Поделиться:
  Угадай поэта | Поэты | Карта поэтов | Острова | Контакты

Перси Шелли - Возмущение Ислама
Известность произведения: Низкая



1 2

                      Посвящение                     Нет для того опасности, кто знает,                     Что жизнь и смерть: закона нет иного,                     Чтоб знание его превосходило:                     И незаконно было б, чтоб склонялся                     Он пред другим каким-нибудь законом.                                                  (Чапман)                         К Мэри                              1 Теперь мой летний труд окончен, Мэри. С тобой я вновь, приют сердечный мой, Как Рыцарь Фей, своей послушный вере, С добычею вернувшийся домой, С добычей для дворца его Царицы: Не презри, если я мою звезду, Сокрытую как бы во мгле темницы, С твоею слил, когда я только жду, Что, может быть, я встречу луч привета, Тогда как ты - Дитя любви и света.                              2 Окончен труд, что у тебя часов Так много отнял, - он перед тобою! Не в тишине задумчивых лесов, Где ветви, встретясь, вьются пеленою, Не там, где в полнозвучном забытьи Журча, стремятся волны водопада, Не между трав, где для моей ладьи Затон был тиши, вспыхнет мне отрада, Но близ тебя, души моей звезда, Где сердцем в эти дни я был всегда.                              3 Мечтой ласкал я светлые деянья, Когда впервые с мира спала тень. Проснулся дух. Я помню обаянье. То был веселый свежий майский день. Я шел меж трав, они в лучах блестели. Я плакал, сам не зная почему, Из ближней школы крики долетели, Мир звуков, чуждых сердцу моему, Враждебный ропот боли и обманов, Скрипучий смех насильников, тиранов.                              4 И, руки сжав, я посмотрел вокруг, Но слез моих никто не мог заметить, Я был один, кругом был светлый луг, И, не боясь насмешку взора встретить, Воскликнул я: "Хочу я мудрым быть, Свободным, кротким, нежным, справедливым, Не в силах я ни видеть, ни забыть, Что сильный может злым быть и счастливым". И я решил быть твердым навсегда, И кротким я и смелым стал тогда.                              5 И стал я накоплять с того мгновенья Познанья из запретных рудников, К тиранам полон был пренебреженья, Не принимал мой ум пустых их слов, И для души, в тех горницах сокрытых, Себе сковал я светлую броню Из чаяний, из мыслей, вместе слитых, Которым никогда не изменю; Я рос, но вдруг почувствовал однажды, Что я один, что дух мой полон жажды.                              6 Увы, любовь - проклятье, злейший враг, Тому, кто все в одном желает встретить! Я жаждал света - тщетно: всюду мрак, И только тени взор мой мог заметить; Повсюду тьма и холод без конца, Один скитался я в ночи беззвездной, Суровые и жесткие сердца Встречал я на пути, во мгле морозной, В груди был лед, покуда я, любя, Не ожил под лучом, узнав тебя.                              7 О, Друг мой, как над лугом омертвелым, Ты в сердце у меня Весну зажгла, Вся - красота, одним движеньем смелым Ты, вольная, оковы порвала, Условности презрела ты, и ясно, Как вольный луч, прошла меж облаков, Средь дымной мглы, которую напрасно Рабы сгустили силой рабских слов, И, позабывши долгие страданья, Мой дух восстал для светлого свиданья!                              8 И вот я не один был, чтоб идти В пустынях мира, в сумраке печали, Хоть замысла высокого пути Передо мной, далекие, лежали. Порой терзает добрых Нищета, Бесчестие смеется над невинным, Друзья - враги, повсюду темнота, Толпа грозит, но в сумраке пустынном Есть радость - не склоняться пред Судьбой, Ту радость мы изведали с тобой!                              9 Веселый час нам шлет теперь сиянье, И с ним друзья спешат опять прийти, Страданье оставляет власть и знанье: Презреньем за презренье не плати. Тобою рождены мне два ребенка, Отрадно нам в их взорах видеть рай. Их детский смех звучать нам будет звонко, Мы счастливы с тобой в наш ясный Май: И так как ты меня приводишь к Маю, Тебе я эти строки посвящаю.                              10 Быть может, за созвучьем этих строк Звучней спою другое Песнопенье? Иль дух мой совершенно изнемог И замолчит, ища отдохновенья, - Хоть он хотел бы властно потрясти Обычай и насилия Закона, И Землю к царству Правды привести, Священнее, чем лира Амфиона? Надеяться ль, что буду сильным вновь, Иль Смерть меня погубит и Любовь?                              11 А ты? Что ты? Я знаю, но не смею Сказать. Пусть это скажет голос дней. Но бедностью чрезмерною твоею, Задумчивостью светлою своей, Нежнейшими улыбками, слезами Пророческий ты воплощаешь сон. И этим всем, и кроткими словами Мой страх, заветный страх мой покорен: В твоих глазах, в твоей душе нетленной Огонь весталки вижу я бессменный.                              12 Мне говорят, что ты была нежна От самого рождения, - о, Чадо Родителей блестящих. - Да. Одна, Чья жизнь была как звездный лик для взгляда, Тебя одела ясностью своей И от земли ушла, но в дыме бури Ты все хранишь сиянье тех лучей. Твои глаза таят всю глубь лазури, И именем бессмертным твой отец Тебе дает приют и в нем венец.                              13 Единый зов из многих душ могучих Восстал, как громкий гул трех тысяч лет; И шумный мир молчал. В песках сыпучих, В пустыне, песнь о днях, которых нет, Так внемлет путник. Вздрогнули тираны, Затрепетали бледные ханжи, Насилие, заботы, и обманы, И чада Суеверия и Лжи Оставили сердца людей на время, Зловещее свое убрали бремя.                              14 Бессмертный голос правды меж людей Живет и медлит! Если без ответа Останется мой крик и над моей Любовью к людям, и над жаждой света Глумиться станет бешенство слепых, О, друг мой, ты и я, мы можем ясно, Как две звезды меж облаков густых, В ночи мирской светиться полновластно, Над гибнущими в море, много лет, Мы будем сохранять свой ровный свет.                     Песнь первая                              1 Когда, как краткий блеск непрочной славы, Во Франции последний сон увял, От темных снов, исполненных отравы, Я встал и поднялся к вершине скал, На мыс, что над пещерами вздымался, Вокруг которых пел седой прибой; Рассвет вкруг каждой тучки занимался, Горел в волнах, в пустыне голубой, - Но вдруг Земля шатнулась в основанье, Как бы в своем предсмертном содроганье.                              2 Внезапно прошумел ворчащий гром, В раскате он прошел над глубиною, С поспешностью, вверху, внизу, кругом, Туманы разрастались пеленою, Они ползли и, сумрачно сплетясь, Укрыли солнце молодое, - Не слышалось ни звука; свет погас; Застыло все в чудовищном покое, Леса и воды; и густая мгла Темней, чем ночь, страшней, чем ночь, была.                              3 Чу, это ветер мчится над Землею И океан метет. Вот глубь Небес Разъята вспышкой молний; дальней мглою Ниспослан дождь из облачных завес, и Ветер хлещет зыбь, она блистает; И все - бурун, и молния, и град - В водоворот единый нарастает. Миг тишины. Из тьмы пещер глядят Морские птицы: что за тишь настала, И что это на Небе возблистало?                              4 Там, где вверху была разъята мгла Дыханием неудержимой бури, Меж белых облачков, нежна, светла, Предстала глубь ликующей лазури, Под тем просветом просиял туман, Все замерло, как бы под властью чуда, И призрачно-зеленый Океан В себе качал оттенки изумруда; Лишь там вверху несчетность облаков Неслась быстрей оборванных листков.                              5 Росла война меж ярой силой бури И грудой туч; но вместе с тем росла Блистательность проглянувшей лазури; Громада облаков, тесна, бела, Недвижной оставалась в отдаленье; Меж тем воздушно-бледный1 серп луны Всходил в неспешном царственном движенье, Светясь с непостижимой вышины; Над ним туманы таяли, как тает Под солнцем снег и в таянье блистает.                              6 Я не глядеть не мог; в луне, во всем Какое-то очарованье было, Я грезил и не знаю сам о чем, Чего-то ждал; вдруг взор мой поразило, Что в небе синем, в белизне луны, Возникла тень, пятно, как бы виденье, Оно росло в провалах вышины, Неслось ко мне из бездны отдаленья; Так в море, парусами шевеля, Под солнцем мчится призрак корабля.                              7 Да, как ладья, в расселине скалистой. Несется по теченью, и река, Набравшись новых сил в теснине мглистой, Качает легкий облик челнока, И весла мчат его над пеной белой, - Так на ветрах, в лазури, предо мной Крылатый Призрак мчался, онемелый, Как будто опьяненный вышиной, И гнал его порыв грозы могучий, И молнии за ним рвались из тучи.                              8 Как бешено, как быстро, как легко Чудовищное мчалося виденье! Я в воздухе увидел, высоко, Орла и с ним Змею, одно сплетенье - Они боролись, и пред той скалой, Где я стоял, Орел, раскинув крылья, Замедлил, с многоцветною Змеей, Как бы изнемогая от усилья. И так повис, как будто бы без сил, И воздух диким криком огласил.                              9 Стрелою луч, из дальних туч излитый, Коснулся крыл, сияние струя, Змея и Птица вместе были свиты, Сверкнула, как кольчуга, чешуя: Горя, как драгоценные каменья, Сквозь перья золотые там и здесь Просвечивали искристые звенья. И вздутый узел был блестящим весь, И, шею отклонив и вынув жало, Змея свой взор в орлиный взор вперяла.                              10 Кругом, кругом, срываясь и кружась, Орел летал с неудержимым криком, Порой высоко в Небо уносясь, Почти скрываясь там, в порыве диком, Порою, как бы выбившись из сил, Он падал с громким воплем над волнами, Змею до самой влаги доносил, Ее терзая клювом и когтями; Змея к Орлу не уставала льнуть, Ища - его смертельно ранить в грудь.                              11 Какая жизнь, какая сила в смене Удачи этих сказочных врагов! От схватки пар, подобный легкой пене, Повис вкруг них в дыхании ветров; Летали перья, в воздухе, далеко, Блестела под когтями чешуя. Орлиное светло горело око, Во мгле мерцая, искрилась Змея; И, где они летели над волною, Виднелась кровь над пенной глубиною.                              12 Каким борьба закончится концом? Свершится бой, и каждый ровно бьется; Порой бриллиантовым кольцом Змея вкруг вражьей шеи обовьется, Тогда Орел, сдержавши свой полет, С своим врагом почти уже не споря, С высот до пенной зыби упадет И чуть не мочит крыл во влаге моря. И у Змеи, в приливе торжества. Вздут гребень и подъята голова.                              13 Порою удушающие звенья Змея разъять готова, чтоб хлестать Всей силой искривленного движенья Морскую, ветром схваченную гладь; Чтобы порвать тяжелые оковы, Всей шеей мускулистой, взмахом крыл, Орел, изнеможенный и суровый. Не раз напряг остаток гордых сил, И, мнилось, вольный, он среди тумана Взлетит, как дым из жаркого вулкана.                              14 Так длился переменчивый тот бой, На хитрость - хитрость, и на силу - сила; Но та борьба конец имела свой: Лампада дня почти уж погасила Свой яркий свет, - как мощная Змея Повисла высоко, изнемогая, Потом упала, еле жизнь тая, И влага приняла ее морская. Орел вскричал, крылами шелестя, И ветер прочь отнес его, свистя.                              15 И вместе с тем свирепость дикой бури Окончилась, заискрился простор Земли, и Океана, и Лазури, И только с удивленьем видел взор, Как, точно горы, трепетали волны. Над солнцем, снизошедшим с вышины; Их гул врывался в тишь и мир безмолвный, С высот спустясь, дошел я до волны, - Был ясен вечер, воды моря пели И спали, как ребенок в колыбели.                              16 Там, на прибрежье, Женщина была, Она внизу сидела, под скалами, Прекрасная, как утренняя мгла И как цветок, расцветший над снегами; Прижавши руки нежные к груди, Она глядела пристально на волны; С волос завязка спала: впереди Простор Небес раскинулся безмолвный; А где волна ложилась на песок, Дрожал красивый маленький челнок.                              17 Казалось, это нежное Виденье Следило за причудливой борьбой; Теперь в глазах виднелось утомленье. Для них был слишком силен свет дневной, В них слезы трепетали молчаливо, И, на песок сверкающий смотря, Где в кружеве шуршащего прилива Светилася вечерняя заря. Она стонала, бледная от горя, И с каждым стоном взор бросала в море.                              18 Когда ж Змея упала с высоты, У ней, бледнея, губы задрожали, И дрогнули в ее лице черты, Но, не издав ни возгласа печали, Она привстала с места в тот же миг, В ветрах ее одежды развевались, И бросила она свой звонкий крик, На голос тот пещеры отозвались, И серебро тех звуков разлилось, Как пряди теневых ее волос.                              19 Напевность этой речи, полной странных Нездешних чар, я слушал вновь и вновь. В созвучиях, и нежных, и нежданных, Я чувствовал - лишь я один - любовь. Но для Змеи те сладостные звуки Понятной были речью и родной; Она уже не билась в дикой муке, Средь пены, над зеленою волной, А медлила среди теней прибрежных. У ног ее, воздушно-белоснежных.                              20 И Женщина вновь села на песке, Заплакала опять, скрестила руки, И в непостижной сказочной тоске Согласные опять запели звуки; Прекрасную она открыла грудь, И к мрамору, с воздушной белизною, Сверкнувши, поспешила тень прильнуть, Рожденная зеленою волною: Она к себе Змею из вод звала, И на груди ее Змея легла.                              21 Тогда она, вставая, с грустью ясной Глазами улыбнулась нежно мне, Как та звезда, что свет вечерне-красный Своим пронзает светом в вышине. И молвила: "Печалиться - разумно, Но безнадежность, что тебя сюда К пучине вод приводит многошумной, Напрасна: ты поймешь меня, когда Дерзнешь, со мной и с этою Змеею, Пуститься в странный путь над глубиною".                              22 Тот возглас был как самый грустный зов, Как голос позабытый, но любимый. Я плакал. Неужели в зыбь валов, Она одна, над бездной нелюдимой, Со страшною Змеею в путь пойдет? Змея у ней над сердцем и, быть может, Чтобы добычу съесть, лишь мига ждет? Так думал я. Кто ей в беде поможет? Тут встал прилив, качнула мощь волны Челнок, что был как будто тень луны.                              23 Челнок - мечта! Узорчато-воздушный, Из лунного был камня иссечен Перед его; и ветерок послушный Как будто сходством с тканью был пленен, Тот ветерок, которого не слышит, Не чувствует никто, но по волне Который мчит, когда чуть внятно дышит. Вот мы в ладье, доверясь глубине; Безмерное туманное пространство Оделось в многозвездное убранство.                              24 И Женщина рассказывала мне Пугающий рассказ, пока мы плыли; Кто сон такой увидит, тот во сне Бледнеет! Но не сна, а странной были То весть была. Настал полночный час, Безбрежным Океан шумел потоком, И, мне в глаза блеснув сияньем глаз, Она о чем-то страшном и высоком Вещала, и, еще не слыша слов, Уж был я полон музыки и снов.                              25 "Не говори, моим словам внимая, Скажу я много повестью моей, Но большее живет, свой лик скрывая В туманной урне - к нам грядущих - Дней. Узнай же: глубина времен безвестных Над смертными две Власти вознесла, Двух Гениев, бессмертных, повсеместных, - Двум Духам равным в царство мир дала; Когда возникли жизнь и мысль, в их зное Ничто родило их, Ничто пустое.                              26 Над хаосом, у грани, в этот миг Стоял один первейший житель мира; Двух метеоров бурный спор возник Пред ним, над бездной, в пропастях эфира; Боролась с Предрассветною Звездой Кровавая огнистая Комета, И, весь дрожа взволнованной душой, Следил он за борением их света, Вдруг лик Звезды в поток был устремлен, И тотчас же кровь брата пролил он.                              27 Так зло возликовало; многоликий, Многоименный, мощный Гений зла Взял верх; непостижимо-сложный, дикий Царил над миром; всюду встала мгла; Людей вчера родившееся племя Скиталось, проклиная боль и мрак, И ненависти волочило бремя, Хуля добро, - а зла бессмертный враг Из звездного Змеей стал нелюдимой, С зверями и с людьми непримиримой.                              28 Тот мрак, что над зарею всех вещей Восстал, для Зла был жизнью и дыханьем; Высоко, между облачных зыбей, Оно взлетело теневым созданьем; А Дух Добра великий ползать стал Среди людей, везде встречал проклятья, Никто добра от зла не отличал, Хоть клички их вошли во все понятья И значились на капище, где злой Свирепый Демон властвовал толпой.                              29 Неукротимый Дух терзаний разных, Чье имя - легион: Смерть, Мрак, Зима, Нужда, Землетрясенье, бич заразных Болезней, Помешательство, Чума, Крылатые и бледные недуги, Змея в цветах, губительный самум И то, что поощряет их услуги, - Страх, Ненависть, и Суеверный Ум, И Тирания тонкой паутиной И жизнь и смерть сплетают в ад единый.                              30 Он в них вошел как мощь их мрачных сил, Они - его и слуги, и предтечи. Во всем, от колыбели до могил, В лучах, в ветрах, и в помыслах, и в речи, Незримые: лишь иногда Кошмар Их в зеркале эбеновом вздымает, Пред деспотом, как духов темных чар, И каждый - образ черный принимает, И сонмы бед они свершить спешат, На время покидая нижний ад.                              31 На утре мира власть его слепая Была, как этот самый мир, тверда; Но Дух Добра, пучину покидая, Змеею встал, отпрянула вода, Бесформенная бездна отступила, И с Духом крови снова страшный бой Возник, в сердцах людей проснулась сила, Надежды луч зажегся над толпой, И Ужас, демон бледный и лукавый, Покинул, вздрогнув, свой алтарь кровавый.                              32 Тогда возникла Греция, чей свет Восславлен мудрецами и певцами; Им, спавшим в долгой тьме несчетных лет, Во сне являлись Гении, с крылами Воздушно-золотыми, - и огнем, Зажженным, о святая Власть, тобою. Сердца их наполнялись ярким днем; Поздней, когда твой враг подъят был тьмою, Над схваткою их свет благой светил, Как светит Рай над сумраком могил.                              33 Таков тот бой: когда, на гнет восставши, С тиранами толпа ведет борьбу, Когда, как пламя молний заблиставши, Умы людей на суд зовут судьбу, Когда отродий гидры суеверья Теснят сердца, уставшие от лжи, Когда свой страх, в улыбке лицемерья, Скрывают притеснители-ханжи, Змея с Орлом тогда во мгле эфира Встречается - дрожат основы мира!                              34 Ты видел эту схватку, - но, когда Домой вернешься ты, пусть в сердце рана Закроется, хоть велика беда; Мир, скажут, стал добычею тирана, И он его пособникам своим В награду хочет дать, деля на доли. Не бойся. Враг, чьим духом мир гоним, Когда-то всепобедный бог неволи, Теперь дрожит, схватился за венец И видит, что идет к нему конец.                              35 Вниманье, странник. Я, как ты, - земная, Коснись меня - не бойся, - я не дух! Моя рука тепла, в ней кровь людская, Но речью зачарую я твой слух. Уж много лет тому, как я впервые Возжаждала тоскующей душой Проникнуть мыслью в тайны мировые И дрогнула над мукою чужой, И мысль моя, над сном ребенка нежным, Была полна томлением безбрежным.                              36 Вдали от всех людей с своей мечтой У моря, глубоко в долине горной, Я вольной и счастливой сиротой Жила одна; кругом был лес узорный; В грозу, во тьме блуждала в чаще я, Спокойная, когда гремели бури; Но в час, когда, в усладе бытия, Как будто был лучистый смех в лазури, Я плакала, в восторг впадая вдруг, И трепетали пальцы сжатых рук.                              37 Предвестия моей судьбы - такие: Пред тем как сердце женщины в груди У девушки забилось, неземные Оно вкусило знанья. Впереди Просвет возник в мечтаниях. С кудрями Седыми, бледный юноша-поэт Пред смертью книги дал мне, и речами Безумными в душе зажег он свет, И, гость случайный, он во мне оставил Как будто вихрь стремлений, дум и правил.                              38 Так я узнала повесть скорбных дней, Которую история вещает, Узнала, но не как толпа людей, Из них никто над нею не рыдает; Пред Мудростью порвалась туча, - мгла, Скрывающая смертные мученья; Немногим ведом лик добра и зла, Но я любила все огнем влеченья; Когда же ключ Надежды заблистал В людских умах, - мой дух затрепетал.                              39 В моей крови огонь зажегся новый, Когда восстала Франция в пыли, Чтобы порвать тяжелые оковы, Сковавшие народы всей Земли; Я вскрикнула в восторге безграничном, От своего вскочивши очага. И криком, как напевом гармоничным, Будила тучи, волны и луга. Они смеялись всею силой света: Томлением сменилась радость эта.                              40 Безумие напало на меня, Грусть нежная и сон непобедимый, - Мои виденья были из огня, И сон теней, сквозь мозг огнем гонимый, Промчался, буря страсти пронеслась, И глубь души спокойной стала снова, Нежней в ней стала тьма, любовь зажглась, Любила я - кого-то неземного! В свое окно я глянула тогда. Светилась Предрассветная Звезда.                              41 Казалось мне, что чей-то взор лучистый Мне светит, - я глядела на нее, Пока она не скрылась в бездне мглистой Средь волн, простерших царствие свое; Но дух мой, воплотив весь мир безбрежный В одной мечте, впил яркую любовь Из тех лучей, и этот образ нежный - Единый образ - светит вновь и вновь! Как пышный день средь облачного дыма, В моем уме Звезда неугасима.                              42 Так день прошел; а в ночь приснился мне Какой-то призрак сказочно-прекрасный, Он был как свет, что дышит в вышине, На тучах золотых, в лазури ясной; С Предутренней Звездою на челе, Он юношей крылатым мне явился, Возник он опьяненьем в сладкой мгле. И так дышал, так близко наклонился, Взглянул, к губам прильнул, красив и смел, И долгий поцелуй запечатлел.                              43 И молвил: "Любит Дух тебя, о дева, Как, смертная, достойна будешь ты?" Восторг и сон исчезли - как от гнева, Я грустные лелеяла мечты И к берегу пошла, но, возрастая, Иной восторг возник и мне светил, Он путь мой, точно в чем-то убеждая, От берега морского отвратил; Казалось, голос Духа в сердце страстном Шептал, маня идти путем неясным.                              44 Как в город многолюдный я пришла, Который полем был для битв священных, Как средь живых и мертвых я была Меж злых людей, меж раненых и пленных, Как я была за истину борцом И ангелом в пещере у дракона, Как смело, не заботясь ни о чем, Я шла на смерть, не издавая стона, И как вернулась я, когда погас Надежды луч, - то горестный рассказ.                              45 Молчу. Скрываю слез порыв бесплодный. Когда немного легче было мне, Не стала я, как большинство, холодной; Тот Дух, что я любила в тишине, Поддерживал меня: в молчанье ночи, В волнах, в объятых бурею лесах Я чувствовала любящие очи И нежный зов: когда же в Небесах Простор сияньем звездным зажигался, Я знала, это он светло смеялся.                              46 В пустынных долах, возле мощных рек, Во тьме ночей безлунных я узнала Восторги, незабвенные вовек, Всех слов людских, чтоб их поведать, мало; Чуть вспомню - и бледнею: скорбный крик Чрез годы разлучил меня со снами; На мне покров таинственный возник, Незримыми он брошен был руками; И ярко предо мной зажглась Звезда - Змея с своим врагом сошлась тогда".                              47 "Ты, значит, с ней слилась одним стремленьем?! Тебе Змея, - спросил я, - не страшна?" "Страшна?" - она вскричала с изумленьем И смолкла. Воцарилась тишина. Я глянул. Мы неслись в пустыне мира, Как облако меж небом и волной; Цепь снежных гор, как будто из сафира, Вздымалась там, далеко, под луной, Весь горизонт обняв своей каймою; Мы плыли к ним теперь над глубиною.                              48 От быстроты в беспамятство тогда Я впал; проснулся - музыкой разбужен: Мы океан проплыли, что всегда Вкруг полюса шумит и с ветром дружен, - Природы отдаленнейший предел. Мы плыли по равнине вод лазурной, Оплот эфирных гор кругом блестел, В средине Храм стоял, в тиши безбурной, Грядою изумрудных островов Окутан в зыбкой мгле морских валов.                              49 Еще ни разу смертною рукою Такой не воздвигался дивный Храм, Взлелеян не был грезою людскою; Он был во всем подобен Небесам, Когда по зыби западного ската Еще плывет пурпуровый поток, И месяц между светлых туч заката Готов поднять серебряный свой рог, И звезды, обольстительно-безмолвны, Глядят с небес на мраморные волны.                              50 Лишь Гений, устремляя светлый взор На свой очаг, среди пустынь Вселенной, Увидеть мог огромный тот собор, В мечте, в глубинах мысли сокровенной. Но ни ваянье, ни могучий стих, Ни живопись не в силах смертным чувствам Понятье дать о тайнах мировых, Что неземным сокрыты здесь искусством, - Так этот непостижно-сложный вид Стесняет грудь и разум тяготит.                              51 Меж островов зеленых проскользая, Из чьих лесов глядели вглубь цветы, Ладья пристала к лестнице. Мелькая, Ступени нисходили с высоты До самых волн; в воздушную громаду Через высокий мы прошли портал, Свод входа - радость жаждущему взгляду - Из лунного был камня и блистал На изваянья, вставшие пред нами, Как жизнь, как мысль, с глубокими глазами.                              52 Мы в зал вошли; высокий потолок, Из бриллианта, весь был озаренный. Но глаз глядеть без напряженья мог, Блеск этих молний негой жил смягченной, - Как будто в своде туч была волна, И в этой мягкой мгле, пленяя взоры, Виднелся в круге круг, с луной луна, Созвездия, планеты, метеоры, - На черные колонны опершись, Как будто небосвод спускался вниз!                              53 Далеко лабиринтные приделы Шли между этих призрачных колонн, В своих извивах радостны и смелы, - И Храм был весь, как Небо, озарен; На яшмовых стенах блистали нежно Картины, зачаровывая глаз, В них повесть Духа зыблилась безбрежно, Божественный и пламенный рассказ; То Гении, в своей крылатой пляске, Сплели стихийно ткань волшебной сказки.                              54 Великие, что были меж людей, Сидели на престолах из сапфира Внизу; Совет могучий - снег кудрей У них светился кротко негой мира; И женщины, в чьих жестах ум дышал, И юноши горячие, и дети; У некоторых лиры, луч блистал На тех струнах, мерцавших в мягком свете; И в воздухе хрустальном тихий звон Был каждый миг мерцаньем струн рожден.                              55 Одно сиденье было там пустое; На пирамиде, точно из огня, В изваянном оно светилось зное; Чуть Женщина вошла в тот зал, - стеня, Назвавши Духа, вдруг она упала И медленно сокрылася из глаз. И мрак на месте том возник средь зала, Он занял все, и слитный свет погас, Тот мрак ушел к краям и к средоточью, И Храм был скрыт непостижимой ночью.                              56 Тогда на аметистовом полу Два огонька зажглись; кружась, мерцая, Змеиные глаза пронзали мглу; Как метеор, - над речкой пробегая, Все шли кругом, кругом, и все росли. Потом слились, блеснули как планета, И облако нависшее зажгли Сияньем победительного света, Пронзили тень, которой был смущен Возникший на огне хрустальный трон.               
Источник

The script ran 0 seconds.