1 2
Михаил Булгаков
Дни Турбиных
Пьеса в четырех действиях
Действующие лица
Т у р б и н А л е к с е й В а с и л ь е в и ч – полковник-артиллерист, 30 лет.
Т у р б и н Н и к о л а й – его брат, 18 лет.
Т а л ь б е р г Е л е н а В а с и л ь е в н а – их сестра, 24 года.
Т а л ь б е р г В л а д и м и р Р о б е р т о в и ч – полковник генштаба, ее муж, 38 лет.
М ы ш л а е в с к и й В и к т о р В и к т о р о в и ч – штабс-капитан, артиллерист, 38 лет.
Ш е р в и н с к и й Л е о н и д Ю р ь е в и ч – поручик, личный адъютант гетмана.
С т у д з и н с к и й А л е к с а н д р Б р о н и с л а в о в и ч – капитан, 29 лет.
Л а р и о с и к – житомирский кузен, 21 год.
Г е т м а н в с е я У к р а и н ы.
Б о л б о т у н – командир 1-й конной петлюровской дивизии.
Г а л а н ь б а – сотник-петлюровец, бывший уланский ротмистр.
У р а г а н.
К и р п а т ы й.
Ф о н Ш р а т т – германский генерал.
Ф о н Д у с т – германский майор.
В р а ч г е р м а н с к о й а р м и и.
Д е з е р т и р-с е ч е в и к.
Ч е л о в е к с к о р з и н о й.
К а м е р-л а к е й.
М а к с и м – гимназический педель, 60 лет.
Г а й д а м а к – телефонист.
П е р в ы й о ф и ц е р.
В т о р о й о ф и ц е р.
Т р е т и й о ф и ц е р.
П е р в ы й ю н к е р.
В т о р о й ю н к е р.
Т р е т и й ю н к е р.
Ю н к е р а и г а й д а м а к и.
Первое, второе и третье действия происходят зимой 1918 года, четвертое действие – в начале 1919 года.
Место действия – город Киев.
Действие первое
Картина первая
Квартира Турбиных. Вечер. В камине огонь. При открытии занавеса часы бьют девять раз и нежно играют менуэт Боккерини.
Алексей склонился над бумагами.
Н и к о л к а (играет на гитаре и поет).
Хуже слухи каждый час:
Петлюра идет на нас!
Пулеметы мы зарядили,
По Петлюре мы палили,
Пулеметчики-чики-чики...
Голубчики-чики...
Выручали вы нас, молодцы.
А л е к с е й. Черт тебя знает, что ты поешь! Кухаркины песни. Пой что-нибудь порядочное.
Н и к о л к а. Зачем кухаркины? Это я сам сочинил, Алеша. (Поет.)
Хошь ты пой, хошь не пой,
В тебе голос не такой!
Есть такие голоса...
Дыбом станут волоса...
А л е к с е й. Это как раз к твоему голосу и относится. Н и к о л к а. Алеша, это ты напрасно, ей-Богу! У меня есть голос, правда, не такой, как у Шервинского, но все-таки довольно приличный. Драматический, вернее всего – баритон. Леночка, а Леночка! Как, по-твоему, есть у меня голос?
Е л е н а (из своей комнаты). У кого? У тебя? Нету никакого.
Н и к о л к а. Это она расстроилась, потому так и отвечает. А между прочим, Алеша, мне учитель пения говорил: «Вы бы, – говорит, – Николай Васильевич, в опере, в сущности, могли петь, если бы не революция».
А л е к с е й. Дурак твой учитель пения.
Н и к о л к а. Я так и знал. Полное расстройство нервов в турбинском доме. Учитель пения – дурак. У меня голоса нет, а вчера еще был, и вообще пессимизм. А я по своей натуре более склонен к оптимизму. (Трогает струны.) Хотя ты знаешь, Алеша, я сам начинаю беспокоиться. Девять часов уже, а он сказал, что утром приедет. Уж не случилось ли чего-нибудь с ним?
А л е к с е й. Ты потише говори. Понял?
Н и к о л к а. Вот комиссия, создатель, быть замужней сестры братом.
Е л е н а (из своей комнаты). Который час в столовой?
Н и к о л к а. Э... девять. Наши часы впереди, Леночка.
Е л е н а (из своей комнаты). Не сочиняй, пожалуйста.
Н и к о л к а. Ишь, волнуется. (Напевает.) Туманно... Ах, как все туманно!..
А л е к с е й. Не надрывай ты мне душу, пожалуйста. Пой веселую.
Н и к о л к а (поет).
Здравствуйте, дачницы!
Здравствуйте, дачники!
Съемки у нас уж давно начались...
Гей, песнь моя!.. Любимая!..
Буль-буль-буль, бутылочка
Казенного вина!!.
Бескозырки тонные,
Сапоги фасонные,
То юнкера-гвардейцы идут...
Электричество внезапно гаснет. За окнами с песней проходит воинская часть.
А л е к с е й. Черт знает что такое! Каждую минуту тухнет. Леночка, дай, пожалуйста, свечи.
Е л е н а (из своей комнаты). Да!.. Да!..
А л е к с е й. Какая-то часть прошла.
Елена, выходя со свечой, прислушивается. Далекий пушечный удар.
Н и к о л к а. Как близко. Впечатление такое, будто бы под Святошином стреляют. Интересно, что там происходит? Алеша, может быть, ты пошлешь меня узнать, в чем дело в штабе? Я бы съездил.
А л е к с е й. Конечно, тебя еще не хватает. Сиди, пожалуйста, смирно.
Н и к о л к а. Слушаю, господин полковник... Я, собственно, потому, знаешь, бездействие... обидно несколько... Там люди дерутся... Хотя бы дивизион наш был скорее готов.
А л е к с е й. Когда мне понадобятся твои советы в подготовке дивизиона, я тебе сам скажу. Понял?
Н и к о л к а. Понял. Виноват, господин полковник.
Электричество вспыхивает.
Е л е н а. Алеша, где же мой муж?
А л е к с е й. Приедет, Леночка.
Е л е н а. Но как же так? Сказал, что приедет утром, а сейчас девять часов, и его нет до сих пор. Уже не случилось ли с ним чего?
А л е к с е й. Леночка, ну, конечно, этого не может быть. Ты же знаешь, что линию на запад охраняют немцы.
Е л е н а. Но почему же его до сих пор нет?
А л е к с е й. Ну, очевидно, стоят на каждой станции.
Н и к о л к а. Революционная езда, Леночка. Час едешь, два стоишь.
Звонок.
Ну вот и он, я же говорил! (Бежит открывать дверь.) Кто там?
Голос Мышлаевского. Открой, ради Бога, скорей!
Н и к о л к а (впускает Мышлаевского в переднюю). Да это ты, Витенька?
М ы ш л а е в с к и й. Ну я, конечно, чтоб меня раздавило! Никол, бери винтовку, пожалуйста. Вот, дьяволова мать!
Е л е н а. Виктор, откуда ты?
М ы ш л а е в с к и й. Из-под Красного Трактира. Осторожно вешай, Никол. В кармане бутылка водки. Не разбей. Позволь, Лена, ночевать, не дойду домой, совершенно замерз.
Е л е н а. Ах, Боже мой, конечно! Иди скорей к огню.
Идут к камину.
М ы ш л а е в с к и й. Ох... ох... ох...
А л е к с е й. Что же они, валенки вам не могли дать, что ли?
М ы ш л а е в с к и й. Валенки! Это такие мерзавцы! (Бросается к огню.)
Е л е н а. Вот что: там ванна сейчас топится, вы его раздевайте поскорее, а я ему белье приготовлю. (Уходит.)
М ы ш л а е в с к и й. Голубчик, сними, сними, сними...
Н и к о л к а. Сейчас, сейчас. (Снимает с Мышлаевского сапоги.)
М ы ш л а е в с к и й. Легче, братик, ох, легче! Водки бы мне выпить, водочки.
А л е к с е й. Сейчас дам.
Н и к о л к а. Алеша, пальцы на ногах поморожены.
М ы ш л а е в с к и й. Пропали пальцы к чертовой матери, пропали, это ясно.
А л е к с е й. Ну что ты! Отойдут. Николка, растирай ему ноги водкой.
М ы ш л а е в с к и й. Так я и позволил ноги водкой тереть. (Пьет.) Три рукой. Больно!.. Больно!.. Легче.
Н и к о л к а. Ой-ой-ой! Как замерз капитан!
Е л е н а (появляется с халатом и туфлями). Сейчас же в ванну его. На!
М ы ш л а е в с к и й. Дай тебе Бог здоровья, Леночка. Дайте-ка водки еще. (Пьет.)
Елена уходит.
Н и к о л к а. Что, согрелся, капитан?
М ы ш л а е в с к и й. Легче стало. (Закурил.)
Н и к о л к а. Ты скажи, что там под Трактиром делается?
М ы ш л а е в с к и й. Метель под Трактиром. Вот что там. И я бы эту метель, мороз, немцев-мерзавцев и Петлюру!..
А л е к с е й. Зачем же, не понимаю, вас под Трактир погнали?
М ы ш л а е в с к и й. А мужички там эти под Трактиром. Вот эти самые милые мужички сочинения графа Льва Толстого!
Н и к о л к а. Да как же так? А в газетах пишут, что мужики на стороне гетмана...
М ы ш л а е в с к и й. Что ты, юнкер, мне газеты тычешь? Я бы всю эту вашу газетную шваль перевешал на одном суку! Я сегодня утром лично на разведке напоролся на одного деда и спрашиваю: «Где же ваши хлопцы?» Деревня точно вымерла. А он сослепу не разглядел, что у меня погоны под башлыком, и отвечает: «Уси побиглы до Петлюры...»
Н и к о л к а. Ой-ой-ой-ой...
М ы ш л а е в с к и й. Вот именно «ой-ой-ой-ой»... Взял я этого толстовского хрена за манишку и говорю: «Уси побиглы до Петлюры? Вот я тебя сейчас пристрелю, старую... Ты у меня узнаешь, как до Петлюры бегают. Ты у меня сбегаешь в царство небесное».
А л е к с е й. Как же ты в город попал?
М ы ш л а е в с к и й. Сменили сегодня, слава тебе, Господи! Пришла пехотная дружина. Скандал я в штабе на посту устроил. Жутко было! Они там сидят, коньяк в вагоне пьют. Я говорю, вы, говорю, сидите с гетманом во дворце, а артиллерийских офицеров вышибли в сапогах на мороз с мужичьем перестреливаться! Не знали, как от меня отделаться. Мы, говорят, командируем вас, капитан, по специальности в любую артиллерийскую часть. Поезжайте в город... Алеша, возьми меня к себе.
А л е к с е й. С удовольствием. Я и сам хотел тебя вызвать. Я тебе первую батарею дам.
М ы ш л а е в с к и й. Благодетель...
Н и к о л к а. Ура!.. Все вместе будем. Студзинский – старшим офицером... Прелестно!..
М ы ш л а е в с к и й. Вы где стоите?
Н и к о л к а. Александровскую гимназию заняли. Завтра или послезавтра можно выступать.
М ы ш л а е в с к и й. Ты ждешь не дождешься, чтобы Петлюра тебя по затылку трахнул?
Н и к о л к а. Ну, это еще кто кого!
Е л е н а (появляется с простыней). Ну, Виктор, отправляйся, отправляйся. Иди мойся. На простыню.
М ы ш л а е в с к и й. Лена ясная, позволь, я тебя за твои хлопоты обниму и поцелую. Как ты думаешь, Леночка, мне сейчас водки выпить или уже потом, за ужином сразу?
Е л е н а. Я думаю, что потом, за ужином, сразу. Виктор! Мужа ты моего не видел? Муж пропал.
М ы ш л а е в с к и й. Что ты, Леночка, найдется. Он сейчас приедет. (Уходит.)
Начинается непрерывный звонок.
Н и к о л к а. Ну вот он он! (Бежит в переднюю.)
А л е к с е й. Господи, что это за звонок?
Н и к о л к а отворяет дверь. Появляется в передней Л а р и о с и к с чемоданом и с узлом.
Л а р и о с и к. Вот я и приехал. Со звонком у вас я что-то сделал.
Н и к о л к а. Это вы кнопку вдавили. (Выбегает за дверь, на лестницу.)
Л а р и о с и к. Ах, Боже мой! Простите, ради Бога! (Входит в комнату.) Вот я и приехал. Здравствуйте, глубокоуважаемая Елена Васильевна, я вас сразу узнал по карточкам. Мама просит вам передать ее самый горячий привет.
Звонок прекращается. Входит Николка.
А равно также и Алексею Васильевичу.
А л е к с е й. Мое почтение.
Л а р и о с и к. Здравствуйте, Николай Васильевич, я так много о вас слышал. (Всем.) Вы удивлены, я вижу? Позвольте вам вручить письмо, оно вам все объяснит. Мама сказала мне, чтобы я, даже не раздеваясь, дал вам прочитать письмо.
Е л е н а. Какой неразборчивый почерк!
Л а р и о с и к. Да, ужасно! Позвольте, лучше я сам прочитаю. У мамы такой почерк, что она иногда напишет, а потом сама не понимает, что она такое написала. У меня тоже такой почерк. Это у нас наследственное. (Читает.) «Милая, милая Леночка! Посылаю к вам моего мальчика прямо по-родственному; приютите и согрейте его, как вы умеете это делать. Ведь у вас такая громадная квартира...» Мама очень любит и уважает вас, а равно и Алексея Васильевича. (Николке.) И вас тоже. (Читает.) «Мальчуган поступает в Киевский университет. С его способностями...» – ах уж эта мама!.. – «... невозможно сидеть в Житомире, терять время. Содержание я буду вам переводить аккуратно. Мне не хотелось бы, чтобы мальчуган, привыкший к семье, жил у чужих людей. Но я очень спешу, сейчас идет санитарный поезд, он сам вам все расскажет...» Гм... вот и все.
А л е к с е й. Позвольте узнать, с кем я имею честь говорить?
Л а р и о с и к. Как с кем? Вы меня не знаете?
А л е к с е й. К сожалению, не имею удовольствия.
Л а р и о с и к. Боже мой! И вы, Елена Васильевна?
Н и к о л к а. И я тоже не знаю.
Л а р и о с и к. Боже мой, это прямо колдовство! Ведь мама послала вам телеграмму, которая должна вам все объяснить. Мама послала вам телеграмму в шестьдесят три слова.
Н и к о л к а. Шестьдесят три слова!.. Ой-ой-ой!..
Е л е н а. Мы никакой телеграммы не получали.
Л а р и о с и к. Не получали? Боже мой! Простите меня, пожалуйста. Я думал, что меня ждут, и прямо, не раздеваясь... Извините... я, кажется, что-то раздавил... Я ужасный неудачник!
А л е к с е й. Да вы, будьте добры, скажите, как ваша фамилия?
Л а р и о с и к. Ларион Ларионович Суржанский.
Е л е н а. Да это Лариосик?! Наш кузен из Житомира?
Л а р и о с и к. Ну да.
Е л е н а. И вы... к нам приехали?
Л а р и о с и к. Да. Но, видите ли, я думал, что вы меня ждете... Простите, пожалуйста, я наследил вам... Я думал, что вы меня ждете, а раз так, то я поеду в какой-нибудь отель...
Е л е н а. Какие теперь отели?! Погодите, вы прежде всего раздевайтесь.
А л е к с е й. Да вас никто не гонит, снимайте пальто, пожалуйста.
Л а р и о с и к. Душевно вам признателен.
Н и к о л к а. Вот здесь, пожалуйста. Пальто можно повесить в передней.
Л а р и о с и к. Душевно вам признателен. Как у вас хорошо в квартире!
Е л е н а (шепотом). Алеша, что же мы с ним будем делать? Он симпатичный. Давай поместим его в библиотеке, все равно комната пустует.
А л е к с е й. Конечно, поди скажи ему.
Е л е н а. Вот что, Ларион Ларионович, прежде всего в ванну... Там уже есть один – капитан Мышлаевский... А то, знаете ли, после поезда...
Л а р и о с и к. Да-да, ужасно!.. Ужасно!.. Ведь от Житомира до Киева я ехал одиннадцать дней...
Н и к о л к а. Одиннадцать дней!.. Ой-ой-ой!..
Л а р и о с и к. Ужас, ужас!.. Это такой кошмар!
Е л е н а. Ну пожалуйста!
Л а р и о с и к. Душевно вам... Ах, извините, Елена Васильевна, я не могу идти в ванну.
А л е к с е й. Почему вы не можете идти в ванну?
Л а р и о с и к. Извините меня, пожалуйста. Какие-то злодеи украли у меня в санитарном поезде чемодан с бельем. Чемодан с книгами и рукописями оставили, а белье все пропало.
Е л е н а. Ну, это беда поправимая.
Н и к о л к а. Я дам, я дам!
Л а р и о с и к (интимно, Николке). Рубашка, впрочем, у меня здесь, кажется, есть одна. Я в нее собрание сочинений Чехова завернул. А вот не будете ли вы добры дать мне кальсоны?
Н и к о л к а. С удовольствием. Они вам будут велики, но мы их заколем английскими булавками.
Л а р и о с и к. Душевно вам признателен.
Е л е н а. Ларион Ларионович, мы вас поместим в библиотеке. Николка, проводи!
Н и к о л к а. Пожалуйте за мной.
Лариосик и Николка уходят.
А л е к с е й. Вот тип! Я бы его остриг прежде всего. Ну, Леночка, зажги свет, я пойду к себе, у меня еще масса дел, а мне здесь мешают. (Уходит.)
Звонок.
Е л е н а. Кто там?
Г о л о с Т а л ь б е р г а. Я, я. Открой, пожалуйста.
Е л е н а. Слава Богу! Где же ты был? Я так волновалась!
Т а л ь б е р г (входя). Не целуй меня, я с холоду, ты можешь простудиться.
Е л е н а. Где же ты был?
Т а л ь б е р г. В германском штабе задержали. Важные дела.
Е л е н а. Ну иди, иди скорей, грейся. Сейчас чай будем пить.
Т а л ь б е р г. Не надо чаю, Лена, погоди. Позвольте, чей это френч?
Е л е н а. Мышлаевского. Он только что приехал с позиций, совершенно замороженный.
Т а л ь б е р г. Все-таки можно прибрать.
Е л е н а. Я сейчас. (Вешает френч за дверь.) Ты знаешь, еще новость. Сейчас неожиданно приехал мой кузен из Житомира, знаменитый Лариосик, Алексей оставил его у нас в библиотеке.
Т а л ь б е р г. Я так и знал! Недостаточно одного сеньора Мышлаевского. Появляются еще какие-то житомирские кузены. Не дом, а постоялый двор. Я решительно не понимаю Алексея.
Е л е н а. Володя, ты просто устал и в дурном расположении духа. Почему тебе не нравится Мышлаевский? Он очень хороший человек.
Т а л ь б е р г. Замечательно хороший! Трактирный завсегдатай.
Е л е н а. Володя!
Т а л ь б е р г. Впрочем, сейчас не до Мышлаевского. Лена, закрой дверь... Лена, случилась ужасная вещь.
Е л е н а. Что такое?
Т а л ь б е р г. Немцы оставляют гетмана на произвол судьбы.
Е л е н а. Володя, да что ты говоришь?! Откуда ты узнал?
Т а л ь б е р г. Только что, под строгим секретом, в германском штабе. Никто не знает, даже сам гетман.
Е л е н а. Что же теперь будет?
Т а л ь б е р г. Что теперь будет... Гм... Половина десятого. Так-с... Что теперь будет?.. Лена!
Е л е н а. Что ты говоришь?
Т а л ь б е р г. Я говорю: «Лена»!
Е л е н а. Ну что «Лена»?
Т а л ь б е р г. Лена, мне сейчас нужно бежать.
Е л е н а. Бежать? Куда?
Т а л ь б е р г. В Германию, в Берлин. Гм... Дорогая моя, ты представляешь, что будет со мной, если русская армия не отобьет Петлюру и он войдет в Киев?
Е л е н а. Тебя можно будет спрятать.
Т а л ь б е р г. Миленькая моя, как можно меня спрятать! Я не иголка. Нет человека в городе, который не знал бы меня. Спрятать помощника военного министра. Не могу же я, подобно сеньору Мышлаевскому, сидеть без френча в чужой квартире. Меня отличнейшим образом найдут.
Е л е н а. Постой! Я не пойму... Значит, мы оба должны бежать?
Т а л ь б е р г. В том-то и дело, что нет. Сейчас выяснилась ужасная картина. Город обложен со всех сторон, и единственный способ выбраться – в германском штабном поезде. Женщин они не берут. Мне одно место дали благодаря моим связям.
Е л е н а. Другими словами, ты хочешь уехать один?
Т а л ь б е р г. Дорогая моя, не «хочу», а иначе не могу! Пойми – катастрофа! Поезд идет через полтора часа. Решай, и как можно скорее.
Е л е н а. Через полтора часа? Как можно скорее? Тогда я решаю – уезжай.
Т а л ь б е р г. Ты умница. Я всегда это говорил. Что я хотел еще сказать? Да, что ты умница! Впрочем, я это уже сказал.
Е л е н а. На сколько же времени мы расстаемся?
Т а л ь б е р г. Я думаю, месяца на два. Я только пережду в Берлине всю эту кутерьму, а когда гетман вернется...
Е л е н а. А если он совсем не вернется?
Т а л ь б е р г. Этого не может быть. Даже если немцы оставят Украину, Антанта займет ее и восстановит гетмана. Европе нужна гетманская Украина как кордон от московских большевиков. Ты видишь, я все рассчитал.
Е л е н а. Да, я вижу, но только вот что: как же так, ведь гетман еще тут, они формируют свои войска, а ты вдруг бежишь на глазах у всех. Ловко ли это будет?
Т а л ь б е р г. Милая, это наивно. Я тебе говорю по секрету – я бегу, потому что знаю, что ты этого никогда никому не скажешь. Полковники генштаба не бегают. Они ездят в командировку. В кармане у меня командировка в Берлин от гетманского министерства. Что, недурно?
Е л е н а. Очень недурно. А что же будет с ними со всеми?
Т а л ь б е р г. Позволь тебя поблагодарить за то, что сравниваешь меня со всеми. Я не «все».
Е л е н а. Ты же предупреди братьев.
Т а л ь б е р г. Конечно, конечно. Отчасти я даже рад, что еду один на такой большой срок. Как-никак ты все-таки побережешь наши комнаты.
Е л е н а. Владимир Робертович, здесь мои братья! Неужели же ты думаешь, что они вытеснят нас? Ты не имеешь права...
Т а л ь б е р г. О нет, нет, нет... Конечно, нет... Но ты же знаешь пословицу: «Qui va a la chasse, perd sa place»[1]. Теперь еще просьба, последняя. Здесь... гм... без меня, конечно, будет бывать этот... Шервинский...
Е л е н а. Он и при тебе бывает.
Т а л ь б е р г. К сожалению. Видишь ли, моя дорогая, он мне не нравится.
Е л е н а. Чем, позволь узнать?
Т а л ь б е р г. Его ухаживания за тобой становятся слишком назойливыми, и мне было бы желательно... Гм...
Е л е н а. Что желательно было бы тебе?
Т а л ь б е р г. Я не могу сказать тебе что. Ты женщина умная и прекрасно воспитана. Ты прекрасно понимаешь, как нужно держать себя, чтобы не бросить тень на фамилию Тальберг.
Е л е н а. Хорошо... я не брошу тень на фамилию Тальберг.
Т а л ь б е р г. Почему ты отвечаешь мне так сухо? Я ведь не говорю тебе о том, что ты можешь мне изменить. Я прекрасно знаю, что этого быть не может.
Е л е н а. Почему ты полагаешь, Владимир Робертович, что этого не может быть?..
Т а л ь б е р г. Елена, Елена, Елена! Я не узнаю тебя. Вот плоды общения с Мышлаевским! Замужняя дама – изменить!.. Без четверти десять! Я опоздаю!
Е л е н а. Я сейчас тебе уложу...
Т а л ь б е р г. Милая, ничего, ничего, только чемоданчик, в нем немного белья. Только, ради Бога, скорее, даю тебе одну минуту.
Е л е н а. Ты же все-таки простись с братьями.
Т а л ь б е р г. Само собой разумеется, только смотри, я еду в командировку.
Е л е н а. Алеша! Алеша! (Убегает.)
А л е к с е й (входя). Да, да... А, здравствуй, Володя.
Т а л ь б е р г. Здравствуй, Алеша.
А л е к с е й. Что за суета?
Т а л ь б е р г. Видишь ли, я должен сообщить тебе важную новость. Нынче ночью положение гетмана стало весьма серьезным.
А л е к с е й. Как?
Т а л ь б е р г. Серьезно и весьма.
А л е к с е й. В чем дело?
Т а л ь б е р г. Очень возможно, что немцы не окажут помощи и придется отбивать Петлюру своими силами.
А л е к с е й. Что ты говоришь?!
Т а л ь б е р г. Очень может быть.
А л е к с е й. Дело желтенькое... Спасибо, что сказал.
Т а л ь б е р г. Теперь второе. Так как я сейчас еду в командировку...
А л е к с е й. Куда, если не секрет?
Т а л ь б е р г. В Берлин.
А л е к с е й. Куда? В Берлин?
Т а л ь б е р г. Да. Как я ни барахтался, выкрутиться не удалось. Такое безобразие!
А л е к с е й. Надолго, смею спросить?
Т а л ь б е р г. На два месяца.
А л е к с е й. Ах вот как.
Т а л ь б е р г. Итак, позволь пожелать тебе всего хорошего. Берегите Елену. (Протягивает руку.)
Алексей прячет руку за спину.
Что это значит?
А л е к с е й. Это значит, что командировка ваша мне не нравится.
Т а л ь б е р г. Полковник Турбин!
А л е к с е й. Я вас слушаю, полковник Тальберг.
Т а л ь б е р г. Вы мне ответите за это, господин брат моей жены!
А л е к с е й. А когда прикажете, господин Тальберг?
Т а л ь б е р г. Когда... Без пяти десять... Когда я вернусь.
А л е к с е й. Ну, Бог знает что случится, когда вы вернетесь!
Т а л ь б е р г. Вы... вы... Я давно уже хотел поговорить с вами.
А л е к с е й. Жену не волновать, господин Тальберг!
Е л е н а (входя). О чем вы говорили?
А л е к с е й. Ничего, ничего, Леночка!
Т а л ь б е р г. Ничего, ничего, дорогая! Ну, до свидания, Алеша!
А л е к с е й. До свидания, Володя!
Е л е н а. Николка! Николка!
Н и к о л к а (входя). Вот он я. Ох, приехал?
Е л е н а. Володя уезжает в командировку. Простись с ним.
Т а л ь б е р г. До свидания, Никол.
Н и к о л к а. Счастливого пути, господин полковник.
Т а л ь б е р г. Елена, вот тебе деньги. Из Берлина немедленно вышлю. Честь имею кланяться. (Стремительно идет в переднюю.) Не провожай меня, дорогая, ты простудишься. (Уходит.)
Елена идет за ним.
А л е к с е й (неприятным голосом). Елена, ты простудишься!
Пауза.
Н и к о л к а. Алеша, как же это он так уехал? Куда?
А л е к с е й. В Берлин.
Н и к о л к а. В Берлин... В такой момент... (Смотря в окно.) С извозчиком торгуется. (Философски.) Алеша, ты знаешь, я заметил, что он на крысу похож.
А л е к с е й (машинально). Совершенно верно, Никол. А дом наш – на корабль. Ну, иди к гостям. Иди, иди.
Николка уходит.
Дивизион в небо, как в копеечку, попадает. «Весьма серьезно». «Серьезно и весьма». Крыса! (Уходит.)
Е л е н а (возвращается из передней. Смотрит в окно). Уехал...
Картина вторая
Накрыт стол для ужина.
Е л е н а (у рояля, берет один и тот же аккорд). Уехал. Как уехал...
Ш е р в и н с к и й (внезапно появляется на пороге). Кто уехал?
Е л е н а. Боже мой! Как вы меня испугали, Шервинский! Как же вы вошли без звонка?
Ш е р в и н с к и й. Да у вас дверь открыта – все настежь. Здравия желаю, Елена Васильевна. (Вынимает из бумаги громадный букет.)
Е л е н а. Сколько раз я просила вас, Леонид Юрьевич, не делать этого. Мне неприятно, что вы тратите деньги.
Ш е р в и н с к и й. Деньги существуют на то, чтобы их тратить, как сказал Карл Маркс. Разрешите снять бурку?
Е л е н а. А если б я сказала, что не разрешаю?
Ш е р в и н с к и й. Я просидел бы всю ночь в бурке у ваших ног.
Е л е н а. Ой, Шервинский, армейский комплимент.
Ш е р в и н с к и й. Виноват, это гвардейский комплимент. (Снимает в передней бурку, остается в великолепнейшей черкеске.) Я так рад, что вас увидел! Я так давно вас не видел!
Е л е н а. Если память мне не изменяет, вы были у нас вчера.
Ш е р в и н с к и й. Ах, Елена Васильевна, что такое в наше время «вчера»! Итак, кто же уехал?
Е л е н а. Владимир Робертович.
Ш е р в и н с к и й. Позвольте, он же сегодня должен был вернуться!
Е л е н а. Да, он вернулся и... опять уехал.
Ш е р в и н с к и й. Куда?
Е л е н а. Какие дивные розы!
Ш е р в и н с к и й. Куда?
Е л е н а. В Берлин.
Ш е р в и н с к и й. В... Берлин? И надолго, разрешите узнать?
Е л е н а. Месяца на два.
Ш е р в и н с к и й. На два месяца! Да что вы!.. Печально, печально, печально... Я так расстроен, я так расстроен!!
Е л е н а. Шервинский, пятый раз целуете руку.
Ш е р в и н с к и й. Я, можно сказать, подавлен... Боже мой, да тут все! Ура! Ура!
Г о л о с Н и к о л к и. Шервинский! Демона!
Е л е н а. Чему вы так бурно радуетесь?
Ш е р в и н с к и й. Я радуюсь... Ах, Елена Васильевна, вы не поймете!..
Е л е н а. Вы не светский человек, Шервинский.
Ш е р в и н с к и й. Я не светский человек? Позвольте, почему же? Нет, я светский... Просто я, знаете ли, расстроен... Итак, стало быть, он уехал, а вы остались.
Е л е н а. Как видите. Как ваш голос?
Ш е р в и н с к и й (у рояля). Ма-ма... миа... ми... Он далеко, он да... он далеко, он не узнает... Да... В бесподобном голосе. Ехал к вам на извозчике, казалось, что и голос сел, а сюда приезжаю – оказывается, в голосе.
Е л е н а. Ноты захватили?
Ш е р в и н с к и й. Ну как же, как же... Вы чистой воды богиня!
Е л е н а. Единственно, что в вас есть хорошего, – это голос, и прямое ваше назначение – это оперная карьера.
Ш е р в и н с к и й. Кое-какой материал есть. Вы знаете, Елена Васильевна, я однажды в Жмеринке пел эпиталаму, там вверху «фа», как вам известно, а я взял «ля» и держал девять тактов.
Е л е н а. Сколько?
Ш е р в и н с к и й. Семь тактов держал. Напрасно вы не верите. Ей-Богу! Там была графиня Гендрикова... Она влюбилась в меня после этого «ля».
Е л е н а. И что же было потом?
Ш е р в и н с к и й. Отравилась. Цианистым калием.
Е л е н а. Ах, Шервинский! Это у вас болезнь, честное слово. Господа, Шервинский! Идите к столу!
Входят А л е к с е й, С т у д з и н с к и й и М ы ш л а е в с к и й.
А л е к с е й. Здравствуйте, Леонид Юрьевич. Милости просим.
Ш е р в и н с к и й. Виктор! Жив! Ну, слава Богу! Почему ты в чалме?
М ы ш л а е в с к и й (в чалме из полотенца). Здравствуй, адъютант.
Ш е р в и н с к и й (Студзинскому). Мое почтение, капитан.
Входят Л а р и о с и к и Н и к о л к а.
М ы ш л а е в с к и й. Позвольте вас познакомить. Старший офицер нашего дивизиона капитан Студзинский, а это мсье Суржанский. Вместе с ним купались.
Н и к о л к а. Кузен наш из Житомира.
С т у д з и н с к и й. Очень приятно.
Л а р и о с и к. Душевно рад познакомиться.
Ш е р в и н с к и й. Ее императорского величества лейб-гвардии уланского полка и личный адъютант гетмана поручик Шервинский.
Л а р и о с и к. Ларион Суржанский. Душевно рад с вами познакомиться.
М ы ш л а е в с к и й. Да вы не приходите в такое отчаяние. Бывший лейб, бывшей гвардии, бывшего полка...
Е л е н а. Господа, идите к столу.
А л е к с е й. Да-да, пожалуйста, а то двенадцать часов, завтра рано вставать.
Ш е р в и н с к и й. Ух, какое великолепие! По какому случаю пир, позвольте спросить?
Н и к о л к а. Последний ужин дивизиона. Завтра выступаем, господин поручик...
Ш е р в и н с к и й. Ага...
С т у д з и н с к и й. Где прикажете, господин полковник?
Ш е р в и н с к и й. Где прикажете?
А л е к с е й. Где угодно, где угодно. Прошу вас! Леночка, будь хозяйкой.
Усаживаются.
Ш е р в и н с к и й. Итак, стало быть, он уехал, а вы остались?
Е л е н а. Шервинский, замолчите.
М ы ш л а е в с к и й. Леночка, водки выпьешь?
Е л е н а. Нет-нет-нет!..
М ы ш л а е в с к и й. Ну, тогда белого вина.
С т у д з и н с к и й. Вам позволите, господин полковник?
А л е к с е й. Мерси, вы, пожалуйста, себе.
М ы ш л а е в с к и й. Вашу рюмку.
Л а р и о с и к. Я, собственно, водки не пью.
М ы ш л а е в с к и й. Помилуйте, я тоже не пью. Но одну рюмку. Как же вы будете селедку без водки есть? Абсолютно не понимаю.
Л а р и о с и к. Душевно вам признателен.
М ы ш л а е в с к и й. Давно, давно я водки не пил.
Ш е р в и н с к и й. Господа! Здоровье Елены Васильевны! Ура!
С т у д з и н с к и й, Л а р и о с и к, М ы ш л е в с к и й. Ура!
Е л е н а. Тише! Что вы, господа! Весь переулок разбудите. И так уж твердят, что у нас каждый день попойка.
М ы ш л а е в с к и й. Ух, хорошо! Освежает водка. Не правда ли?
Л а р и о с и к. Да, очень!
М ы ш л а е в с к и й. Умоляю, еще по рюмке. Господин полковник...
А л е к с е й. Ты не гони особенно, Виктор, завтра выступать.
Н и к о л к а. И выступим!
Е л е н а. Что с гетманом, скажите?
С т у д з и н с к и й. Да-да, что с гетманом?
Ш е р в и н с к и й. Все обстоит благополучно. Какой вчера был ужин во дворце!.. На двести персон. Рябчики... Гетман в национальном костюме.
Е л е н а. Да говорят, что немцы нас оставляют на произвол судьбы?
Ш е р в и н с к и й. Не верьте никаким слухам, Елена Васильевна.
Л а р и о с и к. Благодарю, глубокоуважаемый Виктор Викторович. Я ведь, собственно говоря, водки не пью.
М ы ш л а е в с к и й (выпивая). Стыдитесь, Ларион!
Ш е р в и н с к и й, Н и к о л к а. Стыдитесь!
Л а р и о с и к. Покорнейше благодарю.
А л е к с е й. Ты, Никол, на водку-то не налегай.
Н и к о л к а. Слушаю, господин полковник! Я – белого вина.
Л а р и о с и к. Как это вы ловко ее опрокидываете, Виктор Викторович.
М ы ш л а е в с к и й. Достигается упражнением.
А л е к с е й. Спасибо, капитан. А салату?
С т у д з и н с к и й. Покорнейше благодарю.
М ы ш л а е в с к и й. Лена золотая! Пей белое вино. Радость моя! Рыжая Лена, я знаю, отчего ты так расстроена. Брось! Все к лучшему.
Ш е р в и н с к и й. Все к лучшему.
М ы ш л а е в с к и й. Нет-нет, до дна, Леночка, до дна!
Н и к о л к а (берет гитару, поет). Кому чару пить, кому здраву быть... пить чару...
В с е (поют). Свет Елене Васильевне!
Леночка, выпейте!
Выпейте... выпейте...
Елена пьет.
Браво!!!
Аплодируют.
М ы ш л а е в с к и й. Ты замечательно выглядишь сегодня. Ей-Богу. И капот этот идет тебе, клянусь честью. Господа, гляньте, какой капот, совершенно зеленый!
Е л е н а. Это платье, Витенька, и не зеленое, а серое.
М ы ш л а е в с к и й. Ну, тем хуже. Все равно. Господа, обратите внимание, не красивая она женщина, вы скажете?
С т у д з и н с к и й. Елена Васильевна очень красивая. Ваше здоровье!
М ы ш л а е в с к и й. Лена ясная, позволь, я тебя обниму и поцелую.
Ш е р в и н с к и й. Ну, ну, Виктор, Виктор!..
М ы ш л а е в с к и й. Леонид, отойди. От чужой, мужней жены отойди!
Ш е р в и н с к и й. Позволь...
М ы ш л а е в с к и й. Мне можно, я друг детства.
Ш е р в и н с к и й. Свинья ты, а не друг детства...
Н и к о л к а (вставая). Господа, здоровье командира дивизиона!
Студзинский, Шервинский и Мышлаевский встают.
Л а р и о с и к. Ура!.. Извините, господа, я человек не военный.
М ы ш л а е в с к и й. Ничего, ничего, Ларион! Правильно!
Л а р и о с и к. Многоуважаемая Елена Васильевна! Не могу выразить, до чего мне у вас хорошо...
Е л е н а. Очень приятно.
Л а р и о с и к. Многоуважаемый Алексей Васильевич... Не могу выразить, до чего мне у вас хорошо!..
А л е к с е й. Очень приятно.
Л а р и о с и к. Господа, кремовые шторы... за ними отдыхаешь душой... забываешь о всех ужасах гражданской войны. А ведь наши израненные души так жаждут покоя...
М ы ш л а е в с к и й. Вы, позвольте узнать, стихи сочиняете?
Л а р и о с и к. Я? Да... пишу.
М ы ш л а е в с к и й. Так. Извините, что я вас перебил. Продолжайте.
Л а р и о с и к. Пожалуйста... Кремовые шторы... Они отделяют нас от всего мира... Впрочем, я человек не военный... Эх!.. Налейте мне еще рюмочку.
М ы ш л а е в с к и й. Браво, Ларион! Ишь, хитрец, а говорил – не пьет. Симпатичный ты парень, Ларион, но речи произносишь, как глубокоуважаемый сапог.
Л а р и о с и к. Нет, не скажите, Виктор Викторович, я говорил речи и не однажды... в обществе сослуживцев моего покойного папы... в Житомире... Ну, там податные инспектора... Они меня тоже... ох как ругали!
М ы ш л а е в с к и й. Податные инспектора – известные звери.
Ш е р в и н с к и й. Пейте, Лена, пейте, дорогая!
Е л е н а. Напоить меня хотите? У, какой противный!
Н и к о л к а (у рояля, поет).
Скажи мне, кудесник, любимец богов,
Что сбудется в жизни со мною?
И скоро ль на радость соседей-врагов
Могильной засыплюсь землею?
Л а р и о с и к (поет).
Так громче, музыка, играй победу.
В с е (поют).
Мы победили, и враг бежит.
Так за...
Л а р и о с и к. Царя...
А л е к с е й. Что вы, что вы!
В с е (поют фразу без слов).
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мы грянем громкое «Ура! Ура! Ура!».
Н и к о л к а (поет).
Из темного леса навстречу ему...
Все поют.
Л а р и о с и к. Эх! До чего у вас весело, Елена Васильевна, дорогая! Огни!.. Ура!
Ш е р в и н с к и й. Господа! Здоровье его светлости гетмана всея Украины. Ура!
Пауза.
С т у д з и н с к и й. Виноват. Завтра драться я пойду, но тост этот пить не стану и другим офицерам не советую.
Ш е р в и н с к и й. Господин капитан!
Л а р и о с и к. Совершенно неожиданное происшествие.
М ы ш л а е в с к и й (пьян). Из-за него, дьявола, я себе ноги отморозил. (Пьет.)
С т у д з и н с к и й. Господин полковник, вы тост одобряете?
А л е к с е й. Нет, не одобряю!
Ш е р в и н с к и й. Господин полковник, позвольте, я скажу!
С т у д з и н с к и й. Нет, уж позвольте, я скажу!
Л а р и о с и к. Нет, уж позвольте, я скажу! Здоровье Елены Васильевны, а равно ее глубокоуважаемого супруга, отбывшего в Берлин!
М ы ш л а е в с к и й. Во! Угадал, Ларион! Лучше – трудно.
Н и к о л к а (поет).
Скажи мне всю правду, не бойся меня...
Л а р и о с и к. Простите, Елена Васильевна, я человек не военный.
Е л е н а. Ничего, ничего, Ларион. Вы душевный человек, хороший. Идите ко мне сюда.
Л а р и о с и к. Елена Васильевна! Ах, Боже мой, красное вино!..
Н и к о л к а. Солью, солью посыплем... ничего.
С т у д з и н с к и й. Этот ваш гетман!..
А л е к с е й. Одну минуту, господа!.. Что же, в самом деле? В насмешку мы ему дались, что ли? Если бы ваш гетман, вместо того чтобы ломать эту чертову комедию с украинизацией, начал бы формирование офицерских корпусов, ведь Петлюры бы духу не пахло в Малороссии. Но этого мало: мы бы большевиков в Москве прихлопнули как мух. И самый момент! Там, говорят, кошек жрут. Он бы, мерзавец, Россию спас!
Ш е р в и н с к и й. Немцы бы не позволили формировать армию, они ее боятся.
А л е к с е й. Неправда-с. Немцам нужно было объяснить, что мы им не опасны. Конечно! Войну мы проиграли! У нас теперь другое, более страшное, чем война, чем немцы, чем вообще все на свете: у нас большевики. Немцам нужно было сказать: «Вам что? Нужен хлеб, сахар? Нате, берите, лопайте, подавитесь, но только помогите нам, чтобы наши мужички не заболели московской болезнью». А теперь поздно, теперь наше офицерство превратилось в завсегдатаев кафе. Кафейная армия! Пойди его забери. Так он тебе и пойдет воевать. У него, у мерзавца, валюта в кармане. Он в кофейне сидит на Крещатике, а вместе с ним вся эта гвардейская штабная орава. Нуте-с, великолепно! Дали полковнику Турбину дивизион: лети, спеши, формируй, ступай, Петлюра идет!.. Отлично-с! А вот глянул я вчера на них, и, даю вам слово чести, в первый раз дрогнуло мое сердце.
М ы ш л а е в с к и й. Алеша, командирчик ты мой! Артиллерийское у тебя сердце! Пью здоровье!
А л е к с е й. Дрогнуло, потому что на сто юнкеров – сто двадцать студентов, и держат они винтовку, как лопату. И вот вчера на плацу... Снег идет, туман вдали... Померещился мне, знаете ли, гроб...
Е л е н а. Алеша, зачем ты говоришь такие мрачные вещи? Не смей!
Н и к о л к а. Не извольте расстраиваться, господин командир, мы не выдадим.
А л е к с е й. Вот, господа, сижу я сейчас среди вас, и все у меня одна неотвязная мысль. Ах! Если бы мы все это могли предвидеть раньше! Вы знаете, что такое этот ваш Петлюра? Это миф, это черный туман. Его и вовсе нет. Вы гляньте в окно, посмотрите, что там. Там метель, какие-то тени... В России, господа, две силы: большевики и мы. Мы еще встретимся. Вижу я более грозные времена. Вижу я... Ну, ладно! Мы не удержим Петлюру. Но ведь он ненадолго придет. А вот за ним придут большевики. Вот из-за этого я и иду! На рожон, но пойду! Потому что, когда мы встретимся с ними, дело пойдет веселее. Или мы их закопаем, или, вернее, они нас. Пью за встречу, господа!
Л а р и о с и к (за роялем, поет).
Жажда встречи,
Клятвы, речи —
Все на свете
Трын-трава...
Н и к о л к а. Здорово, Ларион! (Поет.)
Жажда встречи,
Клятвы, речи...
Все сумбурно поют. Лариосик внезапно зарыдал.
Е л е н а. Лариосик, что с вами?
Н и к о л к а. Ларион!
М ы ш л а е в с к и й. Что ты, Ларион, кто тебя обидел?
Л а р и о с и к (пьян). Я испугался.
М ы ш л а е в с к и й. Кого? Большевиков? Ну, мы им сейчас покажем! (Берет маузер.)
Е л е н а. Виктор, что ты делаешь?!
М ы ш л а е в с к и й. Комиссаров буду стрелять. Кто из вас комиссар?
Ш е р в и н с к и й. Маузер заряжен, господа!!
С т у д з и н с к и й. Капитан, сядь сию минуту!
Е л е н а. Господа, отнимите у него!
Отнимает маузер. Лариосик уходит.
А л е к с е й. Что ты, с ума сошел? Сядь сию минуту! Это я виноват, господа.
М ы ш л а е в с к и й. Стало быть, я в компанию большевиков попал. Очень приятно. Здравствуйте, товарищи! Выпьем за здоровье комиссаров. Они симпатичные!
Е л е н а. Виктор, не пей больше!
М ы ш л а е в с к и й. Молчи, комиссарша!
Ш е р в и н с к и й. Боже, как нализался!
А л е к с е й. Господа, это я виноват. Не слушайте того, что я сказал. Просто у меня расстроены нервы.
С т у д з и н с к и й. О нет, господин полковник. Поверьте, что мы понимаем и что мы разделяем все, что вы сказали. Империю Российскую мы будем защищать всегда!
Н и к о л к а. Да здравствует Россия!
Ш е р в и н с к и й. Позвольте слово! Вы меня не поняли! Гетман так и сделает, как вы предлагаете. Вот когда нам удастся отбиться от Петлюры и союзники помогут нам разбить большевиков, вот тогда гетман положит Украину к стопам его императорского величества государя императора Николая Александровича...
М ы ш л а е в с к и й. Какого Александровича? А говорит, я нализался.
Н и к о л к а. Император убит...
Ш е р в и н с к и й. Господа! Известие о смерти его императорского величества...
М ы ш л а е в с к и й. Несколько преувеличено.
С т у д з и н с к и й. Виктор, ты офицер!
Е л е н а. Дайте же сказать ему, господа!
Ш е р в и н с к и й. ...вымышлено большевиками. Вы знаете, что произошло во дворце императора Вильгельма, когда ему представлялась свита гетмана? Император Вильгельм сказал: «А о дальнейшем с вами будет говорить...» – портьера раздвинулась, и вышел наш государь.
Входит Л а р и о с и к.
Он сказал: «Господа офицеры, поезжайте на Украину и формируйте ваши части. Когда же настанет время, я лично вас поведу в сердце России, в Москву!» И прослезился.
С т у д з и н с к и й. Убит он! Е л е н а. Шервинский! Это правда?
Ш е р в и н с к и й. Елена Васильевна!
А л е к с е й. Поручик, это легенда! Я уже слышал эту историю.
Н и к о л к а. Все равно. Пусть император мертв, да здравствует император! Ура!.. Гимн! Шервинский! Гимн! (Поет.) Боже, царя храни!..
Ш е р в и н с к и й, С т у д з и н с к и й, М ы ш л е в с к и й. Боже, царя храни!
Л а р и о с и к (поет). Сильный, державный...
Н и к о л к а, С т у д з и н с к и й, Ш е р в и н с к и й. Царствуй на славу...
Е л е н а, А л е к с е й. Господа, что вы! Не нужно этого!
М ы ш л а е в с к и й (плачет). Алеша, разве это народ! Ведь это бандиты. Профессиональный союз цареубийц. Петр Третий... Ну что он им сделал? Что? Орут: «Войны не надо!» Отлично... Он же прекратил войну. И кто? Собственный дворянин царя по морде бутылкой!.. Павла Петровича князь портсигаром по уху... А этот... забыл, как его... с бакенбардами, симпатичный, дай, думает, мужикам приятное сделаю, освобожу их, чертей полосатых. Так его бомбой за это? Пороть их надо, негодяев, Алеша! Ох, мне что-то плохо, братцы...
Е л е н а. Ему плохо!
Н и к о л к а. Капитану плохо!
А л е к с е й. В ванну.
Студзинский, Николка и Алексей поднимают Мышлаевского и выносят.
Е л е н а. Я пойду посмотрю, что с ним.
Ш е р в и н с к и й (загородив дверь). Не надо, Лена!
Е л е н а. Господа, господа, ведь нужно же так... Хаос... Накурили... Лариосик-то, Лариосик!..
Ш е р в и н с к и й. Что вы, что вы, не будите его!
Е л е н а. Я сама из-за вас напилась. Боже, ноги не ходят.
Ш е р в и н с к и й. Вот сюда, сюда... Вы мне разрешите... возле вас?
Е л е н а. Садитесь... Шервинский, что с нами будет? Чем же все это кончится? А?.. Я видела дурной сон. Вообще кругом за последнее время все хуже и хуже.
Ш е р в и н с к и й. Елена Васильевна! Все будет благополучно, а снам вы не верьте...
Е л е н а. Нет, нет, мой сон вещий. Будто мы все ехали на корабле в Америку и сидим в трюме. И вот шторм. Ветер воет. Холодно-холодно. Волны. А мы в трюме. Вода поднимается к самым ногам... Влезаем на какие-то нары. И вдруг крысы. Такие омерзительные, такие огромные. Так страшно, что я проснулась.
Ш е р в и н с к и й. А вы знаете что, Елена Васильевна? Он не вернется.
Е л е н а. Кто?
Ш е р в и н с к и й. Ваш муж.
Е л е н а. Леонид Юрьевич, это нахальство. Какое вам дело? Вернется, не вернется.
Ш е р в и н с к и й. Мне-то большое дело. Я вас люблю.
Е л е н а. Слышала. И все вы сочиняете.
Ш е р в и н с к и й. Ей-Богу, я вас люблю.
Е л е н а. Ну и любите про себя.
Ш е р в и н с к и й. Не хочу, мне надоело.
Е л е н а. Постойте, постойте. Почему вы вспомнили о моем муже, когда я сказала про крыс?
Ш е р в и н с к и й. Потому что он на крысу похож.
Е л е н а. Какая вы свинья все-таки, Леонид! Во-первых, вовсе не похож.
Ш е р в и н с к и й. Как две капли. Пенсне, носик острый...
Е л е н а. Очень, очень красиво! Про отсутствующего человека гадости говорить, да еще его жене!
Ш е р в и н с к и й. Какая вы ему жена!
Е л е н а. То есть как?
Ш е р в и н с к и й. Вы посмотрите на себя в зеркало. Вы красивая, умная, как говорится, интеллектуально развитая. Вообще женщина на ять. Аккомпанируете прекрасно на рояле. А он рядом с вами – вешалка, карьерист, штабной момент.
Е л е н а. За глаза-то! Отлично! (Зажимает ему рот.)
Ш е р в и н с к и й. Да я ему это в глаза скажу. Давно хотел. Скажу и вызову на дуэль. Вы с ним несчастливы.
Е л е н а. С кем же я буду счастлива?
Ш е р в и н с к и й. Со мной.
Е л е н а. Вы не годитесь.
Ш е р в и н с к и й. Ого-го!.. Почему это я не гожусь?
Е л е н а. Что в вас есть хорошего?
Ш е р в и н с к и й. Да вы всмотритесь.
Е л е н а. Ну побрякушки адъютантские, смазлив, как херувим. И голос. И больше ничего.
Ш е р в и н с к и й. Так я и знал! Что за несчастье! Все твердят одно и то же: Шервинский – адъютант, Шервинский – певец, то, другое... А что у Шервинского есть душа, этого никто не замечает. И живет Шервинский как бездомная собака, и не к кому Шервинскому на грудь голову склонить.
Е л е н а (отталкивает его голову). Вот гнусный ловелас! Мне известны ваши похождения. Всем одно и то же говорите. И этой вашей, длинной. Фу, губы накрашенные...
Ш е р в и н с к и й. Она не длинная. Это меццо-сопрано. Елена Васильевна, ей-Богу, ничего подобного я ей не говорил и не скажу. Нехорошо с вашей стороны, Лена, как нехорошо с твоей стороны, Лена.
Е л е н а. Я вам не Лена!
Ш е р в и н с к и й. Ну, нехорошо с твоей стороны, Елена Васильевна. Вообще у вас нет никакого чувства ко мне.
Е л е н а. К несчастью, вы мне очень нравитесь.
Ш е р в и н с к и й. Ага! Нравлюсь. А мужа своего вы не любите.
Е л е н а. Нет, люблю.
Ш е р в и н с к и й. Лена, не лги. У женщины, которая любит мужа, не такие глаза. Я видал женские глаза. В них все видно.
Е л е н а. Ну да, вы опытны, конечно.
Ш е р в и н с к и й. Как он уехал?!
Е л е н а. И вы бы так сделали.
Ш е р в и н с к и й. Я? Никогда! Это позорно. Сознайтесь, что вы его не любите!
Е л е н а. Ну, хорошо: не люблю и не уважаю. Не уважаю. Довольны? Но из этого ничего не следует. Уберите руки.
Ш е р в и н с к и й. А зачем вы тогда поцеловались со мной?
Е л е н а. Лжешь ты! Никогда я с тобой не целовалась. Лгун с аксельбантами!
Ш е р в и н с к и й. Я лгу?.. А у рояля? Я пел: «Бога всесильного»... и мы были одни. И даже скажу когда – восьмого ноября. Мы были одни, и ты поцеловала в губы.
Е л е н а. Я тебя за голос поцеловала. Понял? За голос. Матерински поцеловала. Потому что голос у тебя замечательный. И больше ничего.
Ш е р в и н с к и й. Ничего?
Е л е н а. Это мучение. Честное слово! Посуда грязная. Эти пьяные. Муж куда-то уехал. Кругом свет...
Ш е р в и н с к и й. Свет мы уберем. (Тушит верхний свет.) Так хорошо? Слушай, Лена, я тебя очень люблю. Я тебя все равно не выпущу. Ты будешь моей женой.
Е л е н а. Пристал, как змея... как змея.
Ш е р в и н с к и й. Какая же я змея?
Е л е н а. Пользуется каждым случаем и соблазняет. Ничего ты не добьешься. Ничего. Какой бы он ни был, не стану я из-за тебя ломать свою жизнь. Может быть, ты еще хуже окажешься.
Ш е р в и н с к и й. Лена, до чего ты хороша!
Е л е н а. Уйди! Я пьяна. Это ты сам меня напоил нарочно. Ты известный негодяй. Вся жизнь наша рушится. Все пропадает, валится.
Ш е р в и н с к и й. Елена, ты не бойся, я тебя не покину в такую минуту. Я возле тебя буду, Лена.
Е л е н а. Выпустите меня. Я боюсь бросить тень на фамилию Тальберг.
Ш е р в и н с к и й. Лена, ты брось его совсем и выходи за меня... Лена!
Целуются.
Разведешься?
Е л е н а. Ах, пропади все пропадом!
Целуются.
Л а р и о с и к (внезапно). Не целуйтесь, а то меня тошнит.
Е л е н а. Пустите меня! Боже мой! (Убегает.)
Л а р и о с и к. Ох!..
Ш е р в и н с к и й. Молодой человек, вы ничего не видали!
Л а р и о с и к (мутно). Нет, видал.
Ш е р в и н с к и й. То есть как?
Л а р и о с и к. Если у тебя король, ходи с короля, а дам не трогай!.. Не трогай!.. Ой!..
Ш е р в и н с к и й. Я с вами не играл.
Л а р и о с и к. Нет, ты играл.
Ш е р в и н с к и й. Боже, как нарезался!
Л а р и о с и к. Вот посмотрим, что мама вам скажет, когда я умру. Я говорил, что я человек не военный, мне водки столько нельзя. (Падает на грудь Шервинскому.)
Ш е р в и н с к и й. Как надрался!
Часы бьют три, играют менуэт.
Занавес
Действие второе
Картина первая
Рабочий кабинет гетмана во дворце. Громадный письменный стол, на нем телефонные аппараты. Отдельно полевой телефон. На стене огромная карта в раме. Ночь. Кабинет ярко освещен.
Дверь отворяется, и камер-лакей впускает Шервинского.
Ш е р в и н с к и й. Здравствуйте, Федор.
Л а к е й. Здравия желаю, господин поручик.
Ш е р в и н с к и й. Как! Никого нет? А кто из адъютантов дежурит у аппаратов?
Л а к е й. Его сиятельство князь Новожильцев.
Ш е р в и н с к и й. А где же он?
Л а к е й. Не могу знать. С полчаса назад вышли.
Ш е р в и н с к и й. Как это так? И аппараты полчаса стояли без дежурного?
Л а к е й. Да никто не звонил. Я все время был у дверей.
Ш е р в и н с к и й. Мало ли что не звонил! А если бы позвонил? В такой момент! Черт знает что такое!
Л а к е й. Я бы принял телефонограмму. Они так и распорядились, чтобы, пока вы не придете, я бы записывал.
Ш е р в и н с к и й. Вы? Записывать военные телефонограммы?!.. Да что у него, размягчение мозга? А, понял, понял! Он заболел?
Л а к е й. Никак нет. Они вовсе из дворца выбыли.
Ш е р в и н с к и й. То есть как это – вовсе из дворца? Вы шутите, дорогой Федор. Не сдав дежурства, отбыл из дворца? Значит, он в сумасшедший дом отбыл?
Л а к е й. Не могу знать. Только они забрали свою зубную щетку, полотенце и мыло из адъютантской комнаты. Я же им еще газету давал.
Ш е р в и н с к и й. Какую газету?
Л а к е й. Я же докладываю, господин поручик: во вчерашний номер они мыло завернули.
Ш е р в и н с к и й. Позвольте, да вот же его шашка!
Л а к е й. Да они в штатском уехали.
Ш е р в и н с к и й. Или я с ума сошел, или вы. Запись-то он мне оставил, по крайней мере? Что-нибудь приказал передать?
Л а к е й. Приказали кланяться.
Ш е р в и н с к и й. Вы свободны, Федор.
Л а к е й. Слушаю. Разрешите доложить, господин адъютант?
Ш е р в и н с к и й. Нуте-с?
Л а к е й. Они изволили неприятное известие получить.
Ш е р в и н с к и й. Откуда? Из дому?
Л а к е й. Никак нет. По полевому телефону. И сейчас же заторопились. При этом в лице очень изменились.
Ш е р в и н с к и й. Я надеюсь, Федор, что вас не касается окраска лица адъютантов его светлости. Вы лишнее говорите.
Л а к е й. Прошу извинить, господин поручик. (Уходит.)
Ш е р в и н с к и й (говорит по телефону на гетманском столе). 12-23... Мерси... Это квартира князя Новожильцева?.. Попросите Сергея Николаевича... Что? Во дворце? Его нет во дворце. Я сам говорю из дворца... Постой, Сережа, да это твой голос!.. Сере... Позвольте...
Телефон звонит отбой.
Что за хамство! Я же отлично слышал, что это он сам. (Пауза.) Шервинский, Шервинский... (Вызывает по полевому телефону, телефон пищит.) Штаб Святошинского отряда... Попросите начштаба... Как – его нет? Помощника... Штаб Святошинского отряда?.. Что за чертовщина!.. (Садится за стол, звонит.)
Входит к а м е р-л а к е й.
(Пишет записку.) Федор, сейчас же эту записку передайте вестовому. Чтобы срочно поехал ко мне на квартиру на Львовскую улицу, там ему по этой записке дадут сверток. Чтобы сейчас же привез его сюда. Вот два карбованца ему на извозчика. Вот записка в комендатуру на пропуск.
Л а к е й. Слушаю. (Уходит.)
Ш е р в и н с к и й (трогает баки, задумчиво). Что за чертовщина, честное слово!
На столе звонит телефон.
Я слушаю... Да. Личный адъютант его светлости поручик Шервинский... Здравия желаю, ваше превосходительство... Как-с? (Пауза.) Болботун?!.. Как, со всем штабом?.. Слушаю!.. Так-с, передам... Слушаю, ваше превосходительство... Его светлость должен быть в двенадцать часов ночи. (Вешает трубку.)
Телефон звонит отбой. Пауза.
Я убит, господа! (Свистит.)
За сценой глухая команда: «Смирно!» – потом многоголосый крик караула: «Здравия желаем, ваша светлость!»
Л а к е й (открывает обе половинки двери). Его светлость!
Входит г е т м а н. Он в богатейшей черкеске, малиновых шароварах и сапогах без каблуков кавказского типа и без шпор. Блестящие генеральские погоны. Коротко подстриженные седеющие усы, гладко обритая голова, лет сорока пяти.
Г е т м а н. Здравствуйте, поручик.
Ш е р в и н с к и й. Здравия желаю, ваша светлость.
Г е т м а н. Приехали?
Ш е р в и н с к и й. Осмелюсь спросить – кто?
Г е т м а н. Как это – кто? Я назначил без четверти двенадцать совещание у меня. Должен быть командующий русской армией, начальник гарнизона и представители германского командования. Где они?
Ш е р в и н с к и й. Не могу знать. Никто не прибыл.
Г е т м а н. Вечно опаздывают. Сводку мне за последний час. Живо!
Ш е р в и н с к и й. Осмелюсь доложить вашей светлости: я только что принял дежурство. Корнет князь Новожильцев, дежуривший передо мной...
Г е т м а н. Я давно уже хотел поставить на вид вам и другим адъютантам, что следует говорить по-украински. Это безобразие, в конце концов! Ни один мой офицер не говорит на языке страны, а на украинские части это производит самое отрицательное впечатление. Прохаю ласково.
Ш е р в и н с к и й. Слухаю, ваша светлость. Дежурный адъютант корнет... князь...(В сторону.) Черт его знает, как «князь» по-украински!.. Черт! (Вслух.) Новожильцев, временно исполняющий обязанности... Я думаю... думаю... думоваю...
Г е т м а н. Говорите по-русски!
Ш е р в и н с к и й. Слушаю, ваша светлость. Корнет князь Новожильцев, дежуривший передо мной, очевидно, внезапно заболел и отбыл домой еще до моего прибытия...
Г е т м а н. Что вы такое говорите? Отбыл с дежурства? Вы сами-то как? В здравом уме? То есть как это – отбыл с дежурства? Значит, бросил дежурство? Что у вас тут происходит, в конце концов? (Звонит по телефону.) Комендатура?.. Дать сейчас же наряд... По голосу надо слышать, кто говорит. Наряд на квартиру к моему адъютанту корнету Новожильцеву, арестовать его и доставить в комендатуру. Сию минуту.
Ш е р в и н с к и й (в сторону). Так ему и надо! Будет знать, как чужими голосами по телефону разговаривать. Хам!
Г е т м а н (по телефону). Зараз! (Шервинскому.) Ну а запись он оставил?
Ш е р в и н с к и й. Так точно. Но на ленте ничего нет.
Г е т м а н. Да что ж он? Спятил? Рехнулся? Да я его расстреляю сейчас, здесь же, у дворцового парапета. Я вам покажу всем! Соединитесь сейчас же со штабом командующего. Просить немедленно ко мне! То же самое начгарнизона и всех командиров полков. Живо!
Ш е р в и н с к и й. Осмелюсь доложить, ваша светлость, известие чрезвычайной важности.
Г е т м а н. Какое там еще известие?
Ш е р в и н с к и й. Пять минут назад мне звонили из штаба командующего и сообщили, что командующий добровольческой армии при вашей светлости внезапно заболел и отбыл со всем штабом в германском поезде в Германию.
Пауза.
Г е т м а н. Вы в здравом уме? У вас глаза больные... Вы соображаете, о чем вы доложили? Что такое произошло? Катастрофа, что ли? Они бежали? Что же вы молчите? Ну!..
Ш е р в и н с к и й. Так точно, ваша светлость, катастрофа. В десять часов вечера петлюровские части прорвали городской фронт, и конница Болботуна пошла в прорыв...
Г е т м а н. Болботуна?.. Где?..
Ш е р в и н с к и й. За Слободкой, в десяти верстах.
Г е т м а н. Погодите... погодите... так... что такое?.. Вот что... Во всяком случае, вы отличный, расторопный офицер. Я давно это заметил. Вот что. Сейчас же соединитесь со штабом германского командования и просите представителей его сию минуту Пожаловать ко мне. Живо, голубчик, живо!
Ш е р в и н с к и й. Слушаю. (По телефону.) Третий. Seien Sie bitte so liebenswurdig, Herr Major fon Dust an den Apparat zu bitten.
Стук в дверь.
Ja... Ja...[2]
Г е т м а н. Войдите, да.
Л а к е й. Представители германского командования генерал фон Шратт и майор фон Дуст просят их принять.
Г е т м а н. Просить сюда сейчас же. (Шервинскому.) Отставить.
Лакей впускает ф о н Ш р а т т а и ф о н Д у с та. Оба в серой форме. Шратт – длиннолицый, седой. Дуст – с багровым лицом.
Оба в моноклях.
Ш р а т т. Wir haben die Ehre, Euer Durchlaucht zu begrussen[3].
Г е т м а н. Sehr erfreut, Sie zu sehen, meine Herren. Bitte nehmen Sie Platz.
Немцы усаживаются.
Ich habe eben die Nachricht von der schwierigen Lage unserer Armee erhalten[4].
Ш р а т т. Das ist uns schon langere Zeit bekannt[5].
Г е т м а н (Шервинскому). Пожалуйста, записывайте протокол совещания.
Ш е р в и н с к и й. По-русски разрешите, ваша светлость?
Г е т м а н. Генерал, могу просить говорить по-русски?
Ш р а т т (с резким акцентом). О да! С большим удовольствием.
Г е т м а н. Мне сейчас стало известно, что петлюровская конница прорвала городской фронт.
Шервинский пишет.
Кроме того, из штаба русского командования я имею какие-то совершенно невероятные известия. Штаб русского командования позорно бежал. Das ist ja unerhort![6] (Пауза.) Я обращаюсь через ваше посредство к германскому правительству... со следующим заявлением: Украине угрожает смертельная опасность. Банды Петлюры грозят занять столицу. В случае такого исхода в столице произойдет анархия. Поэтому я прошу германское командование немедленно дать войска для отражения хлынувших сюда банд и восстановления порядка на Украине, столь дружественной Германии.
Ш р а т т. С зожалени, германски командование не может такое сделайть.
Г е т м а н. Как? Уведомьте, генерал, почему?
Ш р а т т. Physisch unmoglich! Физически невозможно есть. Erstens, во-первых, по нашим сведениям, Петлюра имеет двести тисч войск, великолепно вооружен. А между тем германски командование забирайт дивизии и уводит их в Германии.
Ш е р в и н с к и й (в сторону). Мерзавцы!
Ш р а т т. Таким образом, в распоряжении нашим вооружении достаточны сил нет. Zweitens, во-вторых, вся Украина оказывает на стороне Петлюры.
Г е т м а н. Поручик, подчеркните эту фразу в протоколе.
Ш е р в и н с к и й. Слушаю-с.
Ш р а т т. Ничего не имейт протиф. Подчеркнить. Таким образом, остановить Петлюру невозможо есть.
Г е т м а н. Значит, меня, армию и правительство германское командование внезапно оставляет на произвол судьбы?
Ш р а т т. Ниэт, ми командированы брать мери к спасению вашей светлости.
Г е т м а н. Какие же меры командование предлагает?
Ш р а т т. Моментальную эвакуацию вашей светлости. Сейчас вагон и nach Германия.
Г е т м а н. Простите, я ничего не понимаю. Как же так?.. Виноват. Может быть, это германское командование эвакуировало князя Белорукова?
Ш р а т т. Точно так.
Г е т м а н. Без согласия со мной? (Волнуясь.) Я не согласен. Я заявляю правительству Германии протест против таких действий. У меня есть еще возможность собрать армию в городе и защищать Киев своими средствами. Но ответственность за разрушение столицы ляжет на германское командование. И я думаю, что правительства Англии и Франции...
Ш р а т т. Правительство Англии! Правительство Франции!! Германское правительство ощущает в себе достаточно силы, чтобы не давать разрушение столицы.
Г е т м а н. Это угроза, генерал?
Ш р а т т. Предупреждение, ваша светлость. В распоряжении вашей светлости никаких вооруженных сил нет. Положение катастрофическое...
Д у с т (тихо Шратту). Mein General, wir haben gar keine Zeit. Wir mussen...[7]
Ш р а т т. Ja-ja... Ваша светлость, позвольте сказать последнее: мы сейчас перехватали сведения, что конница Петлюры восемь верст от Киева. И завтра утром она войдет...
Г е т м а н. Я узнаю об этом последний!
Ш р а т т. Ваша светлость, вы знаете, что будет с вами случае взятия вас в плен? На вашей светлости есть приговор. Он есть весьма печален.
Г е т м а н. Какой приговор?
Ш р а т т. Прошу извинения у вашей светлости. (Пауза.) Повиэсить. (Пауза.) Ваша светлость, я попросил бы ответ мгновенно. В моем распоряжении только десять маленьких минут, после этого я раздеваю с себя ответственность за жизнь вашей светлости.
Большая пауза.
Г е т м а н. Я еду!
Ш р а т т. Ах, едете? (Дусту.) Будьте любезны, дествовать тайно и без всяки шум.
Д у с т. О, никакой шум! (Стреляет из револьвера в потолок два раза.)
Шервинский растерян.
Г е т м а н (берясь за револьвер). Что это значит?
Ш р а т т. О, будьте спокойны, ваша светлость. (Скрывается в портьере правой двери.)
За сценой гул, крики: «Караул, в ружье!» Топот.
Д у с т (открывая среднюю дверь). Ruhig![8] Спокойно! Генерал фон Шратт зацепил брюками револьвер, ошибочно попал к себе на голова.
Голоса за сценой: «Гетман! Где гетман?»
Гетман есть очень здоровый. Ваша светлость, любезно высуньтесь... Караул...
Г е т м а н (в средних дверях). Все спокойно, прекратите тревогу.
Д у с т (в дверях). Прошу, пропускайте врача с инструментом.
Тревога утихает. Входит в р а ч германской армии с ящиком и медицинской сумкой. Дуст закрывает среднюю дверь на ключ.
Ш р а т т (выходя из-за портьеры). Ваша светлость, прошу переодеваться в германский униформ, как будто вы есть я, а я есть раненый. Мы вас тайно вывезем из города, чтобы никто не знал, чтобы не вызвать возмущения караул.
Г е т м а н. Делайте как хотите.
Звонок по полевому телефону.
Поручик, к аппарату!
Ш е р в и н с к и й. Кабинет его светлости... Как?.. Что?.. (Гетману.) Ваша светлость, два полка сердюков перешли на сторону Петлюры... На обнаженном участке появилась неприятельская конница. Ваша светлость, что передать?
Г е т м а н. Что передать? Передайте, чтобы задержали конницу ну хотя бы на полчаса! Я же должен уехать! Я дам им бронемашины!
Ш е р в и н с к и й (по телефону). Вы слушаете?.. Задержитесь на полчаса хотя бы! Его светлость даст вам бронемашины!
Д у с т (вынимая из ящика германскую форму). Ваша светлость! Где угодно?
Г е т м а н. В спальне.
Гетман и Дуст уходят направо.
Ш е р в и н с к и й (у авансцены). Бежать, что ли? Поедет Елена или не поедет? (Решительно, Шратту.) Ваше превосходительство, покорнейше прошу взять меня с гетманом, я его личный адъютант. Кроме того, со мной... моя невеста...
Ш р а т т. С сожалением, поручик, не только ваша невеста, но и вас не могу брать. Если вы хотите ехайть, отправляйтесь станцию наш штабной поезд. Предупреждаю – никаких мест нет, там уж есть личный адъютант.
Ш е р в и н с к и й. Кто?
Ш р а т т. Как его... Князь Новожильцев.
Ш е р в и н с к и й. Новожильцев! Да когда же он успел?
Ш р а т т. Когда бывает катастрофа, каждый стает проворный очень. Он был у нас в штабе сейчас.
Ш е р в и н с к и й. И он там, в Берлине, будет при гетмане служить?
Ш р а т т. О ниэт! Гетман будет один. Никакая свита. Мы только довезем до границ тех, кто желает спасать своя шея от ваш мужик, а там каждый как желает.
Ш е р в и н с к и й. О, покорнейше благодарю. Я и здесь сумею спасти свою шею...
Ш р а т т. Правильно, поручик. Никогда не следует покидать свой родина. Heimat ist Heimat[9].
Входят г е т м а н и Д у с т. Гетман переодет германским генералом. Растерян, курит.
Г е т м а н. Поручик, все бумаги здесь сжечь.
Д у с т. Herr Doctor, seien Sie so liebenswurdig...[10] Ваша светлость, садитесь.
Гетмана усаживают. Врач забинтовывает ему голову наглухо.
В р а ч. Fertig[11].
Ш р а т т (Дусту). Машину!
Д у с т. Sogleich[12].
Ш р а т т. Ваша светлость, ложитесь.
Г е т м а н. Но ведь нужно же объявить об этом народу... Манифест?..
Ш р а т т. Манифест!.. Пожалюй...
Г е т м а н (глухо). Поручик, пишите... Бог не дал мне силы... и я...
Д у с т. Манифест... Нет никакой времени манифест... Из поезда телеграммой...
Г е т м а н. Отставить!
Д у с т. Ваша светлость, ложитесь.
Гетмана укладывают на носилки. Шратт прячется. Среднюю дверь открывают, появляется лакей. Дуст, врач и лакей выносят гетмана в левую дверь. Шервинский помогает до двери, возвращается. Входит Ш р а т т.
Ш р а т т. Все в порядке. (Смотрит на часы-браслет.) Один час ночи. (Надевает кепи и плащ.) До свидания, поручик. Вам советую не засиживаться здесь. Вы можете покойно расходиться. Снимайте погоны. (Прислушивается.) Слышите?
Ш е р в и н с к и й. Беглый огонь.
Ш р а т т. Именно. Каламбур! «Беглый»! Пропуск на боковой ход имеете?
Ш е р в и н с к и й. Так точно.
Ш р а т т. Auf Wiedersehen[13]. Спешите. (Уходит.)
Ш е р в и н с к и й (подавлен). Чистая немецкая работа. (Внезапно оживает.) Нуте-с, времени нету. Нету, нету... нету... (У стола.) О, портсигар! Золотой! Гетман забыл. Оставить его здесь? Невозможно, лакеи сопрут. Ого! Фунт, должно быть, весит. Историческая ценность. (Прячет портсигар в карман.) Нуте-с... (За столом.) Бумаг мы никаких палить не будем, за исключением адъютантского списка. (Сжигает бумаги.) Свинья я или не свинья? Нет, я не свинья. (По телефону.) 14-53... Да... Дивизион?.. Командира к телефону! Срочно!.. Разбудить! (Пауза.) Полковник Турбин?.. Говорит Шервинский. Слушайте, Алексей Васильевич, внимательно: гетман драпу дал... Драпанул!.. Серьезно говорю... Нет, до рассвета есть время... Елене Васильевне передайте, чтобы из дома завтра ни в коем случае не выходила... Я приеду утром прятаться. Прощайте. (Дает отбой.) И совесть моя чиста и спокойна... Федор!
Входит к а м е р – л а к е й.
Вестовой привез сверточек?
Л а к е й. Так точно.
Ш е р в и н с к и й. Скорей дайте его сюда!
Лакей выходит, потом возвращается с узлом.
Л а к е й (растерян). Позвольте узнать, что с их светлостью?
Ш е р в и н с к и й. Что это за вопрос? Гетман изволит почивать. И вообще молчите. Вы хороший человек, Федор. В вашем лице есть что-то... этакое... привлекательное... пролетарское...
Л а к е й. Так-с.
Ш е р в и н с к и й. Федор, принесите мне из адъютантской комнаты мое полотенце, бритву и мыло.
Л а к е й. Слушаю. Газету прикажете?
Ш е р в и н с к и й. Совершенно верно. И газету.
Лакей выходит в левую дверь. Шервинский в это время надевает штатское пальто и шляпу, снимает шпоры. Свою шашку и шашку Новожильцева увязывает в узел. Появляется лакей.
Идет мне эта шляпа?
Л а к е й. Как же-с. Бритвочку в карман возьмете?
Ш е р в и н с к и й. Бритву в карман... Ну-с... Дорогой Федор, позвольте вам на память оставить пятьдесят карбованцев.
Л а к е й. Покорнейше благодарю.
Ш е р в и н с к и й. Позвольте пожать вашу честную трудовую руку. Не удивляйтесь, я демократ по натуре, Федор! Я во дворце никогда не был, адъютантом никогда не служил.
Л а к е й. Понятно.
Ш е р в и н с к и й. Вас не знаю. Вообще я оперный артист...
Л а к е й. Неужто ходу дал?
Ш е р в и н с к и й. Смылся.
Л а к е й. Ах, прощелыга!
Ш е р в и н с к и й. Бандит неописуемый!
Л а к е й. А нас всех, стало быть, на произвол судьбы?
Ш е р в и н с к и й. Вы же видите. Вам-то еще полгоря, а каково мне?
Звонок телефона.
Слушаю... А! Капитан!.. Да! Бросайте все к чертовой матери и бегите... Значит, знаю, что говорю... Шервинский... Всего хорошего. До свидания!.. Дорогой Федор, как ни приятно мне беседовать с вами, но вы сами видите, что у меня времени нет никакого... Федор, пока я у власти, дарю вам этот кабинет. Что вы смотрите? Чудак! Вы сообразите, какое одеяло выйдет из этой портьеры. (Исчезает.)
Пауза. Звонок телефона.
Л а к е й. Слушаю... Чем же я вам могу помочь?.. Знаете что? Бросайте все к чертовой матери и бегите... Федор говорит... Федор!..
Картина вторая
Пустое, мрачное помещение. Надпись: «Штаб 1-й кинной дивизии». Штандарт голубой с желтым. Керосиновый фонарь у входа. Вечер. За окнами изредка стук лошадиных копыт. Тихо наигрывает гармоника знакомые мотивы.
Т е л е ф о н и с т (по телефону). Це я, Франько, вновь включився в цепь... В цепь, кажу!.. Слухаете?.. Це штаб кинной дивизии.
Телефон поет сигналы. Шум за сценой. Ураган и Кирпатый вводят дезертира-сечевика. Лицо у него окровавленное.
Б о л б о т у н. Що такое?
У р а г а н. Дезертира поймали, пан полковник.
Б о л б о т у н. Якого полку?
Молчание.
Якого полку, я тебя спрашиваю?
Молчание.
Т е л е ф о н и с т. Та це ж я! Я из штабу, Франько, включився в цепь! Це штаб кинной дивизии!.. Слухаете?.. Тьфу ты, черт!..
Б о л б о т у н. Що ж ты, Бога душу твою мать! А? Що ж ты... У то время, як всякий честный казак вийшов на защиту Украиньской республики вид белогвардейцив та жидив-коммунистив, у то время, як всякий хлибороб встал в ряды украиньской армии, ты ховаешься в кусты? А ты знаешь, що роблють з нашими хлиборобами гетманьские офицеры, а там комиссары? Живых у землю зарывают! Чув? Так я ж тебе самого закопаю у могилу! Самого! Сотника Галаньбу!
Голос за сценой: «Сотника требуют к полковнику!» Суета.
Де ж вы его взяли?..
К и р п а т ы й. По-за штабелями, сукин сын, бежав, ховався!..
Б о л б о т у н. Ах ты, зараза, зараза!
Входит Г а л а н ь б а, холоден, черен, с черным штыком.
Допросить, пан сотник, дезертира... Франько, диспозицию! Не ковыряй аппарат!
Т е л е ф о н и с т. Зараз, пан полковник, зараз! Що з ним зробишь? «Не ковыряй...»
Г а л а н ь б а (с холодным лицом). Якого полку?
Молчание.
Якого полку?
Д е з е р т и р (плача). Я не дезертир. Змилуйтесь, пан сотник! Я до лазарету пробырався. У меня ноги поморожены зовсим.
Т е л е ф о н и с т (по телефону). Де же диспозиция?.. Прохаю ласково. Командир кинной дивизии прохае диспозицию... Вы слухаете?.. Что ты будешь робить с этим аппаратом!
Г а л а н ь б а. Ноги поморожены? А чому же це ты не взяв посвидченья вид штабу своего полка? А? Якого полку? (Замахивается.)
Слышно, как лошади идут по бревенчатому мосту.
Д е з е р т и р. Второго сечевого.
Г а л а н ь б а. Знаем вас, сечевиков. Вси зрадники. Изменники. Большевики. Скидай сапоги, скидай. И если ты не поморозив ноги, а брешешь, то я тебя тут же расстреляю. Хлопцы! Фонарь!
Т е л е ф о н и с т (по телефону). Пришлить нам ординарца для согласования... В Слободку!.. Так!.. Так!.. Слухаю!.. Грицько! Хай ординарец захватит диспозицию для нашего штабу. Добре?.. Пан полковник, диспозиция зараз буде...
Б о л б о т у н. Добре...
Г а л а н ь б а (вынув маузер). И вот тебе условие: ноги здоровые – будешь ты у меня на том свете. Отойдите сзади, чтобы я в кого-нибудь не попал.
Дезертир садится на пол, разувается. Молчание.
Б о л б о т у н. Це правильно. Щоб другим був пример.
Фонарем освещают дезертира.
К и р п а т ы й (со вздохом). Поморожены... Правду казав.
Г а л а н ь б а. Записку треба було узять. Записку, мразь! А не бежать из полка...
Д е з е р т и р. Нема у кого записку взять. У нас ликаря в полку нема. Никого нема. (Плачет.)
Г а л а н ь б а. Взять его под арест! И под арестом до лазарету! Як ему ликарь ногу перевяжет, вернуть его сюды в штаб и дать ему пятнадцать шомполив, щоб вин знав, як без документов бегать с своего полку.
У р а г а н (выводя). Иди, иди!
За сценой гармоника. Голос поет уныло: «Ой, яблочко, куда котишься, к гайдамакам попадешь – не воротишься...» Тревожные голоса за окном: «Держи их! Держи их! Мимо мосту... Побиглы по льду...»
Г а л а н ь б а (в окно). Хлопцы, що там? Що?
Голос: «Якись жиды, пан сотник, мимо мосту по льду дали ходу из Слободки».
Хлопцы! Разведка! По коням! По коням! Садись! Садись! Кирпатый! А ну, проскочить за ними! Тильки живыми вызьмить! Живыми!
Б о л б о т у н. Франько, держи связь!
Т е л е ф о н и с т. Держу, пан полковник, во как держу!
Топот за сценой. Появляется У р а г а н, вводит человека с корзиной.
Ч е л о в е к с к о р з и н о й. Миленькие, я ж ничего. Что вы!.. Я ремесленник...
Г а л а н ь б а. С чем задержали?
Ч е л о в е к с к о р з и н о й. Помилуйте, товарищ военный...
Г а л а н ь б а. Що? Товарищ? Кто ж тут тебе товарищ?
Ч е л о в е к с к о р з и н о й. Виноват, господин военный.
Г а л а н ь б а. Я тебе не господин. Господа все с гетманом в городе сейчас. И мы твоим господам кишки повыматываем. Хлопец, дай ему, тебе близче. Урежь этому господину по шее. Теперь бачишь, яки господа тут? Видишь?
Ч е л о в е к с к о р з и н о й. Вижу.
Г а л а н ь б а. Осветить его, хлопцы! Мени щесь здается, що вин коммунист.
Ч е л о в е к с к о р з и н о й. Что вы! Что вы, помилуйте! Я, изволите ли видеть, сапожник.
Б о л б о т у н. Що-то ты дуже гарно размовляешь на московской мови.
Ч е л о в е к с к о р з и н о й. Калуцкие мы, ваше здоровье. Калужской губернии. Да уж и жизни не рады, что сюда, на Украину к вам, заехали. Сапожник я.
Г а л а н ь б а. Документ!
Ч е л о в е к с к о р з и н о й. Паспорт? Сию минуту. Паспорт у меня чистый, можно сказать.
Г а л а н ь б а. С чем корзина? Куда шел?
Ч е л о в е к с к о р з и н о й. Сапоги в корзине, ваше... бла... ва... сапожки... с... Мы на магазин работаем. Сами в Слободке живем, а сапоги в город носим.
Г а л а н ь б а. Почему ночью?
Ч е л о в е к с к о р з и н о й. Как раз в самый раз, к утру в городе.
Б о л б о т у н. Сапоги... Ого-го... це гарно!
Ураган вскрывает корзину.
Ч е л о в е к с к о р з и н о й. Виноват, уважаемый гражданин, они не наши, из хозяйского товару.
Б о л б о т у н. Из хозяйского! Це наикраще. Хозяйский товар – хороший товар. Хлопцы, берите по паре хозяйского товару.
Разбирают сапоги.
Ч е л о в е к с к о р з и н о й. Гражданин военный министр! Мне без этих сапог погибать. Прямо форменно в гроб ложиться! Тут на две тысячи рублей... Это хозяйское...
Б о л б о т у н. Мы тебе расписку дадим.
Ч е л о в е к с к о р з и н о й. Помилуйте, что ж мне расписка? (Бросается к Болботуну, тот дает ему в ухо. Бросается к Галаньбе.) Господин кавалерист! На две тысячи рублей. Главное, что если б я буржуй был бы или, скажем, большевик...
Галаньба дает ему в ухо.
(Садится на землю, растерянно.) Что ж это такое делается? А впрочем, берите! Это значит – на снабжение армии?.. Только уж позвольте и мне парочку за компанию. (Начинает снимать сапоги.)
Т е л е ф о н и с т. Дивись, пан полковник, что вин робит?
Б о л б о т у н. Ты що ж, смеешься, гнида? Отойди от корзины. Долго ты будешь крутиться под ногами? Долго? Ну, терпение мое лопнуло. Хлопцы, расступитесь. (Берется за револьвер.)
Ч е л о в е к с к о р з и н о й. Что вы! Что вы! Что вы!..
Б о л б о т у н. Геть отсюда!
Человек с корзиной бросается к двери.
В с е. Покорно благодарим, пан полковник!
Т е л е ф о н и с т (по телефону). Слухаю!.. Слухаю!.. Слава! Слава! Пан полковник! Пан полковник! В штаб пришли ходоки от двух гетьманских сердюкских полкив. Батько веде с ними переговоры о переходе на нашу сторону.
Б о л б о т у н. Слава! Як ти полки будут з нами, то Киев наш.
Т е л е ф о н и с т (по телефону). Грицько! А у нас сапоги новые!.. Так... так... Слухаю, слухаю... Слава! Слава, пан полковник, пожалуйте швидче до аппарату.
Б о л б о т у н (по телефону). Командир першей кинной дивизии полковник Болботун... Я вас слухаю... Так... Так... Выезжаю зараз. (Галаньбе.) Пан сотник, прикажите швидче, вси четыре полка на конь! Подступы к городу взяли! Слава! Слава!
У р а г а н, К и р п а т ы й. Наступление?
Суета.
Г а л а н ь б а (в окно). Садись! Садись! По коням!
За окном гул: «Ура!» Галаньба убегает.
Б о л б о т у н. Снимай аппарат! Коня мне!
Телефонист снимает аппарат. Суета.
У р а г а н. Коня командиру!
Г о л о с а. Перший курень, рысью марш!
Другой курень, рысью марш!..
За окном топот, свист. Все выбегают со сцены. Потом гармоника гремит, пролетая...
Занавес
Действие третье
Картина первая
Вестибюль Александровской гимназии. Ружья в козлах. Ящики, пулеметы. Гигантская лестница. Портрет Александра I наверху. В стеклах рассвет. За сценой грохот: дивизион с музыкой проходит по коридорам гимназии.
Н и к о л к а (за сценой запевает на нелепый мотив солдатской песни).
Дышала ночь восторгом сладострастья,
Неясных дум и трепета полна.
Свист.
Ю н к е р а (оглушительно поют).
Я вас ждала с безумной жаждой счастья,
Я вас ждала и млела у окна.
Свист.
Н и к о л к а (поет).
Наш уголок я убрала цветами...
С т у д з и н с к и й (на площадке лестницы). Дивизион, стой!
Дивизион за сценой останавливается с грохотом.
Отставить! Капитан!
М ы ш л а е в с к и й. Первая батарея! На месте! Шагом марш!
Дивизион марширует за сценой.
С т у д з и н с к и й. Ножку! Ножку!
М ы ш л а е в с к и й. Ать! Ать! Ать! Первая батарея, стой!
П е р в ы й о ф и ц е р. Вторая батарея, стой!
Дивизион останавливается.
М ы ш л а е в с к и й. Батарея, можете курить! Вольно!
За сценой гул и говор.
П е р в ы й о ф и ц е р (Мышлаевскому). У меня, господин капитан, пятерых во взводе не хватает. По-видимому, ходу дали. Студентики!
В т о р о й о ф и ц е р. Вообще чепуха свинячья. Ничего не разберешь.
П е р в ы й о ф и ц е р. Что ж командир не едет? В шесть назначено выходить, а сейчас без четверти семь.
М ы ш л а е в с к и й. Тише, поручик, во дворец по телефону вызвали. Сейчас приедет. (Юнкерам.) Что, озябли?
П е р в ы й ю н к е р. Так точно, господин капитан, прохладно.
М ы ш л а е в с к и й. Отчего ж вы стоите на месте? Синий, как покойник. Потопчитесь, разомнитесь. После команды «вольно» вы не монумент. Каждый сам себе печка. Пободрей! Эй, второй взвод, в классы парты ломать, печи топить! Живо!
Ю н к е р а(кричат). Братцы, вали в класс!
Парты ломать, печки топить!
Шум, суета.
М а к с и м (появляется из каморки, в ужасе). Ваше превосходительство, что ж это вы делаете такое? Партами печи топить?! Что ж это за поношение! Мне господином директором велено...
П е р в ы й о ф и ц е р. Явление четырнадцатое...
М ы ш л а е в с к и й. А чем же, старик, печи топить?
М а к с и м. Дровами, батюшка, дровами.
М ы ш л а е в с к и й. А где у тебя дрова?
М а к с и м. У нас дров нету.
М ы ш л а е в с к и й. Ну, катись отсюда, старик, колбасой к чертовой матери! Эй, второй взвод, какого черта?..
М а к с и м. Господи Боже мой, угодники-святители! Что же это делается! Татары, чистые татары. Много войска было... (Уходит. Кричит за сценой.) Господа военные, что же это вы делаете!
Ю н к е р а (ломают парты, пилят их, топят печь. Поют).
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя,
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя...
М а к с и м. Эх, кто же так печи растопляет?
Ю н к е р а(поют).
Ах вы, Сашки-канашки мои!..
|
The script ran 0.008 seconds.