---

Павел Шубин - «Память!..» [1951 ]
Известность произведения: Низкая

Память!
Всей своей далью и ширью
Ты лежишь перед этой строкой.
...Это было за быстрою Свирью,
Желтогривой лесною рекой.

Там ведут свои стаи на плёсы
Голоса лебедей-трубачей,
И бегут по лощинам берёзы,
Словно вестники белых ночей;

И, как гусли, поёт на откосе
Ветерком продуваемый лес,
Струны бронзовых мачтовых сосен
Натянув от земли до небес.

Только изредка хвойная тропка
Над водой, словно змейка, мелькнёт
И опять торопливо и робко
В неприметный нырнёт очерёт.

Даже конному суток не хватит
От деревни одной до другой:
На сто вёрст полусгнившие гати
Колесят по болотам дугой.

В тех лесах через тину и воду
Стлань стелили под звон топора
Мы, солдаты сапёрного взвода,
Прямоезжих дорог мастера;

Все подходы, пролёты закрыты,
Видит вражеский лётчик внизу
Голубую ольху, да ракиты,
Да клубимую ветром лозу.

А меж тем, хоронясь под листвою,
По настильным мостам через грязь
Мчатся ЗИСы гружёные, воя,
На крутых поворотах кренясь;

Тягачи, запряжённые в пушки,
Отжимают к кюветам солдат,
И мочальные тонкие стружки
Из-под танковых траков летят.

Льётся - шире ручьёв многоводных -
Сталь калёных штыков и стволов
На плацдармы позиций исходных
И на линию ближних тылов.

Может, завтра сосновые кроны
Срежет шквальный огонь-богатырь,
В наступленье пойдёт оборона
На челнах, на плотах через Свирь.

Вон уже подтянули понтоны -
Для моста стометровый пролёт;
Громыханьем басового тона
Соловьиный кустарник поёт.

Это близкого боя начало,
Разговор подступающих гроз.
Наш бревенчатый дзот у причала
Золотой медуницей порос.

Мы обжили его за три года,
И засечь нас враги не смогли,
Кончик хитрой трубы дымохода
Только ночью дымил из земли.

Но ловила зрачком амбразура
Каждый отблеск на свирской волне
И следила бессонно и хмуро
3а движеньем на той стороне.

И когда маннергеймовец тихо
Поднимался над сонной травой,
Чайки плакали через полмига
Над пробитой его головой.

А в ответ, заунывно и длинно
На рыдающей ноте провыв,
Били в берег за миною мина.
Поднимался за взрывами взрыв.

И казалось, кузнец многорукий
В сто кувалд по накату гвоздит:
Из щелей, завиваяся в струйки,
Прах песчаный плывёт-шелестит.

Так и шли без особых событий
Фронтовые обычные дни.
Полдень - снайперы бьют из укрытий,
Полночь - трасс пулемётных огни.

Но уже натянулась пружина,
Чтобы прянуть в смертельный бросок,
Разметать, размолоть белофинна
И втоптать его доты в песок.

Нам, бойцам, под землёю сырою
Год за годом сидеть не резон!
Было в маленьком дзоте нас трое,
Три сапёра - один гарнизон.

Сердце в сердце жила - не тужила
Неразлучная наша семья:
Я, орловец Иван Старожилов,
Ленинградец Заботкин Илья.

В волосах у Ильи - паутинки,
Первый, ранний мороз седины,
И глаза, словно синие льдинки,
Неулыбчивы и холодны.

Нам хоть изредка,
Поодиночке,
Отзывались друзей голоса,
А ему за три года - ни строчки,
Да и он никому не писал.

Но не раз замечал я украдкой,
Как, проснувшись ни свет ни заря,
Что-то он бормотал над тетрадкой,
Будто с кем-то живым говоря.

Ночью, в самый канун наступленья, -
Что там, слава иль смерть впереди? -
Прочитал он стихотворенье,
Словно вырвал его из груди.

Он глядел неподвижно в тетрадку,
Где была фотография той,
Чьих волос непокорная прядка
Завилась в завиток золотой.

«Тротуара широкие плиты
Чисто вымыты тёплым дождём,
Посидим у окошек открытых,
Соловьиной луны подождём.

За Невой, за прозрачностью водной -
Семафоры и дальний рожок.
Может, ты мне расскажешь сегодня,
Почему мне с тобой хорошо?

Эти пряди косы твоей тяжкой,
Этот горестный рот небольшой,
Почему они пахнут ромашкой,
Полевой васильковой межой?

В том краю, где заря вырезная,
Золотой на заре чернобыл,
Ты когда-то мне снилась, я знаю,
Я тогда ещё мальчиком был.

Будь же свято, мгновение встречи,
Наяву ты теперь, наяву!
И пред нами далече-далече
Сходит белая ночь на Неву.

И средь призрачных, зыбких качаний
Мелких волн переплеск в тишине...
Так и снял нас фотограф случайный -
Две обнявшихся тени в окне.

Потускневший любительский снимок,
Недопетая юность моя!
Он в болотах под бомбами вымок,
Обтрепались, потёрлись края.

Но ни в чём ни на миг не забыты,
Ночь и ты возникаете в нём...
И опять тротуарные плиты
Чисто вымыты тёплым дождём.

И тебя я целую и слышу
Нежный запах ромашки у рта...
Никогда я тебя не увижу,
Никогда. Никогда. Никогда.

Кто сказал, что осадной зимою
Заснежило твой гроб ледяной?
Ты - вот здесь, предо мной, ты со мною,
И - прозрачная ночь за стеной...»
The script ran 0 seconds.