Поделиться:
  Угадай поэта | Поэты | Карта поэтов | Острова | Контакты

Павел Шубин - «Память!..» [1951 ]
Известность произведения: Низкая



Память! Всей своей далью и ширью Ты лежишь перед этой строкой. ...Это было за быстрою Свирью, Желтогривой лесною рекой. Там ведут свои стаи на плёсы Голоса лебедей-трубачей, И бегут по лощинам берёзы, Словно вестники белых ночей; И, как гусли, поёт на откосе Ветерком продуваемый лес, Струны бронзовых мачтовых сосен Натянув от земли до небес. Только изредка хвойная тропка Над водой, словно змейка, мелькнёт И опять торопливо и робко В неприметный нырнёт очерёт. Даже конному суток не хватит От деревни одной до другой: На сто вёрст полусгнившие гати Колесят по болотам дугой. В тех лесах через тину и воду Стлань стелили под звон топора Мы, солдаты сапёрного взвода, Прямоезжих дорог мастера; Все подходы, пролёты закрыты, Видит вражеский лётчик внизу Голубую ольху, да ракиты, Да клубимую ветром лозу. А меж тем, хоронясь под листвою, По настильным мостам через грязь Мчатся ЗИСы гружёные, воя, На крутых поворотах кренясь; Тягачи, запряжённые в пушки, Отжимают к кюветам солдат, И мочальные тонкие стружки Из-под танковых траков летят. Льётся - шире ручьёв многоводных - Сталь калёных штыков и стволов На плацдармы позиций исходных И на линию ближних тылов. Может, завтра сосновые кроны Срежет шквальный огонь-богатырь, В наступленье пойдёт оборона На челнах, на плотах через Свирь. Вон уже подтянули понтоны - Для моста стометровый пролёт; Громыханьем басового тона Соловьиный кустарник поёт. Это близкого боя начало, Разговор подступающих гроз. Наш бревенчатый дзот у причала Золотой медуницей порос. Мы обжили его за три года, И засечь нас враги не смогли, Кончик хитрой трубы дымохода Только ночью дымил из земли. Но ловила зрачком амбразура Каждый отблеск на свирской волне И следила бессонно и хмуро 3а движеньем на той стороне. И когда маннергеймовец тихо Поднимался над сонной травой, Чайки плакали через полмига Над пробитой его головой. А в ответ, заунывно и длинно На рыдающей ноте провыв, Били в берег за миною мина. Поднимался за взрывами взрыв. И казалось, кузнец многорукий В сто кувалд по накату гвоздит: Из щелей, завиваяся в струйки, Прах песчаный плывёт-шелестит. Так и шли без особых событий Фронтовые обычные дни. Полдень - снайперы бьют из укрытий, Полночь - трасс пулемётных огни. Но уже натянулась пружина, Чтобы прянуть в смертельный бросок, Разметать, размолоть белофинна И втоптать его доты в песок. Нам, бойцам, под землёю сырою Год за годом сидеть не резон! Было в маленьком дзоте нас трое, Три сапёра - один гарнизон. Сердце в сердце жила - не тужила Неразлучная наша семья: Я, орловец Иван Старожилов, Ленинградец Заботкин Илья. В волосах у Ильи - паутинки, Первый, ранний мороз седины, И глаза, словно синие льдинки, Неулыбчивы и холодны. Нам хоть изредка, Поодиночке, Отзывались друзей голоса, А ему за три года - ни строчки, Да и он никому не писал. Но не раз замечал я украдкой, Как, проснувшись ни свет ни заря, Что-то он бормотал над тетрадкой, Будто с кем-то живым говоря. Ночью, в самый канун наступленья, - Что там, слава иль смерть впереди? - Прочитал он стихотворенье, Словно вырвал его из груди. Он глядел неподвижно в тетрадку, Где была фотография той, Чьих волос непокорная прядка Завилась в завиток золотой. «Тротуара широкие плиты Чисто вымыты тёплым дождём, Посидим у окошек открытых, Соловьиной луны подождём. За Невой, за прозрачностью водной - Семафоры и дальний рожок. Может, ты мне расскажешь сегодня, Почему мне с тобой хорошо? Эти пряди косы твоей тяжкой, Этот горестный рот небольшой, Почему они пахнут ромашкой, Полевой васильковой межой? В том краю, где заря вырезная, Золотой на заре чернобыл, Ты когда-то мне снилась, я знаю, Я тогда ещё мальчиком был. Будь же свято, мгновение встречи, Наяву ты теперь, наяву! И пред нами далече-далече Сходит белая ночь на Неву. И средь призрачных, зыбких качаний Мелких волн переплеск в тишине... Так и снял нас фотограф случайный - Две обнявшихся тени в окне. Потускневший любительский снимок, Недопетая юность моя! Он в болотах под бомбами вымок, Обтрепались, потёрлись края. Но ни в чём ни на миг не забыты, Ночь и ты возникаете в нём... И опять тротуарные плиты Чисто вымыты тёплым дождём. И тебя я целую и слышу Нежный запах ромашки у рта... Никогда я тебя не увижу, Никогда. Никогда. Никогда. Кто сказал, что осадной зимою Заснежило твой гроб ледяной? Ты - вот здесь, предо мной, ты со мною, И - прозрачная ночь за стеной...»

The script ran 0.001 seconds.