Столовая. Утро. Накрытый стол с закуской. Действие происходит в имении предводителя местного дворянства. Николай Иванович Балаголаев пригласил с утра кого-то из соседей, судью и бывшего предводителя, чтобы решить спор между Кауровой, 45-летней вдовой подпоручика и её братом, помещиком Ферапонтом Беспандиным, отставным коллежским регистратором. Спор тянется уже три года. Обоим, Кауровой и Беспандину, родная тётка оставила своё имение по завещанию, а они, как говорит предводитель: «ну, не могут поделиться, хоть ты тресни»...

Оба страшно упрямы и нещадно торгуются; по упрямству сестра — разновидность гоголевской Коробочки из «Мёртвых душ», только более агрессивная и наглая. Сам Гоголь присутствовал на чтении комедии; по свидетельству современников он сказал про Каурову: «Женщина хороша»!

«До суда дело доходило; высшим властям прошения подавали: долго ли тут до беды? — рассказывает предводитель. — Вот я и решился, наконец, пресечь, так сказать, твёрдою рукою корень зла, остановить, наконец, вразумить... Я им сегодня у себя свидание назначил, но уж в последний раз; а там я уж другие меры приму... Пусть суд их разбирает».

Вначале вдова прикидывается послушной овцой: «Я на все согласна. Я человек смирный... Я не прекословлю, Николай Иваныч, где мне! Я вдова беззащитная: на вас одних надеюсь... А Ферапонт Ильич (её брат) извести меня хочет... Что ж! Бог с ним! Лишь бы деток малолетних не погубил. А уж я что!»

Потом начинается свара.

«Вот, видите ли-с в чем главное затруднение: господин Беспандин и сестрица их не желают жить в одном доме; стало быть, усадьбу следует разделить. А разделить её нет возможности! — поясняет в ходе споров предводитель.»

Наконец Беспандин уже готов уступить дом, но надеется на вознаграждение.

Каурова. Николай Иванович! Это хитрость. Это с его стороны уловка, Николай Иванович! Он через это надеется получить самую лучшую землю, конопляники и прочее. На что ему дом? У него свой есть. А тёткин дом без того куда плох...

Беспандин. Коли он так плох...

Каурова. А конопляников я не уступлю. Помилуйте! Я вдова, у меня дети... Что я буду делать без конопляников, посудите сами.

Беспандин. Коли он плох...

Каурова. Воля ваша...

Беспандин. Коли он так плох, уступите его мне, и пусть вас вознаградят.

Каурова. Да! знаю я ваши вознаграждения!.. какую-нибудь десятинишку негодную, камень на камне, или, ещё того хуже, болото какое-нибудь, где один тростник, которого даже крестьянские коровы не едят!

Балагалаев. Такого болота в вашем имении и нету вовсе...

Каурова. Ну, не болото, так другое что-нибудь в этом роде. Нет, вознаграждение... покорно благодарю: знаю я, что это за вознаграждения!

Наконец, не выдерживает один из присутствующих, помещик Алупкин, лишь недавно поселившийся в этих местах.

— Что у вас в уезде все женщины таковы?

— Бывают и хуже, — отвечает сосед, бедный помещик Мирволин.

Каурова Алупкина ещё потом отчитает, улучив подходящий момент: «Да что ты это, батюшка, на меня все вскидываешься? Или у вас в Тамбове такой обычай? Откуда вдруг появился, ни знамо, ни ведомо, и что за человек, Господь его знает, а посмотри ты, как петушится!»

А позже и не то ещё будет: «Вы сумасшедший! Он сумасшедший».

Ещё и Беспандин в какой-то момент ополчится на него:

Милостивый государь! Позвольте узнать с какого права...

Алупкин. Вы заступаетесь за вашу сестру?

Беспандин. Вовсе не за сестру: мне моя сестра вот что — тьфу!.. а я за честь фамилии.

Но предводитель старался все-таки решить проблему:

Господа, господа! Позвольте, позвольте... Я должен вас опять попросить несколько помолчать. Я вот что предлагаю. Мы теперь сообща разделим всю дачу на два участка; в одном будет заключаться дом с усадьбой, а к другому мы несколько лишней земли прибавим, и пусть они потом выбирают.

Беспандин. Я согласен.

Каурова. А я не согласна.

Балагалаев. Почему же вы не согласны?

Каурова. А кому первому придётся выбирать?

Балагалаев. Мы жребий кинем.

Каурова. Сохрани, Господи и помилуй! Что вы это! Ни за что на свете! Али мы нехристи какие?

Балагалаев приказывает письмоводителю читать по тетрадке свой первоначальный проект раздела. Но там бесконечные детали... «Направление линии от точки, А»... «До точки Б, на углу плотины»... «Владетель первого участка обязывается переселить на свой счёт два двора во второй участок; а выселенным крестьянам конопляниками пользоваться два года...».

Каурова. Ни крестьян переселять, ни конопляники уступать я не намерена«.

Долго тянутся эти нелепые, базарные споры.

А где же дворянская честь, воспитанность, благородство? Увы, всяко бывает в любом сословии.

После долгих споров, нелепых оскорблений читатель готов повторить вслед за предводителем: «Голова как будто кругом идёт... Извините меня, господа... я не в состоянии... я ничего не понимаю, что вы мне говорите, я не в силах, я не могу, не могу!»

«Что ж, выпьем, Мирволин, выпьем», — зовёт судья одного из присутствующих, бедного помещика. — Вот тебе и полюбовный делёж!"

Быт и нравы помещичьей среды. Обстановка тяжёлая, невесёлая. Борьба за свои интересы лютая. А каково при этом бессловесным крепостным?