---

Вера Инбер - Пулковский меридиан - Глава третья Огонь [Октябрь 1941 - ноябрь 1943, Ленинград ]
Известность произведения: Низкая

1

Мороз, мороз!.. Великий русский холод,
Испытанный уже союзник наш.
Врагов он жалит, как железный овод,
Он косит их, прессует, как фураж,
И по телам заснувших мёртвым сном
Он катит дальше в танке ледяном.

2

Как из былины, в кожаном шеломе
Глядит из башни (ну и здорова!)
Румяная седая голова.
А дальше в этой танковой колонне
Идут бураны, снежные вьюны,
Заносы... Не видать ещё весны.

3

Треск по лесу! Алмазная броня
То изумрудом вспыхнет, то рубином.
А чуть стемнеет, на излёте дня,
Вооружась серебряной дубиной,
Уходит партизанить наш старик,
Как в дни Наполеона он привык.

4

И тут уж враг без памяти бежит,
Чтоб от него укрыться как-то, где-то.
И бледная немецкая ракета
Беззвучно заикается, дрожит.
Всё снег да снег, без края и конца,
Вокруг Оломны и Гороховца.

5

Ни шороха, ни звука, ни движенья.
Не покидает свой высокий пост
Луна, чьё кольцевое окруженье
Истаивает под напором звёзд.
И вдруг раскат. И ожил горизонт...
Товарищи, здесь Ленинградский фронт!

6

Вчерашний день мы провели в лесу,
На наших дальнобойных батареях.
И я его забуду не скорее,
Чем собственное имя. Пронесу
Его в глубинах сердца. Никогда
Туда не проникают холода.

7

Бойцы приказ Наркома обороны
Читали в полдень, и когда закат
Был золотого цвета, как патроны,
В землянке, где над головой накат,
И у костра под елью вековой,
Когда был Млечный Путь над головой.

8

Оружием всех видов и родов
Приказ был соответственно отмечен.
Связист его читал у проводов,
У карты - генштабист. И лишь разведчик,
Кому и лишний вздох не разрешён,
В тылу врага был этого лишён.

9

Один из них рассказывал: - В снегу
И сам иной раз станешь как ледяшка,
Но согревает ненависть к врагу.
Сидишь часами - и оно не тяжко.
Мороз! А в голове горит одно -
Задание, которое дано.

10

Он прав, разведчик. От глухой тропы,
От точки огневой до бури шквальной,
Когда столбы земли, подобно пальмам,
Перерастают сосны и дубы, -
Везде и всюду, явен или скрыт,
Но этот наш огонь всегда горит.

11

Он партизанским полымем-пожаром
Захватчиков сжигает на корню,
Закован в современную броню,
Старинным русским полыхает жаром.
Он страшен недругам, он - бич врагов,
Ему дивятся пять материков.

12

Огонь! В честь нас, людей из Ленинграда,
В честь пятерых, - пять молний, пять громов
Рванули воздух (мы стояли рядом).
По вражьим блиндажам пять катастроф.
И в интервалах первым начал счёт
Один из нас, сказав: - За наш завод!

13

Второй проговорил: - За наш совхоз,
Во всём районе не было такого!
- За сына, - тихо третий произнёс.
Четвёртая, инструкторша горкома:
- За дочку! Где ты, доченька моя?
- За внука моего! - сказала я.

14

Я внука потеряла на войне...
О нет! Он не был ни боец, ни воин.
Он был так мал, так в жизни неустроен,
Он должен был начать ходить к весне.
Его зимою, от меня вдали,
На кладбище под мышкой понесли.

15

Его эвакуацией за Волгу
Метнуло. Весь вагон, куда ни глянь,
Всё дети. Ехать предстояло долго...
Так в лес детёныша уводит лань,
Всё думает спасти его, пока
В её сосцах хоть капля молока.

16

Он был как тот берёзовый росток,
Который ожил в теплоте землянки
И вырос на стене, как на полянке,
Но долго просуществовать не мог.
Хирел, мечтал о солнце, как о чуде,
И вздрагивал от грохота орудий...

17

Смертельно ранящая, только тронь,
Воспоминаний взрывчатая зона...
Боюсь её, боюсь в ночи бессонной.
И всё же, невзирая на огонь,
Без жалости к себе, без снисхожденья
Иду по этим минным загражденьям

18

Затем, чтобы перо своё питала
Я кровью сердца. Этот сорт чернил...
Проходит год - они всё так же алы,
Проходит жизнь - им цвет не изменил.
Чтобы писать как можно ярче ими,
Воспользуемся ранами своими.

19

Используем все огневые средства
Для ненависти огненной к врагу.
Боль старости, загубленное детство,
Могилка на далёком берегу...
Пусть даже наши горести и беды
Являются источником победы.

20

Преследуем единственную цель мы,
Все помыслы и чувства об одном:
Разить врага прямым, косоприцельным,
И лобовым, и фланговым огнём,
Чтобы очаг отчаянья и зла -
Проклятье гитлеризма - сжечь дотла.


Глава четвёртаяГод

1

Зелёным листьям наступил конец.
В предчувствии грядущего мороза
Уже поникла юная берёза,
Бледна, как необстрелянный боец.
Зато рябина, с пурпуром в петлицах,
Не в первый раз мороза не боится.

2

А на Неве ни шороха, ни плеска,
И город ало-чёрно-золотой
В ней отражён с венецианским блеском,
С поистине голландской чистотой.
Но наяву насколько он живей
В исконной русской прелести своей!

3

Он всё такой же, как и до войны,
Он очень мало изменился внешне.
Но, вглядываясь, видишь: он не прежний,
Не все дома по-прежнему стройны.
Они в закатный этот час осенний
Стоят, как люди после потрясений.

4

Один кровоточит кирпичной раной,
Тот известковой бледностью покрыт,
Там вылетели окна из орбит
(Одно из них трепещет, как мембрана).
А там неузнаваема, как маска,
Окисленная порохом окраска.

5

Осколок у подъезда изувечил
Кариатиды мраморную грудь.
Страдания легли на эти плечи
Тяжёлым грузом - их не разогнуть.
Но всё же, как поддержка и защита,
По-прежнему стоит кариатида...

6

На Ленинград, обхватом с трёх сторон,
Шёл Гитлер силой сорока дивизий.
Бомбил. Он артиллерию приблизил,
Но не поколебал ни на микрон,
Не приостановил ни на мгновенье
Он сердца ленинградского биенье.

7

И, видя это, разъярённый враг,
Предполагавший город взять с разбега,
Казалось бы, испытанных стратегов
Призвал на помощь он: Мороз и Мрак.
И те пришли, готовые к победам,
А третий, Голод, шёл за ними следом.

8

Он шептуном шнырял из дома в дом,
Ныл нытиком у продуктовой кассы.
А в это время рос ледовой трассы
За метром метр. Велась борьба со льдом.
С опасностью, со смертью пополам
Был доставляем хлеба каждый грамм.

9

И Ладога, как птица пеликан,
Самопожертвования эмблема,
Кормящая птенцов самозабвенно,
Великий город, город-великан,
Питала с материнскою любовью
И перья снега смешивала с кровью.

10

Не зря старушка в булочной одной
Поправила стоявших перед нею:
- Хлеб, милые, не чёрный. Он ржаной,
Он ладожский, он белого белее.
Святой он. - И молитвенно старушка
Поцеловала чёрную горбушку.

11

Да, хлеб... Бывало, хоть не подходи,
Дотронуться - и то бывало жутко.
Начнёшь его - и съешь без промежутка
Весь целиком. А день-то впереди!..
И всё же днём ли, вечером, в ночи ли
Работали, учились и учили.

12

Студент... Огонь он только что раздул.
Старательно распиленный на чурки,
Бросает он в него последний стул.
А сам перед игрушечной печуркой,
На корточках (пусть пламя припечёт),
Готовит он очередной зачёт.

13

Старик профессор... В клетчатом платке
Поверх академической ермолки,
Насквозь промёрзший, с муфтой на шнурке,
С кастрюльками в клеёнчатой кошёлке.
Ему бомбёжка путь пересечёт,
Но примет у студента он зачёт...

14

Тяжёлый пласт осенней темноты
Так угнетал порой невыносимо,
Что были двадцать граммов керосина
Желанней, чем в степи глоток воды.
О, только бы коптилка не погасла!..
Едва горит соляровое масло.

15

И всё же не погас он у меня,
Сосущий масло марлевый канатик,
Мерцающее семечко огня.
Так светит иногда светляк-фанатик
И чувствует, что он по мере сил
Листок событий всё же озарил.

18

Я знаю, что в грозовой этой чаще
Другим удастся осветить крупней
Весь этот год, вплоть до его корней.
Но и светляк был точкою светящей,
И он в бореньях тьмы не изнемог.
Он бодрствовал. Он сделал всё, что мог.

17

И Муза, на сияние лампадки
Притянутая нитью лучевой,
Являлась ночью, под сирены вой,
В исхлёстанной ветрами плащ-палатке,
С блистанием волос под капюшоном,
С рукой, карандашом вооружённой.

18

Она шептала пишущим: «Дружок,
Не бойся, я с тобой перезимую».
Чтобы согреть симфонию Седьмую,
Дыханьем раздувала очажок.
И головешка с нежностью весёлой,
Как флейточка, высвистывала соло.

19

Любитель музыки! Пожалуй, в ней ты
Увидел бы, в игре её тонов,
И впрямь порханье светлых клапанов
По угольному туловищу флейты,
И то, как, вмиг её воспламеня,
По ней перебегает трель огня.

20

С электролампой, в световом овале,
Входила Муза в номерной завод
Под сумрачный, оледенелый свод, -
Там Стойкостью её именовали...
И цех, где было пусто, как в соборе,
Вновь оживал. Все снова были в сборе.

21

Все нити и лучи сходились к ней,
От одиночных маленьких сияньиц
До величавых заводских огней,
Бросавших блики на снарядов глянец,
И каждый отблеск радовал сердца
И производственника и бойца.

22

Бывало, Муза днём, в хлороз седой,
Противовесом чёрной силе вражьей,
Орудовкой, в берете со звездой,
Стояла у Канавки у Лебяжьей
И мановеньем варежки пунцовой
Порядок утверждала образцовый.

23

В апреле Муза скалывала лёд.
Ей было трудно. Из-под зимней шапки
Росинками блестит, бывало, пот.
Ей в руки бы подснежников охапки...
Но даже в старом ватнике - она
Была всё та же юная Весна.

24

Стремительна, прекрасна и строга.
Крылатая!.. И рядом с Музой каждый
И чувствовал и думал не однажды:
«Чтобы вернее сокрушить врага,
Я всё отдам, и даже бытиё,
О Ленинград, сокровище моё!»

25

Всегда, везде, в обличии любом,
К любому причисляема отряду,
Она была любовью к Ленинграду
И верою в победу над врагом,
Надеждою... Всего не перечесть:
Такой она была. Была и есть!


Глава пятаяСнова лето

1

В одиннадцать часов ещё светло.
Ещё на западе, не улетая,
Лежит заката алое крыло,
И даже полночь будет золотая.
Она уже в движенье привела
Аэростатов лёгкие тела.

2

Луну, с её лебяжьим опереньем,
Зеркально опрокинула в Неву.
И соловей поёт в кистях сирени:
«Я счастлив, счастлив, я жив-жив, живу!»
В самозабвении, без тени страха,
Выводит трели маленькая птаха.

3

Вверху рычат германские моторы:
«Мы фюр-рера покор-рные р-рабы,
Мы превращаем гор-рода в гр-робы.
Мы - смерть. Тебя уже не будет скор-ро».
А соловей своё: «Я тут, я тут,
Я жив, меня отсюда не сметут...»

4

Какой сегодня жаркий, жаркий день!
С какою быстротой созрело лето!
Ещё немного - и ночная темь
Начнёт от круглосуточного света
Неумолимо отрезать в пути
Сначала ломтики, потом ломти.

5

С восьми утра до часу или двух
Под деревом работаю, пишу там.
Подобием мельчайших парашютов
В саду летает тополиный пух.
Мгновение - и воздух рассекло
Пикирующей ласточки крыло.

6

Её сынок, а может быть, и дочка,
Топорща крылышки, глядит на мать.
Птенцу и страх как хочется летать -
И страшно оторваться от кусточка.
Он смотрит на верхушки тополей,
А мать ему: «Смелей, дитя, смелей!»

7

Под деревом ещё один птенец,
Ручонкою держась за край коляски,
Колеблется... Решился наконец.
Он делает шажок, не без опаски,
От мамы ни на шаг не отходя,
А та ему: «Смелей, смелей, дитя!»

8

Как много птиц и маленьких детей
Опять щебечет в гнёздах Ленинграда!
О детский мир, цвети и не скудей
В пределах комнат и в аллеях сада
И после двух блокадных наших зим
Чаруй нас возрождением своим!..


Глава шестаяВосстановление

Посвящается И. Д. С.


1

На стенах надпись: «Эта сторона
Опаснее, чем та, в часы обстрела».
Хотя и там вот только что гремело
И там опасность не устранена.
И едкая пороховая мгла
Всю улицу на миг заволокла.

2

Но тут же, по опасной стороне,
Уже снуют строители, прорабы,
Торопят архитектора: - Пора бы
Начать ремонт хотя бы и вчерне. -
Чертят квадраты, конусы и кубы,
Раздобывают доски, гвозди, трубы.

3

Всё здание в изъянах и порезах,
Во вмятинах и выбоинах.
Но
Ему подбавить извести, железа -
И снова станет на ноги оно.
И обновлённо, молодо и крепко
Опять задышит лестничная клетка.

4

За штукатурами придёт печник;
А там стекольщик со своим алмазом,
Окошко сантиметром уточнит,
Ещё разок проверит просто глазом, -
И вспыхнет ослепительный по силе
Кусок небес взамен фанеры синей.

5

Лежат повсюду брёвен штабеля
И ждут, чтоб превратили их в поленья.
И в наших Цельсиях, по их деленьям,
Стремясь уйти всё дальше от нуля,
Карабкается ртутный стебелек
По градусам - он раньше так не мог.

6

И вот уж перед всем честным народом
На брёвнах - голосистая пила
Опять свои частушки завела.
А дедушка-топор, седобородый,
Степенно, положительно и мерно
Поддакивает: «Верно. Верно. Верно».

7

Как песня, всё привольней и плавней
Тепло распространяется по трубам.
Горит берёза... Столько жара в ней,
Как будто комсомольцы-лесорубы,
Своей энергией её согрев,
Повысили в сто раз её нагрев.

8

И кран, где всё, казалось, испито,
Где не было уже ни капли жизни, -
Оттуда вдруг мелодия как брызнет,
Всё выше, выше. И на верхнем «до»
(Как эта нота радостно-свежа!)
До... пятого доходит этажа.

9

Взамен коптилок, плошек и лучинок
Над письменным столом и над плитой
Опять цветёт огнём своих тычинок
Электролампы венчик золотой.
Да здравствует дающая нам ток
Энергия, взрастившая цветок,

10

Бегущая по проводу, по стеблю!..
Растенья в Ботаническом саду
Чернели, точно в Дантовом аду.
Теперь опять, дыханием колеблем,
Уже растёт, себя теплу вверяя,
Лист будущего пальмового рая.

11

В бассейне, где иссяк водопровод,
Куда носили воду литр за литром,
Меж розовых кувшинок вновь плывёт
Громадный лист, похожий на палитру.
Пиши, художник, кистью вдохновенной
Развёртыванье жизни сокровенной.

12

Уже монтажник занят важным делом -
Восстановленьем заводских турбин.
Уже на мраморном щите, на белом,
Горит контрольной лампочки рубин.
Вновь завоюет Ленинград по праву
Свою энергетическую славу.

13

Его великолепные моторы,
Турбины, двигатели, дизеля
Опять начнут, о русская земля,
Питать энергией твои просторы.
И каждая машина, агрегат
Гордиться будут маркой «Ленинград».

14

Войдёмте в Летний сад. Он тих и пуст.
Где статуи? Их тоже нет на месте.
Осанка, мрамор плеч, улыбка уст -
Всё это скрыто: адрес неизвестен.
Всё это в подземелии, где мрак,
Но где зато не угрожает враг.

15

Подобно хору греческих трагедий,
Не умолкают пушек голоса.
Но статуи... при мысли о победе
У них, как у людей, блестят глаза.
Поистине эпоху Возрожденья
Напоминает это пробужденье.

16

И шепчет мраморная Терпсихора,
Склонив над лютней юную главу:
«Я знаю, я предчувствую, что скоро
На сцене вновь волшебно оживу,
Соединяя в образе едином
Огонь страстей с прохладой лебединой».

17

И с чертежом и циркулем в руках
Архитектура говорит: «Я жажду
Опять трудиться для своих сограждан.
Хочу для них воссоздавать в веках
Не только крепости и бастионы,
А здравницы, дворцы и стадионы».

18

«Я корабли по компасу веду,
Я - Навигация, - раздался голос. -
Я с бурями, туманами боролась.
Мне в якорных цепях невмоготу.
Но скоро я, поднявши якоря,
Пойду в послевоенные моря».

19

Уже опять, с Искусством заодно,
Науки начинают вторить музам.
Уже открылось новых десять вузов,
Уже в аудиториях полно,
И видит с удовольствием декан,
Что надо ставить стулья по бокам.

20

Уже ребята по дороге в школу
На Невке видят молодой ледок.
Уже готов уйти плавучий док,
Чтоб уступить дорогу ледоколу.
Картина поздней осени ясна,
А нам всё кажется, что нет, - весна.

21

Все признаки. Всё на весну похоже.
И шорох льда, и аромат реки,
И маленькие эти огоньки
По тёмным улицам в руках прохожих, -
Весь город ими трепетно унизан:
Канун Победы. Светлый праздник близок.

22

Ещё артиллерийскими громами
Чревато небо Пулковских высот.
Ещё в зловещей этой панораме
Нет места для космических красот.
Ещё воронками глубоких ран
Дымится Пулковский меридиан.

23

Но час придёт. Не будет ни окопов,
Ни пушечных, ни пулемётных гнёзд.
Мы вновь нацелим жерла телескопов
По золотым ориентирам звёзд.
Опять прославим солнца торжество,
Лучистую энергию его.

24

Да здравствует великий русский город
С энергией, невидной дотоль!
Да здравствует энергия, в которой
Спрессованы десятки тысяч воль!
И навсегда, отныне и вовек,
Да здравствует советский человек!
The script ran 0.002 seconds.