Михаил Михайлов - Апостол Андрей [1860 или 1861 (?)
]
Известность произведения:
Низкая
Апостолы носят ученье Христа
По свету стопой неустанной;
Идёт и в славянские наши места
Апостол Андрей Первозванный.
По северным дебрям, холмам и топям
Забрёл он к туманным ильменским водам.
Пустынное озеро в сизых волнах;
Ни паруса нет в отдаленье.
Но люди тут есть: на его берегах
Местами темнеют селенья.
«Каков-то, - подумал апостол, - народ,
Что в этих убогих лачугах живёт?»
И шаг ускорил он, идя к берегам.
Вот к первым избушкам подходит.
Навстречу народ к нему выбежал сам;
Кричит и руками разводит...
Ни слова пришельцу сказать не даёт
И за руки к озеру прямо влечёт.
В их криках нельзя разобрать ничего:
Привет ли то, или угрозы?
Но вот притащили на берег его:
Горой тут навалены лозы.
«Не казнь ли какая?» - подумал Андрей.
Но мимо влекут его, с воплем: «Скорей!»
Стоит деревянная дальше изба.
Обуглены срубы, - и паром
Все щели дымятся; а сбоку труба
Погибельным дышит угаром.
В избе всё клокочет, шипит и бурлит,
И дымная туча над кровлей висит.
Зияет, как пасть, почерневшая дверь,
Вся мокрою сажей одета.
Подумал апостол: «Погибну теперь!»
Но верой душа в нём согрета.
«Спасся Даниил и от хищных зверей.
Изми меня, боже, из рук дикарей!»
Всё ближе толпа подступает к нему,
С обоих боков нажимает,
Теснит его к двери - и в грозную тьму
Как жертву с собой увлекает.
Зловонным и знойным туманом объят,
Апостол подумал, что ввергнулся в ад.
На миг у него помутилось в глазах,
И дух захватило от жара.
Хотел закричать он, - ни звука в устах!
И видит сквозь облако пара:
Стоит раскалённая печь, и при ней
Хлопочет толпа обнажённых людей.
Растрескались красные камни жерла,
И искры дождём с него прыщут;
В потёмках угара два страшных котла
Шипят и клокочут и свищут.
Припомнил Андрей вавилонскую печь
(В которой трёх отроков думали сжечь).
Он хочет спросить о вине их своей.
Все разом кричат, не внимая.
Опять обступили. «Скорее, скорей!»
Толпятся, его раздевая...
По скользкому полу волочат к печи. -
В жерло ей плеснули водой палачи.
Пары над каменьями шумно встают
Удушливой белою тучей.
Андрей содрогнулся: его обдают
Ушатами влаги кипучей.
Едва удержаться он мог на ногах...
И видит - у всех уже пруты в руках.
Запрыгали лозы по мокрым спинам:
Все сами себя они хлещут.
Смеясь, и апостола бьют по бокам;
Смеясь, в него щёлоком плещут.
От скорби великой лишаяся сил,
Отчаянным голосом он возопил:
«Скажите, пред кем я из вас виноват?
За что мне такое мученье?»
Те хлещут и плещут, хохочут, кричат:
«Какое мученье! мовенье».
Тут замертво на пол апостол упал
И, как его вынесли вон, не слыхал.
Но вот окатили студёной водой:
Он ожил. Толпа суетится,
Его одевая, - и снова с собой
Зовёт; но зовёт подкрепиться.
Хотел из них каждый его угостить, -
И начал апостол по избам ходить.
Отведав их хлеба и соли, Андрей
На холм из села удалился;
Прилёг там и нравам славянских людей
Смущённой душою дивился.
И думал о том он, что в будущем ждёт
И сторону эту, и этот народ.
«Казалось бы, - молвил он, - славно им жить;
У всех есть и хлеб и свобода.
Откуда ж привычка самих себя бить
Явилася здесь у народа.
Никто их не мучит, никто их не бьёт,
Так сами придумали. Странный народ!
Да, любит побои, пристрастен к битью!
Пожалуй, народу такому
Захочется спину подставить свою
Под розги и палки другому».
Но, баней славянской вконец истомлён,
Андрей погрузился в дремоту - и в сон.
И снится ему, что его уж давно
В Патрасе распяли как надо,
Что мир обновился, и всюду одно
Христово покорное стадо,
Что там, где стояла в болотах вода,
У русских воздвиглись везде города;
Что вот миновал и семнадцатый век,
Как умер он крестной кончиной, -
Великий у русских парит человек,
И ходит повсюду с дубиной;
И орден апостолу в честь создаёт
Для тех, кто народу с ним больше побьёт.
От ужаса вмиг пробудился Андрей,
Немедля собрался в дорогу
И дальше пошёл от ильменских зыбей,
Смиряя молитвой тревогу.
«О господи! всякого в жизни земной
Избавь от невольных и вольных побой!»
The script ran 0 seconds.