился Билл, отчаявшись что-либо понять.
    
— Жизнь! Вечная жизнь! — закаркал старикашка, поднимаясь из глубин мрачной депрессии к вершинам маниакального восторга.
    
— А нельзя ли поточнее?
    
— Вот мир, обшитый металлом! — Старик топнул ногой, в ответ раздался глухой звон. — И что это означает?
    
— Это означает, что мир обшит металлом.
    
— Правильно. Для солдата ты на удивление сообразителен. Итак, если мы покроем планету металлом, а зелень на ней останется только в Дворцовых Садах да еще в парочке ящиков за окнами, — что получится в результате?
    
— Все помрут, — сказал Билл; как-никак он был деревенским парнем и на всех этих фотосинтезах и хлорофиллах собаку съел.
    
— Опять правильно. И ты, и я, и император, и еще миллиарды бездельников трудятся изо всех сил, превращая кислород в углекислый газ при отсутствии всякой растительности, способной перевести его обратно в кислород. Если мы будем продолжать этот процесс достаточно долго, то задушим себя до смерти.
    
— Значит, эти корабли привозят жидкий кислород?
    
Старик кивнул головой и снова запрыгнул на мостки. Билл последовал за ним.
    
— Верно! Они получают его бесплатно на аграрных планетах. А потом загружают свои трюмы углем, который мы с большими трудами экстрагируем из углекислого газа, и дуют обратно в деревню, где этот уголь сжигают, или пускают на удобрения, или перерабатывают, добавляя в пластмассы и прочие продукты…
    
Билл перепрыгнул с мостков на ближайшую площадку, проводил взглядом старика, растаявшего в клубах испарений, и, превозмогая головокружение, вызванное избытком кислорода, принялся лихорадочно листать страницы поэтажного плана. В ожидании лифта он установил по коду на двери свое местонахождение и начал прокладывать по карте маршрут к Дворцовым Садам.
    
На сей раз он не позволил себе отвлекаться. Питаясь только шоколадными батончиками и запивая их газировкой из придорожных автоматов, Билл избежал опасностей и соблазнов забегаловок, а отказавшись от сна — опасности пропустить пересадку. Голодный, с черными мешками под глазами, он вывалился из антигравитационной шахты и с колотящимся сердцем подошел к разукрашенной, благоухающей, ярко освещенной вывеске «Висячие Сады». Неподалеку он заметил турникет и кассовое окошко.
    
— Один билет, пожалуйста.
    
— Это обойдется в десять имперских монет.
    
— Дороговато, однако, — проворчал Билл, вытаскивая банкноты одну за другой из своего тощего бумажника.
    
— Если бедный — мотай с Гелиора.
    
В программу робота-кассира было заложено немало таких хлестких ответов. Билл проигнорировал его и прошел через турникет.
    
Сады превзошли все его ожидания. Идя по серой гаревой дорожке, проложенной внутри внешней ограды Садов, Билл любовался зелеными кустами и травами, что росли за сетчатым титановым забором. Не далее чем в сотне ярдов, за травяным бордюром, в воздухе колыхались экзотические растения и цветы, доставленные со всех планет Империи. А за ними… Если приглядеться, можно было даже невооруженным глазом различить вдали крошечные Радужные Фонтаны. Билл опустил в прорезь телескопа монетку и долго смотрел, как мерцают яркие краски — почти как на экране телевизора, ничуть не хуже! Он двинулся дальше, кружа внутри стены и купаясь в лучах искусственного солнца, сиявшего под гигантским куполом.
    
Но даже пьянящие наслаждения Садов не могли побороть гнетущей усталости, сжавшей Билла железными тисками. Он рухнул на стальную скамейку, приваренную к стене, чтобы передохнуть хоть пару минут, и на мгновение прикрыл глаза, утомившиеся от ослепительного света. Голова Билла сама собой опустилась на грудь, и он тут же уснул мертвецким сном.
    
Мимо него проходили экскурсанты, поскрипывая золой под ногами, но он ничего не слышал; он не проснулся даже тогда, когда один из посетителей присел на край скамейки.
    
Поскольку Билл так никогда и не увидел его, нет смысла подробно описывать этого человека — достаточно сказать, что у него была нечистая кожа, перебитый красный нос, злобные глазки под обезьяньими надбровьями, широкие бедра, узкие плечи, ноги разной длины, узловатые грязные пальцы и нервный тик.
    
Долгие секунды падали в вечность; мужчина сидел неподвижно. Наконец рядом не осталось ни одного экскурсанта. Быстрым змеиным движением незнакомец выхватил из кармана атомный резак-карандаш. Маленькое, невообразимо горячее пламя тихо зашипело, соприкоснувшись с цепочкой, соединявшей поэтажный план с поясом Билла, и мгновенно приварило ее к стальной скамейке. Билл спокойно похрапывал.
    
Волчья ухмылка расползлась по лицу мужчины, подобно тому как расходятся кругами стоячие воды, в которые нырнула крыса. Еще одно неуловимое движение — и атомное пламя перерезало цепочку около корешка. Сунув резак-карандаш в карман, вор встал, схватил с Билловых колен поэтажный план и быстро зашагал прочь.
   
   
    
     
Глава 3
    
    
Билл не сразу понял, что с ним произошло. Он медленно возвращался к действительности, с тяжелой головой и дурными предчувствиями. Только после повторной попытки отделиться от скамьи до него дошло, что цепочка накрепко спаяна с сиденьем, а поэтажный план исчез. Оторвать цепь не удалось; в конце концов он просто отцепил ее от поясного ремня и оставил на скамейке. После чего направился к выходу и постучал в окошко кассы.
    
— Деньги не возвращаем! — сказал робот.
    
— Я хочу заявить о преступлении.
    
— Преступлениями занимается полиция. Вам следует позвонить по видеофону. Номер 111-11-111.
    
Откинулась маленькая дверца, из отверстия выскочил аппарат и стукнул Билла в грудь, чуть не сбив его с ног. Билл набрал номер.
    
— Полиция, — раздался голос, и на экране появилось бульдожье лицо сержанта, одетого в ярко-синюю форму.
    
— Я хочу заявить о краже.
    
— Крупное хищение или мелкое?
    
— Не знаю. Украли мой поэтажный план.
    
— Это мелкое хищение. Обратитесь в ближайший полицейский участок. Наша линия предназначена для чрезвычайных сообщений, и вы пользуетесь ею незаконно. Наказание за незаконное использование линии срочного оповещения…
    
Билл с силой нажал на кнопку, и экран погас. Билл снова повернулся к роботу-кассиру.
    
— Деньги не возвращаем! — произнес тот.
    
Билл нетерпеливо рявкнул:
    
— Заткнись! Мне надо только узнать, где ближайший полицейский участок.
    
— Я робот-кассир, а не информационный робот. Нужной вам информации в моей программе нет. Посмотрите в своем поэтажном плане.
    
— Но мой план украден!
    
— Тогда обратитесь в полицию.
    
— Но…
    
Билл побагровел и со злостью пнул будку кассира сапогом.
    
— Деньги не возвращаем! — раздалось ему вслед.
    
— Пей, пей, прибалдей, — прошептал Биллу прямо на ухо неведомо откуда подкативший робот-бар, мелодично позвякивая, будто встряхивая кубики льда в покрытом изморозью бокале.
    
— Отличная идея! Пива! И кружку побольше! — Билл опустил монеты в прорезь и подхватил сосуд, загрохотавший по желобу и едва не скатившийся на землю. Пиво охладило и немного успокоило Билла. Он взглянул на висевший неподалеку указатель «К Жемчужному Дворцу». — Схожу во Дворец, посмотрю, как да что, может, там кто-нибудь подскажет, где полицейский участок. Эй, что за шутки?!
    
Робот-бар, выхвативший кружку из Билловых рук, чуть не оторвал ему указательный палец и тут же с немыслимой для человека точностью швырнул сосуд в открытую пасть мусоропровода, торчавшего из стены футах в тридцати от них.
    
Жемчужный Дворец оказался таким же доступным для обозрения, как и Висячие Сады, и Билл решил сначала заявить о краже, а уж потом отправиться на экскурсию в зарешеченный загончик, окружавший Дворец на весьма почтительном расстоянии. Возле входа в загончик стоял, выпятив толстое пузо и помахивая дубинкой, полицейский, который наверняка знал адрес ближайшего участка.
    
— Где тут полицейский участок? — спросил Билл.
    
— Я тебе не информационная будка. Воспользуйся своим поэтажным планом.
    
— Но, — произнес Билл сквозь зубы, — я не могу. Мой поэтажный план украден, и именно поэтому я хочу… — не успев договорить, Билл взвизгнул, так как полицейский заученным движением вонзил конец своей дубинки ему под мышку и загнал его за угол.
    
— Я сам был солдатом, пока не выкупился… — пробасил полицейский.
    
— Я бы с большим удовольствием выслушал ваши воспоминания, если бы вы убрали дубинку у меня из-под мышки, — простонал Билл и облегченно вздохнул, почувствовав свободу.
    
— Я сам был солдатом, и мне бы не хотелось, чтобы парень с «Пурпурной стрелой» и «Подвеской туманности Угольного Мешка» попал в переделку. К тому же я честный человек, взяток не беру, но если кто-то захочет одолжить мне до получки двадцать пять монет, я буду ему весьма признателен.
    
Билл от рождения был туповат, но в последнее время жизнь его многому научила. Деньги исчезли так же быстро, как появились, после чего полицейский заметно помягчел и принялся постукивать концом дубинки по своим желтым зубам.
    
— Прежде чем ты сделаешь официальное заявление лицу, находящемуся при исполнении, я кое-что скажу тебе, дружище: мы ведь сейчас просто болтаем о том о сем. На Гелиоре есть немало способов попасть в беду, но самый верный из них — потерять свой поэтажный план. За это на Гелиоре вешают. Я знавал парня, который зашел в участок сообщить, что кто-то спер его план, так ему мгновенно нацепили наручники, он и глазом моргнуть не успел. Так что ты хотел мне сказать?
    
— Не найдется ли у тебя спичек?
    
— Не курю.
    
— Тогда будь здоров.
    
— Держи ухо востро, парень.
    
Билл опрометью кинулся за угол и задыхаясь прислонился к стене. Что же теперь делать? Он и с планом-то еле отыскивал дорогу, как же теперь без плана? Билл почувствовал свинцовую тяжесть в животе, но усилием воли подавил приступ страха и попробовал сконцентрироваться. Однако эта попытка ни к чему не привела, только голова пошла кругом. Казалось, у него уже несколько лет во рту маковой росинки не было; при мысли о еде у Билла началось такое обильное слюноотделение, что он чуть не захлебнулся. Жратва — вот что ему необходимо, жратва как топливо для мозга… Ему просто надо расслабиться, посидеть над сочным кровавым бифштексом; когда его внутреннее «я» будет удовлетворено, он опять сможет мыслить здраво и найдет выход из этой неразберихи. Должен же быть какой-то выход! До конца увольнительной еще целый день, так что время пока есть.
    
Билл побрел по круто изгибающемуся переулку и вышел в широкий туннель, залитый ярким светом. Ослепительнее всего горела вывеска «Золотой скафандр».
    
— «Золотой скафандр», — прочел он вслух. — Похоже, это мне и нужно: ресторан, известный на всю Галактику по бесчисленным телепередачам! Для поднятия настроения лучше не придумаешь. Дороговато, пожалуй, ну да черт с ним…
    
Затянув потуже ремень и поправив воротничок, Билл поднялся по широким золотым ступеням и прошел через бутафорский люк. Метрдотель раскланивался и улыбался, нежная мелодия увлекала за собой, а пол прямо из-под ног ушел куда-то вниз. Беспомощно хватаясь за гладкие стены, Билл скатился по золоченому желобу, описал плавную дугу и шлепнулся на пыльную металлическую мостовую. Перед ним на стене огромными буквами была намалевана наглая надпись: «Мотай отсюда, бродяга!» Билл встал, отряхнулся и услышал нежное воркование невесть откуда взявшегося робота, который шептал ему на ухо голосом юной прелестной девушки:
    
— Держу пари, ты проголодался, милый? Почему бы тебе не попробовать неоиндийской пиццы с кэрри Джузеппе Сингха? Его заведение в двух шагах отсюда, а как туда добраться — написано на обороте карточки.
    
Робот вынул из щели на груди открытку и осторожно вложил ее Биллу в рот. Это явно был дешевый и очень плохо отлаженный робот. Билл выплюнул размякшую от слюны карточку и обтер ее носовым платком.
    
— А что, собственно, со мной произошло? — спросил он.
    
— Держу пари, ты проголодался, милый? Гр-р-рак, — переключился робот на другую программу. — Тебя, как нищего бродягу, катапультировали из «Золотого скафандра», известного на всю Галактику по бесчисленным телепередачам. Когда ты зашел в это заведение, тебя тут же просветили рентгеном и сведения о содержимом твоих карманов автоматически передали на компьютер. А поскольку денег у тебя не хватало даже на входной билет, порцию спиртного и налог, тебя вышвырнули вон. Но ты же еще голоден, милый! — Робот плотоядно поглядывал на Билла, а сладкозвучный сексуальный голосок, не умолкая, лился из разбитого ротового отверстия: — Давай зайдем к Сингху, который славится самой вкусной и дешевой едой. Попробуешь аппетитнейшую Сингхову ласангу с дахлом и лимонной подливкой…
    
Билл согласился пойти не потому, что его соблазнило кошмарное бомбейско-итальянское варево; его привлекли схема и инструкции на обороте рекламной карточки. Им овладело какое-то странное ощущение безопасности при мысли о том, что он отправится из одного пункта в другой, следуя четким указаниям, спустится вниз по железному трапу, попадет в шахту ангиграва, потолкается в толпе на бегущей дорожке.
    
За последним поворотом в нос ему ударило зловоние тухлогo сала, гнилого чеснока, горелого мяса, и Билл понял, что прибыл на место. Еда была немыслимо дорогая и гораздо хуже на вкyc, чем Билл способен был вообразить, тем не менее она приглушила болезненное урчание желудка, пусть даже грубым ударом, а не приятным насыщением. Выковыривая ногтем жуткий хрящ, застрявший у него между зубами, Билл исподтишка посматривал на своего соседа по столу, который с мучительными стонами заглатывал ложку за ложкой нечто, не имеющее названия. Сотрапезник Билла был одет в яркую праздничную одежду, толст, румян и по всем признакам добродушен.
    
— Привет, — улыбаясь, сказал Билл.
    
— Отвали, чтоб ты сдох, — рявкнул человек.
    
— Я только сказал «привет», — с некоторой угрозой в голосе произнес Билл.
    
— Этого вполне достаточно. Всякий, кто брал на себя труд обратиться ко мне за те шестнадцать часов, что я пробыл на этой так называемой планете наслаждений, либо надул меня, либо облапошил — в общем, так или иначе увел мои денежки. Я почти разорен, а впереди еще шесть дней тура «Осмотри Гелиор и помни вечно».
    
— Да я только хотел попросить у вас разрешения взглянуть на ваш поэтажный план, пока вы обедаете.
    
— Сказал, отвали.
    
— Ну пожалуйста!
    
— Ладно уж, так и быть. За двадцать пять монет. Деньги вперед. И только пока я ем.
    
— Идет.
    
Билл выложил деньги, нырнул под стол и, сидя на корточках, принялся лихорадочно листать страницы книги, записывая пункты отправления по мере того, как находил их. Толстяк над головой продолжал есть и стонать, а когда ему попадался особенно противный кусок, цепь дергалась, заставляя Билла начинать поиски сначала. Он успел изучить почти половину пути до Транзитного центра ветеранов, когда толстяк вырвал у него поэтажный план и выскочил наружу.
    
Когда Одиссей вернулся из своего страшного плавания, он пощадил слух Пенелопы и не открыл ей всех ужасающих подробностей. Когда Ричард Львиное Сердце, освободившись из темницы, возвратился домой после долгих и опасных крестовых походов, он не оскорбил чувствительности королевы Беренгардии душераздирающими историями, а просто поздоровался с ней и отомкнул пояс целомудрия. Поэтому и я, мой добрый читатель, не стану утомлять тебя описанием опасностей и невзгод, поджидавших Билла на его пути, ибо они превосходят всякое воображение. Достаточно сказать, что он добился своего. Он достиг Транзитного центра ветеранов.
    
Не веря своим глазам, Билл долго и тупо разглядывал вывеску «Транзитный центр ветеранов», после чего привалился к стене, чтобы унять дрожь в коленях. Он все-таки добился своего! Конечно, восемь суток опоздания из отпуска — не шутка, но разве в этом дело! Скоро он опять окажется в дружеских объятиях братьев по строю, оставив позади бесконечные стальные коридоры, забитые вечно спешащей толпой, трапы, бегущие дорожки, антигравы, эскалаторы, пневмолифты и прочую гадость. Он напьется со своими ребятами до поросячьего визга, он позволит алкоголю растворить воспоминания о кошмарных странствиях, он постарается забыть ужас скитаний без пищи, без воды, без звука человеческого голоса, кошмар нескончаемых блужданий в кромешной тьме среди черных штабелей в Секторе копировальной бумаги. Билл отряхнул с одежды пыль, остро ощущая стыд при виде каждой прорехи, каждой пропавшей пуговицы, складки в неположенном месте, которые превращали форму черт знает во что. Если удастся незаметно проникнуть в казарму, он сначала переоденется, а потом уже явится в канцелярию.
    
Несколько человек обернулись в его сторону, но Билл беспрепятственно проскочил через общую комнату в казарменную спальню. Его матрац был скатан, простыни исчезли, тумбочка опустела. Похоже, он таки влип в паршивую историю, а паршивая история в армии — дело серьезное. Чтобы подавить леденящее чувство страха, Билл ополоснулся в отхожем месте, глотнул прямо из-под крана животворной воды, а затем потащился в канцелярию. За столом сидел сержант первого ранга — верзила садистского вида с такой же темной кожей, как у Биллова дружка Тембо. В одной руке сержант держал пластиковую куклу в форме капитана, а другой втыкал в нее распрямленные скрепки для бумаг. Не поворачивая головы, он зыркнул в сторону Билла и нахмурился.
    
— У тебя будут серьезные неприятности, солдат, раз ты позволяешь себе являться в канцелярию в таком виде.
    
— У меня неприятности посерьезнее, чем вы думаете, сержант, — ответил Билл, устало облокотившись о стол.
    
Сержант уставился на непарные руки Билла, быстро перебегая глазами с одной на другую.
    
— Где ты взял эту ладонь, солдат? А ну, выкладывай! Я ее хорошо знаю.
    
— Она принадлежала моему дружку, и к ней, как положено, есть и плечо и предплечье.
    
Горя желанием перевести разговор на любую тему, которая не имела бы отношения к его воинским проступкам, Билл протянул для осмотра руку, о которой шла речь, и пришел в неописуемый ужас, когда пальцы вдруг сжались в твердый как камень кулак, бицепс вздулся горой, и кулак, взметнувшись в воздух, звезданул сержанта прямо в челюсть, выкинув его из кресла и уложив вверх тормашками на полу.
    
— Сержант!!! — завопил Билл, схватив другой рукой взбунтовавшуюся кисть и с силой прижимая ее к груди.
    
Сержант медленно поднялся на ноги. Билл, дрожа, приготовился к самому худшему. Он не поверил своим глазам, когда увидел, что сержант, улыбаясь, снова садится за стол.
    
— Так я и думал, что рука знакомая. Она принадлежала моему старому приятелю Тембо. Мы частенько подшучивали друг над другом таким вот образом. Ты заботься о ней как следует, слышишь? А может, у тебя еще есть что-нибудь от Тембо? — Услышав отрицательный ответ, сержант отбил на краю стола быструю барабанную дробь. — Что ж, значит, он отправился на небеса, чтобы совершить великий обряд джу-джу. — Улыбка сползла с его лица, и оно приняло привычное брюзгливое выражение. — А ты попал в беду, солдат. Выкладывай-ка свои документы.
    
Сержант вырвал из ослабевших Билловых пальцев учетную карточку и сунул ее в специальную прорезь в столе. Мигнули лампы, стол загудел, задрожал и зажегся экраном. Сержант прочитал появившийся на экране текст, и кислая мина на его физиономии сменилась гримасой холодной ярости Повернувшись к Биллу, он пронзил его через узкие глазные бойницы таким взглядом, от которого немедленно скисло бы молоко, а некоторые низшие формы жизни — вроде мышей или тараканов — тут же подохли бы. От этого взгляда у Билла застыла в жилах кровь, и он задрожал, словно дерево на ветру.
    
— Где ты спер это удостоверение? Кто ты такой?
    
С третьей попытки Биллу удалось разлепить онемевшие губы и выдавить из себя:
    
— Это я… это мое удостоверение… это я — заряжающий 1-го класса Билл…
    
— Врешь! — Ноготь, специально отточенный, чтобы единым взмахом вскрывать шейную артерию, царапнул по карточке Билла. — Это удостоверение украдено, так как заряжающий 1-го класса Билл отбыл отсюда на звездолете восемь суток назад. Так утверждает отдел кадров, а там не ошибаются никогда. Попался, сучий потрох!
    
Сержант нажал красную кнопку с надписью «Военная полиция», и вдалеке раздался злобный вой сирены. Билл зашаркал подошвами, глаза его забегали в поисках выхода.
    
— А ну-ка придержи его, Тембо! — крикнул сержант. — Я намерен до конца разобраться в этой истории!
    
Лево-правая рука Билла крепко ухватилась за край стола, и оторвать ее оказалось невозможно. Билл все еще боролся с мятежной рукой, когда за его спиной раздался тяжелый грохот сапог.
    
— В чем дело? — прорычал знакомый голос.
    
— Попытка выдать себя за младшего командира, да еще несколько менее важных проступков, которые уже не имеют значения, так как первое преступление карается электролоботомией и тридцатью ударами плети.
    
— О, сэр, — радостно воскликнул Билл, развернувшись и с умилением взирая на некогда ненавистную фигуру Смертвича Дранга. — Скажите им, что я — это я!
    
Один из полицейских был обыкновенный изверг в человеческом образе, в красной каске и отутюженном костюме, с дубинкой и пистолетом, а другой — не кто иной, как Смертвич Дранг.
    
— Ты знаешь арестованного? — спросил сержант. Смертвич прищурился и смерил Билла оценивающим взглядом с головы до ног.
    
— Я знал заряжающего 6-го класса Билла, но руки у того были одинаковые. Тут что-то неладно. Мы им займемся в караулке и сообщим, в чем он сознается.
    
— Согласен. Берегите его левую руку. Она принадлежала моему старому дружку.
    
— Мы ее и пальцем не тронем.
    
— Но я же Билл! — вопил несчастный. — Это же я, это мое удостоверение… Я могу доказать…
    
— Самозванец! — заявил сержант и ткнул пальцем в экран. — В досье записано, что заряжающий 1-го класса Билл отбыл отсюда восемь суток назад. А в досье не бывает ошибок.
    
— В досье не может быть ошибок, иначе во Вселенной начнется полная неразбериха, — откликнулся Смертвич, с силой втыкая конец электронной дубинки в живот Билла и подталкивая беднягу к двери. — А что, заказанная пальцедробилка уже прибыла? — спросил он у другого полицейского.
    
Пожалуй, только смертельной усталостью можно объяснить дальнейшие действия Билла. Усталостью, отчаянием и страхом, которые смешались и переполнили его душу; ведь в душе он был хорошим солдатом — смелым, аккуратным, исполнительным, с гетеросексуальными наклонностями. Но предел выносливости есть у каждого человека, и Билл своего предела достиг. Он верил в неукоснительную справедливость правосудия — поскольку никогда не сталкивался с ним, — однако при мысли о пытке совсем обезумел. Когда его расширенные зрачки остановились на табличке «Грязное белье», прикрепленной к стене, он прыгнул вперед совершенно автоматически, ничего не соображая от ужаса, и этот внезапный отчаянный прыжок заставил руку Тембо оторваться от стола. Бежать! За этой дверцей в стене должна быть шахта, ведущая в прачечную, а на дне шахты наверняка скопилась куча замечательных грязных простынь и полотенец, которая смягчит падение с высоты. Он спасен! Не обращая внимания на звериный рык полицейских, Билл нырнул в отверстие вниз головой.
    
И чуть не вышиб себе мозги. Это была вовсе не шахта, а большая, высотой около четырех футов прочная металлическая корзина для белья.
    
Полицейские лупили по захлопнувшейся дверце, но она не поддавалась, потому что Билл уперся в нее ногами.
    
— Заперто! — орал Смертвич. — Удрал, гад! Куда ведет эта бельевая шахта? — Смертвич явно пришел к тому же ошибочному умозаключению, что и Билл.
    
— Откуда мне знать! Я тут человек новый! — пыхтел второй полицейский.
    
— На электрическом стуле ты тоже будешь новичком, если мы не изловим этого мерзавца!
    
Голоса полицейских зазвучали глуше, удаляясь под топот сапог, и Билл рискнул пошевелиться. Сильно болела шея, повернутая под каким-то немыслимым углом, колени вонзились в живот, груда белья, в которую Билл уткнулся лицом, почти придушила его, не давая вздохнуть. Он попытался выпрямить ноги, уперся ими в стальную стенку — что-то громко хлопнуло, и Билл вылетел наружу, а бельевая корзина скользнула в грузовой лифт, створки которого открылись в другом конце стены.
    
— Вот он! — раздался знакомый ненавистный голос. Билл метнулся в сторону. Сапоги бухали уже прямо за его спиной, но тут он увидел шахту антиграва и снова нырнул вниз головой, на сей раз более удачно. Когда распаленные погоней полицейские прыгнули за ним, невесомость разнесла их футов на пятнадцать друг от друга. Медленно и плавно они поплыли вниз, Билл поднял голову и содрогнулся при виде оскаленной рожи Смертвича, парившей наверху.
    
— Дружище, — всхлипнул Билл, молитвенно сложив ладони. — За что ты преследуешь меня?
    
— Никакой я тебе не дружище, проклятый чинджеровский шпион! И к тому же никудышный шпион — руки-то у тебя разные! — Смертвич выхватил из кобуры пистолет и тщательно прицелился Биллу прямо между глаз. — Застрелен при попытке к бегству.
    
— Пощади! — взмолился Билл.
    
— Смерть чинджерам! — Смертвич нажал на гашетку.
   
   
    
     
Глава 4
    
    
Пуля не спеша выплыла из облака медленно расходившихся пороховых газов и проплыла фута два в направлении Билла, пока жужжащее антигравитационное поле не остановило ее. Простодушный автомат, управляющий антигравом, перевел скорость пули в массу и, приняв ее за еще одно тело, попавшее в шахту, определил ей точно рассчитанное место. Падение Смертвича замедлилось, пока он не оказался футах в пятнадцати от пули, тогда как другой полицейский завис примерно на таком же расстоянии от Смертвича. Расстояние между беглецом и преследователями теперь вдвое превышало первоначальное, чем Билл не преминул воспользоваться, нырнув в выходной люк на следующем уровне. Открытая дверца лифта радушно приняла его в свои объятия и захлопнулась задолго до того, как изрыгающий проклятия Смертвич выбрался из шахты.
    
Теперь спасение зависело только от умения заметать следы.
    
Билл наугад пересаживался с одного вида транспорта на другой, спускаясь каждый раз на более низкий уровень, подобно кроту, зарывающемуся в землю. Остановился он только тогда, когда совсем выбился из сил, и в полном изнеможении рухнул у подножия стены, задыхаясь, как трицератопс[4] в период течки. Постепенно приходя в себя, Билл увидел, что забрался на такую глубину, на какой еще никогда не бывал. Коридоры выглядели мрачными и обветшалыми, было что-то древнее в их конструкции и облицовке из склепанных стальных плит. Вдоль стен тянулись циклопические колонны по нескольку сот футов в диаметре — гигантские структуры, удерживавшие на себе всю тяжесть верхних этажей города-мира. Почти все двери в коридорах были заперты, на многих висели замысловатые замки. Билл устало поднялся и побрел по тускло освещенному туннелю в поисках воды. Горло от жажды горело огнем.
    
Автомат с прохладительными напитками, встроенный в стену, оказался совсем рядом. От автоматов, с которыми Биллу приходилось иметь дело раньше, этот отличался толстыми прутьями решетки, защищавшей фасад, и табличкой: «Механизм оборудован устройством «Поджарим без масла». Попытка взломать влечет за собой удар током в 10 тысяч вольт». Билл нашарил в карманах монеты на двойную порцию колы с героином и осторожно отступил на безопасное расстояние от сыпавшего искрами автомата, пока тот наполнял стакан.
    
Утолив жажду, Билл почувствовал себя куда лучше, но стоило ему заглянуть в бумажник, как хорошее настроение испарилось без следа. На все про все у него осталось восемь кредиток, кончатся они — и что тогда? Изможденный, одурманенный наркотиком, Билл почувствовал такой острый приступ жалости к себе, что не выдержал, рухнул на пол и разрыдался. Он смутно сознавал, что мимо снуют случайные прохожие, но не обращал на них внимания, пока какая-то троица не остановилась рядом, опустив своего четвертого приятеля на пол. Билл взглянул на эту компанию и отвернулся — он слышал их голоса, но не улавливал смысла слов, отдавшись грезам наркотического кайфа.
    
— Бедняга Гольф! Пожалуй, ему крышка…
    
— Это уж точно. Более натурального предсмертного хрипа я отродясь не слыхивал. Давай-ка бросим его тут — роботы-уборщики подберут потом.
    
— А как же наше дело? Нам нужен четвертый, иначе ничего не получится.
    
— А может, подойдет этот беспланник, что валяется у стены?
    
Сильный удар сапогом перевернул Билла на другой бок и возвратил его к действительности. Он прищурился, разглядывая склонившихся над ним людей, странно похожих друг на друга — бородатых, оборванных, грязных. Они отличались только ростом да размером, а роднила их еще одна деталь: ни у одного из них не было на поясе поэтажного плана, и без этих толстых томиков, покачивающихся, словно маятник, они выглядели какими-то раздетыми.
    
— Где твой план? — спросил самый рослый и самый обросший, снова ткнув Билла сапогом.
    
— Украли… — всхлипнул Билл.
    
— Ты что — солдат?
    
— Они отняли у меня удостоверение…
    
— Деньги есть?
    
— Нету… ничего нету… все ушло как прошлогодний снег…
    
— Тогда ты теперь тоже беспланник, — хором заявила троица, помогая Биллу встать на ноги. — А теперь давай вместе споем гимн беспланников.
    
И они затянули дрожащими голосами:
    
     
      
Поднимайтесь все как один,
      
Братья-беспланники! Мы победим.
      
За правое дело сражаться пойдем,
      
Свергнем тиранов, правду найдем.
      
И тогда придет желанный час свободы —
      
Снова мы увидим голубые своды
      
И услышим тихий шепоток
      
Дождя.
     
    
    
— Тут в конце рифма не выдержана, — сказал Билл.
    
— Ах, у нас ведь так мало талантов, — ответил самый щуплый и самый старый беспланник и закашлялся.
    
— Заткнитесь вы! — прикрикнул верзила и врезал им обоим по почкам. — Слушай, я — Литвак, а это моя банда. Теперь ты тоже член нашей банды, и звать тебя Гольфом 28169-минус.
    
— Нет, меня зовут Билл, это имя проще выговорить. — И тут же схлопотал еще один удар.
    
— Цыц! Билл — трудное имя, потому что новое, а я никогда не запоминаю новых имен. Одного из моей банды всегда зовут Гольфом 28169-минус. Так как тебя кличут?
    
— Билл… Ой! Я хотел сказать — Гольф.
    
— Вот так-то лучше. И не забывай, что у тебя еще есть и номер.
    
— Я жрать хочу! — канючил старик. — Когда мы начнем налет?
    
— Немедленно. Пошли.
    
Они перешагнули через Гольфа, отдавшего душу в тот самый момент, когда у него появился преемник, и устремились вперед по промозглому переходу. Билл следовал за ними, гадая, в какую же историю он вляпался теперь; впрочем, он так устал, что даже встревожиться не было сил. Поскольку разговор все время вертелся вокруг еды, Билл решил отложить все вопросы на потом, а пока это было даже приятно — что кто-то другой думает за него и отдает распоряжения. Как будто снова в строю. Пожалуй, здесь даже лучше — по крайней мере, никто не заставляет ежедневно бриться.
    
Маленький отряд, щурясь от ослепительного света, выбежал в широкий коридор. Литвак знаком приказал остановиться, подозрительно огляделся по сторонам, приложил замызганную ладонь к похожему на цветную капусту уху и прислушался, морща лоб от напряжения.
    
— Вроде бы чисто. Слушай, Шмутциг, ты останешься здесь и, если кто покажется, поднимешь тревогу. А ты, Спорко, будешь сторожить у следующего поворота. Новый Гольф пойдет со мной.
    
Оба дозорных отправились на места, а Билл последовал за главарем банды к небольшой нише с запертой железной дверью, которую верзила Литвак взломал одним ударом, вытащив из-под своих лохмотьев тяжеленный молот. В комнате оказалось великое множество труб самых разных диаметров, которые выходили из пола и исчезали в потолке. Литвак указал на номера, выбитые на трубах:
    
— Нам нужен номер кл-9256-Б, — бросил он Биллу. — Иди!
    
Билл быстро обнаружил трубу толщиной примерно с запястье, на которой виднелся указанный номер, но только он окликнул главаря, как из коридора послышался тонкий свист.
    
— Немедленно наружу! — приказал Литвак и, вытолкнув Билла, захлопнул дверь, загородив спиной сломанный запор. Из конца туннеля доносилось громыхание, плеск и лязг, постепенно нараставшие и приближавшиеся к нише, в которой укрылись беспланники. Литвак завел за спину руку с молотком. Шум усилился, и рядом с нишей появился санитарный робот, который выпучил на них бинокулярные стебельчатые глаза.
    
— Будьте добры, подвиньтесь, данный робот желает подмести то место, на котором вы стоите, — прозвучал уверенный голос, записанный на пленку. Робот помахал перед ними своими щетками.
    
— Мотай отсюда, — прорычал Литвак.
    
— Противодействие санитарному роботу при исполнении им своих обязанностей является наказуемым асоциальным деянием. Полагаю, вы не продумали последствий того, что санитарная служба не…
    
— Проклятый болтун! — оскалился Литвак и треснул молотком по черепной коробке робота.
    
— Уонк! — взвизгнул робот и, шатаясь, покатил по коридору, беспорядочно разбрызгивая воду из всех своих отверстий.
    
— Надо кончать дело, — распорядился Литвак, распахивая дверь.
    
Он сунул Биллу молоток, а сам из какого-то укромного местечка в своем отрепье вытащил ножовку, с помощью которой атаковал трубу. Металл был тверд, и уже через минуту Литвак покрылся потом и выдохся.
    
— Теперь давай ты! — крикнул он Биллу. — Пили изо всех сил, потом я тебя сменю. — Трудясь поочередно, они за три минуты распилили трубу. Литвак спрятал ножовку и снова взялся за молоток. — Поехали! — сказал он и, поплевав на ладони, нанес трубе сильнейший удар.
    
Двух ударов хватило, чтобы верхняя часть перепиленной грубы согнулась, отойдя от места соединения с торчавшим из пола отрезком, из которого тут же полезла наружу бесконечная гирлянда склеенных концами зеленых сарделек. Литвак перебросил ее Биллу через плечо и стал обматывать его сардельками, поднимаясь все выше и выше. Сардельки достигли уже уровня Билловых глаз, так что он смог прочитать белые буквы на травянисто-зеленой оболочке: «Хлоро-кобылки», «В каждой сардельке бездна солнечного света!», «Конские колбаски повышенного качества», «В следующий раз обязательно требуйте сосиски Мерина!»
    
— Довольно! — простонал Билл, пошатываясь под тяжестью груза.
    
Литвак оборвал гирлянду и начал наматывать ее на собственные плечи, но поток блестящих зеленых сарделек внезапно иссяк. Выдернув из трубы несколько последних звеньев цепочки, Литвак бросился к двери.
    
— Тревога объявлена, сейчас начнется погоня! Надо уходить, пока полиция не сцапала!
    
Он пронзительно свистнул, оба стоявших на стреме подбежали к ним, и банда помчалась вперед. Билл с непривычки и под тяжестью сарделек беспрерывно спотыкался, пока длился этот кошмарный бег по туннелям, лестницам, осклизлым трубам, винтовым переходам и пока они не достигли заброшенной пыльной площадки, освещенной тусклым светом нескольких лампочек. Литвак поднял решетку люка, они попрыгали вниз и стали ползком пробираться вдоль кабелей, проложенных в узкой трубе, которая соединяла два городских уровня. Шмутциг и Спорко ползли за Биллом, подбирая сардельки, падавшие с его измученных плеч. Наконец через смотровую решетку они пролезли в темное убежище, и Билл рухнул на замусоренный пол. Вопя от нетерпения, бандиты жадно сорвали с Билла его ношу; через минуту в железной корзине для мусора уже горел костер, а на вертеле поджаривались зеленые колбаски.
    
Божественный запах жареного хлорофилла привел Билла в чувство, и он с любопытством огляделся. В мерцающем свете костра он увидел вокруг себя огромную пещеру, стены и потолок которой скрывались во мгле. Мощные колонны поддерживали верхние уровни, а между колоннами высились груды какого-то хлама. Старик Спорко подошел к ближайшей куче, выдернул из нее связку бумаг и стал подбрасывать по листику в костер. Один листок упал рядом, и, прежде чем сунуть его в огонь, Билл разобрал, что это какой-то пожелтевший от времени правительственный документ.
    
Хотя Биллу никогда не нравились хлоро-кобылки, сейчас он ими прямо-таки наслаждался. Аппетит был хорошей приправой, а горелая бумага придавала сарделькам оригинальный привкус. Воры запивали колбаски ржавой водичкой из банки, подставленной под трубу, из которой постоянно бежала тоненькая струйка, и наслаждались этим королевским пиром. «Все-таки жизнь прекрасна, — думал Билл, вытаскивая из огня колбаску и дуя на нее. — Хорошая еда, хорошая вода, и компаньоны тоже ничего. Свобода!»
    
Литвак и старик уже спали на подстилках из смятой бумаги, когда к Биллу подсел Шмутциг.
    
— Это ты нашел мое удостоверение? — спросил он громким шепотом, и Билл понял, что перед ним сумасшедший.
    
Огонь бросал яркие блики на треснувшие стекла очков Шмутцига в дорогой серебряной оправе. На шее безумца, наполовину скрытые нечесаной бородой, шуршали остатки крахмального воротничка и висели обрывки некогда красивого галстука.
    
— Нет, не видал я твоего удостоверения, — ответил Билл. — Я и своего-то не видал с тех пор, как сержант первого ранга забрал его и позабыл вернуть. — Билла снова охватила жалость к себе, мерзкие сардельки свинцовой тяжестью давили на желудок. Шмутциг, весь во власти своей идеи фикс, не обратил внимания на его ответ.
    
— Видишь ли, я ведь очень важное лицо. Шмутциг фон Дрек — человек, с которым следует считаться, и они очень скоро это поймут. Они думают, что им все сойдет с рук, но не тут-то было. Ошибка, говорят они, самая обыкновенная ошибка: магнитная лента порвалась, а когда её склеивали, то крошечный — совсем крошечный — кусочек отрезали, и именно на этом кусочке были записаны все мои данные, но я-то впервые узнал об этом, когда в конце месяца не пришла моя зарплата, и я пошел, чтобы справиться, в чем дело, а они заявили, будто никогда не слышали обо мне. Но это невозможно: фон Дрек — старинное и славное имя, я служил эшелонным менеджером уже в двадцать два года, у меня было триста пятьдесят шесть подчиненных в отделе бумажных скрепок 89-го филиала конторского обеспечения. Поэтому им не следовало делать вид, будто они меня знать не знают, пусть даже я позабыл свое удостоверение дома в другом кармане, и уж никак не следовало в мое отсутствие выбрасывать из квартиры все имущество под предлогом, что она была сдана несуществующей личности. Я бы доказал, кто я такой, будь при мне удостоверение… Ты не видал моего удостоверения?
    
«Опять двадцать пять», — подумал Билл и сказал:
    
— Тяжелый случай! Я тебе вот что скажу — я помогу тебе найти удостоверение. Вот прямо сейчас пойду и начну искать.
    
И прежде чем слабоумный Шмутциг успел ответить, Билл уже скользил между огромными кучами старых папок, чрезвычайно довольный тем, как ловко он провел этого придурка. Билл ощущал приятную сытость, ему хотелось отдохнуть без всяких помех. Если он в чем и нуждался, так это в крепком сне, утром еще будет время подумать обо всей этой неразберихе и поискать из нее выход. Ощупью пробираясь в хаосе бумажных стогов, Билл отошел подальше от товарищей по несчастью, вскарабкался на шаткую груду и перебрался с нее на другую, еще более высокую. Вздохнув с облегчением, подсунул под голову стопку документов и закрыл глаза.
    
В ту же минуту высоко под потолком склада вспыхнули яркие лампы, послышались заливистые трели полицейских свистков и гортанные выкрики. Волосы у Билла встали дыбом.
    
— Хватай вон того! Смотри, не упусти!
    
— Я поймал главного ворюгу!
    
— Сегодняшние хлоро-кобылки были последними в вашей жизни, паразиты вонючие! Повкалываете теперь на урановых рудниках на Зане-2.
    
Потом кто-то спросил:
    
— Всех взяли?
    
Билл съежился, отчаянно вжимаясь в папки и стараясь унять бешеные удары сердца.
    
— Всех, — ответил чей-то голос. — Всю четверку! Мы давно за ними следим, чтобы взять с поличным.
    
— Но их здесь только трое!
    
— Четвертого я видел совсем недавно — его задубевший труп тащил санитарный робот.
    
— Стало быть, порядок. Пошли!
    
И снова Билла окатило волной страха. Кто-нибудь из бандитов наверняка расколется и, зарабатывая себе поблажку, расскажет полицейским, что в банде есть новичок. Надо уходить, пока не поздно. Бесшумно соскользнув с бумажного хлама, Билл пополз в противоположном от двери направлении. Если там нет выхода — он в западне, но сейчас об этом думать не надо. За спиной снова залились свистки, и Билл понял, что охота началась. В крови взыграл адреналин, съеденный лошадиный белок придал силу ногам, и Билл галопом припустился к двери, врезавшись в нее всем телом. Дверь дрогнула и приоткрылась, скрипя ржавыми петлями. Не думая об опасности, он кубарем скатился вниз по спиральной лестнице, спускаясь все ниже и ниже и думая лишь о спасении.
    
И вновь, повинуясь инстинкту загнанного зверя, Билл бессознательно рвался на все более низкие уровни планеты. Он не замечал, что стены здесь местами укреплены стальными бандажами и покрыты пятнами ржавчины, не обращал внимания на разбухшие деревянные двери — деревянные! — на планете, где уже сотни тысяч лет не росло никаких деревьев. Воздух становился все более спертым, а иногда и зловонным. Подгоняемый страхом, Билл проскочил сквозь облицованный камнем туннель; какие-то неизвестные твари бросились от него врассыпную, топоча когтистыми лапами. На некоторых участках света не было вовсе, и Биллу приходилось пробираться ощупью, касаясь пальцами стен, покрытых отвратительным скользким лишайником. Там же, где светильники еще действовали, они горели тускло из-за налипших на них клочьев паутины и дохлых насекомых. Билл брел по лужам с тухлой водой, и постепенно до его сознания стала доходить необычность окружающей обстановки. Прямо под ногами у него оказалась крышка еще одного люка; Билл машинально поднял ее и обнаружил, что люк никуда не ведет. Крышка просто прикрывала ящик с каким-то веществом, напоминавшим крупный сахарный песок. Может, это какой-то изоляционный материал? А может, что-то съедобное? Билл наклонился, взял щепотку и попробовал пожевать. Нет, несъедобно. Он сплюнул, хотя вкус напомнил о чем-то очень знакомом. И вдруг его осенило.
    
Это была грязь. Земля. Почва. Песок. То, из чего состоят планеты, из чего состоит и эта планета, — естественная поверхность Гелиора, на которой покоится фантастическая громада города-мира. Билл взглянул наверх и внезапно ощутил всю неимоверную тяжесть, нависшую над его головой и грозившую раздавить его в долю секунды. Значит, он сейчас стоит на самом дне, на скальном фундаменте: эта мысль вызвала у него острый приступ клаустрофобии. Издав слабый стон, он, шатаясь, побрел по туннелю, в конце которого виднелись огромные, запертые на засов ворота. Другого выхода отсюда не было. Но, когда Билл пригляделся к мощной бронированной облицовке ворот, он почувствовал, что туда его тоже не тянет. Кто знает, какие невообразимые кошмары скрываются за этим порталом на самом дне Гелиора?
    
Билл стоял, тупо уставившись перед собой, не в силах пошевелиться; ворота заскрипели и приотворились. Он развернулся, готовый пуститься наутек, и тотчас заорал от ужаса, когда неведомое нечто вцепилось в него железной хваткой.
   
   
    
     
Глава 5
    
    
Билл не то чтобы не пытался вырваться из сдавивших его объятий — просто это было безнадежно. Он извивался в белых костлявых клешнях, стараясь оторвать их от себя, сучил в воздухе ногами и беспомощно блеял, словно ягненок в когтях орла. Все было тщетно: его втащили через гигантские ворота, которые тут же автоматически захлопнулись.
    
— Приветствую вас… — раздался у него за спиной чей-то замогильный голос.
    
Объятия разжались, Билл пошатнулся, обернулся и увидел громадного белого робота. Рядом с ним, гордо подняв большую лысую голову, стоял необыкновенно серьезный человечек в белом мундире.
    
— Можете не называть свое имя, — сказал человечек, — если не хотите. Меня зовут инспектор Джейс. Вы просите убежища?
    
— А вы что — предлагаете его? — В голосе Билла звучало сомнение.
    
— Вопрос интересный! Весьма интересный! — Джейс с тихим шелестом потер сухие морщинистые руки. — Однако оставим на потом теологические споры, как бы соблазнительны они ни были. Позволю себе заметить, что ваше заявление о предоставлении убежища было бы наилучшим выходом для всех. Перед вами убежище, готовы ли вы воспользоваться им?
    
Теперь, когда Билл несколько оправился от первого потрясения, к нему постепенно стала возвращаться осторожность: он вспомнил, сколько неприятностей уже свалилось на него из-за неумения держать рот на замке.
    
— Послушайте, ведь я даже не знаю, кто вы такой, где я нахожусь и что вы имеете в виду, говоря об убежище.
    
— Вы совершенно правы, это моя ошибка: принял вас за одного из беспланников, хотя ваши лохмотья явно были когда-то солдатским мундиром, а этот обломок потускневшего металла — высоким воинским орденом. Приветствую вас на Гелиоре — имперской планете; кстати, как там дела на полях сражений?
    
— Прекрасно, замечательно! Но в чем, собственно, дело?
    
— Я инспектор Джейс из городской санитарной службы. Искренне надеюсь, что мне простится моя вольность, если я позволю себе заметить, что вы, похоже, находитесь в затруднительном положении — у вас нет ни мундира, ни поэтажного плана, ни, как я полагаю, удостоверения личности. — Инспектор внимательно следил за Биллом птичьим глазом. — Но не все потеряно. Попросите убежища, и мы дадим вам хорошую работу, новую форму и даже новые документы.
    
— И за это мне придется стать мусорщиком? — усмехнулся Билл.
    
— Мы предпочитаем термин «эм-мэн», — скромно поправил его инспектор.
    
— Я подумаю об этом, — холодно отозвался Билл.
    
— А я помогу вам принять решение, — проговорил инспектор и нажал кнопку в стене. Ворота, ведущие во тьму, с лязгом отворились, и робот, вцепившись в Билла, принялся выталкивать его наружу.
    
— Убежища! Прошу убежища! — взвизгнул Билл и недовольно пробурчал, когда робот отпустил его, а ворота закрылись: — Я только что собирался сказать это добровольно, так что нечего было давить на меня.
    
— Тысяча извинений! Мне ведь так хочется, чтобы вы чувствовали себя у нас счастливым! Еще раз приветствую вас от имени санитарной службы! Рискуя вызвать ваше неудовольствие, все же осмелюсь спросить, не нужно ли вам новое удостоверение личности? Многие из наших служащих предпочитают начинать здесь жизнь заново, и, надо сказать, мы располагаем для этого обширнейшей коллекцией документов, способной удовлетворить любой вкус. Это естественно, ведь к нам попадает все что угодно — начиная от трупов и кончая содержимым корзин для бумаг, — так что не удивляйтесь тому количеству удостоверений, которое мы храним. Будьте любезны, в этот лифт, прошу вас…
    
Санитарная служба действительно обладала огромными запасами документов, аккуратно сложенных в ящики, выстроенные длинными рядами в алфавитном порядке. Билл почти сразу же отыскал удостоверение какого-то Вильгельма Штуццикаденти, вполне подходившее ему по внешним данным, и показал его инспектору.
    
— Отлично! Рад видеть тебя в наших рядах, Вилли…
    
— Зовите меня лучше Биллом.
    
— …приветствую тебя на новой службе, Билл, на службе, где всегда не хватает людей и где ты можешь выбрать себе поле деятельности, которое будет полностью соответствовать твоим талантам и интересам. Когда ты думаешь о санитарной службе, что прежде всего приходит тебе на ум?
    
— Отбросы!
    
Инспектор вздохнул.
    
— Обычная реакция, хотя от тебя я мог бы ожидать и большего. Отбросы — это только один из элементов, которыми приходится заниматься нашему отделу сбора, в дополнение к мусору, бытовым стокам и макулатуре. А есть и другие отделы: поддержание чистоты общественных помещений, ремонт водопровода и канализации, научные исследования, переработка фекалий…
    
— Ой, по-моему, это самое интересное! Ведь до того, как меня насильно забрали в армию, я учился на заочных курсах техников по производству удобрений.
    
— Да это же просто замечательно! Ты должен рассказать мне обо всем в деталях, но сначала давай сядем и устроимся поудобнее. — Инспектор подтолкнул Билла к глубокому мягкому креслу, а затем, повернувшись к торговому автомату, достал из него два пластиковых цилиндрических пакета. — Попробуй-ка этот охлажденный алко-хук…
    
— Да о чем рассказывать-то! Курсы я не кончил, и, видимо, так и не сбудется мечта всей моей жизни — заниматься удобрениями. Разве что в вашем отделе переработки фекалий…
    
— Очень сожалею, весьма прискорбно, это дело, безусловно, тебе подошло бы, но, видишь ли, если и есть хоть один процесс, который не причиняет нам никаких хлопот, так это переработка фекалий, ибо она полностью автоматизирована. Фекалии — наша гордость, так как на Гелиоре с населением свыше ста пятидесяти миллиардов человек…
    
— Ого!
    
— Ты прав, и я понимаю причину твоего восторга… Это действительно уйма фекалий, и я надеюсь, что когда-нибудь буду иметь удовольствие показать тебе наш завод. Однако там, где есть фекалии, должна быть и пища, а поскольку Гелиор импортирует все свое продовольствие, то нам приходится поддерживать замкнутый безотходный производственный цикл, который представляет собой воплощенную мечту любого инженера-ассенизатора. Звездолеты с аграрных планет доставляют сюда продовольствие, поступающее в распоряжение населения, а затем в действие вступает то, что можно назвать главным конвейером: мы получаем жижу, перерабатываем ее с помощью фильтров, химикатов, анаэробных бактерий и тому подобного… Но я, кажется, утомил тебя?
    
— Нет, нет, пожалуйста, продолжайте, — взмолился Билл, улыбаясь и смахивая непрошеную слезу костяшками пальцев. — Просто я сейчас счастлив, мне ведь так давно не приходилось участвовать в интеллигентном разговоре…
    
— Могу себе представить — военная служба отупляет… — Инспектор панибратски похлопал Билла по плечу. — Забудь о прошлом, теперь ты среди друзей. Так о чем бишь я? Ах да, бактерии, затем сушка, прессование… Мы выпускаем лучшие во всей цивилизованной Галактике брикеты концентрированных фекалий, и я готов поспорить с любым, кто…
    
— Я совершенно уверен в этом! — горячо поддержал его Билл.
    
— Автоматические транспортеры и лифты доставляют эти брикеты в космопорты, где их загружают в звездолеты, как только трюмы освобождаются от продовольствия. Полная загрузка за полную загрузку — вот наш девиз. И я слыхал, что на некоторых планетах с бедными почвами жители кричат от радости, когда звездолеты идут на посадку. Да, жаловаться на качество переработки фекалий не приходится, но зато в других отделах проблем полным-полно. — Инспектор осушил свой пакет и нахмурился; все его оживление исчезло так же быстро, как выпивка — Ни в коем случае! — рявкнул он, когда Билл, прикончив свой напиток, стал заталкивать пластиковый пакет в стенное отверстие мусоропровода. — Я не хотел тебя обидеть, — тут же извинился инспектор, — но это одна из наших основных проблем. Я говорю, разумеется, о мусоре. Задумывался ли ты когда-нибудь о том, сколько газет выкидывают ежедневно сто пятьдесят миллиардов человек? Сколько пластмассовых стаканчиков? Пластиковых подносов? Наш исследовательский отдел трудится над этим денно и нощно, но мы все равно не поспеваем. Просто кошмар какой-то! Пакет алко-хука — одно из наших изобретений, но это ведь только капля в море.
    
Когда последняя влага испарилась из пакета, он вдруг противно задергался, и Билл в ужасе уронил его на пол, где тот продолжал шевелиться и изменять форму, съеживаясь и усыхая прямо на глазах.
    
— За это нам следует благодарить математиков, — продолжал инспектор. — Для тополога что музыкальная пластинка, что пакет с выпивкой, что чайная чашка — все едино: твердое тело с дыркой в середине, а потому одно может быть без труда трансформировано в другое. Мы изготовили эти пакеты из пластика, сохраняющего память о первоначальной форме, к которой он и возвращается после высыхания. Взгляни-ка на него!
    
Пакет перестал дергаться и спокойно лежал на полу — плоский, покрытый мелкими и частыми бороздками диск с дырочкой в центре. Инспектор Джейс поднял его, оторвал этикетку «Алко-хук», и Билл увидел под ней другую — «Любовь на орбите, бинг-банг-бонг! В исполнении знаменитой Прямокрылочки».
    
— Изобретательно, не правда ли? Пакет превращается в пластинку с записью одного из самых пошлых шлягеров, к которому ни один настоящий любитель алко-хука не останется равнодушным. Диск забирают с собой, его берегут, а не выбрасывают в мусоропровод, тем самым избавляя нас от лишних хлопот. — Джейс взял обе руки Билла в свои и пристально посмотрел на него увлажнившимися глазами. — Обещай, что ты займешься этими исследованиями, Билл. Нам так недостает умелых и знающих людей, людей, способных проникнуть в самую суть наших проблем! Хоть ты и не закончил своего курса по удобрениям, ты будешь для нас настоящим подспорьем — нам необходимы свежие мозги, свежие люди. Новая метла хорошо метет, не правда ли, Билл?
    
— Ладно! — решительно сказал Билл. — Исследования в области мусора — крепкий орешек, настоящая мужская работа.
    
— Билл, она твоя! И вдобавок — кабинет, паек, форменная одежда и весьма приличная зарплата, а уж мусора и макулатуры столько, сколько душа пожелает. Ты не пожалеешь об этом…
    
Пронзительный вой сирены прервал инспектора на полуслове. В комнату вбежал какой-то возбужденный потный человек.
    
— Инспектор, все пошло к чертям! Операция «Летающая тарелка» провалилась! Только что к нам ворвалась банда астрономов… Сейчас они лупят наших ученых! Катаются по полу, точно дикие звери!
    
Не успел посыльный договорить, как инспектор выскочил за дверь. Билл помчался следом и с разгона прыгнул в мусорную шахту. Транспортер двигался недостаточно быстро для инспектора, который скакал, как заяц, с одной секции на другую; Билл неотступно следовал за ним по пятам. Наконец они оказались в лаборатории, загроможденной сложным электронным оборудованием, среди которого катался запутанный клубок драчунов, яростно лупивших и пинавших друг друга.
    
— Прекратить! Немедленно прекратить! — кричал инспектор, но его никто не слушал.
    
— Давайте-ка я попробую, — сказал Билл. — Не зря же нас гоняли в учебке! Которые тут наши эм-мэны?
    
— В коричневой форме…
    
— Все ясно!
    
Билл, мурлыкая какой-то мотивчик, ввинтился в ревущую толпу и пинками, ударами по почкам, а то и приемом карате, от которого у противника перехватывало дыхание, довольно быстро восстановил порядок.
    
Никто из сражавшихся интеллектуалов не мог похвастаться физической подготовкой, и Билл прошел сквозь них, как слабительное сквозь желудок, после чего стал вылавливать из общей кучи тела своих новых соратников.
    
— В чем дело, Басуреро? — спросил инспектор Джейс.
    
— Они, сэр, они вломились сюда с воплями, требуя немедленно прекратить операцию «Летающая тарелка», и это как раз тогда, когда нам наконец удалось ускорить процесс ликвидации чуть не в два раза…
    
— Что это за операция «Летающая тарелка»? — озадаченно спросил Билл, совершенно не понимая, о чем идет речь.
    
Никто из астрономов еще не очухался, лишь один слабо постанывал, приходя в себя, так что инспектор счел возможным ответить Биллу и указал на гигантский аппарат в углу комнаты.
    
— Это могло стать решением проблемы, — начал он, — связанной с подносами, тарелками, судками для обедов и прочей нечистью. Страшно сказать, сколько кубических футов этой дряни у нас накопилось! Вернее, кубических миль! И вот Басуреро, случайно просматривая технический журнал, наткнулся на статью о передатчиках материи, и мы, изыскав необходимые средства, немедленно приобрели самую большую из существующих моделей. К ней мы присобачили транспортер и погрузчик… — Инспектор открыл панель в боку аппарата, и Билл увидел мощный поток пластмассового утиля, кромсаемого огромными ножницами. — …и теперь эту треклятую посуду мы запихиваем в передатчик материи — и больше никаких забот!
    
Билл все еще не понимал:
    
— Но… куда же все это идет? Куда выходит эта система?
    
— Хороший вопрос. В нем вся суть проблемы. Сначала мы просто выбрасывали мусор в космос, но астрономическая служба заявила, что множество предметов возвращается обратно в виде метеоритов и затрудняет наблюдение за звездами. Тогда мы повысили мощность и начали выбрасывать мусор за пределы орбиты, но тут запротестовало управление астронавигации, утверждая, что мы создаем в космосе аварийные ситуации, и нам пришлось опять ломать головы. В конце концов Басуреро удалось узнать у астрономов координаты ближайшей звезды, и с тех пор мусор сбрасывается прямо туда: никаких проблем, и все довольны!
    
— Кретин! — еле шевеля распухшими губами, сказал один из астрономов, с трудом поднимаясь на ноги. — Ваш проклятый летающий мусор превратил эту звезду в Новую! Мы никак не могли понять, чем вызвана вспышка, пока не обнаружили в архивах ваш запрос о координатах звезды и не проследили всю идиотскую операцию до ее истоков.
    
— Попридержи язык, козел вонючий, не то я снова уложу тебя баиньки! — рявкнул Билл.
    
Астроном отпрянул, побледнел и продолжал уже гораздо более вежливо:
    
— Послушайте, вы же должны понять, что произошло. Нельзя безнаказанно пичкать солнце потоками атомов водорода и углерода. В результате оно превратилось в Новую, и, как я слышал, с ближайших планет даже не успели эвакуировать персонал расположенных там баз.
    
— Борьба с мусором тоже требует жертв. Пусть утешаются, что погибли за человечество…
    
— Ну вам-то легко рассуждать! Впрочем, что сделано, то сделано… Однако вам придется прекратить операцию «Летающая тарелка». И немедленно!
    
— Это еще почему? — вскинулся инспектор Джейс. — Я признаю, что история с Новой была несколько неожиданной, но тут уж ничего не поделаешь. Как вы слышали, Басуреро утверждает, что ему удалось удвоить скорость выброса, так что теперь мы быстро ликвидируем все свои запасы…
    
— А как вы думаете, с чего это вдруг скорость увеличилась вдвое? — прорычал астроном. — Вы довели эту звезду до такого состояния, что она теперь пожирает все подряд и в любую минуту может превратиться в Сверхновую. При этом она не только уничтожит все тамошние планеты, но захватит и Гелиор, и его солнце. Немедленно остановите свою дьявольскую машину!
    
Инспектор вздохнул, а затем устало, но решительно повел рукой:
    
— Выключи ее, Басуреро… Я так и знал, что это не сможет продолжаться долго.
    
— Но, сэр! — вскричал инженер, в отчаянии заламывая руки. — Мы снова окажемся у разбитого корыта. Мусор начнет накапливаться…
    
— Делай, как приказано!
    
Покорно вздохнув, Басуреро потащился к пульту управления и выключил рубильник. Транспортер лязгнул в последний раз и замер, жужжащие генераторы простонали и умолкли. Работники санитарной службы подавленно застыли, понурив головы, астрономы, постепенно приходя в сознание и помогая друг другу, выбирались из лаборатории. Последний из них, стоя в дверях, обернулся, оскалился и злобно выплюнул:
    
— Мусорные крысы!
    
С силой брошенная в него отвертка звякнула о захлопнувшуюся дверь, довершив поражение санитарной службы.
    
— Что ж, не все битвы выигрываются, — энергично заговорил инспектор Джейс, хотя словам его явно недоставало убедительности. — Во всяком случае, я привел тебе свежее подкрепление, Басуреро. Это Билл. Парнишка полон блестящих идей, подключи его к работе своей группы.
    
— Очень приятно! — Высокий толстый здоровяк с оливковой кожей и черными, как смоль, волосами, спускавшимися до самых плеч, стиснул огромной лапищей обе Билловы ладони. — Пойдем, все равно пора прерваться на кормежку, так что я сейчас обрисую тебе ситуацию, а ты расскажешь мне о себе.
    
Пока они пробирались через анфилады бесконечных помещений санитарной службы, Билл поделился с новым начальством некоторыми фактами своей биографии. Басуреро так увлекся, что свернул не в ту сторону и машинально открыл дверь. Хлынувший оттуда поток пластиковых стаканов и подносов затопил их до колен, прежде чем дверь удалось захлопнуть.
    
— Видал! — воскликнул Басуреро, еле сдерживая гнев. — Мы скоро захлебнемся в этом болоте! Помещения уже переполнены, а мусор все прибывает и прибывает. Клянусь Кришной, не представляю, что будет дальше — места для хранения больше нет.
    
Он вынул из кармана серебряный свисток и с яростью дунул. Звука не было. Билл попятился, с опаской глядя на Басуреро, который, в свою очередь, хмуро уставился на Билла.
    
— Нечего пялиться на меня с таким испугом! Я еще с катушек не съехал. Это ультразвуковой свисток для вызова роботов, частота его звука слишком высока для человеческого уха, но роботы слышат его отлично… Во, гляди!
    
Тихо шурша резиновыми колесами, вкатился рабочий робот — раб-бот — и стал ловкими движениями рук-граблей загружать пластмассовый мусор в свой контейнер.
    
— Шикарная штука — этот свисток! — позавидовал Билл. — Можно вызвать робота в любую минуту. Как ты думаешь, теперь, когда я стал эм-мэном, мне тоже дадут такой?
    
— Видишь ли, эту вещь выдают по особому разрешению, — ответил, открывая дверь в столовую, Басуреро. — Раздобыть ее чрезвычайно трудно…
    
— Не понимаю. Ты мне прямо скажи — получу я свисток или нет?
    
Басуреро, проигнорировав вопрос, углубился в меню и набрал номер на кухонном диске. Из щели выскочил поднос с быстрозамороженным завтраком; Басуреро сунул его в радарный разогреватель.
    
— Так как же? — настаивал Билл.
    
— Ну раз уж ты такой настырный, — ответил Басуреро, испытывая некоторую неловкость, — я тебе скажу: мы берем их из коробок с кукурузными хлопьями. На самом деле это собачьи свистки для детишек. Я тебе покажу целый ящик этого барахла, сам выберешь, какой больше понравится.
    
— Заметано! Понимаешь, мне тоже хочется вызывать роботов…
    
Разогрев еду, они уселись за стол. Басуреро, насупившись, уставился на пластмассовый поднос, а под конец со злостью ткнул его вилкой.
    
— Вот, — буркнул он, — таким образом мы сами способствуем своей погибели. Скоро увидишь, какие горы вырастут из этого дерьма, особенно теперь, когда вырубили передатчик материи.
    
— А в океане мусор топить не пробовали?
    
— Проект «Большой всплеск» действует, но я мало что могу рассказать о нем — он полностью засекречен. Океаны на этой чертовой планете, как и все прочее, покрыты оболочкой и находятся в препоганом состоянии. Мы сбрасывали в них мусор до тех пор, пока уровень воды не поднялся настолько, что во время приливов стало заливать смотровые люки в оболочке. Мы и теперь сбрасываем в океан отходы, но уже в меньших количествах.
    
— Как же это возможно? — изумился Билл.
    
Басуреро подозрительно огляделся по сторонам, наклонился к Биллу через стол, приложил указательный палец к губам, подмигнул, ухмыльнулся и хрипло прошептал:
    
— Ш-ш-ш-ш!
    
— Секрет? — шепотом спросил Билл.
    
— Угадал! Метеорологическая служба мокрого места от нас не оставит, если пронюхает. А делаем мы вот что: выкачиваем из океана воду, опресняем ее и складируем, а соль выбрасываем обратно. Некоторые трубопроводы, по которым в океан поступают стоки, мы тайком переоборудовали на работу в обратном режиме. Как только поступают сведения, что наверху идет дождь, мы тотчас начинаем качать туда опресненную воду, и она выпадает вместе с дождем. Метеорологическая служба с ума сходит: с тех пор как начал действовать проект «Большой всплеск», среднегодовые осадки в умеренном поясе увеличились на три дюйма, а снега на полюсах скопилось столько, что верхние уровни местами прогибаются под его тяжестью. Но… мусор прежде всего! И мы сбрасываем его в океаны. Только смотри, никому ни слова — это секрет!
    
— Буду нем как рыба. Но идея, идея-то какова!
    
Гордо улыбнувшись, Басуреро очистил свой поднос от остатков еды и сунул его в щель мусоропровода, откуда мгновенно прямо на стол вывалилось как минимум полтора десятка таких же подносов.
    
— Видал! — заскрежетал зубами Басуреро. — Тут нам и конец! Мы ведь на самом нижнем уровне, и все, что выбрасывают наверху, валится к нам, так что скоро нас погребут под этой дрянью — хранить ее негде, а избавиться от нее невозможно. Мне надо бежать… Придется немедленно приводить в действие аварийный план «Большая блоха»!
    
Он вскочил и кинулся к двери. Билл последовал за ним.
    
— «Большая блоха» — она тоже засекречена?
    
— Как только мы провернем эту операцию, она уже не будет секретом. Мы подкупим инспектора службы здравоохранения, чтобы он сфабриковал доказательства заражения паразитами спального блока, одного из самых больших — миля в ширину, миля в длину и миля в высоту. Только представь себе — свалка для мусора объемом 147 725 952 000 кубических футов! Жильцов эвакуируют для окуривания помещения, но вернуться им будет уже некуда — мы быстренько заполним все это пространство пластиковыми подносами!
    
— А если жильцы пожалуются?
    
— Будут жаловаться, конечно, но что толку? Свалим все на ошибку чиновников и посоветуем подать жалобу по административным каналам, а административные каналы на этой планете — штука особенная! На разбор каждой бумаги уходит от десяти до двадцати лет… А вот и твой кабинет! — Он указал на открытую дверь. — Устраивайся поудобнее, посмотри архивы и протоколы, а к следующей смене постарайся родить какую-нибудь свежую идею.
    
Басуреро попрощался и убежал.
    
Кабинет был маленький, но Биллу он страшно понравился. Билл прикрыл дверь и стал восторженно разглядывать стеллажи, стол, вращающееся кресло, настольную лампу — все это было сделано из выброшенных бутылок, банок, коробок, ящиков, солонок, подставок и прочей ерунды. «Однако налюбоваться я еще успею, — подумал Билл, — а теперь пора за работу».
    
Он выдвинул верхний ящик шкафа с папками и уставился на черный костюм, мучнисто-белое лицо и всклокоченную бороду покойника. Потом быстро задвинул ящик и отскочил от шкафа.
    
— Ну-ну, — сказал он себе, стараясь унять дрожь в голосе. — Ты повидал немало трупов, солдат, стоит ли пугаться еще одного?
    
Он снова подошел к шкафу и выдвинул ящик. Труп открыл припухшие глазки-бусинки и устремил на Билла пронзительный взгляд.
   
   
    
     
Глава 6
    
    
— Что вы делаете в моем шкафу? — спросил Билл, когда неизвестный — низкорослый мужичонка в безнадежно измятом старомодном костюме — выкарабкался из ящика и начал разминать затекшие члены.
    
— Надо было повидаться с тобой наедине. А такой способ — самый надежный, это мне по опыту известно. Ты ведь из недовольных, верно?
    
— Кто вы?
    
— Люди называют меня Икс.
    
— Икс?
    
— А ты здорово сечешь, видно, не дурак. — По лицу Икса скользнула улыбка, на мгновение обнажив коричневые пеньки зубов. — Ты как раз такой человек, в каких нуждается наша партия: ты человек многообещающий.
    
— Какая еще партия?
    
— Не задавай слишком много вопросов, если не хочешь неприятностей. Дисциплина — штука серьезная. Просто уколи палец и подпиши кровавую клятву.
    
— Это еще зачем? — Билл внимательно следил за Иксом, готовый к любым неожиданностям.
    
— Ты ведь ненавидишь императора, который насильно завербовал тебя в свою фашистскую армию, ты же свободолюбивый, богобоязненный человек, готовый пожертвовать жизнью ради ближнего своего. Ты готов принять участие в восстании, в славной революции, которая освободит…
    
— Убирайся вон!
    
Билл схватил человечка за шиворот и потащил к двери. Икс вывернулся и забежал за письменный стол.
    
— Ты пока еще просто прислужник преступной клики, но ты освободишься от оков. Прочти эту книгу. — Что-то шурша упало на пол. — И подумай. Я еще вернусь.
    
Билл бросился к нему, но тут в стене отскочила панель, Икс юркнул в отверстие и исчез. Панель, щелкнув, встала на место; тщательно осмотрев стену, Билл не нашел ни щели, ни шва на совершенно монолитной с виду поверхности. Дрожащими пальцами он поднял брошюру и прочел название: «Кровь. Руководство по вооруженному восстанию для новичков». Билл побледнел и отшвырнул книжонку. Потом он попытался сжечь ее, но страницы были сделаны из огнеупорного материала. Разорвать брошюру тоже не удалось. Ножницы затупились, так и не разрезав ни единой страницы. В отчаянии Билл засунул ее за шкаф и решил выкинуть все это из головы.
    
После беспощадного садистского рабства воинской службы обыкновенная ежедневная работа по уничтожению обыкновенного ежедневного мусора доставляла Биллу огромное наслаждение. Он работал с увлечением, до такой степени погрузившись в дела, что даже не услышал, как отворилась дверь, и буквально подскочил при звуке мужского голоса.
    
— Это санитарная служба? — спросил румяный незнакомец, рассматривая Билла поверх груды пластмассовых подносов, которую держал на вытянутых руках. Не оглядываясь, человек захлопнул дверь, и под стопкой подносов у него появилась еще одна рука с пистолетом. — Шевельнешься — тебе конец! — предупредил он.
    
Считать Билл умел не хуже других: две руки да еще одна в сумме составляли три, а потому он не стал шевелиться понапрасну, но выбрал единственно верное движение — пнул ногой в нижний поднос, так что вся горка въехала налетчику прямо в подбородок. Налетчик рухнул навзничь, подносы взлетели в воздух, и не успел последний из них приземлиться, как Билл уже сидел на спине бандита, выкручивая ему шею болевым венерианским приемом, с помощью которого можно было переломить хребет, точно высохший прошлогодний прутик.
    
— Дюдя… — стонал бандит. — Дядя… юдя… дю…
    
— А я-то считал, что вы, чинджеры, знаете чуть ли не все языки, — ворчал Билл, еще круче сдавливая противника.
    
— Мы… друг… — икал налетчик.
    
— Ты чинджер, у тебя три руки…
    
Человек затрепыхался еще сильнее, и одна рука отлетела в сторону. Билл поднял ее, чтобы получше рассмотреть, на всякий случай отшвырнув пистолет подальше.
    
— Да она искусственная!
    
— А ты как думал? — прохрипел бандит, ощупывая шею оставшимися руками. — Это часть маскировки. Придумано весьма хитроумно. Могу нести что-нибудь двумя руками, а одна свободна. А почему ты не хочешь участвовать в революции?
    
Билла прошиб пот, и он бросил быстрый взгляд на шкаф, за которым валялась проклятая брошюрка.
    
— О чем ты говоришь? Я верноподданный императора…
    
— Да? Почему же ты тогда не доложил в ГБР, что человек, назвавшийся Иксом, пытался тебя завербовать?
    
— А ты откуда знаешь?
    
— Мы все знаем. Вот мое удостоверение. Я агент Пинкертон из Галактического бюро расследований. — Он показал инкрустированное драгоценными камнями удостоверение с цветной фотографией и гербовой печатью.
    
— Мне не хотелось никаких осложнений, — заюлил Билл, — вот и все. Я никого не трогаю и хочу, чтобы меня никто не трогал.
    
— Прекрасные намерения… для анархиста! Ведь ты же анархист, парень? — Острый взор Пинкертона пронзил Билла насквозь.
    
— Нет! Нет! Я такого слова и выговорить-то не сумею!
    
— Надеюсь, что так. Ты неплохой парень, и я постараюсь, чтобы у тебя все было в порядке. Я даю тебе еще один шанс. Когда снова встретишься с Иксом, скажи ему, что передумал и хочешь вступить в партию. Вступишь и будешь работать на нас. Каждый раз, как побываешь на собрании, будешь звонить мне по телефону, номер которого записан на этом батончике. — Пинкертон швырнул на стол шоколадку в бумажной обертке. — Запомнить и съесть. Понятно?
    
— Нет, этим я заниматься не буду.