---

Евгений Евтушенко - Казанский университет - Первый арест [1970, Казань - Москва ]
Известность произведения: Низкая

Для спасения благомыслящих не
щадите негодяев.
Телеграмма министра просвещения
И. Д. Делянова в Казань после
студенческой сходки


Как георгиевскому кавалеру
самый памятный -
первый крест,
так и революционеру
самый памятный -
первый арест.
Арестованный -
это званье.
Круг почёта -
тюремный круг.
Арестованным быть -
признанье
государством твоих заслуг.
Где один человек настоящий
не под слежкой -
ну хоть бы один?!
В подозрительных не состоящий
подозрителен
как гражданин.
В государстве рабов и хозяев
поднят лозунг незримый на щит:
«Для спасения негодяев
благомыслящих не щадить».

Косит глазом конь буланый
и копытами частит.
Арестованный Ульянов
не особенно грустит.

Почему должно быть грустно,
если рот хотят зажать?
Пусть грустят в России трусы,
кого не за что сажать.

Рот пророческий, зажатый
полицейским кулаком -
самый слышимый глашатай
на России испокон.

Страшно, брат, забыть о чести,
душу вывалять в дерьме,
а в тюрьме не страшно, если
цвет отечества в тюрьме.

В дни духовно крепостные,
в дни, когда просветов нет,
тюрьмы - совести России
главный университет.

И спасибочко, доносчик,
что властям, подлец, донёс,
и спасибочко, извозчик,
что в тюрьму, отец, довёз.

Вот уже её ворота.
Конь куражится, взыграв.
Улыбается Володя.
Арестован - значит, прав.

Благодушный рыхлый пристав
с ним на «вы», а не на «ты».
У него сегодня приступ
бескорыстной доброты.

Мальчик мягкий, симпатичный,
чем-то схож с его детьми.
Сразу видно - из приличной,
из начитанной семьи.

Замечает пристав здраво:
«Тюрем - много, жизнь - одна.
Что бунтуете вы, право?
Перед вами же стена...»

Но улыбка озорная
у Володи:
«Да, стена,
только, знаете, - гнилая.
Ткни - развалится она...»

Обмирает пристав, ёжась:
«Это слышу я стрезва?
Неужели есть возможность,
что она того... разва...»

Для него непредставимо,
что развалится режим,
как давным-давно для Рима,
что падёт прогнивший Рим;

как сегодня на Гаити
для тонтонов Дювалье,
и в Мадриде на корриде,
и на греческой земле.

Топтуны недальнозорки.
Заглянуть боясь вперёд,
верят глупые подпорки,
что стена не упадёт.

А смеющийся Ульянов
ловит варежкою снег,
и летит буланый, прянув,
прямо в следующий век.

Там о смерти Че Гевары,
как ацтеки о богах,
мексиканские гитары
плачут, струны оборвав.

Но за ржавою решёткой
нацарапано гвоздём
по-Володиному чётко:
«Мы пойдём другим путём».

Может, слышится в Китае:
«Перед вами же стена...»,
а в ответ звучит: «Гнилая...
Ткни - развалится она».

И в отчаянном полёте
карусельного коня
продолжается, Володя,
вечно молодость твоя.

Бедный пристав - дело скверно.
Не потей - напрасный труд.
Что ломает стены? Вера
в то, что стены упадут!


Эпилог

Спасибо, стены города Казани,
за то, что вы мне столько рассказали.

Мне вновь планида оказала милость,
и, вновь даря свой выстраданный свет,
как в Братской ГЭС,
Россия мне раскрылась
в тебе, Казанский университет.

Фантазия моя весьма слаба.
Я верю только фактам. Я не мистик.
История России есть борьба
свободной мысли с удушеньем мысли.

История - не в тезоименитствах,
а в скрытых соках матери-земли,
и сколько ни рождалось бы магницких,
в России Лобачевские росли.

...Апрель в Казани. Ледоход на Волге.
Жизнь продолжает вечную игру,
и девочка с лицом народоволки
прощается со мною на углу.

Чистейшая, как выдох твой, природа,
она летит по воздуху легко.
Два голубых осколка ледохода
заполонили всё её лицо.

Она - как веткой по небу рисунок,
а с крыш гремит серебряный каскад:
блистательная временность сосулек
кончается раздрызгом об асфальт.

Ах, молодость, лети, хрусти по льдинкам,
живи и властвуй в мире молодом
и будь всегда прекрасным поединком
души с бездушьем и огня со льдом.

Но нарастает на душе короста,
и постаренья ход неуследим.
Быть молодым, когда ты молод, - просто,
и подвиг - быть бессмертно молодым.

Прошло сто ледоходов, сто цветений
с тех пор, когда над грохотом реки
родился тот апрельский русский гений
и вскинул над планетой кулаки.

Склонимся же у входа в Мавзолей.
Склонимся у незримых пьедесталов
тех дочерей страны и сыновей,
кто в зрелости не предал идеалов
вольнолюбивой юности своей.

Люблю тебя, Отечество моё,
не только за частушки и природу -
за пушкинскую тайную свободу,
за сокровенных рыцарей её,
за вечный пугачёвский дух в народе,
за доблестный гражданский русский стих,
за твоего Ульянова Володю,
за будущих Ульяновых твоих.
The script ran 0 seconds.