1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 
   
— Сегодня нас ждет парад парадов, — хмыкнул Шноббс.
   
— А в чем дело? — не поняла Ангва.
   
Моркоу неопределенно помахал рукой.
   
— О боги, — выдавил он. — Там такое будет… Нужно срочно что-то предпринять.
   
— Гномы и тролли ладят между собой примерно с тем же успехом, как огонь и сухие доски, — откликнулся Шноббс. — Ты когда-нибудь бывала в горящем доме, госпожа? Вот тебе удобный случай.
   
Обычно ярко-красное лицо сержанта Колона стало вдруг бледно-розовым. Вскочив на ноги, Колон быстро опоясался ремнем с ножнами и взял в руку дубинку.
   
— И помните, осторожность превыше всего, — торопливо напутствовал он.
   
— Может, проявим осторожность и останемся здесь? — предложил Шноббс.
   
   
Чтобы понять, почему гномы и тролли так ненавидят друг друга, следует обратиться к далекому прошлому.
   
Они похожи друг на друга, как мел и сыр. Да, да, именно как мел и сыр. Одни — органические, другие — нет, но пахнут сыром. Гномы зарабатывают на жизнь, разбивая вдребезги камни, содержащие ценные минералы, а кремниевая форма жизни, больше известная как тролли, является, по сути дела, камнями, содержащими ценные минералы. В естественных условиях большую часть дневного времени тролли проводят в спячке, а это совсем не то состояние, в котором хотелось бы оказаться камню, содержащему ценные минералы, когда по округе шастают гномы. А гномы ненавидят троллей потому, что им не нравится, когда камень с жилой ценных минералов, который они с таким трудом отыскали, вдруг встает и отрывает им руки только потому, что его, видите ли, ударили киркой по уху.
   
Таким образом, между гномами и троллями имела место постоянная межвидовая вендетта. Что же касается причин, их у нее, как и у всякой хорошей вендетты, просто не было. Достаточно того, что эта вендетта уходила корнями в начало времен[5]. Гномы ненавидели троллей, потому что тролли ненавидели гномов, и наоборот.
   
   
Стража притаилась в Трехламповом переулке на полпути к Короткой улице. Откуда-то издалека доносились хлопки фейерверка. Гномы взрывали их, чтобы отогнать злых духов рудников. Тролли взрывали их потому, что фейерверк приятно рассыпается во рту.
   
— Не понимаю, — пожал плечами капрал Шноббс, — почему бы нам не поступить как всегда? Пусть они поколотят друг друга, а кто проиграет, того мы и арестуем.
   
— Последнее время патриций крайне негативно относится к этническим беспорядкам, — уныло произнес сержант Колон. — Они его уязвляют, а он, в свою очередь, начинает уязвлять других.
   
Тут сержанта посетила блестящая мысль. Он даже немного приободрился.
   
— А что, Моркоу, нет ли у тебя какой идеи? — осведомился он, надеясь на то, что у капрала найдется какой-нибудь план.
   
И тут его посетила вторая мысль. В конце концов, Моркоу — простой деревенский парень…
   
— Капрал Моркоу?
   
— Сержант?
   
— Ну-ка, разберись с ситуацией.
   
Моркоу высунулся из-за угла и оглядел приближающиеся друг к другу праздничные шествия. Гномы и тролли уже увидели друг друга.
   
— Так точно, сержант, — бодро отрапортовал он. — Младшие констебли Дуббинс и Детрит — честь не отдавать! — пойдете со мной.
   
— Его нельзя туда пускать! — воскликнула Ангва. — Это же верная смерть!
   
— Паренек знает, что такое чувство долга, — заметил капрал Шноббс. Он достал из-за уха крошечный окурок дешевой сигары и чиркнул спичкой о подошву башмака.
   
— Не волнуйся, госпожа, — успокоил ее Колон. — Он…
   
— Младший констебль, — поправила его Ангва.
   
— Что?
   
— Младший констебль, — повторила она. — А никакая не госпожа. Моркоу говорит, что на службе нельзя демонстрировать свои первичные половые признаки.
   
— Я хотел сказать, — очень быстро произнес Колон под аккомпанемент отчаянного кашля капрала Шноббса, — что у молодого Моркоу есть такая штука. Хорькизма называется. Так вот, у него ее целая куча.
   
— Куча?
   
— Ага, куча хорькизмы.
   
   
Тряска прекратилась. К тому времени Пухлик был очень раздражен. Очень-очень раздражен.
   
Что-то зашелестело. Край мешковины отодвинулся, и на Пухлика уставился другой дракон.
   
Этот дракон также выглядел очень-очень раздраженным.
   
Пухлик отреагировал единственным известным ему способом.
   
   
Моркоу стоял на середине улицы, сложив на груди руки, а два новобранца за его спиной пытались следить за обеими приближающимися колоннами одновременно.
   
Колон считал Моркоу простоватым. Моркоу часто казался людям простоватым. Таким он и был.
   
Люди ошибаются лишь в одном: они считают, простоватый — это то же самое, что и глупый.
   
Глупым Моркоу не был. Он был прямым и честным, благожелательным и благородным во всех своих поступках. Но в Анк-Морпорке подобное поведение обычно считалось глупым, и коэффициент выживаемости у такого человека был бы не выше, чем у медузы в доменной печи, если бы не пара других факторов. Одним из них был хук правой, который научились уважать даже тролли. А вторым — неподдельная, почти сверхъестественная симпатичность Моркоу. Он прекрасно ладил даже с теми, кого арестовывал. И обладал исключительной памятью на имена.
   
Большую часть своей молодой жизни Моркоу провел в небольшой колонии гномов, где знать было особо некого. Потом он вдруг оказался в огромном городе — его талант словно бы ждал этого момента, чтобы расцвести. С тех пор он все расцветал и расцветал.
   
Капрал приветственно помахал рукой приближавшимся гномам.
   
— Доброе утро, господин Бедролом! Доброе утро, господин Рукисила!
   
После чего повернулся к старшему троллю. Глухо взорвалась очередная хлопушка.
   
— Доброе утро, господин Боксит!
   
Затем Моркоу приложил ладони к губам и закричал:
   
— Прошу всех остановиться и выслушать меня…
   
Задние ряды налетели на передние, создав небольшую неразбериху, но наконец, с трудом затормозив, колонны все же остановились. Впрочем, особого выбора не было — иначе пришлось бы шагать прямиком по Моркоу.
   
Если у капрала и были мелкие недостатки, то крайне немного. К примеру, Моркоу, сосредоточившись на чем-то одном, никогда не обращал внимания на прочие «несущественные» детали. Вот и сейчас разговор, ведшийся шепотом у него за спиной, ускользнул от слуха Моркоу.
   
— …Ха! Вы устроили на нас засаду! Твоя мать была тогда еще рудой…
   
— Итак, господа, — произнес он спокойно и благожелательно. — Уверен, причин для воинственного поведения нет…
   
— …А вы? Вы первые напали на нас из засады! Мой прапрадедушка был в долине Кум, он все мне рассказал!
   
— …Тем более в такой прекрасный погожий денек. Поэтому я должен просить, чтобы вы, как законопослушные граждане Анк-Морпорка…
   
— …Да неужели? А твоего отца я киркой, киркой…
   
— …Отмечали свои этнические праздники тихо и мирно. Последуйте примеру моих коллег, они забыли древние разногласия…
   
— …Я тебе башку разобью, зловредный гном!..
   
— …Ради дальнейшего процветания…
   
— …Только попробуй, я справлюсь с тобой одной левой…
   
— …Нашего славного города, герб которого…
   
— …А если я тебе и левую руку сломаю?…
   
— …Они с гордостью и ответственностью носят на своем значке.
   
— А-а-а-аргх!
   
— О-о-о-ой!
   
До Моркоу наконец дошло, что его никто не слушает, и он, проследовав за взглядами толпы, обернулся.
   
Младший констебль Дуббинс висел в воздухе вверх ногами, потому что младший констебль Детрит пытался постучать им, вернее его головой в шлеме, о мостовую. Впрочем, младший констебль Дуббинс использовал это неудобное положение с максимальной для себя выгодой, поскольку, обхватив ногу младшего констебля Детрита, вознамерился вогнать зубы в лодыжку своего коллеги.
   
Обе враждующие колонны зачарованно наблюдали за схваткой.
   
— Нужно срочно что-то делать! — решительно сказала Ангва, в очередной раз высунув голову из переулка, где укрывались стражники.
   
— Мда-а-а, — протянул сержант Колон, — вот она, ваша этника. Все так запутано…
   
— Один неверный шаг, и тебе крышка, — подхватил Шнобби. — Эти этнические ребята такие обидчивые.
   
— Обидчивые? Они же пытаются убить друг друга!
   
— Тут все дело в культурном наследии, — печально промолвил сержант Колон. — У каждого оно свое, мы же не можем навязывать им нашу культуру. Отсюда и до видизма недалеко…
   
Лицо стоявшего посреди улицы капрала Моркоу стало ярко-багровым.
   
— Так, сейчас он кому-нибудь из них врежет на глазах у всей этой шоблы, — сказал Шнобби. — Требуется выработать план. Лично я предлагаю, как только Моркоу замахнется, брать ноги в руки и драпать отсюда к черт…
   
Огромные вены проступили на могучей шее капрала Моркоу, он положил руки на ремень и во всю мощь своих легких проорал:
   
— Младший констебль Детрит! Отдать честь!
   
Они потратили на обучение долгие часы. На то, чтобы команда укоренилась в мозгу Детрита, ушло немало времени, зато, укоренившись, она уже никуда не могла оттуда деться.
   
Тролль отдал честь.
   
Рукой с гномом.
   
Он отдал честь, по-прежнему сжимая в своей огромной лапе младшего констебля Дуббинса, этакую маленькую рассерженную дубинку. Гном описал в воздухе большую дугу.
   
Звон, раздавшийся при ударе двух шлемов, эхом отразился от стен домов, и буквально через мгновение последовал глухой звук падения обоих тел на мостовую.
   
Моркоу потыкал бесчувственные тела носком сандалии.
   
Затем повернулся и, дрожа от ярости, зашагал в сторону гномов.
   
В переулке сержант Колон от страха принялся сосать край шлема.
   
— Оружие есть? Знаю, что есть! — рявкнул Моркоу на добрую сотню гномов. — Признавайтесь! Если гномы, у которых есть оружие, сию же минуту не бросят его на землю, весь ваш парад, я имею в виду действительно весь, окажется в камерах! И я не шучу.
   
Стоящие в первых рядах гномы невольно сделали шаг назад. На землю с беспорядочным звоном посыпались металлические предметы.
   
— Все оружие, — угрожающе произнес Моркоу. — И это касается тебя, ты, с черной бородой, тот, что прячется за спину господина Пращеврата! И тебя я тоже вижу, господин Рукисила.
   
— Он погибнет, да? — тихо прошептала Ангва.
   
— Самое смешное, — сказал Шнобби, — если бы нечто подобное попытались сотворить мы, от нас остался бы только фарш на мостовой. А у него, кажется, получается.
   
— Хорькизма… — покачал головой сержант Колон, которому пришлось прислониться к стене, так как ноги уже не держали.
   
— Ты хотел сказать «харизма»? — уточнила Ангва.
   
— Да. Она самая. Ага.
   
— Как это у него получается?
   
— Не знаю, — хмыкнул Шнобби. — Может, у него дар входить в доверие?
   
Моркоу повернулся к троллям, которые с широкими ухмылками наблюдали за тем замешательством, что воцарилось в гномьих рядах.
   
— Теперь, что касается вас… — сказал он. — Сегодня я буду патрулировать Каменоломный переулок, и, надеюсь, никакие беспорядки меня там не ждут. Я правильно надеюсь?
   
Послышались шарканье огромных ног и бормотание.
   
Моркоу приложил ладонь к уху.
   
— Не слышу!
   
Раздалось более громкое бормотание, своего рода токката для сотни недовольных голосов на тему «Да, капрал Моркоу».
   
— Вот и договорились. А теперь проваливайте. И больше никаких глупостей, ведите себя хорошо.
   
Моркоу стряхнул пыль с ладоней и широко улыбнулся. Тролли выглядели озадаченными. Теоретически Моркоу должен был превратиться в тонкую пленку жира, размазанную по мостовой. Но почему-то этого не случилось…
   
— Он только что велел доброй сотне троллей «вести себя хорошо», — пробормотала Ангва. — Некоторые из них совсем недавно спустились с гор. С некоторых даже лишайник не осыпался.
   
   
Стражники отбыли незадолго до того, как в Псевдополис-Ярд вернулся капитан Ваймс. Он тяжело поднялся по лестнице в свой кабинет, плюхнулся на липкий кожаный стул и тупо уставился в стену.
   
Он хотел уйти из Стражи. Ну конечно хотел.
   
Это нельзя было назвать образом жизни. Такой жизни не бывает.
   
Неудобные часы работы. Абсолютное непонимание того, что есть закон в этом прагматичном городе. О личной жизни и говорить не приходится. Питаешься чем попало и когда можешь. Он даже ел сосиски, которыми торговал Себя-Режу-Без-Ножа Достабль. А погода? Либо противный дождь, либо испепеляющая жара. И никаких тебе друзей — разве что напарники по Страже, единственные люди, живущие в твоем мире.
   
Осталось несколько дней. Всего несколько дней, и он, как выразился сержант Колон, будет кататься как сыр в масле. Целые дни ничегонеделания, только набиваешь брюхо и разъезжаешь на огромным коне, отдавая приказы слугам.
   
В такие моменты перед его внутренним взором неизменно возникал образ старого сержанта Каппля. Сержант Каппль командовал Ночной Стражей, когда Ваймс только-только вступил в ее ряды. Совсем скоро сержант ушел в отставку. Все сбросились и купили ему дешевые часы, одни из тех, что исправно ходят несколько лет, пока не закончится срок служения демона.
   
«Чертовски глупая идея, — мрачно подумал Ваймс, глядя на стену. — Старик уходит с работы, сдает значок, песочные часы и колокольчик — и что мы ему дарим? Часы…»
   
На следующий день сержант Каппль пришел на работу со своими новыми часами. Чтобы, так сказать, ввести всех в курс дела, подбить кое-что — или кое-кого, ха-ха. Позаботиться о том, чтобы вы, сосунки, не попали в какую беду. Прошел месяц, а сержант по-прежнему являлся на Службу — таскал уголь, мыл полы, был на посылках и помогал всем писать отчеты. И через пять лет он все еще был в Страже. А через шесть лет один из стражников пришел как-то рано утром в штаб-квартиру и нашел его лежащим на полу…
   
Как оказалось, никто, совсем никто, не знал, где жил сержант и была ли вообще госпожа Каппль. На похороны сбросились стражники, они же и пришли проводить сержанта.
   
Если задуматься, когда какой-нибудь стражник умирает, на его похороны приходят только стражники.
   
Конечно, сейчас времена другие. Сержант Колон счастливо живет в браке вот уже много лет — возможно, именно благодаря тому, что они с женой, работая в разные смены, встречаются лишь изредка, да и то на пороге. Да, она оставляет ему в духовке теплый обед-завтрак, но этим их совместная жизнь не ограничивается: у них ведь есть внуки — значит, им не всегда удавалось избежать друг друга. Молодой Моркоу в упор женщин не видит. А капрал Шноббс… очевидно, он тоже как-то устроился. Говорят, у него есть какая-то двадцатипятилетняя особа, только непонятно, где он взял это тело и где его хранит.
   
Вот так вот. У всех кто-то есть — или что-то, как в случае со Шнобби.
   
Ну, капитан Ваймс, ты-то что сомневаешься? Ты питаешь к ней интерес или нет? О любви здесь даже речи не идет, крайне сомнительное понятие для тех, кому за сорок. А может, ты просто боишься состариться, двигаясь по привычной колее жизни, и умереть? Боишься быть похороненным толпой юношей, которые знали тебя как старого пердуна, вечно путавшегося под ногами, приносившего кофе и горячие фиггины, над которым все тайком посмеивались?
   
Ему не хотелось бы такой жизни. И вот Судьба соблаговолила подарить ему сказку.
   
Конечно, он знал, что она богата. Но совсем не ожидал вызова в контору господина Моркомба.
   
Вот уже много лет господин Моркомб был поверенным Овнецов. Даже не лет, а веков. Потому что был вампиром.
   
Ваймс недолюбливал вампиров. Гномы, конечно, те еще паскудники, но в трезвом состоянии более или менее блюдут закон; даже с троллями можно ладить, главное — не упускать их из виду. Но от всех этих умертвиев у капитана начинала чесаться шея. Живи и дай жить другим — совсем неплохой девиз, но в случае с вампирами его смысл несколько искажался…
   
Господин Моркомб был неторопливым, как черепаха, и очень бледным. До сути дела он добирался целую вечность, зато, когда добрался, эта самая суть пригвоздила Ваймса к стулу.
   
— Сколько?!
   
— Э, думаю, не ошибусь, если скажу, что вся собственность, включая фермы, районы городской застройки и небольшой участок невещественности рядом с Университетом, оценивается приблизительно в семь миллионов долларов дохода в год. Да, в семь миллионов. По текущим расценкам.
   
— И это все мое?!
   
— С момента заключения брака с госпожой Сибиллой. Хотя в своем письме она дала мне указание предоставить вам доступ ко всем ее счетам начиная с нынешнего момента.
   
Жемчужные мертвые глаза внимательно смотрели на капитана Ваймса.
   
— Госпожа Сибилла, — пояснил он, — является собственницей приблизительно одной десятой части Анка и обширных владений в Морпорке, не считая, конечно, значительных сельскохозяйственных угодий…
   
— Но… но… мы… это будет не только мое, а наше…
   
— По этому вопросу также имеются конкретные указания от госпожи Овнец. Она передает всю собственность вам как супругу. У нее несколько… старомодный подход.
   
Моркомб протянул Ваймсу сложенный лист бумаги. Капитан взял его, развернул и не поверил своим глазам.
   
— В том случае, если вы скончаетесь раньше своей половины, — бубнил господин Моркомб, — согласно общему праву супружества, собственность вернется к прежнему владельцу. Или, разумеется, к любому плоду данного союза.
   
Ваймс ничего не сказал на это. Большая часть извилин его мозга сплавились друг с другом, он просто сидел с отвисшей челюстью и слушал.
   
— Госпожа Сибилла, — слова адвоката доносились до него откуда-то издалека, — уже не молода, однако ее здоровье можно назвать отменным, поэтому я не вижу причин…
   
Оставшуюся часть встречи Ваймс провел в автоматическом режиме.
   
Даже сейчас он не мог думать о встрече с Моркомбом — его мысли сразу куда-то уносились. Когда мир оказывался слишком сложным для понимания, мысли капитана Ваймса машинально перескакивали на более безобидные темы.
   
Капитан выдвинул нижний ящик стола и уставился на блестящую бутылку «Древнего Отборного Виски Джимкина Пивомеса». Ваймс и сам не знал, как она здесь оказалась. Почему-то он ее не выбросил.
   
Ага, давай, возьмись за старое, и отставки тебе не видать как своих ушей. Довольствуйся сигарами.
   
Ваймс задвинул ящик, откинулся на спинку стула и достал из кармана недокуренную сигару.
   
Да, Стража уже не та, что прежде. Политика. Ха! Старые стражники, такие как сержант Каппль, перевернулись бы в гробах, если б узнали, что в Ночную Стражу приняли…
   
И тут мир взорвался.
   
Оконное стекло разлетелось вдребезги, изрешетив стену за спиной Ваймса осколками и порезав капитану одно ухо.
   
Он упал на пол и закатился под стол.
   
Ну все, его терпение лопнуло! Алхимики взорвали свою Гильдию в последний раз, и уж он, капитан Ваймс, об этом позаботиться…
   
Осторожно высунувшись в окно, Ваймс увидел столб пыли. Вот только взорвались не алхимики, а Гильдия Наемных Убийц…
   * * *
   
Ваймс как раз подходил к воротам Гильдии, когда по Филигранной улице трусцой примчались остальные стражники. Пара одетых в черное убийц преградила капитану путь — достаточно вежливо, но в тоже время ясно давая понять, что в качестве следующего шага последует невежливость. Из-за ворот доносился топот носящихся туда-сюда ног.
   
— Видите этот значок? — спросил Ваймс. — Видите?
   
— Тем не менее это территория Гильдии, — ответил один из убийц.
   
— Именем закона, я требую пропустить! — заорал Ваймс.
   
Убийца несколько встревожено улыбнулся, но все же возразил:
   
— Закон гласит, что в стенах Гильдии преимущественную силу имеет закон, принятый данной Гильдией.
   
Ваймс свирепо воззрился на убийцу, но сказать было нечего. Законы города, какими бы они ни были, у ворот Гильдий прекращали свое действие. Гильдии жили по собственным законам. Гильдии владели…
   
Он помотал головой.
   
За его спиной младший констебль Ангва наклонилась и подняла осколок стекла.
   
Поворошила ногой осколки камня.
   
А потом ее взгляд встретился со взглядом маленького дворового пса неопределенного вида. Пес внимательно разглядывал ее из-за повозки. На самом деле вид у дворняги был не такой уж неопределенный. Скорее, вполне определенный. Пес выглядел как дурной запах изо рта, только с мокрым носом.
   
— Гав, гав, — несколько неохотно сказала дворняга. — Гав, гав, гав, а еще р-р-р.
   
После чего пес засеменил к началу переулка. Ангва огляделась и последовала за ним. Все остальные стражники столпились вокруг Ваймса, который несколько снизил свой тон.
   
— Позовите сюда старшего наставника, — велел он. — Немедленно.
   
Молодой убийца попытался насмешливо улыбнуться.
   
— Ха! Тебя, стражник, я не боюсь.
   
Ваймс опустил взгляд на свой помятый нагрудник и ржавую кольчугу.
   
— Ты прав, — кивнул он. — Я выгляжу не слишком устрашающе. Извини. Капрал Моркоу и младший констебль Детрит, шаг вперед!
   
Небо над убийцей вдруг что-то заслонило.
   
— Согласись, эти стражники, — голос Ваймса исходил с той, другой стороны затмения, — несколько пострашнее меня.
   
Убийца медленно кивнул. Такого поворота событий он не ожидал. Обычно стражники и близко не подходят к Гильдии. Меряться силами с убийцей, в чьем изысканном черном костюме обычно спрятаны по меньшей мере восемнадцать разных приспособлений, предназначенных для убийства людей? Какой смысл? Но данный убийца вдруг осознал, что два таких приспособления находятся на концах рук младшего констебля Детрита. Совсем под рукой, если можно так выразиться.
   
— Я… э… пожалуй, я все-таки позову старшего наставника, — неуверенно произнес убийца.
   
Моркоу чуть склонился над ним.
   
— Мы благодарны вам за сотрудничество, — мрачно сообщил он.
   
   
Ангва смотрела на пса, пес смотрел на нее.
   
Наконец она присела. Пес принялся яростно чесать за ухом задней лапой.
   
Внимательно оглядевшись и еще раз убедившись в том, что их никто не видит, Ангва пролаяла вопрос.
   
— Можешь не утруждаться, — ответил пес.
   
— Ты умеешь говорить?
   
— Ха! Для этого большого ума не требуется, — пожала плечами дворняга. — Как и на то, чтобы понять, кто ты такая.
   
Ангва запаниковала.
   
— Как ты догадался?
   
— По запаху, девушка. Ты так ничему и не научилась? Учуял тебя за милю. И подумал: «Ого, а что одна из них делает в Ночной Страже?»
   
Ангва сердито погрозила ему пальцем.
   
— Если кому-нибудь скажешь…
   
Пес приобрел более обиженный, чем обычно, вид.
   
— Да меня никто и слушать не станет, — сказал он.
   
— Почему?
   
— Потому что все знают, что разговаривать собаки не умеют. Конечно, люди меня слышат, нет проблем, но обычно предпочитают считать, что это они сами пробормотали что-то себе под нос. Разумеется, когда дело приобретет совсем крутой оборот, ко мне прислушаются, но не раньше. — Дворняга печально вздохнула. — Поверь, я знаю, о чем говорю. Я читал книги, по крайней мере жевал их.
   
Пес снова почесался за ухом.
   
— Кажется, — сказал он потом, — мы можем помочь друг другу.
   
— Каким образом?
   
— Ну, ты можешь добыть мне фунт мяса. Фунт мяса творит с моей памятью настоящие чудеса. Только что помнил, а съел — все, ничегошеньки не помню.
   
Ангва нахмурилась.
   
— Знаешь, — поделилась она, — есть такое слово «шантаж». Люди его очень не любят.
   
— Люди много чего не любят, — тут же ответил пес. — Взять, к примеру, меня. Я страдаю хронической разумностью. Есть от нее хоть какая-нибудь польза собаке? Я об этом просил? О нет, только не я. Просто занесло меня как-то к факультету высокоэнергетической магии этого вашего Незримого Университета, вижу, о, классное местечко для гнездовища, ну и поселился там, а никто ведь даже не предупредил, что эта проклятая магия сочится там из всех дыр, потом вдруг открываю глаза, голова шипит как доза слабительного, и тут я думаю: ого-го, опять началось, привет, абстрактный концептуализм, мы идем, интеллектуальное развитие… Какая мне от этого польза? Когда такое приключилось со мной в прошлый раз, я спас мир от этих ужасных, как их там, из Подземельных Измерений — и что? Кто-нибудь сказал мне спасибо? Какой хороший песик, дайте ему косточку? Ха-ха.
   
Он протянул изрядно потрепанную лапу.
   
— Меня зовут Гаспод. Вообще, я самый обычный пес, но по праздникам люблю спасать мир.
   
Ангва сдалась и пожала побитую молью лапу.
   
— Меня зовут Ангва, — сказала она. — Я… Вообще-то, ты и сам знаешь, кто я такая.
   
— Уже забыл, — ухмыльнулся Гаспод.
   
   
Капитан Ваймс внимательно оглядел разоренный двор Гильдии Убийц. В стене одного из помещений, что располагалось на первом этаже, зияла огромная дыра. Все окна рядом были разбиты, под ногами хрустело стекло. Зеркальное стекло. Наемные убийцы славились своей самовлюбленностью, но зеркалам место в комнатах…
   
Он заметил, что младший констебль Дуббинс поднял с земли пару блоков, привязанных к обгоревшей с одного конца веревке.
   
Потом увидел среди обломков камня какую-то квадратную карточку.
   
Волоски на руках капитана Ваймса встали дыбом.
   
Он почувствовал в воздухе запах злодейства.
   
Ваймс первым готов был признать, что стражник из него не ахти какой. Вот только его голос затерялся бы в гуле других голосов — очень многие с радостью признали бы сей факт. И виной тому была упрямая несговорчивость Ваймса, которая раздражала высокостоящих, важных особ, а любой человек, раздражающий важных особ, просто не может быть хорошим стражником. Но у капитана развились инстинкты. Нельзя провести всю жизнь на улицах и не выработать хоть какие-то инстинкты. Подобно тому как едва уловимо меняются джунгли, почувствовав приближение охотника, изменилось ощущение города.
   
Что-то происходило, что-то неправильное, а он никак не мог понять, что именно. Капитан Ваймс наклонился…
   
— Что все это значит?
   
Ваймс выпрямился, но оборачиваться не стал.
   
— Сержант Колон, возвращайтесь в штаб-квартиру вместе с Детритом и Шнобби, — приказал он. — Капрал Моркоу и младший констебль Дуббинс останутся со мной.
   
— Есть, сэр!
   
Сержант Колон топнул ногой и браво отдал честь, чтобы еще больше досадить наемным убийцам. Ваймс тоже отдал честь.
   
И только потом он повернулся.
   
— А, доктор Проблемс, — улыбнулся он.
   
Лицо старшего наставника, он же — главный убийца, было белым от ярости, что очень шло к черному цвету его одеяний.
   
— За вами никто не посылал! — воскликнул он. — По какому праву вы здесь находитесь, господа стражники? Бродите везде, словно это ваша собственность…
   
Ваймс молчал, но сердце его пело. Он наслаждался моментом. Ему хотелось сохранить его, вложить между страниц большой и толстой книги, чтобы в старости иногда доставать оттуда и наслаждаться.
   
Он сунул руку за нагрудник и вытащил письмо поверенного.
   
— Если хочешь узнать основную причину, — сказал он, — так уж случилось… Это действительно моя собственность.
   
Человека можно охарактеризовать по тому, что он ненавидит. Капитан Ваймс ненавидел очень многое. Наемные убийцы находились в самом верху этого списка, следуя сразу за королями и умертвиями.
   
Но надо отдать должное доктору, тот оправился очень быстро. Прочитав письмо, Проблемс не взорвался, не стал спорить или заявлять, что это подделка. Просто сложил документ и вернул капитану, после чего холодно произнес:
   
— Понятно. Недвижимость, значит…
   
— Именно так. А теперь мне хотелось бы узнать, что тут произошло.
   
Из дыры в стене вылезли еще несколько убийц рангом постарше. Разбредшись по двору, они принялись внимательно осматривать обломки.
   
Доктор Проблемс медлил с ответом лишь мгновение.
   
— Небольшая проблема с фейерверками, — сказал он.
   
   
— А случилось вот что, — сказал Гаспод. — Кто-то положил коробку с драконом во дворе около стены, спрятался за одной из статуй, потянул за веревочку и… ба-бах!
   
— Ба-бах?
   
— Именно. Потом наш приятель скользнул в дыру, через мгновение вылез, побегал по двору, а в следующую минуту во двор выбежали все убийцы, и он смешался с толпой. Какие проблемы? Еще один человек в черном. Никто ничего не заметил, понимаешь?
   
— Ты хочешь сказать, он все еще там?
   
— Откуда мне знать? Капюшоны, плащи, все в черном…
   
— И ты видел все это своими глазами?
   
— Я посещаю Гильдию Наемных Убийц каждую среду. Это день мясного ассорти, улавливаешь? — Увидев ее озадаченное выражение лица, Гаспод вздохнул. — По средам повар всегда готовит ассорти из жареного мяса. А кровяную колбасу почти никто не ест. Вот она и валяется на кухне, а я тут как тут, гав-гав, дай-дай, какая замечательная псина, слушай, так глядит, будто все понимает, а ну-ка, посмотрим, что у нас есть для славного песика…
   
На мгновение морда Гаспода обрела смущенное выражение.
   
— Гордость — это, конечно, здорово, — объяснил он, — но колбаса есть колбаса.
   
   
— С фейерверками? — переспросил Ваймс.
   
Доктор Проблемс явно хватался за соломинку, в то время как вокруг бушевало штормовое море.
   
— Ага. Фейерверки. Они самые. Были приготовлены ко Дню Основания. Но, к сожалению, кто-то бросил непотушенную спичку, которая и подожгла коробку. — Доктор Проблемс вдруг улыбнулся. — Мой дорогой капитан Ваймс, — сказал он, хлопнув в ладоши, — я весьма ценю твое беспокойство, и тем не менее…
   
— Они хранились в этой комнате? — перебил его Ваймс.
   
— Да, но какая разница…
   
Ваймс прошагал к дыре и заглянул внутрь. Пара убийц взглянули на доктора Проблемса и с нарочито равнодушным видом потянулись к различным частям своих костюмов. Доктор покачал головой. Возможно, его осторожность была вызвана тем, что Моркоу как бы невзначай положил руку на эфес своего меча, а возможно, причиной был определенный кодекс поведения, соблюдаемый наемными убийцами. Наемный убийца, совершивший убийство, которое ему никто не оплатил, покрывал себя несмываемым позором.
   
— Похоже на какой-то… музей, — хмыкнул Ваймс. — Памятные вещи Гильдии и все такое?
   
— Именно. Запасники. Разный хлам. Сам знаешь, годы идут, а он все копится, копится…
   
— О. Что ж, кажется, тут все в порядке, — кивнул Ваймс. — Прошу прощения за беспокойство, доктор. Мне пора. Надеюсь, я не причинил никаких неудобств?
   
— Конечно нет! Очень рад, что смог развеять твои сомнения.
   
Их вежливо, но твердо начали оттеснять к воротам.
   
— На вашем месте, — заметил капитан Ваймс, бросив взгляд на разгромленный двор, — я бы поскорее убрал все эти стекла. Не дай боги, кто-нибудь поранится. Мне совсем не хотелось бы, чтобы кто-нибудь из твоих людей поранился.
   
— Мы займемся этим незамедлительно, капитан, — заверил его доктор Проблемс.
   
— Отлично. Большое спасибо. — Капитан Ваймс вдруг остановился у самых ворот и хлопнул себя [по лбу.][6] — Э-э, прошу меня извинить, в последнее время не голова, а решето какое-то, так что, говоришь, у вас украли?
   
Ни один мускул, ни одна жилка не дрогнули на лице доктора Проблемса.
   
— Ни о чем таком я не говорил, капитан Ваймс, — возразил он.
   
— Верно! Еще раз извини! Конечно, не говорил… Мои извинения… Работа совсем с ума сведет. Уже ухожу.
   
Дверь захлопнулась прямо перед его носом.
   
— М-да, — сказал Ваймс.
   
— Но, капитан, почему… — начал было Моркоу, однако Ваймс, вскинув руку, резко прервал его.
   
— Ну вот, как просто все оказалось, — сказал он несколько громче, чем нужно. — Мы во всем разобрались, и больше волноваться не о чем. Возвращаемся в Ярд. А где младший констебль… как там ее?
   
— Здесь, капитан, — отозвалась Ангва, выходя из переулка.
   
— Ты там что, засаду устраивала? А это что такое?
   
— Гав, гав, визг, визг.
   
— Обычная дворняжка, капитан.
   
— О боги…
   
   
По Гильдии Наемных Убийц разнесся громкий бой огромного ржавого Погребального колокола. Фигуры в черном сбежались со всех сторон, толкаясь и отпихивая друг друга, спеша поскорее оказаться во дворе.
   
Совет Гильдии в полном составе собрался у дверей кабинета доктора Проблемса. Его заместитель господин Низз нерешительно постучал в дверь.
   
— Входите.
   
Совет вошел.
   
Кабинет Проблемса был самым большим в здании. Посетителям всегда казалось немного неуместным то, что Гильдия Наемных Убийц занимает такие светлые, просторные, хорошо обставленные помещения, которые больше смахивают на клуб для великосветских господ, чем на место, где доминирующая тема всех обсуждений — это убийство.
   
На стенах висели красочные картины, изображавшие сцены охоты, правда дичью, если присмотреться, были не олени и не лисы. Также имелись несколько гравюр и новомодных иконографий членов Гильдии — ряды улыбающихся лиц и облаченных в черное тел: старшие преподаватели гордо высятся на заднем плане, а выпускники сидят по-турецки впереди, один из них корчит рожу[7].
   
Часть комнаты занимал огромный стол красного дерева, за которым еженедельно собирались старейшины Гильдии. Другая часть отводилась под личную библиотеку доктора Проблемса и небольшой рабочий верстак. Над верстаком висел аптечный шкаф, состоящий из сотен маленьких ящичков. Названия на ящичках были написаны особым шифром, используемым наемными убийцами; правда эта предосторожность была излишней — посетители Гильдии обычно воздерживались от предлагаемых тут напитков.
   
Четыре колонны из черного гранита поддерживали потолок. На них были высечены имена самых знаменитых наемных убийц.
   
Письменный стол доктора стоял ровно посредине квадрата из колонн. Сам Проблемс стоял за столом, и выражение его лица было почти таким же деревянным.
   
— Нужно провести перекличку, — сказал он. — Кто-нибудь покидал Гильдию?
   
— Нет, господин доктор.
   
— Откуда такая уверенность?
   
— Охранники, дежурящие на крышах домов по Филигранной улице, сообщили, что никто не входил и не выходил, господин доктор.
   
— А кто следит за охранниками?
   
— Они следят друг за другом, господин доктор.
   
— Очень хорошо. Итак, слушайте внимательно. Я хочу, чтобы весь этот бардак был убран как можно быстрее. Если кто-нибудь вознамерится покинуть здание, не спускать с него глаз. Во всех помещениях Гильдии от подвала и до крыши будет произведен тщательнейший обыск.
   
— И что мы будем искать? — деловито осведомился младший профессор ядов и прочих отравляющих веществ.
   
— Все… что спрятано. Если найдете что-нибудь и не будете знать, что именно вы нашли, немедленно посылайте за членом совета. Никакой личной инициативы.
   
— Но, господин доктор, здесь может быть спрятано все, что угодно…
   
— Это будет не все, что угодно. Понятно?
   
— Нет, господин доктор.
   
— Вот и здорово. Да, еще одно. Стражу сюда не пускать, чтоб духу их здесь не было. Эй, ты… Принеси мою шляпу. — Доктор Проблемс вздохнул. — Нужно доложить обо всем патрицию.
   
— Боги в помощь, господин доктор… Э-э, в смысле, удачи.
   
   
Капитан не произносил ни слова, пока стражники не оказались на Бронзовом мосту.
   
— Итак, капрал Моркоу, — наконец промолвил Ваймс, — помнишь, я неустанно повторял тебе, что наблюдательность в нашей работе очень и очень важна?
   
— Так точно, сэр. Я помню все ваши замечания по этому вопросу.
   
— Ну и что же ты наблюдал?
   
— Кто-то разбил зеркало. Всем известно, что наемные убийцы буквально без ума от зеркал. Но если это был музей… И зачем было вытаскивать зеркало во двор?
   
— Прошу прощения, сэр!
   
— Это кто?
   
— Я здесь, внизу, сэр. Младший констебль Дуббинс.
   
— Ах да. Слушаю.
   
— Я немного разбираюсь в фейерверках, сэр. После них остается характерный запах, которого я не почувствовал. Там совсем по-другому пахло, сэр.
   
— Хорошо… учуяно, Дуббинс.
   
— А еще там валялись куски обгоревшей веревки и блоки.
   
— Дело пахнет драконом, — сообщил Ваймс.
   
— Уверены, капитан?
   
— О да.
   
Ваймс поморщился. После некоторого времени, проведенного в обществе госпожи Овнец, запах дракона не перепутаешь ни с каким другим. Когда вдруг во время обеда что-то кладет голову тебе на колени, ты ничего не говоришь, просто даешь ему кусочки со стола и молишься, чтобы оно не икнуло.
   
— В комнате стоял стеклянный стеллаж, — сказал он. — Кто-то разбил его. Ха! Оттуда явно что-то украли. На земле валялась какая-то карточка, но ее успели подобрать, пока я разговаривал с Проблемсом. Я бы сотню долларов отдал за то, чтобы узнать, что на ней было написано.
   
— Почему, капитан?
   
— Потому что эта убойная сволочь Проблемс не хотел, чтобы мне это стало известно.
   
— А я знаю, что могло пробить в стене такую дыру, — вдруг объявила Ангва.
   
— Что?
   
— Взорвавшийся дракон.
   
Стражники двинулись дальше, ошеломленно переваривая услышанное.
   
— Это возможно, сэр, — после некоторых раздумий произнес Моркоу. — Эти дьяволы взрываются, даже если уронить рядом с ними шлем.
   
— Дракон… — пробормотал Ваймс. — И почему ты решила, что это был дракон, младший констебль Ангва?
   
Ангва замялась, понимая, что ответ «это мне одна дворняга сказала» не самым благоприятным образом отразится на служебной карьере.
   
— Женская интуиция? — высказала догадку она.
   
— Может быть, — скептически предположил Ваймс, — женская интуиция попробует угадать, что именно было украдено?
   
Ангва пожала плечами. Моркоу про себя отметил, как занимательно задвигалась ее грудь.
   
— Ну, это было нечто такое, что наемные убийцы хотели хранить у себя, дабы иметь возможность любоваться этим? — нерешительно высказалась она.
   
— О да, — покачал головой Ваймс. — А сейчас ты заявишь, что все это рассказала тебе эта вот псина…
   
— Гав?
   
   
Эдуард Муэрто задернул шторы, запер дверь и прислонился к ней спиной. Все получилось так легко!
   
Сделав пару шагов, он положил на стол тонкий сверток длиной около четырех футов.
   
Осторожно развернул ткань и… вот оно…
   
«Оно» было очень похоже на тот чертеж. О, как это типично для человека — целая страница подробных чертежей арбалетов, а это — это находится на полях, как ничего не значащая заметка.
   
Как же все просто! Зачем нужно было прятать такое? Вероятно потому, что люди боялись. Люди всегда боятся силы. Она их тревожит, беспокоит.
   
Эдуард поднял его на уровень глаз и вдруг понял, что предмет словно сам прижался к его плечу, он так удобно лег в руку…
   
— Ты мое.
   
Это и стало концом Эдуарда, дона Муэрто. Конечно, еще какое-то время что-то существовало, но то, что это было и как оно думало, не имело к человеку ни малейшего отношения.
   
   
Время близилось к полудню. Сержант Колон вывел новобранцев на стрельбища, которые обычно происходили на Лучном вале.
   
Ваймс вместе с Моркоу отправились патрулировать город.
   
Капитан чувствовал, как внутри его что-то пузырится. Что-то щекотало концы его изношенных, но все еще активных инстинктов, старалось привлечь к себе внимание. Сидеть на месте было нельзя. Моркоу едва поспевал за капитаном Ночной Стражи.
   
Стажеры-убийцы все еще убирали двор Гильдии.
   
— Наемные убийцы при дневном свете, — буркнул Ваймс. — Удивительно, как они в пыль не превратились.
   
— Это вампиры превращаются в пыль, сэр, — поправил его Моркоу.
   
— Ха! Ты прав. Наемные убийцы, лицензированные воры и эти проклятые вампиры! А знаешь, парень, когда-то этот старый город был великим.
   
Они следовали нога в ногу.
   
— Это когда у нас были короли, сэр?
   
— Короли? Что? Разумеется, нет!
   
Двое наемных убийц удивленно оглянулись.
   
— Я что хочу сказать, — продолжил Ваймс. — Монарх — это абсолютный правитель, верно? Главный поц…
   
— Если он, конечно, не королева, — вставил Моркоу.
   
Ваймс сердито посмотрел на него и кивнул.
   
— Ладно, ладно. Или главная поцка.
   
— Нет, сэр, это скорее применимо к простолюдинке. Королев надо называть иначе. Поцесса… Гм, тоже нет, слишком молодо. Да, наверное, поцарина.
   
Ваймс помолчал. Что-то витало в воздухе над городом. Если бы Создатель сказал свое фирменное «Да будет свет!» в Анк-Морпорке, никуда дальше он бы не продвинулся, потому что местные жители не отпустили бы его, пока не узнали, какой именно это будет свет, насколько он будет ярким и какого оттенка.
   
— В общем, верховный правитель или правительница, — сказал он и зашагал дальше.
   
— Так точно, сэр.
   
— Но это же несправедливо, понимаешь? Какой-то человечишка распоряжается твоей жизнью и смертью. Кто дал ему такое право?
   
— Ну, если он хороший человек… — начал было Моркоу.
   
— Что? Что? Ладно. Ладно. Представим, что он хороший. А его заместитель? Он тоже будет хорошим? Можно только надеяться. Потому что он тоже верховный правитель, поскольку действует от имени короля. И все придворные… все они должны быть хорошими людьми. Потому что, если хоть один из них окажется плохим, мы тут же по уши погрязнем в воровстве и взяточничестве.
   
— Патриций — верховный правитель, — заметил Моркоу и кивнул проходившему мимо троллю. — Добрый день, господин Карбункул.
   
— Но он не носит корону, не сидит на троне и не кричит на каждом углу, что занимает это место по праву, — возразил Ваймс. — Терпеть не могу этого подлеца, но он хоть честен. Прямой как палка для битья.
   
— Пусть так, но хороший человек в качестве короля…
   
— Да? А что потом? Мой мальчик, королевская власть способна развратить всякого. Честные люди начинают кланяться и приседать только потому, что чей-то дедушка был более кровожадным гаденышем, нежели их предок. Слушай, наверное, у нас были хорошие короли. Когда-то. Но короли производят на свет других королей! Кровь берет свое, и в итоге мы получаем толпу надменных кровожадных гадов! Отрубавших головы королевам и каждые пять минут травивших своих кузенов! И так мы жили веками! А потом настал день, и один человек сказал: «Все, хватит с нас королей!», и мы восстали, и стали сражаться с поганой знатью, и согнали короля с трона, и приволокли его на Саторскую площадь, и отрубили его поганую голову! Вот так-то!
   
— Ого, — восхищенно сказал Моркоу. — И кто же это был?
   
— Ты о ком?
   
— О человеке, который сказал: «Все, хватит с нас королей!»?
   
На них смотрели люди. Лицо Ваймса из красного от ярости превратилось в багровое от смущения.
   
— Э… он был командиром Городской Стражи, — пробормотал он. — Его звали Старина Камнелиц.
   
— Никогда о нем не слышал.
   
— Он, э-э, не часто упоминается в книгах по истории, — ответил Ваймс. — Понимаешь ли, иногда должна начаться гражданская война, а иногда лучше сделать вид, будто и не было ничего. Иногда люди делают свое дело, а затем их забывают — потому что так нужно. Видишь ли, это ведь в его руках был топор. Больше никто не осмелился. В конце концов, ведь на плахе лежала королевская голова. Короли, — он буквально выплюнул это слово, — особые люди. Даже после того, как все увидели его… личные покои и очистили их от… В общем, те еще покои были. Даже после этого. Мир ведь никто не очистил. А он взял топор, послал всех подальше и сделал свое дело.
   
— А какой король это был? — спросил Моркоу.
   
— Лоренцо Добрый, — сухо ответил Ваймс.
   
— Я видел его портрет в дворцовом музее, — кивнул Моркоу. — Такой толстый старичок в окружении детей.
   
— О да, — заметил Ваймс сдержанно. — Детей он любил.
   
Моркоу помахал паре гномов.
   
— Надо же, а я ничего такого и не знал, — сказал он. — Думал, это был какой-то подлый мятеж или вроде того.
   
Ваймс пожал плечами.
   
— Все это занесено в летописи. Надо только знать, где смотреть.
   
— Это и был конец королевской линии Анк-Морпорка?
   
— Кажется, в живых остался его сын. И парочка безумных родственников. Они были изгнаны. Считается, что для членов королевской семьи это чуть ли не самая ужасная кара. Только не понимаю почему.
   
— Ну, наверное, я это чуть-чуть понимаю. А вы, сэр, очень любите этот город…
   
— Да. Но если бы у меня был выбор между изгнанием и отсечением головы, я бы очень быстро собрал чемоданы. О да, от королей мы избавились. Но… город тогда работал.
   
— И до сих пор работает.
   
Они миновали Гильдию Наемных Убийц и поравнялись с высокими, неприступными стенами Гильдии Шутовских Дел и Баламутства, занимавшей другой угол квартала.
   
— Нет, просто движется по инерции. Посмотри-ка вверх.
   
Моркоу послушно поднял взгляд.
   
Он увидел знакомый дом на пересечении Брод-авеню и улицы Алхимиков. Фасад был нарядным, но очень грязным. Его колонизировали горгульи.
   
Надпись на поржавевшем гербе гласила: «НИ ДОЩЬ, НИ СНЕК, НИ МРАК НИБЕСНЫЙ НЕ УДЕРЖАТ ВЕСНИКОВ СИХ АТ ИСПАЛНЕНИЯ ДОЛГА». Возможно, в пору расцвета так оно и было, но потом кто-то посчитал необходимым приколотить ниже разъяснение, гласившее:
   
   
«В СПИСАК НЕ ВХОДЯТ:
   
камни,
   
троли с дубинами,
   
драконы всех сартов,
   
г-жа Торт,
   
агромныи зиленые существа с зубами,
   
любово вида черные сабаки с аранжывыми бравями.
   
Туман.
   
Гаспажа Торт».
   
   
— О, — узнал он. — Королевская почта.
   
— Почтамт, — поправил его Ваймс. — Мой дед рассказывал, что когда-то отсюда можно было отправить письмо, и его доставляли в течение месяца. Точно по назначению. И не надо было отдавать его проходящему мимо гному и надеяться, что этот мелкий пакостник не съест его, прежде чем оно…
   
Он вдруг умолк.
   
— Э… Извини. Не хотел тебя обидеть.
   
— А я и не обиделся, — с готовностью уверил Моркоу.
   
— Дело не в том, будто бы я что-то имею против гномов. Лично я всегда считал, что нужно еще поискать таких искусных, законопослушных, работящих…
   
— …Мелких пакостников?
   
— Да. Нет!
   
Они проследовали дальше.
   
— Эта госпожа Торт, — сказал Моркоу, — видимо, очень решительная женщина.
   
— Тут ты прав.
   
Что-то хрустнуло под огромной сандалией Моркоу.
   
— Стекло, — заметил он. — Далеко разлетелось.
   
— Взрывающиеся драконы! Ну и фантазия у этой девушки!
   
— Гав, гав, — раздался чей-то голос позади.
   
— Эта проклятая псина увязалась за нами, — выругался Ваймс.
   
— Он что-то увидел на стене и лает, — пояснил Моркоу.
   
Гаспод смерил двух стражников холодным взглядом.
   
— Гав, гав, черт побери, визг, визг, — сказал он. — Вы что, совсем ослепли?
   
Тут надо напомнить, нормальные люди не слышат речи Гаспода, а все потому, что собаки разговаривать не умеют. Это хорошо известный факт. На органическом уровне он хорошо известен — как и масса других фактов, которые берут верх над результатами наблюдений органов чувств. Это вызвано тем, что, если бы люди замечали все то, что рядом с ними происходит, — кто бы тогда делал всю работу?[8] Кроме того, собаки действительно не умеют говорить. А те, что умеют, являются исключением, которое лишь подтверждает правило.
   
Тем не менее в ходе некоторых экспериментов Гаспод выяснил, что на подсознательном уровне люди все-таки его слышат. К примеру, не далее чем прошлым вечером какой-то человек точным пинком сбросил его в канаву, но не успел сделать и нескольких шагов, как подумал: «Гм, да, ну я и сволочь…»
   
— Там что-то есть, — указал Моркоу. — Вон там… Что-то синее висит на той горгулье.
   
— Гав, гав, гав! А где спасибо?
   
Ваймс забрался Моркоу на плечи, приподнялся на цыпочки, но дотянуться до узкой синей ленточки так и не смог.
   
Горгулья покосилась на него каменным глазом.
   
— Э-э, ты не возражаешь? — спросил Ваймс. — Это висит на твоем ухе и…
   
Скрежетнув камнем, горгулья распрямила руку, поднесла ее к уху и сняла с себя прилипший лоскут.
   
— Спасибо.
   
— Е а то.
   
Ваймс спустился на землю.
   
— Вам нравятся горгульи, да, сэр? — спросил Моркоу, когда они зашагали дальше.
   
— Угу. Может, они и вправду дальние родственники троллей, зато держатся особняком и не лезут в чужие дела, редко спускаются ниже второго этажа и не совершают преступлений — во всяком случае таких, о которых позднее становится известно. В общем, мой тип.
   
Он развернул полоску.
   
Это был ошейник, вернее, то, что от него осталось. Оба конца обгорели, однако из-под сажи все еще виднелась надпись «Пухлик».
   
— Скоты! — воскликнул Ваймс. — Вот скоты! Они и в самом деле взорвали дракона!
   
   
Настало время представить вам самого опасного человека на всем Плоском мире.
   
За всю свою жизнь он ни разу не причинил вреда ни одному живому существу. Правда, несколько существ он вскрыл, но только после их смерти[9] — и восхитился, насколько все-таки умело они собраны, учитывая тот факт, что сделал их явно неквалифицированный специалист. Вот уже несколько лет он не покидал своей просторной комнаты, но это мало его тревожило, ведь большую часть времени он проводил внутри своей головы. Для некоторых людей тюрьма — это вовсе не наказание.
   
Тем не менее он сделал вывод, что ежедневные физические упражнения (продолжительностью где-то с час) необходимы для поддержания здорового аппетита и правильной работы кишечника, а потому в данный момент восседал на машине собственного изобретения.
   
Машина состояла из седла, закрепленного над парой педалей, которые при помощи цепи вращали большое деревянное колесо, поднятое над полом металлической подпоркой. Второе, свободно вращающееся, деревянное колесо было установлено перед седлом и поворачивалось при помощи рычажного механизма. Это дополнительное колесо и двусторонний рычаг он установил для того, чтобы после занятий машину можно было откатить к стенке, а кроме того, они придавали аппарату приятную глазу симметрию.
   
Он назвал изобретение «машина-с-колесом-педалями-еще-одним-колесом-и-двусторонним-рычагом».
   
   
Лорд Витинари тоже работал.
   
Обычно он занимался этим в Продолговатом кабинете или же сидя на обычном деревянном стуле у нижних ступеней лестницы, ведущей к изысканно украшенному и покрытому пылью трону. Это был престол Анк-Морпорка, и он действительно был сделан из золота. Лорд Витинари как-то и не думал даже, чтобы сесть на трон.
   
Но тот день выдался погожим, и патриций решил поработать в саду.
   
Сады и парки, разбитые рядом с дворцом, пользовались большой популярностью у приезжавших в Анк-Морпорк туристов. Самого патриция парки мало интересовали. Впрочем, некоторые его предшественники, судя по всему, были большими любителями такого рода садовых развлечений, а лорд Витинари ничего не менял и не разрушал, если, конечно, тому не было веской причины. Он содержал небольшой зоопарк и конюшню скаковых лошадей; кроме того, он в открытую признавал огромную историческую ценность парков, потому что это соответствовало действительности.
   
Ведь их разбил сам Чертов Тупица Джонсон.
   
Многие великие ландшафтные садовники вошли в историю и сохранились в памяти людской благодаря чудесным садам и паркам, спроектированным с почти богоподобной мощью и предусмотрительностью. Те садовники, не задумываясь, копали озера, двигали холмы и сажали леса, дабы будущие поколения могли в полной мере оценить красоту Дикой Природы, трансформированной Человеком. Такими мастерами были Одаренность Браун, Дальновидность Смит, Интуиция Де Вир Слейд-Гор…
   
В Анк-Морпорке таким мастером был Чертов Тупица Джонсон.
   
Чертов Тупица «Это-Выглядит-Немного-Помойно-Но-Посмотрите-Что-Будет-Лет-Через-Пятьсот» Джонсон. Чертов Тупица «Послушайте-На-Плане-Я-Все-Правильно-Нарисовал» Джонсон. Чертов Тупица Джонсон, который соорудил из двух тысяч тонн земли искусственный «холмик» перед Щеботанским замком только потому, что «я-лично-сойду-с-ума-если-целый-день-перед-глазами-будут-торчать-эти-деревья-и-горы-а-вы?»
   
Дворцовые парки Анк-Морпорка считались, так сказать, вершиной его карьеры. Например, вы могли полюбоваться тут на декоративное форелевое озеро длиной сто пятьдесят ярдов, но — из-за пустячной ошибки в размерах, что стало отличительной чертой всех проектов Тупицы Джонсона, — всего в один дюйм шириной. В этом озере могла разместиться ровно одна форель, и то при условии, что ей не приспичит когда-нибудь развернуться. Некогда здесь был и декоративный фонтан, который при первом включении зловеще стонал минут пять, а потом выстрелил маленьким каменным херувимчиком на тысячу футов вверх.
   
Было здесь и хохо — это то же самое, как хаха, только глубже. Во всей цивилизованной множественной вселенной хаха представляет собой хорошо замаскированную канаву с изгородью, позволяющую землевладельцам наслаждаться чудесным видом, не боясь, что скот или совершенно неуместные простолюдины забредут на любимую лужайку. Непослушный карандаш Тупицы Джонсона сделал канаву-хаха глубиной пятьдесят футов, и она лишила жизни вот уже трех садовников.
   
Лабиринт в дворцовых парках был настолько маленьким, что можно было заблудиться, пытаясь отыскать его.
   
Патриций любил парки — только по-своему. У него была своя точка зрения на умственные способности человечества, и парки полностью подтверждали его правоту.
   
На лужайке вокруг стула лежали пачки бумаг. Периодически писцы подносили новые документы и уносили старые. Причем это были разные писцы. Информация различных сортов и видов стекалась во дворец со всех сторон, но собиралась она в одном единственном месте — так паутинки сходятся в центре паутины.
   
Обычный правитель (не важно, хороший или плохой, чаще — просто мертвый) знает, что в его владениях произошло. Очень немногие правители, затратив массу усилий, знают, что в их владениях происходит. Лорд Витинари с презрением относился к обоим типам правителей, считая, что останавливаться на достигнутом нельзя.
   
— Да, доктор Проблемс? — спросил он, не поднимая головы.
   
«Как это у него получается? — изумленно подумал Проблемс. — Я точно знаю, что двигался совершенно бесшумно».
   
— Э-э… Хэвлок… — начал было он.
   
— Ты хочешь сообщить мне что-то?
   
— Оно… потерялось.
   
— Да. Но вы его ищете. Замечательно. Удачного дня.
   
Патриций так и не поднял голову. Он не удосужился даже поинтересоваться, о чем шла речь. «Он все знает, — подумал Проблемс. — А вообще, возможно ли сообщить ему то, чего он не знает?»
   
Лорд Витинари положил лист бумаги в пачку и взял следующий.
   
— Ты все еще здесь, доктор?
   
— Могу заверить, господин, что…
   
— Не сомневаюсь, что можешь. Не сомневаюсь ни секунды. Но больше меня интересует другой вопрос…
   
— Господин?
   
— Почему оно находилось в здании Гильдии, откуда и было украдено? Раньше я считал, что оно уничтожено. По-моему, я отдал четкий приказ.
   
Именно этого вопроса больше всего боялся наемный убийца. Патриций был мастером тонкой игры.
   
— Э… Мы, то есть мой предшественник, посчитали, что оно может и должно послужить предостережением и примером…
   
Подняв наконец голову, патриций широко улыбнулся.
   
— Грандиозно! — воскликнул он. — Я всегда свято верил в великую силу примера. Надеюсь, ты решишь эту проблему с минимумом неудобств для всех.
   
— Несомненно, господин, — хмуро ответил Проблемс. — Но…
   
Начинался полдень.
   
Полдень в Анк-Морпорке наступал не сразу, а в течение некоторого времени — наступление двенадцати часов должны были подтвердить все мало-мальски значимые организации города. Первыми обычно начинали бить часы Гильдии Учителей, откликаясь на общую молитву ее членов. Затем водяные часы Храма Мелких Богов включали огромный бронзовый гонг. Раздавался один удар черного колокола Храма Судьбы, но к тому времени уже вовсю бренчал карильон с педальным приводом Гильдии Шутовских Дел и Баламутства, вовсю звенели колокола и колокольчики всех гильдий и храмов, и невозможно было отличить их друг от друга, пока в дело не вступал безъязыковый и волшебно-октироновый колокол Старый Том, что висел на часовой башне Незримого Университета и двенадцать размеренных молчаний которого заглушали общий звон.
   
И уже в самом конце, отставая на несколько ударов от всех прочих часов, звенел колокол Гильдии Наемных Убийц, который всегда бил последним.
   
Стоявший рядом с патрицием солнечный циферблат дважды звякнул и опрокинулся.
   
— Ты что-то хотел сказать? — мягким тоном осведомился патриций.
   
— Капитан Ваймс… — пробормотал доктор Проблемс. — Он проявляет интерес.
   
— Неужели? Но это его работа.
   
— Однако я должен потребовать, чтобы он был отозван!
   
Слова эхом разнеслись по парку. Вспорхнули несколько голубей.
   
— Потребовать? — вежливо переспросил патриций.
   
— В конце концов, он обычная сошка, — отчаянно затараторил доктор Проблемс. — Не вижу причин, почему ему дозволяется совать нос в дела, абсолютно его не касающиеся.
   
— А мне кажется, он считает себя слугой закона, — заметил патриций.
   
— Занудный чинуша, наглый выскочка!
   
— Да? Знаешь, я не совсем одобряю твой порыв чувств, но если ты того требуешь, я заставлю его подчиниться. Незамедлительно.
   
— Благодарю, мой господин.
   
— Не стоит благодарности. Не смею боле тебя задерживать.
   
Доктор Проблемс побрел туда, куда указал ему небрежным взмахом руки патриций.
   
Лорд Витинари снова склонился над документами и даже не пошевелился, когда до него донесся приглушенный вопль. Он лишь протянул руку и позвонил в маленький серебряный колокольчик.
   
Слуга появился почти мгновенно.
   
— Сходи за лестницей, — велел патриций. — Кажется, доктор Проблемс свалился в хохо.
   
   
Задвижка отодвинулась, и задняя дверь, ведущая в мастерскую гнома Рьода Крюкомолота, со скрипом приоткрылась. Хозяин выглянул посмотреть, кто к нему пожаловал, и поежился от холода.
   
Потом закрыл дверь.
   
— Какой холодный ветер, — пожаловался он своему посетителю. — Но за работу, за работу!
   
Высота потолка в мастерской была всего пять футов, то есть более чем достаточно. Для гнома.
   
— ОЙ! — раздался голос, которого никто не услышал.
   
Крюкомолот еще раз оглядел зажатый в тисках предмет и взял отвертку.
   
— ОЙ!
   
— Поразительно, — сказал он. — Думаю, если дернуть эту трубку вниз по стволу, то вот эти шесть гнезд переместятся и подставят новое гнездо к… э-э… стреляльному отверстию. Это понятно. Спусковой механизм очень похож на огниво. Пружина… совсем проржавела, но я легко ее заменю. Знаешь, — промолвил он, поднимая голову, — очень интересный прибор. Учитывая химикаты в трубочках и все остальное. Такая простая идея. Это клоуны придумали? Своего рода автоматическая хлопушка?
   
Он покопался в банке с обрезками железа, нашел подходящий и взял напильник.
   
— Я сделаю с него несколько эскизов, ладно? — спросил он.
   
Примерно через тридцать секунд раздался хлопок, и в воздух взвилось облачко дыма. Рьод Крюкомолот встал с пола и потряс головой.
   
— Повезло! — воскликнул он. — А ведь чуть не покалечился.
   
Он попытался разогнать рукой дым, а потом снова потянулся за напильником. Пальцы нащупали пустоту.
   
— КХМ-КХМ.
   
Рьод предпринял еще одну попытку.
   
Напильник был бесплотным, как дым.
   
— Что такое?
   
— КХМ-КХМ.
   
Владелец странного прибора с ужасом таращился на что-то, валяющееся у его ног. Рьод посмотрел туда же.
   
— О, — сказал он.
   
Понимание того, что произошло, застывшее на грани сознания Рьода, наконец перешло эту грань. Со смертью всегда так. Если она (или, в случае Плоского мира, он) случается с тобой, ты узнаешь об этом одним из первых.