1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 
     

Гав, гав! —    

     

отвечает собака.    

– Ну, ежели ты на этом настаиваешь, то я тебе мясо  оставлю: я знаю тебя хорошо, мне известно, у кого ты служишь. Так вот что скажу  я тебе: через три дня я должен получить свои деньги, а не то плохо тебе  придётся. Ты можешь принести их мне домой.    

И он свалил мясо на землю и воротился домой. А собаки  принялись за мясо и громко залаяли:    

     

Гав, гав!    

     

Услыхал это издали крестьянин и подумал: «Они все теперь  просят «дай», но платить мне будет за всех большая собака».    

     

Прошло три дня, и подумал крестьянин: «Нынче вечером деньги  будут у меня в кармане», и остался этим очень доволен. Но никто не собирался к  нему приходить и отдавать деньги.    

– Ни на кого нельзя теперь положиться, – сказал он  и, потеряв терпение, отправился наконец в город к мяснику требовать свои  деньги. Мясник подумал, что тот шутит, но крестьянин сказал:    

– Нет, шутки в сторону, я хочу получить свои деньги.  Разве большая собака не приносила вам домой давеча целой коровьей туши?    

Рассердился тут мясник, схватил метлу и выгнал крестьянина  из дому.    

– Постой, – сказал крестьянин, – есть ещё  правда на свете! – пошёл в королевский замок и стал просить, чтобы его  выслушали. Привели его к королю, – а сидел король вместе со своей  дочерью, – и спрашивает, какая беда с ним случилась?    

– Ох, – сказал крестьянин, – лягушки и собаки  отняли у меня моё добро, а мясник расплатился со мной палкой, – и  рассказал подробно всё, как было. Начала тут королевна громко смеяться, и  сказал король крестьянину:    

– В этом деле я тебе ничем помочь не могу, но за это ты  должен получить дочь мою в жёны: она отроду ещё ни разу не засмеялась, и я  обещал выдать её замуж за того, кто её рассмешит. Можешь теперь благодарить  бога за своё счастье.    

– О-о, – ответил крестьянин, – да на что она  мне сдалась: у меня есть дома жена, и той мне вполне хватит; как вернусь я  домой, всё мне чудится, будто в каждом углу у меня по жене.    

Разгневался король и говорит:    

– Ты грубиян!    

– Ах, господин мой король, – ответил  крестьянин, – и чего вам ждать от вола, как не воловьего мяса!    

– Погоди! – ответил король. – Ты получишь у  меня другую награду. Теперь убирайся вон, а спустя три дня приходи опять,  получишь сполна все свои пятьсот.    

Подошёл крестьянин к дверям, а стража ему и говорит:    

– Ты рассмешил королевну и получишь за это что-нибудь  подходящее.    

– Да, – ответил крестьянин, – думаю, что мне  пятьсот отсчитают.    

– Послушай, – говорит солдат, – уступи мне из  них толику! Что тебе со всеми деньгами делать?    

– Уж я для тебя, – говорит крестьянин, –  готов уступить двести. Приходи через три дня к королю и попроси, чтоб он тебе  выплатил.    

А стоял вблизи какой-то меняла и разговор тот слыхал,  подбежал он к крестьянину, схватил его за куртку и говорит:    

– Вот чудо господне, какой вы, однако, счастливец! Я  вам деньги обменяю, готов дать мелочью, ведь что вам с целыми талерами делать?    

– Маушель, – сказал крестьянин, – да я тебе  дам целых триста, только дай мне сейчас мелочь, а спустя три дня король за это  с тобой рассчитается.    

Обрадовался меняла такому барышу, принёс все деньги в  потёртых грошах, а за три таких гроша давали два новеньких. Прошло три дня,  явился крестьянин, согласно приказу, к королю.    

– Снимите с него куртку, – сказал король, –  сейчас он получит свои пятьсот.    

– Ах, – сказал крестьянин, – да они уж мне не  принадлежат: двести я подарил страже, а триста мне один меняла обменял, –  от королевства мне ничего не причитается.    

     

В это время входят солдат и меняла и требуют то, что посулил  им крестьянин; и получил каждый из них ровно по столько же ударов. Солдат  перенёс это терпеливо, он уже не раз это пробовал, но меняла жалобно завопил:    

– Ой, ой, ой, да разве же это звонкие талеры?    

Рассмешил крестьянин короля, поостыл у того гнев, и он  сказал:    

– Так как ты награду свою потерял прежде, чем успел её  получить, то я дам тебе взамен неё вот что: ступай ко мне в казначейство да  набери себе там золота, сколько хочешь.    

Крестьянин не заставил себя долго упрашивать и набил себе  полные карманы, сколько туда влезло. Потом он пошёл в харчевню и стал свои  деньги считать. А меняла шёл за ним следом и слыхал, как крестьянин ворчал про  себя:    

– Вот король-то мошенник какой, здорово меня надул!  Если бы он выдавал мне деньги сам, то я знал бы, по крайней мере, что имею, а  теперь откуда мне знать, правильно ли то, что я наугад себе сунул в карман!    

– Спаси господи, – сказал про себя меняла, –  он говорит непочтительно о нашем короле, побегу-ка я донесу ему об этом и  получу за это награду, а его вдобавок ещё и накажут.    

Услыхал король про такие речи крестьянина, разгневался и  велел позвать менялу и привести с собой грешника. Побежал меняла к крестьянину:    

– Вы, – говорит, – должны явиться тотчас к  королю, вот так, в чём стоите.    

– Я уж лучше знаю, как подобает, – ответил  крестьянин, – сперва велю пошить себе новую куртку; ты думаешь, что  человек, у которого столько денег в кармане, может явиться в старой, поношенной  куртке?    

Понял меняла, что крестьянина без новой куртки не увести, а  он боялся, что гнев у короля пройдёт, а идти-то ведь за наградой ему, а  крестьянину за наказаньем, – вот и говорит он:    

– Я готов вам по дружбе одолжить на короткое время  прекрасный камзол. Уж чего не сделает человек из любви к ближнему!    

Это крестьянину понравилось, он надел камзол менялы и пошёл  с ним вместе. Сообщил король крестьянину про злые его речи, о которых донёс ему  меняла.    

– Эх, – сказал крестьянин, – что говорит  меняла, то всегда бывает неправдой, от него ни одного верного слова не  дождёшься. Вот он станет ещё утверждать, что я и камзол его надел.    

– А что ж, – крикнул меняла, – разве камзол  не мой собственный? Разве не одолжил я его вам по дружбе, чтобы вы могли  явиться к королю?    

Услыхал это король и говорит:    

– Одного уж из нас – или крестьянина, или меня, –  а меняла, наверно, надул, – и он велел в доплату ему отсчитать ещё звонких  талеров. А крестьянин воротился домой в новом камзоле и говорит:    

– Вот на этот раз ловко сошло.    

 8. Чудаковатый  музыкант    

     

Жил-был однажды на свете чудаковатый музыкант. Шёл он раз по  лесу один-одинёшенек и раздумывал о всякой всячине; но когда ему думать было уж  не о чём, он молвил про себя:    

– Время в лесу тянется медленно, надо бы себе подыскать  доброго товарища.    

Он взял скрипку, которая висела у него за спиной, и стал на  ней наигрывать что-то весёлое, да так, что было слыхать по всему лесу.    

Вскоре выбежал из лесной чащи волк.    

– А-а, вот и волк явился! Его-то я меньше всего хотел  бы видеть, – сказал музыкант.    

Но волк подступил ближе и говорит ему:    

– Ох, милый музыкант, как ты, однако, хорошо играешь!  Так и я бы непрочь научиться.    

– Этому делу недолго обучиться, – ответил ему  музыкант, – только ты должен исполнить всё, что я тебе велю.    

– О-о, музыкант, – сказал волк, – я буду тебя  слушаться, как ученик своего учителя.    

Музыкант велел ему идти вслед за собой. Вот прошли они часть  дороги вместе, подошли к старому дубу; и было внутри него дупло, а посредине  дерево было расщеплено.    

– Смотри, – сказал музыкант, – если хочешь  научиться играть на скрипке, то заложи передние лапы в расщелину.    

Волк послушался, а музыкант тем временем быстро поднял с  земли камень и загнал волку обе лапы в расщелину, да так крепко, что тот  оказался в ловушке и нельзя ему было и пошевельнуться.    

– А теперь жди меня, пока я вернусь, – сказал  музыкант и пошёл своей дорогой дальше.    

Прошло ни много ни мало времени, и говорит музыкант опять  про себя: «Здесь, в лесу, время тянется долго, надо бы себе раздобыть другого  товарища». Он взял свою скрипку и заиграл на весь лес. Вскоре, пробиваясь через  заросли, явилась лиса.    

– Ах, вот и лиса явилась! – сказал  музыкант. – Но видеть её у меня нет особой охоты.    

А лиса подошла к нему и говорит:    

– Ой, милый музыкант, как ты прекрасно играешь! Так бы  и мне тоже хотелось научиться.    

– Что ж, научиться этому можно быстро, – сказал  музыкант, – только ты должна исполнять всё, что я тебе велю.    

– О музыкант, – ответила лиса, – я буду тебя  слушаться, как ученица своего учителя.    

– Ступай за мной, – сказал музыкант.    

Вот прошли они часть пути и подошли к тропе, по обеим  сторонам которой росли высокие кусты. Тут музыкант остановился, пригнул с одной  стороны орешничек до самой земли, наступил на его верхушку ногой, а с другой  стороны нагнул другое деревцо и говорит:    

– Ну, что ж, лисонька, ежели ты чему-нибудь хочешь  научиться, то протяни-ка мне свою левую переднюю лапу.    

Лиса послушалась, – и музыкант привязал её лапу к  левому стволу дерева.    

– А теперь, лисонька, – сказал он, – протяни  мне правую, – и привязал лапу к правому стволу дерева. Потом он посмотрел,  прочно ли завязаны узлы, и отпустил лису; и вот поднялись деревья вверх и  подбросили лисичку высоко-высоко; она повисла в воздухе и стала трепыхаться.    

– А теперь дожидайся меня, пока я вернусь, –  сказал музыкант и двинулся дальше.    

И опять говорит про себя: «Время в лесу тянется медленно;  надо бы мне найти себе другого товарища». Он взял свою скрипку, и разнеслись  звуки по всему лесу. Вот прискакал к нему зайчик.    

– Ах, зайчик явился! – сказал музыкант. – А  я-то его и не звал.    

– Ох, милый музыкант, – сказал зайчик, – как  ты прекрасно играешь на скрипке, хотел бы и я научиться так играть.    

– Этому делу быстро можно научиться, – сказал  музыкант, – только ты должен делать всё, что я тебе велю.    

– О музыкант, – ответил зайчик, – я буду тебя  слушаться, как ученик своего учителя.    

Прошли они часть дороги вместе, подошли к лесной поляне; а  стояла там осина. Привязал музыкант зайчику на шею длинную бечёвку, а другой  конец прикрепил к дереву.    

– Ну, зайчик, а теперь обеги-ка двадцать раз вокруг  дерева, – крикнул музыкант.    

Зайчик послушался, обежал двадцать раз вокруг осины, и двадцать  раз обкрутилась бечёвка вокруг ствола, и зайчик был пойман; и как ни тянул он и  ни грыз бечёвку, она только больше и больше врезалась в его нежную шею.    

– А теперь дожидайся, пока я назад вернусь, –  сказал музыкант и двинулся дальше.    

А волк тем временем всё дёргался, тянул, кусал камень и  трудился до тех пор, пока не высвободил лап и не вытащил их из расщелины.  Разгневанный, разъярённый, он кинулся вслед за музыкантом и решил его  разорвать. Увидала лиса бегущего волка, начала выть и завопила во всё горло:    

– Братец мой волк, ступай ко мне на помощь, меня  музыкант обманул!    

Нагнул волк деревья, перегрыз верёвки и освободил лису; и  отправились они вместе, чтоб отомстить музыканту. Они нашли привязанного  зайчика, освободили его тоже, а потом все вместе кинулись на поиски своего  врага.    

А музыкант, идя по дороге, заиграл опять на своей скрипке,  но на этот раз ему посчастливилось больше. Его игру услыхал один бедный  дровосек, и он невольно бросил свою работу и пришёл с топором в руке, чтобы  послушать музыку.    

– Наконец-то явился ко мне настоящий товарищ, –  сказал музыкант, – ведь я-то искал человека, а не диких зверей.    

И он начал играть на скрипке, и играл так прекрасно и с  таким мастерством, что бедняк стоял, как зачарованный, и сердце у него ширилось  от радости. И когда он стоял, явились волк, лиса и зайчик; и заметил дровосек,  что они замышляют что-то недоброе. Поднял тогда дровосек свой острый топор и  стал впереди музыканта, словно желая этим сказать: «Кто посмеет его тронуть,  берегись, – тому придётся дело иметь со мной!» Испугались тогда звери и  убежали назад в лес, а музыкант сыграл дровосеку ещё раз, в знак благодарности,  и пошёл себе дальше.    

 9. Двенадцать  братьев    

     

Жили когда-то король и королева; они жили между собой в мире  и согласии, и было у них двенадцать детей, но всё одни только мальчики. Вот и  говорит раз король своей жене:    

– Если тринадцатый ребёнок, которого ты родишь, будет  девочкой, то двенадцать мальчиков надо будет убить, чтобы у неё и богатства  было больше и чтобы ей одной досталось всё королевство.    

И велел король сделать двенадцать гробов, наложить в них  стружек, и лежало в каждом по маленькой подушечке; эти гробы были поставлены в  потайной комнате, а ключ от неё он отдал королеве и велел ей никому о том не  рассказывать.    

И сидела мать день-деньской такая грустная и печальная, что  младший её сын, бывший всегда при ней неотлучно, которого она назвала,  по-библейски, Вениамином, стал её спрашивать:    

– Милая матушка, отчего ты такая печальная?    

– Милое дитятко, – ответила она, – я об этом  сказать тебе не могу. – Но он не давал ей покоя, пока она не пошла и не  открыла комнату и не показала ему двенадцать готовых и наполненных стружками  гробов. И сказала она:    

– Мой милый Вениамин, эти гробы твой отец велел  приготовить для тебя и твоих одиннадцати братьев. Если у меня родится на свет  девочка, то все вы будете убиты и в них похоронены.    

Она рассказывала ему об этом со слезами на глазах, а сын её  утешал и говорил:    

– Не плачь, милая матушка, мы что-нибудь да придумаем и  отсюда уйдём.    

– Уходи вместе со своими одиннадцатью братьями в лес,  пускай кто-нибудь из вас взберётся на самое высокое дерево и всё время стоит  там на страже и смотрит на башню нашего замка. Если родится у меня сыночек, я  подыму белый флаг, – и вы можете тогда вернуться; а родится у меня дочка, я  подыму красный флаг, – тогда вы убегайте как можно быстрее, и да хранит  вас господь бог. Каждую ночь я буду вставать и за вас молиться: зимой – чтобы  вы согрелись где-нибудь у костра, а летом – чтобы не погибли от зноя.    

Она благословила своих сыновей, и они ушли в лес. Каждый из  них стоял по очереди на страже на высоком дубу и глядел на замковую башню.    

Так прошло одиннадцать дней, и настал черёд стоять на страже  Вениамину; и увидел он, что поднят на башне флаг; но флаг был не белый, а  красный как кровь, и он предвещал, что всем им придётся погибнуть. Услыхав об  этом, братья разгневались и сказали:    

– Неужто мы должны погибнуть из-за какой-то девочки!  Поклянёмся за это отомстить! Где только ни встретим мы девочку, пусть прольётся  её красная кровь!    

Затем они двинулись дальше, в самую чащу лесную, туда, где  было ещё темнее и глуше; и нашли они там небольшую заколдованную избушку, и она  стояла пустая. И они сказали:    

– Мы поселимся здесь; ты, Вениамин, как самый младший и  самый слабый, будешь оставаться дома и вести хозяйство, а мы будем ходить на  охоту и добывать пищу.    

И они ходили в лес, били зайцев, диких косуль, птиц и  голубей – всё, что в пищу годилось, и приносили домой свою добычу Вениамину, и  он должен был приготовлять еду, чтобы они не голодали. И прожили они в той  избушке целых десять лет, и время пролетело совсем незаметно.    

А дочь, которую родила королева, за это время успела  вырасти; была она сердцем добрая, лицом красивая, и была на лбу у неё золотая  звезда.    

Однажды в замке стирали бельё, и она заметила двенадцать  мужских рубашек и спросила у матери:    

– Чьи это рубашки, на отца ведь они слишком малы?    

Ответила ей мать с тяжёлым сердцем:    

– Милое дитя, это рубашки твоих двенадцати братьев.    

Девушка спросила:    

– А где же мои двенадцать братьев, я никогда о них  ничего не слыхала.    

– Бог весть, где странствуют они теперь по  свету, – ответила мать и привела дочь к потайной комнате, открыла её и  показала ей двенадцать наполненных стружками гробов и маленькие подушечки.    

– Эти гробы, – сказала она, – были  приготовлены для твоих братьев, но они тайно ушли из замка, когда ты  родилась, – и она рассказала ей, как всё это произошло.    

Девушка сказала:    

– Не плачь, милая матушка, я пойду и разыщу своих  братьев.    

Она взяла двенадцать рубашек и ушла. Попала она как раз в  тот самый дремучий лес. Шла она целый день и под вечер подошла к заколдованной  избушке. Она вошла и увидела там мальчика, он спросил у неё:    

– Ты откуда пришла и куда идёшь? – Он удивился,  что она такая красивая, что на ней королевское платье, а на лбу золотая звезда.    

– Я королевна, – ответила она, – ищу своих  двенадцать братьев и буду искать их повсюду на свете, где есть только синее  небо, пока не найду их.    

И она показала ему двенадцать рубашек, которые принадлежали  её братьям. И понял тогда Вениамин, что это его сестра, и сказал:    

– Я твой младший брат Вениамин.    

Она от радости заплакала, и Вениамин тоже, и стали они  целовать и обнимать друг друга. И он сказал:    

– Милая сестрица, я должен тебя предупредить, что мы с  братьями поклялись убивать всякую девушку, какую встретим, потому что из-за  девушки мы должны были покинуть своё королевство.    

– Что ж, я охотно умру, – сказала она, – если  этим смогу спасти своих двенадцать братьев.    

– Но я не хочу, – ответил он, – чтобы ты  умерла, спрячься вот в этот чан, пока не придут одиннадцать братьев, а я уж  как-нибудь их отговорю.    

Она так и сделала. Когда наступила ночь, братья вернулись с  охоты, и был готов для них ужин. Они сели за стол, начали есть, и спрашивают  Вениамина:    

– Ну, какие у тебя новости?    

– А разве вы ничего не знаете? – сказал Вениамин.    

– Нет, – ответили они.    

А он продолжал:    

– Вы были в лесу, а я оставался дома, но знаю больше,  чем вы.    

– Так расскажи нам.    

– Хорошо, – сказал он, – только пообещайте  мне, что первую девушку, какую мы встретим, убивать не станем.    

– Да, – воскликнули они, – мы её помилуем,  только расскажи нам всё.    

И он сказал:    

– А наша сестра здесь.    

Он поднял чан, и вот вышла оттуда королевна в своей  королевской одежде, с золотою звездой на лбу; и была она так прекрасна, нежна и  мила. Они все обрадовались, кинулись к ней на шею, стали её целовать и полюбили  её от всего сердца.    

И осталась она вместе с Вениамином в избушке и стала  помогать ему по хозяйству. Одиннадцать братьев ходили в лес, ловили диких  косуль, птиц и голубей, чтобы было что есть, а сестра с Вениамином готовили  пищу. Она ходила собирать хворост, чтобы было на чём варить еду, а вместо  овощей собирала разные травы и ставила в печь горшки, чтобы к приходу  одиннадцати братьев приготовить им ужин. Она следила в избушке за чистотой и  порядком, убирала постельки, чтобы были они чистые и свежие; и братья были  всегда довольны и жили с ней все очень и очень дружно.    

Однажды Вениамин вместе с сестрой приготовили прекрасный  обед, и когда все собрались, они сели за стол, ели и пили и были радостные и  весёлые.    

Но рядом с заколдованной избушкой был маленький садик, и  росло в нём двенадцать лилий, что зовутся также «студентами»; и вот захотелось  ей сделать братьям приятное, она сорвала двенадцать лилий, чтобы подарить  каждому брату после обеда по цветку. Но только сорвала она лилии – и вмиг  обратились двенадцать братьев в двенадцать воронов; они поднялись над лесом и  улетели, а заодно исчезли избушка и сад.    

И осталась бедная девушка одна-одинёшенька в диком лесу.  Огляделась она, видит – стоит перед ней старуха и говорит:    

– Что ж ты, дитятко моё, наделала? Зачем сорвала  двенадцать белых лилий? Это ведь были твои братья, теперь они навек обращены в  воронов.    

Начала девушка, плача, её спрашивать:    

– А нет ли какого средства их спасти?    

– Нет, – сказала старуха, – есть одно средство  на свете, но это так трудно, что спасти их ты всё равно не сможешь: надо целых  семь лет молчать, нельзя ни смеяться, ни говорить; а если ты вымолвишь хоть  одно слово или до исполнения срока недостанет хотя бы одного часа, то всё тогда  пропадёт, и одно твоё слово убьёт твоих братьев.    

Подумала девушка: «Я знаю наверняка, что освобожу своих  братьев». И она пошла, разыскала высокое дерево, взобралась на него и начала  прясть там пряжу; она не говорила и не смеялась.    

И случилось так, что охотился на ту пору как раз в этом  самом лесу король, и была у него большая борзая; подбежала она к дереву, на  котором сидела девушка, и стала вокруг него прыгать, визжать и лаять. Подъехал  король к дереву, увидел прекрасную королевну с золотою звездой на лбу и был так  восхищён её красотой, что спросил её, не хочет ли она стать его женой. Она  ничего не ответила, только слегка головой кивнула. Тогда он взобрался на  дерево, снял её оттуда, посадил на коня и привёз к себе домой. И они  отпраздновали на радостях пышную свадьбу. Но невеста не говорила ни слова и не  смеялась.    

Вот прожили они уже вместе два года в радости и довольстве,  и начала тогда мать короля, – а была она женщина злая, – клеветать на  молодую королеву; и сказала она однажды королю:    

– Да ведь это простая нищенка, которую ты привёз с  собой, и почём знать, какими злыми делами она занимается втайне от тебя. Если  она немая, то могла бы хоть раз засмеяться; а кто никогда не смеётся, совесть у  того нечиста.    

Король верить этому сначала не хотел, но старуха всё  настаивала на своём, обвиняла королеву в разных недобрых делах и, наконец,  короля убедила; и вот он приговорил её к смерти.    

Уже развели во дворе большой костёр, на котором должны были  её сжечь. И стоял король на башне у окна и смотрел со слезами на глазах: он  по-прежнему крепко любил королеву. Вот привязали её к столбу, и стал огонь уже  лизать красными языками её одежду, – и случилось это как раз в тот миг,  когда минуло семь лет. И вдруг послышался в воздухе шум крыльев, –  прилетели двенадцать воронов и опустились на землю; и только коснулись они  земли, как снова обернулись двенадцатью братьями, которых она спасла. Они  разбросали огонь, потушили пламя, освободили свою любимую сестру и стали её  целовать и прижимать к сердцу.    

И теперь, когда она могла уже заговорить, она рассказала  королю, почему она всё время молчала и никогда не смеялась. Узнав, что она ни в  чём не повинна, король обрадовался, и стали они жить да поживать в согласии до  самой смерти. А злую свекровь привели на суд и посадили её в бочку с кипящим  маслом и ядовитыми змеями, и погибла она лютою смертью.    

 10. Всякий сброд    

     

Сказал петушок курочке:    

– Сейчас самая пора, когда поспевают орехи. Давай-ка  отправимся с тобой на гору и хоть разок да наедимся досыта, пока их не утащила  белка.    

– Хорошо, – говорит курочка, – пойдём, давай  вместе с тобой полакомимся.    

И пошли они вместе на гору, – а было ещё совсем  светло, – и остались там до самого вечера. Ну, я уже не знаю, то ли  наелись они до отвала, то ли так возгордились, но, коротко говоря, не захотели  домой пешком возвращаться. И вот сделал петушок из ореховой скорлупы возок.  Когда возок был готов, курочка села в него и говорит петушку:    

– А ты впрягайся и вези меня.    

– Да что ты придумала? – сказал петушок. –  Нет, уж лучше я пешком домой пойду, а впрягаться не стану, такого уговора у нас  не было. Я, пожалуй, согласен сидеть за кучера на козлах, но тащить возок на  себе – это дело никак не пойдёт.    

Спорят они между собой, а в это время закрякала на них утка:    

– Эй вы, воры, кто это вам дозволил на моей горе по  орешнику лазить? Погодите, плохо вам придётся! – и с разинутым клювом она  стала подступать к петушку.    

Но и петушок, не будь ленив, клюнул крепко утку и ударил её  своими шпорами, да так сильно, что стала она просить пощады; и вот в наказанье  пришлось ей впрячься в возок.    

Сел петушок вместо кучера на козлы и стал её погонять:    

– Но-о, утка, беги поживей!    

Проехали они немного и повстречали по пути двух пешеходов:  булавку и иголку. И кричат они: «Стой, стой!», и говорят, что скоро, мол,  стемнеет и станет так темно, что хоть глаз выколи, и тогда уж им не двинуться  дальше; что дорога-де очень грязна, так нельзя ли им будет подсесть на возок;  говорят, что были они у ворот портновской харчевни, да задержались: пиво  распивали.    

Видит петушок, что людишки они худые, много места не займут,  вот и позволил им влезть на возок, но взял с них зарок, что они не будут  наступать на ноги ни ему, ни курочке.    

Поздно вечером прибыли они в гостиницу, а так как ночью  ехать они не пожелали, да и утка к тому же все ноги себе пообтоптала – еле с  ноги на ногу переваливалась, то заехали они туда на ночлег. Хозяин сначала не  хотел было их пускать: дом-де весь полон гостей и места свободного нету, но  потом подумал, что люди они, мол, незнатные, речи ведут приятные, а яйца ему  были нужны – их снесла по дороге курочка, да и утку можно будет у себя  придержать – она тоже неслась каждый день, – вот и согласился он, наконец,  пустить их на ночлег. Велели они подать себе ужин и зажили припеваючи.    

А наутро, чуть свет, когда все ещё спали, разбудил петух  курочку, взял яйцо, надклевал его, и съели они его вдвоём, а скорлупу бросили в  горящую печь. Потом подошли к иголке, – та ещё спала, – взяли её за  ушко и воткнули в подушку хозяйского кресла, а булавку – в полотенце, а сами  взяли и улетели в поле, ни слова никому не сказавши.    

Утка, та любила спать на свежем воздухе и осталась потому во  дворе; вдруг слышит – летят они, шумят крыльями, и тоже спохватилась, нашла  какой-то ручеёк и поплыла вниз по течению, – да куда быстрей, чем когда  тащила возок.    

А часа через два вылез хозяин из-под своей пуховой перины,  умылся и хотел было вытереть себе лицо полотенцем, но булавка как царапнет его  по лицу, так и оставила красную полосу от уха до уха. Пошёл он тогда на кухню,  хотел было раскурить трубку, подходит к печи, а тут как прыгнут ему в глаза  яичные скорлупки.    

– Не везёт мне нынче с утра, – сказал он,  раздосадованный, и сел в дедовское кресло, но как подскочит вверх, как завопит:    

– Ой-ой-ой!    

Но иголка, та была похитрей, – уколола его не в голову.  Тут он и совсем рассердился, стал подозревать во всём своих гостей, прибывших  вчера так поздно вечером; он пошёл посмотреть, где они, а их уж и след простыл.    

И поклялся он тогда больше не пускать к себе в дом всякий  сброд: ест он много, да мало платит, да ещё вместо благодарности всякими  проделками занимается.    

 11. Братец и  сестрица    

     

Взял братец сестрицу за руку и говорит:    

– С той поры, как мать у нас умерла, нету нам на свете  радости: каждый день нас мачеха бьёт, а когда мы к ней подходим, толкает нас  ногами. И едим мы одни лишь сухие корки, что от стола остаются; собачонке и то  под столом лучше живётся, – ей бросит она иной раз хороший кусок. Боже  мой, если б узнала о том наша мать! Давай уйдём вместе с тобой куда глаза  глядят, будем бродить по свету.    

И они ушли из дому. Целый день брели они по лугам, по полям,  по горам; а когда пошёл дождь, сестрица сказала:    

– Это плачут заодно и господь и наши сердца!    

Под вечер зашли они в дремучий лес и так устали от голода,  горя и долгого пути, что забрались в дупло дерева и уснули.    

Они проснулись на другое утро, когда солнце стояло уже  высоко на небе и своими лучами горячо прогревало дупло. И сказал тогда братец:    

– Сестрица, мне хочется пить, – если б знать, где  тут ручеёк, я бы пошёл напиться. Мне кажется, где-то вблизи журчит вода.    

Братец поднялся, взял свою сестрицу за руку, и они стали  искать ручеёк. Но злая мачеха была ведьмой. Она видела, что дети ушли, и  прокралась за ними тайком, как умеют это делать ведьмы, и заколдовала все  родники лесные. И вот, когда они нашли родничок, что прыгал, сверкая, по  камням, и захотел братец из него напиться, услыхала сестрица, как родничок,  журча, говорил:    

– Кто из меня напьётся, тот тигром обернётся!    

И крикнула сестрица:    

– Братец, не пей, пожалуйста, из него воды, а не то  диким зверем обернёшься и меня разорвёшь.    

Братец не стал пить из этого родничка, хотя ему очень  хотелось, и сказал:    

– Я потерплю, пока найдём другой родничок.    

Пришли они к другому роднику, и услыхала сестрица, что и  этот тоже говорил:    

– Кто из меня напьётся, тот волком обернётся!    

И крикнула сестрица:    

– Братец, не пей, пожалуйста, из этого родника, а не то  обернёшься волком и меня съешь.    

Братец не стал пить и сказал:    

– Я подожду, пока мы придём к другому роднику, –  вот уж тогда я напьюсь, что бы ты мне ни говорила; мне очень хочется пить.    

Пришли они к третьему роднику. Услыхала сестрица, как он,  журча, говорил:    

– Кто из меня напьётся, диким козлом обернётся! Кто из  меня напьётся, диким козлом обернётся!    

Сестрица сказала тогда:    

– Ах, братец, не пей ты, пожалуйста, воды из этого  родника, а не то диким козлом обернёшься и в лес от меня убежишь.    

Но братец стал у ручья на колени, нагнулся и напился воды. И  только коснулись первые капли его губ, как сделался он вмиг диким козлёнком.    

Заплакала сестрица над своим бедным заколдованным братцем, и  козлик тоже заплакал; и сидел он рядышком с нею и был такой грустный-грустный.  И сказала девочка:    

– Успокойся, мой миленький козлик, я тебя никогда не  оставлю.    

И она сняла свою золотую подвязку, надела её на шею козлику,  нарвала осоки и сплела из неё мягкую верёвку. Она привязала козлика за верёвку  и повела его вместе с собой дальше и шла всё глубже и глубже, в самую чащу  лесную.    

Шли они долго-долго и подошли, наконец, к маленькой избушке.  Заглянула девочка в избушку – видит: она пустая. И подумала девочка: «Вот здесь  можно будет и поселиться». Она собрала для козлика листья и мох, сделала ему  мягкую подстилку и каждое утро выходила собирать разные коренья, ягоды и орехи;  и приносила козлику мягкой травы и кормила его с рук, и был козлик доволен и  весело прыгал около неё. К вечеру, когда сестрица уставала, она читала молитву,  клала свою голову на спину козлику – была она ей вместо подушки – и засыпала. И  если бы можно было вернуть братцу его человеческий образ, то что за чудесная  жизнь была бы у них!    

Вот так и жили они одни в лесной чаще некоторое время. Но  случилось, что как раз на ту пору затеял король в этом лесу большую охоту. И  трубили среди леса охотничьи рога, раздавался собачий лай, весёлый посвист и  улюлюканье егерей.    

Козлик всё это слышал, и захотелось ему побывать на охоте.    

– Ах, – сказал он сестрице, – отпусти меня в  лес на охоту, я дольше вытерпеть не в силах. – И он долго её упрашивал,  пока, наконец, она согласилась.    

– Но смотри, – сказала она ему, – к вечеру  возвращайся. От недобрых охотников дверь в избушке я запру, а чтоб я тебя  узнала, ты постучись и скажи: «Сестрица, впусти меня», а если ты так не  скажешь, то дверь я тебе не открою.    

Вот выскочил козлик в лес, и было ему так приятно и весело  гулять на приволье! Только увидел король со своими егерями красивого козлика,  пустились они за ним в погоню, но нагнать его не могли; они думали, что вот-вот  поймают его, а он скакнул в густую заросль и пропал у них на глазах.    

Между тем стало уже смеркаться. Подбежал козлик к избушке,  постучался и говорит:    

– Сестрица, впусти меня. – И открылась перед ним  маленькая дверь, вскочил козлик в избушку и отдыхал всю ночь на мягкой  подстилке.    

На другое утро охота началась снова; и когда козлик заслышал  большой охотничий рог и улюлюканье егерей, он забеспокоился и сказал:    

– Сестрица, открой дверь, отпусти меня в лес погулять.    

Открыла сестрица дверь и сказала:    

– Но к вечеру, смотри, возвращайся и скажи: «Сестрица,  впусти меня».    

Как увидел король со своими егерями опять козлика с золотою  повязкой на шее, все помчались за ним в погоню, но козлик был очень проворен и  быстр. Гонялись за ним егеря целый день напролёт и только к вечеру его  окружили. Один из них ранил его в ногу, начал козлик прихрамывать, не смог  бежать так быстро, как прежде. Тогда прокрался за ним следом один из егерей до  самой избушки и услышал, как козлик говорил: «Сестрица, впусти меня!» – и  видел, как дверь перед ним отворилась и тотчас закрылась опять. Охотник всё это  хорошо приметил, вернулся к королю и рассказал о том, что видел и слышал. И  сказал король:    

– Завтра ещё раз выедем на охоту.    

Сильно испугалась сестрица, увидев, что её козлик ранен. Она  обмыла ему кровь, приложила к ране разные травы и сказала:    

– Ступай полежи, милый мой козлик, и рана твоя заживёт.    

Но рана была небольшая, и наутро у козлика и следа от неё не  осталось. И когда он услышал в лесу опять весёлые звуки охоты, он сказал:    

– Невмочь мне дома сидеть, хочу погулять я в лесу; меня  никто не поймает, не бойся.    

Заплакала сестрица и сказала:    

– Нет, уж теперь они тебя убьют, и останусь я здесь  одна в лесу, покинута всеми. Нет, не пущу я тебя нынче в лес.    

– А я здесь тогда от тоски погибну, – ответил ей  козлик. – Как заслышу я большой охотничий рог, так ноги сами и бегут у  меня.    

Что тут было делать сестрице? С тяжёлым сердцем она открыла  ему дверь, и козлик, здоровый и весёлый, ускакал в лес.    

Увидел его король и говорит егерям:    

– Уж теперь гоняйтесь за ним целый день до самой ночи,  но смотрите, чтоб никто из вас его не ранил.    

И вот, только солнце зашло, говорит король егерю:    

– Ну, ступай покажи мне эту лесную избушку.    

Тогда он подошёл к маленькой двери, постучался и сказал:    

– Дорогая сестрица, впусти меня.    

Открылась дверь, и король вошёл в избушку; видит – стоит там  девушка красоты несказанной. Испугалась девушка, увидав, что это вошёл не  козлик, а какой-то чужой человек, и на голове у него золотая корона. Но король  ласково на неё поглядел, протянул ей руку и сказал:    

– Хочешь, пойдём со мной в замок, и будешь ты моей  милой женой.    

– Ах, я согласна, – ответила девушка, – но  козлик должен идти со мной, я его никогда не оставлю.    

– Хорошо, – сказал король, – пускай он  останется на всю жизнь при тебе, и будет ему всего вдосталь.    

А тут подскочил и козлик; и сестрица привязала его за  верёвку из осоки и вывела из лесной избушки.    

Посадил король девушку на коня и привёз её в свой замок; там  отпраздновали они свадьбу с большой пышностью. Стала она теперь госпожой  королевой, и они жили счастливо вместе долгие годы, а козлика холили и кормили,  и он прыгал по королевскому саду.    

Но злая мачеха, из-за которой детям выпало на долю бродить  по свету, решила, что сестрицу разорвали, пожалуй, в лесу дикие звери, а козлик  убит охотниками. Когда она услыхала, как они счастливы и что живётся им так  хорошо, в сердце у неё зашевелились зависть и злоба, и они не давали ей покоя,  и она думала только о том, как бы опять накликать на них беду.    

А была её родная дочка уродлива, как тёмная ночь, и была она  одноглазой. Стала она попрекать свою мать:    

– Ведь стать королевой полагалось бы мне.    

– Ты уж помолчи, – сказала старуха и стала её  успокаивать: – придёт время, я всё сделаю, что надо.    

Прошёл срок, и родила королева на свет прекрасного мальчика;  а на ту пору был король как раз на охоте. Вот старая ведьма приняла вид  королевской служанки, вошла в комнату, где лежала королева, и говорит больной:    

– Королева, идите купаться, уж ванна готова, купанье  вам поможет и прибавит сил; идите скорей, а то вода остынет.    

Ведьмина дочь была тут же рядом; и отнесли они ослабевшую  королеву в ванную комнату, опустили её в ванну, заперли дверь на ключ, а сами  убежали. Но они развели в ванной такой адский огонь, что молодая  красавица-королева должна была вот-вот задохнуться.    

Сделав это, старуха взяла свою дочку, надела на неё чепец и  уложила её в постель вместо королевы. И сделала она её похожей на королеву,  только не могла она приставить ей второй глаз. Но чтоб король этого не заметил,  пришлось её положить на ту сторону, где у неё не было глаза.    

Воротился вечером король домой и, услыхав, что королева  родила ему сына, сильно обрадовался, и ему захотелось пойти проведать свою  любимую жену и поглядеть, что она делает. Но старуха закричала:    

– Ради бога, задвиньте скорей полог, королеве смотреть  на свет ещё трудно, её тревожить нельзя.    

Король вернулся назад, не зная о том, что в постели лежит  самозванная королева.    

Наступила полночь, и все уже спали; и вот увидела мамка,  сидевшая в детской у колыбели, – она одна только в доме не спала, –  как открылись двери и в комнату вошла настоящая королева. Она взяла на руки из  колыбели ребёнка и стала его кормить грудью. Потом она взбила ему подушечку,  уложила его опять в колыбельку и укрыла одеяльцем. Но не забыла она и про  козлика, заглянула в угол, где он лежал, и погладила его по спине. Потом она  тихонько вышла через дверь; мамка на другое утро спросила стражу, не заходил ли  кто ночью в замок, но сторожа ответили:    

– Нет, мы никого не видали.    

Так являлась она много ночей подряд и ни разу при этом не  обмолвилась словом. Мамка каждый раз её видела, но сказать о том никому не  решалась.    

Так прошло некоторое время, но вот однажды королева ночью  заговорила и молвила так:    

     

Как мой сыночек? Как козлик мой?    

Явлюсь я дважды и не вернусь домой.    

     

Мамка ей ничего не ответила, но когда королева исчезла,  мамка пришла к королю и обо всём ему рассказала. Король сказал:    

– Ах, боже мой, что же это значит? Следующую ночь я сам  буду сторожить возле ребёнка.    

Он пришёл вечером в детскую, а в полночь явилась опять  королева и сказала:    

     

Как мой сыночек? Как козлик мой?    

Приду я однажды и не вернусь домой.    

     

И она ухаживала за ребёнком, как делала это всегда, а потом  снова ушла. Король не осмелился заговорить с нею, но и следующую ночь он тоже  не спал. И она снова спросила:    

     

Как мой сыночек? Как козлик мой?    

Теперь уж больше я не вернусь домой.    

     

И не мог король удержаться, он бросился к ней и сказал:    

– Значит, ты моя милая жена!    

И она ответила:    

– Да, я твоя жена, – и в тот же миг по милости  божьей она ожила и стала опять здоровой, румяной и свежей, как прежде.    

Потом она рассказала королю о злодействе, что совершила над  ней злая ведьма вместе со своей дочкой.    

Тогда король велел привести их обеих на суд, и был вынесен  им приговор.    

Ведьмину дочь завели в лес, где её разорвали дикие звери, а  ведьму взвели на костёр, и ей пришлось погибнуть лютою смертью. И когда остался  от неё один только пепел, козлик опять обернулся человеком, и сестрица и братец  стали жить да поживать счастливо вместе.    

 12. Рапунцель    

     

Однажды жили на свете муж и жена; им давно уже хотелось  иметь ребёнка, но его всё не было; и вот, наконец, явилась у жены надежда, что  милостивый господь исполнит её желание.    

А было у них в горенке маленькое окошко, оттуда был виден  великолепный сад, где росло много прекраснейших цветов и всякой зелени. Но сад  был обнесён высокой оградой, и никто не осмеливался в него входить, так как сад  этот принадлежал одной колдунье; она обладала большим могуществом, и все на  свете её боялись.    

Стояла раз жена у окошка, заглянула в сад и увидела грядку,  а рос на ней прекраснейший рапунцель;[2] был  он на вид такой свежий и такой зелёный, что ей страсть как захотелось отведать  этого рапунцеля. Это желание у неё всё с каждым днём возрастало, но так как она  знала, что его достать ей никак невозможно, то она вся исхудала, побледнела и  выглядела несчастной. Испугался муж и спрашивает:    

– Чего тебе, моя жёнушка, недостаёт?    

– Ах, – говорит она, – если не добыть мне из  того сада, что за нашим домом, зелёного рапунцеля и его не отведать, то  останется мне одно – помереть.    

Муж очень её любил и подумал: «Уж если жене моей от этого  помирать приходится, то я достану для неё рапунцеля, чего бы это мне ни  стоило».    

И вот перелез он в сумерках через каменную ограду в сад  колдуньи, нарвал второпях целую пригоршню зелёного рапунцеля и принёс его жене.    

Она тут же приготовила себе из него салат и с жадностью его  поела. И салат ей этот так понравился, показался ей таким вкусным, что на  другой день появилось у неё желанье втрое большее, чем прежде. И она не могла  найти себе покоя, пока муж не согласился полезть в сад ещё раз.    

Он пробрался туда в сумерках, пролез через каменную ограду,  но сильно перепугался, увидав перед собой колдунью.    

– Как ты смеешь лазить в мой сад, – сказала она,  гневно на него поглядев, – и красть у меня, как вор, мой зелёный  рапунцель? Тебе плохо за это придётся.    

– Ах, – ответил он, – вы уж меня простите,  ведь я решился на это по нужде: моя жена увидала из окошка ваш зелёный  рапунцель и почувствовала к нему такую страсть, что, пожалуй, умерла бы, если  бы его не отведала.    

Гнев у колдуньи немного прошёл, и она сказала ему:    

– Если это правда, что ты говоришь, то я позволю тебе  набрать рапунцеля столько, сколько ты пожелаешь, но при одном условии: ты  должен будешь отдать мне ребёнка, который родится у твоей жены. Ему будет у  меня хорошо, я буду о нём заботиться, как мать родная.    

И он со страху согласился на всё. Когда жене пришло время  рожать и она родила дочку, явилась тотчас колдунья, назвала дитя Рапунцель и  забрала его с собой.    

Стала Рапунцель самой красивой девочкой на свете. Когда ей  исполнилось двенадцать лет, колдунья заперла её в башню, что находилась в лесу;  в той башне не было ни дверей, ни лестницы, только на самом её верху было  маленькое оконце. Когда колдунье хотелось забраться на башню, она становилась  внизу и кричала:    

     

Рапунцель, Рапунцель, проснись,    

Спусти свои косоньки вниз.    

     

А были у Рапунцель длинные прекрасные волосы, тонкие, словно  из пряжи золотой. Услышит она голос колдуньи, распустит свои косы, подвяжет их  вверх к оконному крючку, и упадут волосы на целых двадцать аршин вниз, – и  взбирается тогда колдунья, уцепившись за них, наверх.    

Прошло несколько лет, и случилось королевскому сыну проезжать  на коне через лес, где стояла башня. Вдруг он услышал пение, а было оно такое  приятное, что он остановился и стал прислушиваться. Это пела Рапунцель своим  чудесным голосом песню, коротая в одиночестве время. Захотелось королевичу  взобраться наверх, и он стал искать вход в башню, но найти его было невозможно.  Он поехал домой, но пение так запало ему в душу, что он каждый день выезжал в  лес и слушал его.    

Вот стоял он раз за деревом и увидел, как явилась колдунья,  и услышал, как она закричала:    

     

Рапунцель, Рапунцель, проснись,    

Спусти свои косоньки вниз!    

     

Спустила Рапунцель свои косы вниз, и взобралась колдунья к  ней наверх.    

«Если это и есть та лесенка, по которой взбираются наверх,  то и мне хотелось бы однажды попытать счастья», – и на другой день, когда начало  уже смеркаться, подъехал королевич к башне и крикнул:    

     

Рапунцель, Рапунцель, проснись,    

Спусти свои косоньки вниз!    

     

И упали тотчас волосы вниз, и королевич взобрался наверх.    

Рапунцель, увидя, что к ней вошёл человек, какого она  никогда не видела, сначала сильно испугалась. Но королевич ласково с ней  заговорил и рассказал, что сердце его было так тронуто её пением и не было ему  нигде покоя, и вот он решил её непременно увидеть.    

Тогда Рапунцель перестала бояться, и когда он спросил у неё,  согласна ли она выйти за него замуж, – а был он молодой и красивый, –  она подумала: «Он будет любить меня больше, чем старуха фрау Готель», – и  дала своё согласие и протянула ему руку. Она сказала:    

– Я охотно пойду вместе с тобой, но не знаю, как мне  спуститься вниз. Когда ты будешь ко мне приходить, бери всякий раз с собой  кусок шёлка; я буду плести из него лесенку, и когда она будет готова, я спущусь  вниз, и ты увезёшь меня на своём коне.    

Они условились, что он будет приходить к ней по вечерам, так  как днём приходила старуха. Колдунья ничего не замечала до тех пор, пока  однажды Рапунцель не заговорила с ней и не сказала:    

– Скажи мне, фрау Готель, почему мне тебя тащить наверх  тяжелей, чем молодого королевича? Он подымается ко мне в один миг.    

– Ах ты, мерзкая девчонка! – крикнула  колдунья. – Что я слышу? Я считала, что скрыла тебя ото всех, а ты меня  всё-таки обманула! – И она вцепилась в ярости в прекрасные волосы  Рапунцель, обмотала их несколько раз вокруг левой руки, а правой схватила  ножницы и – чик-чик! – отрезала их, и чудесные косы лежали на земле.    

И была колдунья такою безжалостной, что завела бедную  Рапунцель в глухую чащу; и пришлось ей там жить в большой нищете и горе.    

И в тот же самый день, как она прогнала Рапунцель, она  привязала вечером отрезанные косы к оконному крючку и, когда явился королевич и  крикнул:    

     

Рапунцель, Рапунцель, проснись,    

Спусти свои косоньки вниз! —    

     

то спустила колдунья волосы вниз.    

И взобрался королевич наверх, но не нашёл там своей любимой  Рапунцель, а увидел колдунью. Она глянула на него своим злобным, язвительным  взглядом.    

– Ага! – крикнула она насмешливо. – Ты хочешь  увезти свою возлюбленную, но красавицы-птички нет больше в гнезде, и она уже не  поёт. Её унесла кошка, а тебе она выцарапает к тому же глаза. Ты потерял  Рапунцель навек, не видать её тебе больше никогда!    

Королевич был вне себя от горя и в отчаянье выпрыгнул из  башни; ему удалось сохранить жизнь, но колючие шипы кустарника, на которые он  упал, выкололи ему глаза. И он бродил слепой по лесу, питаясь лишь одними  кореньями да ягодами, и всё время горевал и плакал по потерянной им любимой  жене.    

Так блуждал он несколько лет в горе и печали и зашёл наконец  в густую чащу, где жила, бедствуя, Рапунцель вместе со своими  детьми-близнецами, которых она родила, с мальчиком и девочкою.    

Вдруг услыхал королевич чей-то голос; он показался ему таким  знакомым, и он пошёл навстречу ему; и когда подошёл он ближе, то Рапунцель его  узнала, бросилась к нему на шею и горько заплакала. Но упали две слезинки к  нему на глаза, и он снова прозрел и стал видеть, как прежде. И он привёл её в  своё королевство, где встретили его с радостью, и они жили долгие-долгие годы в  счастье и довольстве.    

 13. Три маленьких  лесовика    

     

Жил-был один человек, и умерла у него жена; и жила женщина,  и умер у неё муж; была у человека дочь, и у женщины тоже была дочь. Девушки  были между собой знакомы и ходили вместе гулять, и захаживали не раз к этой  женщине в дом. Вот женщина раз и говорит дочери того человека:    

– Послушай, скажи-ка своему отцу, что я хочу выйти за  него замуж, и уж будешь ты у меня каждый день в молоке купаться да вино  попивать, а дочь моя пусть в воде купается и пьёт одну только воду.    

Воротилась девушка домой и рассказала отцу то, что ей велела  передать женщина. Говорит отец:    

– Как же мне быть? Женишься раз, а плачешься  век, – оно ведь и радость и горе.    

И вот, не зная, как ему поступить, снял он с ноги сапог и  говорит:    

– Возьми-ка этот сапог – в нём подошва дырявая, отнеси  его на чердак, и повесь на большой гвоздь, и налей в сапог воды. Коль вода из  него не просочится, то придётся мне во второй раз жениться, а просочится – так  не стану жениться.    

Девушка сделала, как было ей велено; но от воды дыра в  сапоге затянулась, и сапог оказался доверху полон воды. Рассказала она о том  своему отцу. Вот полез он на чердак и увидел, что дочь говорит правду; пошёл к  вдове и женился на ней, – тут они и свадьбу сыграли.    

На другое утро встали обе девушки, видят – стоит перед  отцовой дочкою молоко для мытья и вино для питья, а перед дочкой жены – вода  для мытья да вода для питья. На второе утро видят – стоит вода для мытья и вода  для питья и перед отцовой дочкой, и перед дочерью жены. А на третье утро –  глядь, стоит вода для мытья да вода для питья перед отцовой дочкой, а молоко  для мытья да вино для питья – перед дочерью жены; так пошло оно и дальше.    

Невзлюбила мачеха падчерицу и не знала, что бы такое и  придумать, чтоб было ей день ото дня и того хуже. А была она к тому же  завистлива: ведь падчерица была и мила и красива, а родная её дочь уродлива и  противна.    

Однажды зимой, когда наступили лютые морозы и всё кругом  позамерзло, горы и долины засыпало снегом, сшила мачеха платье из бумаги,  подозвала девушку и говорит:    

– Надень это платье, ступай в лес да принеси мне полное  лукошко земляники: мне хочется ягод поесть.    

– Господи, да ведь зимой земляника не растёт, –  молвила девушка, – земля-то ведь вся промёрзла и снегом покрыта. И как  пойду я в бумажном платье? На дворе ведь так холодно, что дух захватывает,  ветер продует меня насквозь, а колючий терновник разорвёт мне платье.    

– Ты что это? Перечить мне вздумала? – сказала  мачеха. – Ступай живей и не смей мне и на глаза показываться, пока не  наберёшь полное лукошко земляники.    

Она дала ей кусок чёрствого хлеба и сказала:    

– Этого тебе хватит на целый день, – а сама  подумала: «На дворе ты замёрзнешь, и с голоду пропадёшь, и никогда назад не  вернёшься».    

Девушка послушалась, надела бумажное платье и вышла из дому  с лукошком. А кругом одни только снега да снежные просторы и дали, и ни одного  зелёного стебелька не видать.    

Пришла она в лес, видит – стоит маленькая избушка; и  выглядывают из неё три маленьких лесовика. Поздоровалась она с ними и робко в  дверь постучалась. Они крикнули: «Входи!» – и она вошла в комнату и села на  скамейку у печки, – ей хотелось согреться и съесть свой кусок хлеба. А маленькие  человечки и говорят:    

– Дай и нам кусочек.    

– Хорошо, – ответила она и разломила свой кусок  хлеба надвое и отдала им половину. А они потом спрашивают:    

– Отчего ты в таком тоненьком платье зимою в лесу?    

– Ах, – ответила девушка, – я должна набрать  полное лукошко земляники, а без этого мне домой вернуться никак нельзя.    

Когда она съела свой кусок хлеба, они дали ей метлу и  сказали:    

– Теперь подмети снег у чёрной двери избушки.    

Она вышла, а маленькие человечки стали между собой говорить:  «Что бы это нам ей такое подарить, ведь она прилежная и ласковая, и хлебом  своим с нами поделилась».    

И сказал первый из них:    

– Я одарю её тем, что будет она день ото дня  становиться всё краше.    

Второй сказал:    

– А я одарю её тем, что будут у ней изо рта, только  скажет она слово, падать червонцы.    

Сказал третий:    

– А я одарю её тем, что явится король и женится на ней.    

Исполнила девушка то, что сказали ей маленькие человечки,  промела метлой снег у избушки, – и, как вы думаете, что же она нашла?  Спелую землянику! Она пробилась тёмно-красной ягодкой из-под снега. И набрала  девушка на радостях полное лукошко; поблагодарила маленьких лесовиков,  попрощалась с каждым из них за руку и побежала домой, желая принести мачехе то,  что та ей велела.    

Воротилась она домой и только сказала «добрый вечер», как  тотчас выпал у неё изо рта червонец. Потом она рассказала, что случилось с нею  в лесу, и при каждом её слове падали у ней изо рта червонцы, так что вскоре вся  комната была завалена ими.    

– Поглядите-ка на это чванство! – закричала её  сводная сестра, – так деньгами и швыряется. – Но втайне она ей  позавидовала, и захотелось ей тоже пойти в лес за земляникой.    

Мать стала её отговаривать:    

– Нет, милая доченька, на дворе слишком холодно, ты  можешь замёрзнуть. – Но та всё её упрашивала, и мать, наконец, согласилась,  пошила ей роскошную меховую шубку и дала ей на дорогу хлеб с маслом и пирожки.    

Отправилась девушка в лес и пошла прямо к той маленькой  избушке. Три маленьких человечка, как и в тот раз, выглянули из окошка, но она  с ними не поздоровалась и, не глядючи на них и не сказав им ни слова, ввалилась  в комнату, уселась у печки и начала жевать свой хлеб с маслом и пирожки.    

– Дай и нам немножко, – воскликнули маленькие  человечки.    

Но она им ответила:    

– Мне и самой-то не хватит, чего ради буду я ещё с  другими делиться?    

Когда девушка поела, они сказали:    

– Вот тебе метла, вымети чисто перед чёрной дверью.    

– Э, да метите вы сами! – ответила она. – Я  вам не служанка. – А когда она поняла, что они дарить ей ничего не  собираются, она ушла от них.    

И стали говорить между собой маленькие лесовики: «Что бы это  ей такое подарить за то, что она такая недобрая, и с таким злым, завистливым  сердцем, и не хочет делать никому добра?»    

Первый сказал:    

– Я одарю её тем, что будет она с каждым днём всё  уродливей.    

Второй сказал:    

– Я одарю её тем, что при каждом слове, что вымолвит  она, будет у ней изо рта выскакивать жаба.    

А третий сказал:    

– А я награжу её тем, что она умрёт лютою смертью.    

Стала девушка искать землянику, но не нашла ни одной ягодки  и воротилась с досады домой. Только она открыла рот, чтобы рассказать матери,  что случилось с нею в лесу, как стало выскакивать у ней изо рта при каждом  слове по жабе, и все почувствовали к ней отвращение.    

Стала мачеха ещё пуще прежнего злиться на свою падчерицу и  придумывать, как бы ей досадить, а падчерица становилась с каждым днём всё  красивей и красивей.    

Наконец достала мачеха котёл, поставила его на огонь и стала  кипятить в нём пряжу. Когда та проварилась, взвалила она пряжу на плечи бедной  девушке, дала ей в руки топор и велела идти на речку вырубить в ней прорубь и  хорошенько помыть пряжу.    

Девушка послушалась, пошла и вырубила во льду прорубь. Но  когда она колола лёд, подъехала пышная карета, и сидел в ней король. Карета  остановилась, и король спросил:    

– Дитя моё, ты кто такая и что ты тут делаешь?    

– Я бедная девушка, мою пряжу.    

Король её пожалел и, увидев, что она такая красивая, сказал:    

– Хочешь, поедем вместе со мной?    

– Ах, с большою охотой! – ответила она,  обрадовавшись, что ей не придётся идти назад к мачехе и сестре.    

И она села в карету и поехала вместе с королём. Прибыли они  в замок и отпраздновали там пышную свадьбу, и было это ей в награду от  маленьких лесных человечков.    

Спустя год родила молодая королева сына; и когда мачеха  услыхала о таком великом счастье, то пришла со своей дочерью в замок, будто  желая её проведать. Но как раз на ту пору король куда-то отлучился и при ней не  было никого; тогда схватила злая женщина королеву за голову, а дочка взяла её  за ноги, они подняли её с постели и бросили через окошко в реку, протекавшую  около самого замка. Потом мачеха положила в постель свою уродливую дочь и  укрыла её с головой одеялом.    

Воротился король, и захотелось ему поговорить с женой, но  старуха закричала:    

– Тише, тише, сейчас нельзя, она лежит в сильной  испарине, нынче её надо оставить в покое.    

Король, не подозревая ничего дурного, пришёл только на  другое утро, и когда он заговорил с женой, то при каждом слове выскакивала у  неё изо рта жаба, а прежде, бывало, падал червонец. Тогда король спросил, что  это значит, и старуха объяснила, что это у неё, дескать, от сильной испарины и  что это скоро пройдёт.    

А в ночи увидал поварёнок, как приплыла по водосточной  канаве какая-то утка и спросила:    

     

Король, как ты поживаешь?    

Бодрствуешь иль почиваешь?    

     

Но когда он ей ничего не ответил, утка спросила:    

     

А как мои гости, сидят?    

     

Ответил ей поварёнок:    

     

Нет, они крепко спят.    

     

Стала она тогда спрашивать:    

     

А как родимый сыночек?    

     

И ответил поварёнок:    

     

Он спит себе в люльке всю ночку.    

     

И обернулась тогда утка королевой и вошла в замок, покормила  ребёнка, покачала его в колыбельке, укрыла его и опять уплыла по канаве. Так  являлась она подряд две ночи, а на третью сказала поварёнку:    

– Ступай и скажи королю, чтоб он взял свой меч и трижды  взмахнул им надо мной на пороге.    

Побежал поварёнок и рассказал о том королю. Явился король и  трижды взмахнул мечом над привидением; и только взмахнул в третий раз, вдруг  видит – стоит перед ним его жена, жива, здорова и невредима, как была прежде.    

И был король в великой радости, но продержал королеву в  потайной комнате до воскресенья, когда должны были крестить ребёнка. А когда  его окрестили, король спросил у старухи:    

– Как должно поступить с человеком, который стаскивает  кого-нибудь с постели и бросает его в воду?    

– Никак иначе, – ответила старуха, – как  посадить такого злодея в бочку, утыканную гвоздями, и скатить её с горы в реку.    

И сказал король:    

– Ты сама себе вынесла приговор.    

И он велел принести бочку, утыканную гвоздями, и посадить в  неё старуху с дочкой. Забили бочку наглухо и спустили с горы, и покатилась она  прямо в реку.    

 14. Три пряхи    

     

Жила-была девушка, ленивица да прясть не охотница; и что ей  мать ни говорила, а заставить её работать никак не могла.    

Вот, наконец, у матери терпенья не стало, разгневалась она и  побила свою дочь, а та и разревелась вовсю. А как раз в это время проезжала  мимо королева; услыхала она плач, велела остановить карету, вошла в дом и  спрашивает у матери, за что та бьёт свою дочь так, что слышен крик даже на  улице.    

Стыдно было женщине рассказывать, что дочка у ней такая  ленивая, и она сказала:    

– Да вот никак не могу оторвать её от прялки, у неё всё  охота прясть да прясть, а мне-то, по бедности, откуда достать столько льна?    

И сказала королева:    

– Нет для меня ничего приятней, как слышать, когда  прядут, и нет ничего мне милее, когда жужжат веретёна. Отдайте мне дочь свою в  замок, льна у меня достаточно, и пусть себе прядёт, сколько ей вздумается.    

Мать была этому рада, и королева забрала девушку с собой.  Вот прибыли они в замок, повела королева её наверх и показала три светёлки, а  набиты они были сверху донизу самым отборным льном.    

– Вот этот лён ты мне и перепряди, – сказала она.  Коль управишься с этой работой, я выдам тебя замуж за старшего своего сына. Я  не посмотрю на то, что ты девушка бедная, твоё усердие будет вместо приданого.    

Испугалась девушка: ведь она не могла перепрясть столько  льна, даже если бы сидела над пряжей каждый день с утра и до вечера целых  триста лет.    

Осталась она одна и стала плакать и просидела так, сложа  руки, целых три дня. А на третий день пришла королева и, увидев, что девушка  ничего не напряла, удивилась, но та ей объяснила, что не могла начать работать,  тоскуя по материнскому дому. Королева этим объяснением удовлетворилась, но,  уходя, сказала:    

– Ну, завтра, смотри, за работу принимайся.    

И осталась девушка опять одна, и, не зная, что ей начать,  что и придумать, подошла в горе к окошку. Она увидела, что идут три женщины: и  была у одной из них ступня широкая, а у другой такая толстая нижняя губа, что  прямо вся к подбородку свисала, а у третьей был широкий большой палец.    

Остановились они у окошка, посмотрели наверх и спросили  девушку, чего ей не хватает. Она стала жаловаться на своё горе; и вот  предложили они ей помочь и сказали:    

– Если ты пригласишь нас на свадьбу и нас стыдиться не  будешь, а станешь называть нас своими тётушками и к себе за стол посадишь, то  мы весь лён тебе перепрядем, и сделаем это быстро.    

– Я буду очень рада, – ответила она, –  входите и принимайтесь скорей за работу.    

Она впустила трёх диковинных женщин и освободила для них  место в первой светёлке. Они сели и начали прясть. Одна тянула нитку и вертела  колесо, другая её смачивала, а третья сучила и пальцем о стол  постукивала, – и падал ворох пряжи наземь, и была пряжа самой тонкой  работы. Девушка скрывала от королевы этих трёх прях, и когда та приходила, показывала  ей целый ворох готовой пряжи, и похвалам королевы не было конца. Когда в первой  комнате льна уже не хватило, они перешли во вторую, наконец – в третью, а  вскоре и в этой льна больше не хватило.    

Потом три женщины попрощались и напомнили девушке:    

– Смотри же, не забудь, что нам обещала; и будет тебе  счастье!    

Девушка показала королеве пустые комнаты и большую груду  пряжи, и та стала готовить ей свадьбу; и радовался жених, что женится на такой  искусной и прилежной девушке, и всячески её расхваливал.    

– Есть у меня три тётки, – сказала девушка, –  они мне сделали много добра, и я не хотела бы позабыть о них в своём  счастье, – так вот, дозвольте мне пригласить их на свадьбу и посадить  рядом с собою за стол.    

Королева и жених отвечали:    

– Ну, конечно, мы разрешаем!    

И вот, когда начался свадебный пир, вошли во дворец три  женщины в странном одеянии, а невеста им и говорит:    

– Добро пожаловать, милые тётушки!    

– Ах, – говорит жених, – как ты можешь  дружить с такими противными бабами? – И он подошёл к той, у которой была  широкая ступня, и спрашивает:    

– Отчего это у тебя такая широкая ступня?    

– От работы на прялке, – ответила она, – от  работы на прялке.    

Потом подходит жених ко второй и спрашивает:    

– Отчего это у тебя губа такая отвисшая?    

– Оттого, что лён смачивала, – ответила  она, – оттого, что лён смачивала!    

Спросил он третью:    

– Отчего у тебя палец такой широкий?    

– Оттого, что нитки сучила, – ответила она, –  оттого, что нитки сучила!    

Испугался тогда королевич и говорит:    

– С этой поры никогда моя милая невеста не должна к  прялке и близко подходить.    

Так избавилась она от ненавистной ей пряжи.    

 15. Гензель и  Гретель    

     

Жил на опушке дремучего леса бедный дровосек со своей женой  и двумя детьми; мальчика звали Гензель, а девочку – Гретель. Жил дровосек  впроголодь; вот наступила однажды в той земле такая дороговизна, что не на что  было ему купить даже хлеба на пропитание.    

И вот, под вечер, лёжа в постели, стал он раздумывать, и всё  одолевали его разные мысли и заботы; повздыхал он и говорит жене:    

– Что же теперь будет с нами? Как нам прокормить бедных  детей, нам-то ведь и самим есть нечего!    

– А знаешь что, – отвечала жена, – давай-ка  пораньше утром, только начнёт светать, заведём детей в лес, в самую глухую  чащу; разведём им костёр, дадим каждому по куску хлеба, а сами уйдём на работу  и оставим их одних. Дороги домой они не найдут, вот мы от них и избавимся.    

– Нет, жена, – говорит дровосек, – этого я не  сделаю; ведь сердце-то у меня не камень, я детей одних бросить в лесу не могу,  там нападут на них дикие звери и их разорвут.    

– Эх ты, простофиля! – говорит жена. – Ведь  иначе мы все вчетвером с голоду пропадём, и останется только одно, – гробы  сколачивать. – И она донимала его до тех пор, пока он с ней согласился.    

– А всё-таки жалко мне моих бедных детей! – сказал  дровосек.    

Дети от голода не могли уснуть и слыхали всё, что говорила  мачеха отцу. Залилась Гретель горькими слезами и говорит Гензелю:    

– Видно, нам теперь пропадать придётся.    

– Тише, Гретель, – сказал Гензель, – не  горюй, я уж что-нибудь да придумаю.    

И вот когда родители уснули, он встал, надел свою курточку,  отворил дверь в сени и тихонько выбрался на улицу. На ту пору ярко светила  луна, и белые камешки, лежавшие перед избушкой, блестели, словно груды  серебряных монет.    

Гензель нагнулся и набил ими полный карман. Потом вернулся  он домой и говорит Гретель:    

– Утешься, милая сестрица, спи себе теперь спокойно,  господь нас не оставит. – И с этими словами он снова улёгся в постель.    

Только стало светать, ещё и солнышко не всходило, а мачеха  уже подошла и стала будить детей:    

– Эй вы, лежебоки, пора подыматься, собирайтесь-ка с  нами в лес за дровами!    

Дала она каждому из них по кусочку хлеба и говорит:    

– Вот это будет вам на обед; да смотрите, не съешьте  его раньше времени, больше ничего не получите.    

Гретель спрятала хлеб в свой передник, – ведь у Гензеля  карман был полон камней. И они собрались идти вместе в лес. Прошли они немного,  вдруг Гензель остановился, оглянулся назад, посмотрел на избушку, – так он  всё время оглядывался назад и останавливался. А отец ему и говорит:    

– Гензель, чего это ты всё оглядываешься да отстаёшь?  Смотри не зевай, иди побыстрей.    

– Ах, батюшка, – ответил ему Гензель, – я всё  гляжу на свою белую кошечку, вон сидит она на крыше, будто хочет сказать мне  «прощай».    

А мачеха и говорит:    

– Эх, дурень ты, это вовсе не твоя кошечка, это  утреннее солнце блестит на трубе.    

А Гензель вовсе и не на кошечку смотрел, а доставал из  кармана и бросал на дорогу блестящие камешки.    

Вот вошли они в самую чащу леса, а отец и говорит:    

– Ну, дети, собирайте теперь хворост, а я разведу  костёр, чтобы вы не озябли.    

Гензель и Гретель собрали целую кучу хворосту. Разожгли  костёр. Когда пламя хорошо разгорелось, мачеха говорит:    

– Ну, детки, ложитесь теперь у костра да отдохните как  следует, а мы пойдём в лес дрова рубить. Как кончим работу, вернёмся назад и  возьмём вас домой.    

Сели Гензель и Гретель у костра, и когда наступил полдень,  каждый из них съел по кусочку хлеба. Они всё время слышали стук топора и  думали, что их отец где-то поблизости. Но то был совсем не стук топора, а  чурбана, который привязал дровосек к сухому дереву, и он, раскачиваясь под  ветром, стучал о ствол.