---

Сэмюэл Кольридж - Страхи в одиночестве
Известность произведения: Низкая

Написано в апреле 1798 г. во время
угрозы неприятельского нашествия


Зеленый, тихий уголок в холмах, У
кромный, тихий дол! Безмолвней края
Не оглашала жаворонка песнь.
Повсюду вереск, лишь один откос
Одет, как радостной и пышной ризой,
Всегда цветущим золотистым дроком,
Что распустился буйно; но долина,
Омытая туманами, свежа,
Как поле ржи весной иль юный лен,
Когда сквозь шелк его стеблей прозрачных
Косое солнце льет зеленый свет.
Здесь мирный, благодатный уголок,
Любезный всем, особенно тому,
Кто сердцем прост, кто в юности изведал
Довольно безрассудства, чтобы стать
Для зрелых лет спокойно умудренным!
Здесь он приляжет на увядший вереск,
И жаворонок, что поет незримо
Любимое пустыней песнопенье,
И солнце, и плывущий в небе ветер
Его наитьем нежным покорят;
И он, исполнен чувств и дум, поймет
Отраду  созерцанья и  постигнет
Священный смысл в обличиях Природы!
И, тихо погружаясь в полусон,
Он будет грезить об иных вселенных,
Все, слыша голос, жаворонок, твой,
Поющий, словно ангел в облаках!
О, боже мой! Как горестно тому,
Кто жаждет душу сохранить в покое,
Но поневоле чувствует за всех
Своих земных собратьев, - боже правый!
Мучительно подумать человеку,
Какая буря может закипеть
И здесь, и там, по этим тихим склонам -
Нашествие врага, и гром, и крик,
И грохот нападенья: страх и ярость,
И пламя распри - в этот миг, быть может,
Здесь, в этот миг, на острове родном:.
Стенанья, кровь под этим светлым солнцем!
Сограждане! Мы согрешили все,
Мы тяжко согрешили перед богом
Жестокостью. От запада к востоку
Стон обвинения несется к небу!
Несчастные нас обличают; толпы
Неисчислимых, грозных, наших братьев,
Сынов господних! Как зловонный облак,
Поднявшийся с Каирских чумных топей,
Так мы несли далеким племенам,
Сограждане, и рабство, и мученья,
И горшую из язв - свои пороки,
Чей тихий яд все губит в человеке,
И плоть и душу! Между тем, как дома,
Где личное достоинство и мощь
Зарыты в Комитетах, Учрежденьях,
Ассоциациях, Палатах, - праздный
Цех пустословия и пересказов,
Союз  ревнителей взаимной лести, -
Благопристойно, словно в час молитвы,
Мы пили скверну в чаше изобилья;
Не признавая ничьего господства,
Мы торговали жизнью и свободой

Несчастных, как на ярмарке! Слова
Христовы, что еще могли бы
Пресечь погибель, сказанные мудро,
Бормочутся людьми, чей самый голос
Твердит, как им их ремесло постыло,
Иль зубоскалами, которым лень
Признать их ложью иль постичь их правду.
О богохульство! Книга Жизни стала
Орудьем суеверия; на ней
Лепечут клятвы, с мыслью их нарушить;
Должны все клясться - все, повсюду, в школе,
На пристани, в совете, на суде;
Все, все должны - мздоимец и мздодатель,

Купец и стряпчий, пастор и сенатор,
Богатый, бедный, юноша, старик;
Все, все готовы к вероломству, веру
Призвав на помощь; имя божье стало
Фиглярским заклинаньем; и, ликуя,
Из своего угрюмого гнезда
(Зловещий облик!) Филин Атеизм,
Взлетев на мерзких крыльях, белым днем,
Смыкает веки с синими краями
И, чуя солнце царственное в Небе,
Взывает: "Где оно?"

Ценить отвыкнув
Мир, огражденный флотом и морями,
Не зная бранной жизни, мы любили
Будить войну, увлечены войной!
Увы! не ведав, в ряде поколений,
Ее злосчастий (голода, чумы,
Осад, сражений, бегства в снег и в стужу),
Мы, всем народом, требовали громко
Войны и крови; буйная забава,
Нам, зрителям, она была приятным
Предметом для бесед. Не помышляя
О нами не испытанных невзгодах,
Не думая о случае, хоть он
Настолько темен, что нельзя найти
Ему причины явственной, - повсюду
(Снабдив  велеречивым, предисловьем
И призывавьем бога в небесах)
Мы слали повеленья умереть
Десяткам тысяч! Юноши, и девы,
И женщины, что плачут, если лапку
Сломать жуку, читают про войну -
Излюбленная к завтраку приправа!
Несчастный, знающий слова святые
Лишь по божбе, умеющий едва
Призвать благословение  господне,
Становится витией, знатоком
Механики побед и поражений,
Всех терминов науки об убийстве,
Которые мы бегло произносим,
Как отвлеченья, как пустые звуки,
Что не родят ни образов, ни чувств!
Как будто павший воин не был ранен;
Как будто ткань богоподобной плоти
Рвалась без муки тягостной; как будто
Несчастный,легший на кровавом поле,
Был не убит, а вознесен на небо;
Как будто мертвого вдова не кличет
И бог не судит! Потому идут
На нас дни бед, сограждане мои!
Что, если отомщающий, всесильный,
Всем воздающий промысл нам откроет
Смысл наших слов, заставит нас постичь
Безумие и пустоту всех наших
Жестоких дел?

О, не спеши карать,
Отец небесный! Не спеши карать нас!
Не дай изведать нашим женам бегство,
Под непосильным бременем малюток,
Любимых деток, что вчера смеялись
У их груди! Мужья, сыны и братья,
Покоившие нежный взгляд на тех,
Кто с вами рос у очага родного,
Вы все, внимавшие субботним звонам
Не с мертвым сердцем, станьте ныне чисты!
Вперед! как мужи! отразить врага
Безбожного, пустой, но злобный род,
Который честь поносит, сочетая
С убийством радость; и, суля свободу,
Сам слишком чувственный, чтоб быть свободным,
Свет жизни гасит, убивает в сердце
Надежду, веру, все, что утешает,
Что возвышает дух! Вперед! И сбросим
Их рать на возмущенный океан,
И пусть она качается в волнах,
Как жалкий сор, что с наших берегов
Смея горный вихрь! И если б нам вернуться
Не в упоенье славы, но со страхом,
Раскаявшись в ошибках, пробудивших
Врагов свирепых ярость!

Я сказал,
О братья! О британцы! Я сказал
Вам злую правду, но не злобой движим
И не мятежным, неуместным рвеньем;
В том нет прямого мужества, кто, прячась
От совести, боится увидать
Свои пороки. Все мы слишком долго
Питались заблужденьями! Одни,
Томясь враждой неутолимой, ждут
Всех перемен от смены управленья;
Как будто правящая власть - одежда,
К которой наши бедствия пришиты,
Как кружева и ленты, и с одеждой
Их можно снять. Другие слепо ждут
Всем язвам исцеленья от немногих
Ничтожных слуг карающей Десницы,
Заимствующих качества свои
От наших же грехов и беззаконий,
Их воспитавших. Третьи, между тем,
Объяты буйным идолопоклонством;
И все, кто не падет пред их богами
И им молитв не вознесет, - враги
Отечества!

Таким сочтен и я. -
Но, о Британия! родимый остров!
Ты всех имен дороже и святей
Мне, сыну и товарищу, и брату,
И мужу, и отцу, который чтит
Все узы чувства и нашел их все
В окружии твоих скалистых взморий.
Моя Британия! родимый остров!
И как не быть тебе святой и милой
Мне, от твоих озер и облаков,
Холмов, долин, утесов и морей
Впивавшему, пока себя я помню,
Всю сладость чувств, все благородство мыслей,
Все обожание творца в природе,
Все, что родит любовь и преклоненье,
Что духу смертному дает вкусить
Грядущей жизни радость и величье?
В моей душе нет образов и чувств,
Мне не внушенных родиной! Прекрасный
И благодатный остров! Мой единый,
Величественный храм, где я брожу
Благоговейно и с высокой песнью,
Любя  творца! -

О,если бы мой страх
Сыновний был напрасен! и угрозы
И похвальба свирепого врага
Прошли, как вихрь, что прошумел и замер
Среди дерев и, слышный в отдаленье,
Здесь, меж холмов, не преклонил травы.

Но вот уже роса далеко шлет
Плодовый запах золотого дрока:
Простился свет с вершиною холма,
Но озарен еще лучом наклонным
Маяк, плющом обвитый. До свиданья,
О ласковый, безмолвный уголок!
Тропой зеленой, вереском холмов
Иду домой; и вдруг, как бы очнувшись
От угнетавших душу мне предчувствий,
Себя я вижу на высоком гребне
И вздрагиваю! После одиноких
Часов в спокойной, замкнутой ложбине
Вся эта ширь - и сумрачное море,
Свинцовое, и мощное величье
Огромного амфитеатра  тучных
Поросших вязами полей - подобна
Содружеству, ведущему беседу
С моим сознаньем, взвихривая мысли!
А вот и ты, мой малый Стоуи! Вижу
И колокольню, и четыре вяза
Вокруг жилища друга моего;
За вязами, неразличим отсюда
И мой смиренный дом, где мой ребенок
И мать его живут в тиши! Проворным
И легким шагом я иду туда,
Зеленый дол, тебя припоминая
И радуясь, что тишиной природы
И одинокой думой смягчена
Моя душа и стала вновь достойна
Хранить любовь и скорбь о человеке.


Источник
The script ran 0.001 seconds.