1 2 3 
   Думаю, что она знала и об этом.    

   «Точно и не скажу», сказал я. «Разговариваем… шутим. Это  место, куда мы любим приходить».    

   «А вам там бывает страшно?»    

   «Нет», ответил я. «А что? Тебе было бы там страшно?»    

   «Я не знаю», сказала она. «Возможно».    

   «Почему?»    

   «Поскольку я бы волновалась, что могла бы сделать что-то  не так».    

   «Там мы не делаем ничего плохо. Имею в виду, что мы не  кидаем надгробные плиты, не оставляем мусор после себя», сказал я. Мне не хотел  говорить ей относительно наших беседах о Генри Престоне, потому что я знал, что  это Джейми будет не интересно. На прошлой неделе Эрик вслух размышлял о том,  как быстро парень подобно Генри мог запрыгнуть в кровать, и… ну… думаю, Вы  поняли.    

   «Вы когда-либо садились рядом и слушали звуки?» спросила  она. «Например, пение сверчков или шелест листьев, когда дует ветер? Или  когда-либо вы ложились на спины и наблюдали за звездами?»    

   Даже притом, что она уже была подростком в течение  четырех лет, Джейми не знала главного о подростках, и для неё познание юношей  походили на попытку разобраться в теории относительности.    

   «Не совсем», сказал я.    

   Она кивала. «Я думаю, что это именно то, что бы я  сделала, если бы я там была, в смысле, если я когда-нибудь туда пойду. Я только  бы смотрела по сторонам, чтобы полностью осмотреть местность, или сидела  спокойно и слушала».    

   Весь этот разговор казался мне странным, но я не  игнорировал его. Мы шли в тишине в течение нескольких мгновений. И так, как она  спросила немного обо мне, я чувствовал себя обязанным спросить её о ней самой.  Имею в виду то, что она не говорила о плане Бога или что-то в этом роде, так  что это было наименьшим, что я мог сделать.    

   «А чем ты занимаешься?» спросил я. «В смысле, помимо  работы с сиротами или помощи животным, или чтения Библии?» Это звучало смешным,  признаю, даже для меня, но это было тем, что она делала.    

   Она улыбнулась мне. Я думаю, что она была удивлена моим  вопросом, и даже более удивлена в моем интересе к ней.    

   «Я делаю много вещей. Я учусь, я провожу время с моим  папой. Мы играем в разгадки загадок время от времени. Делаем вещи подобно  этим».    

   «Ты когда-либо ходила с друзьями бездельничать?»    

   «Нет», сказала она, и я мог сказать, по тому, как она  ответила, что даже для неё было очевидно, почему никто не спешил с ней дружить.    

   «Держу пари, ты волнуешься из-за поступления в колледж в  следующем году», сказал я, меняя тему.    

   Ей потребовалось время, чтобы ответить.    

   «Не думаю, что я пойду в колледж», сухо сказала она. Ее  ответ застиг меня врасплох. У Джейми были одни из самых высоких оценок в нашем  классе, и если учесть, как прошел прошлый семестр, она могла бы даже произнести  прощальную речь выпускника. Между прочим, у нас был банк ставок, относительно  того, сколько раз она упомянет в своей речи о плане Бога. Я поставил на  четырнадцать, исходя из того, что она имела только пять минут.    

   «Как насчёт „Нагорной Проповеди“? Я думал, что ты  планировала поехать туда, где эта проповедь была произнесена. Тебе бы  понравилось это место», предложил я.    

   Она смотрела на меня с огоньком в глазах. «Ты считаешь,  что мне там самое место, не так ли?»    

   Те шаровые молнии, которые она иногда бросала, могли  ударить Вас прямо между глаз.    

   «Я не это имел в виду», сказал я быстро. «Просто я слышал  о том, как бы волновала тебя поездка туда в следующем году».    

   Она пожала плечами, не отвечая мне, и честно говоря, я не  знал, что это значило. К тому времени мы подошли к её дому, и остановились на  тротуаре возле дома. Там, где я стоял, можно было увидеть через занавески тень  Хегберта в гостиной комнате. Лампа светилась, и он сидел на диване возле окна.  Его голова склонилась, как будто он что-то читал. Предполагаю, что это была  Библия.    

   «Спасибо за то, что провёл меня домой, Лендон», сказала  она, взглянув на меня на мгновение прежде, чем пойти к двери.    

   Пока я наблюдал, как она шла, я не мог не думать о том,  что из всех наших разговоров, это был самый странный, который мы когда-либо  имели. Несмотря на странность некоторых из ее ответов, она казалась фактически  нормальной.    

   Следующей ночью, я снова провожал её домой, и она  спросила меня о моем отце.    

   «Думаю, что у него всё хорошо», сказал я. «Я его очень  редко вижу».    

   «Ты скучаешь за тем, что вырос без него?»    

   «Иногда».    

   «Я, также, тоскую по маме» сказала она, «даже притом, что  я никогда не знала её».    

   Полагаю, что это было впервые, когда Джейми и я могли  иметь что-то общее. Я погрузился в размышления об этом на некоторое время.    

   «Это должно быть трудно для тебя», сказал я искренне.  «Даже притом, что мой отец незнакомец для меня, по крайней мере, он иногда  бывает дома».    

   Пока мы шли, она посмотрела на меня, затем взгляд её  снова устремился вперёд. Она потянула нежно свои волосы. Я начинал замечать,  что она делала это всякий раз, когда она была взволнована или не была уверена в  том, что сказать.    

   «Да, иногда. Не пойми меня неправильно — я люблю своего  отца всем сердцем — но есть время, когда я задаюсь вопросом, что было бы, если  б у меня была мама. Я думаю, что она и я были бы способны говорить о таких  вещах, о которых я со своим отцом не могу».    

   Полагаю, что она говорила о мальчиках. Только позже, я  узнал, как был неправ.    

   «На что походит твоя жизнь с отцом? Он ведёт себя так,  как будто находится постоянно в церкви?»    

   «Нет. У него достаточно хорошее чувство юмора».    

   «У Хегберта?» вырвалось у меня. Я даже не мог вообразить  этого.    

   Я думаю, что она была потрясена, услышав, что я называю  его по имени, но она отнеслась спокойно к моим словам и не ответила на мой  комментарий. Вместо этого она сказала, «не будь так удивлён. Ты полюбишь его,  как только узнаешь его».    

   «Я сомневаюсь относительно того, что я когда-либо узнаю  его».    

   «Ты никогда не знаешь, Лендон», сказала она, улыбаясь,  «каков план Господа».    

   Я ненавидел, когда она говорила вещи, подобно этой. Она  говорила с Богом каждый день, и ты никогда не знал о том, что «Большой Парень  сверху» сказал ей. У неё мог даже быть прямой билет на небеса, если Вы  понимаете, о чём я говорю, будучи очень хорошим человеком, которым она была.    

   «Как я могу узнать его?» спросил я.    

   Она не ответила, но улыбнулась, как будто она знала  некоторую тайну, которую скрывала от меня. Как я и сказал, я ненавидел, когда  она делала такие вещи.    

   Следующей ночью мы говорили о её Библии.    

   «Почему ты всегда носишь её с собой?» спросил я.    

   Я предполагал, что она носила Библию с собой просто,  потому что она была дочерью священника. Это предположение базировалось на том,  как Хегберт относился к Священному Писанию и подобным вещам. Но Библия, которую  она носила, была стара, и её обложка была жалкого вида, и я предположил, что  она была из тех людей, которые купили бы новую Библию каждый год только, чтобы  выручить промышленность, издающую Библии или показывать свою возобновленную  преданность Богу или что-то в этом роде.    

   Она ступила несколько шагов перед тем, как дать ответ.    

   «Это была Библия моей мамы», сказала она.    

   «О…» сказал я это так, как будто наступил на чью-то  любимую черепаху, расплющивая её своей обувью.    

   Она посмотрела на меня. «Всё хорошо, Лендон. Как ты мог  знать?»    

   «Я сожалею, что спросил…»    

   «Не нужно. Ты не подразумевал под этим ничего плохого».  Она сделала паузу. «Моей матери и отцу подарили Библию на их свадьбу, но моя  мама взяла её себе. Она читала её все время, особенно всякий раз, когда в её  жизни были трудные времена».    

   Я подумал о выкидышах. Джейми продолжала.    

   «Она любила читать её ночью, прежде чем она ложилась  спать, и она взяла Библию в больницу, когда я была рождена. Когда мой отец  узнал, что она умерла, он забрал Библию и меня из больницы».    

   «Я сожалею», сказал я снова. Всякий раз, когда кто-то  говорит Вам кое-что грустное, это — единственная вещь, которую Вы можете  сказать, даже если Вы уже сказали её прежде.    

   «Она позволяет мне… стать частью ее. Ты можешь это  понять?» Она не сказала это печально, но это было больше, чем просто ответить  на мой вопрос. Так или иначе, но ответ делал ситуацию еще хуже.    

   После того, как она рассказала мне историю, я снова думал  о том, как она росла с Хегбертом, и я действительно не знал, что сказать. Пока  я думал об ответе, я услышал звук сирены автомобиля позади нас, и Джейми, и я  остановились и обернулись в то же самое время, когда услышали сирену.    

   Эрик и Маргарет были в автомобиле, Эрик на месте  водителя, Маргарет на месте пассажира, ближе к нам.    

   «А ну-ка гляньте, кто здесь», сказал Эрик, прислоняясь к  рулю так, чтобы я мог видеть его лицо. Я не говорил ему, что провожал Джейми  домой, и посредством способа, которым работает подростковый ум, это новое  развитие событий взяло приоритет над всем, что я чувствовал относительно  истории Джейми.    

   «Привет, Эрик. Привет, Маргарет», сказала Джейми бодро.    

   «Проводишь её домой, Лендон?». Я мог видеть злорадство в  улыбке Эрика.    

   «Привет, Эрик», сказал я, желая, чтобы он никогда не  видел меня.    

   «Это красивая ночь для прогулок, не так ли?» сказал Эрик.  Я думаю, что, из-за того, что Маргарет была между ним и Джейми, он чувствовал  себя немного смелее, чем он обычно был, в присутствии Джейми. И не было ни  одного шанса, чтобы эта история не имела огласки.    

   Джейми посмотрела по сторонам и улыбнулась. «Так и есть».    

   Эрик также осмотрелся вокруг с задумчивым взглядом в  глазах и глубоко вдохнул. Я мог сказать, что он притворялся. «Парень, здесь  действительно хорошо». Пожимая плечами, он вздохнул и поглядел на нас. «Я  предложил бы вам прокатится, но это даже на половину не будет столь же  прекрасным как прогулка под звездами, и я бы не хотел вас лишить этого». Он  сказал это так, как будто делал нам одолжение.    

   «О, так или иначе, мы уже почти пришли к моему дому», сказала  Джейми. «Я собиралась предложить Лендону стакан сидра. Не хотели бы вы  присоединится к нам? Хватит на всех».    

   Стакан сидра? В ее доме? Она об этом не упоминала…    

   Я засунул руки в карман, задаваясь вопросом, могло ли  что-то случится хуже этого.    

   «О, нет… спасибо. Мы просто держим путь к кафе „Сесиль“».    

   «Ночью?» спросила она невинно.    

   «О, мы не будем отсутствовать слишком долго», пообещал  он, «но нам пора. Наслаждайтесь сидром вдвоем».    

   «Спасибо за то, что остановились и поздоровались с нами»,  сказала Джейми, помахав рукой.    

   Эрик завёл автомобиль и продолжил поездку, но медленно.  Джейми вероятно думала, что он был мудрым водителем. Он действительно не был,  хотя у него был талант выходить из неприятности, когда он попадал в аварию. Я  помню одно время, когда он сказал своей матери, что корова выскочила перед  автомобилем, и именно из-за этого повредились решетка и крыло. «Это случилось  так быстро, мама, корова появилась из ниоткуда. Она просто выбежало передо  мной, и я не смог остановиться вовремя». Теперь, каждый знает, что коровы точно  не бегают, где попало, но его мать верила ему. Кстати, она также была главой  команды болельщиков.    

   Как только они скрылись, Джейми обернулась ко мне и  улыбнулась.    

   «Ты имеешь хороших друзей, Лендон».    

   «А как же, так и есть», я осторожно выразил свой ответ.    

   После того, как я провёл Джейми, я не остался на сидр, а  направился к своему дому, ворча все время. К тому времени я полностью забыл  историю Джейми, и мог фактически слышать моих друзей, смеющихся надо мной в  кафе «Сесиль».    

   Смотрите, что случается, когда Вы бываете хорошим парнем!    

   К следующему утру каждый в школе знал, что я провожал  Джейми домой, и это запустило новые спекуляции относительно нас обоих. На сей  раз ситуация была еще хуже. Было настолько плохо, что я должен был провести  время завтрака в библиотеке просто, чтобы уйти от всего этого.    

   Тем вечером была репетиция в Театре. Это была последняя  репетиция перед выступлением, и у нас было много работы. Прямо после школы,  мальчики в классе драмы должны были загрузить все опоры из классной комнаты в  арендованный грузовик, чтобы отвезти их в Театр. Единственная проблема состояла  в том, что Эдди и я были единственными двумя парнями, и он точно не был  наиболее скоординированным индивидуумом в истории. Мы прошли через дверной  проем, неся одну из тяжелых опор, и его тело работало против него. В каждый  критический момент, когда я действительно нуждался в его помощи, чтобы  сбалансировать груз, он спотыкался о пыль или насекомое на полу, и опора всем своим  весом падала на мои пальцы, зажимая их в дверном проеме одним из самых  болезненных способов.    

   «П-п-прости», сказал он. «Т-т-тебе б-б-больно?»    

   Я сдерживал душащие меня проклятия и сказал сквозь зубы,  «Больше так не делай».    

   Но он не мог перестать спотыкаться так же, как не мог  остановить дождь. Когда мы закончили загрузку и разгрузку, все мои пальцы  напоминали пальцы бродячего мастера Тобби. И худшая вещь была в том, что у меня  даже не было времени поесть перед началом репетиции. Перемещение опор забрало  три часа, и нам не хватило несколько минут с их установкой, когда уже все  прибыли на репетицию. Насчет всего остального, что случилось в тот день,  достаточно сказать, что я был в довольно плохом настроении.    

   Я быстро прошелся по моим репликам, даже не думая о них,  и мисс Гарбер не сказала слова «изумительно» на протяжении всей ночи. Она имела  обеспокоенный взгляд в глазах позже, но Джейми просто улыбнулась и сказала ей  не волноваться и что все будет в порядке. Я знал, что Джейми просто пробовала  делать вещи лучше для меня, но когда она попросила меня провести её дом, я  отказал ей. Театр был в середине города, и чтобы провести её домой, я должен  был хорошо отклониться от своего пути. Кроме того, я не хотел снова попасться  на этом. Но мисс Гарбер подслушала просьбу Джейми, и очень настойчиво сказала,  что я буду рад сделать это. «Вы оба сможете поговорить о пьесе», сказала она.  «Возможно, вы сможете решить возникшие сложности». Под сложностями, конечно,  она определенно подразумевала меня.    

   Так еще раз я проводил Джейми домой, но она могла  сказать, что я был действительно не в настроении для разговора, потому что я  шел немного впереди её, мои руки были в карманах, и я даже не поворачивался,  чтобы посмотреть, шла ли она позади. Это началось с первых минут нашего пути, и  я не сказал ей ни слова.    

   «У тебя не очень хорошее настроение, не так ли?» наконец  спросила она. «Ты даже не старался его изменить».    

   «Ты ничего не упускаешь из виду, не так ли?» сказал я  саркастически, не смотря на нее.    

   «Возможно, я могу помочь», предложила она. Она сказала  это с таким счастливым видом, что я сделался даже немного более сердитым.    

   «Я сомневаюсь относительно этого», раздраженно сказал я.    

   «Возможно, если ты скажешь мне, что было не так …»    

   Я не позволил ее закончить.    

   «Послушай», сказал я, остановившись и повернувшись к ней.  «Я просто потратил весь день, перетягивая хлам, и не ел, начиная с завтрака, и  теперь я должен пройти лишнюю милю только, чтобы удостовериться, что ты  добралась домой, когда мы прекрасно знаем, что ты не нуждаешься во мне, чтобы  сделать это».    

   Это был первый раз, когда я поднял свой голос на неё.  Сказать по правде, я почувствовал себя хорошо. Это накапливалось во мне в  течение долгого времени. Джейми была слишком поражена, чтобы ответить, и я  продолжал.    

   «И единственная причина, почему я делаю это — из-за  твоего отца, который даже не любит меня. Все это глупо, и я бы пожелал, чтобы  этого никогда не происходило».    

   «Ты говоришь это, просто потому, что озабочен пьесой …»    

   Я перебил её покачиванием головы.    

   Когда меня заносило, было иногда трудно остановиться. Я  мог мириться с её оптимизмом и жизнерадостностью, но не сегодня.    

   «Неужели ты не поняла?» сказал я сердито. «Я не озабочен  пьесой, я просто не хочу быть здесь. Я не хочу проводить тебя домой, и не хочу,  чтобы мои друзья продолжали говорить обо мне, и не хочу проводить с тобой  время. Ты ведешь себя, как будто мы друзья, но это не так. Мы ничем не связаны.  Я просто хочу, чтобы все это закончилось, и я смог бы возвратиться к своей  нормальной жизни».    

   Она выглядела травмированной моей вспышкой, и честно  говоря, я не мог обвинять её.    

   «Понимаю», было всем, что она сказала. Я ждал, чтобы она  подняла голос на меня, защищая себя, оправдывая себя, но она так не сделала.  Все, что она сделала, так это смотрела на землю. Я думаю, часть её хотела  плакать, но она не плакала, и я, наконец, побрёл прочь, оставляя её наедине с  собой. Мгновение спустя, я услышал, что она также начала двигаться. Она была  приблизительно пятью ярдами позади меня на всем протяжении пути к её дому, и  она не пробовала снова заговорить со мной, пока она не подошла к своему дому. Я  уже шёл вниз по улице, когда услышал её голос.    

   «Спасибо за то, что провёл меня домой, Лендон», крикнула  она.    

   Я содрогнулся, как только услышал это. Даже когда я был  недоброжелательным к ней и сказал наиболее злорадные вещи, она все же смогла  найти причину поблагодарить меня. Она была просто хорошей девчонкой, и я думаю,  что ненавидел её из-за этого.    

   Или, скорее всего, я ненавидел самого себя.    

           Глава восьмая    

       

   Ночь во время пьесы была прохладна и свежа, небо  абсолютно ясное без намека на облака. Мы должны были прибыть на час раньше, и я  чувствовал себя довольно плохо весь день из-за того, как я поговорил с Джейми  прошлой ночь. Она всегда относилась ко мне хорошо, и я знал, что был  ничтожеством. Я видел ее в коридоре между классными комнатами, и хотел подойти  к ней, чтобы извинится за то, что я сказал, но она растворялась в толпе прежде,  чем я успевал подойти к ней.    

   Она была уже в Театре, когда я, наконец, прибыл, и я  видел, что она говорила с мисс Гарбер и Хегбертом, в стороне возле занавесок.    

   Все были в движении, стараясь освободиться от волнения,  но она казалась странно летаргической. Она все еще не надела своё платье — как  предполагалось, у неё было белое, нежное платье, чтобы придать ангельский вид —  и на ней был все тот же свитер, который она носила в школе. Несмотря на моё  беспокойство о том, как она могла отреагировать, я подошел к ним.    

   «Эй, Джейми», сказал я. «Здравствуйте, Преподобный… Мисс  Гарбер».    

   Джейми обернулась ко мне.    

   «Привет, Лендон», тихо сказала она. Я мог сказать, что  она также думала о прошлой ночи, потому что она не улыбалась мне так, как она  всегда делала, когда видела меня. Я спросил, мог ли бы я поговорить с нею  наедине, и мы извинились перед остальными. Я мог видеть, как Хегберт и мисс  Гарбер наблюдали за нами, когда мы отошли в сторону на расстояние, с которого  бы нас не было слышно.    

   Я нервно огляделся вокруг сцены.    

   «Я сожалею о тех вещах, которые я сказал вчера вечером»,  начал я. «Я знаю, что они, вероятно, причинили тебе боль, и я был неправ, когда  сказал их».    

   Она посмотрела на меня, как будто задаваясь вопросом,  верить ли мне.    

   «Ты имеешь в виду все те слова, которые ты сказал?»  наконец спросила она.    

   «Я просто был в плохом настроении, и все. Иногда я  причиняю людям боль». Я знал, что в действительности не ответил на её вопрос.    

   «Понимаю», сказала она. Сказала так же, как и прошлой  ночью, затем повернулась к пустым местам в аудитории. В её глазах был снова тот  же грустный взгляд.    

   «Послушай», сказал я, дотронувшись до её руки, «я обещаю  загладить свою вину». Не спрашивайте меня, почему я сказал это — просто в тот  момент это казалось мне правильным.    

   Впервые той ночью, она начала улыбаться.    

   «Спасибо», сказала она, поворачиваясь ко мне.    

   «Джейми?»    

   Джейми обернулась. «Да, мисс Гарбер?»    

   «Я думаю, что мы готовы тебя наряжать». Мисс Гарбер  жестикулировала рукой.    

   «Я должна идти», сказала она мне.    

   «Я знаю».    

   «Ни пуха, ни пера» сказал я. Желая кому-то удачу прежде  выступления, предполагалось нехорошим знаком. Именно поэтому все говорили «Ни  пуха, ни пера».    

   Я отпустил её руку. «Нам обоим. Я обещаю».    

   После этого, мы должны были подготовиться, и мы пошли  разными путями. Я направился к мужской раздевалке. Не смотря на то, что Театр  был расположен в Бьюфорте, он был довольно запутанным, с отдельными  раздевалками, которые заставляли нас чувствовать себя, как будто мы были  действительно актерами, а не студентам.    

   Мой костюм, который находился в Театре, был уже в  раздевалке.    

   Ранее на репетициях нас измеряли для того, чтобы перешить  костюмы, и я одевался, когда Эрик зашел в комнату без стука.    

   Эдди был все еще в раздевалке, надевая костюм немого  бродяги, и когда он увидел Эрика, в его глазах пронесся ужас. По крайней мере,  один раз в неделю Эрик наезжал на него, и Эдди поджав хвост, выбежал за дверь  так быстро как он только мог, по пути надевая свой костюм. Эрик проигнорировал  его и сел за стол перед зеркалом.    

   «Ну», сказал Эрик со злорадной усмешкой на лице, «и что  ты собираешься делать?»    

   Я с любопытством посмотрел на него. «Что ты  подразумеваешь?» спросил я.    

   «Относительно пьесы, глупыш. Ты собираешься плохо  выступить или что-то в этом роде?»    

   Я покачал головой. «Нет».    

   «Ты собираешься сбить опоры?» Все знали об опорах.    

   «Я не планировал этого», стоически ответил я.    

   «Ты подразумеваешь, что позволишь всему пройти гладко?»    

   Я кивал, размышляя, что это даже не приходило мне на ум.    

   Он смотрел на меня в течение долгого времени, как будто  он видел того, кого он никогда не встречал прежде.    

   «Думаю, что ты наконец-то повзрослел, Лендон», наконец  сказал он. Я не мог понять, были ли слова Эрика комплиментом или нет.    

   В любом случае, я знал, что он был прав.    

   В пьесе, Том Торнтон должен быть поражен, когда он  впервые увидит ангела, потому он и будет ходить с ней, помогая ей разделять  радость Рождества с менее удачливыми людьми.    

   Первые слова Тома — «Вы прекрасны», и я, как и  предполагалось, должен был сказать их так, как будто они пришли от самого  сердца. Это был основной момент во всей пьесе, и он задавал тон для всего  остального, что должно было произойти позже. Однако проблема состояла в том,  что я до сих пор не знал хорошо эту реплику.    

   Несомненно, я говорил слова, но они не выглядели слишком  убедительно, потому что так их мог сказать любой, когда бы смотрел на Джейми,  за исключением Хегберта. Это была единственная сцена, где мисс Гарбер никогда  не говорила слова «изумительно», и это волновало меня. Я продолжал пробовать  вообразить кого-то еще на месте ангела так, чтобы я мог сделать всё правильно,  но как я не пытался на этом сконцентрироваться, это не приносило нужных  результатов.    

   Джейми была все еще в раздевалке, когда занавес наконец-то  открылся. Заранее, я не видел её, и это было хорошо. Так или иначе, первые пару  сцен не включали её — они были главным образом о Томе Торнтоне и его отношениях  со своей дочерью.    

   Я не думал, что буду слишком взволнован, когда выйду на  сцену, потому что я много репетировал на ней, но когда это произошло, я был  поражен. Театр был полностью забит, как и предсказала мисс Гарбер, поэтому были  установлены два дополнительных ряда мест в задней части Театра.    

   Обычно мест хватало для четырехсот человек, но с  дополнительными местами — по крайней мере, еще для пятидесяти человек. Кроме  того, люди толпились возле стен, упакованные как сардины.    

   Как только я вышел на сцену, все затихли. Я заметил, что  толпа состояла, в основном, из старых леди синеволосого типа, вроде тех,  которые играют в лото и пьют кровавую мери на завтрак по воскресениям. Также я  видел и Эрика, сидящего со всеми моими друзьями в самом конце. Честно говоря,  если Вы меня понимаете, было мрачно стоять перед ними, в то время как все ждали  от меня, чтобы я что-то сказал.    

   Так что я приложил максимум усилий, чтобы хорошо сыграть  первые пару сцен пьесы. Салли, одноглазое чудо, играла мою дочь, потому что она  была невелика ростом, и мы сыграли наши сцены так же, как и на репетиции. Наши  реплики шли гладко, хотя мы и не играли захватывающе. Когда закрыли занавес для  второго акта, мы должны были быстро переустановить опоры. На сей раз, участие в  деле принимали все, и мои пальцы остались невредимы, потому что я избегал Эдди  любой ценой.    

   Я все еще не видел Джейми — думаю, она была освобождена  от перетаскивания опор, потому что её костюм был сделан из легкого материала и  разорвался бы, если она задела бы один из гвоздей — но у меня не было много  времени, чтобы думать о ней из-за всего, что мы должны были сделать. Когда  занавес открылся снова, я вернулся в мир Хегберта Саливана, ходя мимо магазинов  и ища в окнах музыкальную шкатулку, которую моя дочь хотела на Рождество. Я  стоял спиной к тому месту, откуда вышла Джейми, но я слышал, что толпа задержала  дыхание, как только она появилась на сцене. Я думал, что до этого момента было  тихо, но сейчас наступила абсолютная тишина. Именно тогда, краем глаза я  увидел, как задрожала челюсть Хегберта. Я подготовился обернуться, и когда  сделал это, то, наконец, увидел причину происходящего.    

   Впервые, с тех пор как мы познакомились, её медовые  волосы не были связанные тугим узлом. Вместо этого они свободно висели, были  длиннее, чем я думал, опускаясь ниже ее лопаток. В ее волосах было немного  блёсток, и они улавливали огни сцены, искрясь подобно кристаллическому ореолу.  Вместе с ее нежным белым платьем, скроенным точно для неё, это потрясало  воображение. Она не напоминала девчонку, с которой я вырос или девчонку,  которую я недавно познал. На ней было капелька легкой косметики, достаточно для  того, чтобы подчеркнуть её характерные черты. Она слегка улыбалась, как будто  хранила тайну своего сердца, точно так же как и требовала её роль.    

   Она выглядела прямо как ангел. Я знаю, что моя челюсть  немного опустилась, и я просто стоял там, смотря на нее, казалось, долгое  время, потрясенный до потери речи, пока я внезапно не вспомнил, что была  реплика, которую я должен был произнести. Я глубоко вдохнул и затем медленно  выдохнул.    

   «Вы прекрасны», наконец-то сказал я ей. Думаю, что все в  аудитории, от синеволосых леди до моих друзей, знали, что я говорил искренне.    

   Впервые я произнес эту реплику так, как было нужно.    

           Глава девятая    

       

   Сказать, что пьеса имела огромный успех, это ничего не  сказать. Аудитория смеялась, и аудитория плакала, что в значительной степени и  предполагалось. Но из-за присутствия Джейми, пьеса была действительно кое-чем  особенным — и я думаю, что все актёры были столь же потрясены, как и я, так как  всё прошло очень гладко. У них всех был тот же самый вид, как и у меня, когда я  впервые увидел её, и это сделало пьесу намного более мощной, когда они  исполняли свои роли. Мы закончили первое представление идеально, и следующим  вечером пришло даже больше людей, верите Вы этому или нет. Даже Эрик позже  подошел ко мне и поздравил меня, что после сказанного ним ранее, было своего  рода неожиданностью.    

   «Вы оба хорошо сыграли», сказал он просто. «Я горжусь  тобой, приятель».    

   В то время как он говорил это, мисс Гарбер выкрикивала  «изумительно!» любому, кто слушал её или кто, по стечению обстоятельств, просто  проходил мимо, повторяя так много раз, что я продолжал слышать это даже после  того, как лёг ночью спать. Я искал Джейми после того, как мы опустили занавес в  конце пьесы, и нашел её в стороне с её отцом. На глазах у него были слёзы — это  был первый раз, когда я видел, что он плакал — и он обнимал Джейми, и они так  простояли в течение долгого времени. Он гладил её волосы и шептал — «мой  ангел», в то время как её глаза были закрыты, и даже я почувствовал волнение.    

   И после всего этого, то, что я согласился принять участие  в пьесе, не было настолько плохим.    

   После того, как они, наконец, отпустили друг друга,  Хегберт гордо подал ей знак, чтобы пообщаться с остальной частью актерской  группы, и она получила массу поздравлений от каждого за кулисами. Она знала,  что сыграла хорошо, хотя и продолжала говорить людям, что не знала, о чем была  вся эта суета. Она была как всегда весела, но с её прекрасным видом,  признаться, она выглядела совсем по-другому. Я стоял позади, позволяя ей  насладится успехом, и признаюсь, что часть меня, чувствовала себя подобно  старому Хегберту. Я не мог не быть счастливым за неё, а также немного гордым.  Когда она, наконец, увидела, что я стоял в стороне, она извинилась перед другими  и направилась в мою сторону, останавливаясь возле меня.    

   Смотря на меня, она улыбалась. «Спасибо, Лендон, за то,  что ты сделал. Ты сделал моего отца очень счастливым».    

   «Пожалуйста», искренне ответил я.    

   Странная вещь была в том, что когда она сказала это, я  понял, что Хегберт будет вести ее домой, и на этот раз я хотел, чтобы у меня  была возможность провести её туда.    

   В следующий понедельник в нашей школе началась последняя  неделя перед Рождественским перерывом, и график экзаменов был расписан в каждом  классе. Кроме того, я должен был закончить с анкетой в университет Северной  Каролины, которую из-за всех репетиций я отложил. Перед тем как пойти спать, я  спланировал заняться довольно серьёзно зубрёжкой книг на этой неделе, а потом  закончить с анкетой. Несмотря на все это, я не мог не думать о Джейми.    

   Преобразование Джейми в течение пьесы было потрясающее, и  к слову, я предполагал, что это сигнализировало об её изменении. Я не знаю,  почему я так думал, но я был поражен, когда она развеяла мои надежды в первое  же утро, снова одетая в туже одежду: коричневый свитер, волосы, связанные  узлом, юбка из пледовой ткани.    

   Одного взгляда хватило, чтобы всё стало на свои места, и  я не мог не чувствовать жалость к ней. До конца недели её считали нормальной  или даже особенной, или так, по крайней мере, казалось, но она так или иначе не  воспользовалась этим. О, люди относились немного лучше к ней, и те, кто не  успел поговорить с ней, также сказали ей, какую хорошую работу она сделала, но  я мог сказать однозначно, что это долго не продолжалось. Отношения, начавшиеся  с детства, трудно сломать, и часть меня задавалась вопросом, могли ли отношения  к ней других людей ухудшиться после этого. Теперь, когда люди фактически знали,  что она могла выглядеть нормальной, они могли бы стать даже более  бессердечными.    

   Я хотел поговорить с нею о своих впечатлениях, я  действительно хотел, но я планировал сделать так после того, как закончиться  неделя. Не то чтобы у меня было много работы, но я хотел подумать немного о  том, как лучше сказать ей. Честно говоря, я все еще чувствовал себя немного  виновным относительно тех вещей, которые я сказал ей на нашей последней  прогулке домой, и не потому, что пьеса оказалась очень успешной. Неоспоримым  фактом было то, что во все время, проведенное нами вместе, Джейми никогда не  испытывала ко мне ничего, кроме добра, и я знал, что был неправ.    

   Искренне говоря, я не думал, что она хотела поговорить со  мной. Я знал, что она могла видеть, как я шатался со своими друзьями за ленчем,  в то время как она сидела в углу, читая свою Библию, но она никогда не сделала  и шагу к нам. Но когда я собирался уходить домой в тот день, я услышал её голос  позади меня, она спрашивала, не буду ли я возражать провести её дом. Даже  притом, что я все же не был готов сказать ей о своих мыслях, я согласился. Все  ради старых добрых времен.    

   Минуту спустя Джейми начала разговор.    

   «Ты помните те вещи, которые сказал относительно нашей  последней прогулки домой?» спросила она.    

   Я кивал, желая, чтобы она не возвращалась к этому.    

   «Ты обещал загладить свою вину», сказала она.    

   На мгновение я смутился. Я думал, что сделал это уже  своей игрой в пьесе. Джейми продолжала.    

   «Хорошо, я думала о том, что ты мог бы сделать»,  продолжала она, не позволяя мне и слова вставить, «и вот что я придумала».    

   Она спросила, не буду ли я возражать собирать банки  из-под маринованных огурцов и кофе, которые она установила в торговых фирмах по  всему городу в начале года. Они стояли на прилавках, обычно около кассовых  аппаратов, так, чтобы люди могли опустить в них монеты. Деньги должны были  пойти для сирот. Джейми никогда не хотела прямо просить деньги у людей, она  хотела, чтобы они дали их добровольно. Это, в её понимании, было  по-христиански.    

   Помню, что видел контейнеры в местах подобно кафе  «Сесиль» и театре «Корона». Мои друзья и я обыкновенно бросали туда бумажные  скрепки и кусочки металлов, когда кассиры этого не могли увидеть, они звенели  подобно монетам, и после этого мы хихикали с того, как мы надули Джейми.  Обыкновенно, мы шутили о том, как она откроет одну из ее банок, по весу ожидая  хороших результатов, а нашла бы только кусочки металлов и бумажные скрепки.  Иногда, когда Вы помните вещи, которые Вы имели обыкновение делать, это  заставляет Вас вздрогнуть, и точно так же произошло и со мной.    

   Джейми увидела выражение моего лица.    

   «Ты не должен делать этого», сказала она, очевидно,  разочарованно. «Я просто думала, что, так как скоро наступит Рождество, а я не  имею автомобиля, то потребуется слишком много времени, чтобы собрать их всех…»    

   «Нет», сказал я, перебивая её, «я сделаю это. Так или  иначе, у меня найдётся свободное время».    

   Так что в среду я занимался просьбой Джейми, даже притом,  что должен был готовиться к экзаменам, и закончить анкету. Джейми дала мне  список всех мест, где она поместила банки, и я позаимствовал автомобиль у своей  мамы и начал с самого края города на следующий день. Она установила  приблизительно шестьдесят банок, и я полагал, что потребуется не больше дня,  чтобы собрать их всех. По сравнению с их установкой, это было намного проще.  Джейми потратила почти шесть недель, чтобы установить их, потому что, сначала,  она должна была найти шестьдесят пустых банок, а затем, она могла установить  только две или три за день, так как у неё не было автомобиля, и одновременно  она не могла нести больше. Когда я начал, я неважно чувствовал себя в роли  сборщика банок, участвуя в проекте Джейми, но я продолжал говорить себе, что  Джейми попросила меня о помощи.    

   Я ходил от фирмы к фирме, собирая банки, и к концу первого  дня я понял, что потребуется немного больше времени, чем я думал.    

   Я собрал только около двадцати контейнеров, потому что  забыл один простой факт жизни в Бьюфорте. В маленьком городе подобно этому,  было невозможно просто вбежать внутрь и забрать банку, не поболтав с  владельцем, или без приветствия какого-то своего знакомого. Это я и упустил.  Так что я сидел там, в то время как некий парень говорил о своих подвигах  прошлой осенью, или они спрашивали меня, как дела в школе и упоминали, что  нуждались в помощи по разгрузке нескольких коробок. Они хотели узнать мое  мнение относительно того, должны ли они переместить стеллаж для журналов в  другое место в магазине. Я знал, что Джейми была бы рада этому, и я пробовал  действовать так, как бы она хотела, чтобы я сделал. В конце концов, это был её  проект.    

   Чтобы дела шли быстрее, я не останавливался, чтобы  проверить содержимое банок по дороге между фирмами. Я просто сваливал  содержимое одной банки в другую, объединяя их, пока я двигался. К концу первого  дня вся мелочь была упакована в двух больших банках, и я занес их в свою  комнату. Я видел несколько банкнот через стекло — не слишком много — но я не  нервничал, пока не высыпал её содержимое на пол и увидел, что мелочь состояла в  основном из пенни. Хотя там не было много металлических пластин или бумажных  скрепок, как я думал сначала, но я пришел в уныние, когда посчитал деньги. Было  20.32$. Даже в 1958 это не было большим количеством денег, особенно когда их  разделить среди тридцати детей.    

   Однако это не сломало меня. Думая, что это была ошибка,  на следующий день я перевёз несколько дюжин коробок, и поболтал с другими  двадцатью владельцами, в то время как я собирал банки. Сбор: 23.89$.    

   Третий день был еще хуже. После подсчитывания денег, даже  я не мог верить этому. Было только 11.52$. Эти банки были из фирм, находящихся  возле береговой линии, где околачивались туристы и подростки подобные мне. Это  было действительно кое-чем, и я не мог не думать об этом.    

   Смотря на все то, что было собрано — $55.73 — заставляло  меня чувствовать себя ужасно, особенно полагая, что банки стояли там, в течение  почти целого года и что сам я очень часто видел их. Той ночью, как и  предполагалось, я должен был позвонить Джейми, чтобы сказать ей о количестве  собранных денег, но я просто не мог сделать этого. Она сказала мне, как она  хотела сделать кое-что особенное в этом году, но сборы не позволяли сделать  так, и я знал это. Вместо этого я лгал ей и сказал, что я не собирался считать  общее количество, и что мы вместе должны сделать это, потому что это был ее  проект, а не мой. Это просто было слишком угнетающим. Я обещал принести деньги  на следующий день, после школы. Следующий день был 21 декабря, самый короткий  день года. Рождество было на расстоянии четырёх дней.    

   «Лендон» сказала она мне после подсчета собранных денег,  «это — чудо!»    

   «Сколько там?» спросил я, хотя и знал, сколько там было  денег.    

   «Почти двести сорок семь долларов!». Когда она посмотрела  на меня, радости её не было границ. Когда Хегберт был дома, мне разрешали сидеть  в гостиной комнате, здесь Джейми и считала деньги. Всё было сложено в опрятных  небольших кучках на полу. Большинство из денег были монеты по 10 и 25 центов.  Хегберт был на кухне за столом, писал проповедь, и даже он повернул голову,  когда услышал звук ее голоса.    

   «Ты думаешь, этого будет достаточно?» спросил я невинно.    

   Слезы появились на её щеках, когда она осмотрела комнату,  все еще не веря в то, что она видела прямо перед собою. Даже после пьесы, она  не была настолько счастлива. Она посмотрела прямо на меня.    

   «Это… замечательно», сказала она, улыбаясь. В её голосе  было больше эмоций, чем я когда-либо слышал прежде. «В прошлом году, я собрала  только семьдесят долларов».    

   «Я доволен, что в этом году ты собрала больше», сказал я,  подавляя комок, который сформировался в моем горле. «Если бы ты не установила  те банки в начале года, то, возможно, не собрала бы столько средств».    

   Я знал, что обманываю, но меня это не волновало. На этот  раз, я поступил правильно.    

   Я не помогал Джейми выбирать игрушки — я полагал, что она  знает лучше, что хотели дети — но она настояла, чтобы я пошел с нею в приют в  Сочельник так, чтобы я мог быть там, когда бы дети открывали свои подарки.    

   «Пожалуйста, Лендон», сказала она, и, учитывая её  состояние, я не имел бы сердца, если бы отказался.    

   Три дня спустя, в то время когда мой отец и мать были на  вечеринке в доме мэра, я надел жакет и свой лучший галстук, и, взяв подарок для  Джейми, я пошел к автомобилю моей мамы. Я потратил последние свои доллары на  хороший свитер, так как больше ничего не приходило мне на ум, чтобы подарить  ей. Было не просто купить подарок для такого человека как она.    

   Я должен был быть в приюте в семь, но мост был поднят  около городского порта Морхед Сити, и мне пришлось ждать, пока грузовое судно  медленно не прошло вниз по каналу. В результате, я приехал на несколько минут  позже. К тому времени передняя дверь была уже заперта, и я должен был стучать,  пока г. Дженкинс, наконец, не услышал меня. Он перебирал набор ключей, пока не  нашел тот что нужно, и мгновение спустя он открыл дверь. Я вошел, потирая  замершие руки.    

   «О… ты — здесь», сказал он счастливо. «Мы ждали тебя.  Пойдем, я отведу тебя туда, где все».    

   Он повел меня вниз по коридору к комнате отдыха, в то же  самое место, в котором я был прежде. Я остановился на мгновение, чтобы сделать  глубокий выдох, перед тем как зайти внутрь.    

   Здесь было даже лучше, чем я мог вообразить.    

   В центре комнаты я увидел гигантское дерево, украшенное  блесткой, цветными лампочками и сотнями различных украшений ручной работы. Под  деревом были завернутые подарки разных размеров и форм. Дети были на полу, сидя  близко друг к другу в большом полукруге. Думаю, они надели свои лучшие  одежды, — мальчики носили синие морские слаксы и белые рубашки, в то время  как девочки носили морские юбки и блузки с длинными рукавами. Они все выглядели  так, как будто они ожидали большого события, и большинство мальчиков было  пострижено.    

   На столе около двери, был кубок с пуншем и тарелки с  печеньем, в форме Рождественских елок и посыпанных зеленым сахаром. Я мог  видеть, что несколько взрослых сидели с детьми; несколько из меньших детей  сидели на коленях у взрослых, их лица выражали внимание, поскольку они слушали  «Ночь перед Рождеством».    

   В начале, я не увидел Джейми. Но именно ее голос я узнал  сразу. Она была тем, кто читал историю, и я, наконец, определил её  местонахождение. Она сидела на полу перед деревом.    

   К моему удивлению, я увидел, что сегодня вечером ее  волосы висели свободно, так же, как и ночью в пьесе. Вместо старого коричневого  жакета, на ней был красный свитер, который, так или иначе, подчеркивал цвет ее  светло-голубых глаз. Даже без искр в ее волосах или длинном белом платье,  выглядела она поразительно. Незаметно для себя, я задержал дыхание, и смог  увидеть краем глаза, что г. Дженкинс улыбнулся мне. Я выдохнул и улыбнулся,  пробуя прийти в себя.    

   Джейми сделала паузу, оторвавши глаза от книги. Она  заметила меня, стоящего в дверном проеме, затем возвратилась к чтению детям.  Это заняло еще минуту, и когда она закончила, она встала, поправила юбку, затем  обошла вокруг детей, чтобы подойти ко мне. Не зная её пути, я остался на месте.    

   К этому времени г. Дженкинс ушел.    

   «Я сожалею, что мы начали без тебя», сказала она, подойдя  ко мне, «но дети были очень взволнованы».    

   «Ничего страшного», улыбаясь, сказал я, и, думая, как  хорошо она выглядела.    

   «Я так рада, что ты смог прийти».    

   «Я тоже».    

   Джейми улыбнулась, и, взяв меня за руку, повела за собой.  «Пойдем», сказала она.    

   «Помоги мне раздать подарки».    

   На это мы потратили следующий час, и наблюдали, как дети  открывали подарки одни за другими. Джейми делала покупки во всех уголках  города, индивидуальные подарки для каждого ребенка, которые они никогда не  получали прежде. Подарки, которые Джейми купила, не были единственными, что  получили дети, однако — и приют, и люди, которые работали там, также купили  некоторые вещи. Бумага была раскидана по всей комнате, были визги и восхищения  повсюду. Мне, по крайней мере, казалось, что все дети получили намного больше,  чем ожидали, и они продолжали благодарить Джейми снова и снова.    

   К тому времени, когда закончилась суета, и все детские  подарки были открыты, атмосфера начала успокаиваться. Комната была убрана г.  Дженкинсом и женщиной, которую я никогда не встречал, и некоторые из меньших  детей заснули под деревом. Некоторые из старших уже возвратились в свои комнаты  с подарками, и они погасили огни вверху по пути к двери. Огни дерева порождали  легкое свечение, когда звучала «Тихая Ночь», играемая нежно на фонографе,  который был установлен в углу. Я все еще сидел на полу рядом с Джейми, которая  держала маленькую девочку, заснувшую на её коленях. Из-за суеты, у нас не было  времени поговорить. Мы оба пристально глядели на огни дерева, и я задавался  вопросом, о чем думала Джейми. Сказать по правде, я не знал, но она любяще  посмотрела по сторонам. Я знал — она была рада тому, как прошел вечер, и была  утомлена, как впрочем, и я тоже. Это был лучший Сочельник, который когда-либо  был у меня.    

   Я глядел на нее. С огнями, пылающими на ее лице, она  выглядела очень симпатично.    

   «Я купил тебе кое-что», наконец-то сказал я ей.  «Подарок». Я говорил тихо, чтобы не разбудить маленькую девочку, и я надеялся,  что это скроет нервозность моего голоса.    

   Она повернулась ко мне, нежно улыбаясь. «Ты не должен был  этого делать». Она, также, говорила шепотом, и её голос казался почти  музыкальным.    

   «Я знаю», сказал я. «Но я хотел». Подарок лежал в  стороне, и я, взяв его, вручил ей обернутый подарочной бумагой пакет.    

   «Ты бы мог открыть его для меня? Мои руки сейчас заняты».  Она посмотрела вниз на маленькую девочку, потом опять на меня.    

   «Тебе не нужно открывать его сейчас, если нет желания»,  сказал я, пожимая плечами, «это действительно не так уж и важно».    

   «Не будь глупым», сказала она. «Я открыла бы его только  перед тобой».    

   Отбросив смущение, я посмотрел на подарок и начал  открывать его, порвав пленку так, чтобы не наделать много шума, затем развернул  бумагу, достигнув коробки. После этого, я раскрыл коробку и вытянул из неё  свитер, держа так, чтобы она его увидела. Он был коричневым, как и те, что она  обычно носила. Но я полагал, что она могла теперь одеть новый.    

   По сравнению с радостью, которую я видел ранее, я не  ожидал большой реакции на мой подарок.    

   «Вот такой подарок. Я же говорил, что это не так уж и  важно». Я надеялся, что она не будет разочарована.    

   «Как красиво, Лендон», искренне сказала она. «В следующий  раз, когда мы увидимся, я надену его. Спасибо».    

   Мы затихли на мгновение, и я снова начал смотреть на  огни.    

   «Я, также, принесла тебе кое-что», наконец прошептала  Джейми. Она посмотрела на дерево, и мои глаза последовали за ее взглядом. Ее  подарок был все еще под деревом, частично скрытым за подставкой, и я пошел за  ним. Он был прямоугольной формы, гибким, и немного тяжелым. Я поставил его на  колени, даже не пробуя открыть его.    

   «Открой», сказала она, посмотрев прямо на меня.    

   «Ты не можешь подарить это мне», сказал я, затаив  дыхание. Я уже знал, что было внутри, и я не мог поверить тому, что она  сделала. Мои руки начали дрожать.    

   «Пожалуйста», сказала она мне самым добрым голосом,  который я когда-либо слышал, «открой это. Я хочу, чтобы это было твоим».    

   Неохотно, я медленно разворачивал пакет. Когда он был,  наконец, без бумаги, я держал его нежно, боясь повредить. Я уставился на него,  загипнотизированный, и медленно водил рукой над ним, легко касаясь пальцами по  истасканной коже, в то время как слезы заполняли мои глаза. Джейми протянула и  положила свою руку на мою. Она была теплой и нежной.    

   Я глядел на Джейми, не зная, что сказать.    

   Джейми подарила мне свою Библию.    

   «Спасибо за то, что ты сделал», шептала она мне. «Это  было лучшее Рождество, которое когда-либо у меня было».    

   Я отвернулся, и, не отвечая, отошел к тому месту, где я  оставил свой стакан пунша. Хор «Тихой Ночи» все еще играл, и музыка заполнила  комнату. Я выпил немного пунша, пробуя утолить внезапную жажду. Когда я выпил,  все время, которое я провел с Джейми, наполнило мое сознание. Я думал о  школьных танцах и о том, что она сделала для меня той ночью. Я думал о пьесе и  о том, какой у неё был ангельский вид. Я думал о времени, когда я провожал её  домой и как я помогал собирать банки, заполненные деньгами для сирот.    

   Когда эти образы проходили в моей голове, мое дыхание  внезапно стало спокойным. Я смотрел на Джейми, затем на потолок и вокруг  комнаты, прилагая все усилия, чтобы сдержать свое самообладание, потом опять на  Джейми. Она улыбалась мне, а я улыбался ей и единственная вещь, которая меня  удивляла — как же так получилось, что я влюбился в такую девчонку как Джейми  Саливан.    

           Глава десятая    

       

   Я отвез Джейми домой с приюта позже той ночью. Я не был  уверен, должен ли я идти, обнимая её за плечо, но, честно говоря, я точно не  знал, что она чувствовала по отношению ко мне. Будучи награжденным, она дала  мне самый замечательный подарок, который я когда-либо получал, и даже притом,  что я скорее за все, никогда не открою его и не смогу читать, как умела она, и  я знал, что она подарила мне частицу самой себя. Но Джейми была из тех людей,  которые пожертвуют почку незнакомцу, которого она бы встретила на улице, если  бы он действительно нуждался в ней. Таким образом, я не был точно уверен, как  вести себя в данной ситуации.    

   Джейми сказала мне однажды, что она не была болваном, и я  полагаю, что я, наконец, пришел к такому же выводу. Она, возможно, была…  немного не такой…, но она разгадала то, что я сделал для сирот, и, вспоминая  прошлое, я думаю, что она знала это уже тогда, когда мы сидели на полу ее  гостиной комнаты. Когда она назвала это чудом, я полагаю, что она говорила  определенно обо мне.    

   Я помню, как Хегберт вошел в комнату, когда Джейми и я  говорили об этом, но он действительно не мог многого сказать. Старый Хегберт  был не в себе в последнее время, по крайней мере, других слов я не могу  подобрать. О, его проповеди были все еще красочны, и он все еще говорил о  блудниках, но в последнее время его проповеди были короче, чем обычно. Иногда  он делал паузу прямо в середине проповеди, и на его лице появлялся странный  взгляд, как будто он думал о чем-то еще, о чем-то грустном.    

   Я не знал, что бы это значило, но правду говоря, я не  совсем хорошо знал его.    

   И Джейми, когда она говорила о нем, казалось, описывала  совсем другого человека.    

   Я не мог вообразить Хегберта с чувством юмора, так же,  как я не мог вообразить две луны в небе.    

   Так или иначе, он вошел в комнату, в то время как мы  считали деньги, и Джейми встала со слезами на глазах, и казалось, что Хегберт и  не представлял, что я был там. Он сказал ей, что гордится ею, и что он любит  её. Но потом он пошел назад на кухню, чтобы продолжить работу над проповедью.  Он даже не поздоровался. Теперь, я знал, что точно не был самым духовным  ребенком среди прихожан церкви, но я все еще находил его поведения странным.    

   Когда я думал о Хегберте, я посмотрел на Джейми, сидящую  около меня. Она смотрела в окно с умиротворенным взглядом на лице, улыбаясь,  глубоко уйдя в себя. Я улыбнулся. Возможно, она думала обо мне. Моя рука начала  двигаться в её направлении, но прежде, чем я достиг её, Джейми нарушила тишину.    

   «Лендон», спросила она, наконец, повернувшись ко мне, «Ты  когда-либо думаешь о Боге?»    

   Я придержал руку.    

   Теперь, когда я думал о Боге, я обычно изображал его как  на тех старых картинах, которые я видел в больших церквях. Он был одет в белую  одежду, с длинными волосами, указывая пальцем — но я знал, что она говорила не  об этом. Она говорила о плане Бога. Понадобилась минута, чтобы я ответил.    

   «Несомненно», сказал я. «Иногда бывает».    

   «Ты когда-либо задаешься вопросом, почему вещи происходят  так, а не иначе?»    

   Я неопределенно кивнул.    

   «Я думала об этом много в последнее время».    

   Даже более чем обычно? Я хотел спросить, но не сделал  этого. Я мог сказать, что она хотела сказать больше, и я промолчал.    

   «Я знаю, что Бог имеет план относительно нас всех, но  иногда, я не понимаю смысла происходящего. Это когда-либо случалось с тобой?»    

   Она сказала это так, как если бы я думал об этом все  время.    

   «Ну», сказал я, пробуя обмануть, «я не думаю, что мы  всегда можем понимать смысл происходящего. Я думаю, что иногда мы должны просто  верить».    

   Должен признать, что это был довольно хороший ответ. Я  предполагаю, что мои чувства к Джейми делали мой интеллектуальный труд немного  быстрее, чем обычно. Я мог сказать, что она обдумывала мой ответ.    

   «Да», наконец она сказала, «ты прав».    

   Я улыбнулся и изменил тему, исходя из того, что разговор  о Боге не заставлял человека чувствовать себя романтично.    

   «Ты знаешь», сказал я небрежно, «было очень хорошо  сегодня вечером, когда мы сидели возле дерева».    

   «Да, это так», сказала она. Но она все еще думала о  другом.    

   «И ты тоже выглядела хорошо».    

   «Спасибо».    

   Это не работало.    

   «Я могу задать тебе вопрос?» Наконец, сказал я, в надежде  на её возвращение.    

   «Конечно», сказала она.    

   Я глубоко вдохнул.    

   «После церковной службы завтра, и, ну… после того, как ты  проведешь некоторое время с твоим отцом… Я подразумеваю…». Я сделал паузу и  посмотрел на нее. «Ты бы не возражала прийти ко мне на Рождественский обед?»    

   Даже притом, что ее лицо все еще было направлено к окну,  я мог видеть слабые контуры улыбки, как только я сказал это.    

   «Да, Лендон, с удовольствием».    

   Я вздохнул с облегчением, не веря, что я фактически  спросил ее об этом, и все еще удивляясь, как все это случилось. Я проехал вниз  по улице, где окна были украшены Рождественскими огнями, и пересек городскую  площадь Бьюфорта. Несколько минут спустя, я, наконец, взял ее руку, и в  дополнение прекрасного вечера, она не оттолкнула мою руку.    

   Когда мы остановились перед ее домом, огни в гостиной  комнате все еще были включены, и я мог видеть Хегберта позади занавесок. Я  предположил, что он ждал нас, потому что хотел услышать, как прошел вечер в  приюте. Или он хотел удостовериться, что я не целовал его дочь около порога. Я  знал, что он это осудит.    

   Я думал о том, как поступить, когда мы, наконец,  попрощаемся, я подразумеваю — когда мы выйдем из автомобиля и подойдем к двери.  Джейми была тиха и довольна в то же самое время, и я думаю, что она была  счастлива, что я попросил её приехать ко мне завтра. Так как она была  достаточно умна, чтобы разгадать то, что я сделал для сирот, я полагал, что,  возможно, она будет достаточно умна, чтобы разгадать ситуацию с приглашением ко  мне домой. Думаю, она поняла, что это было впервые, когда я искренне пригласил  её к себе домой.    

   Когда мы подходили к дому, я видел, что Хегберт выглянул  из-за занавесок и запрятался назад. С некоторыми родителями, как у Анжелы,  например, это бы означало, что они знали о тебе, и ты имел пару минут, прежде  чем они откроют дверь. Обычно это давало обоим время посмотреть друг другу в  глаза и поцеловаться. Обычно так и происходило.    

   Теперь я не знал, поцелует ли Джейми меня; фактически,  насчет этого у меня были сомнения. Но с ее столь симпатичным взглядом, с ее распущенными  волосами, и всем, что случилось сегодня вечером, я не хотел пропустить  возможность, если бы она подвернулась. Я почувствовал небольшие колики в  животе, когда Хегберт открыл дверь.    

   «Я услышал, что вы приехали», сказал он спокойно. Его  кожа имела тот же желтоватый цвет, как обычно, но он выглядел утомленным.    

   «Здравствуйте, преподобный Саливан», сказал я подавленно.    

   «Привет, папа», счастливо сказала Джейми секунду спустя.  «Мне жаль, что ты не приехали сегодня вечером. Это было замечательно».    

   «Я настолько рад за вас». Казалось, ему хотелось  прокашляться.    

   «Я дам вам немного времени, чтобы пожелать друг другу  спокойной ночи. Я оставлю дверь открытой для тебя».    

   Он обернулся и возвратился в гостиную комнату. От того,  где он сел, я знал, что он мог все еще видеть нас. Он симулировал, что читает,  однако я не видел, что было в его руках.    

   «Я провела сегодня вечером замечательно время, Лендон»,  сказала Джейми.    

   «Я тоже», ответил я, чувствуя глаза Хегберта, смотрящие  на меня. Я задавался вопросом, знал ли он, что я держал ее руку в автомобиле,  пока мы ехали домой.    

   «В котором часу я должна приехать завтра?» спросила она.    

   Бровь Хегберта немного поднялась.    

   «Я приеду за тобой. В пять часов — хорошо?»    

   Она посмотрела через плечо. «Папа, ты не возражаешь, если  бы я погостила у Лендона и его родителей завтра?»    

   Хегберт поднял руку к глазам и начал протирать их. Он  вздыхал.    

   «Если это важно для тебя, то я не возражаю», сказал он.    

   Это был не самый активный вотум доверия, который я  когда-либо получал, но это было достаточно хорошей новостью для меня.    

   «Что я должна взять с собой?» спросила она. На Юге это  была традиция всегда задавать этот вопрос.    

   «Ничего не надо», ответил я. «Я заеду за тобой без  четверти пять».    

   Мы постояли еще мгновение, не говоря ни слова, и я мог  сказать, что Хегберт немного забеспокоился. Он не перевернул ни одну страницу  книги, с тех пор как он оставил нас одних.    

   «Завтра увидимся», сказала она, наконец.    

   «Хорошо», сказал я.    

   На мгновение она посмотрела себе под ноги, а затем опять  на меня. «Спасибо за то, что подбросил меня домой», сказала она.    

   Сказав это, она обернулась и вошла в дом. Я только  заметил, что небольшая улыбка появилась на ее губах, когда она обернулась,  чтобы закрыть двери.    

   На следующий день я заехал за ней точно по графику и был  рад видеть, что ее волосы были распущены. Она надела свитер, который я подарил  ей, как она и обещала.    

   И моя мама, и папа были немного удивлены, когда я  спросил, не будут ли они возражать, если Джейми придет к нам на обед. Это не  было большим делом — всякий раз, когда мой папа был дома, моя мама давала  задание Елен, нашей поварихе, приготовить достаточно пищи, которой хватило бы  для маленькой армии.    

   Полагаю, что я не упоминал ранее о поваре. В нашем доме  мы имели служанку и повара, не только потому, что моя семья могла позволить  себе их, но также и потому, что моя мама не была самой лучшей домашней хозяйкой  в мире. Она могла приготовить хороший бутерброд мне на завтрак, время от  времени, но были времена, когда горчица забивалась ей под ногти, и требовалось  три или четыре дня, чтобы удалить её. Без Елен я вырос бы, питаясь подгоревшим  пюре и пережаренным мясом. Мой отец, к счастью, понял это, как только они  поженились, и повар и служанка были с нами, еще до того, как я родился.    

   Хотя наш дом был больше чем другие дома, это не был  дворец или что-то в этом роде, и ни повар, ни служанка не жили с нами, потому  что мы не имели отдельных жилых помещений. Мой отец купил дом из-за его  исторической ценности. Хотя это не был дом, где когда-то жил Блекберд, который  был более интересен для меня, но он принадлежал Ричарду Доббсу Спайту, который  подписал Конституцию. Спайт также имел ферму в окрестностях Нью-Берна, который  был приблизительно в сорока милях пути, и там он и был похоронен. Наш дом,  возможно, не был столь же известен как тот, где Доббс Спайт был похоронен, но  это все еще предоставляло моему отцу немного гордости в залах Конгресса, и  всякий раз, когда он шел вокруг сада, я мог видеть, что он мечтал о наследии,  которое он хотел оставить. Это нагоняло на меня грусть, потому что независимо  оттого, что он сделал, он никогда не сможет превзойти старого Ричарда Доббса  Спайта.    

   Исторические события как подписание Конституции приходят  только однажды каждые несколько сотен лет, и независимо от того, как бы Вы ни  старались, обсуждая субсидии для фермеров выращивающих табак или говоря о  «Красном влиянии», вы никогда бы не превзошли такое историческое событие.    

   Даже такой как я знал это.    

   Дом был в Национальном Историческом реестре — все еще, я  полагаю — и хотя Джейми была там однажды, она все еще отчасти испытывала  трепет, когда была внутри дома. Моя мать и отец были оба одеты очень изящно,  как и я, и моя мать поцеловала Джейми в щеку в знак приветствия. Один ноль, в  пользу моей мамы, так как она сумела поцеловать Джейми прежде меня.    

   У нас получился довольно формальный обед, хотя он и не  был скучным. Мои родители и Джейми продолжили самую изумительную беседу —  припомнилась мисс Гарбер — и хотя я пробовал пошутить, это вышло не слишком  хорошо, по крайней мере, такой была реакция моих родителей. Джейми, однако,  смеялась, и я принял это за хороший знак.    

   После обеда я пригласил Джейми погулять в саду, даже  притом, что на улице была зима, и не было ни листьев, ни цветов. После того,  как мы надели наши пальто, мы вышли на улицу и вдохнули охлажденный зимний  воздух. Я мог видеть, что наши дыхания превратились в облачко пара.    

   «Твои родители — замечательные люди», сказала она мне. Я  полагаю, что она не приняла проповеди Хегберта близко к сердцу.    

   «Они хороши по-своему», ответил я. «Особенно, моя любимая  мама». Я сказал так, не только потому, что это была правда, но также и потому,  что это была та же самая вещь, которую дети говорили о Джейми. Я надеялся, что  она поймет намек.    

   Она остановилась, чтобы посмотреть на кусты роз. Они были  похожи на искривленные палки, и я не понял того, в чем она заинтересовалась.    

   «Действительно ли это правда о вашем дедушке?» спросила  она меня. «Истории, что люди говорят?»    

   Я полагаю, что она не поняла мой намек.    

   «Да», сказал я, пробуя не показать мое разочарование.    

   «Это грустно», сказала она просто. «В жизни есть вещи  дороже, чем деньги».    

   «Я знаю».    

   Она посмотрела на меня. «Правда?»    

   Я не смотрел ей в глаза, когда отвечал. Не спрашивайте  меня почему.    

   «Я знаю, то, что сделал мой дедушка, было неправильным».    

   «Но разве ты не хочешь исправить то, что он сделал?»    

   «Я действительно никогда не думал об этом, по правде  сказать».    

   «А будешь?»    

   Я не ответил сразу же, и Джейми, отвернулась от меня. Она  уставилась на кусты роз с их искривленными ветками снова, и я внезапно понял,  что она хотела, чтобы я сказал да. Это — то, что бы она сделала без минуты  размышления.    

   «Почему ты так поступаешь?» Я проболтался прежде, чем  смог остановить себя, и кровь приступила к моим щекам. «Так, чтобы заставлять  меня чувствовать себя виновным. Я не был тем, кто так поступил. Я только  родился в этой семье».    

   Она протянула руку и коснулась ветви. «Но ты же можешь  исправить это», сказала она мягко, «когда у тебя будет возможность».    

   Ее точка зрения была ясна, даже мне, и глубоко в душе я  знал, что она была права. Но время того решения, если оно когда-либо сможет  осуществиться, было в далеком будущем. Но я размышлял о более важных вещах. Я  изменил предмет разговора на тот, в котором я чувствовал себя лучше.    

   «Нравлюсь ли я твоему отцу?» спросил я. Я хотел знать,  позволит ли Хегберт мне видеть ее снова.    

   На ответ у нее ушла минута.    

   «Мой отец», сказала она медленно, «волнуется обо мне».    

   «Не так ли поступают все родители?» спросил я.    

   Она посмотрела под ноги, затем в сторону, а потом снова  на меня.    

   «Я думаю, что он поступает немного по-другому, чем  остальные. Но ты действительно нравишься моему отцу, и он знает, что это делает  меня счастливой, когда я вижу тебя. Именно поэтому он позволил мне приехать к  тебе домой на обед сегодня вечером».    

   «Я рад этому», сказал я искренне.    

   «Я тоже».    

   Мы смотрели друг на друга под светом полумесяца, и я  почти поцеловал ее, но она отвернулась и сказала такое, что выбило меня из  седла.    

   «Мой отец волнует о тебе, также, Лендон». То как она  сказала это — было и мягко и грустно в то же самое время. Также давая мне  понять, что он волновался не потому, что думал обо мне как о безответственном  человеке, или потому, что я имел обыкновение скрываться позади деревьев и  называть его нехорошими словами, или даже, что я был членом семьи Картера.    

   «Почему?» спросил я.    

   «По той же самой причине, что и я», сказала она. Она не  уточняла дальше, и я знал прямо тогда, что она сдерживала кое-что, что она не  могла сказать мне, кое-что, что наводило на неё грусть. Но только позже, я  узнал ее тайну.    

   Влюбиться в такую девчонку как Джейми Саливан было без  сомнения самой странной вещью, которая когда-либо со мной происходила. Мало  того, что она была девчонкой, о которой я никогда не думал до этого года — даже  притом, что мы выросли вместе — но мои чувства к ней были совсем непохожи на  те, какие были к другим. Это не было похоже на времяпровождение с Анжелой,  которую я поцеловал в первый раз, когда я был наедине с нею. Я все еще не  целовал Джейми. Я даже не обнимал её, не водил её в кафе «Сесиль» или в кино. Я  не сделал ни одной из вещей, которые обычно делал с девчонками, но все же, так  или иначе, я влюбился.    

   Проблема была в том, что я все еще не знал, какие у неё  были ко мне чувства.    

   О да, были некоторые признаки, и я не упустил их. Была  Библия — самый важный признак, но было также и то, как она смотрела на меня,  когда закрыла дверь в Сочельник, и она позволила мне держать ее руку, когда мы  ехали домой с приюта. По-моему, было что-то определенное, и я просто не был  точно уверен относительно того, каким сделать следующий шаг.    

   Когда я, наконец, отвел ее домой после Рождественского  обеда, я спросил, будет ли хорошо, если бы я время от времени её навещал, и она  сказала, что это было бы прекрасно. Точный её ответ был — «Это будет  прекрасно». Лично я не страдал нехваткой энтузиазма — Джейми имела тенденцию  говорить как взрослый человек, и я думаю, именно поэтому она ладила со старшими  людьми так хорошо.    

   На следующий день я шел к ней домой, и первую вещь,  которую я заметил, была то, что автомобиль Хегберта не был на дороге. Когда она  открыла дверь, я знал точно, что не надо спрашивать, мог ли я войти.    

   «Привет, Лендон», сказала она так же, как и всегда, как  будто это была неожиданность видеть меня.    

   Снова ее волосы были распущенными, и я принял это как  положительный знак.    

   «Привет, Джейми», сказал я небрежно.    

   Она двигалась к стульям. «Мой отец не дома, но мы сможем  сидеть на крыльце, если ты не против…»    

   Даже не спрашивайте меня, как это случилось, потому что я  все еще не могу объяснить это. Одна секунда и я стоял там перед нею, ожидая  двигаться к крыльцу, а в следующую секунду, я сделал по-другому. Вместо того  чтобы двигаться к стульям, я сделал шаг ближе к ней и достиг ее рук. Я взял ее  за руки и посмотрел прямо на нее, придвигаясь немного ближе. Она не отходила  назад, но ее глаза расширились только немного, и в течение крошечного,  мерцающего мгновения я думал, что поступил неправильно и обдумывал следующее  действие. Я сделал паузу и улыбнулся, наклоняя голову, и следующие, что я  увидел, было то, что она закрыла глаза и тоже наклонила голову, и что наши лица  приближались друг к другу.    

   Это не длилось долго, и конечно не было похоже на  поцелуй, который Вы видите в кинофильмах в наши дни, но это было просто  замечательно. И все, что я могу вспомнить о том мгновении — то, что когда наши  губы впервые коснулись друг к другу, я знал, что запомню это мгновение на всю  жизнь.    

           Глава  одиннадцатая    

       

   «Ты — первый мальчик, которого я когда-либо целовала»,  сказала она мне.    

   Это было за несколько дней до нового года, Джейми и я  стояли на Железном Пароходном Пирсе на Сосновых Холмах. Чтобы добраться туда,  мы должны были перейти мост, который пересекал Береговой канал и пройти немного  вглубь острова.    

   В настоящее время это место есть самая дорогая  прибережная собственность в целом штате, но тогда это были главным образом дюны  возле Морского Национального Леса.    

   «Я полагал, что это вполне возможно», сказал я.    

   «Почему?» спросила она невинно. «Я сделала это  неправильно?» Не было похожим, что она слишком расстроиться, если бы я сказал  да, но это была бы неправда.    

   «Ты великолепно целуешься», сказал я, сжимая ее руку.    

   Она кивнула и повернулась к океану, ее глаза опять  вглядывались в даль. Она делала это так часто в последнее время. Я позволял  этому продолжаться некоторое время, пока меня не утомляла тишина.    

   «Ты в порядке, Джейми?» наконец спросил я.    

   Вместо ответа, она изменила тему.    

   «Ты когда-либо был влюблен?» спросила она меня.    

   Я пригладил волосы рукой и удивленно посмотрел на неё.  «Ты подразумеваешь до настоящего времени?»    

   Я сказал так, как это говорил Джеймс Дин, и мне сказал  Эрик так отвечать, если девчонка когда-либо задаст мне этот вопрос. Эрик хорошо  ладил с девчонками.    

   «Я серьезно, Лендон», сказала она, бросая на меня косой  взгляд.    

   Я полагаю, что Джейми видела те кинофильмы, также. Я  познал, что с Джейми, я всегда буду падать и взлетать скорее, чем требуется  времени, чтобы прибить комара. Я не был весьма уверен, любил ли я эту часть  наших отношений, хотя, честно говоря, это не давало мне остыть. Я все еще  чувствовал себя неуютно, когда думал о ее вопросе.    

   «Фактически, да», сказал я, наконец.    

   Ее глаза все еще смотрели на океан. Я считаю, она думала,  что я говорил об Анжеле, но, анализируя прошлое, я понял, то, что я чувствовал  к Анжеле, полностью отличалось оттого, что я чувствовал прямо сейчас.    

   «Как ты узнал, что это была любовь?» спросила она меня.    

   Я наблюдал, как бриз, мягко развевает её волосы, и я  понял, что хватит из себя строить того, кем я на самом деле не был.    

   «Ну», сказал я серьезно, «ты знаешь, что любовь это такое  состояние, когда всё, что ты хочешь сделать — провести время с человеком, и ты  сам знаешь, что другой человек чувствует то же самое».    

   Джейми подумала о моем ответе и слегка улыбнулась.    

   «Понимаю», сказала она мягко. Я ждал, что она добавить  что-то еще, но она молчала, и я познал кое-что еще.    

   У Джейми, возможно, не было большого опыта общения с  мальчиками, но, честно говоря, она играла со мной как музыкант с арфой.    

   В течение следующих двух дней, например, её волосы снова  были связанные узлом.    

   На кануне нового года я пригласил Джейми на обед. Это  было самое первое реальное свидание, на которое она когда-либо шла, и мы пошли  в маленький ресторан «Фловин» на береговой линии в Морхед Сити. Фловин был из  тех ресторанов, в которых были скатерти и свечи, и пять различных серебреных  приборов на каждом столике. Официанты были одеты в черно-белую одежду, как  дворецкие, и если бы Вы выглянули из гигантских окон, которые полностью  дополняли стену, Вы смогли бы наблюдать лунный свет, отбивающийся от медленно  колеблющейся воды.    

   Там был пианист и певец, правда не каждую ночь или даже  каждый уик-энд, но на праздники, когда предполагалось, что будет аншлаг. Я  должен был зарезервировать столик, и первый раз, когда я позвонил, они сказали,  что мест нет, но я сделал так, чтобы моя мама позвонила им, и как выяснилось,  место нашлось. Я полагаю, что владелец нуждался в покровительстве моего отца  или что-то в этом роде, или возможно он просто не хотел рассердить его, зная,  что мой дедушка был все еще жив.    

   Это была фактически идея моей мамы, чтобы пригласить  Джейми куда-нибудь в особенное место. За несколько дней до этого, в один из тех  дней, когда волосы Джейми были связанные узлом, я говорил с моей мамой о вещах,  через которые я прошел.    

   «Она — все, о чем я думаю, Мама», признался я. «Я подразумеваю,  что знаю, что я ей нравлюсь, но я не знаю, чувствует ли она то же что и я».    

   «Она так много для тебя значит?» спросила она.    

   «Да», сказал я спокойно.    

   «Ну, и что ты пробовал?»    

   «Что ты подразумеваешь?»    

   Моя мама улыбнулась. «Я подразумеваю, что молодые  девочки, даже Джейми, любят чувствовать себя особенными».    

   Я подумал об этом мгновение, немного смущенный. Разве не  это я пробовал сделать?    

   «Ну, я приходил к ней в гости каждый день», сказал я.    

   Моя мама положила руку на мое колено. Даже притом, что  она не была хорошей домашней хозяйкой и иногда поручала это мне, но как я и  сказал ранее, она действительно была сладкой леди.    

   «Ходить к ней в гости — хорошая вещь, но не самая  романтичная. Ты должен сделать кое-что, что действительно покажет ей твои  чувства».    

   Моя мама предложила купить духи, и хотя я знал, что  Джейми, вероятно, будет счастлива, получив их, это не казалось мне правильным.  С одной стороны, так как Хегберт не позволял ей пользоваться косметикой —  единственным исключением была Рождественская пьеса — я был уверен, что она не  сможет пользоваться духами. Это я и сказал моей маме, и она предложила  пригласить Джейми на обед.    

   «У меня нет денег», сказал я ей подавленно. Хотя моя  семья была богата, и мне давали карманные деньги, но никогда не давали мне  больше, чтобы я не тратил их слишком быстро. «Это воспитывает ответственность»,  говорил мой отец, объясняя.    

   «Что случилось с твоими деньгами в банке?»    

   Я вздохнул, и моя мама сидела в тишине, в то время как я  объяснил, что я сделал. Когда я закончил, состояние полного удовлетворения  появилось на ее лице, как будто она, также, знала, что я, наконец, вырос.    

   «Позволь мне позаботиться об этом», сказала она мягко.  «Ты просто узнай, хотела ли бы она пойти, и позволит ли ей Преподобный Саливан.  Если она сможет, мы все устроим. Я обещаю».    

   На следующий день я пошел в церковь. Я знал, что Хегберт  будет в офисе. Я еще не спрашивал Джейми, потому что полагал, что она будет  нуждаться в его разрешении, и по некоторым причинам я хотел быть тем, кто  попросит его. Я полагаю, что здесь мог проявить себя тот факт, что Хегберт не  совсем был рад видеть меня, когда я приходил к ним. Всякий раз, когда он видел,  что я приходил к Джейми, у него появлялось шестое чувство насчет этого — он  выглядывал из-за занавесок, потом быстро прятал голову позади них, думая, что я  не видел его. Когда я стучал, проходило много времени, прежде чем он открывал  дверь, как будто он был на кухне.    

   Он бы долго смотрел на меня, затем вздыхал бы глубоко и  качал бы головой перед тем, как поздороваться.    

   Его дверь была частично открыта, и я видел, что он сидел  за столом, очки были у него на носу. Он просматривал какие-то бумаги — вроде  как финансовые — и я полагал, что он пробовал выяснить церковный бюджет на  следующий год. Даже священникам надо было оплачивать счета.    

   Я постучал в дверь, и он посмотрел с интересом, как будто  он ожидал кого-то другого, и он нахмурил брови, когда увидел, что это был я.    

   «Здравствуйте, Преподобный Саливан», сказал я вежливо.  «Вы свободны?»    

   Он выглядел даже более утомленным, чем обычно, и я  полагал, что он не чувствовал себя хорошо.    

   «Привет, Лендон», сказал он устало.    

   Я оделся как раз для такого случая — на мне был жакет и  галстук. «Я могу войти?»    

   Он слегка кивнул, и я вошел в офис. Он подошел ко мне,  чтобы сесть на стул с другой стороны стола.    

   «Что я могу сделать для тебя?» спросил он.    

   Не без нервов пробовал я устроиться на стуле. «Хорошо,  сэр, я хотел бы спросить Вас кое-что».    

   Он уставился на меня, пробуя изучить, прежде чем он,  наконец, спросил — «Это имеет отношение к Джейми?».    

   Я глубоко вздохнул.    

   «Да, сэр. Я хотел спросить, не будете ли Вы возражать,  если бы я пригласил ее на обед на кануне нового года».    

   Он вздохнул. «И это все?» сказал он.    

   «Да, сэр», сказал я. «Я привезу ее домой в любое время,  которое Вы назовете».    

   Он снял очки и протер их носовым платком, перед тем, как  отложить их. Я мог сказать, что он размышлял приблизительно одну минуту.    

   «Ваши родители также будут присутствовать?» спросил он.    

   «Нет, сэр».    

   «Тогда я не думаю, что это будет возможным. Но спасибо,  что спросил сначала мое разрешение». Он посмотрел вниз на бумаги, показывая,  что это был как раз тот момент для меня, чтобы уйти. Я встал со стула и пошел к  двери. Поскольку я собирался уходить, я оказался перед ним снова.    

   «Преподобный Саливан?»    

   Он был удивлен, что я был все еще здесь. «Я сожалею о тех  вещах, которые я обыкновенно делал, когда был моложе, и я сожалею, что я не  всегда правильно оценивал Джейми. Но с этого времени, вещи изменятся. Я обещаю  Вам это».    

   Он, казалось, посмотрел прямо через меня. Этого было не  достаточно.    

   «Я люблю ее», сказал я, наконец, и когда я сказал это,  его внимание сосредоточилось на мне снова.    

   «Я знаю это», ответил он с сожалением, «но я не хочу  видеть, как она страдает». Возможно, что я вообразил это, но думаю, что я  видел, как его глаза начали слезиться.    

   «Я не причиню ей боли», сказал я.    

   Он отвернулся от меня и посмотрел из окна, наблюдая, как  зимнее солнце пробовало проложить свой путь через облака. Это был мрачный день,  холодный и ветреный.    

   «Приведи её назад к десяти часам», сказал он, наконец,  как будто он знал, что принял неправильное решение.    

   Я улыбнулся и хотел поблагодарить его, хотя и не сделал  этого. Я мог сказать, что он хотел остаться один. Когда я посмотрел через  плечо, будучи возле двери, я был озадачен, увидев, как он закрыл лицо руками.    

   Я пригласил Джейми час спустя. Первое, что она сказала,  было то, что она не уверенна, что сможет пойти, но я сказал ей, что уже говорил  с ее отцом. Она казалось, была удивлена, и я думаю, что это повлияло на её  точку зрения обо мне. Одна вещь, которую я не сказал ей, было то, что мне  показалось, будто бы Хегберт плакал, когда я выходил из комнаты. Мало того, что  я полностью не понимал этого, но я не хотел, чтобы она волновалась. Той ночью,  тем не менее, после разговора с моей мамой снова, она дала мне возможное  объяснение, и честно говоря, это имело прекрасный смысл. Хегберт, должно быть,  понял, что его дочь выросла, и что он медленно терял ее через меня. В некотором  смысле, я надеялся, что это было правдой.    

   Я заехал за ней прямо по расписанию. Хотя я и не просил,  чтобы она распустила волосы, она сделала это для меня. Тихо мы проехали мост, и  спустились вниз к береговой линии, где был ресторан. Когда мы подошли к месту,  где должен стоять старший официант, сам владелец появился и отвел нас к нашему  столику. Это было одно из лучших мест в ресторане.    

   Ресторан был переполнен людьми, когда мы прибыли, и все  вокруг нас были в хорошем настроении. На Новый год люди были модно одеты, и мы  были единственными двумя подростками здесь. И все же, я не думал, что мы  выглядели лишними.    

   Джейми никогда не была во Фловине, прежде, и ей  потребовалось несколько минут, чтобы осмотреть это место. Она казалась,  взволновано счастливой, и я понял сразу же, что моя мама сделала правильное  предложение.    

   «Это замечательно», сказала она мне. «Спасибо за  приглашение».    

   «Я рад», сказал я искренне.    

   «Ты был здесь прежде?»    

   «Несколько раз. Моя мать и отец любят приезжать сюда  иногда, когда мой отец приезжает домой из Вашингтона».    

   Она смотрела в окно и уставилась на судно, которое  проходило мимо ресторана, сверкая огнями. На мгновение она казалась потерянной  от удивления. «Здесь красиво», сказала она.    

   «Ты тоже», ответил я.    

   Джейми покраснела. «Ты ведь не серйозно».    

   «Я серйозно», сказал я спокойно.    

   Мы держались за руки, в то время как ждали обед, и Джейми  и я говорили о некоторых из вещей, которые случились за несколько прошлых  месяцев. Она смеялась, когда мы говорили о танцах, и я, наконец, признал  причину, через которую я пригласил её. Она хорошо танцевала и весело шутила о  танцах — и я знал, что она уже и так все поняла сама.    

   «Ты хотел бы пригласить меня снова?» дразнила она.    

   «Несомненно».    

   Обед был восхитителен — мы заказали морского окуня и  салаты, и когда официант, наконец, забрал наши тарелки, заиграла музыка. У нас  остался еще час до того, как я должен был отвести ее домой, и я пригласил её на  танец.    

   Сначала мы были единственными танцующими, и все смотрели  на нас, когда мы скользили вокруг. Я думаю, что они все знали, что мы  чувствовали друг к другу, и это напомнило им о молодости. Я мог видеть, что  из-за нас они тоскливо улыбались. Огни потускли, и когда певец запел спокойную  песню, я прижал её ближе к себе, закрыл глаза, задаваясь вопросом, было ли в  моей жизни, что-нибудь прекрасней этого и в тот же момент я уже знал, что не  было.    

   Я был влюблен, и чувство было настолько замечательным,  что я раньше и представить себе этого не мог.    

   После Нового года мы провели следующие полторы недели  вместе, делая вещи, которые делали молодые пары в свое время, хотя время от  времени она казалась утомленной и вялой. Мы провели время у реки Ньюс, бросая  камни в воду, и наблюдая рябь, когда мы говорили, или ходили на пляж около  Форта Мейкон.    

   Даже притом, что была зима, океан был цвета железа, и  было кое-что, что мы оба любили делать. Приблизительно через час Джейми  просила, чтобы я отвел ее домой, и мы держали друг друга за руки в автомобиле.  Иногда, казалось, что она почти засыпала прежде, чем мы успевали возвратиться  домой, тогда как в другое время, она болтала всю дорогу назад так, что я мог  только вставить пару слов.    

   Конечно, проведение времени с Джейми также означали  делание вещей, которые она любила. Хотя я и не посещал ее библейскую школу,  потому что не хотел быть похожий на идиота перед нею — но мы действительно  посещали приют вдвое чаще, и каждый раз, когда мы шли туда, я чувствовал себя  лучше, чем дома. Хотя, однажды, мы должны были уехать раньше, потому что она  заболела лихорадкой. Даже не смотря на мои нетренированные глаза, было ясно,  что у неё была температура.    

   Мы поцеловались снова, хотя мы и не все время были  вместе, я даже и не думал идти дальше в наших отношениях. Такой потребности не  было. Было кое-что приятное, когда я поцеловал ее, кое-что нежное и правильное,  и это было достаточным для меня. Чем больше я делал это, тем больше я понимал,  что точка зрения о жизни Джейми была неправильна не только у меня, но и у всех  остальных.    

   Джейми не была просто дочерью священника, или человеком,  читающим Библию и прилагающим все усилия, чтобы помочь другим. Джейми была  также семнадцатилетней девочкой с теми же самыми надеждами и сомнениями, какие  были и у меня. По крайней мере, это — то, что я допускал, пока она, наконец, не  сказала мне.    

   Я никогда не забуду тот день из-за того, насколько тихой  она была, и у меня целый день было интересное чувство, что кое-что важное было  у неё на уме.    

   Я провожал её домой из кафе «Сесиль» в субботу, дул  сильный пронизывающий ветер. Северо-восточный дул с предыдущего утра, и в то  время как мы шли, мы прижались друг к другу, чтобы не замерзнуть. Наши руки  сделали петлю, и мы шли медленно, еще медленнее, чем обычно, и я мог сказать, что  она опять чувствовала себя плохо. Она действительно не хотела идти со мной  из-за погоды, но я попросил ее из-за моих друзей. Это было время, когда я  размышлял, что они, наконец, поняли о наших чувствах друг к другу. Но как  всегда и получается, проблема была в том, что никого более не был в кафе  «Сесиль». Как и во многих прибрежных общинах, все было тихим на береговой линии  в середине зимы.    

   Она была тиха, когда мы шли, и я знал, что она думала о  том, как сказать мне что-то. Я не ожидал того, как она начала беседу.    

   «Люди думают, что я странна, не так ли», сказала она,  наконец, нарушая тишину.    

   «О ком ты?» спросил я, даже притом, что я знал ответ.    

   «Люди в школе».    

   «Нет, это не так», я лгал.    

   Я поцеловал ее в щеку, и сжал ее руку немного сильнее.  Она содрогнулась, и я мог сказать, что причинил ей боль.    

   «Ты в порядке?» спросил я обеспокоено.    

   «Все хорошо», сказала она, восстанавливая свое  самообладание и не меняя темы.    

   «Сделаешь мне одолжение?»    

   «Все что угодно», сказал я.    

   «Обещай говорить мне всегда только правду с этого  момента?»    

   «Хорошо», я сказал.    

   Она остановила меня внезапно и посмотрела прямо на меня.  «Ты обманываешь меня?»    

   «Нет», я сказал, защищаясь, и задаваясь вопросом, куда  она клонила. «Я обещаю, что с этого времени, я буду всегда говорить тебе  правду».    

   Так или иначе, когда я сказал это, я знал, что мне придет  еще раскаиваться в этом.    

   Мы пошли снова. Когда мы спускались вниз по улице, я  глядел на ее руку, которая сплелась с моей рукой, и я увидел большой ушиб ниже  ее безымянного пальца. Я понятия не имел, откуда он там появился, так как его  там не было вчера. В течение секунды я думал, что он, возможно, появился через  меня, но тогда я понял, что даже не прикасался к ней там.    

   «Люди думают, что я странна, не так ли?» спросила она  снова.    

   Я продолжительно выдыхал.    

   «Да», наконец я ответил. Это причинило мне боль.    

   «Почему?» она выглядела почти подавленной.    

   Я думал об этом. «Люди имеют различные причины», сказал я  неопределенно, прилагая все усилия, чтобы не пойти дальше.    

   «Но почему, точно? Это из-за моего отца? Или — это,  потому что я пробую быть хорошей с людьми?»    

   Я не хотел, чтобы все так повернулось.    

   «Я полагаю», это было все, что я мог сказать. Меня  подташнивало.    

   Казалось, что Джейми пришла в уныние, и мы шли дальше в  тишине.    

   «Ты также думаешь, что я странна?» спросила она снова.    

   То, как она это сказала, заставило меня почувствовать  боль больше, чем я мог представить. Мы были почти возле ее дома прежде, чем я  остановил ее и прижал ее к себе. Я поцеловал ее, и когда мы разъединились, она  посмотрела вниз на землю.    

   Я положил свой палец ниже ее подбородка, поднимая ее  голову и заставляя ее смотреть на меня снова. «Ты — замечательный человек,  Джейми. Ты красива, ты добра, ты — нежна…, ты являетесь всем, что я бы хотел.  Если люди не любят тебя, или они думают, что ты странна, то это — их проблема».    

   В сероватой теплоте холодного зимнего дня, я мог видеть,  что ее нижняя губа начала дрожать. Я делал то же самое, и внезапно понял, что  мое сердце также убыстрялось. Я смотрел в ее глаза, улыбаясь со всем чувством,  которое я мог собрать, зная, что я не мог больше сдерживать слов.    

   «Я люблю тебя, Джейми», сказал я ей. «Ты — лучшее, что  когда-либо случалось со мной».    

   Это был первый раз, когда я когда-либо говорил такие  слова другому человеку помимо кого-то из моей семьи. Когда я воображал сказать  это кому-то еще, я так или иначе думал, что это будет трудно, но это не было. Я  никогда не был более уверенным.    

   Как только я сказал это, Джейми наклонила голову и начала  плакать, наклоняясь ко мне. Я обхватил ее своими руками, задаваясь вопросом,  что было неправильным. Она была худа, и я понял впервые, что мои руки обхватили  ее полностью. Она похудела за прошедшие полторы недели, и я вспомнил, что ранее  она почти ничего не ела. Она продолжала плакать в мою грудь, казалось, долгое  время. Я не знал, что думать, или даже то, что она чувствовала по отношению ко  мне. Даже в этом случае, я не сожалел о словах. Правда — всегда есть правдой, и  я только что пообещал ей, что никогда не буду лгать опять.    

   «Пожалуйста, не говори этого», сказала она мне.  «Пожалуйста…»    

   «Но я люблю», сказал я, думая, что она не верила мне.    

   Она начала плакать еще сильнее. «Я сожалею», шептала она  мне через слезы. «Мне так жаль …»    

   Мое горло внезапно пересохло.    

   «Но почему?» спросил я, внезапно отчаявшись, чтобы понять  то, что беспокоило ее. «Это из-за моих друзей и того, что они скажут? Меня это  не интересует больше — это правда». Я запутался и, честно говоря — испугался.    

   Ей потребовалось много времени, чтобы прекратить плакать,  и она посмотрела на меня. Она поцеловала меня так же мягко, как Вы бы  почувствовали дыхание прохожего по улице, затем провела пальцем по моей щеке.    

   «Ты не можешь любить меня, Лендон», сказала она через  красные, распухшие глаза.    

   «Мы можем быть друзьями, мы можем видеть друг друга…, но  ты не можешь любить меня».    

   «Почему нет?» Я закричал хрипло, ничего не понимая.    

   «Потому что» сказала она, наконец, мягко, «я очень  больна, Лендон».    

   Это понятие было настолько чужим, что я не мог понять,  что она пробовала сказать.    

   «Ну и что? Это пройдет через несколько дней…»    

   Грустная улыбка пересекла ее лицо, и я понял прямо тогда,  что она пробовала сказать мне. Ее глаза не уводили взгляд с моих глаз, когда  она, наконец, сказала слова, разорвавшие мое сердце.    

   «Я умираю, Лендон».    

           Глава  двенадцатая