В предисловии к своим «Характерам» автор признается, что целью книги является попытка обратить внимание на недостатки общества, «сделанные с натуры», с целью их исправления.

В каждой из 16 глав он в строгой последовательности излагает свои «характеры», где пишет следующее: «Все давно сказано». Убедить других в непогрешимости своих вкусов крайне трудно, чаще всего получается собрание «благоглупостей».

Более всего невыносима посредственность в «поэзии, музыке, живописи и ораторском искусстве».

Пока ещё не существует великих произведений, сочинённых коллективно.

Чаще всего люди руководствуются «не вкусом, а пристрастием».

Не упустите случая высказать похвальное мнение о достоинствах рукописи, и не стройте его только на чужом мнении,

Автор должен спокойно воспринимать «злобную критику», и тем более не вычёркивать раскритикованных мест. «Высокий стиль газетчика — это болтовня о политике».

Напрасно сочинитель хочет стяжать восхищённые похвалы своему труду. Глупцы восхищаются. Умные одобряют сдержанно.

Высокий стиль раскрывает ту или иную истину при условии, что тема выдержана в благородном тоне.

«Критика — это порою не столько наука, сколько ремесло, требующее скорей выносливости, чем ума».

«Неблагодарно создавать громкое имя, жизнь подходит к концу, а работа едва начата».

Внешняя простота — чудесный убор для выдающихся людей.

Хорошо быть человеком, «о котором никто не спрашивает, знатен ли он?»

В каждом поступке человека сказывается характер.

Ложное величие надменно, но сознаёт свою слабость и показывает себя чуть-чуть.

Мнение мужчины о женщинах редко совпадает с мнением женщин.

Женщин надо разглядывать, «не обращая внимания на их причёску и башмаки».

Нет зрелища прекраснее, «чем прекрасное лицо, и нет музыки слаще звука любимого голоса».

Женское вероломство полезно тем, «что излечивает мужчин от ревности».

Если две женщины, твои приятельницы, рассорились, «то приходится выбирать между ними, или терять обеих».

Женщины умеют любить сильнее мужчин, «но мужчины более способны к дружбе».

«Мужчина соблюдает чужую тайну, женщина же свою».

Сердце воспаляется внезапно, дружба требует времени.

Мы любим тех, кому делаем добро, и ненавидим тех, кого обидим.

«Нет излишества прекраснее, чем излишество благодарности».

«Нет ничего бесцветнее характера бесцветного человека».

Умный человек не бывает назойлив.

Быть в восторге от самого себя и своего ума — несчастье.

Талантом собеседника отличается «не тот, кто говорит сам, а тот, с кем охотно говорят другие».

«Не отвергай похвалу — прослывёшь грубым».

«Тесть не любит зятя, свёкор любит невестку; тёща любит зятя, свекровь не любит невестку: все в мире уравновешивается». «Легче и полезнее приладиться к чужому нраву, чем приладить чужой нрав к своему».

«Склонность к осмеиванию говорит о скудости ума».

Друзья взаимно укрепляют друг друга во взглядах и прощают друг другу мелкие недостатки.

Не подавай советов в светском обществе, только себе навредишь.

«Догматический тон всегда является следствием глубокого невежества».

«Не старайтесь выставить богатого глупца на осмеяние — все насмешки на его стороне».

Богатство иных людей приобретено ценой покоя, здоровья, чести, совести — не завидуй им.

В любом деле можно разбогатеть, притворяясь честным.

Тот, кого возвысила удача в игре, «не желает знаться с равными себе и льнёт только к вельможам».

Не удивительно, что существует много игорных домов, удивительно, как много людей, которые дают этим домам средства к существованию. «Порядочному человеку непростительно играть, рисковать большим проигрышем — слишком опасное мальчишество».

«Упадок людей судейских и военного звания состоит в том, что свои расходы они соразмеряют не с доходами, а со своим положением».

Столичное общество делится на кружки, «подобные маленьким государствам: у них свои законы, обычаи, жаргон. Но век этих кружков недолог — от силы два года».

Тщеславие столичных жительниц противнее грубости простолюдинок.

«Вы нашли преданного друга, если, возвысившись, он не раззнакомился с вами».

Высокую и трудную должность легче занять, чем сохранить. «Давать обещания при дворе столь же опасно, сколь трудно их не давать».

Наглость — свойство характера, врождённый порок.

«К высокому положению ведут два пути: протоптанная прямая дорога и окольная тропа в обход, которая гораздо короче»,

Не ждите искренности, справедливости, помощи и постоянства от человека, который явился ко двору с тайным намерением возвыситься. «У нового министра за одну ночь появляется множество друзей и родственников». «Придворная жизнь — это серьёзная, холодная и напряжённая игра». И выигрывает её самый удачливый.

«Раб зависит только от своего господина, честолюбец — от всех, кто способен помочь его возвышению».

«Хороший острослов — дурной человек». От хитрости до плутовства — один шаг, стоит прибавить к хитрости ложь, и получится плутовство.

Вельможи признают совершенство только за собой, однако единственное, что у них не отнимешь, это большие владения и длинный ряд предков. «Они не желают ничему учиться — не только управлению государством, но и управлению своим домом».

Швейцар, камердинер, лакей судят о себе по знатности и богатству тех, кому служат.

Участвовать в сомнительной затее опасно, ещё опасней оказаться при этом с вельможей. Он выпутается за твой счёт.

Храбрость — это особый настрой ума и сердца, который передаётся от предков к потомкам.

Не уповай на вельмож, они редко пользуются возможностью сделать нам добро. «Они руководствуются только велениями чувства, поддаваясь первому впечатлению».

«О сильных мира сего лучше всего молчать. Говорить хорошо — почти всегда значит льстить, говорить дурно — опасно, пока они живы, и подло, когда они мертвы».

Самое разумное — примириться с тем образом правления, при котором ты родился.

У подданных деспота нет родины. Мысль о ней вытеснена корыстью, честолюбием, раболепством.

«Министр или посол — это хамелеон. Он прячет свой истинный нрав и одевает нужную в данный момент личину. Все его замыслы, нравственные правила, политические хитрости служат одной задаче — не даться в обман самому и обмануть других».

Монарху не хватает лишь одного — радостей частной жизни.

Фаворит всегда одинок, у него нет ни привязанностей, ни друзей.

«Все процветает в стране, где никто не делает различия между интересами государства и государя».

В одном отношении люди постоянны: они злы, порочны, равнодушны к добродетели.

«Стоицизм — пустая игра ума, выдумка». Человек в действительности выходит из себя, отчаивается, надсаживается криком. «Плуты склонны думать, что все остальные подобны им; они не вдаются в обман, но и сами не обманывают других подолгу».

«Гербовая бумага — позор человечества: она изобретена, дабы напоминать людям, что они дали обещания, и уличать их, когда они отрицают это».

«Жизнь — это то, что люди больше всего стремятся сохранить и меньше всего берегут».

Нет такого изъяна или телесного несовершенства, которого не подметили бы дети, стоит им его обнаружить, как они берут верх над взрослыми и перестают с ними считаться.

«Люди живут слишком недолго, чтобы извлечь урок из собственных ошибок».

«Предвзятость низводит самого великого человека до уровня самого ограниченного простолюдина».

Здоровье и богатство, избавляя человека от горького опыта, делают его равнодушным; люди же, сами удручённые горестями, гораздо сострадательнее к ближнему.

«Человек посредственного ума словно вырублен из одного куска: он постоянно серьёзен, не умеет шутить».

Высокие должности делают людей великих ещё более великими, ничтожных — ещё более ничтожными.

«Влюблённый старик — одно из величайших уродств в природе».

«Найти тщеславного человека, считающего себя счастливым, так же трудно, как найти человека скромного, который считал бы себя чересчур несчастным».

«Манерность жестов, речи и поведения нередко бывает следствием праздности или равнодушия; большое чувство и серьёзное дело возвращают человеку его естественный облик».

«Великое удивляет нас, ничтожное отталкивает, а привычка «примиряет и с теми и с другими».

«Звание комедианта считалось позорным у римлян и почётным у греков. Каково положение актёров у нас? Мы смотрим на них, как римляне, а обходимся с ними, как греки».

«Языки — это всего лишь ключ, открывающий доступ к науке, но презрение к ним бросает тень и на неё».

«Не следует судить о человеке по лицу — оно позволяет лишь строить предположения».

«Человек, чей ум и способности всеми признаны, не кажется безобразным, даже если он уродлив — его уродства никто не замечает». «Человек самовлюблённый — это тот, в ком глупцы усматривают бездну достоинств. Это нечто среднее между глупцом и нахалом, в нем есть кое-что от того и от другого».

«Словоохотливость — один из признаков ограниченности».

Чем больше наши ближние похожи на нас, тем больше они нам нравятся.

«Льстец равно невысокого мнения и о себе, и о других».

«Свобода — это не праздность, а возможность свободно располагать своим временем и выбирать себе род занятий». Кто не умеет с толком употребить своё время, тот первый жалуется на его нехватку.

Любителю редкостей дорого не то, что добротно или прекрасно, а то, что необычно и диковинно и есть у него одного.

«Женщина, вошедшая в моду, похожа на тот безымянный синий цветок, который растёт на нивах, глушит колосья, губит урожай и занимает место полезных злаков».

«Разумный человек носит то, что советует ему портной; презирать моду так же неразумно, как слишком следовать ей».

«Даже прекрасное перестаёт быть прекрасным, когда оно неуместно».

«За бракосочетание с прихожан берут больше, чем за крестины, а крестины стоят дороже, чем исповедь; таким образом, с таинств взимается налог, который как бы определяет их относительное достоинство».

«Пытка — это удивительное изобретение, которое безотказно губит невиновного, если он слаб здоровьем, и спасает преступника, если он крепок и вынослив».

«К распоряжениям, сделанным умирающими в завещаниях, люди относятся как к словам оракулов: каждый понимает и толкует их по-своему, согласно собственным желаниям и выгоде».

«Люди никогда не доверяли врачам, и всегда пользовались их услугами». Пока люди не перестанут умирать, врачей будут осыпать насмешками и деньгами.

Шарлатаны обманывают тех, кто хочет быть обманут.

«Христианская проповедь превратилась ныне в спектакль», никто не вдумывается в смысл слова божьего, «ибо проповедь стала прежде всего забавой, азартной игрой, где одни состязаются, а другие держат пари».

«Ораторы в одном отношении похожи на военных: они идут на больший риск, чем люди других профессий, зато быстрее возвышаются». Как велико преимущество живого слова перед писаным.

Наслаждаясь здоровьем, люди сомневаются в существовании бога, равно как не видят греха в близости с особой лёгких нравов; стоит им заболеть, как они бросают наложницу и начинают верить в творца.

«Невозможность доказать, что бога нет, убеждает меня в том, что он есть».

«Если исчезнет нужда в чем-либо, исчезнут искусства, науки, изобретения, механика».

Заканчивает книгу Лабрюйер словами: «Если читатель не одобрит эти „Характеры“, я буду удивлён; если одобрит, я все равно буду удивляться».