---

Осип Мандельштам - Нашедший подкову [1923 ]
Известность произведения: Низкая

Глядим на лес и говорим:
- Вот лес корабельный, мачтовый,
Розовые сосны,
До самой верхушки свободные от мохнатой ноши,
Им бы поскрипывать в бурю,
Одинокими пиниями,
В разъярённом безлесном воздухе;
Под солёною пятою ветра устоит отвес, пригнанный к пляшущей палубе,
И мореплаватель,
В необузданной жажде пространства,
Влача через влажные рытвины хрупкий прибор геометра,
Сличит с притяженьем земного лона
Шероховатую поверхность морей.

А вдыхая запах
Смолистых слёз, проступивших сквозь обшивку корабля,
Любуясь на доски
Заклёпанные, слаженные в переборки
Не вифлеемским мирным плотником, а другим -
Отцом путешествий, другом морехода, -
Говорим:
- И они стояли на земле,
Неудобной, как хребет осла,
Забывая верхушками о корнях
На знаменитом горном кряже,
И шумели под пресным ливнем,
Безуспешно предлагая небу выменять на щепотку соли
Свой благородный груз.

С чего начать?
Всё трещит и качается.
Воздух дрожит от сравнений.
Ни одно слово не лучше другого,
Земля гудит метафорой,
И лёгкие двуколки,
В броской упряжи густых от натуги птичьих стай,
Разрываются на части,
Соперничая с храпящими любимцами ристалищ.

Трижды блажен, кто введёт в песнь имя;
Украшенная названьем песнь
Дольше живёт среди других -
Она отмечена среди подруг повязкой на лбу,
Исцеляющий от беспамятства, слишком сильного
одуряющего запаха -
Будь то близость мужчины,
Или запах шерсти сильного зверя,
Или просто дух чебра, растёртого между ладоней.

Воздух бывает тёмным, как вода, и всё живое в нём плавает, как рыба,
Плавниками расталкивая сферу,
Плотную, упругую, чуть нагретую, -
Хрусталь, в котором движутся колёса и шарахаются лошади,
Влажный чернозём Нееры, каждую ночь распаханный заново
Вилами, трезубцами, мотыгами, плугами.
Воздух замешён так же густо, как земля, -
Из него нельзя выйти, в него трудно войти.

Шорох пробегает по деревьям зелёной лаптой:
Дети играют в бабки позвонками умерших животных.
Хрупкое исчисление нашей эры подходит к концу.

Спасибо за то, что было:
Я сам ошибся, я сбился, запутался в счёте.
Эра звенела, как шар золотой,
Полая, литая, никем не поддерживаемая,
На всякое прикосновение отвечала «да» и «нет».
Так ребёнок отвечает:
«Я дам тебе яблоко» или «Я не дам тебе яблока».
И лицо его точный слепок с голоса, который произносит эти слова.

Звук ещё звенит, хотя причина звука исчезла.
Конь лежит в пыли и храпит в мыле,
Но крутой поворот его шеи
Ещё сохраняет воспоминание о беге с разбросанными ногами, -
Когда их было не четыре,
А по числу камней дороги,
Обновляемых в четыре смены,
По числу отталкиваний от земли пышущего жаром иноходца.

Так
Нашедший подкову
Сдувает с неё пыль
И растирает её шерстью, пока она не заблестит,
Тогда
Он вешает её на пороге,
Чтобы она отдохнула,
И больше уж ей не придётся высекать искры из кремня.
Человеческие губы, которым больше нечего сказать,
Сохраняют форму последнего сказанного слова,
И в руке остаётся ощущенье тяжести,
Хотя кувшин наполовину расплескался, пока его несли домой.

То, что я сейчас говорю, говорю не я,
А вырыто из земли, подобно зёрнам окаменелой пшеницы.
Одни
на монетах изображают льва,
Другие -
голову.
Разнообразные медные, золотые и бронзовые лепёшки
С одинаковой почестью лежат в земле;
Век, пробуя их перегрызть, оттиснул на них свои зубы.
Время срезает меня, как монету,
И мне уж не хватает меня самого.
The script ran 0 seconds.