1 2 3 
Еще раз  Нао колебался между необходимостью сохранить огонь, Нама и себя и соблазном  спасти Гава, и еще раз желание помочь товарищу одержало верх над благоразумием.    

Сын  Леопарда окинул внимательным взглядом окрестность, желая запечатлеть в памяти  все ее приметы, затем спустился с холма.    

Он  двинулся под прикрытием кустарника на запад. Затем свернул в высокую траву и,  превосходя в беге и кзаммов и Гава, скоро очутился у опушки соснового бора.    

Теперь  ему необходимо было дать знать Гаву о своем присутствии. Он трижды крикнул,  подражая оленю, – это был сигнал, знакомый уламрам. В обычное время Гав услыхал  бы зов вождя, но теперь он устал, внимание его было всецело обращено на  преследователей, поэтому зов не дошел до него.    

Тогда  Нао решил больше не скрываться; он покинул траву и с боевым криком уламров появился  на равнине. Продолжительный вой, повторенный всеми отрядами кзаммов, был ему  ответом. Гав на мгновение остановился от удивления, затем во весь опор помчался  к сыну Леопарда. Нао бежал теперь в единственно возможном направлении – к  западу, но третий отряд кзаммов, заметив его маневр, пустился ему наперерез.    

Таким  образом, беглецы оказались окруженными с трех сторон: севера, юга и востока,  дорогу на запад преграждала высокая скала, взобраться на которую было  чрезвычайно трудно. И тем не менее Нао направил свой бег прямо к скале. Кзаммы,  считая себя уже победителями, громкими криками подгоняли друг друга. Некоторые  из них были уже в пятидесяти локтях от уламров и на ходу заносили копья,  готовясь метнуть их в противника. Но Нао, увлекая за собой товарища, вдруг неожиданно  нырнул в кустарник и скрылся в узкой расщелине. Этот проход он заранее заметил,  когда осматривал местность с вершины скалы.    

Кзаммы  завыли от бешенства. Часть их проникла в ущелье, остальные побежали в обход.    

Между  тем Нао и Гав вихрем неслись по ущелью. Они с легкостью могли бы опередить погоню,  если бы почва не была такой неровной. Это сильно замедлило их бег, и когда они,  наконец, покинули расщелину, то оказалось, что трое кзаммов, бежавших в обход  скалы, успели их обогнать и отрезали им отступление на север.    

Нао  хотел было повернуть на юг, но оттуда уже явственно доносился шум  приближающейся погони. Всякое колебание становилось смертельным.    

Тогда он  бросился прямо на приближающихся кзаммов с топором в одной руке, с палицей в  другой, в то время как Гав схватил свою рогатину.    

Боясь  упустить уламров, кзаммы окружили их цепью. Нао наскочил на стоявшего слева от  него противника. Это был молодой воин, ловкий и гибкий. Он поднял топор, чтобы  отбить нападение, но удар палицей выбил из его рук оружие; второй удар уложил  его на месте.    

Двое  других людоедов накинулись на Гава, рассчитывая быстро разделаться с ним и  затем соединенными силами напасть на Нао. Гав метнул копье и ранил одного из  нападающих, но, прежде чем он успел воспользоваться рогатиной, его самого  ударили в грудь. Сын Сайги отскочил в сторону и тем спасся от второго удара,  который был бы смертельным.    

Кзаммы  погнались за ним. Один напал на него спереди, другой старался ударить его в  спину. Ему грозила гибель. Но в это время к нему подоспел Нао. Огромная палица  ударила с таким шумом, будто свалилось целое дерево; один из врагов повалился  на землю, другой отступил к северу, откуда приближался целый отряд его  сородичей. Но было уже поздно: уламрам удалось избежать окружения; они кинулись  на запад, где путь был свободен. С каждым прыжком увеличивалось расстояние,  отделявшее их от противника. К тому времени как солнце поднялось на середину  неба, они опередили кзаммов на шесть тысяч локтей. Уламры надеялись, что враг  прекратит преследование, но каждый раз, оглядываясь назад с какого-либо холма,  они видели за собой остервенелую стаю бегущих врагов.    

Гав  заметно слабел. Его рана не переставала сочиться кровью. Сначала текла только  тоненькая струйка; несмотря на отчаянный бег, рана, казалось, закрылась, но затем,  после нескольких неловких движений, красная жидкость начала бить ключом. Когда  на пути попадались молодые тополя, Нао делал из листьев кашицу и залеплял ею  рану, но кровь не останавливалась. Мало-помалу скорость Гава становилась равной  скорости кзаммов, а затем он стал отставать. Кзаммы настигали беглецов. И сын  Леопарда думал о том, что если Гав не наберется сил, их настигнут раньше, чем  они добегут до стада мамонтов. Гав все больше терял силы, он уже с трудом  взбирался на холмы, ноги его дрожали, лицо приняло пепельный оттенок, сердце  слабело. Он шатался. А кзаммы все приближались.    

– Если  Гав не может больше бежать, – сказал Нао глухим голосом, – пожиратели людей  настигнут нас раньше, чем мы доберемся до реки.    

– Глаза  Гава больше не видят, сверчки трещат в его ушах, – пробормотал молодой воин. –  Пусть сын Леопарда один продолжает путь. Гав умрет за огонь.    

– Нет,  Гав не умрет!    

И,  вскинув Гава себе на спину, Нао двинулся дальше.    

Вначале  его необычайное мужество и невероятная сила мышц давали возможность сохранять  расстояние, отделявшее их от кзаммов. Когда дорога шла вниз, Нао делал прыжки,  увлекаемый тяжестью ноши, но на подъемах его дыхание учащалось, ноги тяжелели.  Не будь его раны, которая тупо болела и жгла, не будь удара палицей в голову,  от которого еще шумело в ушах, он мог бы, пожалуй, даже с Гавом на плечах, опередить  пожирателей людей с их короткими ногами, утомленных долгой погоней. Но теперь  это было выше его сил. Ни одно животное ни в степи, ни в лесу не могло бы  выдержать столь изнурительного и долгого испытания.    

Расстояние,  отделявшее их от кзаммов, становилось все меньше и меньше. Нао слышал их шаги,  он знал, насколько они приблизились: пятьсот локтей… затем четыреста… затем  двести…    

Тогда  сын Леопарда положил Гава на землю; его глаза блуждали, он колебался. Наконец  сказал:    

– Гав,  сын Сайги, Нао не может больше нести тебя и скрыть от пожирателей людей.    

Гав  выпрямился и ответил:    

– Нао  должен покинуть Гава и спасти огонь.    

Кзаммы,  приблизившись на шестьдесят локтей, подняли дротики, готовясь к бою. Нао решил  бежать лишь в самом крайнем случае. Он встретил неприятеля лицом к лицу.  Просвистели первые дротики; большая часть их упала, даже не достигнув уламров;  один только, задев ногу Гава, причинил ранение, но совершенно незначительное. В  ответ Нао поразил палицей ближайшего из кзаммов и пронзил дротиком живот  другого.    

Эта  двойная неудача внесла смятение в ряды нападающих. Кзаммы остановились,  дожидаясь подкрепления.    

Эта  передышка была для уламров очень благоприятна. Царапина, казалось, вывела Гава  из оцепенения. Он схватил дротик и начал им размахивать, ожидая, когда враг  приблизится. Нао, увидев это, спросил:    

– Гав  снова обрел силы? Пусть он бежит! Нао задержит погоню!    

Молодой  воин колебался, но вождь повторил резким тоном:    

– Беги!    

Гав  пустился в путь; бег его, вначале неуверенный, постепенно становился тверже.  Нао медленно отступал, держа в каждой руке по дротику. Кзаммы колебались.  Наконец их предводитель дал знак к наступлению. Засвистели дротики, кзаммы  бросились на Нао. Ему удалось ранить еще двух дикарей, после чего он повернулся  и побежал.    

Преследование  возобновилось. Гав то бежал с прежней быстротой, то останавливался, тяжело  дыша. Нао тащил его за руку. Преимущество снова оказалось на стороне кзаммов.  Они бежали, не торопясь, уверенные в своей выносливости. Нао не мог больше  тащить своего товарища. От усталости и лихорадки разболелась рана, в голове  шумело, и, кроме всего, он ушиб ногу о камень.    

– Пусть  лучше Гав умрет, – не переставая, повторял сын Сайги. – Нао скажет уламрам, что  он хорошо сражался.    

    

Вождь,  мрачный, ничего не отвечал. Он прислушивался к топоту противника. Враг был  опять на расстоянии не более двухсот локтей. Дорога шла в гору.    

Сын  Леопарда, собрав последние силы, взобрался на вершину холма. Бросив оттуда  взгляд на запад, тяжело дыша от усталости, он крикнул радостно:    

–  Большая река… Мамонты!    

Действительно,  за холмом протекала река, она отсвечивала среди тополей, ясеней, ольхи, на  берегу ее паслось стадо мамонтов; они лакомились корнями и молодыми побегами.  Почувствовав прилив новых сил, Нао с такой стремительностью кинулся вперед,  увлекая за собой Гава, что выиграл более ста локтей. Это был последний порыв.  Кзаммы локоть за локтем наверстывали потерянное расстояние. До мамонтов оставалось  еще не менее двух тысяч локтей, а кзаммы бежали уже по пятам. Они сохраняли  свой ровный, размеренный шаг, рассчитывая тем вернее настигнуть уламров, чем  больше они будут теснить их к мамонтам. Они знали, что эти животные, несмотря  на их миролюбие, не выносят возле себя ничьего присутствия, следовательно, они  отбросят беглецов. Уламры уже слышали за своей спиной жаркое дыхание  преследователей, а надо было еще пробежать не меньше тысячи локтей!.. Тогда Нао  издал протяжный крик, из платанового леса вышел человек, затем показался  мамонт. Огромное животное подняло хобот и, громко трубя, устремилось с тремя  другими мамонтами прямо на сына Леопарда. Испуганные и довольные, кзаммы остановились:  теперь оставалось только подождать отступления уламров, затем окружить их и  уничтожить. Между тем Нао пробежал еще сто локтей, затем, повернув к кзаммам  свое осунувшееся лицо, торжествующе воскликнул:    

– Уламры  заключили союз с мамонтами! Нао смеется над пожирателями людей!    

В то  время как он это говорил, мамонты подошли к нему вплотную, и, к бесконечному  изумлению кзаммов, самый большой мамонт положил хобот на плечо уламра. Нао  продолжал:    

– Нао  завладел огнем! Он убил четырех воинов на стоянке, четверых – во время  преследования!    

Кзаммы  ответили яростными воплями, но, так как мамонты шли прямо на них, они поспешно отступили.  Они считали мамонтов непобедимыми.    

 Глава VII    

Жизнь у мамонтов    

     

Нам  хорошо охранял огонь. Пламя ярко горело в своей клетке, когда Нао снова увидел  его. И хотя усталость вождя дошла до пределов, хотя рана кусала его тело, как  волк, а в голове лихорадочно шумело, сын Леопарда был счастлив. В его широкой  груди бурлила молодость. Он снова увидел перед собой родные места: весеннее  болото, острые, как стрелы, тростники, стройные тополя, ясень и ольху, одетые в  свои весенние, зеленые покровы. Он слышал, как перекликаются цапли, чирки,  синицы, вяхири, как падает веселый, животворящий дождь. И в воде, и в траве, и  в чаще деревьев сыну Леопарда мерещился образ стройной Гаммлы. Вся человеческая  радость заключалась в этом гибком теле, в этих тонких руках, в округлом животе  дочери Фаума.    

Помечтав  у огня, Нао нарвал нежных трав и побегов, чтобы поднести их вожаку мамонтов. Он  понимал, что союз с гигантами будет прочным только в том случае, если его  возобновлять каждый день. Затем он выбрал местечко для отдыха в самой середине  громадного стада и растянулся там, приказав Наму стать на стражу.    

– Если  мамонты покинут пастбища, – сказал Нам, – я разбужу сына Леопарда.    

–  Пастбище обильно и велико, – ответил Нао, – мамонты будут пастись здесь до  вечера.    

И он  заснул сном глубоким, как смерть.    

Когда он  проснулся, солнце уже склонилось над саванной.    

Облака,  цвета сурика, громоздились и потихоньку вбирали в себя желтый диск солнца, похожий  на огромный цветок водяной лилии. Нао почувствовал боль в суставах ног, по телу  пробежала лихорадка, но шум в ушах уменьшился и боль в плече утихла. Он встал,  посмотрел сперва на огонь, затем спросил у стража:    

– Кзаммы  вернулись?    

– Они не  уходили. Они ждут на берегу реки, возле острова с высокими тополями.    

–  Хорошо! – сказал сын Леопарда. – У них не будет огня в долгие сырые ночи, они  потеряют мужество и вернутся в свою орду. Пусть Нам идет спать.    

В то  время как Нам растянулся во мху, на листьях, Нао следил за Гавом, метавшимся в  бреду. Молодой воин был очень слаб, тело его горело; он тяжело дышал, но рана  больше не кровоточила, и Нао понял, что опасность не угрожает жизни его  молодого товарища.    

Сын  Леопарда наклонился над огнем, ему страстно хотелось развести большой костер,  но он понимал, что это может не понравиться мамонтам.    

Пришлось  отложить это до других, лучших дней.    

Прежде  всего надо добиться у вожака мамонтов разрешения провести ночь под защитой стада.  Нао глазами отыскал гиганта, который, как всегда, был один, чтобы лучше и  спокойнее наблюдать за стадом и окрестностями.    

Мамонт  бродил среди низкорослых деревьев, верхушки которых едва возвышались над землей.  Сын Леопарда нарвал корней съедобного папоротника, собрал болотных бобов и  направился к вожаку мамонтов; при его приближении животное перестало  обгладывать деревья, медленно подняло свой волосатый хобот и даже сделало  несколько шагов по направлению к Нао. Видя в руках у него пишу, мамонт выразил  удовольствие. Уламр протянул корм и сказал:    

– Вождь  мамонтов! Кзаммы стерегут уламров на берегу реки, уламры сильнее кзаммов, но их  трое, а кзаммов много. Они нас убьют, если мы уйдем от мамонтов.    

Мамонт,  сытый после хорошей дневной пищи, медленно поедал принесенные лакомства.  Кончив, он посмотрел на заходящее солнце, лег на землю и обвил своим хоботом  тело человека. Нао решил, что дружба установлена и что сам он, Гав и Нам могут  оставаться под защитой мамонтов до полного выздоровления. Быть может, гигант  даже позволит им разжечь огонь и попробовать приятных на вкус жареных корней,  каштанов и мяса?    

Тем  временем солнце засверкало на западе и облило багрянцем великолепные облака.  Это был вечер, красный, как цветок индийского тростника, желтый, как лютики,  фиолетовый, как костер на осеннем берегу. Огни его разрывали глубину реки, это  был один из прекрасных вечеров земли. В небе возникали озера, острова, пещеры,  переливавшиеся цветами магнолий, шиповника, шпажника, отсвет которых трогал  дикую душу Нао. Молодой воин спрашивал себя: кто же освещает эти неизмеримые  пространства, какие люди и какие животные живут за небесными горами?    

Уже три  дня жили уламры под защитой мамонтов. Мстительные кзаммы продолжали бродить по  берегу Большой реки в надежде поймать и пожрать людей, которые надсмеялись над  ними, перехитрив их, и отняли у них огонь. Нао их больше не боялся, его дружба  с мамонтами была прочна. Силы его восстанавливались с каждым днем; в голове  больше не шумело, рана на плече, не очень глубокая, затягивалась быстро,  лихорадка прошла.    

Гав тоже  выздоравливал. Часто уламры, взобравшись на вершину холма, бросали вызов противнику,  Нао кричал:    

– Зачем  вы бродите вокруг мамонтов и уламров? По сравнению с мамонтами вы – как шакалы  перед медведем. Ни одна палица, ни один топор кзаммов не могут противиться  палице и топору Нао. Если вы не уйдете, мы заманим вас в ловушку и убьем!    

Нам и  Гав издавали воинственные крики, грозили копьями; но кзаммы не обращали на это  внимания. Они бродили в зарослях, среди камышей, по саванне и в лесу,  подстерегая врага.    

И хотя  уламры были бесстрашны, им все же очень не нравилось присутствие кзаммов. Оно  мешало им продолжать путь, оно угрожало их будущему: ведь рано или поздно  уламрам придется покинуть мамонтов и идти на север. Сын Леопарда измышлял  способ отогнать врага.    

Он  продолжал воздавать почести вожаку мамонтов.    

Трижды в  день собирал он для него вкусный корм и проводил немало времени возле своего  друга, стараясь понять его язык и научить его своему. Мамонт охотно слушал  человеческую речь, наклонив голову, и казался задумчивым; иногда странный свет  вспыхивал в его коричневых глазах, он прищуривался, будто смеялся. Тогда Нао  думал: «Большой мамонт понимает Нао, но Нао его не понимает». Мало-помалу  мамонт научился понимать слова, смысл которых не вызывал сомнений. Когда уламр  вскрикивал: «Пища!», мамонт тотчас же подходил, ибо он знал, что это слово  означает свежие стебли и плоды. Иногда они перекликались друг с другом даже без  надобности, при этом мамонт издавал тихое ворчание, а Нао отвечал ему одним или  двумя слогами. Это сближение радовало обоих. Человек садился на землю, мамонт  расхаживал вокруг него, иногда, играя, поднимал его осторожно своим хоботом.    

Нао  приказал своим товарищам воздавать почести двум другим мамонтам. Уламры  всячески старались выразить им свою привязанность; от них только это и  требовалось. Нао научил товарищей, как приучить гигантов к человеческому  голосу; через пять дней мамонты шли на зов Нама и Гава.    

Уламры  были счастливы. Однажды вечером, прежде чем растаяли сумерки, Нао собрал сухих  трав и веток и осмелился их зажечь. Воздух был свеж и прохладен, ветра не было.  Пламя разгорелось, сначала черное от дыма, затем яркое, ворчащее, цвета  утренней зари.    

Со всех  сторон сбежались мамонты. Они шевелили своими длинными хоботами, глаза их  светились беспокойством. Некоторые из них издавали трубные звуки. Они знали,  что такое огонь! Они видели его в саванне и в лесу, во время пожаров, вызванных  молнией. Тогда он преследовал их с невероятным треском. Его дыхание сжигало  тело, его зубы кусали их неуязвимую кожу; старики помнили о своих товарищах,  схваченных этим ужасным существом, – они так и не вернулись из его плена. С испугом  и угрозой смотрели они на пламя, вокруг которого стояли маленькие люди.    

Нао,  чувствуя, что мамонтам не нравится огонь, пошел к вожаку и сказал ему:    

– Огонь  уламров не может бегать, он не бросится на мамонтов. Нао взял его в плен, он  посадил его в землю, где нет для него пищи.    

Великан  подошел на расстояние десяти шагов к огню, долго смотрел на него, любопытный,  как и его собратья, затем проникся к нему каким-то смутным доверием и, увидев,  что его слабосильные друзья совершенно спокойны, успокоился и сам.    

    

Так как  в течение долгих лет его волнение или спокойствие отражалось на поведении всего  стада, последнее мало-помалу перестало бояться огня уламров; ведь он был  неподвижен и не скакал, как тот ужасный огонь, какой преследовал их в степи и в  лесу.    

Итак,  Нао мог теперь разводить костер и разгонять им мрак.    

В этот  вечер он с аппетитом поел жареных корней, грибов и мяса.    

Прошло  шесть дней, но кзаммы все еще не снимали своей осады.    

Теперь,  когда Нао окончательно восстановил свои силы, бездействие тяготило его; он стремился  на север. При виде волосатых кзаммов, сновавших среди платанов, его охватил  гнев. Однажды он воскликнул:    

–  Кзаммам не придется полакомиться мясом уламров!    

Затем он  позвал своих товарищей и сказал им:    

– Вы  позовете мамонтов, с которыми вы заключили союз, а за мной последует вожак. Мы  сумеем победить пожирателей людей.    

Спрятав  огонь в надежное место, уламры двинулись в путь. По мере того как они удалялись  от стада, они старались насколько возможно ублажать мамонтов, собирая для них  корм, и Нао время от времени разговаривал с ними тихим голосом. Однако, отойдя  на некоторое расстояние, мамонты заколебались. Чувство ответственности перед  стадом возрастало у них с каждым шагом. Они то и дело останавливались, поворачивая  головы к западу. Сын Леопарда подошел к вожаку, обнял своего союзника за хобот  и сказал:    

– Кзаммы  спрятались в кустарниках. Если мамонты помогут нам их победить, они больше не  осмелятся бродить вокруг лагеря.    

Но вожак  оставался безучастен. Он упорно смотрел назад, на далекое покинутое им стадо.  Нао знал, что кзаммы спрятались в нескольких полетах копья, и не мог отказаться  от нападения. Он скользнул в траву в сопровождении Нама и Гава. Просвистели  дротики. Кзаммы поднялись над зарослями, чтобы лучше метить в противника. Нам  издал протяжный, призывный клич. Вожак мамонтов, казалось, понял. Он громко  затрубил, сзывая все стадо. Затем в сопровождении двух других вожаков  устремился на пожирателей людей.    

Тогда  Нао, размахивая палицей, а Нам и Гав с топорами в левой руке и дротиками в  правой бросились вперед. Испуганные кзаммы спрятались в зарослях. Ярость  охватила мамонтов; они напали на беглецов, будто перед ними был носорог. С  берега Большой реки бурой массой двигалось стадо. Земля дрожала от их топота.  Волки, шакалы, козы, олени, лошади, кабаны бежали, как от потопа.    

Вожак  мамонтов первым настиг одного из кзаммов. Тот бросился на землю, воя от ужаса,  но мускулистый хобот уже изогнулся, чтобы схватить его; он подбросил человека  на десять локтей вверх, а когда тот упал, мамонт большущей ногой раздавил его,  как насекомое. Вслед за первым погиб, разорванный клыками, второй кзамм. Третий  извивался и выл, поднятый в воздух могучим хоботом. Между тем приблизилось все  стадо. Оно, как наводнение, поглотило равнину; земля колыхалась и вздымалась,  как чья-то широкая грудь. Все кзаммы, находившиеся между берегом реки и  вершиной холма, были растоптаны и превратились в кровавую грязь. Только тогда  ярость мамонтов стала утихать.    

Вожак,  достигнув подножия холма, подал сигнал к окончанию боя. Животные остановились  со сверкающими еще глазами, тяжело дыша.    

Кзаммы,  избегнувшие гибели, в беспорядке бежали к югу. Больше нечего было опасаться их  козней. Они навсегда отказались от преследования уламров; они несли своей орде  поразительную новость – рассказ о союзе людей Севера с мамонтами, легенду,  которая будет повторяться бесчисленными поколениями.    

В  течение десяти дней спускались мамонты к низовьям реки. Жизнь их была  прекрасна. От хорошего корма мощью наливалось их тело, обильная пища ждала их  при каждом повороте реки: в болотной тине, в черноземе равнин, в чаще густых  лесов.    

Ни одно  животное не потревожило их на пути. Этим властелинам земли была всюду обеспечена  победа. Сознание своего могущества сделало их миролюбивыми. Тысячелетняя  привычка определяла строгий порядок их стада, походный строй, помогала им  находить наилучшие пастбища, согласовывала все их действия. Они обладали  утонченным зрением, чутким обонянием, острым слухом.    

Огромные  и в то же время гибкие, тяжеловесные, но и подвижные, они так же свободно передвигались  по земле, как и по воде.    

Ощупывать  преграды, обнюхивать, срывать травы и плоды, выкорчевывать деревья, месить  землю – для всего этого им служил орудием хобот, который мог обвиваться, как  змея, душить, как медвежьи лапы, и работать не хуже человеческих рук. Их бивни  рыли землю, одним ударом своей ноги они могли раздавить льва.    

Ничто не  ограничивало их могущества. Время, как и пространство, принадлежало мамонтам.  Кто мог нарушить их покой? Кто мог помешать их размножению?    

Так  думал Нао, сопровождая великанов. Он с радостью прислушивался, как гудела земля  под их ногами, с гордостью смотрел на стадо, растянувшееся вдоль реки под  осенними ветвями; при их приближении все животные убегали, а птицы, чтобы лучше  их рассмотреть, спускались с неба или взлетали над камышами.    

Это были  счастливые дни, полные безопасности и приволья, и, если бы не воспоминание о  Гаммле, Нао был бы не прочь, чтобы они продолжались вечно. Теперь, когда он  узнал мамонтов, он находил их менее жестокими, более справедливыми, чем люди.  Их предводитель не был, как Фаум, страшен даже для своих друзей, он вел стадо  без угроз и без вероломства. Ни один из них не был так жесток, как Аго и его  братья.    

    

На  рассвете, когда река начинала седеть на востоке, мамонты просыпались. Подняв  хоботы, они оглушительно трубили, приветствуя рождение дня. Резвясь, они  гонялись друг за другом по излучинам реки, затем собирались группами,  взволнованные простой глубокой радостью жизни, и принимались за пищу; не спеша  и без труда выкорчевывали корни, срывали свежие стебли, траву, грызли каштаны и  желуди, пробовали маховики, сморчки. Наевшись, спускались всем стадом к  водопою. Тогда их масса становилась более плотной и более внушительной.    

Нао,  взобравшись на какой-нибудь холм или скалу, любил смотреть, как двигаются они  вдоль берега реки.    

Их спины  колыхались, как огромные волны, их ноги выдавливали в глине целые ямы, их уши  казались гигантскими летучими мышами, вот-вот готовыми улететь; гибкие,  подвижные хоботы походили на стволы ракитника, покрытые грязноватым мохом;  клыки, гладкие и сверкающие, напоминали рогатины.    

Наступал  вечер. Облака отражали великолепие земли, фиолетовым туманом расстилалась  кровожадная ночь, огонь становился ярче. Уламры давали ему обильную пищу. Он  жадно поглощал сосновые сучья, сухие травы; задыхался, грызя иву; его дыхание  становилось едким, когда он поглощал сырые стебли и листья.    

По мере  того как он увеличивался, его тело становилось светлее, голос громче, он высушивал  и согревал холодную землю и прогонял мрак на тысячу локтей. Привлеченный  запахом поджариваемых каштанов, корней и мяса, большой мамонт часто приходил  посмотреть на огонь. Животное стало привыкать к нему, наслаждалось его лаской и  светом, устремляя на него свои задумчивые глаза. Мамонт следил за движениями  уламров, когда они бросали ветки и злаки в алую пасть костра. Быть может, он  чувствовал смутно, что род мамонтов был бы еще сильнее, если бы мог  пользоваться огнем.    

Однажды  вечером мамонт подошел к огню ближе, чем обычно, приблизил хобот, принюхиваясь  к дыханию, исходящему от этого животного с меняющимися формами. Он остановился  и долго стоял неподвижно, похожий на сланцевую скалу; затем схватил хоботом  большую ветку, подержал ее в воздухе и, наконец, бросил в пламя. Она вызвала  полет искр, затем затрещала, засвистела, задымилась и, в конце концов,  вспыхнула. Тогда, наклонив голову, с довольным видом, мамонт подошел к Нао,  положил хобот к нему на плечо. Нао не двинулся. Охваченный изумлением и  восхищением, уламр подумал, что мамонты умеют поддерживать огонь, как и люди, и  спрашивал себя, почему же тогда они проводят ночи в холоде и мраке?    

С этого  вечера вожак мамонтов сблизился еще больше с уламрами. Он помогал им собирать  запасы дров, кормил огонь с неменьшей ловкостью и осторожностью, чем люди,  любил раздумывать при его пурпуровом или ярко-малиновом свете.    

Новые  впечатления внедрялись в его огромный мозг, они устанавливали связь между мамонтом  и уламрами. Он понимал теперь уже довольно большое количество слов и жестов  людей и приучил их понимать себя.    

Мамонты  продолжали спускаться вдоль Большой реки. Настал день, когда путь стада разошелся  с путем, ведущим к становищу уламров. Река, которая до сих пор текла на север,  повернула на юго-восток. Так как стадо шло берегом реки, то приходилось его  покинуть. Нао забеспокоился – так радостно было жить среди этих друзей, таких  громадных и благожелательных. После спокойной, безопасной жизни одиночество  представлялось ему особенно страшным.    

Там, в  этой дождливой осени, в этих лесах, полных дикого зверья, на этих огромных  болотистых лугах уламров ждали на каждом шагу всяческие напасти и западни,  суровость природы и коварство хищников.    

Однажды  утром Нао подошел к вожаку мамонтов и сказал ему:    

– Сын  Леопарда заключил союз с мамонтами. Его сердцу это было радостно, он готов бы  следовать за ними еще долгое время, но он должен вернуться и увидеть Гаммлу на  берегу Большого болота. Путь его лежит на северо-запад. Почему мамонты не  покинут берегов реки?    

Нао  оперся на клык мамонта; животное, чувствуя его волнение, слушало его  внимательно.    

Затем  вожак медленно покачал тяжелой головой и снова пустился в путь, ведя за собой  стадо вдоль реки. Нао принял это за ответ. Он сказал себе:    

–  Мамонтам нужна вода.    

Он  глубоко вздохнул и позвал своих товарищей. Когда стадо скрылось из виду, Нао  поднялся на холм. Он издали следил за вожаком, который принял его так ласково и  спас от кзаммов. На сердце у него было тяжело: печаль и страх охватили Нао; и,  глядя на северо-запад, на степь и на осенние заросли, он почувствовал все  ничтожество человека, и сердце его преисполнилось уважением к мамонтам и их  силе.    

     

 Часть третья    

     

Глава I    

Рыжие карлики    

     

Шли  сильные дожди. Уламры вязли в топкой грязи, пробирались сквозь заросли,  переходили холмы, отдыхали под защитой деревьев, в ущельях скал, в расщелинах  земли. Был грибной сезон. Все трое, зная, что грибы ядовиты и могут убить  человека так же легко, как змеиный яд, собирали только те из них, о которых они  знали от стариков, что они съедобны. Когда не было мяса, уламры шли в те места,  где водились белые грибы, лисички, сморчки, моховики, они находили их в тени  мшистых вязов, ржавых смоковниц, в спящих долинах, под откосами гор. Теперь,  когда они завоевали огонь, они могли жарить грибы, нанизывая их на сучья, или  раскладывали на камни и даже на глину. Таким же способом поджаривали они корни  и желуди, иногда каштаны. Они грызли орехи и плоды букового дерева, собирали  семена клена и пили сладкий кленовый сок.    

Огонь  был их радостью и горем. Во время ураганов и дождей они защищали его, прибегая  ко всяческим хитростям. Когда дожди шли слишком упорно и обильно, необходимо  было искать для огня надежное убежище; если его не находилось среди скал,  деревьев или в земле, его надо было рыть или строить. За этим занятием уламры  теряли много дней. Не меньше времени теряли они на обходы всяких препятствий.  И, быть может, желая сократить свой путь, они, сами того не сознавая, даже  удлиняли его. Они направлялись к стране Уламров, руководясь инстинктом и неточными  указаниями солнца и звезд.    

Неожиданно  перед ними открылась песчаная пустыня с разбросанными по ней валунами гранита.    

Казалось,  она заполняла собой весь северо-запад, грозный, убеленный сединой, скудный  край. Кое-где встречалась колючая жесткая трава; несколько жалких сосен росли  на дюнах; лишаи обгладывали камни, свисая бледными клочьями; редко-редко  пробегал по склонам холмов трусливый заяц или малорослая антилопа.    

    

Дождь  затихал, тощие облака летели к югу вместе с гусями, бекасами и журавлями.    

Нао  колебался – идти ли в эту пустынную местность. День уже склонялся к вечеру;  землистый, грязноватый свет скользил по земле, ветер гудел глухо и заунывно.    

Уламры,  повернувшись лицом к пескам, почувствовали на себе дыхание пустыни. Но так как  мясо было у них в изобилии и огонь ярко горел в клетках, они решили идти  напрямик.    

Минуло  пять дней, а все еще не было видно конца равнинам и голым пескам. Запасы пищи  истощались. Путников мучила жажда; животные бежали от их ловушек, песок  поглощал всю воду.    

Не раз  уламры опасались за судьбу огня, который нечем было поддерживать. На шестой  день трава стала более густой и не такой жесткой, сосны уступили место  смоковницам, платанам и тополям, чаще стали попадаться лужи воды, затем земля  почернела, небо с плотными облаками спустилось ниже. Уламры провели ночь под  осиной, у костра из ноздреватых дров и листьев, которые дрожали под ливнем и  издавали удушливый запах.    

Нао  сторожил первым, затем была очередь за Намом. Молодой уламр ходил возле костра,  следил за ним; оживляя огонь с помощью веток, он сушил их, прежде чем дать их  огню в корм. Тяжелое пламя с трудом пробивалось сквозь густой дым, свет  расстилался по глине, скользил среди низкорослых деревьев, окрашивая в красный  цвет листву. За пределами освещенного круга стояла тьма; в лужах воды она напоминала  тяжелую жидкость.    

Нам  наклонился к огню, грея руки, прислушивался; в глубине этой темноты таилась опасность:  человек легко мог быть разодран когтями или челюстями, раздавлен тяжестью ног,  мог умереть от укуса змеи, удара топора.    

Воин  задрожал всем телом, все чувства его напряглись: он понял, что вокруг огня  бродит какое-то живое существо. Он тихонько толкнул вождя. Нао бесшумно вскочил  на ноги и в свою очередь стал вслушиваться в ночные звуки. Нам не ошибался:  поблизости проходили какие-то живые существа; испарения влажных растений и дым  поглощали их запах, и тем не менее сын Леопарда догадался, что это были люди.  Он сильным ударом рогатины расшевелил костер: пламя взвилось и озарило  несколько людей, притаившихся в зарослях.    

Нао  разбудил Гава.    

– Здесь  люди! – прошептал он.    

Собравшись  кучей, они долго вглядывались в то место, где показались люди.    

Но никто  не появлялся. Было совсем тихо, слышался только легкий шум дождя. Порывы ветра  не доносили никаких запахов. Где же была опасность? Кто скрывался в темноте:  целое племя или только несколько воинов? Как следовало поступить – бежать или  сражаться?    

–  Стерегите огонь, – сказал наконец Нао.    

Уламры  долго следили, как уменьшалась постепенно фигура их вождя, как, наконец,  темнота поглотила его окончательно. Сделав поворот, Нао пошел к зарослям, туда,  где при вспышке пламени он увидел скрывавшихся людей. Он подолгу останавливался  с топором и палицей в руках; иногда приникал ухом к земле, старался  продвигаться вперед не по прямой линии, а все время делал сложные повороты.  Почва размякла от дождей, и он шел совершенно бесшумно. Даже чуткое ухо волка  не могло бы уловить шум его шагов. Время шло. Нао не слышал и не ощущал ничего,  кроме дождя, дрожания растений и шороха мелких животных.    

Он  обогнул кустарник и вернулся на прежнее место; нигде не было ни одного  человеческого следа.    

Нао  нисколько этому не удивился: инстинкт подсказывал ему, что надо идти по направлению  к холму, который он заметил еще в сумерках. Взобравшись на холм, Нао увидел  сквозь туман свет в ущелье, – он узнал огонь людей.    

Расстояние  было так велико, а воздух так непрозрачен, что он с трудом различил несколько  бесформенных теней. Но он не сомневался, что это были люди. Его охватила дрожь,  как тогда, на берегу озера, когда он увидел впервые огонь в становище  пожирателей людей. На этот раз опасность была больше, ибо незнакомцы узнали о  присутствии уламров раньше, чем были обнаружены сами.    

Нао  вернулся к своим товарищам.    

– Там  люди! – прошептал он, указывая на восток. – Надо живить огонь в клетках, –  прибавил он после паузы.    

Он  доверил это Наму и Гаву, а сам стал нагромождать вокруг костра охапки хвороста,  которые должны были заслонить собой людей. Когда огонь разгорелся в клетках и  запасы пищи были уложены, Нао приказал собираться в путь.    

Дождь  стал утихать; ветра не было. Придуманная Нао хитрость должна была помочь уламрам  уйти на много тысяч локтей, прежде чем враги заметят их бегство. Думая, что  уламры по-прежнему находятся у костра, враги осторожно окружат его и будут  выжидать удобной минуты для нападения.    

На  рассвете дождь прекратился совсем. Печальный свет поднялся на востоке, заря  нехотя выплыла из-за туч. Уламры поднимались по невысокому холму; когда они  взобрались на вершину, то увидели сначала только саванну, заросли и леса цвета  охры, с голубыми и рыжими просеками.    

– Люди  потеряли наш след, – прошептал Нам.    

Но Нао  ответил:    

– Люди  преследуют нас!    

И  действительно, в изгибе реки показались два человека, за ними следовало еще  около тридцати. Несмотря на большое расстояние, Нао рассмотрел, что люди были  очень маленького роста, но различить, какого рода оружие было при них, он не  мог. Они не видели уламров, спрятавшихся среди деревьев. Число врагов все  увеличивалось. Однако они казались не такими ловкими и быстрыми, как уламры.    

При  отступлении уламрам пришлось бы пересекать почти обнаженную равнину. Лучше было  идти вперед, рассчитывая на усталость врага. Теперь уламры спускались с холма,  поэтому проделали большую часть пути совсем не утомившись. А когда обернулись и  увидели преследовавших их людей, которые, жестикулируя, стояли на гребне холма,  то поняли, что намного опередили их.    

Местность  становилась все более неровной. Стали встречаться то вздувшиеся, точно застывшие  в конвульсиях, меловые равнины, то пространства, покрытые колючими растениями,  то заросшие травой болота, не различимые издали; приходилось все время их  огибать. Беглецы почти что не продвигались вперед. Они теряли терпение. Затем  показалась красноватая земля с несколькими жалкими соснами, очень высокими и  очень хилыми, окруженная болотами. Наконец уламры увидели саванну. Нао очень  обрадовался. В это время неподалеку от него появилась кучка людей. Те же ли это  карлики, что он видел утром? Быть может, местность им хорошо знакома и они успели  обойти беглецов более короткой дорогой? Или это был другой отряд из того же  племени? Они были уже достаточно близко – их легко можно было разглядеть. Что  за крохотный народец! Самый высокий из них приходился по грудь Нао! У них были  круглые головы, треугольные лица, кожа – цвета охры.    

    

Несмотря  на слабое, тщедушное сложение, при виде уламров они издали клич, похожий на  карканье ворон, стали размахивать рогатинами и дротиками.    

Сын  Леопарда рассматривал их с удивлением. Он принял бы их за детей, если бы не  старческий вид некоторых из них, бороды, покрывавшие пучками их лица, если бы  не оружие в их руках. Вряд ли они первыми осмелятся напасть на уламров! И  действительно, карлики не собирались этого делать. А когда уламры подняли свои  палицы и копья, когда голос Нао, заглушающий их голоса, как рычание льва  заглушает карканье ворона, раздался на равнине, карлики убежали. Но все же они  были в воинственном настроении: кричали все вместе, и крики их были полны  угрозы. Затем они образовали полукруг. Нао понял, что карлики хотят их  окружить.    

Опасаясь  больше их хитростей, нежели силы, он дал знак к отступлению. Уламры без труда  убежали от карликов, несмотря на то, что ноши уламров – клетки с огнем –  затрудняли их бег. Но Нао был осторожен. Он приказал своим воинам продолжать  путь, а сам, поставив клетку с огнем на землю, стал наблюдать за неприятелем.    

Трое или  четверо карликов опередили остальных. Сын Леопарда не терял времени. Он схватил  несколько камней и побежал со всех ног к рыжим карликам. Его движение привело  их в замешательство. Один из них, должно быть, вождь, издал пронзительный крик,  карлики остановились.    

Тогда  Нао крикнул:    

– Нао,  сын Леопарда, не хочет зла людям. Он никого из них не тронет, если они  прекратят преследование.    

Карлики  слушали с неподвижными лицами. Видя, что уламр не приближается, они решили  возобновить облаву. Тогда Нао, кидая камень, воскликнул:    

– Сын  Леопарда побьет рыжих карликов.    

Мимо Нао  пролетели три или четыре дротика. Уламр ранил камнем воина, в которого метил,  тот упал. Он бросил второй камень, но промахнулся, затем третий – камень ударил  в грудь воина.    

Тогда он  сделал насмешливый жест, показывая четвертый камень, затем с грозным видом  метнул дротик.    

Рыжие  карлики понимали жесты лучше, чем слова, они знали, что дротик опаснее камней.  Передние воины смешались с остальным отрядом, и сын Леопарда удалился  медленными шагами. Карлики следовали за ним на некотором расстоянии. Каждый  раз, когда тот или иной воин опережал своих товарищей, Нао ворчал и замахивался  оружием. Таким образом, они поняли, что им значительно опаснее идти врассыпную,  и Нао, достигнув цели, продолжал свой путь.    

Уламры  бежали большую часть дня. Когда они остановились, рыжих карликов уже не было  видно. Тучи разорвались, солнце светило из синей расщелины облаков. Почва,  вначале твердая, становилась все более податливой, она скрадывала топи, в  которых вязли ноги. Появились большие пресмыкающиеся, сверкали водяные змеи с  серо-зелеными телами, с глухим кваканьем скакали лягушки, пугливые длинноногие  птицы рассекали воздух дрожащим, как осиновые листья, полетом.    

Воины  наспех закусили, боясь неожиданностей, они спешили уйти из этой опасной страны.  Иногда им казалось, что они уже скоро выберутся из этих мест. Земля становилась  более твердой; бук, смоковница, папоротник заступали место тополей, ив и  болотных трав. Но вскоре опять потянулась низина со стоячей, гнилой водой, где  на каждом шагу подстрекала какая-нибудь западня. Приближалась ночь. Солнце  окрасилось в цвет свежей крови; оно опускалось на запад в торфяники и болота.    

Уламры  могли рассчитывать только на свою храбрость и ловкость; они продвигались  вперед, пока брезжил свет в глубине небесной тверди. Затем пришлось  остановиться. Впереди была равнина, позади – хаос, где неясный свет чередовался  с темными провалинами. Уламры нарвали веток, сгрудили несколько больших камней  и соединили все это с помощью ив и лиан; теперь они находились под надежной  защитой. Но они остерегались разводить костер и довольствовались маленькими  огоньками, наполовину спрятанными в земле. Они чего-то ждали, каких-то событий.    

 Глава II    

Гранитная тропа    

     

Ночь  прошла. При мерцающем свете звезд никто из уламров, ни Нам, ни Гав, ни вождь,  не видели больше карликов; они только слышали и обоняли влажный ветер, болотных  животных, хищных птиц с мягкими крыльями. Когда утро разлилось, как серебряный  туман, пустыня показала свое угрюмое лицо, а за ней расстилались безграничные  болота с глинистыми островками.    

Если  уламры удалятся от берегов, они наверняка встретят рыжих карликов. Следовало  идти по границе между степью и болотом в поисках выхода, а так как ничто не  указывало, какой путь им лучше избрать, они пошли по дороге, которая казалась  им менее опасной.    

Вначале  дорога была сносной. Почва достаточно твердая, только кое-где перерезанная маленькими  лужицами и низкорослой растительностью. К полудню кустарник и деревья стали  встречаться чаще. Приходилось все время наблюдать за узким горизонтом. Нао не подозревал,  что рыжие карлики близко. Если они не прекратили погони, они должны идти по  следам уламров и, следовательно, значительно от них отстать.    

Запасы  мяса истощились. Уламры приблизились к берегу, где было много дичи. Они прозевали  дрофу, укрывшуюся на острове. В устье ручья Гав поймал маленького леща. Нао  проткнул копьем коростеля. Нам выловил несколько угрей. Разожгли костер из  сухих трав и веток, радуясь запаху жаркого. Уламры считали, что они изнурили  вконец рыжих карликов. Они кончали грызть кости коростеля, как вдруг из зарослей  появились какие-то животные. Нао понял, что они убегают от опасного врага. Он  встал, успев разглядеть только чьи-то крадущиеся тени.    

– Рыжие  карлики нас догнали, – сказал он.    

Рыжие  карлики укрывались под прикрытием зарослей и могли преградить им путь всяческими  препятствиями. Между зарослями и болотом лежала полоска почти обнаженной земли,  очень удобная для побега. Уламры поспешили нагрузиться клетками, оружием и  оставшимися припасами. Ничто не мешало их бегству. Если враг станет  преследовать их по зарослям, он потеряет во времени, будучи менее ловким и  стесненным в своих движениях. Дорога лежала между деревьями, кустарниками,  высокими травами. Нао был уверен, что опередит карликов, если не встретится  какой-либо задержки. Но препятствия не заставили себя ждать. В равнину  впивалось своими щупальцами болото – глубокие выемки, лужи, узкие проливы с  цепкими растениями.    

Дорога  становилась трудной, беглецам приходилось кружить, делать обходы, возвращаться  назад. В конце концов они очутились на узкой гранитной полосе. Справа – большое  болото, слева – земля, затопленная осенними дождями.    

Гранитный  хребет, постепенно понижаясь, исчез под водой. Уламров с трех сторон окружила  вода: приходилось или идти назад, или ждать какой-либо благоприятной  случайности.    

Это был  опасный момент. Если карлики заняли вход на гранитную полосу, всякое отступление  становилось невозможным. Нао, склонив голову, с горечью пожалел о том, что  покинул мамонтов. Мужество его поколебалось, он познал неуверенность и страх;  но это была лишь минутная слабость. Сознание опасности возродило его энергию.  Надо было как можно скорее выбраться из этой ловушки. Вдали вздымалась какая-то  бурая масса: может быть, остров, а может быть, и продолжение гранитной тропы.  Гав и Нао стали отыскивать брод; но всюду было или глубоко, или топко.    

Итак,  оставалось только вернуться назад. Уламры поспешили повернуть назад. Они пробежали  две тысячи локтей и, выйдя за пределы болота, очутились перед густыми  зарослями. Нам, шедший впереди, остановился и сказал:    

– Там  рыжие карлики!    

Нао в  этом не сомневался. Чтобы окончательно удостовериться, он набрал камней и стал  бросать их в чашу, куда указывал Нам; легкий шорох выдал присутствие врага.    

Об  отступлении нечего было и думать; надо было готовиться к схватке, хотя место,  где находились уламры, не давало им никаких преимуществ, а, наоборот, позволяло  карликам окружить их. Лучше всего было укрепиться на кусочке этого гранитного  ребра. Свет костра защитит их от неожиданностей.    

Уламры  издали клич войны. Потрясая оружием, Нао воскликнул:    

– Рыжие  карлики напрасно преследуют уламров, которые сильны, как медведь, и легки, как  сайга! Если карлики нападут на них, они потеряют много людей! Один Нао уложит  десятерых! Нам и Гав не меньше! Разве карлики хотят потерять двадцать своих  воинов, чтобы убить трех уламров?    

Со всех  сторон – из кустарников, из высокой травы – раздались громкие воинственные крики.  Сын Леопарда понял, что карлики хотят войны. Он этому не удивился, разве уламры  не убивали людей чужого племени, захваченных около их становища? Старый Гун  говорил: «Лучше оставить жизнь волку или леопарду, нежели человеку. Человек,  которого ты не убил сегодня, придет завтра с другими людьми, чтобы убить тебя».    

Кроме  того, Нао отлично знал, что люди двух разных племен ненавидят друг друга  больше, чем носорог ненавидит мамонта. Грудь Нао наполнилась гневом, он вызвал  противника на бой. С рычанием приблизился он к зарослям. Тонкие дротики  засвистели, но ни один из них не попал в него. Нао дико расхохотался.    

– Руки  рыжих карликов слабы!.. Это руки детей! Нао может каждого из них убить одним  ударом топора или палицы…    

Сквозь  дикий виноград просунулась чья-то голова. Она сливалась с листьями, окрашенными  в осенние цвета. Нао увидел сверкающие глаза. Ему захотелось показать свою  силу, не прибегая к копью. Брошенный им камень заставил задрожать листья,  раздался пронзительный крик.    

–  Глядите, – торжествующе воскликнул уламр, – такова сила Нао!.. Простым камнем  он убил рыжего карлика.    

И, не  обращая внимания на крики разъяренных противников, он повернулся к ним спиной и  спокойно зашагал по тропе. В конце ее находилась площадка, где свободно могли  уместиться три человека. Это место было удобно тем, что карлики не могли ни  напасть на уламров всей толпой, ни окружить их, ни даже подплыть со стороны  болота, ибо предательская топь тотчас же засосала бы смельчака.    

Еще  труднее было достигнуть скалистого островка, который возвышался в шестидесяти  локтях от гранитного гребня.    

Уламры  собрали сухие камыши для вечернего костра. Им оставалось только ждать. Из всех  ожиданий это было самое мучительное.    

Подкарауливая  серого медведя, они надеялись убить животное. Когда они были в плену в пещере  под валунами, они знали, что лев-великан рано или поздно уйдет на охоту. Они ни  разу не допустили, чтобы пожиратели людей окружили их. Теперь же их осаждает  орда, превосходящая их численностью и хитростью. Уничтожить ее невозможно. Дни  будут следовать за днями, а орда по-прежнему будет стоять на страже у болота, а  если она осмелится напасть, как смогут противостоять ей три человека?    

Итак,  Нао захвачен силой себе подобных, и к тому же эти существа значительно слабее  его: ни один из них не сумеет удавить волка; никогда их легким дротикам не  пронзить сердце льва, их рогатины бессильны против зубра, но проткнуть сердце  человека они не могут…    

Между  тем солнце и вода соединили свои блестящие жизни. Вода огромна – не видно ее  края, а солнце – это огонь размером в лепесток кувшинки.    

Но свет  солнца сильнее света воды; он разливается над болотом, наполняет все небо,  господствующее над землей. В своем беспокойстве Нао не переставал думать о  рыжих карликах, о битвах, о засадах, погоне и бегстве.    

Невероятная  тяжесть опустилась на его плечи; сердце прыгало, как пантера, он слышал, как  бьется оно в его груди.    

Временами  Нао, стряхивая с себя оцепенение, вскакивал и хватался за палицу, его охватывал  воинственный пыл. Рукам не терпелось ударить тех, кто оскорбил его силу, но к  нему тотчас же возвращались осторожность и хитрость; без них человек не  просуществует и одного дня. Если он сам пойдет навстречу смерти, – это будет  слишком большая радость для его врагов. Рыжих карликов надо утомить, их надо  напугать, убить у них побольше воинов. К тому же Нао не хочет умирать, он хочет  еще увидеть Гаммлу. И хотя он еще не знает, каким образом победить своих  врагов, он полон надежды, он чувствует, что не может исчезнуть так, сразу; его  жизнь простирается так же далеко, как вода и свет.    

Сначала  рыжие карлики не показывались вовсе, не то из боязни, не то выжидая  какой-нибудь оплошности со стороны уламров.    

Они  появились лишь к концу дня; выйдя из засады, приблизились к гранитному гребню с  какими-то странными подпрыгиваниями. То один, то другой выбегал вперед и что-то  кричал, но их вожди хранили молчание, внимательные и настороженные.    

В  сумерки красные тела закопошились; в пепельном вечернем свете казалось, что  какие-то странные шакалы встали на задние лапы. Наступила ночь. Огонь уламров  распростер над водой кровавый отсвет. Позади кустарников огни осаждающих  окрашивали сумрак в цвет меди. Из темноты выступали и снова исчезали силуэты  дозорных. Несмотря на воинственные приготовления, противник держался на большом  расстоянии от уламров.    

Следующий  день казался бесконечным. Карлики беспрерывно маячили перед станом уламров, то  поодиночке, то целыми толпами. Их широкие скулы свидетельствовали о  непреодолимом упрямстве. Чувствовалось, что они неустанно будут преследовать  чужеземцев – это был инстинкт, заложенный в них сотнями поколений, без которого  они давно погибли бы от более сильных человеческих племен.    

И во  вторую ночь они не предприняли атаки: хранили глубокое молчание и не  показывались вовсе. Даже их огни не были видны – то ли они их не зажигали  вовсе, то ли отнесли слишком далеко. На рассвете раздался какой-то странный  шорох и треск, словно вместе с людьми двинулся с места и пополз по земле кустарник.  Когда совсем рассвело, Нао увидел, что целый вал из ветвей загромоздил подступ  к гранитной тропе. За этим укреплением, вызывающе крича, прыгали и кривлялись  рыжие карлики. Это было прикрытие. Таким образом, они могли пускать дротики, будучи  сами невидимыми, могли появиться неожиданно в большом количестве и напасть на  врага.    

Положение  уламров становилось серьезным. Запасы пищи истощались; им пришлось прибегнуть к  болотной рыбе. Место для ловли рыбы было неудобное. Они поймали несколько  угрей, лещей и бесхвостых гадюк, но все же их большие, сильные тела, их  молодость страдали от недостатка пищи. Нам и Гав, еще не совсем оправившиеся от  ран, худели и слабели.    

Третий  вечер не принес никакой перемены. Нао задумался. Правда, убежище уламров было  недоступно врагу, но вождь знал, что через несколько дней, если добыча будет  так же бедна, его товарищи станут слабее карликов и сам он, пожалуй, не сумеет  уж так искусно владеть оружием. Будут ли смертоносны удары его палицы?    

Инстинкт  подсказывал ему, что нужно бежать воспользовавшись темнотой. Но сначала надо  обмануть бдительность карликов и обеспечить себе проход через их становище, – а  это было невозможно…    

Нао  взглянул на запад. Светил месяц; его рога притупились; он опускался возле  большой голубоватой звезды, мерцавшей во влажном воздухе. Бесхвостые гады  перекликались своими старческими печальными голосами, трепетала среди ночных  бабочек летучая мышь; пролетел на своих бледных крыльях филин, видно было, как  сверкнула чешуя какого-то пресмыкающегося.    

Это был  один из тех вечеров, которые были так хорошо знакомы уламрам, когда они проводили  ночь у своих болот, под ясным небом. В голове Нао закружились воспоминания.  Особенно выделялось одно из них, которое смягчило и умилило его, как ребенка.    

Племя  уламров расположилось у костров; старый Гун рассказывает о прежних временах,  легкий ветерок разносит запах жареного мяса, вдали, освещенная луной, светится  длинная полоса болот. Появляются три девушки, они бродят вокруг огней, расточая  пыл своей молодости, который дневная усталость не могла усыпить; вот они со  странным смехом проходят мимо Нао.    

Внезапно  поднимается ветер, чьи-то волосы касаются лица молодого уламра, – это волосы  Гаммлы.    

При этом  воспоминании глубокий вздох вырвался из его груди глубокий вздох… Затем воспоминание  исчезло.    

Нао  снова начал думать о том, как бы спастись. Его охватила лихорадка, он встал,  поправил костер и пошел по направлению к рыжим карликам. Он скрежетал зубами.  Укрепление из ветвей за этот вечер еще больше приблизилось; быть может, в  следующую же ночь враг перейдет в наступление?! Вдруг резкий крик пронзил  воздух. Из воды вынырнула какая-то странная фигура. Нао узнал в ней человека.  Человек едва полз, из его ляжки текла кровь, он был странного вида, почти без  плеч, голова очень узкая. Сперва казалось, будто карлики его не заметили. Потом  поднялся невероятный шум, засвистели дротики и копья. Нао встрепенулся. Он  забыл, что человек этот может быть врагом; не чувствуя ничего, кроме ярости  против карликов, он побежал к раненому, как он побежал бы к Наму или Гаву.  Дротик слегка задел его плечо. Нао поднял раненого и отступил. Камень ударил  Нао по голове, второй дротик разодрал лопатку… но Нао уже был в безопасном  месте…    

В этот  вечер карлики еще не решились перейти в наступление.    

 Глава III    

Ночь на болоте    

     

Сын  Леопарда положил человека на сухую траву и стал рассматривать его с  любопытством и недоверием. Это было существо необычайное, отличное от уламров,  кзаммов и рыжих карликов. Его удлиненный, остроконечный череп был покрыт  редкими тонкими волосами. Глаза темные, тусклые, впалые щеки, слабые челюсти,  нижняя челюсть короткая, как у крысы. Но что больше всего поразило вождя – это  его тело цилиндрической формы; в нем нельзя было различить плеч, руки шли прямо  от туловища, как лапы крокодила, кожа сухая и жесткая, как будто покрытая чешуей,  вся в складках. Он походил одновременно на змею и на ящерицу.    

С тех  пор как Нао положил раненого на подстилку из сухих трав, тот не двигался.  Иногда его веки медленно приподнимались, его темные глаза смотрели на уламров.  Он хрипло дышал, иногда стонал. Наму и Гаву он внушал отвращение: они охотно  бросили бы его в воду. Нао, более любопытный, чем его товарищи, спрашивал себя,  откуда пришел незнакомец, как он очутился в болоте, при каких обстоятельствах  получил рану, человек ли это, или смесь человека с пресмыкающимся? Он  попробовал говорить с ним жестами, объяснить ему, что он его не убьет. Затем  указал ему на укрепления карликов, показывал знаками, что от них исходит  смерть.    

    

Человек,  повернув лицо к вождю, испустил глухой гортанный крик. Нао решил, что незнакомец  его понял.    

Месяц  уже коснулся горизонта, большая голубая звезда исчезла. Человек, наполовину привстав,  приложил траву к своей ране, иногда в его темных глазах мелькало какое-то  слабое мерцание.    

Когда  луна взошла и звезды протянули над волнами свои сверкающие нити, стало слышно,  как работают карлики. Они не спали всю ночь: одни носили ветки, другие их  укрепляли. Нао несколько раз вставал, думая начать битву. Но он знал многочисленность  врага, его бдительность и хитрость, он понимал, что всякое движение уламров  будет тотчас обнаружено, и решил подождать, рассчитывая на счастливую случайность.    

Прошла  еще одна ночь. Утром карлики метнули несколько дротиков, которые вонзились возле  самого укрепления уламров. Карлики закричали от радости и торжества.    

Это был  последний день. Очевидно, осада приближалась к концу. С наступлением ночи карлики  еще ближе продвинут свои укрепления и начнут нападение. Уламры с гневом и  скорбью смотрели на зеленоватую воду, в то время, как голод глодал их желудки.  При утреннем свете раненый показался еще более страшным. Его глаза стали похожи  на нефрит, его длинное, цилиндрическое туловище извивалось, как червяк, его  сухие, вялые руки как-то странно загибались назад.    

Вдруг он  схватил дротик и ударил им по листу кувшинки; вода забурлила, в ней мелькнуло  что-то медно-красное, и человек на конце дротика вытащил огромного карпа. Нам и  Гав радостно вскрикнули: рыбы хватит на несколько человек! Они уже не сожалели  о том, что вождь спас жизнь этому странному существу.    

    

Они и  совсем перестали жалеть об этом, когда человек без плеч наловил им множество  рыб, в нем был необычайно развит инстинкт рыболова. Сила возродилась в груди  молодых воинов: они еще раз убедились в правильности действий своего вождя. Нам  и Гав приободрились, тепло разливалось теперь по их телам, они не думали больше  о смерти. Они верили своему вождю и не сомневались, что он спасет их.    

Сын  Леопарда не разделял этих надежд. Он не находил средств избегнуть жестокости  рыжих карликов. Чем больше он размышлял, тем очевиднее становилась  бесполезность всяких хитростей и невозможность найти спасительный выход.  Наконец он решил, что может рассчитывать только на силу своих рук и на ту  удачу, в которую верят люди и животные, вышедшие победителями из больших  опасностей.    

Солнце  почти зашло. Небо на западе затянула темная туча, поминутно менявшая свои очертания.  Приглядевшись, уламры увидели, что это не туча, а огромная стая перелетных  птиц. С шумом ветра и волн летели горланящие стаи воронов, за ними – журавли с  плывущими в воздухе лапками; утки, вытягивающие свои пестрые головы, гуси с  тяжелыми бурдюками; скворцы, плотные, как черные камни; дрозды, сороки, синицы,  козодои, ржанки.    

Без  сомнения, там, за горизонтом, произошла какая-то страшная катастрофа,  напугавшая птиц и погнавшая их к новым землям. В сумерки за ними последовали и  животные. Обезумев, скакали на своих тонких ногах олени, сайги, лошади,  промчались ураганом стаи волков и собак, большой желтый лев и львица  проделывали прыжки в пятнадцать локтей перед стаей шакалов. Некоторые животные  сделали привал у болота и пошли на водопой.    

Тогда  вновь разгорелась извечная война, приостановленная было паникой: леопард,  вскочив на круп лошади, начал перегрызать ей горло; сайга подверглась нападению  волков; орел унес в облака цаплю; лев с протяжным ревом хватал убегающую  добычу. Появилось какое-то низкорослое животное на коротких лапах, такое же  массивное, как мамонт, кожа на нем образовывала толстую морщинистую кору, как  на старом дубе. Быть может, лев не знал, что это за животное, ибо он вторично  зарычал, потрясая своей страшной головой, своими гранитными клыками и густой гривой.  Носорог, раздраженный шумом, поднял рогатую морду и яростно набросился на  хищника. Это даже не была борьба. Гибкое желтое тело взлетело в воздух,  перекувыркнулось, в то время как морщинистая туша продолжала наступление  вслепую, даже не заметив своей победы.    

Нао с  лихорадочным нетерпением надеялся, что вторжение зверей изгонит рыжих карликов,  но он обманулся в своих ожиданиях. Лавина бегущих зверей пронеслась мимо  становища карликов, а когда ночь сменила сумерки, на равнине снова зажглись  огни, раздался зверский хохот. Затем все стихло. Разве только беспокойный кулик  потрепыхает своими крыльями, да прошуршит скворец в ивовых кустах. Или проплывет  рыба, потревожив водяные лилии.    

Неожиданно  на поверхности воды появились какие-то странные существа, они плыли к островку,  соседнему с гранитной тропой. Видны были их круглые головы, покрытые  водорослями. Их было пять или шесть. Нао и человек без плеч смотрели на них с  удивлением и увидели, как они пристали к берегу, вскарабкались на скалистый  выступ, затем раздались их голоса, насмешливые и злобные.    

Нао с  удивлением увидел, что это были рыжие карлики; если он еще и сомневался в этом  некоторое время, то крики, раздавшиеся с берега, окончательно рассеяли его  сомнения. Он пришел в бешенство, поняв, что карлики, воспользовавшись  нашествием зверей, обманули его бдительность. Но как они пробрались сюда? Пока  сын Леопарда размышлял об этом, он увидел, что человек без плеч уверенно  указывал рукой от берега к островку и затем на гранитную тропу. Нао догадался,  что между островком и тропой находился покрытый водой переход. Враг был уже на  островке. Уламрам приходилось прятаться за выступами скал, чтобы избежать  камней и дротиков.    

Снова  над болотом воцарилась тишина. Нао бодрствовал под дрожащими созвездиями. Карлики  медленно, но уверенно продвигали укрепление из ветвей и хвороста. В конце ночи  они могут напасть на уламров. Бой будет нелегким. Уламры отгородили себя  кострами, которые занимали всю ширину гребня.    

Пока Нао  размышлял обо всем этом, в костер упал камень. Огонь зашипел, поднялся легкий  пар; упал второй камень.    

С  похолодевшим сердцем Нао понял замыслы врага. С помощью камней, завернутых в мокрую  траву, враг старался потушить огонь, чтобы облегчить проход нападающим. Что  делать? Как помешать осуществлению этого плана? Выйти из-под прикрытия и  напасть на карликов? Но они притаились в кустах и не видны, между тем как  уламры, выйдя на открытое место, освещенное костром, будут прекрасной мишенью  для их камней и дротиков.    

Камни  продолжали сыпаться градом, большинство из них попадало в цель. Костер горел  все слабее и слабее, окутанный дымом; укрепление карликов неустанно двигалось  вперед. Уламры и человек без плеч дрожали, как затравленные звери.    

Костер  совсем угасал.    

– Нам и  Гав готовы? – спросил вождь.    

И, не  дожидаясь ответа, он издал боевой клич. Но в голосе его, полном гнева, молодые  воины не уловили обычной уверенности. Казалось, что Нао все еще колебался.  Вдруг его глаза засверкали, пронзительный смех вырвался из груди, он прокричал:    

–  Укрепление рыжих карликов сохнет на солнце четыре дня!    

Кинувшись  на землю, он подполз к костру, схватил головешку и изо всех сил бросил ее в  движущееся укрепление. Человек без плеч, Нам и Гав присоединились к нему, и все  четверо стали бросать один за другим горящие факелы.    

Изумленный  этим странным поведением, неприятель метнул наугад несколько дротиков. Когда  он, наконец, понял, в чем дело, сухие листья и ветки укрепления были уже  охвачены огнем; огромное пламя бушевало вокруг кустарника и начало проникать  внутрь засады. Нао вторично издал боевой клич, на этот раз он звучал гордо и  уверенно, и уверенность эта наполнила радостью сердца его спутников.    

– Уламры  победили пожирателей людей, они победят и маленьких рыжих шакалов! – кричал  Нао.    

Огонь  пожирал кустарник, высокое алое пламя извивалось над болотом, привлекая рыб, бесхвостых  гадов и насекомых. Птицы подняли страшный шум своими крыльями, смех гиен смешался  с воем волков.    

Вдруг  человек без плеч выпрямился с каким-то странным ревом. Его глаза засверкали, он  указал рукой на запад.    

И Нао,  обернувшись, увидел на соседних холмах зарево, похожее на свет нарождающейся  луны.    

 Глава IV    

Сражение в ивняке    

     

Утром  следующего дня рыжие карлики стали появляться все чаще и чаще. Их треугольные  глаза сверкали гневом, ярость заставляла сжиматься их челюсти. Они издали  потрясали своими рогатинами и копьями, делая вид, что пронзают врага, убивают  его, разламывают ему череп и вспарывают живот. Нагромоздив новые кучи ветвей,  которые они время от времени поливали водой, они двигали эту массу по  направлению к гранитному гребню.    

Солнце  было уже высоко, когда человек без плеч выскочил из-за прикрытия и с радостным  воплем замахал руками. Над болотом раздался ответный крик. На берегу болота на  большом расстоянии уламры увидели человека, как две капли воды схожего с тем,  которого они подобрали. Он стоял на краю тростниковых зарослей, в руках у него  было какое-то незнакомое оружие. Карлики тоже заметили его: они тотчас же  снарядили отряд для преследования незнакомца. Но человек уже исчез в камышах.  Нао, пораженный этим странным зрелищем, продолжал рассматривать местность. Ему  видны были карлики, рыскавшие вдоль берега по камышам, но мало-помалу все они  скрылись из виду, и над болотом снова воцарилась полнейшая тишина. Через  некоторое время двое из преследователей вернулись в стан карликов, но сейчас же  в сопровождении целого отряда снова пустились в погоню. Нао понял, что  произошло какое-то значительное событие. Человек без плеч был, по-видимому,  того же мнения. Он неотрывно следил за действиями отряда карликов, издавая  временами какие-то отрывистые возгласы.    

Таинственные  события быстро развертывались. Еще четыре отряда карликов вышли из лагеря и скрылись  в зарослях болота. Наконец между ивами появилось человек тридцать мужчин и  женщин с длинными головами и узкими туловищами. Это были люди из племени ва, к  которому принадлежал и человек без плеч. Рыжие карлики окружили их с трех  сторон. Началась битва.    

Ва  метали дротики не просто руками, а с помощью какого-то предмета, который уламры  никогда не видали и о котором не имели ни малейшего представления. Это был  толстый прут из дерева или кости, с крючком на конце. Дротик, брошенный при  помощи этой палки, летел гораздо дальше, чем брошенный просто рукой.    

В первый  момент карлики потерпели поражение – многие из них были перебиты. Но пополнение  подходило непрерывно и со всех сторон, даже из-за укрепления, расположенного  против Нао и его товарищей. Бешеный гнев охватил рыжих карликов. Они кидались в  бой с пронзительными криками. Осторожности, которую они проявляли в отношении  уламров, как не бывало, быть может, потому, что люди без плеч были им знакомы и  они не боялись вступить с ними в рукопашную схватку, а быть может, и потому,  что их возбуждала давнишняя вражда.    

С  первого же момента боя Нао принял твердое решение, которое он даже не успел как  следует обдумать. Его толкнула в бой какая-то сила, таившаяся в недрах его  существа, отвращение к длительному бездействию и особенно сознание, что победа  рыжих карликов может стать его собственной гибелью.    

Только  одно обстоятельство заставляло его колебаться: как быть с огнем? Покинуть его?  Клетки будут мешать в бою и, конечно, сломаются. Но ведь с победой придет и  огонь, а за поражением все равно последует смерть.    

Выждав  подходящее мгновение, Нао дал сигнал, и уламры с криками покинули свое убежище.  Их встретили дротиками, но воины быстро добежали до укреплений противника. Там  они нашли человек десять-двенадцать карликов, вооруженных рогатинами. Нао  метнул в их гущу копье и дротик и взмахнул палицей. Трое карликов упали  замертво, еще прежде чем Нам и Гав успели ввязаться в свалку. Но рогатины  противника действовали с необычайной быстротой и ловкостью, уламры получили  ранения, правда, легкие, ибо удары были слабые и наносились издалека. Три  палицы яростно отбивались. Увидев, что упали замертво еще несколько воинов и  что на помощь уламрам спешит человек без плеч, карлики обратились в бегство.  Нао уложил еще двоих; остальным удалось ускользнуть в камыши, но он не стал их  отыскивать, горя нетерпением присоединиться к ва.    

Тем  временем в ивняке началась рукопашная схватка. Только нескольким воинам из  племени ва удалось вырваться из свалки; спрятавшись в безопасное место, они  продолжали метать дротики при посредстве своих крючковатых палок. Но положение  остальных было безнадежным: карлики сражались с неослабевающей яростью и  подавляли ва своей численностью. Казалось, карликам была уже обеспечена победа,  только чье-нибудь сильное вмешательство могло вырвать ее у них. Уламры это  отлично понимали и что есть мочи бежали на помощь к людям без плеч. Когда они  приблизились к полю битвы, двенадцать рыжих карликов и десять мужчин и женщин  из числа их противников уже валялись мертвыми.    

Голос  Нао раздался, как рычание льва. Все его существо было сплошным комком ярости.  Огромная палица его без разбора крушила черепа, спины и груди врагов.    

Хотя  рыжие карлики и страшились его силы, все же они не думали, что она может быть  столь грозной. Прежде чем они успели оправиться, Нам и Гав в свою очередь  налетели на них, в то время как ва, ободренные неожиданной подмогой, начали  обстреливать карликов своим странным оружием. Воцарился полнейший беспорядок.  Часть карликов пустилась бежать, но остальные, по приказанию вождя, сгрудились  в кучу, ощетинившись рогатинами. Наступило нечто вроде передышки.    

    

Ва, в  противоположность карликам, прятались в ивняке. Так как они предпочитали пользоваться  метательными снарядами, то считали лучшим оставаться под прикрытием.    

Снова  засвистели дротики. Те из ва, кому не хватало оружия, собирали камни и бросали  их при помощи своих снарядов. Нао, подобрав валявшиеся на земле копья и  дротики, швырнул их в противника, а затем тоже стал осыпать их камнями. Карлики  поняли, что они погибнут, если не перейдут в рукопашный бой. Они бросились в  атаку, но встретили пустое место. Ва успели отступить.    

Если бы  они были так же подвижны, как уламры, нагнать их было бы невозможно; но их  длинные ноги были слабы и медлительны. Противники преследовали их поодиночке,  преимущество опять оказалось на стороне карликов. Победа снова склонялась на их  сторону. Нао, державшийся в стороне от свалки, пристально следил за ходом  битвы. Предводителем рыжих карликов был коренастый человек, седой, с огромными  зубами. Нао решил его убить. Пятнадцать воинов окружили вождя. Мужество, более  сильное, чем страх смерти, выпрямило высокую фигуру уламра. С ревом зубра  кинулся он в бой. Все рушилось под его могучей палицей. Но возле старого вождя  ощетинились рогатины, преграждая путь и нанося раны уламру; Нао удалось их  отбить. Прибежали на помощь другие карлики. Тогда, позвав своих товарищей,  сделав необычайное усилие, Нао опрокинул преграду, и расколол, как орех,  крепкий череп вождя.    

Подоспевшие  Нам и Гав пришли на помощь Нао.    

Рыжие  карлики дрогнули. Потеряв вожака, они почувствовали себя покинутыми. Смешавшись,  они бежали без оглядки к родным землям, озерам и рекам, к своей орде, откуда  они черпали храбрость и где надеялись снова ее обрести.    

 Глава V    

Вымирающее племя    

     

Тридцать  мужчин и десять женщин лежали на земле. Большая часть из них были еще живы.  Кровь лилась потоками, руки и ноги были переломаны, черепа раскроены, из  животов вываливались внутренности. Часть раненых должна была умереть еще до наступления  ночи; другие могли прожить несколько дней, большинство были излечимы. Но рыжие  карлики должны были подчиниться закону войны. Сам Нао, неоднократно нарушавший  этот закон, признал его необходимым в отношении такого неумолимого врага.    

    

Он  предоставил своим товарищам и ва добивать раненых карликов. Это не отняло много  времени.    

Затем  люди без плеч занялись врачеванием ран своих соплеменников. Они делали это  более искусно и более уверенно, чем уламры. Нао казалось, что в этом отношении  ва превосходят людей его племени, но во всем другом они уступали уламрам. Их  движения были вялы и медлительны; чтобы поднять одного раненого, им требовалось  усилие двух или трех человек. Иногда их охватывало какое-то странное оцепенение  – глаза останавливались, руки опускались как мертвые.    

Женщины,  пожалуй, были более проворны, ловки и изобретательны. Побыв некоторое время  среди ва, Нао заметил, что вождем племени является женщина. Но и у женщин были  такие же печальные мутные глаза, такие же грустные лица, как и у мужчин, волосы  редкие, растущие пучками, с просветами чешуйчатой кожи. Сын Леопарда невольно  вспомнил о густых длинных волосах женщин своего племени, о прекрасных волосах  Гаммлы… Несколько женщин и двое мужчин осмотрели раны уламров. Спокойная мягкость  исходила от их движений. Ароматными листьями обтирали они кровь, покрывали раны  мятой и перевязывали их лианами. Это свидетельствовало о том, что союз между  уламрами и ва заключен прочно.    

Нао  подумал, что ва несравненно менее жестоки, чем его соплеменники, пожиратели  людей и рыжие карлики. И он не ошибся в своем суждении.    

Предки  ва научились обтачивать камни и обжигать дерево раньше других людей. В течение  тысячелетий племя ва занимало обширные равнины и леса. Тогда они были  сильнейшими из племен. Их оружие наносило глубокие раны, они были сильны, их  мускулы крепки и неутомимы. Они говорили на более совершенном языке, чем  остальные племена, подобные им. Их поколения быстро размножались. Так было  много тысячелетий тому назад. Но потом рост племени прекратился. Они не знали  причин своего упадка.    

Их тела  стали более хилыми, движения медлительными, их язык перестал обогащаться, затем  и совсем обеднел; их хитрости стали более грубыми, менее изобретательными. Они  хуже владели оружием, теперь менее совершенным. Но наиболее верным признаком их  упадка было непрекращающееся ослабление их мысли и движений. Ва быстро  уставали; ели мало, спали много, случалось, что зимой они погружались в спячку,  как медведи.    

Из  поколения в поколение уменьшалась их способность размножаться. Женщины с трудом  производили на свет одного ребенка или двух, выращивать их было очень трудно.  Большая же часть женщин оставалась бесплодными. Тем не менее женщины  обнаруживали большую жизнеспособность, чем мужчины, большую выносливость,  мускулы их были крепче. Женщины охотились, ловили рыбу, точили оружие, сражались  за семью и племя наравне с мужчинами.    

Постепенно  более крепкие, деятельные и жизнеспособные противники оттеснили ва на  юго-запад. Множество ва было истреблено рыжими карликами и кзаммами. Ва бродили  по земле как бы во сне, с остатком былых знаний. Они сохранили кое-какие  орудия, более сложные, чем те, которыми пользовались их противники, да  несколько навыков, свидетельствовавших о былом расцвете их ума. Они жили на болотистых  торфяных землях, прилегающих к рекам, на берегах больших озер, а иногда в  просторных пещерах, вырытых предпочвенными водами, соединенных между собой  извилистыми проходами. Чувствуя себя слабыми, медлительными, менее подвижными,  чем противники, они предпочитали избегать борьбы; но зато в искусстве  скрываться они достигли высокого совершенства.    

Ни одно  животное не умело так искусно заметать свои следы. Подземные жилища ва были до  того искусно замаскированы, что их не могли найти даже собаки и волки, не  говоря уже о человеке с его более слабым, чем у животных, обонянием.    

Только в  одном случае эти пугливые и вялые существа становились дерзкими и отважными:  они рисковали всем, когда нужно было выручать соплеменника, которому грозила  опасность. Некогда это чувство кровной связи делало племя ва непобедимыми.  Несмотря на то, что рыжие карлики были опасными врагами, ва не побоялись выйти  из своих подземелий, чтобы выручить раненого товарища, которого подобрал Нао.    

Сын  Леопарда, после того как ва перевязали ему раны, вернулся к гранитному гребню,  чтобы взять клетки с огнем; он нашел их в полной сохранности; маленькие огоньки  еще теплились в них. При виде их победа показалась Нао более полной и более  радостной. Не то чтобы он боялся потерять огонь, нет, ведь костры рыжих  карликов еще горели, но в нем говорило какое-то темное суеверие. Ему пришлось  выдержать такую борьбу за эти маленькие огоньки! Будущее было бы страшным, если  бы эти три огонька погибли!    

Он с  торжествующим видом перенес плетенки с огнем в становище ва. Они смотрели на  него с любопытством, а предводительница орды покачала головой. Уламр объяснил  ей жестами, как люди его племени утратили огонь и как он, Нао, сумел его снова  завоевать. Но никто не понимал молодого уламра, и вождь с грустью спрашивал  себя, что это за люди, не из тех ли они жалких племен, что не умеют согреваться  в холодные дни, не умеют отгонять ночь, жарить пищу. Старый Гун говорил, что  такие племена существуют, это низшие существа, они хуже волков, так как не  обладают тонкостью их слуха и обоняния.    

    

Нао,  охваченный жалостью к ва, стал показывать им, как разжечь пламя, как вдруг  заметил среди ивняка женщину, которая ударяла одним камнем о другой. Посыпались  искры, вдоль сухой тонкой травинки заплясала маленькая красная точка, затем  загорелись ветки; женщина тихонько раздувала огонь, он стал пожирать свою пищу.    

Сын  Леопарда застыл в изумлении. Он подумал: «Ва прячут огонь в камнях».    

Подойдя  к женщине, он старался получше рассмотреть, что она делает. Инстинктивно женщина  сделала недоверчивый жест. Затем, вспомнив, что этот человек спас их от гибели,  она протянула ему камни. Он жадно рассматривал их, не найдя ни одной трещины,  изумился еще больше. Он их ощупал: камни были холодные. Нао спрашивал себя с  беспокойством: «Каким образом огонь вошел в эти камни?.. И почему же он не  разогрел их?..»    

Он  вернул камни с тем чувством страха и недоверия, какое внушают людям  таинственные и незнакомые предметы.    

 Глава VI    

В Стране вод    

     

Ва и  уламры пересекали Страну вод. Вода была повсюду: в стоячих болотах, поросших водорослями,  кувшинками, ненюфарами, стрелолистами и камышами; в торфяных топях, в озерах, в  реках, перерезанных узкими перемычками из камня, песка и глины. Она выступала  из-под земли, спускалась по склонам холмов, иногда беря свое начало из  расщелин, терялась под землей. Ва знали, что Нао решил идти на северо-запад.  Они провожали своих спасителей до границ Страны вод, изыскивая кратчайшие и  наименее опасные дороги. Местность они знали превосходно. Порой ва вели за  собой уламров по таким потаенным проходам и тропам, о существовании которых ни  один человек другого племени не мог бы догадаться. Иногда они строили плоты для  переправы, перекидывали стволы деревьев через пропасти, соединяли берега реки  висячими мостами из лиан. Ва плавали хотя и медленно, но очень искусно, если  только не было в воде некоторых трав, перед которыми они испытывали суеверный  страх.    

И вместе  с тем все их поступки и движения были полны какой-то неуверенности, словно люди  только что очнулись от сна или, напротив, борются с непреодолимой сонливостью.    

Эти  места изобиловали пищей. Ва знали множество съедобных корней; в особенности же  они были искусны по части ловли рыбы. Они умели ловить ее с помощью гарпунов,  хватали рыбу прямо руками, запутывая ее в мягкой траве; умели привлекать ее по  ночам горящими головешками, направлять целые стаи в бухточки. Вечерами, сидя  вокруг костра, ва испытывали тихое, молчаливое счастье. Они любили сидеть,  тесно прижавшись друг к другу, быть может, им казалось, что их ослабевшие,  вялые тела станут более сильными от ощущения близости людей своего племени.  Уламры же, напротив, часто уединялись, особенно Нао. Иногда ва пели, очень  монотонно, бесконечно повторяя одни и те же звуки, в своих песнях они  прославляли смелые подвиги давно умерших поколений.    

Но все  это нисколько не интересовало сына Леопарда. Он испытывал ко всему этому почти  отвращение. Зато он с величайшим интересом наблюдал за их охотничьими приемами,  за тем, как они работают, особенно за тем, как они пользуются своими  метательными снарядами и добывают из камней огонь.    

Нао и  сам быстро научился владеть их оружием. Так как он внушал союзникам всевозрастающую  симпатию, они ничего от него не скрывали, он мог пользоваться их оружием, и  когда однажды один из ва потерял свой метательный снаряд, они в присутствии Нао  изготовили новый.    

Женщина-вождь  дала ему такой снаряд, и скоро уламр научился владеть им с не меньшей  ловкостью, чем ва, но с неизмеримо большей силой.    

Но  постичь тайну добывания огня он не мог. Эта тайна внушала ему страх. Он только  издали наблюдал, как вспыхивали из камней искры; он задавал себе вопросы,  которые оставались нерешенными. Но с каждым разом он все больше привыкал к  этому зрелищу, и постепенно страх уступил место любопытству.    

Вскоре  Нао научился понимать десять-двенадцать слов на языке ва и около тридцати  знаков, заменявших слова, и это новое знание очень ему пригодилось. Он понял,  что не ва прячут огонь в камни, а что огонь сам живет в камнях. Огонь вспыхивал  при ударе и бросался на ветви и сухие травы, но, будучи еще очень слаб, он  сразу не мог схватить своей добычи. Нао еще больше успокоился, увидев, что ва  высекают искры из самых обыкновенных камней, валяющихся на земле. С тех пор как  он убедился, что тайна заключается в самих камнях, а не в могуществе ва, его  последние сомнения рассеялись. Он решился попробовать сам добыть огонь. Для  этого нужны были два камня: твердый кремень и более мягкий колчедан. Сила и  проворство рук помогли его неопытности. Искры сыпались из камней, но, сколько  он ни старался, он так и не мог заставить загореться даже самую тоненькую былинку.    

Однажды,  задолго до сумерек, племя ва сделало привал. Это было на песчаном берегу большого  озера, в сильную засуху.    

В небе  летела стая журавлей, в тростниках сновали чирки, издали доносилось рычанье  льва. Ва развели костры. Нао, запасшись сухими, почти обуглившимися травами,  ударял один камень о другой. Он проделывал это с неистовой страстью. Затем его  одолело сомнение. Он сказал себе: «Ва скрывают от Нао какую-то тайну». Он с  такой силой ударил камень о камень, что один из них раскололся. И вдруг… у Нао  захватило дыхание… на одной из травинок появился маленький огонек! Тогда уламр  осторожно раздул пламя: оно поглотило свою слабую добычу и перешло на другие  травы.    

И Нао,  неподвижный, чуть дыша, со сверкающими глазами, познал радость большую, чем та,  которую он испытывал при победе над тигрицей, при завоевании огня у кзаммов, от  дружбы с вожаком мамонтов и от убийства вождя рыжих карликов.    

Он  чувствовал, что обрел могущество, которым не владел ни один из его предков.  Теперь никто не сможет умертвить огонь у людей его племени.    

 Глава VII    

Люди с синими волосами    

     

Долины  спускались все ниже и ниже. Уламры и ва проходили по стране, где осень была такой  же теплой, как лето. Затем они углубились в лес, грозный и дремучий. Его  непроходимая чаща была перевита лианами, заграждена плотной стеной колючего  терновника, сквозь который ва прорубали дорогу кремневыми ножами. Женщина-вождь  дала понять Нао, что ва покинут уламров, как только выведут их за пределы леса,  так как земли, лежащие дальше, незнакомы им. Им известно только, что там  находится равнина, а за ней гора, разделенная надвое широким ущельем. Женщина-предводитель  сказала, что ни на равнине, ни в горах нет людей, но в лесу живут какие-то  странные существа. По ее описанию, это были великаны с широкой грудью и мощными  руками: она объяснила, что они не разводят огня, не знают членораздельной речи,  не воюют и не охотятся, но они ужасны, когда на них нападают или преграждают им  путь.    

Утром  лес стал редеть. Меньше стало колючих растений. Среди тысячелетних деревьев, в  просветах, извивались тропинки, проложенные животными. Зеленый мрак  расступился: множество птиц наполнило страну деревьев, звери, гады, насекомые  стали встречаться все чаще и чаще… В лесу происходила непрерывная борьба –  упорная, скрытая, в которой тела растений и животных не переставали погибать и  возрождаться.    

Однажды  женщина-предводитель указала Нао на одно дерево. Среди листьев смоковницы  показалось синеватое тело, и Нао, приглядевшись, узнал человека. Вспомнив о  рыжих карликах, он задрожал от гнева и беспокойства. Человек исчез. Наступила  тишина. Ва, предупрежденные об опасности, задержали шаг и еще теснее сгрудились  в кучу. Тогда заговорил самый старый человек в орде.    

Он  говорил о силе людей с синими волосами, об их страшной ярости. Ни в каком  случае не следует идти по одной дороге с ними, не проходить через их становище  – они ненавидят шум и движение.    

– Отцы  наших отцов, – заключил он, – жили мирно в соседстве с ними. Они уступали им дорогу  в лесу. А люди с синими волосами сворачивали с дороги ва на равнинах и в  болотах.    

Женщина-предводитель  кивнула головой в знак согласия и подняла свое копье. Орда отправилась по новой  дороге, среди высоких смоковниц, и вскоре очутилась на большой прогалине, видимо,  недавно выжженной упавшей молнией, – остатки пепла от ветвей и стволов деревьев  еще не были развеяны ветром. Едва ва и уламры вышли на нее, как Нао снова  заметил в зелени синеватое тело, похожее на то, что мелькнуло среди листьев  смоковницы.    

Вслед за  тем показались еще какие-то две фигуры. Затрещали ветки, и на полянку выскочило  из серо-зеленого мрака сильное и гибкое существо. Никто не мог бы сказать –  передвигалось ли оно по-звериному, на четырех ногах, или на двух, как люди и  птицы. Казалось, будто оно присело на корточки, задние конечности его  вытянулись по земле, а передние упирались в огромные, вылезшие из-под земли  корни. Лицо у него было огромное, челюсти, как у гиены, глаза круглые, блестящие,  череп приплюснутый, грудь мощная, как у льва, но более широкая, на конечностях  передних и задних – длинные пальцы; густая шерсть с синим отливом покрывала все  тело. Только по груди и плечам признал Нао в этом существе человека; четыре  руки делали его очень странным, а голова напоминала голову буйвола или медведя.    

Окинув  столпившихся на поляне людей гневным и недоверчивым взглядом, человек с синими  волосами выпрямился и издал глухой крик. Тотчас же появилось еще несколько  существ, схожих с ним: трое самцов, дюжина самок и несколько детенышей. Один из  самцов выделялся своим огромным ростом: у него были шероховатые, похожие на  ствол платана руки, грудь в два раза шире, чем у Нао, он мог легко опрокинуть и  задушить тигра. При нем не было никакого оружия, лишь двое или трое из этих  странных существ держали в руках свежеоторванные ветви с еще не опавшей  листвой. Огромный самец подошел к ва и уламрам, в то время как все другие хором  рычали. Он бил себя в грудь своими странными руками, между толстыми дрожащими  губами сверкали белые зубы.    

Ва, по  знаку женщины-предводителя, отступили не спеша и без единого звука. Зная повадки  людей с синими волосами, они избегали лишних движений и остерегались всякого  шума. Нао последовал их примеру, доверяя их опыту. Но Нам и Гав, которые  опередили орду, замешкались. Они тоже хотели было отступить, но путь оказался  отрезанным. Люди с синими волосами рассыпались по поляне. Гав кинулся в лесную  чащу, а Нам побежал вдоль поляны. Он бежал, легкий и гибкий, казалось, побег  должен был ему удасться. Но одна из самок быстро догнала его и преградила ему  дорогу. Нам свернул в сторону. За ним бросились двое самцов. Спасаясь от них,  Нам споткнулся и упал. Огромные руки схватили его и подняли в воздух. Он  очутился в объятиях великана, не успев даже поднять оружие. Чудовищная тяжесть  давила на его плечи, парализуя движения. Он почувствовал себя таким же слабым и  беззащитным, как сайга в лапах тигра.    

Он  видел, что Нао далеко и не успеет прийти к нему на помощь, и, понимая  безнадежность всяких попыток сопротивления, покорно ожидал смерти.    

Нао не  мог перенести гибели своего товарища: схватив палицу и копье, он хотел  броситься на человека с синими волосами, но женщина-предводитель остановила  его.    

– Стой,  – сказала она.    

Она дала  ему понять, что при первом же ударе Нам погибнет. Колеблясь между желанием  напасть на врага и страхом погубить этим товарища, Нао глубоко вздохнул.    

Человек  с синими волосами держал тело юноши на весу, скрежеща зубами, он раскачивал  его, примериваясь раздробить ему голову о ствол дерева. Вдруг он остановился,  взглянул на безжизненное тело, лежавшее в его руках, и его свирепое лицо  растянулось в улыбке; какая-то мягкость скользнула в хищных глазах; он положил  Нама на землю. Если бы юноша сделал хоть одно движение, ужасная рука снова схватила  бы его. Нам инстинктивно это почувствовал и оставался неподвижным.    

Собралась  вся орда: самцы, самки, детеныши. Они смутно догадывались, что Нам чем-то похож  на них. Для рыжих карликов и кзаммов это было бы только лишним предлогом для  убийства. Но ум людей с синими волосами еще не пробудился, они не охотились и  не воевали, не ели мяса и не имели врагов. Инстинктивно они ненавидели  хищников, которые пожирали их детенышей и раненых; иногда чувство соперничества  приводило самцов в раздражение, но они никогда не убивали травоядных животных.    

Люди с  синими волосами остановились в нерешительности перед распростертым телом Нама.  Их успокоила его неподвижность, а главным образом, поведение самца-великана. Он  был их вожаком, он водил их по лесам, выбирая дорогу, водопой и места для  привалов.    

    

А так  как вожак не ударил и не укусил юношу, то никто из них и подавно не собирался  этого делать. Жизнь Нама была спасена. Теперь он мог бы спокойно следовать за  племенем этих волосатых людей и даже жить среди них. Как вначале он чувствовал  неизбежность гибели, так теперь ясно сознавал, что опасность миновала. Он  тихонько приподнялся, сел и стал ждать.    

Люди с  синими волосами еще некоторое время наблюдали за ним с затаенным недоверием.  Потом одна из самок, соблазненная нежным побегом на кусте, сорвала его и стала  медленно обгладывать, самец начал вырывать корни. Мало-помалу все племя, забыв  о Наме, стало утолять голод. Так как люди с синими волосами питались только  растениями, а выбор их был более ограничен, чем у оленей или зубров, то поиски  пищи требовали много времени и большой внимательности.    

Нам был  свободен, он пошел навстречу Нао, который, не отрывая взора, следил, как люди с  синими волосами то исчезали, то снова появлялись среди трав в поисках пищи.    

Нам еще  весь дрожал от пережитого волнения, он жаждал смерти этих странных существ. Но  Нао относился к ним миролюбиво; он восхищался их силой, равной, пожалуй, только  силе медведя, и думал, что, если бы они только захотели, они легко могли бы  уничтожить и рыжих карликов, и ва, и кзаммов, и уламров…    

 Глава VIII    

Медведь-гигант ушел в  ущелье    

     

Давно  уже Нао покинул ва, людей с синими волосами, и пересек лес. Через расщелины  скал он дошел до плоскогорий. Там осень была свежее, по небу катились  нескончаемые тучи, ветер ворчал целыми днями, трава и листья гнили на жалкой  земле, и холод убивал без числа насекомых под корой, среди качающихся стеблей,  гнилых корней и плодов, в трещинах камней и глины.    

Когда  тучи разрывались, звезды, казалось, леденили мрак. По ночам почти непрерывно  выли волки, тоскливо лаяли собаки, иногда слышался предсмертный крик оленя,  сайги или лошади, мяуканье тигра или рычание льва. Уламры видели сверкающие  глаза хищников, внезапно появляющиеся из темноты, окружавшей костер.    

Жизнь  становилась страшной.    

С  приближением зимы запасы растительной пищи уменьшались. Травоядные животные искали  ее, разрывая почву до корней, срывая побеги и кору деревьев. Грызуны укрепляли  свои норы; плотоядные неустанно бродили то по пастбищам красного зверя,  подстерегая добычу, то у водоемов, то в сумраке лесной чащи, то в ущельях.  Всем, кроме тех, кто подвержен зимней спячке или заготавливает запасы в своих  логовах, приходилось туго: потребности увеличивались, а запасы уменьшались.    

Уламры  не страдали от голода. Долгий путь, полный опасностей, изощрил их инстинкт, ловкость  и предусмотрительность. Они издали определяли добычу или врага, научились предугадывать  ветер, дождь, наводнение. Каждое их движение соответствовало цели и сберегало  силы. С одного взгляда они находили наилучший путь отступления, верное убежище,  подходящее место для битвы. Они, избирали направление с точностью, почти равной  точности перелетных птиц. Через озера, болота, леса и горы они с каждым днем  все ближе и ближе продвигались к стране уламров. Они надеялись еще до  полнолуния прийти к своему племени. Однажды они попали в холмистую местность. В  желтом низком небе тучи, цвета охры, глины и мертвых листьев, наползали одна на  другую, их пелена, казалось, грозила навсегда покрыть землю.    

Нао  избрал для ночлега длинное ущелье, он узнал его: когда-то в возрасте Гава он  проходил по нему с отрядом охотников своего племени. Ущелье это, расположенное  среди известковых скал, заканчивалось крутым спуском, загроможденным обломками.    

Уламры  прошли без приключений почти две трети ущелья. В полдень они устроили привал на  полукруглой площадке, окруженной отвесно поднимающимися скалами. Здесь был слышен  шум подземного потока, вода с грохотом падала в бездну; две темные дыры зияли в  скале, – то были входы в известковые пещеры.    

Насытившись,  Нао направился к одной из пещер и долго ее осматривал. Он вспомнил, что Фаум показывал  своим воинам, как через эту пещеру можно попасть на кратчайшую дорогу к долине.  Склон, заваленный камнями, был неудобен для передвижения большого отряда, но  три человека могли свободно по нему пройти. Нао выбрал эту дорогу. Он углубился  в пещеру и шел по ней до тех пор, пока слабый свет не возвестил о близком  выходе. Когда он вернулся, Нам сказал ему:    

–  Большой медведь в ущелье!..    

Гортанный  рев прервал его. Среди камней Нао увидел Гава, притаившегося в позе воина,  подстерегающего врага. У входа на площадку показались два чудовищных животных.  Необычайно густая шерсть цвета дуба могла отлично защитить их от холодов  надвигающейся зимы, от острых скал и колючих растений. Одно из животных  напоминало зубра, только ноги были короче, более мускулистые и более гибкие,  лоб выпуклый, как камень, изъеденный лишаями; огромная пасть легко могла  захватить голову человека и раздавить ее единым движением челюстей. Это самец.  У самки лоб плоский, морда покороче. По строению груди и медленности движений  они напоминали людей с синими волосами.    

– Да, –  прошептал Нао, – это медведи-великаны!    

При всей  их силе эти животные опасны только тогда, когда они очень разъярены или очень  голодны. Они не особенно гонятся за мясом.    

Медведи  зарычали. Самец поднял голову, свирепо раскачивая ею.    

– Он  ранен, – заметил Нао.    

Сквозь  шерсть текла кровь. Уламры испугались: не нанесена ли рана оружием человека? Тогда  медведь станет мстить. А уж если он первый поведет наступление, то не прекратит  его, пока не победит. Нет существа более упрямого, чем большой медведь! Со  своей густой шерстью и твердой кожей он не боится ни копья, ни топора, ни  палицы. Он может распороть живот человеку одним ударом лапы, задушить его в своих  объятиях, раздробить челюстями.    

– Откуда  они сюда попали? – спросил Нао.    

– Они  прошли вот здесь, между этими деревьями, – сказал Гав, указывая на несколько  сосен, выросших на твердой скале. – Самец спустился с правой стороны, а самка с  левой.    

Случайно  или сознательно, но медведям уже преградили выход из ущелья. Схватка казалась  неизбежной. Это чувствовалось и по свирепому рычанию самца и по поведению  самки, злобно глядевшей на уламров. Медведи долго принюхивались, чтобы лучше  определить расстояние, отделявшее их от врага, притаившегося среди камней.    

Когда  медведи двинулись на людей, уламры уже были в глубине пещеры. Нам и Гав шли  впереди; все трое спешили, насколько позволяла неровность почвы и извилины  прохода. Двинувшиеся за ними в пещеру медведи потратили немало времени, пока  нашли следы уламров. Полные недоверия, они часто останавливались. Они не  боялись людей и животных, но долголетний опыт и природная осторожность научили  их опасаться неизвестного. В их памяти прочно укоренились воспоминания о  камнях, скатывающихся с гор, о внезапных трещинах в земле, о глубоких пропастях,  лавинах, осыпях, обвалах.    

Ни  мамонт, ни лев, ни тигр никогда не покушались на их жизнь, но силы природы не  раз наказывали их: медведи помнили снежные обвалы, горные осыпи, помнили и  вешний поток, в котором они едва не утонули, и острые камни, падавшие на них с  высоты и наносившие им жестокие раны.    

А  сегодня утром впервые на них напали люди. Это было на вершине скалы, куда могли  взобраться лишь ящерицы и насекомые. Три двуногих существа стояли на гребне  утеса. При виде медведей они закричали и метнули дротики. Один из них ранил  самца. Обезумев от бешенства и боли, зверь кинулся на скалу, забыв, что она для  него недоступна. Но вскоре он пришел в себя и вместе со своей самкой стал  отыскивать более удобный путь в обход скалы.    

Дорогой  он выдернул из раны дротик и обнюхал его, – это родило в нем смутные воспоминания.  Ему уже приходилось встречать людей, но вид их вызывал у него не больше  интереса, чем вид волков или гиен. Люди обычно поспешно уступали ему дорогу, и  он ничего не знал ни об их хитрости, ни об их силе. Тем больше встревожило его  утреннее нападение: оно нарушило его представление о людях, в его мозгу возникло  нечто новое, неизвестное, а всякая неизвестность пугала медведя. Он стал  бродить по ущельям, ощупывая скалы, внимательно принюхивался к различным  запахам. Наконец он устал. Не будь раны, он сохранил бы обо всем этом лишь  смутное воспоминание, которое спит в глубине существа и пробуждается лишь при  повторении однородных событий. Но боль вызывала по временам образы трех  странных существ, стоявших на вершине утеса, и воспоминание об остром дротике.  Тогда медведь начинал рычать, зализывая рану. Но вскоре и боль перестала  служить напоминанием. Медведь начал было думать о пище, а найти ее было  нелегко, как вдруг он снова почуял запах человека. Ярость наполнила его сердце.  Он позвал свою самку, которая искала пищу поодаль, – кормиться на одном участке  было трудно – и, напав на след врагов, решил им отомстить.    

В  сумраке пещеры Нао трудно было что-либо различить. Вскоре послышались тяжелые  шаги и могучее дыхание: медведи приближались. Животным легче было сохранить  равновесие. Уламры же поминутно спотыкались о камни, проваливались в ямы,  ударялись о выступы стен, и нужно было еще нести оружие, припасы и клетки с  огнем, с которыми Нао ни за что не хотел расставаться.    

Огонь  горел очень слабо, почти совсем не освещая дороги, его бледный, красный отсвет  терялся где-то в высоте, едва были видны очертания стен. Но зато он отчетливо  освещал фигуры беглецов.    

–  Скорее, скорей! – кричал вождь.    

Но Нам и  Гав и без того бежали со всей быстротой, на какую были способны, и не их вина  была, что звери приближались. Ярость медведей усиливалась по мере того, как  сокращалось расстояние, отделявшее их от людей; они рычали по очереди. Их  громовые голоса грозным эхом отдавались под сводами подземного хода. Вскоре они  очутились всего в нескольких шагах от уламров. Земля колебалась под ногами Нао,  вот-вот огромная тяжесть обрушится на его спину…    

Он  повернулся лицом к опасности, быстро наклонив клетку, направил слабый огонек на  качающуюся тушу. Медведь остановился. Удивление пробудило его осторожность.  Пристально рассматривая маленькое пламя, он стал глухо взывать к своей самке;  затем, охваченный яростью, бросился на человека. Нао отступил и изо всех сил  бросил в медведя клеткой. Она угодила в морду зверя, огонь опалил веко, зверь застонал  и пока, ошеломленный, успел сообразить, что с ним произошло, Нао удалось  выгадать несколько десятков шагов.    

    

Впереди  показалась полоска тусклого света. Уламры теперь видели землю под ногами; они  бежали быстрей и уверенней, не спотыкаясь, но и медведи тоже ускорили шаги.    

Сын  Леопарда подумал о том, что на открытом месте опасность возрастает. Медведь  снова стал их догонять.    

Жгучая  боль в веке только распалила его гнев. Он забыл об осторожности; кровь прилила  к голове, дыхание стало еще тяжелее, зверь яростно, отрывисто рычал. Теперь уже  ничто не могло его остановить.    

Нао  хотел было уж повернуться и принять бой, но в это время Нам, бежавший впереди,  окликнул его. Вождь увидел большой выступ, который загораживал проход, оставляя  только узенькую щель. Нам был уже по ту сторону щели, Гав только что влез в  нее. Только три шага отделяли уламра от зверя, когда Нао, в свою очередь,  скользнул в отверстие, задевая его стенки плечами. Медведь с разбегу налетел на  скалу, но в узкую дыру пролезла только его морда. Он обнажил жернова и пилы  своих зубов, издавая ужасающий рев. Но Нао больше не боялся его. Уламры  очутились внезапно за совершенно непроходимым заграждением. Камень, более  могучий, чем сотня мамонтов, более долговечный, чем жизнь тысячи поколений,  остановил медведя так же уверенно, как смерть.    

Сын  Леопарда засмеялся:    

– Теперь  Нао сильнее медведя-великана. У Нао есть палица, топор и дротики. Он может ранить  медведя, а медведь не может причинить Нао вреда.    

Нао  размахнулся палицей, но медведь успел спрятать голову. Гнев его не утих, он  раздувал его бока, стучал в висках, толкал его на неосмотрительные поступки;  однако зверь не поддался ему. Двукратный опыт подсказывал, что человек –  опасный враг и, чтобы уничтожить его, мало одной силы, нужны хитрость и осмотрительность.  Он выследит и нападет на него врасплох.    

Медведица,  еще не наученная горьким опытом, рычала сзади; она не пострадала от встречи с  человеком и не извлекла из нее урока предусмотрительности.    

Рев  самца призывал ее к осторожности; она остановилась, предполагая, что на пути  встретились какие-нибудь неодолимые препятствия, она не могла себе представить,  что опасность исходила от столь тщедушных существ, как те, что спрятались там,  за уступом скалы.    

 Глава IX    

Скала    

     

Нао  хотел сразиться с хищником. Злоба шевелилась в его сердце. Пронизывая глазами  мрак, он держал наготове острое копье.    

Но  медведь оставался невидимым, самка ушла. Вождь успокоился. Он подумал о том,  что день на исходе и что надо успеть засветло спуститься в долину. С досадой в  сердце пошел он к выходу из пещеры. Подземный ход расширился, и с каждым шагом  в нем становилось светлей. Наконец уламры выбрались на вольный воздух и  радостными криками приветствовали осенние тучи, плывшие по небу, крутой спуск с  горы и открывшуюся перед ними равнину. Местность была им знакома. Они еще в  детстве исходили эти леса, саванны, холмы, перебирались через болота, делали  остановки на берегу реки или под отвесом скал. Еще два дня ходьбы – и они  придут к Большому болоту, на берегах которого уламры собирались после войн и  охотничьих походов.    

Нам  смеялся, как ребенок, Гав радостно протягивал руки, а Нао, взволнованный  воспоминаниями, чуть слышно прошептал:    

– Мы  скоро увидим племя!    

Все трое  уже чувствовали его близость, она слышалась в осенних шумах, просвечивала в блеске  вод, весь облик местности здесь был иной, не похожий на земли, оставшиеся  позади, на юго-востоке.    

Уламры  вспоминали теперь только о счастливых днях, проведенных со своим племенем. Нам  и Гав, которым часто приходилось испытывать на себе жестокости старших  соплеменников, сносить тумаки злого Фаума, чувствовали теперь себя в полнейшей  безопасности. Они с гордостью поглядывали на маленькие огоньки, которые им  удалось, несмотря на страдания, борьбу и усталость, донести до своего племени.    

Нао  жалел, что ему пришлось пожертвовать своей клеткой. Но разве не с ним камни,  которые содержат в себе огонь и разве он не знает тайны, как его извлекать? А  все же он предпочел бы сохранить, как и его товарищи, эту маленькую сверкающую  жизнь, которую с таким трудом отвоевал у кзаммов.    

Спуск  был трудный. Осенью обвалов и трещин стало больше. Уламры спускались с помощью  копий и топоров. Наконец последнее препятствие было пройдено, и они вышли на  равнину: перед ними была ровная, хорошо знакомая дорога. Окрыленные надеждой, они  не обращали больше внимания на окружающие их опасности.    

Они шли  до сумерек. Нао отыскивал удобную излучину реки, чтобы расположиться на ночлег.  День тяжело умирал, в глубине туч разливался красноватый свет, зловещий и  мрачный; выли волки, жалобно лаяли собаки, они бродили стаями по опушке леса.  Их многочисленность удивила уламров. Очевидно, их привлекло сюда, в места,  богатые добычей, переселение больших стад травоядных. Но, по-видимому, они уже  исчерпали свои запасы. Их крики возвещали о голоде. Отряд прибавил шагу, зная,  что волки и собаки в большом количестве опасны.    

Под  конец животные разбились на две огромные стаи: справа – собаки, слева – волки.  Обе стаи охотились за одной и той же добычей, и потому часто останавливались на  одних и тех же местах. В таких случаях они ощетинивались, рычали, угрожая друг  другу. Волки были крупнее и сильнее собак, но собаки были многочисленнее. По  мере того как ночь поглощала сумерки, глаза их светились ярче. Уламры видели  множество маленьких зеленых огоньков, которые перемещались, как светляки.    

На вой и  лай уламры отвечали иногда протяжным воинственным криком, который заставлял  животных держаться на значительном расстоянии. Но чем больше темнело, тем звери  напирали все сильнее и сильнее. Уже явственно был слышен мягкий шум их лап.  Впереди шли собаки. Некоторые из них даже опередили людей. Они то пытались  преградить им дорогу, то с пронзительным лаем отбегали в сторону.    

Волки,  обеспокоенные тем, что собаки могут перехватить у них добычу, двинулись на них  сомкнутой стаей.    

Столкновение  становилось неизбежным. Собаки тоже сгрудились в кучу, уверенные в своей силе и  в своей многочисленности. В последнем сумеречном свете обе стаи смешались в  мертвой схватке.    

Но не  все хищники принимали в ней участие: часть волков и собак продолжали бежать за  уламрами, образуя две длинные очереди.    

Это  упорное преследование в конце концов не на шутку обеспокоило людей. В темный вечер,  среди такого количества врагов, они чувствовали себя далеко не безопасно.    

Забежав  вперед, огромный пес, ростом с доброго волка, оскалив сверкающие зубы, прыгнул  на Гава. Молодой воин метнул дротик; собака с протяжным воем упала на землю.  Уламр прикончил ее ударом палицы. На жалобной вой сбежались остальные собаки;  стадное чувство было развито у них сильнее, чем у волков, и когда одна из них  оказывалась в опасности, вся стая иногда осмеливалась нападать даже на крупных  хищников. Нао боялся, как бы этого не произошло и в данном случае.    

Он  подозвал Нама и Гава, втроем они представляли более внушительную силу. Собаки,  слегка озадаченные отпором, окружили их возбужденно рычащей сворой…    

Стоит  только одной из них броситься на людей, все остальные последуют за нею, и вмиг  человеческие кости забелеют на равнине.    

Нао  метнул дротик; одна из собак упала с пронзенной грудью. Вождь схватил ее за  задние лапы и, размахнувшись, бросил в стаю волков.    

Запах  крови возбудил животных, волки с жадностью набросились на нежданную добычу.  Тогда собаки, позабыв о людях, кинулись на волков.    

    

Воспользовавшись  этим, уламры пустились бежать. Туман возвестил о близости реки, Нао различал  уже вдали ее сверкание. Два или три раза он останавливался, чтобы оглядеть  местность. Наконец, указав на сероватую массу, возвышающуюся над берегом, он  сказал:    

– Нао,  Нам и Гав смеются над собаками и волками!    

Сероватая  масса оказалась крутой скалой, высотою в пять человеческих тел. На нее можно  было взобраться лишь с одной стороны. Нао давно уже был известен этот утес, и  он быстро на него вскарабкался. Нам и Гав последовали за ним. Они очутились на  площадке, заросшей кустарником, где легко могли разместиться тридцать человек.    

Там,  внизу, на равнине, волки и собаки продолжали истреблять друг друга. Дикий вой,  протяжные стоны наполняли влажный воздух; уламры наслаждались своей  безопасностью.    

Они  развели костер; дрова затрещали, огонь показал свои красные языки; рыжеватый  дым и яркий свет разлились над водою. У подножия утеса в обе стороны тянулись  заросли камышей и кустов. Деревья росли только вдалеке, на расстоянии двадцати  полетов дротика. Костер, зажженный уламрами, растревожил все животное царство.    

Над  осиной со зловещим криком взлетели две совы; закружилось облако обезумевших ушанов;  скворцы перелетели на другой берег реки; взволнованные утки спрятались в тень;  как перламутровые и серебристые стрелы, выпрыгивали из воды длинные рыбы.    

В рыжем  отсвете огня показался коренастый кабан, он остановился и заревел; пробежал  дрожащий олень, откинув назад свои ветвистые рога; в зарослях ясеня мелькнула  голова рыси с треугольными ушами и свирепыми глазами медного цвета.    

Люди  знали свою силу; они ели не спеша жареное мясо, радуясь жизни, согретые огнем.  Племя близко! Не пройдет и двух вечеров, как они увидят воды Большого болота.  Нам и Гав будут приняты как воины. Уламры узнают об их храбрости, хитрости и  выносливости. Их будут бояться. Нао получит Гаммлу и сделается вторым  предводителем после Фаума.    

Кровь  молодых воинов бурлила надеждой, и, если мысль была коротка, силен был их инстинкт,  полный точных и глубоких навыков. Они не верили, что их существование  когда-либо окончится. Смерть – это скорее страшная сказка, чем  действительность. Они боятся ее только в опасные моменты, затем она удаляется,  исчезает в глубине их сил. Если жизнь и бывает страшна в неустанной борьбе  против животных, голода, холода, страшных болезней, стихийных бедствий, то,  едва только это проходит и появляется пища и кров, она снова становится свежа и  прекрасна, как река.    

Страшный  рев раздался вокруг в темноте. Кабан пустился в бегство, прыгнул в заросли  олень, конвульсивно прижав к затылку рога; задвигались и затрепетали десятки  других животных.    

На  опушке леса появилась какая-то покачивающаяся тень, в каждом ее движении  чувствовалась сила. Еще раз Нао довелось увидеть льва-великана… Звери  разбежались. Хищник знал быстроту, бдительность, острый нюх, осторожность, изворотливость  тех, кого он должен был настичь. Край этот, где его род почти вымер, беден и  суров; жить здесь становится все труднее. Голод постоянно грызет его желудок.    

Несмотря  на высоту и неприступность скалы, Нао вздрогнул от страха, хотя и старался уверить  себя, что огонь защитит его от страшного зверя.    

Он  схватил палицу и дротик. Нам и Гав тоже приготовились к бою; все трое,  прижавшись к скале, были невидимы. Лев остановился и, весь подобравшись на  своих мускульных лапах, рассматривал этот странный свет, нарушавший привычную  темноту ночи; он понимал, что это не дневной и не сумеречный свет. В его мозгу  проносились смутные образы пожара, охватившего саванну; дерева, зажженного  молнией; разведенных людьми костров, с которыми ему уже приходилось  встречаться; это было давно, в местах, откуда его изгнали голод и засуха. Лев  колебался. Рычал. Злобно помахивал хвостом; затем приблизился к утесу, втянул в  ноздри воздух. Запахи были слабые, они поднимались и рассеивались, прежде чем  осесть, легкий ветерок относил их к реке. Лев едва различал запах дыма, еще  слабее запах жареного мяса и вовсе не почувствовал запаха людей; он не видел  ничего, кроме прыгающих огоньков, красных и желтых отсветов, которые то  вырастали, то уменьшались, расстилались по земле, исчезали в тени дымовой  завесы. Но эти огоньки не напомнили ему ни о добыче, ни о победах над врагом.  Охваченный тоской и голодом, он открыл свою огромную пасть, откуда раздался  страшный рев…    

Нао  видел, как лев-великан ушел в темноту на поиски другой добычи.    

– Ни  один зверь нам не страшен! – воскликнул вождь с вызывающим смехом.    

Нам,  повернувшись спиной к костру, стал всматриваться в другой берег, куда достигал  луч света, отраженный водой. Протянув руку, юноша прошептал:    

– Сын  Леопарда, там люди.    

Тяжесть  опустилась на грудь вождя; все трое напрягли слух и зрение. Но берега были пустынны;  слышны были лишь всплески воды да шелест травы и ветвей.    

– Не  ошибся ли Нам? – спросил Нао.    

– Нам не  ошибся, он видел человеческие тела среди деревьев. Их было двое, – ответил молодой  воин.    

Вождь  больше не сомневался. Сердце его затрепетало от радостной надежды. Он сказал совсем  тихо:    

– Мы в  стране уламров. Ты видел охотников или разведчиков, посланных Фаумом.    

И он  выпрямился во весь свой рост. К чему прятаться? Ведь люди – кем бы они ни были,  друзьями или врагами, – отлично понимают значение огня. Его голос разбудил  тишину ночи.    

– Я –  Нао, сын Леопарда! Я завоевал для уламров огонь! Пусть покажутся посланцы  Фаума.    

Но  кругом было тихо и пустынно.    

– Пусть  покажутся посланцы Фаума! – повторил вождь. – Пусть посмотрят сюда, они узнают  Нао, Нама и Гава. Они будут желанными гостями у костра.    

Все трое  встали перед красным огнем, их освещенные силуэты были видны издалека, воины  испустили призывный клич уламров.    

Ни звука  в ответ. Это молчание предвещало опасность. Нао сердито воскликнул:    

– Это –  враги!    

Нам и  Гав и сами догадались об этом. Радость, только что наполнявшая их сердца, рассеялась,  как дым. Новая опасность казалась особенно грозной в эту ночь, когда цель была  уже близка. И эта опасность могла исходить только от людей. В этих местах, по  соседству с Большим болотом, воины не могли встретить никого, кроме людей  своего племени.    

Быть  может, на уламров напали победители Фаума? Может быть, уламры уже более не существуют?    

Нао  представил себе Гаммлу побежденной или мертвой. Он заскрежетал зубами и  погрозил своей палицей противоположному берегу реки, затем, удрученный, присел  на корточки у костра, размышляя и выжидая…    

Завеса  туч раскрылась на востоке. В глубине саванны показалась луна, в последней четверти,  красная, окутанная дымкой. Хотя свет от нее был очень слаб, все же он разрывал  глубины мрака. Бегство, о котором помышлял вождь, становилось невозможным, тем  более если те люди, что спрятались на другом берегу, многочисленны и расставили  засады.    

Нао  услышал шорох. Пригнувшись к земле, он рассмотрел фигуру человека. Сердце его  вздрогнуло, как под ударом дротика. Сомнений больше не было. Спрятавшиеся люди  были из племени уламров.    

Но Нао  предпочел бы встретиться с пожирателями людей или рыжими карликами. Он узнал  волосатого Аго.    

 Глава Х    

Волосатый Аго    

     

С сильно  бьющимся сердцем Нао вспомнил, как Аго и его братья восстали против Фаума и  поклялись завоевать огонь.    

Угроза  сверкала тогда в их круглых глазах, сила и жестокость сопровождали их жесты.    

Все племя  трепетало при звуке их голосов. Каждый из них мог соперничать в силе с Фаумом.  Аго и его братья с их крепкими телами, волосатыми, как у серого медведя, с их  огромными руками, крепкими, как ветви дуба, с их хитростью, ловкостью и  храбростью стоили десятерых воинов. И при мысли о всех тех, кого эти люди убили  или кому поломали кости, Нао охватил безграничный гнев.    

Как  победить их? Он, сын Леопарда, считал себя равным Аго…    

После  стольких побед его уверенность в себе была непоколебима. Но Нам и Гав – разве  их можно сравнить с братьями Аго.    

Нао не  замедлил принять решение: оно было столь же быстрым, как прыжок оленя, настигнутого  в убежище.    

– Нам  спустится первым, – приказал вождь, – затем Гав. Они захватят с собой копье и  дротики, я сброшу им палицы, когда они будут у подножия скалы. Я один понесу  клетки с огнем.    

Несмотря  на таинственные камни, полученные от ва, Нао не решался расстаться с завоеванным  огнем.    

Нам и  Гав поняли, что надо опередить Аго и его братьев и раньше их попасть в  становище уламров.    

Они поспешно  собрали оружие. Нам стал спускаться с крутого откоса; Гав следовал за ним на  расстоянии двух человеческих тел.    

Теперь  их задача была более трудной, чем при подъеме на скалу, – обманчивый свет, внезапные  тени затрудняли спуск; приходилось спускаться в пустоту, отыскивать невидимые  углубления, прилепляться прямо к скале.    

Когда  Нам уже почти спустился с берега, раздался крик совы, затем крик оленя,  завывание выпи. Наклонившись, Нао среди тростников увидел Аго. Он примчался,  как молния; сейчас же появились его братья – один с юга, другой с востока.    

Нам был  уже на земле. Сердце Нао наполнилось скорбью и волнением. Он не знал, что делать,  – бросить ли Наму палицу, или позвать его обратно.    

Молодой  воин был более подвижен и ловок, чем сыновья Зубра, но так как они все устремились  к скале, то Нам должен будет проскользнуть мимо них на расстоянии полета копья.  Нао недолго колебался, он крикнул:    

– Я не  брошу палицу Наму. Она обременит его бег! Пусть он бежит. Пусть предупредит  уламров, что мы ждем их здесь с огнем.    

Нам  повиновался, дрожа от страха перед грозными братьями. После нескольких прыжков  он оступился, но снова выправился и побежал. Нао, видя, что враг уже близко,  приказал Наму вернуться.    

Один из  братьев Аго, что был попроворней, метнул копье. Оно проткнуло руку молодого воина,  когда он начал влезать на скалу, другой с криком набросился на Нама, чтобы его  растерзать. Нао был начеку. С необычайной силой бросил он камень. Описав в  полумраке дугу, камень раздробил бедро нападающему, тот упал. Прежде чем сын  Леопарда поднял второй камень, раненый с гневным рычанием исчез в кустарнике.  Затем наступила тишина. Аго направился к брату, осмотрел рану. Гав помог Наму  взобраться на утес. Нао стоял, освещенный двойным светом – костра и луны, –  держа наготове обеими руками тяжелую глыбу гранита.    

Он  заговорил первый:    

– Разве  сыновья Зубра не из того же племени, что Нао, Нам и Гав? Почему же они нападают  на нас, как на врагов?    

Волосатый  Аго вышел из засады. Издав воинственный клич, он ответил:    

– Вы  станете друзьями Аго, если дадите ему огонь, если же – нет, он поступит с вами,  как с оленями!    

Ужасная  усмешка раздвинула его челюсти; его грудь была так широка, что на ней могла бы  улечься пантера.    

Сын  Леопарда воскликнул:    

– Нао  завоевал огонь и отнял его у пожирателей людей! Он разделит с вами огонь, когда  придет в орду!    

– Мы  хотим получить огонь теперь же… Аго получит Гаммлу, а Нао – третью часть охоты  и добычи.    

Сын  Леопарда задрожал от гнева.    

– Почему  Аго получит Гаммлу? Разве он завоевал огонь?! Все племя будет смеяться над Аго!    

– Аго  сильнее Нао! Он распорет копьем ему живот и переломает кости палицей.    

– Нао  убил серого медведя и тигрицу, он убил десять человек из племени пожирателей людей  и двадцать рыжих карликов. Нао убьет Аго!    

– Пусть  Нао спустится на равнину.    

– Если  бы Аго пришел один, Нао сразился бы с ним!    

Раздался  смех Аго, похожий на рев.    

– Никто  из вас не увидит Большого болота!    

Оба  замолчали. Нао сравнивал тонкие торсы Нама и Гава со страшными, сильными телами  сыновей Зубра. Но разве он уже не одержал первую победу? Если Нам и ранен, то  ведь один из трех братьев тоже не способен преследовать врага?!    

Кровь  текла из руки Нама. Вождь приложил к ране пепел и покрыл ее травой.    

В то  время как глаза его наблюдали за врагом, он обдумывал план действий. Трудно обмануть  бдительность Аго и его братьев. У них хорошее зрение и слух, они неутомимы и  обладают большим дыханием, хотя в быстроте бега уступают Наму и Гаву. Только  сын Леопарда равен им по выносливости.    

Мысли  Нао были отрывочны, но инстинкт, собрав их воедино, придал им связность.    

Таким  образом, Нао легко представил себе все подробности бегства и битвы, он был уже  опять весь в действии, хотя оставался еще неподвижным, сидя на корточках в  медном свете огня; наконец он поднялся, хитрая улыбка скользнула по его лицу; в  нетерпении он рыл землю ногой, как будто вместо пальцев у него было копыто.    

Прежде  всего надо потушить костер, дабы сыновья Зубра, если они и победят, не могли бы  получить ни Гаммлу, ни третью часть добычи.    

Нао  бросил в реку самые большие головешки; с помощью товарищей он убил огонь землей  и камнями, оставив в живых лишь маленькое пламя в одной из клеток, затем уламры  начали спускаться с утеса. На этот раз первым спускался Гав. На высоте двух  человеческих тел от земли в скале имелся выступ, достаточно широкий, чтобы там  можно было встать и, сохраняя равновесие, метать оттуда копья. Гав должен был  занять этот выступ.    

Молодой  уламр тотчас же это выполнил. Когда он достиг указанного места, он негромко  крикнул, чтобы известить вождя.    

Сыновья  Зубра приготовились к бою. Аго с дротиком в руке повернулся лицом к скале, раненый  воин стоял, опираясь на куст, держа наготове оружие, а третий брат, Рук,  находясь ближе всех, ходил взад и вперед. Стоя на краю утеса, Нао следил за  действиями противника. Выбрав момент, когда Рук подошел поближе, он метнул  дротик. Дальность его полета удивила сына Зубра, но все же дротик не долетел до  цели на несколько локтей. Камень, который Нао затем бросил, упал еще дальше от  цели. Рук закричал насмешливо:    

– Сын  Леопарда слеп и глуп!    

Полный  презрения, Рук погрозил ему своей палицей. Ловким движением Нао схватил то  странное оружие, владеть которым он научился у ва, и стал быстро вращать его  над головой. Рук, уверенный в том, что это простая угроза, не обратил на нее  внимания, продолжая расхаживать под скалою. Он даже отвернулся от Нао и потому  не заметил дротика. Еще мгновение – и его рука оказалась пронзенной между большим  и указательным пальцами. С яростным криком он выронил палицу. Косматые братья  были поражены. Они не понимали, как мог Нао бросить дротик на такое большое  расстояние.    

Чувствуя  страх перед этим таинственным оружием, все трое отступили. Рук мог держать теперь  палицу только левой рукой. Между тем Нао воспользовался их замешательством,  чтобы помочь Наму спуститься. Шесть человек очутились на равнине, друг против  друга, настороженные, полные ненависти. Сын Леопарда повернул вправо, где  проход был шире и удобнее. Аго преградил ему путь. Его круглые глаза следили за  каждым движением вождя уламров. Он прекрасно умел увертываться от копий и дротиков  и поэтому смело надвигался на Нао, уверенный в том, что тот непременно  промахнется и тем даст возможность подоспеть Руку. Но Нао, сделав неожиданный  поворот, устремился к третьему брату, который стоял, опершись на копье.    

Это  движение вынудило Аго и Рука броситься на запад, открывая проход: уламры воспользовались  этим и пустились в бегство. Окружение было прорвано!    

– Огонь  не достанется сыновьям Зубра! – крикнул вождь звонким голосом. – Нао получит  Гаммлу!    

Все трое  бежали по пустынной равнине. Путь к становищу уламров был открыт. Но Нао отлично  понимал, что дело не обойдется без решительной битвы. Двое волосатых были  ранены. Отказаться от сражения – значило дать им время оправиться, и тогда  одолеть их будет труднее.    

Несмотря  на рану, Нам не отставал от товарищей.    

Все трое  опередили неприятеля больше чем на тысячу шагов. Здесь Нао остановился, передал  огонь Гаву и сказал:    

– Бегите  не останавливаясь на запад, пока я вас не догоню!    

Уламры  продолжали бежать с прежней скоростью. Вождь замедлил шаг. Вскоре он повернул  на волосатых братьев, угрожая им своим новым оружием. Затем обогнул их справа и  направился обратно к реке. Аго понял его намерение. Он издал рычание льва и  бросился с Руком на помощь раненому. Отчаяние придало ему силы, он почти не  отставал от Нао. Но ему мешал его рост. Сын Леопарда, как будто созданный для  бега, опередил противника на триста шагов и скоро очутился лицом к лицу с  третьим братом. Тот поджидал его, угрожающий, разъяренный. Он бросил в Нао  дротик, но, плохо сохраняя равновесие, не попал в цель. Нао набросился на него.    

Сила и  ловкость волосатого были таковы, что, несмотря на свою рану, он легко мог бы подмять  под себя Нама и Гава. Чтобы сразить Нао, который был выше его ростом, он с  такой силой замахнулся палицей, что едва удержался на ногах. Оружие противника  ударило его по голове и уложило на месте, второй удар раздробил ему  позвоночник.    

Аго был  еще в ста шагах: Рук, ослабевший от потери крови, которая текла из руки,  отставал от брата. Оба бежали к цели, как носороги, увлекаемые глухим  инстинктом, даже забыв об осторожности.    

Поставив  одну ногу на побежденного, сын Леопарда ждал их, подняв палицу. Подбежав ближе,  Аго сделал прыжок. Нао уклонился в сторону и кинулся на Рука. Сильным движением  он выбил оружие из левой руки противника и ударом по черепу уложил второго  брата.    

Затем,  отступив перед Аго, он крикнул:    

– Где  твои братья, сын Зубра? Я убил их так же, как убил серого медведя, тигрицу и  пожирателей людей! Нао теперь свободен, как ветер! Его ноги легче твоих, его  дыхание, как у оленя!    

Отбежав  немного, он остановился и снова крикнул:    

– Нао не  хочет убегать! Этой ночью он возьмет твою жизнь или отдаст свою.    

Уламр  прицелился дротиком в сына Зубра, но тот пригнулся; оружие просвистело над его  головой.    

– Нао  умрет! – прорычал Аго.    

Он не  спешил: он знал, что противник волен принять или отказаться от боя. Он шел крадучись.  Каждое его движение выдавало в нем зверя, его копье и палица несли смерть.  Несмотря на поражение братьев, он не боялся своего ловкого и сильного  противника. Он был сильнее своих братьев и до сих пор не знал поражений. Ни  человек, ни животное не уходили от него живыми. Подкравшись к Нао, он метнул в  него копье.    

Он  сделал это потому, что надо было так сделать; его не удивило, что Нао избежал  удара. И он сам тоже с легкостью увильнул от копья уламра. Теперь у обоих  остались только палицы; они поднялись разом; обе были из дуба. На палице Аго  было три сучка, от долгого употребления она хорошо отшлифовалась, блестела при  свете луны; палица Нао была более круглой.    

Аго  первый нанес удар. Но не со всей силой: он рассчитывал превзойти сына Леопарда  иным путем. Нао без труда отразил удар и в свою очередь ударил наотмашь. Палицы  стукнулись друг о друга и затрещали. Тогда Аго сделал прыжок вправо и нанес  удар необычайной силы, но промахнулся; Нао успел увильнуть. Его ответный удар  был таков, что сам Фаум покачнулся бы на месте, но ноги Аго точно вросли в землю;  он только слегка откинулся назад.    

Противники  снова стояли лицом к лицу, оба невредимые, будто они вовсе и не сражались. Но  внутри у них все клокотало! Теперь каждый из них знал силу своего противника,  знал, что каждое пропущенное мгновение или неосторожный жест может его  погубить.