1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 
   
— Вы, э… неподобающе одеты, сэр.
   
— Что? Шляпа ведь на мне, так?
   
— Да, сэр…
   
— Шляпа = волшебник, волшебник = шляпа. Все остальное ерунда. И, кроме того, я уверен, все люди — братья, — добавил он, осматриваясь вокруг. Впервые он подметил некоторые детали. — И гномы — братья… а… тролли тоже, как я вижу… и женщины, похоже… э… — Аркканцлер на минуту замолчал, а потом позвал: — Мистер Тупс?
   
— Да, сэр?
   
— Не мог бы ты подняться в мою комнату и принести мне мантию?
   
— Разумеется, сэр.
   
— И, пока что, будь добр, одолжи мне свою шляпу…
   
— Но ведь у вас уже есть своя шляпа, сэр, — напомнил Думминг.
   
— Верно, верно, — медленно и осторожно, сквозь застывшую улыбку произнес Чудакулли. — А теперь, мистер Тупс, в дополнение к ней, мне, в общем-то, нужна твоя. Прошу.
   
— О, — сообразил Думминг. — Э… да…
   
Несколько минут спустя прилично одетый аркканцлер стоял в самом центре библиотеки, глядя вверх на поврежденный купол. За его спиной Думминг Тупс — который по какой-то причине не решался одеть возвращенную ему шляпу — мрачно рассматривал некоторые магические инструменты.
   
— Совсем ничего? — спросил Чудакулли.
   
— Уук, — ответил библиотекарь.[4]
   
— Ты везде проверил?
   
— В этой библиотеке это невозможно, сэр, — заметил Думминг. — Вероятно, это займет больше времени, чем вообще существует. Но все обычные полки проверены. Гкхм.
   
Моркоу повернулся к Думмингу.
   
— Скажите, сэр, что означает это «гкхм»?
   
— Вы понимаете, что это магическая библиотека? И что, даже в нормальных условиях, над полками существует зона высокомагического потенциала?
   
— Я бывал здесь прежде, — ответил Моркоу.
   
— Тогда вы должны знать, что время в библиотеках… нечто довольно гибкое? — продолжил Думминг. — И, учитывая дополнительную силу грозы, вполне возможно, что…
   
— Вы хотите сказать, что он переместился во времени? — перебил стражник.
   
Думминга это поразило. Он рос в неверии, что стражники могут быть достаточно умными. Как бы то ни было, он постарался не показать этого.
   
— Если бы все было так просто, — вздохнул он. — Как бы то ни было, в результате молнии появился случайный боковой…
   
— Чего? — не понял Чудакулли.
   
— То есть, во времени и пространстве? — предположил Моркоу. Думминг почувствовал, что начинает злиться. Не-волшебники не должны так быстро соображать.
   
— Не… совсем, — произнес он и, наконец, сдался. — Мне действительно нужно с этим разобраться, аркканцлер. Некоторые показатели не могут быть реальными.
   
Ваймс знал, что очнулся. Было темно, лил дождь, а лицо ужасно болело.
   
Потом появился новый приступ боли позади шеи и ощущение, что его куда-то тащат.
   
А потом был свет.
   
Он чувствовал его сквозь веки. По крайней мере, сквозь левое. С другой стороны была лишь боль. Он оставил глаз закрытым и прислушался.
   
Кто-то двигался. Зазвенел металл. Раздался женский голос:
   
— Он проснулся.
   
— Ты уверена? — Этот голос принадлежал мужчине. — С чего ты взяла?
   
— Просто я знаю, спит мужчина или нет, — ответила женщина.
   
Ваймс открыл глаз. Он лежал на лавке или чем-то вроде стола. Рядом с ним, стояла молодая девушка, и ее платье и манеры, и то, как она прислонилась к стене, ясно давали понять: белошвейка, одна из этих. На мужчине была черная мантия и дурацкая шляпа с отвисшими полями, что означало: караул, я в руках врача!
   
Он быстро сел.
   
— Только дотронься до меня, и тебе не поздоровится! — крикнул он, пытаясь спуститься со стола. Половина его лица словно взорвалась от боли.
   
— На твоем месте я был бы поосторожнее, — ответил доктор, мягко укладывая его назад. — Рана очень скверная. И не трогай повязку!
   
— Рана? — переспросил Ваймс, дотронувшись до тугой повязки. Вернулись воспоминания. — Карцер! Кто-нибудь схватил его?
   
— Кем бы он ни был, ему удалось сбежать.
   
— После такого падения? — не поверил Ваймс. — Он бы, по крайней мере, хромал! Слушайте, я должен…
   
И тут он заметил другие вещи. Он постоянно обращал внимание на это, но только сейчас подсознание предоставило ему список.
   
На нем была чужая одежда…
   
— Что с моей формой? — спросил Ваймс и тут же заметил выражение «я же тебе говорила», которым женщина одарила врача.
   
— Кто бы ни напал на тебя, он раздел тебя до подштанников и оставил на улице, — проговорила она. — Я нашла у себя кое-что из одежды. Просто удивительно, что люди могут оставить.
   
— Кто забрал мои доспехи?
   
— Я не знаю имен. Хотя, я видела группу людей, которые с чем-то убегали.
   
— Простые воры? Они оставили квитанцию?
   
— Нет! — засмеялась она. — Зачем им это?
   
— И разве мы можем задавать вопросы? — заметил доктор, убирая инструменты.
   
Все это было неправильным…
   
— Ну, то есть… да, спасибо, — отозвался Ваймс.
   
— Как тебя зовут?
   
Рука Ваймса замерла у самого лица.
   
— То есть, вы не знаете, кто я? — удивился он.
   
— А мы должны? — переспросил доктор.
   
— Это ведь Анк-Морпорк, так?
   
— Э… да, — ответил врач и повернулся к женщине. — Удар по голове, — объяснил он, — но я не думал, что все настолько плохо.
   
— Слушай, я теряю время, — произнесла женщина. — Кто ты, мистер?
   
Все в городе знают Ваймса, так ведь? Уж Гильдия Белошвеек-то точно. А доктор не казался глупцом. Пожалуй, сейчас не самое время для откровенности. Он, должно быть, где-нибудь, где быть копом — не слишком-то хорошая затея. Возможно, здесь опасно быть Ваймсом, а он сейчас не в лучшей форме, чтобы разбираться с этим.
   
— Киль, — ответил он. Имя появилось само собой; с тех пор, как он увидел сирень, оно весь день плавало на поверхности его мыслей.
   
— Да, точно, — улыбнулась женщина. А имя у тебя есть?
   
— Джон.
   
— Хорошо. Итак… Джон, дело вот в чем. Раздетые бесчувственные люди, валяющиеся вокруг — дело здесь совершенно нередкое. И, довольно забавно, обычно они не хотят афишировать свои настоящие имена или где они живут. И ты не первый, кого подлатал доктор Лоуни. Я Рози. И невредно подумать о небольшом вознаграждении, понимаешь? Нам обоим.
   
— Ладно, ладно, я знаю, — Ваймс поднял руки. — Это ведь Тени, так? — они кивнули. — Хорошо. Благодарю. Разумеется, с собой денег у меня нет, но когда я вернусь домой…
   
— Я провожу тебя, так? — проговорила женщина, протягивая ему плохо сшитую куртку и пару древних ботинок. — Не хочу, чтобы на тебя хоть что-то напало. Вроде внезапной потери памяти.
   
Ваймс тихо вскрикнул. Его лицо болело, на его теле было полно ссадин, и одет он был в костюм, от которого несло, точно от уборной. Он вернется в штаб стражи, вымоется, переоденется, быстро напишет рапорт и вернется домой. А эта юная леди проведет ночь в камере, а потом будет передана Гильдии Белошвеек. Подобное вымогательство там не приветствовалось. Плохо сказывалось на бизнесе.
   
— Хорошо, — кивнул он. И надел ботинки. Подметки были сделаны из слишком узкого тонкого отсыревшего картона.
   
Доктор Лоуни махнул руками, изображая обычный жест «свободны».
   
— Он весь твой, Рози. Оставьте повязку на несколько дней, мистер Киль, и, если вам повезет, с глазом все будет в порядке. Кто-то хорошо полоснул вас довольно-таки острым ножом. Я сделал, что мог, швы наложены хорошо, но шрам все же останется.
   
Ваймс снова поднял руку к щеке.
   
— И не трогайте ее! — прикрикнул Лоуни.
   
— Пойдем… Джон, — произнесла Рози. — Давай-ка вернем тебя домой.
   
Они вышли на улицу. С карнизов капала вода, но дождь несколько утих.
   
— Я живу за Псевдополис-Ярдом.
   
— Веди.
   
Они не дошли и до конца улицы прежде чем Ваймс вдруг почувствовал, что за ними следует пара темных фигур. Он хотел было повернуться, но Рози ухватила его руку.
   
— Не донимай их, и они не будут досаждать тебе, — предупредила она. — Они здесь лишь для защиты.
   
— Чьей? Твоей или моей?
   
Рози рассмеялась.
   
— Нас обоих.
   
— Да, ты просто иди, а мы будем вести себя тихо, точно мышки, — донесся из-за его спины тонкий голос.
   
— Точно, милок. Будь хорошим мальчиком, и Тетушка Дотси не станет раскрывать свою сумочку, — вторил другой, более глубокий голос.
   
— Это же Дотси и Сэди! — воскликнул Ваймс. — Тетушки Милосердия! Ну уж они-то, черт возьми, точно меня знают!
   
Он повернулся.
   
Темные фигуры в старомодных черных плащах отступили назад. В темноте раздались металлические звуки, и Ваймсу пришлось несколько успокоиться. Даже учитывая то, что они, более или менее, были на одной стороне, никогда нельзя их недооценивать. И, конечно, именно поэтому они так полезны. Любой посетитель, нарушив мир в местном доме с хорошей репутацией, скорее будет опасаться Тетушек, нежели стражу. У стражи были правила. И у стражи не было сумочки Дотси. А с помощью зонтика с головой попугая Сэди творила ужасающие вещи.
   
— Ну же, — повторил он. — Дотси? Сэди? Довольно этих игр, а?
   
Что-то ударило его в грудь. Он посмотрел вниз. На предмете был вырезан попугай.
   
— Лучше тебе идти вперед, добрый господин, — раздался голос.
   
— Пока у тебя еще ноги есть, — добавил второй.
   
— Да, хорошая идея, — произнесла Рози, потянув Ваймса за руку. — Но ты их поразил.
   
— Как?
   
— Ты не согнулся пополам и не булькаешь кровью. Пойдем, загадочный ты наш.
   
Ваймс уставился вперед, высматривая синий свет Псевдополис-Ярда. Как бы то ни было, там все прояснится.
   
Но, когда они дошли, никакого синего света под аркой не было. Лишь несколько огоньков на лестнице.
   
Ваймс стучал в дверь, пока она слегка не приоткрылась.
   
— Что, черт возьми, здесь творится? — вопросил он у носа и глаза невидимого человека. — Прочь с дороги!
   
Он толкнул дверь и вошел внутрь.
   
Это не был штаб стражи, не изнутри. Да, лестница была знакомой, но посреди главной комнаты была стена, и ковры на полу, и гобелены на стене… и горничная с подносом в руках, и смотрящая на него, и роняющая поднос, и кричавшая теперь.
   
— Где мои офицеры? — выкрикнул Ваймс.
   
— Вы покинете этот дом немедленно, слышите? Вы не можете так вот просто врываться сюда! Уходите!
   
Ваймс повернулся и столкнулся со стариком, который открыл дверь. Он был похож на дворецкого, и сейчас держал в руках дубинку. То ли из-за нервов, то ли просто из-за старческой дрожи, кончик дубины размахивал под самым его носом. Ваймс схватил ее и отбросил на пол.
   
— Что здесь творится? — повторил он. Старик, казалось, был так же разъярен, как и он сам.
   
Ваймс почувствовал, как в нем поднимается странный опустошающий ужас. Он выскочил через открытую дверь назад, во влажную ночь. Рози и Тетушки растворились в темноте, как и поступает любой человек ночи в случае неприятностей. Но Ваймс бежал по Королевской улице, отталкивая прохожих и едва увернувшись от случайной кареты.
   
У него открылось второе дыхание, когда он добрался до Лепешечной улицы и повернул к дому. Он не был уверен, что найдет там, но все выглядело нормальным, а по бокам двери горели факелы. Под ногами скрипел знакомый гравий.
   
Он застучал в дверь, но потом остановился и позвонил в колокольчик.
   
Через мгновение дворецкий открыл дверь.
   
— Слава богам! — выдохнул Ваймс. — Это я. Был в драке. Беспокоиться не о чем. Как…
   
— Что вам угодно? — холодно перебил его дворецкий. Он отступил назад, и свет лампы упал на его лицо. Ваймс никогда его прежде не видел.
   
— Что с Вилликинсом?
   
— Поваренком? — тон дворецкого стал ледяным. — Если вы его родственник, вам следует пойти к черному входу. Вы обязаны знать, что у парадной двери лучше не появляться.
   
Ваймс попытался придумать, что же предпринять дальше, но кулак не собирался ждать. Человек рухнул на пол.
   
— На это нет времени, — буркнул Ваймс, переступая через него. Он встал в центре большого зала и сложил руки:
   
— Миссис Контент? Сибилла? — выкрикнул он, чувствуя, как внутри клубится ужас.
   
— Да? — голос донесся из, как всегда называл ее Ваймс, Слегка Розовой комнаты для рисования, и следом появилась Сибилла.
   
Это была она. Голос был ее, и глаза, и то, как она стояла. Но только не возраст. Девушка была слишком юна, чтобы быть Сибиллой.
   
Она перевела взгляд с него на лежащего дворецкого.
   
— Это вы так поступили с Форсифом? — спросила она.
   
— Я… э… я… это… ошибка… — забормотал Ваймс, пятясь назад. Но Сибилла уже снимала со стены меч. И он не предназначался лишь для показа. Ваймс не помнил, умеет ли его жена фехтовать, но несколько футов острого оружия в руке разозленного любителя выглядят пугающими. Любителям порой везет.
   
Он быстро отступал.
   
— Это… ошибка… не тот дом… неправильный адрес… — Он чуть не споткнулся об упавшего дворецкого, но все же сумел выскочить через дверь и понесся вниз по ступенькам.
   
Пробравшись сквозь промокший кустарник к воротам, он прислонился к стене и тяжело втянул воздух.
   
Чертова библиотека! Будто бы он не слышал, что там можно пройти сквозь время или что-то еще? Все эти магические книги, собранные вместе, творят нечто странное.
   
Сибилла так юна. Ей на вид всего лишь шестнадцать! Не удивительно, что в Псевдополис-Ярде не было штаба стражи! Они ведь переехали всего несколько лет назад!
   
Дешевая одежда промокла. Дома… где-то там… его ждала огромная тяжелая кожаная куртка, пропитанная маслом, теплая, точно тост…
   
Думай, думай, не позволяй ужасу завладеть тобой…
   
Наверное, он мог бы все объяснить Сибилле. В конце концов, она все та же Сибилла, так ведь? Сама доброта к потрепанным созданиям? Но даже самое мягкое сердце ожесточится, если в дом завалится грубый, отчаянный мужик со свежим шрамом и заявит, что он твой будущий супруг. Молодой девушке может прийти в голову совершенно неправильная мысль, а он этого не хотел, только не в том случае, когда она держит меч. Кроме того, лорд Овнец, наверняка, все еще жив, а он, насколько помнил Ваймс, был самым настоящим старым дьяволом.
   
Он сполз по стене вниз и хотел было достать сигару, как тут же ужас вновь охватил его.
   
В кармане ничего не было. Совсем ничего. Никаких Тонких Панателл Горлодера и, что куда важнее, никакого портсигара…
   
Он был сделан на заказ. С небольшим изгибом. С того самого дня, как Сибилла подарила его, он всегда был в кармане. Он был почти частью его тела, насколько конечно, это может относиться к вещи.
   
«Мы здесь и сейчас». Однажды констебль Посети, строгий последователь Омнианства, процитировал эту фразу из святой книги. Ваймс понимал это по-своему, в менее вычурных словах полисмена: ты должен делать ту работу, что сейчас перед тобой.
   
«Я здесь, — думал он, — и тогда.» А менее сознательная частица его мозга добавила: «здесь у тебя нет друзей. Нет дома. Нет цели. Здесь ты один.»
   
«Нет… не один», — добавила другая частичка, что была глубже, гораздо глубже, чем даже ужас, и всегда была настороже.
   
Кто-то следил за ним.
   
Из сырой тени появилась фигура и направилась к нему. Ваймс не видел лица, но это было неважно. Он знал, что на губах человека играет та самая улыбка хищника, знающего, что добыча уже в его лапах, и что жертва тоже знает это, и что она будет отчаянно изображать совершенно дружеский разговор, потому что жертва очень жаждет, чтобы…
   
Ты не хочешь умереть здесь, напомнила из глубины темная часть его души.
   
— Огоньку не найдется, мистер? — начал хищник. Он даже не удосужился помахать незажженной сигаретой.
   
— Ну да, конечно, — ответил Ваймс. Он начал было хлопать по карманам, но вдруг развернулся и, выбросив руку, ударил подкрадывавшегося сзади человека по уху. Затем прыгнул на курильщика и повалил его наземь, схватив за горло.
   
Это бы сработало. Позже он понимал, что это действительно бы сработало. Если бы в тени не скрывались еще двое, это бы обязательно сработало. И ему удалось пнуть одного в колено, прежде чем он почувствовал, как его шею стянула удавка.
   
Его приподняли. Шрам горел от боли, а сам он пытался ослабить веревку.
   
— Держи его, — раздался голос. — Смотри, что он сделал с Джезом. Черт! Да я его…
   
Тени задвигались. Пытаясь дышать, Ваймс слезящимся глазом лишь отдаленно различал, что происходит. Но слышались вскрики и некие странные, мягкие звуки, а давление на его шею внезапно прекратилось.
   
Он упал вперед и, слегка пошатываясь, поднялся на ноги. На земле лежали двое. Один согнулся пополам и издавал тихие булькающие звуки. А издалека доносились затихающие шаги убегающего человека.
   
— Хорошо, что мы вовремя тебя нашли, добрый господин, — раздался голос из-за его спины.
   
— К несчастью для других, милок. — Обладатель этого голоса был совсем рядом с ним.
   
Из мрака выступила Рози.
   
— Думаю, тебе лучше бы пойти с нами, — произнесла она. — Если будешь так бегать, нарвешься на неприятности. Пошли. Разумеется, у меня ты остаться не можешь…
   
— … разумеется, — пробормотал Ваймс.
   
— … но, полагаю, Моззи найдет тебе, где голову приклонить.
   
— Моззи Лоуни! — воскликнул Ваймс. Его голова слегка кружилась. — Это же он! Сифилисный доктор! Я помню! — Он попытался сфокусировать усталый взгляд на девушке. Да, та же структура костей. Тот же подбородок. Этот подбородок не предполагает никакой чепухи. Он может завести человека куда угодно. — Рози… ты же госпожа Длань!
   
— Госпожа? — холодно переспросила она, а Тетушки Милосердия тоненько захихикали. — Не думаю.
   
— Ну, то есть… — споткнулся Ваймс. Разумеется, только главные в Гильдии получали почетное обращение «госпожа». Руководителем она еще не стала. Еще даже самой Гильдии-то не было.
   
— И я не видела тебя раньше, — продолжала Рози. — Как и Дотси и Сэди, а ведь у них потрясающая память на лица. Но ты нас знаешь, да и вообще действуешь так, будто все вокруг принадлежит тебе, Джон Киль.
   
— В самом деле?
   
— Да. То, как ты стоишь. Словно офицер. Ты хорошо питаешься. Может, даже слишком. Не помешало бы сбросить несколько фунтов. И у тебя на теле полно шрамов. Я видела их у Моззи. Ноги у тебя загорелые от колен, а это значит «стражник», потому что голени у них голые. Но здесь я знаю каждого стражника, а ты не из них, так что, возможно, ты военный. Ты дерешься инстинктивно и грязно. То есть, тебе приходилось бороться за свою жизнь, а это странно, потому что, по-моему, означает «рядовой», не офицер. Парни сняли с тебя какие-то хорошие доспехи. Это значит — офицер. Но ты не носишь колец. Значит — пехотинец: что-нибудь может попасть в кольцо и оторвать палец. И ты женат.
   
— С чего ты взяла?
   
— Это поймет любая женщина, — мягко ответила Рози Длань. — Теперь иди осторожней. Сейчас комендантский час. Стража нас не тронет, но ты — другое дело.
   
«Комендантский час», — подумал Ваймс. Как давно это было. Ветинари никогда не вводил его. Это мешает бизнесу.
   
— Думаю, я потерял память, когда на меня напали, — высказал он. Это звучало убедительно. Сейчас ему лишь нужно было подумать где-нибудь в тихом местечке.
   
— Правда? Тогда я, пожалуй, королева Гершеба, — отозвалась Рози. — Просто запомни, добрый господин. Я делаю это не потому, что ты мне интересен, хотя, должна сказать, мне жутко хочется узнать, как долго ты протянешь. Если бы ночь не была такой холодной и сырой, я бы оставила тебя на дороге. Я работаю, и неприятности мне не нужны. Но у тебя вид человека, который может достать несколько долларов, а уж счет-то я представлю.
   
— Я оставлю деньги на ночном столике, — откликнулся Ваймс.
   
Пощечина была настолько сильной, что он прислонился к стене.
   
— Считай, это значит, что у меня совершенно нет чувства юмора, — бросила Рози, тряся онемевшей рукой.
   
— Я… прости, — начал Ваймс. — Я не хотел… то есть… слушай, спасибо за все. Правда. Но это не лучшая ночь.
   
— Да уж, вижу.
   
— Все хуже, чем ты думаешь. Уж поверь мне.
   
— У всех свои проблемы. Поверь мне, — ответила Рози.
   
Входя в Тени, Ваймс радовался, что за ними следовали Тетушки Милосердия. Это были старые Тени, а Лоуни жил через улицу отсюда. Стража сюда не совалась. Вообще-то, новые Тени не были намного лучше, но люди хотя бы знали, что случится, если кто-нибудь нападет на стражника. Тетушки — совсем другое дело. На них не нападает никто.
   
«Ночной сон, — думал Ваймс. — Может, утром этого уже не будет».
   
— Ее там не было, так ведь? — через некоторое время спросила Рози. — Твоей жены? Это дом лорда Овнеца. У тебя с ним какие-то проблемы?
   
— Никогда его не видел, — отстраненно отозвался Ваймс.
   
— Тебе повезло, что кое-кто подсказал, где ты. Тем людям наверняка кто-то платит. У них, за Анком, свои законы. Если там будет бродить грубый мужлан без каких бы то ни было рабочих инструментов… ну, к нему примут меры, а если его еще и ограбят по ходу, так кому какое дело?
   
«Да, — думал Ваймс. — Именно так все и было. Привилегии попросту означали лишь „свои законы“. Двое людей смеются над законом: тот, кто нарушает, и тот, кто составляет. Ну, теперь-то ведь все не так.
   
… но теперь я не в тогдашнем „теперь“. Чертовы волшебники…
   
Волшебники. Точно! Утром я все им объясню! Спокойно! Они поймут! Готов поспорить, они смогут отправить меня именно в тот момент, когда я исчез! Весь университет полон людей, чтобы во всем разобраться! Больше это не моя проблема!»
   
Словно теплый розовый туман, облегчение наполнило его тело. Все, что ему нужно, это переждать ночь…
   
А зачем? Они ведь постоянно открыты, так? Магию нельзя закрыть. Ваймс припомнил поздние ночные патрули: он практически мог видеть вокруг, благодаря мерцанию в окнах. Он просто мог…
   
Стоп, стоп. В его мозгу зашевелилась мысль полицейского. Тетушки не убегают. Они славятся этим. Они постепенно нагоняли тебя. Любой, кто был, как они говорят, «плохим мальчиком», спит чрезвычайно плохо, зная, что Тетушки приближаются к нему, прерываясь лишь на чай с десертом, или же ради посещения какой-нибудь интересной благотворительной распродажи. Но Ваймс бежал, бежал до самой Лепешечной улицы, в темноте, мимо движущихся карет и людей, спешащих по домам до комендантского часа. Никто не обращал на него внимания. И он никого здесь не знал. Он пересмотрел это утверждение: никто не знал его.
   
— А, — небрежно бросил он, — кто сказал, где я буду?
   
— Один из старых монахов, — ответила Рози.
   
— Что за старые монахи?
   
— Никто не знает. Маленький лысый человечек в рясе с метлой. Где-нибудь обязательно стоят монахи, собирающие подаяния. Он был на Федрской дороге.
   
— И вы спросили, куда я пошел?
   
— Что? Нет. Он просто осмотрелся и сказал: «Мистер Киль побежал к Лепешечной улице» и продолжил мести.
   
— Мести?
   
— Ну, это вроде какого-то ритуала для них. Кажется, чтобы не наступать на муравьев. Или они сметают грехи прочь. Или просто любят чистоту и порядок. Кому какое дело?
   
— И тебе ничего не показалось странным?
   
— С чего вдруг? Я думала, может ты добр к попрошайкам! — выкрикнула Рози. — Мне все равно, хотя Дотси сказала, что положила кое-что в его кружку.
   
— Что?
   
— Тебе, правда, интересно?
   
Большая часть Ваймса думала: кому какое дело до монахов? Они просто монахи. И поэтому такие странные. Может, на одного снизошло озарение или что-то еще, им нравится подобное. И что? Найди волшебников, объясни им все, и пусть они разбираются.
   
Но полицейская часть подумала: откуда маленькие монахи узнали, что я назовусь Килем? От меня воняет крысой.
   
Большая часть подправила: которой лет тридцать.
   
А полицейская кивнула: да, именно поэтому так и несет.
   
— Слушай, мне нужно кое-что проверить, — произнес он вслух. — Я… скорее всего, вернусь.
   
— Ну, я ведь не могу приковать тебя цепью? — ответила Рози. Она одарила его слегка мрачноватой улыбкой и продолжила: — Но плата будет больше. А если ты не вернешься, хотя и останешься в городе, то Тетушки…
   
— Поверь, меньше всего мне бы хотелось уехать из Анк-Морпорка.
   
— Ладно. Ты меня убедил, — кивнула Рози. — Иди уж. Сейчас комендантский час. Но, почему-то, мне кажется, тебя это мало волнует?
   
Когда он скрылся в темноте, Дотси подошла к Рози.
   
— Если хочешь, мы пойдем за ним, дорогуша.
   
— Не стоит.
   
— Стоило бы позволить Сэди слегка ткнуть его. Это их замедляет.
   
— Думаю, чтобы замедлить этого человека, потребуется очень много сил. А нам не нужны проблемы. Не сейчас. Мы слишком близко.
   
— В это время не следует быть на улице, мистер
   
Ваймс, стучавший в запертые ворота Университета, обернулся.
   
За ним стояли три стражника. Один держал факел. У другого был лук. Третий, похоже, полагал, что для сегодняшней работы ничего тяжелого не потребуется.
   
Ваймс медленно поднял руки.
   
— Думаю, на сегодня он хочет оказаться в хорошей холодной камере, — произнес первый.
   
«О, боги, — подумал Ваймс. — Шоу Комедиантов Года. Полицейским и правда лучше не говорить подобного, но они все равно поступают так.»
   
— Я просто хотел посетить Университет, — ответил он.
   
— Вот как? — подхватил тот, у которого не было ни лука, ни факела. Он был довольно дородным, и Ваймс заметил тускло мерцавшие нашивки сержанта. — И где ты живешь?
   
— Нигде, — сознался Ваймс. — Я только что приехал. И давайте уж сразу разберемся? У меня нет ни работы, ни денег. А это не преступление.
   
— А нарушение комендантского часа? И никаких видимых средств передвижения? — продолжил сержант.
   
— У меня есть ноги.
   
— Пока что, хе, хе, — бросил один из них, но тут же замолк, стоило Ваймсу взглянуть на него.
   
— Я хочу подать жалобу, сержант, — сказал Ваймс.
   
— На кого?
   
— На вас, — ответил он. — И этих Братьев Хохмачей. Вы все делаете неверно. Если собираетесь арестовать кого-то, то должны сразу же выносить обвинение. У вас значок и оружие, так? А у него подняты руки, и нечистая совесть. Совесть у каждого нечиста. Так что он размышляет, что вы знаете и что собираетесь предпринять, а вы должны забросать его вопросами, резко. Никаких тупых шуточек, потому что это делает вас человечнее, и вы сбиваете его с мысли так, чтобы он не смог продумать ни единого предложения, и уж тем более вы не позволяете ему двинуться вот так, схватить вашу руку и поднять ее вот так, от чего она чуть не ломается, и забрать ваш меч, и приставить его к вашему горлу вот так. Прикажи своим людям опустить мечи, хорошо? Они машут ими так, что могут кого-нибудь зацепить.
   
Сержант гукнул.
   
— Так, — продолжил Ваймс. — О, сержант… это ведь меч? Ты когда-нибудь затачивал его? Или вы просто бьете им, точно дубинкой? Теперь, вот как мы поступим: вы сложите свое оружие вон там, а я отпущу сержанта и побегу вон по той аллее, ладно? А к тому времени, как ваше оружие будет у вас в руках, и я бы посоветовал взять его, прежде чем бежать за мной, я уже буду далеко. И никаких проблем. Есть вопросы?
   
Все три стражника молчали. А затем Ваймс услышал близкий, очень тихий звук. Так прошуршали волосы в его ушах, когда кончик арбалетного болта аккуратно вошел в одно из них.
   
— Да, сэр, у меня есть вопрос, — донесся голос из-за его спины. — Вы когда-нибудь слушаете собственные советы?
   
Ваймс чувствовал давление арбалета и думал: как глубоко пройдет стрела, если человек отпустит курок. Дюйма будет вполне достаточно.
   
Иногда приходится получать по полной. С преувеличенной аккуратностью он бросил меч, отпустил сержанта и смиренно отступил назад. Четвертый стражник все еще держал его под прицелом.
   
— Я просто встану вот так, да? — предложил он.
   
— Точно, — поворачиваясь, прорычал сержант. — Да, это сэкономит нам немного времени. Хотя для тебя, мистер, у нас есть целая ночь. Отлично, младший констебль. Мы сделаем из тебя стражника!
   
— Мда, отлично, — повторил Ваймс, смотря на парня с арбалетом. Но сержант уже шел прочь.
   
Остальное случилось после. Было больно.
   
Ваймс лежал на твердых нарах и пытался унять ее. Было не так плохо, как могло бы быть. Эта толпа даже не смогла организовать хорошее зрелище. Они не понимали, как человек может откатываться от ударов, чтобы половина из них попадала по воздуху.
   
Нравилось ли ему это? Не боль. Про боль он забыл. Точнее, он потерял сознание из-за боли. Но где-то в его голове была маленькая частичка, которую он порой слышал во время ареста после длительной погони, частичка, которая хотела бить, и бить очень долго, даже после того, как это возымело свое действие. Это было радостно. Он звал ее зверем. Зверь оставался незаметным, пока не был тебе нужен, а потом выходил наружу. Его привлекала боль. И страх. Он голыми руками убивал оборотней, обезумев от ярости и ужаса и где-то в глубине пробуя кровь зверя… и сейчас он принюхивался к воздуху.
   
— Привет, мистер Ваймс, ха-ха. А я все гадал, когда же ты очнешься.
   
Он резко сел. Со стороны коридора была решетка, но такая же была и между камерами, давая понять тем, кто был заперт внутри, что они все же заперты в клетке. А в соседней камере, положив руки под голову, лежал Карцер.
   
— Ну, давай, — радостно продолжал он. — Схвати меня через решетку, а? Хочется посмотреть, как быстро придет охрана?
   
— По крайней мере, тебя тоже взяли, — пробормотал Ваймс.
   
— Ненадолго, ненадолго. От меня пахнет розами, от меня, ха-ха. Гость города, потерялся, очень помог страже, так неудобно беспокоить их, возьмите за ваши труды… Не стоило запрещать стражникам брать взятки, мистер Ваймс. Так жизнь становится легче, ха-ха.
   
— Я все равно прищучу тебя, Карцер.
   
Карцер вставил палец в нос, пошевелил им, вытащил, критически изучил содержимое и смахнул в сторону камеры.
   
— Ну, в этом-то вся загвоздка, мистер Ваймс. Видишь ли, не меня притащили сюда четверо стражников. Не я напал на них и не я пытался вломиться в Университет.
   
— Я стучал в дверь!
   
— Я верю, мистер Ваймс. Но ты ведь знаешь, каковы копы. Стоит не так посмотреть на них, и они обвинят тебя во всех преступлениях, что смогут найти. Просто ужасно, что они могут наговорить на честного человека, ха-ха.
   
Ваймс знал это.
   
— Значит, у тебя были деньги.
   
— Разумеется, мистер Ваймс. Я же жулик. И лучше всего в этом то, что легче быть жуликом, когда никто не знает об этом. Но чтобы быть копом, нужно чтобы люди верили, что ты коп. Все по книжке, а? Ты уже в курсе, что мы вернулись в старые добрые времена?
   
— Похоже на то, — признал Ваймс. Ему не особо нравилось разговаривать с Карцером, но сейчас он казался единственным реальным человеком.
   
— Могу я узнать, где ты приземлился?
   
— В Тенях.
   
— Как и я. Парочка парней пыталась меня ограбить. Меня! Представляешь, мистер Ваймс! Хотя у них были деньги, так что все разрешилось. Да, думаю, здесь мне понравится. А, вот и один из наших бравых ребят…
   
По коридору шел стражник, покачивая ключами. Он был стар, из тех копов, кого нанимают на работу, где, скорее всего, придется махать ключами, а не дубинкой. А самой выдающейся его чертой был нос, вдвое шире и вполовину длиннее обычного. Он глянул на Ваймса и подошел к камере Карцера. И отпер дверь.
   
— Ты. На выход, — произнес он.
   
— Да, сэр. Благодарю, сэр, — заторопился Карцер. Он указал на Ваймса. — Вы получше присматривайте за ним, сэр. Он просто зверь. Нельзя запирать порядочных людей вместе с ним, сэр.
   
— Я сказал, на выход.
   
— Уже иду, сэр. Благодарю, сэр. — И Карцер, хитро подмигнув Ваймсу, ушел прочь.
   
Тюремщик повернулся к Ваймсу.
   
— А тебя как звать, кха, мистер? — спросил он.
   
— Джон Киль.
   
— Да-а?
   
— Да, и свою долю побоев я уже получил. Честь по чести. Теперь я хотел бы идти.
   
— А, так ты хочешь идти, да? Кха! Ты хочешь, чтобы я протянул тебе эти ключи, кха, и выдал пять пенсов из коробки для бедных за, кха, беспокойство, а?
   
Он стоял очень близко к решетке, улыбаясь, точно человек, полагающий, что он здесь самый сообразительный, хотя и вполовину не был. И если бы рефлексы Ваймса были быстрее, а он даже сейчас мог поспорить, что так оно и есть, то всего за секунду он мог бы притянуть старого дурака к решетке и еще больше расплющить его нос по лицу. Вне сомнений, психопаты избирают легкий путь.
   
— Просто освободи меня, — ответил он, подавляя соблазн.
   
— Ты никуда не идешь, кха, кроме как к капитану.
   
— Капитан Тильден? — переспросил Ваймс. — Я правильно понял? Дымит, точно фейерверк? Латунное ухо и деревянная нога?
   
— Точно, и он может пристрелить тебя, кха, как тебе это нравится?
   
На захламленном столе его памяти, наконец, под чашкой забывчивости показался коврик воспоминаний.
   
— Ты — Мордач, — проговорил он. — Так? Какой-то парень сломал твой нос, и он так и не сросся правильно! А твои глаза постоянно слезятся, и поэтому тебе дали постоянную работу тюремщиком…
   
— Я тебя знаю, мистер? — Мордач подозрительно всматривался в Ваймса.
   
— Меня? Нет. Нет! — поспешно ответил он. — Но я слышал, что о тебе говорят. Штаб практически на нем. Очень честный человек. Твердый, но честный. Не плюет в похлебку, не мочится в чай. И никогда ничем себя не осрамит.
   
Видимая часть лица Мордача приняла негодующе хмурый вид человека, который пытается соответствовать образу.
   
— Мда? — наконец произнес он. — Ну, кха, я всегда держал камеры в чистоте, это верно. — Он выглядел немного ошеломленным, но все же ему удалось изменить выражение лица. — Ты сиди здесь, мистер, а я сообщу капитану, что ты очнулся.
   
Ваймс снова лег на койку и принялся рассматривать корявые и к тому же неграмотные надписи. Некоторое время сверху доносился громкий голос, прерываемый назойливым «кха!» Мордача.
   
Потом на лестнице опять раздались шаги тюремщика.
   
— Ну и ну, — сказал он тоном человека, стремящегося увидеть, что же получит третья сторона. — Похоже, капитан хочет видеть тебя немедленно. Так что, ты сам позволишь заковать тебя, кха, или мне ребят позвать?
   
«Да хранят тебя боги», — подумал Ваймс. Правда, должно быть, удар, раздробивший ему нос, так же выбил из него мозги. Нужно быть особенным кретином, чтобы попытаться в одиночку заковать опасного преступника. Попробуй он это с Карцером, через пять минут он был бы уже мертвым дураком.
   
Тюремщик открыл дверь. Ваймс поднялся и протянул руки. После секундного замешательства Мордач заковал их в наручники. С тюремщиком нужно быть обходительным; тогда есть возможность, что руки не скуют за спиной. Человек, руки которого находятся перед ним, имеет довольно большую степень свободы.
   
— Ты идешь первым, — проговорил Мордач и, нагнувшись, поднял довольно эффективный с виду арбалет. — А если ты попытаешься пойти слишком быстро, мистер, я пристрелю тебя, кха, и умирать ты будешь медленно.
   
— Честно, — кивнул Ваймс. — Вполне честно.
   
Он осторожно поднимался по ступеням, слыша тяжелое дыхание Мордача за спиной. Как и многие люди с ограниченным уровнем интеллекта, свои возможности Мордач воспринимал крайне серьезно. Во-первых, он показывал полное отсутствие раскаяния насчет того, если ему придется спустить курок.
   
В конце Ваймс вспомнил, что нужно задержаться.
   
— Кха, поворачивай налево, — подсказал Мордач. Ваймс кивнул. А потом первый поворот направо. Все огромной волной возвращалось назад. Это улица Паточной Шахты. Его первый штаб Стражи. Именно здесь все и началось.
   
Дверь в кабинет капитана была открыта. Старый усталый человек поднял взгляд.
   
— Присаживайтесь, — холодно произнес Тильден. — Благодарю, Мордач.
   
Ваймс мало что помнил о капитане Тильдене. Он был военным, а эта служба была для него чем-то вроде пенсии, что не было очень уж хорошей идеей. Он ждал указаний от Властей и подчинялся им, тогда как сам Ваймс полагал, что лучше ждать указаний от Властей, а потом отфильтровать их через сеточку здравого смысла, добавив горсть творческого непонимания или даже, если позволяли обстоятельства, начальной глухоты, потому что Власти редко опускались до уровня улиц. Тильден слишком много внимания уделял сиянию нагрудников и опрятности при парадах. Разумеется, это все же имело значение. Нельзя позволять людям шататься по окрестностям без дела. Но, хотя он никогда и не говорил об этом, Ваймсу нравилось видеть хотя бы слегка потрепанные доспехи. Это означало, что кто-то их корежил. И, кроме того, когда скрываешься в тени, сверкать не слишком-то и хочется.
   
На стене висел флаг Анк-Морпорка, красный цвет которого превратился в грязно-оранжевый. Ходили слухи, что Тильден ежедневно отдавал ему честь. На столе, занимая добрую его часть, стояла серебряная чернильница с позолоченным гербом полка; Мордач каждый день полировал ее так, что она сверкала. Тильден так и не забыл армию.
   
И все же Ваймс любил старика. Он был хорошим солдатом, как говорится; он в основном был на побеждающей стороне и убил больше врагов, пользуясь проверенной, хотя и скучной, тактикой, нежели другие с интересной, но глупой. Он был, в определенном смысле, добрым и справедливым; его подчиненные постоянно хитрили, а он даже не замечал.
   
Теперь же Тильден одарил его Долгим Взглядом, предполагающим Бумажную Волокиту. Это должно было означать: мы знаем о тебе все, так почему бы тебе не рассказать нам все о себе? Но у него это не очень-то получалось.
   
Ваймс отсутствующе смотрел на него.
   
— Повтори-ка еще раз, как тебя звать? — произнес Тильден, понимая, что Ваймс превзошел его.
   
— Киль, — ответил Ваймс. — Джон Киль. — И… а, к черту… — Слушайте, — продолжил он, — у вас на меня есть лишь одна бумажка, и это только рапорт того сержанта, если учесть, что он умеет писать.
   
— Вообще-то у меня две бумаги, — поправил капитан. — И одна из них — о смерти Джона Киля, что?
   
— Что? За потасовку со стражниками?
   
— В текущих обстоятельствах для смертной казни этого было бы вполне достаточно. — Капитан нагнулся вперед. — Но, ха, возможно, в нашем случае это не важно, потому что Джон Киль умер вчера. Ты избил и ограбил его, что? Ты забрал деньги, но не стал связываться с письмами, потому что такие как ты не умеют читать, что? Так что ты не знал, что Джон Киль был полицейским, что?
   
— Что?
   
Ваймс уставился на тощее лицо с торжествующе ощетинившимися усами и маленькими поблекшими глазами.
   
А потом внезапно раздался звук, будто кто-то усердно подметал пол в коридоре. Капитан взглянул за его спину, зарычал и швырнул ручку.
   
— Уберите его отсюда! — заорал он. — И что этот дьяволенок делает здесь в это время ночи?
   
Ваймс повернул голову. В дверях стоял тощий, морщинистый человечек, лысый, точно младенец. Он глупо улыбался и сжимал метлу.
   
— Он многого не просит, сэр, кха, и лучше, чтоб он приходил, когда, кха, тихо, — пробормотал Мордач, оттаскивая человечка за худой локоть. — Пойдем-ка, мистер Лузи…
   
Так, теперь арбалет не нацелен на Ваймса. А на руках у него было несколько фунтов металла, иными словами, его руки были подобны молоту. Он начал подниматься…
   
Ваймс очнулся и уставился на потолок. Где-то поблизости раздавался глухой гул. Топчак? Водяная мельница?
   
Конечно, это банально, но кое-что просто нужно знать.
   
— Где я? — спросил он. И добавил: — На этот раз?
   
— Отлично, — донесся голос откуда-то из-за его спины. — От бессознательности к сарказму за пять секунд!
   
Судя по воздуху, комната была большой, а игра света на стенах говорила о том, что где-то за ним зажжены свечи.
   
Голос продолжал:
   
— Прошу, считайте меня другом.
   
— Другом? Почему? — переспросил Ваймс. В воздухе пахло табачным дымом.
   
— У каждого должен быть друг, — ответил голос. — А, похоже, вы заметили, что наручники все еще на вас.
   
Голос произнес это, потому что за секунду Ваймс соскочил со стола и бросился вперед…
   
Ваймс очнулся и уставился на потолок. Где-то поблизости раздавался глухой гул. Топчак? Водяная мельница?
   
— Что, — начал он, — это было?
   
— Мне показалось, что стоит попробовать заново, парень, — ответил невидимый друг. — У нас есть много разных фокусов, как вы потом убедитесь. Просто сядьте. Я знаю, вы многое пережили, но у нас совершенно нет времени. Все случилось скорее, чем я ожидал, но я решил, что лучше забрать вас оттуда, пока все окончательно не испортилось… мистер Ваймс.
   
Ваймс замер.
   
— Кто вы?
   
— Меня зовут Лю-Цзе, мистер Ваймс. Но, поскольку мы друзья, вы можете называть меня Подметалой.
   
Ваймс осторожно сел и огляделся по сторонам.
   
Темные стены были покрыты… письменами, это должны быть письмена, подумал он, но вроде Пупземельных, которые недалеко ушли от картинок.
   
Свеча стояла на блюдце. Немного позади нее, едва заметные в тени, на массивных горизонтальных подшипниках, один над другим располагались два цилиндра, каждый из которых в ширину был равен человеку, и дважды длиннее. Они медленно вращались и создавали впечатление, будто они гораздо больше, чем кажутся. Их гул наполнял комнату. А вокруг них клубилось странное фиолетовое марево.
   
Рядом с цилиндрами стояли две фигуры в желтоватых рясах, но взгляд Ваймса упал на тощего лысого человечка, сидящего у свечи на перевернутом ящике. Он курил дурацкую самокрутку, из тех, что предпочитал и Шнобби, и выглядел как иноземный монах. Вообще-то, именно так выглядели и те, кого Ваймс порой встречал на улицах с чашами для подаяний.
   
— Похоже, вы в хорошей форме, мистер Ваймс, — произнес Подметала.
   
— Это вы были в штабе стражи, так? — спросил Ваймс. — Мордач назвал вас Лузи!
   
— Да, мистер Ваймс. Лю-Цзе. Последние десять дней я подметал там. За два пенса и все пинки, от которых не смог увернуться. Ожидая вас.
   
— И это вы сказали Рози Длань, где я? Вы тот монах с моста?
   
— Опять верно. Не был уверен, что она догонит вас.
   
— Откуда вы знаете, кто я?
   
— Не волнуйтесь, мистер Ваймс, — спокойно проговорил Подметала. — Я здесь, чтобы помочь вам… ваша светлость. И я — ваш друг, потому что сейчас я единственный человек в мире, который, скорее всего, поверит всему, что вы расскажете о, да, грозах и падениях, и тому подобном. По крайней мере, — добавил он, — единственный из психически здоровых.
   
Он смотрел на Ваймса, который с полминуты сидел смирно.
   
— Вот и хорошо, мистер Ваймс, — кивнул он. — Раздумье. Мне нравится это в людях.
   
— Это магия, так? — наконец произнес Ваймс.
   
— Что-то вроде, — ответил Подметала. — К примеру, только что мы вернули вас назад во времени. Всего на несколько секунд. Чтобы вы не сделали чего-то, о чем бы потом жалели. Я вовсе не виню вас за попытку напасть на кого-нибудь, учитывая, что вы пережили, но мы не хотим, чтобы вы пострадали, так ведь…
   
— Ха? Я почти схватил тебя за горло!
   
Подметала улыбнулся. И эта улыбочка просто обезоруживала.
   
— Сигарету? — предложил он, доставая откуда-то из рясы помятую самокрутку.
   
— Благодарю, у меня свои… — автоматически начал Ваймс. Его рука замерла на полпути к карману.
   
— Ах, да. Серебряный портсигар. Свадебный подарок от Сибиллы, да? Какая жалость.
   
— Я хочу домой, — прошептал Ваймс. Он не спал последние двенадцать часов, и едва пришел в себя.
   
На это Лю-Цзе не сказал ничего. Некоторое время было тихо, если не считать гула цилиндров.
   
— Вы полицейский, мистер Ваймс, — наконец произнес он. — Ну, представьте что я тоже полицейский, а? Мы с коллегами следим за… событиями. Чтобы они происходили. Или не происходили. Не задавайте вопросов. Просто кивните.
   
Вместо этого Ваймс пожал плечами.
   
— Вот и славно. И, скажем, наш патруль нашел вас, выражаясь метафорически, лежащим в канаве в субботнюю ночь и распевающим грубую песенку о тачках…
   
— Я не знаю грубых песен про тачки!
   
Подметала вздохнул.
   
— Ежики? Крем? Скрипки с одной струной? Это не имеет значения. Итак, мы нашли вас далеко от места, где вам следует быть, и мы должны отправить вас домой, но это не так-то просто сделать, как кажется.
   
— Я прошел сквозь время, так ведь? А все эта чертова библиотека! А все знают, что магия там творит неладное!
   
— Ну, да. В общем, да. Точнее говоря, вы, э… оказались замешаны в основное событие.
   
— Кто-нибудь может вернуть меня? Вы можете?
   
— Ну-у… — неловко протянул Подметала.
   
— Значит, волшебники смогут. Я вернусь и встречусь с ними утром!
   
— Да, вы встретитесь, так ведь? Хотелось бы мне быть там в это время. Это ведь не те волшебники, которыми управляет старик Чудакулли, сами знаете. Вам повезет, если они просто посмеются над вами. В любом случае, даже если бы они и захотели помочь, то столкнулись бы с той же проблемой.
   
— И какой же?
   
— Это невозможно. Пока что. — Впервые за все время разговора Подметала выглядел неловко. — Проблема в том, мистер Ваймс, что я должен рассказать вам кое-что, чего мне, при любых обстоятельствах, делать не дозволено. Но вы — человек, который не чувствует себя счастливым до тех пор, пока не узнает все факты. Я уважаю это. Так что… если я вам все расскажу, вы сможете уделить мне, ну, минут двадцать вашего времени? Это может спасти вам жизнь.
   
— Хорошо, — согласился Ваймс. — Но…
   
— По рукам, — перебил Подметала. — Заводи их, парни.
   
Гул цилиндров на мгновение изменился, и Ваймс почувствовал легкий шок, точно все тело чихнуло.
   
— Двадцать минут, — повторил Подметала. — Я отвечу на все вопросы. А потом, мистер Ваймс, через двадцать минут, мы отправим вас назад в это время, и вы скажете себе, о чем мы с вами договорились. И на этом все. Вы из тех людей, что умеют хранить тайны. Хорошо?
   
— Да, но… — начал Ваймс.
   
Звук вращающихся цилиндров слегка изменился.
   
Сэм Ваймс увидел самого себя, стоящего в центре комнаты.
   
— Это же я!
   
— Да, верно, — кивнул Подметала. — А теперь послушайте его.
   
— Привет, Сэм, — произнес другой Ваймс, смотря не совсем на него. — Я тебя не вижу, но они говорят, что ты видишь меня. Помнишь запах сирени? Ты думал о тех, кто умер. А потом ты приказал Вилликинсу облить из шланга ту девчонку. И, э… у тебя что-то болит в груди, и тебя это беспокоит, но ты никому не рассказал… Пожалуй, достаточно. Ты знаешь, что я — это ты. И еще, есть кое-что, что я не могу тебе рассказать. Я знаю об этом, потому что в… — Он остановился и посмотрел в сторону, точно кто-то невидимый подсказывал ему слова, — в мертвой петле. Э… можно сказать, я двадцать минут твоей жизни, о которых ты не помнишь. Помнишь, как ты…
   
… точно все тело чихнуло.
   
Подметала поднялся.
   
— Не хочется этого делать, — сказал он, — но мы ведь в храме и мы можем довольно таки подмочить парадоксы. Вставайте, мистер Ваймс. Я все вам расскажу.
   
— Вы ведь говорили, что не можете!
   
Подметала улыбнулся.
   
— Вам нужна помощь с этими наручниками?
   
— Что, с этим старьем, Капстик Номер Один? Нет, только дайте мне гвоздь и пару минут. Как я оказался здесь?
   
— Со мной.
   
— ВЫ меня принесли?
   
— Нет. Вы шли. С повязкой на глазах, разумеется. А потом, когда вы были уже здесь, я дал вам кое-что выпить…
   
— Я не помню этого!
   
— Конечно же, нет. В этом и цель напитка. Не слишком таинственно, но работает. Нам не нужно, чтобы вы возвращались сюда, так ведь? Это место должно оставаться в секрете…
   
— Вы поработали с моей памятью? Так, слушайте… — Ваймс приподнялся, но Подметала умиротворяюще поднял руки.
   
— Не волнуйтесь, не волнуйтесь, это просто… помогло забыть несколько минут.
   
— Сколько?
   
— Немного, совсем немного. И в нем были травы. Очень полезные для вас. А потом вы уснули. Не волнуйтесь, никто за нами не следит. Они даже не узнают, что вы уходили. Видите вот это?
   
Подметала поднял украшенную резьбой коробку, что лежала рядом с его стулом. К ней, точно к рюкзаку, были приделаны лямки, а внутри виднелся цилиндр.
   
— Это Замедлитель, — произнес монах, — уменьшенная копия вон тех, что выглядят точно старинный пресс для отжима белья. Я не буду вдаваться в подробности, просто, когда он крутится, то движет время вокруг вас. Вы понимаете?
   
— Нет!
   
— Хорошо, это волшебный ящик. Так лучше?
   
— Продолжайте, — мрачно кивнул Ваймс.
   
— Когда мы вышли из штаба стражи, у вас был один из них. И поэтому вы, скажем, были вне времени. А после нашего разговора мы вернемся обратно, и капитан даже не заметит разницы. Пока мы находимся внутри храма, времени для нас не существует. Для этого и есть Замедлители. Как я и говорил, они двигают время вокруг. Вообще, они двигают нас в прошлое, тогда как время движет нас в будущее. Здесь есть еще несколько. Сохраняют продукты свежими. Что еще… ах, да. Важно помнить, что все происходит одно за другим. Поверьте.
   
— Похоже на сон, — произнес Ваймс. Наручники открылись со звоном.
   
— Да, похоже, — спокойно согласился Подметала.
   
— А может этот ящик вернуть меня домой? Сквозь время вплоть до того момента, где я должен быть?
   
— Этот? Ха. Нет, он исключительно для маломасштабных…
   
— Послушайте-ка, мистер Подметала, за последний день я подрался на крыше с настоящим ублюдком, меня дважды избили, зашили и, ха, обхитрили. У меня такое впечатление, что я должен благодарить вас, но, черт возьми, не пойму, за что. Мне нужны конкретные ответы, мистер. Я командор стражи этого города!
   
— То есть, будете? — поправил Подметала.
   
— Нет! Вы сказали, что важно помнить, что все происходит одно за другим! Ну, так вчера, в моем вчера, я был командором стражи и, черт побери, я все еще командор стражи. И не важно, кто там что думает. Они не знают всего!
   
— Не забывайте об этом, — поднимаясь, кивнул Подметала. — Итак, командор, вам нужны факты. Давайте прогуляемся в саду?
   
— Вы можете вернуть меня домой?
   
— Пока нет. Полагаю, есть причина, по которой вы здесь.
   
— Причина? Я провалился сквозь этот чертов купол!
   
— И это тоже. Успокойтесь, мистер Ваймс. Я понимаю, для вас все это стало большим потрясением.
   
Подметала вышел из зала в огромный кабинет, наполненный звуками пусть спокойных, но целенаправленных занятий. Повсюду между старыми исцарапанными столами располагались цилиндры, подобные которым Ваймс видел в комнате.
   
Некоторые из них медленно вращались.
   
— Анк-морпоркский отдел всегда очень занятой, — говорил Подметала. — Нам пришлось даже купить магазины на той стороне. — Из одной корзины он достал лист, просмотрел запись и со вздохом бросил обратно. — И все так перегружены, — добавил он. — Мы здесь постоянно. А если уж мы говорим «постоянно», мы знаем, о чем говорим.
   
— Но что такого вы делаете? — поинтересовался Ваймс.
   
— Следим, чтобы события происходили.
   
— А разве они не происходят сами собой?
   
— В зависимости от событий. Мы — Монахи Истории, мистер Ваймс. Мы следим, чтобы она происходила.
   
— Я никогда не слышал о вас, а город я знаю, как свои пять пальцев.
   
— Верно. А как часто вы в действительности рассматриваете свои пальцы, мистер Ваймс? Чтобы уж вы не спрашивали, мы в Глиняном переулке.
   
— Что? Чокнутые монахи, что живут в забавном здании между лавками ростовщика и старьевщика? Те, что расхаживают кругом, бьют в барабаны, танцуют и кричат?
   
— Отлично, мистер Ваймс. Просто невероятно, насколько тайно можно передвигаться, когда ты — чокнутый монах, который только и делает, что танцует, да бьет в барабан.
   
— Когда я был еще ребенком, мы покупали вещи у старьевщика в Глиняном переулке, — продолжал Ваймс. — Все, кого мы знали, одевались там. Кажется, им управлял какой-то иностранец с забавным именем.
   
— Брат Счас Встать Солнц, — сказал Подметала. — Не очень-то просветлен, но никто лучше не может перепродать тряпье с четвертых рук.
   
— Рубашки были настолько поношены, что сквозь них был виден свет, а брюки блестели, точно стекло, — вспомнил Ваймс. — А к концу недели половина всего тряпья оказывалась в ломбарде.
   
— Точно. Можно закладывать вещи в ломбарде, но не покупать там, потому что есть Нормы Морали, так?
   
Ваймс кивнул. Когда ты в самом низу лестницы, ступеньки находятся очень близко друг к другу и, о боже, ведь именно женщины заботились об этом. В определенном смысле они были так же надменны, как и любая герцогиня. Может, у тебя и нет многого, но существуют Нормы Морали. Одежда может быть старой и дешевой, но ее, по крайней мере, можно было стирать. Может, в доме и не было ничего, что можно украсть, но ступеньки были чистыми настолько, что свой ужин можно было есть на них, если вы могли его себе позволить. И никто никогда не покупал одежду в ломбарде. Иначе вы падали на самое дно. Нет, вы покупали ее у мистера Сонц в лавке старьевщика и никогда не спрашивали, откуда она.
   
— На свою первую работу я устроился в костюме, купленном в этой лавке, — сказал он. — Кажется, прошли целые столетия.
   
— Нет, — поправил Подметала. — Всего неделя.
   
Тишина объяла их. Единственным звуком было мурлыканье цилиндров, расставленных по комнате.
   
— Это должно было прийти вам в голову, — добавил он.
   
— Почему? Здесь почти весь день меня избивали, либо я был без сознания, либо просто пытался вернуться домой! Вы хотите сказать, что я еще и где-то там?
   
— Ну, да. Вообще-то, прошлой ночью вы приставили арбалет к голове опасного преступника, напавшего на вашего сержанта, и тем самым спасли положение.
   
Тишина, казалось, накрыла всю вселенную.
   
Наконец, Ваймс произнес:
   
— Нет. Не так. Этого не было. Я бы это запомнил. А я помню многое о первых неделях.
   
— Занятно, не правда ли? — улыбнулся Подметала. — Но не сказано ли: «Многое происходит без нашего ведома»? Мистер Ваймс, вам нужно небольшое заклятьице в Саду Безмятежности Внутреннего Города.
   
Это и впрямь был сад, похожий на все другие сады в подобных районах. Серая почва была не чем иным, как старой каменной пылью, еще более старым кошачьим дерьмом и перемешанными полусгнившими шлаками. А в дальнем конце находилась трехместная уборная. Ее ловко соорудили, поставив дверью к тропе так, чтобы ночью не надо было далеко ходить, но сзади этой был маленький осторожно вращающийся каменный цилиндр, а дверь была заперта.
   
Сюда не проникало много света. В подобных садах его почти не бывает. Лишь второсортный, побывавший в употреблении у какого-нибудь богача в более высоком здании, свет попадал сюда. На своих участках кое-кто держал кроликов, или голубей, или свиней, или, несмотря ни на что, все еще высаживал какую-то рассаду. Но добраться до солнечного света здесь могли лишь волшебные бобы.
   
И, тем не менее, попытки продолжались. Почти вся земля была покрыта гравием различной формы, аккуратно собранным в круги и кривые линии. То здесь, то там были видны огромные валуны, расставленные, по всей видимости, с определенным замыслом.
   
Ваймс смотрел на сад камней, не видя ничего, что могло бы привлечь его внимание.
   
Он понимал, чего добивался проектировщик, но впечатление оказалось испорченным. Ведь это, в конце концов, большой город. Мусор появляется всюду. Главным способом избавления от него было бросить за стену. Рано или поздно, но кто-нибудь продаст его или, вполне возможно, съест.
   
Молодой монах, аккуратно сгребавший гравий, почтительно склонился перед подошедшим Подметалой.
   
Старик сел на каменную скамейку.
   
— Иди, малыш, и принеси нам два чая, хорошо? — произнес он. — Один зеленый с маслом яка, а для мистера Ваймса вскипяти до оранжевого, как башмак строителя, и добавь два сахара и вчерашнее молоко. Я прав?
   
— Именно так я и люблю, — слабо отозвался Ваймс, присаживаясь рядом.
   
Подметала глубоко вздохнул.
   
— А я люблю создавать сады, — поделился он. — Жизнь должна быть садом.
   
Ваймс отсутствующим взором уставился на то, что было перед ними.
   
— Ладно. Да, я вижу гравий и валуны. Какая жалость, что здесь весь этот мусор. Он постоянно появляется, так…
   
— Да, — кивнул Лю-Цзе. — Это часть узора.
   
— Что? Старая пачка из-под сигарет?
   
— Разумеется. Включает элемент воздуха, — ответил Подметала.
   
— А кошачье дерьмо?
   
— Напоминает, что дисгармония, как и кошка, пройдет, куда вздумается.
   
— Кочерыжки? Использованный сонки?[5]
   
— На свой страх и риск мы забываем роль органики во всеобщей гармонии. Что в рисунке появляется, по-видимому, случайно, является частью высшего плана, который мы можем лишь смутно пытаться понять. Это очень важно, и имеет отношение и к вашему делу.
   
— А бутылка из-под пива?
   
Впервые за весь разговор монах нахмурился.
   
— Знаете, какая-то сволочь, возвращаясь по пятницам из бара, постоянно бросает одну через стену. Если бы подобное не было запрещено, то он познакомился бы с моим кулаком, это уж точно.
   
— Это не часть высшего плана?
   
— Возможно. Кому какое дело? Подобное действует мне на нервы, — добавил Подметала. Он снова сел, положив руки на колени, и к нему опять вернулась безмятежность. — Итак, мистер Ваймс… вы знаете, что вселенная состоит из крошечных частиц?
   
— Чего?
   
— Мы должны постепенно со всем разобраться, мистер Ваймс. Вы разумный человек. Я не могу постоянно твердить вам, что все дело в магии.
   
— Я, правда, здесь? В городе? То есть, молодой я?
   
— Разумеется. Почему нет? Так, о чем я? Ах, да. Состоит из маленьких частиц и…
   
— Не самое лучшее время быть стражником. Я помню! Комендантский час. И это только начало!
   
— Маленькие частицы, мистер Ваймс, — резко повторил Подметала. — Вам нужно это знать.
   
— Ну, хорошо. Насколько маленькие?
   
— Очень, очень крошечные. Настолько, что у каждой есть свои, довольно странные пути.
   
Ваймс вздохнул.
   
— А я спрашиваю: что же это за пути, так?
   
— Я рад, что вы задали этот вопрос. Во-первых. Они могут быть в нескольких местах одновременно. Постарайтесь понять, мистер Ваймс.
   
Ваймс попытался сосредоточиться на чем-то, больше напоминающем выброшенную обертку чипсов Бесконечности. Как ни странно, но было практически настоящим облегчением отложить все ужасающие мысли, что клубились в его голове, дабы обдумать эту. Мозг проделывал подобные трюки. Он вспомнил, как однажды его пырнули ножом и он истек бы кровью, если бы сержант Ангва не нашла его, так вот, тогда он вдруг понял, что скрупулезно изучает узор на ковре. Чувства говорили ему: у нас есть лишь несколько минут, так что давай запомним каждую деталь…
   
— Это невозможно, — произнес он вслух. — Если эта скамья состоит из множества крошечных частиц, которые могут быть во множестве различных местах, то почему она все еще здесь?
   
— Дайте ему сигару! — возликовал Подметала. — В этом-то все и дело, мистер Ваймс. Это потому, как говорит наш аббат, что она находится во множестве мест в одно и то же время. А, вот и чай. И поэтому, множественная вселенная состоит из нескольких альтернативных вселенных. Множественность множества. Это вроде самого большого числа, которое только можно представить. И таким образом оно может вмещать в себя все кванты. Я объясняю слишком быстро?
   
— А, это, — махнул Ваймс. — Это я знаю. Вроде того, что ты принимаешь одно решение в этой вселенной, и другое — в другой. Я слышал, как волшебники говорили об этом на одном из светских приемов. Они… спорили насчет Славного Двадцать пятого Мая.
   
— И о чем же они говорили?
   
— А, все ту же старую чепуху… что все было бы иначе, если бы повстанцы должным образом охраняли ворота и мосты, что нельзя проломить осаду лобовой атакой. Но они говорили, что, в какой-то степени, все это где-то произошло.
   
— И вы верите им?
   
— Звучит, как полный бред. Но иногда задумываешься: что бы произошло, если бы я сделал что-нибудь иначе…
   
— Как когда вы убили свою жену?
   
Подметала был поражен отсутствием реакции.
   
— Это тест, так?
   
— Вы быстро учитесь, мистер Ваймс.
   
— Но в какой-то вселенной, уж поверьте мне, я вас все же взгрел.
   
И Подметала вновь улыбнулся раздражающей улыбкой, предполагавшей, что он ему ни капли не верит.
   
— Вы не убивали свою жену, — произнес он. — Нигде. Нет такого места, насколько огромной не была бы множественная вселенная, где бы Сэм Ваймс, как он есть, убил леди Сибиллу. Но теория вполне ясна. То есть, если что-то может случиться, не нарушая законы физики, то это должно произойти. Но не произошло. И все же, теория «множества вселенных» работает. Без нее никто никогда не мог бы принять решения.
   
— И?
   
— И значит, то, что делают люди, имеет значение! Люди составляют новые законы. То, что они делают, важно. Это очень волнует аббата. Он практически проглотил свой сухарь. Это значит, что множественная вселенная не бесконечна, а выбор человека гораздо более важен, чем он полагает. Своими действиями они могут изменить вселенную.
   
Подметала одарил Ваймса долгим взглядом.
   
— Мистер Ваймс, вы думаете: я вернулся в прошлое и, черт подери, помру, будучи сержантом, обучая самого себя, так?
   
— Я думал об этом. Тогда в стражу брали любые отбросы общества из-за комендантского часа и всяких шпионов. Но, послушайте, я помню Киля и, да, у него был шрам и повязка на глазу, но я, черт возьми, уверен, что это был не я.
   
— Верно. Вселенная так не работает. Вас и в самом деле обучал некто Джон Киль, стражник из Псевдополиса, прибывший в Анк-Морпорк потому, что зарплата здесь была больше. Он не был вами. Но помните ли вы, он рассказывал что-нибудь о том, как на него напали двое, как только он вышел из кареты?
   
— Черт возьми, да, — кивнул Ваймс. — Грабители. Так он получил этот… свой шрам. Нормальное анк-морпоркское приветствие. Но он был крепким — без проблем свалил их.
   
— На этот раз их было трое, — сказал Подметала.
   
— Ну, с тремя справиться посложнее, но…
   
— Вы полицейский. Вы сами можете назвать имя третьего, мистер Ваймс.
   
Ему даже не пришлось думать. Имя само поднялось из темных глубин подозрения.
   
— Карцер?
   
— Да, он быстро освоился.
   
— Ублюдок сидел в соседней камере! Он даже сказал, что достал денег.
   
— Вы оба застряли здесь, мистер Ваймс. Это уже не ваше прошлое. Не совсем. Это прошлое. А впереди — будущее. Оно может быть вашим. А может, и нет. Вы хотите вернуться домой прямо сейчас, оставив здесь Карцера и мертвого Джона Киля? Но, в таком случае, у вас не будет дома. Потому что юный Сэм Ваймс не пройдет ускоренного курса фундаментального служения правопорядку под руководством порядочного человека, вроде вас. Он будет учиться у людей вроде сержанта Стука и капрала Квирка, и младшего капрала Колона. И это, может быть, еще не самое худшее.
   
Ваймс закрыл глаза. Он помнил, каким недозрелым юнцом он был. А Фрэд… ну, Фрэд Колон не был так уж плох, со всей своей ленивой боязливостью и недостатком воображения, но Квирк был дрянным злодейчиком, а что же до Стука, ну, он учил Фрэда, а тот во всем подчинялся своему наставнику. Чему научился Сэм Ваймс у Киля? Быть настороже, думать самостоятельно, не зацикливаться на всяких Квирках и Стуках этого мира и решаться драться грязно сегодня, если в результате ты сможешь драться и завтра.
   
Он часто думал, что давно был бы мертв, если бы не…
   
Он пристально посмотрел на монаха.
   
— Ничем не могу помочь в этом, мистер Ваймс, — ответил Лю-Цзе. — Из-за квантов ничто не определенно.
   
— Но, послушайте, я знаю, что мое будущее было, потому как я здесь!
   
— Нет. Здесь у нас квантовые помехи. Понимаете? Нет. Ну… постараюсь объяснить так. Есть одно прошлое и одно будущее. Но два настоящих. Одно — где появляетесь вы и ваш злодей, а другое — где нет вас обоих. Несколько дней мы можем вести эти два настоящих параллельно. Это потребует много усилий, но мы сделаем. А потом они сойдутся. Будущее зависит от вас. Нам нужно будущее, где Ваймс станет хорошим полицейским. И никакое другое.
   
— Но это должно произойти! — выкрикнул Ваймс. — Я же говорю, что помню! Я был там вчера!
   
— Хорошая попытка, но теперь это не имеет никакого значения, — ответил монах. — Поверьте мне. Да, это произошло с вами, но даже так, оно могло и не произойти, из-за квантов. В будущем нет пустого места в виде командора Ваймса. Официально это Неизвестно. Но может и не быть, если вы все сделаете верно. Вы обязаны этим себе, командор. Сейчас Сэм Ваймс учится быть очень плохим полицейским. И очень быстро.
   
Монах поднялся.
   
— Могу сказать, вы думаете над этим.
   
Уставившись на сад камней, Ваймс кивнул.
   
Подметала тихо вернулся в храм. Он прошел в другой конец кабинета. Снял с шеи странный ключ и вставил его в скважину в маленькой дверце. Она открылась. Перед ним разливался яркий солнечный свет. И, оставляя позади холодные каменные плиты, он ступил на удобренную землю в жаркий полдень.
   
Течение реки в то время было иным, и нынешние жители Анк-Морпорка удивились бы, узнав, какой она была семьсот тысяч лет тому назад. На песчаной отмели загорали гиппопотамы, но, по словам Ку, скоро начнутся неприятности — по ночам ему приходилось ставить небольшую временную ограду, чтобы любой гиппопотам, решивший прогуляться среди палаток, вдруг оказывался в воде с ужасной головной болью.