Середина Великой Отечественной войны, лагерь военнопленных в Австрии возле Лахтальских Альп.

Ночью была бомбёжка, а утром пятеро военнопленных нашли в полуразрушенном заводском цехе неразорвавшуюся бомбу. Это был шанс. Заменив повреждённый взрыватель, пленные бросили жребий — кто ударит по бойку. Погибать выпало чахоточному гефтлингу (пленному), однако у него уже не было сил на точный удар, и кувалду взял Иван Терешка. Вдруг к группе подошёл немецкий офицер, хотя обычно немцы держались подальше от пленных, которые обезвреживали неразорвавшиеся снаряды. Офицер подозвал Ивана и велел почистить свои запылённые сапоги. 

Неподалёку работали пленные женщины, и Иван поймал на себе презрительный взгляд одной из них. «Взгляд этот будто кипятком плеснул в его душу нестерпимой болью укора... Что-то, ещё позволявшее контролировать себя, вдруг оборвалось в нём». Иван вскочил с колен и ударил немца в челюсть. Немец вытащил пистолет, но тут раздался взрыв, цех заволокло облаком пыли. Иван вырвал оружие из рук офицера и побежал. Чудом не угодив в воронку, он перемахнул через утыканную железными пиками ограду и очутился на картофельном поле.

За полем виднелся густой лес, но добежать до него Иван не успел — его догнали собаки. Одну он застрелил, на втором выстреле пистолет заклинило. Волкодав прыгнул, но Ивану удалось ухватиться за ошейник и сломать собаке хребет. Дорога к лесу была свободна.

Только оказавшись в лесу, Иван заметил, что за ним кто-то идёт. Это была девушка, молоденькая, черноглазая и миниатюрная итальянка Джулия. В отдалении Иван увидел ещё одного гефтлинга. Провожатые Терешке были не нужны — одному бежать гораздо легче, но и бросить девушку он не мог. Она была слишком наивна и неосторожна. 

Несмотря на то, что следом шла слабая девушка, темпа Иван не сбавлял. Только теперь, пробираясь вверх по крутому склону через камни и поваленные деревья, Иван заметил, что собака успела его укусить. Кроме того, ещё во время взрыва он потерял деревянные колодки (клумпес), служившие пленным обувью, и теперь пробирался через дебри босиком. Погоня отстала — Иван слышал за спиной только постукивание колодок своей спутницы.

Холодная, дождливая ночь «застала беглецов в каком-то каменистом, заросшем кривым сосняком ущелье». Пробираться через Лахтальские Альпы было тяжело, но горы служили препятствием между беглецами и немецкими мотоциклистами. Прикорнувшему под нависшей скалой Ивану приснился вечно повторявшийся сон, где он снова и снова попадал в плен. Это случилось в селе под Харьковом. Отряд Ивана попал в окружение. Сам Терешка был ранен штыком и очнулся уже в плену. 

Утром Ивана разбудила Джулия. Они сумели объясниться на смеси русского и немецкого языков. Несколько немецких слов Иван выучил уже в Германии, а Джулию научила немного говорить по-русски её подруга, тоже пленная. У Ивана был план: перейти Альпы и добраться до Триеста, где, по слухам, были отряды сопротивления. Главное — не попасть в руки немцам, не дать «повесить себя под барабанный бой на чёрной шёлковой удавке».

Выбравшись из ущелья, беглецы попали в густой сосновый лес, где встретили местного жителя, австрийца. Угрожая пистолетом, Иван забрал у него кожаную тужурку и буханку хлеба. Человек был пожилой и бедно одетый. Терешке совсем не хотелось становиться разбойником, однако другого выхода у него не было — чтобы перейти Альпы, нужна была еда и одежда. Вдали Иван заметил усадьбу, где, видимо, и жил австриец.

Узники отбежали подальше и забрались в заросшую рододендронами расселину, чтобы перекусить. Вдруг до них донеслись выстрелы. Выглянув из расщелины, Иван увидел того самого гефтлинга, который шёл за Джулией. Он бежал от усадьбы в их сторону, а немцы били из пулемётов. Пленный упал за скалой, и выстрелы смолкли. Иван поспешил уйти подальше от этого места.

Из плена Иван бежал уже не раз. Во время последнего побега их компания добралась до Украины. Остановившись возле какого-то села, товарищи послали Ивана за провизией. Его заметили немцы, но Иван успел юркнуть в первую попавшуюся хату и спрятаться под печью. Немцы его не нашли, из укрытия Ивана «выкурил» местный полицай. Он вознамерился поджечь дом, и беглеца выдала жена хозяина. «Злости на эту женщину у него не было», а вот предателя-полицая ему хотелось пристрелить на месте.

Выбравшись из расщелины на голый склон, Иван с удивлением увидел, что гефтлинг, которого Джулия назвала сумасшедшим, всё ещё жив. Он шёл за ними и требовал еды. Пришлось дать кусок драгоценного хлеба — Иван боялся, что этот страшный гефтлинг выдаст их. Иван понимал, что его следовало убить, но умалишённый был беззащитен, и у Ивана не поднялась рука, о чём он потом горько жалел.

На склоне они нашли тропинку и двинулись по ней. Было холодно, а их лагерная одежда совсем не грела. По дороге Джулия рассказала о себе. Она выросла в богатой семье, но бросила все ради любимого, который был коммунистом. Девушка считала Советский Союз сказочной страной, где все равны и счастливы. Иван не стал рассказывать, как тяжела жизнь в этой стране.

К вечеру пошёл снег. Иван упорно шёл, он хотел как можно быстрее пройти этот горный кряж, но у Джулии силы кончились. И снова Иван не смог бросить девушку. Он взвалил её на плечи и понёс по скользкой тропинке. Только к утру они миновали перевал и спустились в зону лугов.

До сих пор у Ивана не было любимой девушки. Когда его отец умер от голода, Ивану пришлось поднимать семью — не до любви было. Единственным примером таких отношений для Ивана была любовь между старшим лейтенантом, у которого он служил ординарцем, и молоденькой медсестрой. Их чувства были сильными и серьёзными, но когда лейтенант погиб, девушка очень быстро полюбила другого. С тех пор все девушки казались Ивану непостоянными и вероломными. Он решил, что «девчата не для него».

На прекрасном альпийском лугу, где очутились беглецы, росло много земляники. Впервые за несколько дней Иван и Джулия смогли поесть. Терешка попытался рассказать Джулии правду о своей жизни в Советском Союзе, но девушка обиделась и замкнулась в себе. Она не хотела лишаться своих иллюзий, единственного, что у неё осталось. Джулия и Ивана считала героем, однако сам Терешка был другого мнения. Он считал, что должен бы покончить с собой, а не попадать в немецкий плен. Свою страну Иван тоже считал самой справедливой, что и попытался объяснить девушке. Голод в белорусских деревнях для него был временным явлением, а депрессии — случайными ошибками.

Любовь между Иваном и Джулией возникла внезапно и захватила их без остатка. «Что-то недосказанное, второстепенное, всё время удерживавшее их на расстоянии, было преодолено, пережито счастливо и почти внезапно... Среди дремучей первозданности гор, в одном шагу от смерти родилось неизведанное, таинственное и властное, оно жило, жаждало, пугало и звало». Влюблённые провели на лугу сутки — всё, что им было отмерено в этой жизни.

Здесь их снова настиг сумасшедший гефтлинг. Пришлось дать ему ещё немного хлеба. У Ивана снова начала кровоточить рана на ноге — рваный собачий укус никак не заживал. Сумасшедший гефтлинг исчез на время, но сутки спустя появился снова, и на этот раз уже не один. Он привёл за собой немцев, повторяя, что они дадут русскому много хлеба. Немцы неширокой цепью раскинулись по лугу, и Ивану с Джулией снова пришлось бежать.

Рана дала о себе знать — Иван уже не бежал, а передвигался скачками, таща за собой отяжелевшую и опухшую ногу. Он понимал, что началось заражение крови. Беглецы спешили забраться как можно выше, где немецкие пули не могли их достать. Джулия залезла на край крутой осыпи, поросшей стлаником, и с трудом втащила за собой Ивана. Дальше пришлось пробираться сквозь колючие заросли. Им во что бы то не стало надо было добраться до седловины. Немцы настигали, и Иван попытался отстреливаться, но Джулия попросила не тратить все патроны, оставить два — для себя и для него. 

Прорвавшись сквозь стланик, влюблённые добежали до седловины. Тут они заметили, что погоня отстала, словно немцы решили их отпустить. Радоваться Иван не спешил, и был прав. Немцы отстали только потому, что влюблённые сами бежали в ловушку. Ущелье, в которое они попали, заканчивалось бездонной пропастью. Беглецы уже стояли на краю обрыва, когда немцы спустили собак. Тут Иван заметил далеко внизу, на склоне, сугроб нерастаявшего снега. Он сгрёб Джулию в охапку и изо всех сил швырнул в сторону сугроба. Сам прыгнуть не смог — мешала раненная нога. На Ивана накинулись собаки. «Нестерпимая боль пронизала горло, на миг мелькнуло в глазах хмурое небо, и всё навсегда погасло...».

Вместо эпилога

Через много лет после войны родные Ивана Терешки получили письмо от итальянской коммунистки Джулии Новелли. Её подобрали партизаны, отогрели и спасли. На время войны Джулия присоединилась к ним, а потом начала работать в Союзе борьбы за мир. За это время она воспитала сына Джованни, которому уже исполнилось восемнадцать. Джулия настояла, чтобы сын Ивана выучил русский язык. Сама она ни на миг не забывала своего любимого и жалела только об одном: что у неё нет ни одной фотографии Ивана.