1 2 3 4 5 
– Что мы собираемся делать, капитан? – спросил Двоеточие.
– Э-э. Мы можем позвать на помощь, – неуверенно сказал капитан.
– Что, здесь?
– В этом вы правы.
– Я полагаю, что нам нужно было повернуть налево с Серебряной улицы, вместо поворота направо, – дрожащим голосом сказал Валет.
– Что ж, мы сделали одну ошибку, не будем больше спешить, – сказал капитан, задумавшись над случившимся.
Они услышали шум шагов. Кто-то заходил к ним слева, доносилось чье-то хихиканье.
– Мы должны построиться в круг, – сказал капитан. Они попытались построиться.
– Эй! Что это такое? – сказал сержант Двоеточие.
– Что?
– Вот, еще раз. Как будто петля затянулась.
Капитан Бодряк пытался не думать о капюшонах и удавках.
Как он знал, существовало много богов. Для каждого ремесла был свой бог. Был бог нищих, богиня проституток, бог воров, возможно, даже бог убийц.
Он задавал себе вопрос, а был ли там, где-то среди этого обширного пантеона, бог, который благосклонно посматривал на жестоко притесняемых и совершенно невинных, осуществляющих закон офицеров, которые были близки к своей кончине.
Он с горечью подумал, что, возможно, такого и нет. Подобные вещи были отнюдь не в моде у богов. Отыщите какого-нибудь бога, который бы позаботился о бедном прохвосте, пытающемся честно трудиться за пригоршню долларов в месяц. Нет их. Боги перегибают палку, предпочитая этих смышленых ублюдков, чей смысл дневной работы оценивается Рубиновым Глазом Короля Ирвига в розетке, а не этого невообразимого простофилю, который просто каждую ночь грохочет по мостовой…
– Больше походит на ползущую змею, – сказал сержант, любивший добиваться правды.
И тут донесся звук…
…похожий на взрыв вулкана, или кипящего гейзера, но во всяком случае долгий, протяжный ревущий звук, похожий на ревущее пламя в кузнице Титана…
…но он был не так плох, как свет, вспыхнувший желтоголубой свет, который осветил все вокруг и намертво впечатал узор ваших кровеносных сосудов глазных яблок на обратную сторону вашего черепа.
Все это длилось сотни и сотни лет, а затем внезапно прекратилось.
Наступивший мрак был заполнен красными бликами и, как только к ушам вернулась способность слышать, тихим звяканьем.
Еще некоторое время стражники пребывали в неподвижности.
– Ну, ну, – устало сказал капитан.
После продолжительного молчания он сказал, очень отчетливо, выговаривая каждую гласную:
– Сержант, возьмите людей и разберитесь с этим, ладно?
– Разобраться с чем, капитан? – сказал Двоеточие, но капитана уже озарило, что если он отошлет сержанта с людьми, то они оставят его, капитана Бодряка, в одиночестве.
– Нет, у меня есть мысль получше. Мы все пойдем, – твердо сказал он.
И они все отправились в путь.
Сейчас, когда их глаза привыкли к темноте, они смогли разглядеть неясное красное зарево впереди.
Зарево исходило от стены, быстро остывавшей. Куски запекшейся кирпичной кладки отлетали по мере остывания, издавая негромкий шум и треск.
Но это не было наихудшим. Наихудшее находилось на стене.
Они посмотрели на него.
Они рассматривали его долго-долго.
До рассвета оставался час или два, и никто даже не предполагал попытаться отыскать обратный путь в темноте. Они ждали у стены. По крайней мере здесь было тепло.
Они пытались не смотреть на него.
Наконец Двоеточие с трудом потянулся и сказал:
– Не падайте духом, капитан. Могло быть гораздо хуже.
Бодряк прикончил бутылку. Это не возымело ни малейшего воздействия. Существуют некоторые виды трезвости, когда просто невозможно сдвинуться с мертвой точки.
– Да, – сказал он. – Это могло быть с нами.

Верховный великий Магистр открыл глаза.
– Еще раз, – сказал он. – Мы достигли успеха.
Братия бросились с воодушевлением поздравлять друг друга. Братья Сторожевая Башня и Пальцы сплели руки и пустились восторженно отплясывать жигу в волшебном кругу.
Верховный Великий Магистр сделал глубокий вдох.
Вначале морковка, подумал он, а теперь палка. Ему понравилась палка.
– Тишина! – прикрикнул он.
– Брат Пальцы, Брат Сторожевая Башня, прекратите это постыдное проявление чувств, – завизжал он. – И вы все, замолчите!
Они стихли, как заигравшиеся дети, только заметившие учителя, который вошел в комнату. Затем они затихли еще сильнее, как дети, увидевшие выражение лица учителя.
Верховный Великий Магистр дал этому возможность запечатлеться, затем двинулся вдоль одетых в лохмотья рядов.
– Я полагаю, – сказал он, – что мы думаем, что нам удалось совершить волшебство, не так ли? Гм-м? Брат Сторожевая Башня?
Брат Сторожевая Башня, глотая слова, сказал:
– Ну, э-э, вы сказали, что мы, э-э, я имею в виду…
– Вы не сделали еще НИЧЕГО!
– Да, э-э, нет, э-э… – трясся Брат Сторожевая Башня.
– Разве настоящие волшебники подпрыгивают после небольшого колдовства и декламируют «мы идем сюда, мы идем сюда, мы идем сюда», Брат Сторожевая Башня? Гм-м?
– Да, но мы не совсем…
Верховный Великий Магистр крутнулся на пятках.
– И разве они озабоченно таращатся на ставни и стропила, Брат Штукатур?
Брат Штукатур понурился, повесив голову. Он не подозревал, что кто-то мог это заметить.
Когда напряжение достигнув приемлемого предела, начало звенеть как тетива натянутого лука, Верховный Великий Магистр отступил.
– Почему я беспокоюсь? – сказал он, качая головой. – Я мог бы выбрать любого. Я мог бы взять наилучшего. Но я набрал ватагу детишек.
– Э, честно говоря, – сказал Брат Сторожевая Башня, – мы приложили усилие, как я полагаю, мы по-настоящему сконцентрировались. Не так ли, парни?
– Да, – ответили они хором. Верховный Великий Магистр уставился на них.
– В нашем Братстве нет места Братьям, которые не с нами все время, – предупредил он.
С заметным облегчением Братия, как перепуганные овцы, увидавшие, что в загоне опущен преграждавший барьер, кинулись к открывшемуся отверстию.
– Не беспокойтесь об этом, ваше верховенство, – горячо сказал Брат Сторожевая Башня.
– Обязательность должна стать нашим девизом! – сказал Верховный Великий Магистр.
– Девизом. Да-а, – сказал Брат Сторожевая Башня.
Он толкнул локтем Брата Штукатура, чей взгляд опять уперся в гладильную доску.
– Что? Ах, да. Девизом. Да-а, – сказал Брат Штукатур.
– А также вера и братство, – сказал Верховный Великий Магистр.
– Да-а. И эти тоже, – сказал Брат Пальцы.
– Потому, – сказал Верховный Великий Магистр, – если здесь есть кто-нибудь, который не ожидает, да-да, с нетерпением продолжения этой великой работы, пусть сделает шаг вперед.
Никто не шевельнулся.
Их зацепило. О боги, подумал Верховный Великий Магистр, я в этом преуспел. Я могу играть на их маленьких ужасных умишках, как на ксилофоне. Это изумительно, абсолютная власть мирского. Кто бы мог подумать, что усталость может превозмогать силу? Но вы должны знать, как с этим управляться. А я могу.
– Отлично, – сказал он. – А сейчас, мы повторим Клятву.
Он вел их запинающиеся, испуганные голоса при ее произнесении, заметив с одобрением, как они запнулись на слове «фиггин». И он присматривался вполглаза к Брату Пальцы.
Он чуть более сообразителен, чем остальные, подумал он. По крайней мере, менее легковерный. Впрочем, лучше убедиться, что я ухожу последним. Ни малейшего желания, чтобы у кого-нибудь возникла мысль проводить меня домой.

Нужно было обладать особым складом ума, чтобы управлять городом, подобным Анк-Морпорку, и лорд Ветинари им обладал. Но тем не менее, он был особой личностью.
Он озадачивал и приводил в ярость повелителей торговли до такой степени, что когда-то давным-давно они оставили надежду попытаться убить его и ныне просто как жокеи мчались, занимая положенное им место среди себе подобных. В любом случае убийце пришлось бы изрядно потрудиться, чтобы отыскать достаточно мяса на его худом теле, чтобы воткнуть кинжал.
В то время как другие правители обедали жаворонками, фаршированными павлиньими языками, лорд Ветинари считал, что стакан кипятка и половина кусочка сухого хлеба были изящной достаточностью.
Это выводило из себя. Он появился, не имея пороков, которые можно было обнаружить. Вы могли бы подумать, глядя на это бледное, лошадиное лицо, что он имел склонность ко всякой дребедени, вроде кнутов, игл, и юных дев в темницах. Другие правители могли с этим мириться. Ничего плохого в этих кнутах и иглах, в умеренных количествах. Но Патриций по-видимому проводил вечера, изучая рапорты и, в особых случаях, если он испытывал волнение, играя в шахматы.
Он одевался во все черное. Это не было чрезвычайно внушительное черное одеяние, подобное тем, что надевали лучшие из лучших убийцы, а трезво продуманное, слегка поношенное черное одеяние человека, который не желает тратить много времени по утрам, размышляя что одеть. И нужно было встать очень рано утром, чтобы встать раньше Патриция; наверное умнее всего было бы совсем не ложиться спать.
Но он был популярным, в своем роде. Его рукой, впервые за тысячи лет, Анк-Морпорк управлялся. Возможно, не так благородно или просто не очень демократично, но управлялся. Он ухаживал за ним, как ухаживают за декоративными кустами, поощряя рост тут, обрезая ложный побег там. Поговаривали, что он мог вытерпеть все, что угодно, помимо того, что угрожало существованию города[11], и так оно и было…
Он долго разглядывал пострадавшую стену, пока дождь стекал у него по подбородку и мочил ему одежду. Стоявший сзади Обычный нервно переминался с ноги на ногу.
Затем длинная, тонкая, со вздувшимися синими венами рука коснулась стены и оставила на ней свои отпечатки, обводя неясные тени.
Впрочем, не столько тени, а более похожие на ряд силуэтов. Контуры были очень отчетливы. Внутри был знакомый рисунок кирпичной кладки. А вот снаружи стена оплавилась, превратившись в прекрасную керамическую поверхность с зеркальным блеском.
Силуэты, проглядывавшиеся на кирпичной стене, представляли картину с шестью персонажами, застывших в крайнем изумлении. Воздетые руки продолжали крепко сжимать ножи и тесаки.
Патриций молча бросил взгляд на кучу пепла у своих ног. Несколько потеков расплавленного металла могли быть остатками того самого оружия, которое оставило свой след на стене.
– Гм-м, – сказал он.
Капитан Бодряк почтительно провел его по улице и довел до переулка Верной Удачи, где указал на Экспонат А, на то, что осталось…
– Следы, – сказал он. – Они тянутся на небольшом расстоянии, сэр. Они немного больше, чем след от обычных когтей. Можно было бы назвать их следами когтистых лап.
Патриций уставился долгим взглядом на отпечатки в грязи. Выражение его лица было совершенно непроницаемым.
– Я вижу, – в конце концов сказал он. – У вас есть какое-нибудь мнение по этому поводу, капитан?
Оно было у капитана. За часы, прошедшие до рассвета, у него перебывали всевозможные мнения, начавшись с подозрения, что было большой ошибкой родиться на этот свет.
А затем, когда серый свет начал вливаться даже на улицы Теней, а он остался жив и его не зажарили, то оглядевшись вокруг с видом идиотского облегчения, увидел, всего в ярде от себя, эти следы. Этот миг был не самым удачным, чтобы оставаться трезвым.
– Да, сэр, – сказал он. – Я знаю, что драконы вымерли тысячу лет назад, сэр…
– Да? – У Патриция сузились глаза.
Бодряк:
– Но, сэр, вопрос в том, знают ли они об этом? Сержант Двоеточие сказал, что слышал перед этим звук, как если бы зашуршала кожа, как раз перед, как раз перед… правонарушением.
– То что вы считали вымершим, а, возможно, на самом деле и полностью выдуманным в мифах, дракон прилетел в город, приземлился в этом узком переулке, испепелил дотла группу преступников, а затем улетел? – сказал Патриций. – Можно сказать, что он был общественным, весьма оживленным созданием.
– Что ж, если вы рассматриваете это таким образом…
– Как мне помнится, драконы из легенд были одинокими и деревенскими созданиями, которые сторонились людей и обитали в укромных, удаленных местах, – сказал Патриций. – Вряд ли они были урбанизированными созданиями.
– Нет, сэр, – сказал капитан, удержавшись от замечания, что если вам хотелось бы найти настоящее укромное, удаленное место, то Тени отвечали всем требованиям.
– Кроме того, – сказал лорд Ветинари, – согласитесь, что трудно вообразить, что никто этого не заметит, не так ли?
Капитан кивнул стене и ее устрашающему фризу.
– Помимо них, вы полагаете, сэр?
– По моему мнению, – сказал лорд Ветинари, – это некие партизанские действия. Возможно, соперничающая банда наняла волшебника. Небольшое местное затруднение.
– Можно связать со всеми этими странными кражами, сэр, – предположил Обычный.
– Но ведь есть следы, сэр, – настойчиво сказал Бодряк.
– Мы рядом с рекой, – сказал Патриций. – Возможно, это была, вполне вероятно, некая болотная птица. Простое совпадение, – добавил он, – но я должен скрыть их, будь я на вашем месте. Нежелательно, чтобы людям приходили в голову плохие мысли и они приходили к глупым умозаключениям, не так ли? – резко добавил он.
Бодряк сдался.
– Как полагаете, сэр, – сказал он, уставившись на свои сандалии.
Патриций потрепал его по плечу.
– Не забивайте голову, – сказал он. – Продолжайте.
Он проявил инициативу, этот человек. Патрулируя в Тенях. Хорошая работа.
Он повернулся и почти врезался в стену из кольчуги, бывшей ничем иным как Морковкой.
К своему ужасу, капитан Бодряк увидел, что его новобранец внимательно разглядывает карету Патриция. Вокруг кареты, полностью вооруженные и настороже, стояли шестеро дворцовых стражников, навытяжку и проявляя неподдельный интерес к его особе. Бодряк весьма их недолюбливал. У них на шлемах развевался плюмаж. А он ненавидел стражников с плюмажем.
Он услышал, как Морковка сказал:
– Простите, сэр, это ваша карета, сэр?
Патриций медленно мигнул раз или два, а затем сказал:
– Моя. А как вас зовут, молодой человек?
Морковка отдал честь:
– Младший констебль Морковка, сэр.
– Морковка, Морковка. Это имя звенит набатом.
Люпин Обычный, стоявший чуть позади него, прошептал на ухо Патрицию. Его лицо просветлело.
– А-а, юный захватчик воров. Как я полагаю, там произошла небольшая ошибка, но вполне похвальная. Ни единой персоны превыше закона, не так ли?
– Да, сэр, – сказал Морковка.
– Похвально, похвально, – сказал Патриций. – А сейчас, джентльмены…
– Относительно вашей кареты, сэр, – настойчиво сказал Морковка. – Не могу не вмешаться, заметив, что переднее боковое колесо, в противоположность…
Он собирается арестовать Патриция, сказал сам себе Бодряк, эта мысль обдала ему голову потоком ледяной воды. Он действительно собирается арестовать Патриция. Верховного правителя. Он собирается его арестовать. Именно этим он собирается заняться. Парень не знает значения слова «страх». Вряд ли было бы лучше, если он знал значение слова «выживание»…
А я не могу разжать свои челюсти.
Мы все погибнем. Или того хуже, мы все будем задержаны к вящему удовольствию Патриция. А как мы все знаем, он редко бывает доволен.
Это произошло в тот редкий момент, когда сержант Двоеточие заслужил себе, в переносном смысле, медаль.
– Младший констебль Морковка! – прокричал он. – Смирно! Младший констебль Морковка, кру-у-гом! Младший констебль Морковка, бегом марш!
Морковка мигом вытянулся по стойке «смирно», как вытягивается небольшой амбар, и уставился вперед немигающим взором со свирепым выражением беспрекословного повиновения.
– Отличная выправка, у этого парня, – задумчиво сказал Патриций, в то время как Морковка на негнущихся ногах зашагал прочь. – Продолжайте, капитан. И не настаивайте ни на каких глупых слухах о драконах, хорошо?
– Да, сэр, – сказал капитан Бодряк.
– Прекрасно.
Карета, дребезжа, тронулась прочь, с бегущими по сторонам стражниками.
Стоявший позади, капитан Бодряк только смутно осознал, что сержант кричит отступившему Морковке остановиться.
Он размышлял.
Он смотрел на следы в грязи. Он воспользовался своей пикой, полагавшейся ему по уставу, которая была семи футов длиной, чтобы измерить их размер и расстояние между ними. Он тихонько насвистывал. Затем, с заметной предосторожностью, он проследовал в переулок за угол; тот привел его к небольшой, запертой на висячий замок и перепачканной грязью двери в задней стене дровяного склада.
Здесь было что-то не так, подумал он.
Следы выводили из переулка, но они не входили внутрь. А нам не часто встречаются болотные птицы в Анке, в основном потому что загрязнение может разъесть им ноги, а кроме того для них легче бродить по поверхности.
Он поднял свой взгляд. Мириады мокрых линий перечеркивали, как сетью, вдоль и поперек узкий прямоугольник неба.
Итак, подумал он, что-то большое и свирепое вышло из этого переулка, но не вошло внутрь.
А Патриций очень обеспокоен этим.
И мне было приказано позабыть об этом.
Он заметил еще что-то, валявшееся в переулке, нагнулся и поднял свежую, пустую скорлупу от арахиса.
Он перебрасывал ее из руки в руку, глядя вперед невидящим взглядом.
Именно сейчас ему была нужна выпивка. Но, возможно, стоило подождать.

Библиотекарь поспешно прокладывал себе путь по темным проходам среди книжных полок.
Вершины крыш города принадлежали ему. Конечно, убийцы и воры тоже могли воспользоваться ими, но еще давным-давно он открыл, что лес из дымоходов, контрфорсов, горгон и флюгеров был приемлемой и в какой-то степени удобной альтернативой улицам.
По крайней мере так было до сих пор.
Ему казалось забавным и поучительным последовать вслед за Дозором в Тени, городские джунгли не представлявшие ни капли страха для 300-фунтовой обезьяны. Но сейчас ночной кошмар, который он увидел, перебираясь на руках через темный переулок, мог заставить его сомневаться, будь он человеком, в свидетельствах своих собственных глаз.
Но будучи обезьяной, он не имел ни малейших сомнений в свидетельствах своих глаз и постоянно доверял им.
Сейчас он поспешно пытался сосредоточиться на книге, которая могла содержать разгадку. Она находилась в разделе, который никто не тревожил в эти дни; стоявшие там книги на самом деле не были волшебными. На полу обвиняюще лежала пыль.
Пыль, со следами ног на ней.
– У-ук? – сказал Библиотекарь в теплую полутьму.
Он осторожно двинулся дальше, ловя себя на невероятной мысли, что эти следы ведут к той же цели, к которой он стремился сам.
Он повернул за угол и там был.
Раздел.
Книжный шкаф.
Полка.
Брешь.
В мультивселенной бывает много ужасных зрелищ. Тем не менее, для души, настроенной на тихие ритмы библиотеки, нет более ужасного зрелища, чем дыра, где должна находиться книга.
Кто-то украл книгу.

В уединении Продолговатого Кабинета, своей святая святых, Патриций расхаживал взад и вперед. Он диктовал инструкции.
– И послать людей закрасить эту стену, – закончил он.
Люпин Обычный поднял бровь.
– Благоразумно ли это, сэр? – сказал он.
– Вы не думаете, что фриз с жуткими тенями будут вызывать замечания и догадки? – кисло сказал Патриций.
– Не так много, как свежая краска на Тенях, – ровно сказал Обычный.
Патриций на миг заколебался.
– Хорошо подмечено, – среагировал он. – Прикажите людям снести ее.
Он дошел до конца комнаты, повернулся на пятках и опять двинулся в путь. Драконы! как будто не было ничего более важного, более реальные явления занимали его время.
– Вы верите в драконов? – спросил он.
Обычный покачал головой.
– Они невозможны, сэр.
– И я так же слышал, – сказал лорд Ветинари.
Он дошел до противоположной стены и повернулся.
– А вы не хотели бы провести дальнейшее расследование? – спросил Обычный.
– Да. Не прочь.
– А я позабочусь, чтобы Дозор принял в этом посильное участие, – сказал Обычный.
Патриций замер, прекратив хождение.
– Дозор? Дозор? Мой дорогой, Дозор – это кучка несведущих лиц, под командованием пьяницы. У меня ушли годы на то, чтобы достичь этого. Самым последним, чем мы могли бы себя занять, это был бы Дозор.
Он задумался на мгновение.
– Даже увидев дракона, Обычный? Одного из самых больших, как я полагаю? Ах да, они невозможны. Вы так сказали.
– Но ведь они просто легенда. Суеверие, – сказал Обычный.
– Гм-м, – сказал Патриций. – А из легенд следует, ну разумеется, что они легендарные.
– Точно, сэр.
– Даже… – Патриций остановился и некоторое время разглядывал Обычного. – Ах да, – сказал он. – Забудьте об этом. Я не хочу иметь ничего общего с этими драконами. Подобные явления приводят людей в беспокойство. Положим этому конец.
Когда он остался один, то встал и бросил мрачный взгляд на город-близнец. Опять моросило.
Анк-Морпорк! Скандальный город сотен тысяч душ! И, как частным образом отмечал Патриций, это число в десять раз превышало количество настоящих людей. Дождь шелестел, поблескивая и освежая панораму из башен и крыш, ничего не зная о кишащем, злобном мире, на который он падал. Более удачливому дождю довелось упасть на высокогорных овец, или нежно прошелестеть над лесами, или слиться в рукопожатии, мешаясь с морскими волнами. Впрочем, дождь, падавший на Анк-Морпорк, имел слишком много хлопот. Ведь здесь, в Анк-Морпорке с водой вытворяли ужасные вещи. Быть пьяным было всего лишь началом его проблем.
Патрицию нравилось ощущать, что он смотрит на город, который действует. Не красивый город, или прославленный город, или хорошо промытый город, и определенно не благоволящий к архитекторам город; даже самые самоотверженные его жители признавали, что с высокой точки зрения, Анк-Морпорк выглядел так, как будто кто-то пытался достигнуть в камне и дереве эффекта, обычно ассоциирующегося с тротуарами и обочинами летних площадок ресторанов, работающих ночь напролет.
Но он действовал. Он бодро крутился как гироскоп на устах кривой катастрофы, И это происходило потому, как твердо в это верил Патриций, что ни одна группа не обладала достаточной силой, чтобы его столкнуть. Торговцы, воры, убийцы, волшебники – все энергично участвовали в гонке, совершено не понимая, что это не должно совершенно быть гонкой вообще, но совершенно не доверяя друг другу, чтобы остановиться и приглядеться, кто наметил курс и кто держит стартовый флаг.
Патриций не любил слово «диктатор». Оно оскорбляло его. Он никогда не говорил никому, что делать. Ему не нужно было это делать, это было самым удивительным. Большая часть его жизни протекала в устройстве дел таким образом, чтобы подобное положение дел сохранялось и продолжалось.
И, разумеется, были различные группы, добивавшиеся его свержения, и это было верно и пристойно и с признаками бодрого и здорового общества. Никто не мог назвать его неразумным в делах. Почему бы ему самому не отыскать большинство из них? Но наиболее чудесным был способ, с помощью которого они проводили почти все свое время, пререкаясь друг с другом.
Человеческая природа, как всегда говорил Патриций, изумительная вещь. Как только вы узнали, где находятся ее рычаги.
У него было неприятное предчувствие из-за этих драконов. Даже если это и было создание, не обладавшее явными рычагами, как в случае с драконом. С этим необходимо было разбираться.
Патриций не верил в ненужную жестокость[12]. Он не верил в бесцельную месть. Но он питал большую веру в то, что с делами необходимо разбираться.

Немного забавно, но капитан Бодряк думал о тех же вещах. Он обнаружил, что ему ненавистна мысль о гражданах, пусть даже и Теней, которые превращаются в простое пятно на стене.
И это было проделано, так или иначе, на глазах у Дозора. Как если бы Дозора не существовало, как если бы Дозор был неуместной деталью. Вот что было мучительно.
Разумеется, это было правдой. И это только делало все еще хуже.
Что его еще больше злило, так то, что он ослушался приказов. Несомненно, он раскопал эти следы. Но на верхней полке его старинного стола, скрытый под слоем пустых бутылок, лежал гипсовый слепок. Он ощущал его присутствие, не взирая на три слоя дерева.
Он не мог вообразить, что же в него могло влезть. А сейчас он мог пойти в мыслях еще дальше, вообразив конечность.
Он осмотрел свои, желая лучше выразиться, эшелоны. Он попросил старших офицеров переодеться в простую одежду. Для сержанта Двоеточие это означало, что он, всю свою жизнь проносивший форму, вынужден был облачиться в костюм, который надевался на похороны, раскраснелся и чувствовал себя весьма неудобно. В то время как Валет…
– Я сомневаюсь, что смогу сделать более понятным слово «простой», – сказал капитан Бодряк.
– Это то, что я надеваю после работы, начальник, – укоризненно сказал Валет.
– Сэр, – поправил Двоеточие.
– Мой голос тоже в простой одежде, – сказал Валет. – Первоначальной, вот что это такое.
Бодряк медленно обошел вокруг капрала.
– А ваша простая одежда не заставляет старушек падать в обморок, а мальчишек бежать за тобой по улице? – сказал он.
Валет с трудом включился. Он был не в ладах с иронией.
– Нет, сэр, начальник, – сказал он. – С этим все в порядке, это такой стиль.
Это было общеизвестно. В Анке было настоящее поветрие на большие шляпы с перьями, брыжи, укороченные камзолы с золотыми петлицами, панталоны клеш и сапоги с фигурными шпорами. Незадача была в том, как представлял это Бодряк, что большинство из последователей моды обладало избытком телесных объемов для того, чтобы втиснуться в эти детали туалета, в то время все, что можно было сказать о капрале Валете, было то, что он утопал во всем этом.
Это могло иметь свои преимущества. После этого положительно никому не могло прийти в голову, когда они видели его, бредущего по улице, что это Дозорный, пытающийся выглядеть неприметным.
Так случилось с Бодряком, что он решительно ничего не знал о Валете, помимо работы. Он не мог даже припомнить, где тот живет. Все эти годы он знал о его существовании и никогда не задумывался, что в своей тайной личной жизни Валет был слегка павлином. Очень маленьким павлином, по правде говоря, павлином, которому зачастую выпадали весьма увесистые тумаки и шишки, но тем не менее павлином. Просто вы никогда не могли сказать, когда это проявится.
Он опять вернулся к предмету, который он держал в руке.
– Я хочу, чтобы вы вдвоем, – обратился он к Валету и Двоеточию, – смешались ненавязчиво, или навязчиво как в вашем случае, Валет, с людьми вечером и, э-э, посмотрели, не смогли бы вы заметить что-нибудь необычное.
– В чем необычное? – сказал сержант.
Бодряк заколебался. Он сам не был уверен в этом.
– Что-нибудь, – сказал он. – Относящееся к делу.
– А-а, – сказал сержант, глубокомысленно кивая. – Относящееся к делу. Хорошо.
Наступила тишина.
– Возможно, люди видели таинственные вещи, – сказал капитан Бодряк. – Или необъяснимые огни. Или следы. Вы понимаете, – закончил он в отчаянии, – следы появления драконов.
– Вы имеете в виду, нечто вроде груд золота, на которых они спят? – сказал сержант.
– И девы, прикованные цепями к скалам, – сказал с видом знатока Валет.
– Смею заметить, что вы знатоки в этом, – вздохнул Бодряк. – Просто постарайтесь выполнить все как можно лучше.
– Это смешивание, – деликатно спросил Двоеточие, – должно включать в себя вхождение в таверны, распивание напитков и тому подобное, не так ли?
– До определенного уровня, – сказал Бодряк.
– А-а, – весело сказал сержант.
– Умеренно.
– Как прикажете, сэр.
– И за ваш счет.
– Ах.
– Но перед тем как вы уйдете, – сказал капитан, – скажите, не знает кто-либо из вас кого-нибудь, знающего что-либо о драконах? Я имею в виду, что-либо помимо сна на золоте и забав с юными девами.
– Могут знать волшебники, – предположил Валет.
– Помимо волшебников, – твердо сказал Бодряк.
Волшебникам нельзя было верить. Каждый стражник знал, что волшебникам нельзя доверять. Они были хуже даже гражданских лиц.
Двоеточие задумался над вопросом.
– Тогда леди Рэмкин, – сказал он. – Живет на Авеню Коронации. Разводит болотных драконов. Ну знаете, этих маленьких вонючек, которых содержат как домашних животных?
– А-а, она, – мрачно сказал Бодряк. – Думаю, что встречался с ней поблизости. Это та, у которой на карете сзади наклейка «Хохочи, Если Ты Любишь Драконов»?
– Это она. Она чокнутая, – сказал сержант Двоеточие.
– Чем вы хотите, чтобы я занимался, сэр? – сказал Морковка.
– Э-э, для вас есть самая важная работа, – быстро сказал Бодряк. – Я хочу, чтобы вы остались здесь и присмотрели за кабинетом.
Лицо Морковки расплылось в медленной, недоверчивой улыбке.
– Вы имели в виду, чтобы я остался во главе, сэр? – сказал он.
– Только на словах, – сказал Бодряк. – Но вам не разрешается никого арестовывать, понятно? – быстро добавил он.
– Даже если они будут нарушать закон, сэр?
– Даже в этом случае. Просто составьте об этом доклад.
– Тогда я буду читать мою книгу, – сказал Морковка. – И полировать мой шлем.
– Отлично, – сказал капитан.
Он подумал, что все может пройти безопасно. Никто даже не войдет сюда, даже чтобы сообщить о пропавшей собаке. Никто даже не подумает о Дозоре. Нужно быть совершенно тронутым, чтобы обратиться к Дозору за помощью, горько подумал он.
Авеню Коронации была широкой, засаженной деревьями и невероятно избранной частью Анка, пролегавшей достаточно высоко над рекой, чтобы быть вдали от ее всепроникающего запаха. Люди на Авеню Коронации обладали старыми деньгами, которые, как предполагалось, было гораздо лучше новых денег, хотя капитан Бодряк так толком и не мог уловить разницы. Люди на Авеню Коронации имели собственных телохранителей. О людях на Авеню Коронации говорили, что они столь отчуждены, что даже не могут разговаривать с богами. Это была небольшая клевета. Они могли бы разговаривать с богами, если бы те оказались благовоспитанными богами из приличной семьи.
Найти дом леди Рэмкин не составляло труда. Отсюда открывался прекрасный вид на город, если у вас было желание хорошо провести время. Ворота охраняли каменные драконы, а сады имели запущенный заросший вид. Статуи давно умерших предков Рэмкинов проглядывались из-под зелени. Большинство статуй стояли с мечами и были увиты плющом с ног до головы.
Бодряк осознал, что это было совсем не потому, что владелец был слишком беден, чтобы что-либо с этим сделать, но скорее владелец сада думал, что есть много гораздо более важных вещей, чем предки, что было весьма непривычной точкой зрения для аристократа.
Они также думали, что есть много гораздо более важных вещей, чем надлежащий ремонт. Когда он позвонил в колокольчик этого вполне приятного старого дома, стоявшего в зарослях цветущего рододендрона, с фасада здания посыпались куски штукатурки.
Впрочем, это было единственное, что можно было заметить в доме, не считая того, что где-то сзади, за углом раздался рев. Кое-что непонятное.
Дождь опять начал моросить. Вскоре Бодряк ощутил выгодность своего положения и начал осторожно продвигаться вокруг здания, готовый в любую минуту отскочить в случае чего-либо непредвиденного.
Он добрался до тяжелых деревянных ворот в деревянной стене. В сравнении с общей дряхлостью всего этого дома, ворота казались сравнительно новыми и весьма твердыми.
Он постучал. Это привело к канонаде из странных визгов и свиста.
Дверь отворилась. Что-то ужасное надвинулось на него.
– Ах, милейший. Вы знаете что-нибудь о случке? – прогрохотало ему в ухо.

В Доме Дозора было тепло и уютно. Морковка послушал шелест песка в песочных часах и сосредоточился на полировке нагрудника. Столетия тусклого прозябания отступали под его бодрым натиском. Нагрудник заблестел.
Вы догадываетесь, каково это быть в начищенном нагруднике. Странность города, обладавшего всеми этими законами и старательно игнорировавшего их, была для него излишней. Но начищенный нагрудник – это нагрудник, который хорошо начистили.
Дверь распахнулась. Он бросил взгляд из-за древнего стола. Там не было никого.
Он проделал еще несколько прилежных движений.
Донеслись неясные звуки, как будто кому-то надоело ждать. Две руки с пурпурными ногтями ухватились за край стола, и лицо Библиотекаря медленно появилось в его поле зрения, как подымающийся ранним утром кокосовый орех.
– У-ук, – сказал он.
Морковка уставился на него. Как ему старательно объясняли, вопреки внешности, законы, управлявшие животным царством, не были применимы к Библиотекарю. С другой стороны, Библиотекарь никогда особо не интересовался исполнением законов царства людей. Он был одной из тех маленьких аномалий, которые были созданы вокруг.
– Привет, – неуверенно сказал Морковка. («Не называйте его „мальчик“ и не гладьте, это всегда его раздражает».)
– У-ук.
Библиотекарь ткнул в стол длинным пальцем с большим количеством суставов.
– Что?
– У-ук.
– Простите?
Библиотекарь закатил глаза. Это было странно, ощутил он, что так называемые разумные псы, лошади и дельфины никогда не испытывают трудностей с тем, чтобы указать человеческим существам на жизненно важные новости текущего момента, например, что трое детей потерялись в пещере, или что поезд направился по пути, ведущему к мосту, который размыт дождями или что-нибудь подобное, в то время как он, только из-за пригоршни хромосом одетый в жилетку, испытывает трудности, уговаривая какого-то человека выйти под дождь. И только потому, что ты не можешь разговаривать с людьми.
– У-ук! – сказал он и поманил за собой.
– Я не могу покинуть кабинет, – сказал Морковка. – Я получил Приказ.
Библиотекарь скрутил верхнюю губу как штору на окне.
– Это шутка? – спросил Морковка.
Библиотекарь покачал головой.
– Кто-то совершил преступление, верно? – сказал Морковка.
– У-ук.
– Тяжелое преступление?
– У-ук.
– Вроде убийства?
– И-ик.
– Хуже чем убийство?
– И-ик!
Библиотекарь направился к двери и настойчиво подпрыгнул вверх и вниз.
Морковка проглотил комок. Приказы приказами, да, но тут было кое-что поважнее. Люди в этом городе были способны на все что угодно.
Он надел нагрудник, нацепил на голову блестящий шлем и направился к двери.
Тут он вспомнил о своих обязанностях. Он вернулся к столу, нашел пачку бумаги и старательно написал: Вышел Для Борьбы с Преступлением, Пожалуйста Обратитесь Немного Позже, Благодарю Вас.
Затем он вышел на улицы города, обретший блеск доспех и лишенный страха.

Верховный великий магистр поднял руки.
– Братия, – сказал он, – давайте начнем…
Это было так просто. Все, что нужно было сделать, так это канал, по которому великий септический резервуар ревности и лебезящей обиды, которой Братия обладали более чем в достатке, прольется смиренным дождем на их житейские неприятности, которые владели ими в большей степени, чем ревущее зло, а затем открыть свой собственный ум…
…для места, где бродят драконы.

Бодряк обнаружил, что его схватили за руку и втащили внутрь. Позади него с громким щелчком захлопнулась тяжелая дверь.
– Это лорд Маунтджой Беззаботночешуйчатый Ударяющийкогтем III Анка, – сказал призрак, одетый в огромные и внушающие ужас доспехи. – Знаете, я совсем не уверен, что он сможет прыгнуть выше крыши.
– Не сможет? – пятясь, сказал он.
– Ему ведь на самом деле нужны вы оба.
– Конечно, отчего бы и нет, – прошептал Бодряк, пытаясь плечом, как лезвием отыскать путь наружу за дверь.
– Вы меня обяжете? – прогрохотал призрак.
– Что?
– Ах, не будьте брезгливым, человек. Просто вы должны помочь ему подняться в воздух. У меня есть одна хитрая штучка. Я знаю, что это жестоко, но если он не сделает этого вечером, то пойдет на отбивную. Спасение самого пригодного и все такое, разве не понятно.
Капитан Бодряк пытался овладеть собой. Он находился в присутствии шести сексуально озабоченных вероятных женщин-убийц, хотя истинный пол было весьма трудно определить под этими странными бесформенными одеждами. Если это не была женщина, то выражение «у меня есть одна хитрая штучка» вызвало к жизни мысленные образы, которые время от времени его преследовали. Он знал, что богатые делают совсем по-другому, но это заходило слишком далеко.
– Мадам, – холодно сказал он. – Я – офицер Дозора и должен вас предупредить, что предпринимаемые действия, на которые вы намекаете, нарушают законы города… – а также подвергают опасности множество чопорных богов, молча добавил он, – и должен вас уведомить, что лорд должен быть незамедлительно освобожден целым и невредимым…
Призрак с недоумением воззрился на него.
– Почему? – сказал он. – Это же мой чертов дракон.
* * *
– Хотите еще глоток, не-капрал Валет? – нетвердо сказал сержант Двоеточие.
– Не откажусь от предложения, не-сержант Двоеточие, – сказал Валет.
Они со всей серьезностью отнеслись к неподозрительности. Это вынудило отвергнуть большинство таверн Морпорка, расположенных на берегу реки, где они были хорошо известны. Сейчас они пребывали в одной вполне приличной таверне в нижнем Анке, где старались не высовываться, насколько это возможно. Прочие посетители принимали их за артистов кабаре.
– Я подумал, – сказал сержант Двоеточие.
– Что?
– Если бы мы купили бутылку или две, то могли пойти домой и были бы по-настоящему вне подозрений.
Валет немного подумал над сказанным.
– Но он приказал, что мы должны держать наши уши открытыми, – сказал он. – Мы полагаем, как он сказал, отыскать кое-что.
– Мы сможем проделать это у меня дома, – сказал сержант Двоеточие. – Мы могли бы прислушиваться всю ночь напролет, изо всех сил.
– Хорошая мысль, – сказал Валет.
И вправду, чем больше он думал над предложением, тем более оно становилось привлекательнее и привлекательнее.
– Но вначале, – провозгласил он, – я должен нанести визит.
– Я тоже, – сказал сержант. – Это расследование может немного подождать, не так ли?
Они, пошатываясь, вышли в переулок за таверной. Было полнолуние, но обрывки грязных облаков закрыли луну. Пара приятелей, ни о чем не подозревая, столкнулась друг с другом в кромешной тьме.
– Это вы, сыскарь сержант Двоеточие? – сказал Валет.
– Верно! А сейчас не могли бы вы сыскать дверь в туалет, сыскарь капрал Валет? Мы по-видимому разыскиваем небольшую, темную дверь, ха-ха-ха.
Последовал лязг и грохот, вслед за невнятными ругательствами Валета, перебиравшегося через переулок, а затем вой и мяуканье непомерно расплодившегося кошачьего населения Анк-Морпорка, улепетывавшего у него между ногами.
– Кто тебя любит, киска? – сказал Валет, переводя дыхание.
– Нужда заставит, а как же, – сказал сержант Двоеточие и налетел на близлежащий угол.
Его частные размышления были прерваны хрюканием капрала.
– Вы здесь, сержант?
– Сыскарь сержант к вашим услугам, Валет, – вежливо ответил сержант Двоеточие.
У Валета изменился голос, он стал более настойчивым и внезапно слишком трезвым.
– Не писайте, сержант, я только что видел дракона, который полетел прочь!
– А я видел полет лошади, – сказал сержант Двоеточие, негромко икая. – А также полет дома. Я даже видел полет лужайки. Но я никогда не видел полет дракона.
– Конечно вы видели, зануда, – настойчиво сказал Валет. – Послушайте, я ничего не путаю! У него были крылья, похожие на… на огромные большущие крылья!
Сержант Двоеточие величественно повернулся. Лицо капрала стало таким белым, что было видно в темноте.
– Честное слово, сержант!
Сержант Двоеточие воздел свои очи в хмурое небо и на умытую дождем луну.
– Хорошо, – сказал он. – Покажи мне.
Позади послышался неясный шум, и пара черепиц обрушилась на улицу.
Он повернулся. И там, на крыше, находился дракон.
– Там на крыше дракон! – зашелся он криком. – Валет, это дракон на крыше! Что мне делать, Валет? Там на крыше дракон! Он смотрит прямо на меня, Валет!
– Для начала вы могли бы поднять свои штаны, – сказал Валет из-за ближайшей стены.

Даже после того, как с нее удалили слои защитной одежды, леди Сибил Рэмкин оставалась по-прежнему величественно огромной. Бодряк знал о бытовавших у варварского народа Ступицы легендах о закованных в кольчуги и препоясанных оружием, правивших лошадьми, запряженными в колесницу, девах, которые бросались на поле битвы и уносили павших воинов на своих плечах к прославленной величественной последующей жизни, напевая при этом приятным меццо-сопрано. Леди Рэмкин вполне могла оказаться одной из них. Она даже могла оказаться их предводительницей. Она могла бы вести за собой батальон. Когда она говорила, то каждое слово было как радушный удар по спине и звенело с аристократической самоуверенностью полной благовоспитанности. Гласные звуки стояли так одиноко, как выдавленные нервным тиком.
Затрапезные предки Бодряка привыкли к подобным голосам, которыми обычно говорили люди в доспехах, сидящие верхом на боевых конях, и рассказывая им, как это чудесно: побеждать врага и крошить его на кусочки. Его ноги поневоле хотели стать по стойке «смирно».
Доисторические люди должны были бы поклоняться ей, и очевидно с восхищением высекали ее прижизненные статуи тысячу лет назад. У нее была копна каштановых волос; парик, как узнал позже Бодряк. Никому, кто вынужден был заниматься работой с драконами, не удавалось долго сохранить свои собственные волосы.
И конечно на плече у нее сидел дракон. Его представили как УдаряющегоКогтем Винсента Вундеркинда из Квирма, откликавшегося на Винни, и он, казалось, вносил достойный вклад в необычный химический запах, который заполнял весь дом. Этот запах пропитывал все. Даже щедрый кусочек торта, который она предложила ему, имел этот вкус.
– Плечо, э-э… выглядит… весьма привлекательно, – сказал он, делая отчаянную попытку вести светскую беседу.
– Глупости, – сказала леди Рэмкин. – Я просто обучаю его, потому что сиделки драконов подняли цены вдвое.
Бодряк пробормотал, что по счастливой случайности он увидал леди высшего общества с маленьким, колоритным дракончиком на плече и подумал, что это выглядит так чудесно.
– Ах, это звучит так чудесно, – сказал она. – Я должна это признать. Впрочем, также должна признать, что это означает ожоги, спутанные волосы и экскременты на спине. Да еще эти когти, впивающиеся в плечо. А затем всем не нравится, когда они подрастают и становятся слишком большими и дурно пахнущими, и у них есть выбор – или отправиться в Сияющее Убежище для Потерянных Драконов, или с петлей на шее в реку, бедняжки. – Она села, поправив юбку, из которой можно было бы сшить паруса для небольшой флотилии. – Хватит об этом. Вы согласны, капитан Бодряк?
Бодряк терялся в догадках. Давно умершие предки Рэмкинов взирали на него свысока из портретов, висящих на потемневших стенах. Между, вокруг и под портретами висело оружие, которым они предположительно пользовались, и пользовались успешно и весьма часто, судя по внешнему виду. Вдоль стен стояли шеренги доспехов. Как он мог заметить, с неисчислимыми дырками в них. Пол был покрыт пожухшими знаменами всех цветов и оттенков. Не надо было проводить судебного разбирательства, чтобы понять, что предки леди Рэмкин никогда не уклонялись от битвы.
Тем более потрясающе было то, что она была в состоянии сделать что-то совершенно невоенное, например, приготовить чай.
– Мои предки, – сказала она, следуя за его настойчивым взглядом. – Знаете, за последнюю тысячу лет ни один из Рэмкинов не помирал в собственной постели.
– Да, мадам?
– Источник фамильной гордости, как понимаете.
– Да, мадам.
– И, разумеется, лишь немногие из них умирали в других людях.
Чашка капитана Бодряка звякнула, ударившись о блюдце.
– Да, мадам, – сказал он.
– Капитан – это такой мужественный титул, я всегда так думала. – Она подарила ему широкую, блистательную улыбку. – Я полагаю, что полковники и прочие им подобные слишком самодовольны, майоры помпезны, но единственный, кто всегда ощущает, если где-либо происходит восхитительно опасное, так это капитан. Что же это такое, что вы должны мне показать?
– Я удивлен, – пробормотал он, – как большой болотный… э-э…
Он остановился. Что-то коснулось его нижних конечностей.
Леди Рэмкин последовала взором за его вытаращенными глазами.
– Ах, не обращайте на него внимания, – сказала она. – Просто дайте ему вежливого тумака, если он будет вам докучать.
Небольшой дракончик выполз из-под стула и возложил свою морду на колени Бодряка. Он уставился на Бодряка большими коричневыми глазами и капнул ему на колени чем-то едким. И он смердел, как кольцо вокруг ванны с кислотой.
– Это Росинка Мабеллин УдаряющийКогтем Первый, – сказала леди Рэмкин. – Чемпион и повелитель чемпионов. Он совсем сейчас не извергает огня, бедный сопливчик. Ему нравится почесывать брюшко.
Бодряк исподтишка делал свирепые попытки сбросить старого дракона. Тот жалобно жмурился и, растягивая в оскале пасть, обнажал частокол почерневших от копоти зубов.
– Просто столкните его, если он надоедает вам, – весело сказала леди Рэмкин. – Так о чем вы меня хотели спросить?
– Я удивлен, как можно вырастить такого большого болотного дракона? – сказал Бодряк, пытаясь сменить позицию.
Раздалось тихое ворчание.
– Вы проделали такой путь, только чтобы спросить меня об этом? Что ж… Мне кажется стоит вспомнить о Веселом Душке УдаряющемКогтем Анка, высотой в четырнадцать больших пальцев, от кончиков пальцев до завитков на голове, – задумалась леди Рэмкин.
– Э-э…
– Около трех футов шести дюймов, – вежливо добавила она.
– Не больше, чем этот? – с надеждой сказал Бодряк.
Старый дракон у него на колене начал похрапывать.
– Бог мой, нет. Конечно, он немного уродлив. Как правило, они не вырастают больше чем восемь больших пальцев.
Капитан Бодряк зашевелил губами, пытаясь быстро подсчитать.
– Два фута? – предположил он.
– Верно. Это, разумеется, лебеди. Курочки немного меньше.
Капитан Бодряк не собирался сдаваться.
– Лебедь – это самец дракона? – сказал он.
– Только после двухлетнего возраста, – торжествующе сказала леди Рэмкин. – До восьми месяцев его называют мухоловкой, затем до четырнадцати месяцев он петушок, а затем его называют оперившимся…
Капитан Бодряк сидел как зачарованный, доедая ужасный торт, его бриджи постепенно растворялись, по мере того как поток информации вливался в него, о том, как самцы сражаются языками пламени, но в сезон кладки яиц только курочки[13] извергают пламя, из-за сгорания внутренних газов, для того, чтобы высидеть яйца, которым нужна такая высокая температура, что самцы собирают дрова; группа болотных драконов называлась падением или смущением; самка была в состоянии откладывать до трех кладок по четыре яйца каждый год, большинство из которых вытаптывалась рассеянными самцами; и эти драконы обоих полов совершенно не интересовались друг другом, а также ничем, кроме дров, и это происходило один раз в два месяца, когда они становились целеустремленными как мотопила.
Он был не в состоянии предотвратить поход в загоны, расположенные на заднем дворе, переодевшись в кожаную одежду, закрывавшую его с ног до головы, а лицо закрывали стальные пластины, и был препровожден в длинное низкое здание, где свист раздавался казалось со всех сторон.
Температура была ужасная, но не настолько невыносимая, как коктейль из запахов. Он бесцельно плелся от одной металлической клетки к другой, в то время как грушеподобных, скрипучих маленьких страшилищ с красными глазами представляли ему как «ЛунныйПенни Княгиня МартовскоеОгорчение, которая ныне в положении» и «ЛунныйТуман УдаряющийКогтем II, который был признан самым породистым в Псевдополисе в прошлом году». Языки бледно-зеленого пламени шаловливо лизали ему колени.
Над многими стойлами были прикреплены розетки и сертификаты.
– А это, боюсь признаться, ХорошийМальчик Котомка КаменноеПерышко из Квирма, – неотступно продолжала рассказывать леди Рэмкин.
Бодряк обалдело уставился на маленькое создание, скрутившееся на полу за обугленным барьером. Оно имело такое же сходство с прочими драконами, какое имел Валет со средним человеческим существом. Кто-то из предков наградил его парой бровей, которые были размерами как его пухленькие крылышки, никогда не поднимавшие его в воздух. Его голова имела неправильный облик, как у муравьеда. У него были ноздри, как сопла. Если бы он попытался вступить в воздушный десант, то ему потребовались бы двойные парашюты.
Он также молча одарил капитана Бодряка весьма разумным взглядом, который вряд ли можно было ожидать от животного, включая капрала Валета.
– Это случается, – печально сказала леди Рэмкин. – Все из-за этих генов, понимаете.
– С ним? – сказал Бодряк.
Как бы-то ни было, создание, казалось, сконцентрировало всю свою силу, унаследованную от братьев и сестер, на бесполезную трату пламени и шума во взгляде, который был подобен удару раскаленным копьем. И тут совсем не могло помочь воспоминание о том, как давным-давно он хотел иметь щенка, когда был маленьким мальчиком. Опомнись, они умирают от голода – независимо от мяса, которое им дали.
Он услышал, что говорит повелительница драконов.
– Кое-кто пытается разводить драконов из-за хорошего пламени, длинной чешуи, правильной раскраски и тому подобного. А кое-кто просто должен предохранять их от возможного всеобщего живодерства.
Маленький дракон бросил на Бодряка взгляд, который мог гарантировать победу, присуждаемую Дракону, которого Судьи Более Всего Захотели Унести Домой и Использовать как Переносной Газовый Фонарь.
Полное обдирание шкуры, подумал Бодряк. Он не был уверен в точном значении слова, но мог высказать смелую догадку. Живодерство было подобно тому, как если бы вас должны были вышвырнуть после того, как было выжато все самое ценное. Как Дозор, подумал он. Полное обдирание, всех и вся, каждого из них. А также его. Это была сага его жизни.
– Этот Характер для вас, – сказала леди Рэмкин. – Разумеется, я не мечтала о потомстве от него, но тем не менее он вполне способен на это.
– Почему бы и нет? – сказал Бодряк.
– Потому что драконы должны спариваться в воздухе, а он, боюсь, никогда не будет в состоянии летать на этих крыльях. Мне будет, естественно, очень жаль потерять эту линию крови. Он происходит от Бренды Родли КусающейДерево БлестящеЧешуйчатой. Вы знаете Бренду?
– Э-э, нет, – сказал Бодряк.
Леди Рэмкин была одной из тех личностей, которые предполагают, что каждый должен знать тех, кого они знают.
– Обаятельный крошка. Как бы то ни было, у его братьев и сестер вполне приличный внешний вид.
Бедный придурок, подумал Бодряк. В двух словах – этот Характер для тебя. Всегда раздается нижний край колоды.
Ничего удивительного, что они зовут ее матерью…
Бодряк без слов вручил ей пакет. Она сбросила свои тяжелые рукавицы и развернула его.
– Гипсовый слепок отпечатка ноги, – открыто сказала она. – Да?
– Это ни о чем вам не напоминает? – сказал Бодряк.
– Возможно, о болотной птице.
– Ах. – Бодряк был пришиблен сообщением.
Леди Рэмкин засмеялась.
– Или необычайно большой дракон. Вы взяли его в музее, не так ли?
– Нет. Я нашел его на улице сегодня утром.
– Ха-ха? Кто-то решил сыграть с вами шутку, старина.
– Э. Это были косвенные улики.
Он сказал ей об этом. На что она ответила долгим взглядом.
– Draco nobilis, – хрипло сказала она.
– Простите? – сказал бодряк.
– Draco nobilis. Благородный дракон. Как противоположность этим малышам… – она махнула рукой в направлении рядов посвистывающих ящериц. – Draco vulgaris, большинство из них. Но более крупные особи все вымерли, вы же знаете. Это на самом деле бессмысленно. Ни малейшего сомнения. Все вымерли. Они были прекрасными созданиями. Весили тонны. И самые крупные создания, которые даже могли летать. Никто даже не догадывается, как они это делали.
И тут они догадались.
Настала внезапная тишина.
Во всех клетках, вдоль всех рядов драконы молчали, сидя настороже с горящими глазами. Они все уставились на крышу.

Морковка огляделся. Полки простирались во всех направлениях. А на этих полках книги. Он высказал предположение.
– Это Библиотека, не так ли? – сказал он.
Библиотекарь удержал его мягкое, но уверенное рукопожатие в своей руке и повел вдоль лабиринта проходов.
– Тут есть труп? – спросил Морковка.
Он вполне мог здесь быть. Хуже чем убийство! Труп в библиотеке. Это могло привести к чему угодно.
Обезьяна в конце концов остановилась перед полкой, которая ничем не отличалась от сотен других. Некоторые из книг были прикованы цепью. Среди книг зияла брешь. Библиотекарь указал на нее.
– У-ук.
– Ну и что тут у нас? Дыра, где должна была стоять книга.
– У-ук.
– Книгу забрали. Книгу забрали? Ты вызвал Дозор. – Морковка гордо раскручивал нить рассуждений, – потому что кто-то забрал книгу? И ты думаешь, что это хуже, чем убийство?
Библиотекарь наградил его взглядом, который люди обычно приберегают для тех, кто говорит вещи, подобные фразе: что плохого в геноциде?
– Но это же почти уголовное преступление, заставлять Дозор тратить время попусту, – сказал Морковка. – Почему бы просто не сказать главе волшебников, или кому-то главному, уж не знаю как его назвать?
– У-ук.
Библиотекарь с помощью удивительно экономных жестов указал, что большинство волшебников не могут найти свою собственную задницу с помощью двух рук.
– Что ж, не знаю, что можно с этим сделать, – сказал Морковка. – Как называлась книга?
Библиотекарь почесал голову. Это становилось весьма трудно пояснить. Он взглянул в лицо Морковке, сложил свои ладоши вместе, а затем согнул их раскрывая.
– Я знаю, что это книга. Как ее название?
Библиотекарь вздохнул и поднял руку.
– Два слова? – сказал Морковка. – Первое слово… Что-то чего-то.
Обезьяна коснулась двумя согнутыми пальцами друг друга.
– Первый слог. Пальцы? Касаться пальцев. Большие пальцы.
Орангутанг зарычал и театрально дернул за свое большое волосатое ухо.
– А-а, звучит похоже. Пальцы? Рука? Складывать. Звать. Убираем лишнее. Оставляем маленькое слово… Зов. Зов! А так это второй слог? Первый слог. Очень маленький слог. Ва. Ву. Ви. Вы. Вы! Вы. Зов. ВыЗов. Вызов! Вызыв-ающий? Вызыв-ание? Вызывание. Вызывание чего-то. Это забавно, не так ли? Второе слово. Целое слово…
Он всмотрелся в лицо Библиотекаря, который описывал таинственные круги.
– Большой зверь. Огромный большой зверь. Машущий крыльями. Большой машущий крыльями, скачущий зверь. Зубы. Дующий. Дышащий. Большой машущий крыльями, дующий, скачущий зверь. – Пот выступил на лбу Морковки, старательно пытающегося уразуметь. – Сосущий пальцы. Сосущий пальцы зверь. Горящий. Горячий. Большой горячий, машущий крыльями, дующий, скачущий зверь…
Библиотекарь прикрыл глаза. Homo sapiens? Можете продолжать придерживаться этого мнения.

Большой дракон танцевал, кружился и вышагивал в воздухе над городом. Его шкура была лунного цвета, с поблескивающими чешуйками. Время от времени он начинал крутиться и скользить с завораживающей скоростью над крышами, наслаждаясь полетом и своим существованием.
Это было совершенно невозможно, подумал Бодряк. Он частично был заворожен прелестью открывавшегося вида, но небольшая группа клеток головного мозга с обратной стороны синапсов чертила свои наскальные рисунки на стенах удивления.
Это была чертовски большая ящерица, как в издевку говорили они. Должна весить тонны. Такой большой зверь не может летать, даже на прекрасных крыльях. И что должна делать большая летающая ящерица с большими чешуйками на спине?
В пяти сотнях футов над Бодряком струя бледно-голубого пламени взлетела в небо.
Но зверь не может подобного делать! Он же может спалить собственные губы!
Позади с открытым ртом стояла леди Рэмкин. А за ее спиной маленькие, запертые в клетку, орали и визжали драконы.
Огромная тварь развернулась в воздухе и стремглав налетела на крыши. Опять вылетело пламя. Чуть ниже вспыхнули желтые языки. Это произошло так тихо и молниеносно, что Бодряку потребовалось некоторое время осознать, что здания охвачены огнем.
– Бог мой! – кричала леди Рэмкин. – Посмотрите! Он же пользуется огнем, чтобы все сжечь! – Она повернулась к Бодряку, ее глаза беспомощно мерцали. – Вы понимаете, что мы стали свидетелями явления, которое не видывали уже в течение столетий?
– Да, этот чертов летающий аллигатор подожжет весь город! – прокричал Бодряк.
Она совсем не слушала его.
– Ведь где-то должна быть их колония, – сказала она. – И после стольких лет. Как вы думаете, где он живет?
Бодряк не знал. Но он поклялся, что узнает, и тогда задаст ему несколько весьма серьезных вопросов.
– Одно яйцо, – выдохнула леди-драконовод. – Только дайте мне в руки одно яйцо…
Бодряк в полном недоумении посмотрел на нее. Его осенило, что, возможно, в его характере есть серьезные изъяны.
Рядом с ними еще одно здание занялось огнем.
– Как далеко, – сказал он, медленно и тщательно выговаривая слова как маленькому ребенку, – эти твари могут летать?
– Они очень привязаны к своей территории, – пробормотала леди Рэмкин. – Согласно легендам они…
Бодряк понял, что его ожидает еще одна порция драконьего фольклора.
– Дайте мне только факты, миледи, – грубо оборвал он.
– На самом деле не очень далеко, – сказал она, отступая перед его натиском.
– Премного благодарен, мадам, вы очень помогли, – пробормотал Бодряк и бросился бежать.
Где-то в городе. Ибо вне горда не было ничего кроме лугов и болот. Он должен был жить где-то в городе.
Его сандалии хлопали на бегу о булыжники, пока он мчался по улицам. Где-то в городе! Что было, разумеется, совершенно нелепо. Совершенно нелепо и невозможно.
Он не заслужил этого. Дракон мог прилететь в любой из городов в любой из миров, подумал он, а он прилетел именно в мой…
В два счета он добрался до реки, где исчез дракон. Но клубы дыма оставались висеть над улицами города и многочисленные цепочки людей, разбегавшихся в стороны, образовывали линию от реки до разрушенных зданий[14]. Работа значительно затруднялась потоками людей, бегущих по улицам, неся свои пожитки. Большинство здания были из дерева и соломы, а потому не оставалось ни единого шанса.
На самом деле опасность была удивительно мала. Таинственно мала, если бы вы дали себе труд подумать над этим.
Бодряк тайком принялся вести дневник в эти дни, а потому записал разрушения, исполняя долг очевидца, возможно, делая тем самым мир более понятным.
Замечено: Каретный Двор (принадлежавший безобидному предпринимателю, который видел, как его новая карета исчезла в огне).
Замечено: Небольшая Лавка Зеленщика (с ювелирной точностью).
Бодряк был этим удивлен. Он когда-то покупал там яблоки, и там ничего не было такого, из-за чего дракон мог совершить преступление.
Все еще в мыслях о драконе, он подумал о пути назад в Дом Дозора. Если только вспомнить о всех этих дровяных складах, стогах сена, соломенных крышах и керосиновых лавочках, то могло привести в трепет кого угодно, и даже запугать до полусмерти, впрочем, не желая ничего плохого городу.
Лучи восходящего солнца с трудом проникали сквозь клубы дыма, когда Бодряк открыл дверь. Это был дом. Не та маленькая комнатка над свечной лавкой в Фитильном переулке, в которой он спал, а эта отвратительная коричневая комната, пахнувшая нечищенными дымоходами, трубкой сержанта Двоеточие, таинственными личными проблемами Валета и совсем свежим запахом полировки доспехов Морковки. Но она была почти как дом.
Там никого не было. Это его совершенно не удивило. Он зашел в свой кабинет и откинулся на стуле, чью подушку выбросил из своей корзинки, испытывая отвращение, невыдержанный пес, надвинул шлем на глаза и попытался все обдумать.
Ничего хорошего не приходило в голову. Дракон исчез среди дыма и всеобщего замешательства так же внезапно, как и появился. Времени для этого было предостаточно. Этот зверь обретался где-то в другом месте, исчезнув…
Он был прав. Болотная птица! Но где начинать поиски этого чертового громадного дракона в этом городе с его миллионом жителей?!
Он ощутил, что его правая рука, совершенно не спрашивая его согласия, полезла в нижний ящик стола, и тремя пальцами, действующих по приказу какой-то задней части мозга, вытащил бутылку. Это была одна из тех бутылок, что опустошаются сами по себе. Разум подсказывал ему, что иногда ему нужно было в конце концов начать очередную бутылку, сломать печать и увидеть, как янтарная жидкость поблескивая вливается в горло. Это было просто потому, что он не мог вспомнить ощущения. Все было так, как если бы бутылки прибывали на две трети пустыми…
Он уставился на этикетку на бутылке. Это должна была быть бутылка Виски Старого Медвежьего Объятия под названием Старая Выдержанная Драконья Кровь. Дешевый и сильный, им можно было бы разжигать огонь, или чистить ложки. Его не надо было пить много, чтобы напиться, этим он и был хорош.

Это был Валет, который разбудил его, тряся за плечо, и сообщил новости, что в городе объявился дракон, а также о том, что сержант Двоеточие не совсем удачно повернулся. Бодряк сел и недоумевающе моргнул, пока слова медленно не вливались ему в сознание. Внезапно обнаружить огнедышащую ящерицу самым интересным образом в двух местах, отстоящих друг от друга на расстоянии нескольких футов, было потрясением даже для самой крепкой натуры. Подобное переживание могло оставить неизгладимый след в душе.
Бодряк еще переваривал услышанное, когда вернулся Морковка, с приплясывающим сбоку Библиотекарем.
– Вы видели? Вы видели? – сказал он.
– Мы все видели, – сказал Бодряк.
– Я все об этом знаю! – торжествующе сказал Морковка. – Кто-то перенес сюда дракона с помощью волшебства. Кто-то украл в Библиотеке книгу и догадайтесь, как она называется?
– Даже не буду пытаться, – устало сказал Бодряк.
– Она называлась «Вызывание Драконов»!
– У-ук, – подтвердил Библиотекарь.
– А-а. И о чем же она? – спросил Бодряк.
Библиотекарь прикрыл глаза.
– Она о том, как вызывать драконов. С помощью волшебства!
– У-ук.
– И это незаконно, не так ли! – радостно сказал Морковка. – Появление на Улицах Свирепых Созданий, в противоположность Диким Животным (Публичное)…
Бодряк застонал. Это могло означать только одно – волшебники. Не хватало ему еще неприятностей с волшебниками.
– Полагаю, – сказал он, – что не существует еще одной копии этой книги, верно?
– У-ук, – покачал головой Библиотекарь.
– И вы не знаете, что в этой книге? – Бодряк вздохнул. – Что? Ах. Два слова, – устало сказал он. – Первое слово звучит как… ров, лов, сев… Маленькое слово. Да, я понимаю, но мне кажется, что там несколько другое название. Нет. Я вижу.
– Что мы собираемся теперь делать, сэр? – услужливо сказал Морковка.
– Его сейчас здесь нет, – вмешался Валет. – Он исчез полностью, как испарился под лучами солнца. Греется где-нибудь в своей берлоге, на вершине кучи золота, мечтающая древняя рептилия, предающаяся своим мечтам с давних времен, ожидающая тайных покровов ночи, когда она сможет отправиться… – он заколебался и желчно добавил: – Что вы постоянно на меня таращитесь как бог весть на кого?
– Очень поэтично, – сказал Морковка.
– Но ведь каждый знает, что настоящие старинные драконы спят на грудах золота, – сказал Валет. – Широко известное народное сказание.
Бодряк попытался взглянуть в ближайшее будущее. Кем бы ни был Валет, он был прекрасным показателем того, чем были заняты умы среднего жителя города. Его можно было использовать в качестве некоей лабораторной крысы для предсказания того, что случится в следующий миг.
– Я полагаю, что вы будете по-настоящему заинтересованы в поиске, где же находится эта груда, не так ли? – испытующе сказал Бодряк.
Валет выглядел даже еще более изворотливым, чем обычно.
– Да, капитан. Я как раз подумал о том, чтобы немного заняться поиском вокруг. Вы знаете. Когда я, конечно, свободен от дежурства, – уклончиво добавил он.
– Бог мой, – сказал капитан Бодряк.
Он поднял пустую бутылку и, с большой предосторожностью, засунул ее обратно в ящик.
* * *
Освещающие Братия нервничали. Страх капля за каплей передавался от брата к брату. Это был страх, одолевающий всякого, кто, проводя эксперимент, насыпал порох и забил ядро, и вдруг обнаружил, что нажатие на спусковой крючок привело к ужасному грому и очень скоро появятся и узнают, кто виновник всего произошедшего шума и тарарама.
Верховный Великий Магистр, впрочем, знал, что они в его власти. Овцы и ягненок, овцы и ягненок. С тех пор они не могли сделать ничего более худшего чем то, что они уже совершили, они могли так прекрасно нажать и начхать на весь этот мир, и сделать вид, что они хотят всего этого с самого начала. Ах, но наслаждение этим…
Только Брат Штукатур был по-настоящему счастлив.
– Это будет урок всем этим притесняющим продавцам овощей, – продолжал он говорить.
– Да, э-э, – сказал Брат Привратник. – Вопрос только в том, нет ли вероятности того, что мы случайно вызовем дракона здесь, именно здесь?
– Я… то есть мы… держим это под строгим контролем, – спокойно сказал Верховный Великий Магистр. – Власть в наших руках. Смею вас в этом заверить.
Братия немного оживились.
– А сейчас, – продолжал Верховный Великий Магистр, – вопрос о короле.
Братия выглядели торжественными, за исключением Брата Штукатура.
– Как же мы его найдем? – сказал он. – Ведь это удача.
– Вы что совсем ничего не слышали? – вмешался Брат Сторожевая Башня. – Ведь все уже было объяснено на прошлой неделе, мы не собираемся никого разыскивать, мы создадим короля.
– Я думал, что мы предполагали его вернуть. Из-за его предназначения.
Брат Сторожевая Башня засмеялся.
– Мы немного поможем в этом судьбе.
Верховный Великий Магистр улыбнулся в глубине своего капюшона. Как изумительно заниматься волшебством. Вы говорите им ложь, а затем, когда она больше не нужна, то вы говорите им следующую ложь и сообщаете, что они продвигаются по дороге к мудрости. И вместо того, чтобы смеяться, они следуют за вами еще сильнее, надеясь, что в глубине всех этих лживых сказок они отыщут истину. И шаг за шагом они приемлют неприемлемое. Изумительно.
– Чертовски разумно, – сказал Брат Привратник. – Но как мы это сделаем?
– Послушайте, Верховный Великий Магистр рассказывал, что мы будем делать, мы отыщем пригожего парня, который исправно следует приказам, он убьет дракона, и дело в шляпе. Все очень просто. Гораздо умнее, чем ожидать так называемого короля.
– Но… – Брат Штукатур, казалось, погрузился в пучину мучительных размышлений, – если мы управляем драконом, то мы можем по-настоящему управлять драконом, верно? Тогда у нас исчезнет необходимость в ком-либо, убивающем драконов, мы сможем прекратить вызывание, и все тогда будут счастливы, верно?
– Ну вот еще, – сказал Брат Сторожевая Башня. – Я и сам бы мог это понять, верно? И мы бы просто прошли, скандируя «Привет, мы больше не будем поджигать ваши дома, разве мы не молодцы?» Но весь вопрос с этим королем заключается в том, что этот король должен быть неким…
– Неоспоримо убедительным и романтическим символом абсолютной власти, – спокойно сказал Верховный Великий Магистр.
– Именно этим, – сказал Брат Сторожевая Башня. – Убедительной властью.
– А-а, я понимаю, – сказал Брат Штукатур. – Да. Верно. Именно таким должен быть король.
– Именно так, – сказал Брат Сторожевая Башня.
– Никто не собирается спорить с убедительной властью, не так ли?
– Совершенно верно, – сказал Брат Сторожевая Башня.
– И тогда удача улыбнется в поиске настоящего короля, – сказал Брат Штукатур. – Ведь шанс один из миллиона.
– Мы не отыщем настоящего короля, ибо настоящий король нам вовсе не нужен, – устало сказал Верховный Великий Магистр. – В последний раз! Я просто подыскал нам приятного парнишку, который хорошо выглядит в короне, исправно следует приказам и знает как размахивать мечом. А сейчас послушайте…
Уметь размахивать мечом, разумеется, было важно. Это не имеет ничего общего с умением орудовать мечом. Орудовать мечом, как предполагал Верховный Великий Магистр, было просто неприятным занятием династической хирургии. Просто нужно было колоть и рубить. Поскольку король должен был размахивать мечом. Он должен был поймать отражение лезвием меча таким образом, чтобы ни один из зрителей не сомневался, что именно избранник Судьбы. Он должен был очень долго готовить для этого свой щит и меч. Это стоило очень дорого. Щит сверкал как доллар в дымоходе, но меч, меч был великолепен…
Он был длинным и сверкающим. Он выглядел как истинный шедевр из металла – как одно из тех изделий Дзэн-парнишек, которые работают только на рассвете и могут выковать из сандвича стальных прутков нечто с лезвием как у скальпеля и назойливой безустанностью сексуально-озабоченного носорога на плохую остроту – он сотворил его, а затем удалился в слезах, потому что никогда-никогда он не сделает снова такой же прекрасный меч. На рукояти было множество драгоценных камней, ножны из бархата, и на него нужно было смотреть через закопченное стекло. Просто держать на нем руку уже означало королевскую кровь.
Что ж до парнишки… он был дальним родственником, третья вода на киселе, страстным и жаждущим славы, глупым, как все истинные аристократы. Сейчас он находился под стражей на отдаленной ферме, с достаточной поддержкой из выпивки и многочисленных юных девушек, хотя мальчонка проявлял наибольший интерес к зеркалам. Материал для возможного героя, угрюмо подумал Верховный Великий Магистр.
– Полагаю, – сказал Брат Сторожевая Башня, – он не является истинным претендентом на трон?
– Что вы имеете в виду? – сказал Верховный Великий Магистр.
– Да вы сами знаете как может обернуться. Игры с судьбой, забавные проделки. Ха-ха. Можно от души посмеяться, не так ли, – сказал Брат Сторожевая Башня, – если этот парень превратится в истинного короля. После всех этих переделок…
– Нет никакого истинного короля вообще! – оборвал Верховный Великий Магистр. – Чего вы ждете? Какие-то людишки шляются в глуши в течение сотен и сотен лет, с мечом в руке и родимым пятном? Какого еще волшебства?
Он запнулся. Он мог бы использовать волшебство, все средства до конца, цель оправдывает средства и так далее, но чтобы решиться на это – нужно было верить, обладать моральной силой, что заставляло его вздрагивать от осознания невозможности.
– Бог мой, брат, будьте логичным! Будьте рациональным. Даже если из старинной королевской семьи кто-то и выжил, то голубая кровь разбавлена до такой степени, что тысячи людей могут заявлять свои претензии на трон. Даже… – он попытался подыскать самого неподходящего претендента, – даже кто-то, вроде нашего Брата Долбило. – Он обвел взглядом собравшихся Братьев. – Кстати сказать, которого не видно нынешней ночью.
– Забавная вещь, – задумчиво сказал Брат Сторожевая Башня. – Вы не слыхали?
– Что?
– Он был искусан крокодилом по пути домой прошлой ночью. Бедняга.
– Что?
– Шанс один из миллиона. Тот сбежал из зверинца и лежал у него на заднем дворе. Брат Долбило полез за ключом под половик и тут крокодил ухватил его около фунилий[15]. – Брат Сторожевая Башня полез под мантию и выудил грязный коричневый конверт. – Мы должны сделать складчину, чтобы купить ему винограда и, не знаю, что вы пожелаете, э-э…
– Три доллара на мой счет, – сказал Верховный Великий Магистр.
Брат Сторожевая Башня кивнул.
– Забавная вещь. Я всегда так думал.
Всего только несколько ночей, подумал Верховный Великий Магистр. И завтра люди будут в такой растерянности, что коронуют даже одноногого тролля, если он избавит от дракона. И мы обретем короля, а у него будет советник, разумеется, доверенное лицо, а это глупое отребье отправится обратно на помойку. И больше никаких переодеваний, никаких ритуалов.
И больше никаких вызываний драконов.
Я могу от этого отказаться, подумал он. Могу от этого отказаться в любое время.

Улицы, окружавшие Дворец Патриция, были заполнены толпами народа. Витала маниакальная атмосфера карнавала. Бодряк привычным взором окинул окружавших людей. Это была привычная анк-морпоркская толпа во времена кризиса, половина из них прибыла сюда, чтобы пожаловаться, четверть толпы явилась сюда, чтобы наблюдать за оставшейся половиной, а оставшаяся часть была здесь, чтобы грабить, докучать или продавать хот-доги всем остальным. Хотя здесь были и новые лица. Здесь было много суровых людей с большими мечами за плечом и кнутами, заткнутыми за пояс, пробирающихся сквозь толпу.
– Новости разносятся быстро, не так ли, – раздался чей-то знакомый голос, прямо у него под ухом. – Доброе утро, капитан.
Бодряк вгляделся в ухмыляющееся безжизненной улыбкой лицо Вырви-Мне-Глотку Ковырялки, поставщика всякой всячины, которую он мог молниеносно продать со своего лотка на заполненной людьми улице и был гарантирован от падения с телеги.
– Доброе утро, Глотка, – рассеянно сказал капитан. – Что вы продаете?
– Подлинное произведение рук, капитан. – Глотка склонился поближе. Он был таким человеком, который мог произнести «Доброе утро» так, как в первый раз в жизни, никогда не представлявшийся до того случай. Его глаза вертелись в глазницах взад-вперед, пытаясь отыскать путь наружу. – Не уходите без этого, – прошипел он. – Анти-драконовый крем. Личная гарантия: если вас сожгут дотла, то деньги незамедлительно возвращаются обратно.
– Что вы такое говорите, – медленно сказал Бодряк. – Если я правильно понял смысл ваших слов, то в случае, если дракон заживо меня изжарит, то вы вернете мне деньги?
– Для личного употребления, – сказал Вырви-Мне-Глотку. Он выковырял крышку из колбы с ядовито-зеленой мазью и сунул ее под нос Бодряку. – Изготовлена из более чем пятидесяти редких специй и трав по рецепту, известному только стае древних обезьян, живущих высоко-высоко в горах. Доллар за колбу, или режьте-мне-глотку. Это же служба обществу, ей богу, – благочестиво добавил он.
– Вы всучили ее этим древним обезьянам, быстренько сварив это зелье, – сказал Бодряк.
– Разумные твари, – согласился Вырви-Мне-Глотку. – Я должен был заниматься чертовой медитацией и пить йогурт из молока яка.
– Что происходит, Глотка? – спросил Бодряк. – Кто эти парни с большими мечами?
– Охотники на драконов, капитан. Патриций объявил о награде в пятьдесят тысяч долларов тому, кто принесет голову дракона. Не прикрепленную к туловищу дракона, разумеется, он ведь не дурак, наш Патриций.
– Что?
– Именно так он сказал. Это все написано на плакатах.
– Пятьдесят тысяч долларов!
– Это тебе не курочке по зернышку, а?
– Больше походит на корм для дракона, – сказал Бодряк. Это могло обернуться крупными неприятностями, заметим его мысли. – Удивлен, что вы не схватили меч и не присоединились к остальным.
– Я гораздо более пригоден к тому, что вы называете сектор обслуживания, капитан. Глотка, как заговорщик, глянул в обе стороны, а затем передал Бодряку клочок пергамента.
Он гласил:
Анти-драконовые зеркальные щиты Ц $ 500;
Переносные детекторы берлоги Ц $ 250;
Пронзающие насквозь дракона стрелы Ц $ 100 (за одну);
Лопаты Ц $ 5; Кирки Ц $ 5; Мешки Ц $ 1.
Бодряк вернул пергамент владельцу.
– Почему мешки так дешевы? – сказал он.
– С учетом влезающей туда груды золота, – сказал Глотка.
– Ах, да, – мрачно сказал Бодряк. – Ну, конечно.
– Вот что я вам скажу, – сказал Глотка. – Вот что я вам скажу. Для ваших ребят в коричневой форме, десять процентов скидки.
– И вы вырвете свою собственную глотку, Глотка?
– Пятнадцать процентов для офицеров! – взывал Глотка, в то время как Бодряк, повернувшись, удалялся прочь. В его голосе были слышны нотки небольшой паники. У него было слишком много соперников.
По своей природе люди Анк-Морпорка не были героями, а скорее торговцами. Пройдя несколько футов, Бодряк имел возможность купить бесчисленное количество волшебного оружия с «Подлинным сертификатом правопрельщения для всех и для каждого», плащ-невидимка – приятный наощупь, как подумал он, но поистине он был потрясен владельцем ларька, который предлагал зеркало без стекла в нем – и, для более легкого успокоения, всевозможные драконьи бисквиты, воздушные шарики и ветряные мельнички на палочках. Медные браслеты, гарантирующие облегчение от драконов, были прекрасной задумкой.
Казалось, что мешков и лопат было больше, чем мечей.
Золото, что же еще. Груды. Ха-ха!
Пятьдесят тысяч долларов! Офицер Дозора поучал в месяц тридцать долларов и должен был платить за все свои синяки и вмятины.
Что бы он не смог сотворить с пятьюдесятью тысячами долларов.
Подумав об этом на миг, Бодряк задумался о тех вещах, которые он мог сотворить с пятьюдесятью тысячами долларов. Их было гораздо больше, для начала.
Он подошел к группе людей, собравшихся возле плаката, прикрепленного к стене. Он провозглашал, как и ожидалось, что за голову дракона, терроризирующего город, назначена награда в 50000 долларов, которая будет выплачена смельчаку, доставившему голову во Дворец.
Один из толпившихся, отличавшийся ростом, был во всеоружии и медленно водил пальцем по буквам, Бодряк решил, что это их предводитель, и читал вслух всем остальным.
– В-о д-в-о-р-е-ц, – закончил он чтение.
– Пятьдесят тысяч, – сказал кто-то, задумчиво потирая подбородок.
– Дешевая работа, – сказал мыслитель. – Гораздо ниже истинной цены. Должно быть пол-царства и руку дочери впридачу.
– Да, но он не король. Он – Патриций.
– Ну тогда половину Патрицианства или что там еще. А какова его дочка?
Никто из собравшихся охотников не знал.
– Он не женат, – вмешался Бодряк. – И у него нет дочери.
Все повернулись и посмотрели на него сверху донизу. Он мог заметить в их глазах презрение. Они вероятно видали таких как он дюжинами каждый день.
– Нет дочери? – сказал один из охотников. – Просит людей убить дракона, и у него нет дочери?
Странно, но Бодряк почувствовал, что должен поддержать правителя города.
– У него есть маленькая собачка, которую он очень любит, – услужливо сказал он.
– Отвратительно до безобразия – даже не иметь дочери, – сказал один из охотников. – А что такое в наши дни пятьдесят тысяч долларов? Вы потратите гораздо больше на сети.
– Верно, – сказал другой. – Люди думают, что это удача, но они не учитывают всего, да-да, ведь пенсии при этом не платят, да еще эти громадные медицинские издержки, вам приходится покупать и оснащать собственную аптечку…
– …Одевать и оплакивать девственниц… – кивнул маленький толстенький охотник.
– Да-а, и в конце концов… что?
– Моя специальность – единороги, – с недоуменной улыбкой пояснил охотник.
– Отлично. – Первый собеседник выглядел так, как если бы он умирал только от того, что задал вопрос. – Я думал, что они стали большой редкостью в наши дни.
– В этом вы правы. Но вам не доводилось видеть стольких единорогов, сколько выпало мне, – сказал охотник на единорогов.
У Бодряка закралось чувство, что за всю жизнь это была единственная шутка.
– Да, конечно. Времена нынче тяжелые, – едко сказал первый собеседник.
– Монстры стали такими жалкими, – сказал другой. – Я слыхал, что когда этот парень, который убил монстра в том озере, никаких проблем, просунул его лапу сквозь дверь…
– Бедолага лежит в слезах, – сказал один из слушателей.
– Верно, и знаешь что? Приходит его мамочка и начинает жаловаться. Да-да, его родненькая мамочка приходит в замок на следующий день и начинает жаловаться. Ей-богу, жаловаться. Вот и весь почет, который ты получаешь.
– Женщины – это всегда наихудшее, – сказал мрачно другой охотник. – Когда-то я знал одну кривоокую горгону, у-ух, она была истинным страшилищем. Совала свой нос даже в камень.
– И каждый раз наши задницы при исполнении долга, – сказал мыслитель. – Я думаю, что мне должны платить доллар за каждую лошадь, которую я съел и на которой я ездил.
– Точно. Пятьдесят тысяч долларов. Он может потерять их.
– Да-а.
– Точно. Дешевая.
– Пошли выпьем.
– Верно.
Все соглашаясь кивнули и направились в «Штопаный Барабан», за исключением мыслителя, который с трудом подполз к Бодряку.
– Какой породы собака? – сказал он.
– Что? – сказал Бодряк.
– Я сказал, какой породы собака?
– Думаю, что маленький проволочношерстный терьер, – сказал Бодряк.
Охотник на миг задумался над сказанным.
– Не-ет, – в конце концов сказал он и помчался вдогонку за остальными.
– Мне помнится, что у него есть тетя в Псевдополисе, – вдогонку прокричал Бодряк.
Никакого ответа. Капитан пожал плечами и направился, пробираясь сквозь толпу, в Дворец Патриция…

…Где Патриций проводил весьма трудный ланч.
– Джентльмены! – крикнул он. – Я действительно не понимаю, что еще нужно делать!
Собравшиеся столпы общества не обращая внимания продолжали бормотать, общаясь друг с другом.
– В подобные времена традиционно появляется на сцене герой, – сказал Президент Гильдии Убийц. – Убийца драконов. Где же он, вот что я хотел бы знать? Почему наши школы не выпускают молодых людей с подобными умениями, удовлетворяющими общественные нужды?
– Пятьдесят тысяч долларов, не так уж и много, – сказал Председатель Гильдии Воров.
– Для вас это не так уж и много, но это все, что город может себе позволить, – твердо сказал Патриций.
– Если город не может позволить больше, то я думаю, что ему не долго оставаться городом, – сказал Вор.
– А как насчет торговли? – сказал представитель Гильдии Торговцев. – Люди не собираются привозить сюда грузы с провиантом только для того, чтобы его сожгли дотла, верно?
– Джентльмены! Джентльмены! – Патриций примиряющим жестом поднял руки. – Как мне кажется, – продолжал он, используя преимущества краткой паузы, – все, с чем мы здесь имеем дело, это строго волшебный феномен. Я хотел бы услышать об этом от нашего ученого друга. Гм-м?
Кто-то толкнул локтем Верховного Канцлера Невиданного Университета, который клевал носом за столом.
– А? Что? – сказал волшебник, очнувшись от забытья.
– Нам интересно, – громко сказал Патриций, – что вы собираетесь делать с этим вашим драконом?
Верховный Канцлер был стар, но жизненный путь, проделанный для выживания в мире соперничающих волшебников и византийской политики Невиданного Университета, означал, что ему были нужны считанные секунды, чтобы подобрать аргумент для защиты. Не было нужды оставлять Верховного Канцлера надолго, если вы давали возможность подобной остроумной ремарке просвистеть над вашим ухом.
– Моим драконом? – сказал он.
– Хорошо известно, что большие драконы вымерли, – резко сказал Патриций. – А кроме того, их естественная среда обитания, без сомнения, сельская. Потому мне и кажется, что этот дракон должен быть волшеб…
– Мое почтение, лорд Ветинари, – сказал Верховный Канцлер, – весьма часто провозглашалось, что драконы вымерли, но нынешнее явление, осмелюсь сказать, склонно подвергнуть определенному сомнению теорию. Что ж до среды обитания, то здесь мы видим просто изменение поведенческого маршрута, произошедшего из-за вторжения городских ареалов в сельскую местность, которое заставило многих до сих пор сельских созданий приспособиться, в немногих случаях положительно воспринимая, к более городскому образу существования, а многие из них процветают в новых условиях, открывшихся перед ними. Например, лисы постоянно опрокидывают мои мусорные ящики.
Он сиял от радости. Он попытался проделать весь путь не включая мозги, и это ему удалось.
– Вы говорите, – медленно сказал Убийца, – что мы здесь столкнулись с первым городским драконом?
– Это эволюция, поймите, – радостно сказал волшебник. – Дракон может существовать вполне прилично, – добавил он. – Масса мест для гнездовий, да и вполне подходящее продовольственное снабжение.
Подобное утверждение было встречено молчанием, пока Торговец не сказал:
– Что конкретно они едят?
Вор пожал плечами.
– Мне кажется, что стоит вспомнить истории о девах, прикованных к громадным скалам, – предположил он.
– Впрочем, он будет здесь умирать от голода, – сказал Убийца. – Наш город стоит на суглинках.
– Они привыкли ходить вокруг как вороны, – сказал Вор.
– Не знаю, будет ли какая-нибудь помощь…
– Впрочем, – сказал глава торговцев, – кажется, это опять становится вашей проблемой, мой повелитель.
Спустя пять минут после разговора Патриций, кипятясь и негодуя, измерял шагами длину Продолговатого Кабинета.
– Они смеялись надо мной! – сказал Патриций. – Я ничего не мог сказать!
– Вы поддержали рабочую партию? – спросил Обычный.
– Разумеется, поддержал! В этот раз хитрости не пройдут. Поймите, я вынужден был увеличить сумму вознаграждения.
– Не думаю, что из этого что-либо выйдет, мой повелитель. Любой захудалый охотник за драконами знает истинную цену за работу.
– Ха! Пол-королевства, – пробормотал Патриций.
– И впридачу руку вашей дочери, – сказал Обычный.
– Как я полагаю, тетя не подойдет? – с надеждой сказал Патриций.
– Традиция требует дочери, мой повелитель.
Патриций мрачно кивнул.
– Возможно, мы могли бы откупиться, – сказал он вслух.
– Драконы обладают разумом?
– Полагаю, что более традиционно слово «хитростью», мой повелитель, – сказал Обычный. – Я помню, что они испытывают любовь к золоту.
– Правда? И куда же они его тратят?
– Они спят на нем, мой повелитель.
– В качестве набивки матраца, вы так полагаете?
– Нет, мой повелитель. На нем.
Патриций мысленно обдумал сказанное.
– Не находят ли они это слишком бугристым? – сказал он.
– Могу предположить, что это так, сэр. Не знаю даже, кого бы об этом спросить.
– Гм-м. Они могут разговаривать?
– Они, по-видимому, владеют этим превосходно, мой повелитель.
– Ах. Интересно.
Патриций размышлял. Если эта тварь может разговаривать, то может торговаться. Если она может торговаться, то я захвачу ее в скором времени – за скромную плату, или чего она еще пожелает.
– И поговаривают, что у них серебряные языки, – сказал Обычный.
Патриций откинулся в кресле.
– Из чистого серебра? – сказал он.
Где-то в коридоре раздалось чье-то невнятное бормотание и слуга возвестил о приходе Бодряка.
– А, капитан, – сказал Патриций. – Каковы успехи?
– Простите, мой повелитель? – сказал Бодряк, капли дождя стекали с его шляпы.
– В задержании этого дракона, – жестко сказал Патриций.
– Болотной птицы? – сказал Бодряк.
– Вы прекрасно знаете, что я имею в виду, – резко ответил Патриций.
– Расследование в моих руках, – автоматически сказал Бодряк.
Патриций фыркнул.
– Все, что вам нужно сделать, найти берлогу, – сказал он. – Как только вы найдете берлогу, так тут же отыщете дракона. Это же очевидно. Кажется, половина города участвует в поисках дракона.
– Если берлога существует, – сказал Бодряк.
Обычный посмотрел на него весьма неприязненно.
– Что заставляет вас так говорить?
– Мы рассматриваем массу возможностей, – невнятно сказал Бодряк.
– Но если нет берлоги, то где же он проводит свои дни? – сказал Патриций.
– Проводится дальнейшее расследование, – сказал Бодряк.
– Проводите его без промедления. И отыщите берлогу, – зло сказал Патриций.
– Да, сэр. Разрешите вас покинуть, сэр?
– Отлично. Но я ожидаю успехов уже к сегодняшнему вечеру, понимаете?
Почему меня удивило, что у него есть берлога? Так думал Бодряк, а ноги вынесли его под лучи солнца на запруженную людьми площадь. Потому что дракон не выглядел настоящим, вот почему. Но если он не настоящий, то незачем заниматься тем, что от нас ожидают. Как он мог выйти из переулка, если он туда не входил?
Однажды исключив невозможное, то, что бы ни осталось, даже самое невероятное, должно оказаться правдой. Задача состоит, разумеется, в том, чтобы определить, что же невозможное. Если это был фокус, то все в порядке.
Да, кстати, был курьезный случай с орангутангом в ночное время…

Днем Библиотека гудела от посетителей. Бодряк застенчиво проталкивался сквозь толпу. Строго говоря, он мог войти куда угодно в городе, но Университет всегда держался таким образом, что создавалось чувство, что тот находится под охраной закона театральных чудес, и он понимал, что будет глупо заводить себе врагов там, где вы рады были остаться при той же самой температуре, позволить сохраниться вашему облику.
Он нашел Библиотекаря, сгорбившегося за своим столом. Обезьяна испытующе посмотрела на него.
– Еще не нашли. Простите, – сказал Бодряк. – Расследование продолжается. Но я нуждаюсь в небольшой помощи с вашей стороны.
– У-ук?
– Ведь это волшебная библиотека, верно? Как я понимаю, эти книги обладают неким разумом, не так ли? А потому я подумал: бьюсь об заклад, если бы я попал сюда ночью, то они неминуемо устроили скандал. Потому что они меня не знают. Но если бы они меня знали, то вероятно так не поступили. Кто бы ни взял эту книгу, он должен быть волшебником, разве не так? Или работать в Университете, на любой должности.
Библиотекарь бросил во все стороны взгляды, схватил Бодряка за руку и потащил его за собой в укрытие из пары книжных полок. Только здесь он кивнул головой.
– Кто-то, кого они знают?
Пожимание плечами, а затем кивок.
– Так вот почему ты рассказал нам, не так ли?
– У-ук.
– И это не член Совета Университета?
– У-ук.
– И никаких мыслей, кто это мог быть?
Библиотекарь пожал плечами, весьма выразительный жест для тела, представляющего собой мешок, подвешенный между двумя лопатками.
– Это уже кое-что. Дайте мне знать, если еще что-нибудь странное случится, ладно?
Бодряк посмотрел на ряды полок.
– Более странное чем обычно.
– У-ук.
– Благодарю вас. Так приятно встретить гражданина, считающего своей обязанностью помогать Дозору.
Библиотекарь дал ему банан.
Бодряк обрадовался, очутившись вновь на городских улицах, пульсирующих в нетерпеливом ритме. Определенно он обнаружил кое-какие вещи. Это были крохи искомого, опилки. Ни одна из них в отдельности не имела смысла, но все вместе они складывались в одну большую картину. Оставалось только найти угол, или хотя бы краешек…
Он был уверен, что это не был волшебник, что бы там ни думал Библиотекарь. Несостоявшийся, малооплачиваемый волшебник. Подобные вещи для хороших волшебников не характерны.
И, разумеется, была загадка с этой берлогой. Наиболее разумным решением было бы подождать и увидеть, вернется ли дракон ночью, а затем проследить и узнать откуда. Это могло привести высоко. А существует ли способ обнаружения драконов? Он бросил взгляд на детекторы драконов Вырви-Мне-Глотку Ковырялки, состоявшие исключительно из куска дерева на металлическом стержне. Когда стержень загорался, то вы находили своего дракона. Как и большинство приборов Вырви-Мне-Глотку Ковырялки, он был полностью эффективен весьма особым способом, будучи в то же самое время совершенно бесполезным.
Должен был существовать более удачный способ отыскать вещь, чем ожидать, пока ваши пальцы не обуглятся.

Заходящее солнце раскинулось над горизонтом, как яйцо-пашот.
Крыши Анк-Морпорка, раскинувшись на многие мили, представляли прекрасное местечко для горгон даже в обычные времена, но сейчас они были запружены сотнями лиц, которые вряд ли где увидишь кроме гравюр, иллюстрирующих вред от употребления джина не покупающими гравюры классами. Эти лица принадлежали людям, держащим внушающее ужас оружие, явно не фабричное, веками передаваемое из поколения в поколение, часто с применением силы.
С своего насеста на крыше Дома Дозора Бодряк мог видеть, как на крыше Невиданного Университета выстроились волшебники, а на улицах выжидали банды соперничающих искателей груд золота, с лопатками наготове. Если дракон действительно спал где-то в городе, то завтра ему только и оставалось, что спать на полу.
Откуда-то снизу донесся крик Вырви-Мне-Глотку Ковырялки, или одного из его коллег, продающего горячие сосиски. Бодряк испытал неожиданный прилив гражданской гордости. В происходившем было что-то правильное, граждане города, столкнувшись лицом к лицу с надвигающейся катастрофой, думали о продаже сосисок участникам событий.
Город ждал. Первые звезды взошли на небосводе.
Двоеточие, Валет и Морковка были также на крыше. Двоеточие был в обиде на Бодряка за то, что тот запретил использовать лук и стрелы.
Это оружие было не в чести в городе с тех пор, как выпущенная исподтишка стрела из длинного лука могла пронзить насквозь ни о чем не подозревающего очевидца на расстоянии сотни ярдов, дальше, чем мог вообразить невинный очевидец.
– Верно, – сказал Морковка. – Акт об Оружии со Снарядом (Гражданская Безопасность), 1634.
– Не занимайтесь цитированием всей этой чепухи, – прикрикнул Двоеточие. – У нас нет вообще никаких законов! Все это старый хлам! От него остался только пустой звук. И в этом вся его польза.
– Закон или не закон, – сказал Бодряк. – Я сказал, оставьте его.
– Но капитан, я буду чувствовать без него неловко, – запротестовал Двоеточие. – Так или иначе, – сварливо добавил он, – большинство людей здесь пришли с оружием.
В этом была доля истины. Соседние крыши ощетинились как ежи. Если несчастное создание вернется, то оно будет думать, что он летит сквозь сплошной деревянный забор с щелями в нем. Его можно было только пожалеть.
– Я сказал, оставьте его, – сказал Бодряк. – Я не хочу, чтобы мои стражники перестреляли мирных граждан. Так что оставьте его.
– Истинная правда, – сказал Морковка. – Мы здесь, чтобы служить и защищать, не так ли, капитан?
Бодряк искоса поглядел на него.
– Э-э, – сказал он. – Да-а. Верно.
На крыше своего дома на холме, леди Рэмкин примостила совсем неподходящий для этого раскладной стульчик, разложила перед собой телескоп, флягу с кофе и сандвичи, и уселась ждать. На колене у нее лежал блокнот.
Пролетело полчаса. Град стрел приветствовал проплывавшую тучу, многочисленных несчастных летучих мышей и восходящую луну.
– Черт побери эту игру в солдатики, – в конце концов сказал Валет. – Его так спугнут.
Сержант Двоеточие опустил копье.
– Похоже на то, – признал он.
– Здесь становится жарковато, – сказал Морковка.
Он вежливо толкнул Бодряка, который привалился к дымоходу, угрюмо уставившись в небо.
– Может, имеет смысл спуститься вниз, сэр? – сказал он. – Здесь слишком много людей.
– Гм-м? – сказал Бодряк, не повернув головы.
– Собирается идти дождь, – сказал Морковка.
Бодряк ничего не сказал. Несколько минут он рассматривал Башню Искусств, находившейся в центре Невиданного Университета и бывшей предположительно самым старым зданием в городе. Время, погода и посредственный ремонт придали ей сучковатый вид, как у дерева, повидавшего множество штормов.
Он попытался вспомнить ее облик. Как в случае со многими вещами, которые слишком знакомы, на самом деле он давно уже не смотрел на нее. Но сейчас он пытался убедить себя в том, что лес из маленьких башенок и зубчатых стен на вершине выглядит точно так же, как его видели вчера.
Эта задача представила ему определенную трудность.
Не отрывая от нее глаз, он схватил сержанта Двоеточие за плечо и мягко направил его в нужном направлении.
Он сказал:
– Вы ничего не замечаете странного на вершине башни?
Двоеточие вгляделся, а затем нервно засмеялся:
– Да, похоже, что на крыше сидит дракон, верно?
– Да. Я тоже так подумал.
– Только, только если вы всмотритесь хорошенько, то увидите, что он состоит из теней, плетей плюща и тому подобного. Думаю, что если прикрыть наполовину один глаз, то можно разглядеть двух старых женщин и тачку.
Бодряк проделал это.
– Не-ет, – сказал он. – Он по-прежнему выглядит как дракон. Огромный. Немного сгорбился и смотрит вниз. Погляди, ты можешь разглядеть его сложенные крылья.
– Простите, сэр. Это просто разбитая башенка дает такой эффект.
Они наблюдали еще миг.
Затем Бодряк сказал:
– Скажите мне, сержант – я спрашиваю из духа чистого любопытства – как вы думаете, что вызывает эффект пары огромных распущенных крыльев?
Двоеточие глотнул воздуху.
– Думаю, что его вызывает пара огромных крыльев, сэр, – сказал он.
– Присмотритесь, сержант.
Дракон пал. Это не был стремительный полет. Он просто оторвался от вершины башни и наполовину упал, наполовину полетел прямо вниз, исчезнув из поля зрения за зданиями Университета.
Бодряк поймал себя на мысли, что он прислушивается, ожидая удара.
А затем дракон опять возник в поле зрения, двигаясь, как стрела, двигаясь как выстреленная звезда, двигаясь как нечто, падающее со скоростью тридцать два фута в секунду в безостановочном полете. Он скользнул над крышами на высоте человеческого роста, наводя еще больший ужас своим звуком. Звук был такой, как если бы небеса медленно и аккуратно разорвали пополам.
Дозорные бросились навзничь. Бодряк поймал мимолетный взгляд огромного, немного смахивающего на лошадь чудовища, пока оно не ускользнуло прочь.
– Чертовы задницы, – сказал Валет, откуда-то из-под водостока.
Бодряк изо всех сил ухватился за дымоход и выпрямился.
– Вы в форме, капрал Валет, – сказал он дрожащим вовсю голосом.
– Простите, капитан. Чертовы задницы, сэр.
– Где сержант Двоеточие?
– Подо мной, сэр. Держится за дренажную трубу, сэр.
– Ах, незадача. Помогите ему подняться, Морковка.
– Боже, – сказал Морковка. – Посмотрите, что творится.
Вы могли описать положение дракона по рою стрел, выпущенных в городе, и по крикам и стонам всех тех, кого поразили отлетевшие рикошетом и промазавшие стрелы.
– Он даже еще не взмахнул крыльями! – кричал Морковка, пытаясь встать на крышку дымохода. – Вы только посмотрите на его полет!
Он не должен быть таким большим, говорил сам себе Бодряк, наблюдая, как огромный силуэт закрывает собой реку. Он был длиной с улицу!
Над доками вздымались языки пламени, и на миг чудовище очутилось в свете луны. Затем оно взмахнуло крыльями, со звуком, подобно тому, как породистое стадо шлепается со скалы.
Он превратился в туго сжатый круг, рывками несколько раз сотряс воздух, набирая скорость, и удалился прочь.
Когда он пролетал на Домом Дозора, то выплюнул столб белого огня. Черепица на крыше не расплавилась, но плитки вспыхнули огненно-красными капельками. Дымоход взорвался и кирпичи дождем полетели на улицу.
Громадные крылья колотили по воздуху, в то время как чудовище парило над горящим зданием, пламя взлетало языками над обломками. Затем, когда от всего оставалась только груда расплавленных камней и щебенки, с потеками и пузырями, дракон поднялся ввысь, презрительно хлопнув крыльями, и взмыл все выше и выше, дальше и дальше, улетая прочь из города.
Леди Рэмкин опустила телескоп и медленно покачала головой.
– Это неправильно, – прошептала она. – Это вообще неправильно. Он не мог такого сделать, вообще ничего такого.
Она опять подняла телескоп и замерла, пытаясь разглядеть, что же горит. Внизу, в своих клетках, завыли маленькие дракончики.
* * *
Традиционно, после пробуждения от блаженного беспамятства без происшествий, вы спрашиваете: «Где я?» Возможно, так отзывается расовое сознание или еще что-то.
Бодряк сказал это.
Традиция позволяет сделать выбор между лейтмотивом и вторыми голосами. Ключевым моментом в процессе выбора является ревизия увиденного, то есть, чтобы тело обладало всеми битами, позволяющими вспомнить вчерашний день.
Бодряк провел проверку.
Затем является бит танталовых мук. И когда снежный ком сознания начинает катиться, необходимо найти, что же проснулось внутри тела, лежащего в сточной канаве с чем-то множественным, существительное теряет всякий смысл после прилагательного «множественный», впрочем, ничего хорошего не следует после множественного, или это будет ящик с хрустящими простынями, либо предсказующая рука, либо занятая личность в белом, открывающая занавес сияющего нового дня? Закончится ли это все, ведь нет ничего худшего, чем слабый чай, питательная кашка-размазня, короткие укрепляющие прогулки в саду и, возможно, короткое платоническое любовное приключение с ангелом-посланником, или все это минутное помрачение и какой-то надвигающийся ублюдок врывается в текущие дела, держась за рукоятку кирки? И будет ли, сознание желает знать, виноград?
В этом месте весьма полезен внешний стимул. «Все будет хорошо» звучит великолепно, а вот «Все получили свои номера?» без сомнения плохой лозунг; хотя оба гораздо лучше, чем «Вы двое, держите руки за спиной».
На самом деле кто-то может сказать:
– Вы же были совсем рядом со смертью, капитан.
Болезненные ощущения, воспользовавшиеся бессознательным состоянием Бодряка, проснувшегося для метафорической быстро выкуренной сигареты, нахлынули вновь.
Бодряк сказал:
– Тьфу.
Затем открыл глаза.
Это был потолок. Его наличие исключило один неприятный вариант из существующего выбора и было весьма приятно. Искаженное зрение Бодряка признало также капрала Валета, который был значительно меньше обычного. Капрал Валет ничего не доказывал; вы могли умереть и увидеть нечто подобное капралу Валету.
Анк-Морпорк не изобиловал больницами. Все Гильдии содержали свои собственные санатории, а также было несколько общественных, руководимых самыми странными религиозными организациями, вроде Балансирующих Обезьян, но скорая и неотложная медицинская помощь не существовала, и люди были вынуждены умирать неэффективно, без помощи врачей. По общему мнению существование лечения не одобрялось медлительностью и так или иначе шло против пути Природы.
– Я уже сказал: «Где я?» – слабо сказал Бодряк.
– Да.
– Я получил ответ?
– Не знаю, где находится это местечко, капитан. Оно принадлежит шикарной богатой бабе. Она приказала принести вас прямо сюда.
Хотя мозги Бодряка были полны вязкой розовой патоки, тем не менее он ухватил два ключа к загадке и сложил их вместе. Комбинация «богатая» и «прямо сюда» что-то да значила. И еще этот странный химический запах в комнате, который пересиливал привычные дневные ароматы Валета.
– Вы не о леди Рэмкин говорите, а? – с подозрением сказал он.
– Вы, должно быть, правы. Огромная здоровущая курочка. Чокнутая на драконах. – Лицо Валета, как у грызуна, расплылось в самой ужасной ухмылке, которую доводилось видеть Бодряку. – Вы в ее постели, – сказал он.
Бодряк осмотрелся, почуяв первые такты увертюры слабой паники. Потому что сейчас, когда он был в состоянии наполовину навести фокус, он смог заметить холостяцкий беспорядок в комнате. Витал слабый запах талька.
– Это будуар, – сказал Валет, втянув воздух с видом знатока.
– Остановись, остановись на минутку. Там был дракон. Он был прямо над нами…
Воспоминания всплыли и нанесли ему злобный удар как зомби.
– С вами в порядке, капитан?
…Торчащие когти, шириной в человеческую руку; грохот и удары крыльев, больших, чем паруса; вонь химикатов, один бог знает, из чего они состоят…
Дракон был так близко, что он мог разглядеть чешуйки на ногах и красный блеск в глазах. Глаза были больше чем у рептилий. Это были глаза, в которых вы могли утонуть.
И дыхание, такое горячее, что это даже был и не огонь, а что-то почти твердое, не испепеляющее вещи, а разбивающее их на кусочки…
С другой стороны, он был здесь и жив. Левый бок болел так, как если бы его ударили железным прутом, но без сомнения он был вполне жив…
– Что случилось? – сказал он.
– Это все юный Морковка, – сказал Валет. – Он схватил вас и сержанта и спрыгнул с крыши до того, как дракон вцепился в нас.
– У меня болит бок. Он должно быть вцепился в меня, – сказал Бодряк.
– Нет, полагаю, что это произошло, когда вы упали на крышу, – сказал Валет. – А затем вы скатились и ударились об водяную бочку.
– А как Двоеточие? Он ранен?
– Не ранен. Не совсем ранен. Он приземлился более мягко. Он такой тяжелый, что пробил крышу насквозь. Рассказывает об остром душе из…
– И что случилось потом?
– Ну, мы устроили вас поудобнее, а затем все отправились в разные стороны и начали звать сержанта. До тех пор, пока они его не нашли, разумеется, а затем они просто стояли и орали. И тут прибежала женщина и начала причитать, – сказал Валет.
– Ты имеешь в виду леди Рэмкин? – холодно сказал Бодряк. Его ребра по-настоящему заболели.
– Да-а, завидная партия, – сказал Валет, не шелохнувшись. – Конечно, она не потерпела ничьих других приказаний ни на миг! «Ах, бедняжка, вы должны отнести немедленно его прямо в мой дом». Мы так и сделали. Прекрасное место. Все в городе бегают, как курицы, у которых отрубили головы.
– Много разрушений наделал дракон?
– После того, как вы отключились, волшебники врезали ему огненными шарами. Это вообще ни на что не похоже. Но это сделало дракона только злее и сильнее.
– И…?
– Все то же. Он сжег еще много чего, а затем весь в дыму улетел.
– И никто не видел, куда он улетел?
– Если и видели, то никто не сказал. – Валет сел и бросил косой взгляд. – Наверно, противно жить в такой комнате. У нее же мешки денег, как сказал сержант, а у нее нет никакой причины жить в обычных комнатах. Зачем же хотеть избавиться от бедности, если богатые позволяют себе жить в обычных комнатах? Все должно быть из мрамора. – Он засопел. – Впрочем, она сказала, чтобы я сходил за ней, когда ты проснешься. Сейчас она кормит драконов. Препротивные маленькие твари. Удивительно, как ей разрешают держать их.
– О чем ты говоришь?
– Вы сами знаете. Смолить кистью, и все тому подобное.
Когда Валет завершил разгром, Бодряк еще раз оглядел комнату. В ней отсутствовали позолота и мрамор, что, по мнению, Валета было обязательным для людей высокого общественного положения. Вся мебель была старая, а также картины, хотя без сомнения и ценные, выглядевшие как и всякие другие картины, которые люди вешают в спальнях, то есть не вызывающие никакого интереса. Там еще было несколько любительских акварелей с драконами. В общем и целом комната имела вид нежилой, и даже полинявшей за эти годы, впрочем, как и одежда, лежавшая на полу.
Это была, без сомнения, комната женщины, ведущей свою собственную жизнь весело и без глупых увлечений уборкой и прочей романтической дребеденью, которой посвящают свою жизнь другие люди, женщины, безмерно благодарной, что бог не обидел ее здоровьем.
Подобная одежда, по-видимому, была выбрана по соображениям ее износостойкости, возможно, еще предыдущим поколением из-за ее вида, а не в качестве легкой артиллерии в войне полов. На трюмо было нагромождение бутылок и пробирок, но значительное количество пометок наводило на мысль, что надписи на них скорее гласили; «Натирать на ночь», а не «Только смазывать за ушами». Вообразите, что обитательница этой комнаты прожила в ней всю свою жизнь и отец называл ее «моя маленькая девочка», пока ей не исполнилось сорок.
За дверью висел голубой халат. Бодряк знал, даже не заглядывая, что на кармашке вышит кролик.
Короче говоря, это была комната женщины, которая никогда не предполагала, что внутри этой комнаты побывает и увидит внутреннее убранство мужчина.
Столик, стоявший в изголовье кровати, был завален кучей бумаг. Испытывая неловкость и чувство вины, но верша преступление, Бодряк заглянул в них.
Основной темой были драконы. Там были письма от Выставочного Комитета Пещерного Клуба и Лиги Дружественных Огнеметов. Там были памфлеты и воззвания из Сияющего Убежища для Больных Драконов – «Пламя Бедняжки ВИННИ совсем Угасло после Пяти Лет Жестокого Использования в качестве Обдирщика Краски, но сейчас…» Там были просьбы о пожертвованиях, протоколы, и дела, способные вызвать приступ великодушия у всего мира, или, по крайней мере, той его части, которая обладала крыльями и огненным дыханием.
Если вы мысленно обитали в такой комнате, удивительно печальной и полной странного всепроникающего сострадания, то могли прийти к мысли, что может самым лучшим было бы стереть всю человеческую расу и начать вновь с амеб.
Рядом с ворохом бумаг лежала книга. Бодряк развернул и взглянул на корешок. Книга называлась: «Болезни Драконов» Сибил Дейрдра Олгиванна Рэмкин.
С удивлением он перелистнул несколько негнущихся страниц. Они открыли ему другой мир, мир совершенно ошеломительных проблем. Слюнявая Глотка. Неудачные Копуляции. Сухие Легкие. Потрясение, Рвота, Плач, Косточки. Как же изумительно, подумал он после прочтения нескольких страниц, что болотный дракон сумел выжить, чтобы увидать второе рождение. Даже хождение по комнате подтверждало биологический триумф.
Он быстро просмотрел тщательно нарисованные иллюстрации. Вы могли только вообразить себе такое немыслимое количество внутренностей.
В дверь постучали.
– Можно войти? С вами все в порядке? – бодро постучала леди Рэмкин.
– Э-з…
– Я принесла вам кое-что заморить червячка.
Как мог вообразить Бодряк, это должен был быть суп. Вместо этого громоздились тарелки с беконом, жареным картофелем и яйцами. Он ощущал, как его артерии сжимаются в панике при виде всего этого.
– Я еще приготовила пудинг из хлеба, – сказала леди Рэмкин, немного застенчиво. – Обычно я мало готовлю, только для себя. Сами знаете, каково обслуживать одного.
Бодряк вспомнил блюда у себя дома. Мясо всегда почему-то серое, с какими-то прожилками в нем.
– Э-э, – сказал он, не привыкнув обращать к леди из позиции лежа в их собственной постели. – Капрал Валет доложил мне…
– Какой колоритный парнишка, этот Валет! – сказала леди Рэмкин.
Бодряк не был уверен, что правильно понял.
– Колоритный? – устало сказал он.
– Настоящий герой. Мы замечательно с ним поладили.
– Вы?
– Ну, да. Какую кучу анекдотов он знает.
– Ну, да. С этим у него все в порядке. – Его всегда поражало, что Валет мог поладить практически с каждым. Он решил, что это должно быть как-то связано с общим знаменателем. Во все мире математики не было знаменателя столь общего, как Валет.
– Э-э, – сказал он, и тут обнаружил, что не может прекратить это странное новое занятие, – вы не находите, что его язык немного сочноват?
– Солоноват, – весело поправила леди Рэмкин. – Вам надо было бы послушать моего папеньку, когда он был раздражен. Странное совпадение обстоятельств, но мой дедушка выпорол своего дедушку за злостную задержку.
Бодряк подумал, что это сделало их практически родственниками. Приступ боли в разбитом боку заставил его поморщиться.
– Вы получили множество ушибов и ссадин, и возможно сломали одно или два ребра, – сказала она. – Если вы перевернетесь, то я смогу наложить еще немного мази на раны.
Леди Рэмкин встряхнула колбу с желтой мазью.
Лицо Бодряка исказилось от страха. Инстинктивно он укрылся простынями до самой шеи.
– Не разыгрывайте из себя глупца, капитан, – сказала она. – Я не увижу ничего, чего бы я не видела раньше. Одна задница ничем не лучше другой. Просто на тех, с которыми я имею дело, торчат хвосты. А теперь перевернитесь и задерите ночную рубашку. Не забывайте, что она принадлежала моему дедушке.
Невозможно было сопротивляться этому тону. Бодряк подумал потребовать, чтобы позвали Валета как дуэнью, а затем решил, что это может оказаться еще хуже.
Крем прижигал, как кусок льда.
– Что это такое?
– Всякая дребедень. Он уменьшает боль от ушибов и способствует росту здоровой чешуи.
– Что?
– Простите. Возможно, не чешуи. Не смотрите так перепугано. Я абсолютно уверена в его пользе. Ну вот, все в порядке. – Она дала ему шлепок по заднице.
– Мадам, я – капитан Ночного Дозора, – сказал Бодряк, понимая, насколько чертовски глупо все, что он сказал.
– Полуодетый в женской постели, – сказала леди Рэмкин, не двигаясь. – Садитесь и пейте чай. Мы должны вернуть вас в строй.
Глаза Бодряка вновь заполонил страх.
– Зачем? – спросил он.
Леди Рэмкин полезла в карман своего потертого жакета.
– Прошлой ночью я делала кое-какие заметки, – сказала она. – О драконе.
– Ах да, дракон. – Бодряк немного расслабился. Сейчас дракон казался более безопасной перспективой.
– И я над кое-чем задумалась. Должна вам признаться – чертовски странная тварь. Она не должна взлетать в воздух.
– Вы в этом правы.
– Если у нее строение как у болотного дракона, то она должна весить двадцать тонн. Двадцать тонн! Это невозможно. Понимаете, это же все из-за соотношения между весом и размахом крыльев.
– Я видел, как он упал с башни как ласточка.
– Знаю. Он должен был порвать свои крылья и проделать в земле огромную дыру, – твердо сказала леди Рэмкин. – Вам не надо пачкаться с аэродинамикой. Просто нужно увеличить в масштабе из малого в большое и так оставить, понимаете. Это все вопросы мускульной энергии и подымающих поверхностей.
– Я знал, что здесь что-то не так, – улыбаясь сказал Бодряк. – И это пламя. Ничто не может существовать с подобным огнем внутри. Как болотные драконы ухитрятся с этим управляться?
– Да это просто химикаты, – отбрасывая ненужное, сказала леди Рэмкин. – Они просто дистиллируют что-то возгорающееся из всего, что едят, и исторгают пламя так, как будто оно появляется из пищевода. На самом деле у них внутри никогда не бывает огня, иначе они бы страдали от отдачи.
– И что тогда произойдет?
– Вы можете вычеркнуть драконов из сценария, – весело сказала леди Рэмкин. – Боюсь, но они не очень хорошо спроектированные создания, эти драконы.
Бодряк прислушался.
Им никогда и ни за что не выжить, этим болотным драконам, если бы они не были изолированы и вдали от хищников. Совсем не потому, что дракон представлял лакомое блюдо – если ободрать с них кожу и громадные мышцы крыльев, все оставшееся нужно было отправить как сырье на плохо управляемую фабрику химикатов. Ничего удивительного, что драконы постоянно болели. Они страдали от непрекращающихся болей в желудке, вызванных нехваткой топлива. Большая часть их умственных усилий направлялась на сложности с пищеварением, которое должно было дистиллировать топливо для производства огня из совершенно непригодных для этого ингредиентов. Они даже умудрялись перенастроить свои пищеводы в течение ночи, чтобы справиться со сложностями процесса пищеварения. Они все время жили на кончике ножа, химическом, разумеется. Икотка не к месту – и они становились географическими экспонатами.
А когда подходила пора строить гнезда, то самки обладали здравым смыслом и материнским инстинктом кирпича.
Бодряк удивился, почему в древние времена люди так беспокоились из-за драконов. Если возле вас в пещере находился дракон, то вам оставалось только подождать, пока он не самовоспламенится, взорвет самого себя или умрет от острого несварения желудка.
– Вы ведь изучали их, не так ли?
– Кто-то ведь должен.
– А как насчет больших драконов?
– Бог мой, конечно. Они огромная загадка, знаете, – сказала она, и выражение ее лица стало весьма серьезным.
– Да, вы говорили об этом.
– Вы же знаете, есть легенды. Кажется один из видов драконов стал все больше и больше, а затем… просто исчез.
– Вы полагаете, что вымер?
– Нет… они иногда появлялись. Неизвестно откуда. Полные прыти и бодрости. А затем, однажды, они вообще прекратили появляться. – Она с торжеством посмотрела на Бодряка.
– Думаю, что они нашли место, где могли по-настоящему существовать.
– По-настоящему существовать, кто именно?
– Драконы. Где они могли по-настоящему исполнять свое предназначение. В совсем другом измерении или еще где. Когда гравитация не столь велика.
– Я то же подумал, когда его увидел, – сказал Бодряк. – Я подумал, не может быть, чтобы такое летало и имело подобные размеры.
Они переглянулись.
– Мы должны отыскать его в собственном логове, – сказала леди Рэмкин.
– Ни один чертов летающий тритон не имеет права поджигать мой город, – сказал Бодряк.
– Подумайте о вкладе в фольклор о драконах, – сказала леди Рэмкин.
– Послушайте, даже если никто не будет поджигать этот город, дракон будет моим.
– Изумительная возможность. Возникает правда много вопросов…
– Вы в этом правы. – Фраза, сказанная Морковкой, всплыла у него в памяти. – Но это может помочь нам в нашем расследовании, – намекнул он.
– Но только утром, – твердо сказала леди Рэмкин.
Твердая решимость Бодряка быстро увяла.
– Я буду спать внизу, на кухне, – бодро сказала леди Рэмкин. – Я всегда ставлю внизу походную кровать, когда идет сезон кладки яиц. Некоторые самки требуют моей помощи. Не беспокойтесь обо мне.
– Вы так любезны, – пробормотал Бодряк.
– Я отослала Валета в город, чтобы помочь другим устроить вашу штаб-квартиру, – сказала леди Рэмкин.
Бодряк совсем забыл о Доме Дозора.
– Должно быть он совершенно разрушен, – предположил он.
– Полностью разрушен, – подтвердила леди Рэмкин. – Просто куча оплавленных обломков. Потому я и предлагаю вам место на Подворье Псевдополиса.
– Простите?
– Да, у моего отца права собственности на весь город, – сказала она. – На самом деле совершенно бесполезные для меня. Потому я и приказала моему агенту выдать сержанту Двоеточие ключи от старого дома на Подворье Псевдополиса. Его необходимо хорошенько проветрить.
– Но эта площадь – я имею в виду булыжники на улице – только рента за пользование, вряд ли лорд Ветинари сможет…
– Не беспокойтесь об этом, – сказала она, дружески похлопав его по плечу. – А сейчас, я думаю, что вам нужно поспать.
Бодряк улегся в постель, его мысли беспорядочно разбегались. Подворье Псевдополиса находилось на берегу реки Анк, в самом фешенебельном районе города с высокой арендной платой. Вид Валета или сержанта Двоеточие, прогуливающихся по улице при свете дня могло произвести, возможно, такое же впечатление, как и открытие в этом районе чумного госпиталя.
Он задремал, ныряя и выныривая изо сна, где гигантские драконы гнались за ним, размахивая колбами с мазью…
И проснулся от шума толпы.
Леди Рэмкин, ведущая себя весьма высокомерно, была зрелищем, которое трудно забыть, даже если бы вы это и попытались сделать. Это зрелище имело сходство с обратным дрейфом континентов, когда различные материки и острова движутся навстречу друг другу, образуя массивную, сердитую протоженщину.
Разбитая дверь дома драконов раскачивалась на петлях. Заключенные, уже как бы приняв привычную дозу амфетамина, сходили с ума. Маленькие язычки пламени лизали металлические тарелки, в то время как обитатели клеток метались взад и вперед.
– Что это значит? – сказала она.
Если леди Рэмкин когда-нибудь занялась самоанализом, то ей пришлось бы признать, что это было весьма неоригинально. Но это было полезно. Это приносило пользу в работе. Причина, по которой клише становятся клише, заключается в том, что они как молотки и отвертки в ящике с инструментами сообщений.
Толпа ворвалась в дверь, заполнив все проходы. Кое-кто размахивал острыми орудиями, безостановочно двигаясь взад и вперед, как это присуще бунтовщикам.
– Черт, – сказал главарь. – Это дракон, не так ли?
Послышался ропот общего одобрения.
– И что с того? – сказала леди Рэмкин.
– Черт. Он же спалит весь город. Они недалеко улетели. Вы их здесь держите. Это же мог быть один из них, верно?
– Да-а.
– Правильно.
– Ч.Т.Д.[16]
– Вот что мы собираемся сделать с ними, мы предадим их смерти.
– Правильно.
– Да-а.
– Pro bono publico (для общественного блага).
Грудь леди Рэмкин вздымалась и опадала как империя. Она потянулась и схватила вилы для помета, сняв их с крюка на стене.
– Еще один шаг, предупреждаю, и вам не поздоровится, – сказала она.
Главарь бросил взгляд на взбудораженных драконов.
– Да-а? – противным голосом сказал он. – И что же вы собираетесь делать?
Она судорожно глотнула воздух, раз или два.
– Я вызову Дозор! – сказала она.
Угроза не вызвала ожидаемого эффекта. Леди Рэмкин никогда не уделяла много внимания тем мелочам городской жизни, которые не были покрыты чешуей.
– Да, это чертовски страшно, – сказала главарь. – Меня это так беспокоит, ой-ой. Я так ослабею, что буду ползать на коленках, вот оно как.
Он вытащил из-за пояса длинный секач.
– А теперь станьте в сторонку, леди, потому что…
С задней стороны сарая вылетела струя зеленого пламени, пролетела в футе над головами толпы и подожгла обугленную розетку в деревянной фрамуге двери.
Затем донеслось слащавое урчание зверя, не скрывавшего смертельной угрозы.
– Это Лорд Маунтджой БыстрыйКлык РожденныйЗимой IV, самый огнедышащий дракон в городе. Он может дочиста сжечь вашу голову.
Капитан Бодряк, хромая, вышел вперед.
Маленький и чрезвычайно испуганный золотой дракончик был зажат у него подмышкой. Вторая рука держала дракона за хвост.
Бунтовщики смотрели как загипнотизированные.
– Я знаю, о чем вы думаете, – мягко продолжал Бодряк. – Вы размышляете, после небольшого замешательства, на много ли хватит у него пламени? И знаете, я не столь уверен в…
Он нагнулся, глядя между ушей дракона, и его голос зазвенел как лезвие ножа.
– Вот что вы должны спросить у самих себя: Чувствую ли я себя счастливым?
Они отступали назад, по мере того как он наступал.