Поделиться:
  Угадай поэта | Поэты | Карта поэтов | Острова | Контакты

Иван Дмитриев - Чужой толк [1794 ]
Известность произведения: Низкая



«Что за диковинка? лет двадцать уж прошло, Как мы, напрягши ум, наморщивши чело, Со всеусердием всё оды пишем, пишем, А ни себе, ни им похвал нигде не слышим! Ужели выдал Феб свой именной указ, Чтоб не дерзал никто надеяться из нас Быть Флакку, Рамлеру и их собратьи равным И столько ж, как они, во песнопеньи славным? Как думаешь?.. Вчера случилось мне сличать И их и нашу песнь: в их... нечего читать! Листочек, много три, а любо, как читаешь - Не знаю, как-то сам как будто бы летаешь! Судя по краткости, уверен, что они Писали их резвясь, а не четыре дни; То как бы нам не быть ещё и их счастливей, Когда мы во сто раз прилежней, терпеливей? Ведь наш начнёт писать, то все забавы прочь! Над парою стихов просиживает ночь, Потеет, думает, чертит и жжёт бумагу; А иногда берёт такую он отвагу, Что целый год сидит над одою одной! И подлинно уж весь приложит разум свой! Уж прямо самая торжественная ода! Я не могу сказать, какого это рода, Но очень полная, иная в двести строф! Судите ж, сколько тут хороших есть стишков! К тому ж и в правилах: сперва прочтёшь вступленье, Тут предложение, а там и заключенье - Точь-в-точь как говорят учёны по церквам! Со всем тем нет читать охоты, вижу сам. Возьму ли, например, я оды на победы, Как покорили Крым, как в море гибли шведы: Все тут подробности сраженья нахожу, Где было, как, когда, - короче я скажу: В стихах реляция! прекрасно!.. а зеваю! Я, бросивши её, другую раскрываю, На праздник иль на что подобное тому: Тут найдешь то, чего б нехитрому уму Не выдумать и ввек: зари багряны персты, И райский крин, и Феб, и небеса отверсты! Так громко, высоко!.. а нет, не веселит, И сердца, так сказать, ничуть не шевелит!» Так дедовских времён с любезной простотою Вчера один старик беседовал со мною. Я, будучи и сам товарищ тех певцов, Которых действию дивился он стихов, Смутился и не знал, как отвечать мне должно; Но, к счастью - ежели назвать то счастьем можно, Чтоб слышать и себе ужасный приговор, - Какой-то Аристарх с ним начал разговор. «На это, - он сказал, - есть многие причины; Не обещаюсь их открыть и половины, А некоторы вам охотно объявлю. Я сам язык богов, поэзию, люблю, И нашей, как и вы, утешен так же мало; Однако ж здесь, в Москве, толкался я, бывало, Меж наших Пиндаров и всех их замечал: Большая часть из них - лейб-гвардии капрал, Асессор, офицер, какой-нибудь подьячий Иль из кунсткамеры антик, в пыли ходячий, Уродов страж, - народ всё нужный, должностной; Так часто я видал, что истинно иной В два, в три дни рифму лишь прибрать едва успеет, Затем что в хлопотах досуга не имеет. Лишь только мысль к нему счастливая придёт, Вдруг било шесть часов! уже карета ждёт; Пора в театр, а там на бал, а там к Лиону, А тут и ночь... Когда ж заехать к Аполлону? Назавтра, лишь глаза откроет, - уж билет: На пробу в пять часов... Куда же? В модный свет, Где лирик наш и сам взял Арлекина ролю. До оды ль тут? Тверди, скачи два раза к Кролю; Потом опять домой: здесь холься да рядись; А там в спектакль, и так со днём опять простись! К тому ж у древних цель была, у нас другая: Гораций, например, восторгом грудь питая, Чего желал? О! он - он брал не с высока, В веках бессмертия, а в Риме лишь венка Из лавров иль из мирт, чтоб Делия сказала: «Он славен, чрез него и я бессмертна стала!» А наших многих цель - награда перстеньком, Нередко сто рублей иль дружество с князьком, Который отроду не читывал другова, Кроме придворного подчас месяцеслова, Иль похвала своих приятелей; а им Печатный всякий лист быть кажется святым. Судя ж, сколь разные и тех и наших виды, Наверно льзя сказать; не делая обиды Ретивым господам, питомцам русских муз, Что должен быть у них и особливый вкус И в сочинении лирической поэмы Другие способы, особые приемы; Какие же они, сказать вам не могу, А только объявлю - и, право, не солгу, - Как думал о стихах один стихотворитель, Которого трудов «Меркурий» наш, и «Зритель», И книжный магазин, и лавочки полны. «Мы с рифмами на свет, - он мыслил, - рождены; Так не смешно ли нам, поэтам, согласиться На взморье в хижину, как Демосфен , забиться, Читать да думать всё и то, что вздумал сам, Рассказывать одним шумящим лишь волнам? Природа делает певца, а не ученье; Он не учась учён, как придет в восхищенье; Науки будут всё науки, а не дар; Потребный же запас - отвага, рифмы, жар». И вот как писывал поэт природный оду: Лишь пушек гром подаст приятну весть народу, Что Рымникский Алкид поляков разгромил, Иль Ферзен их вождя Костюшку полонил, Он тотчас за перо и разом вывел: Ода! Потом в один присест: такого дня и года! «Тут как?.. Пою!.. Иль нет, уж это старина! Не лучше ль: Даждь мне, Феб!.. Иль так: Не ты одна Попала под пяту, о чалмоносна Порта! Но что же мне прибрать к ней в рифму, кроме чёрта? Нет, нет! нехорошо; я лучше поброжу И воздухом себя открытым освежу». Пошёл и на пути так в мыслях рассуждает: «Начало никогда певцов не устрашает; Что хочешь, то мели! Вот штука, как хвалить Героя-то придёт! Не знаю, с кем сравнить? С Румянцовым его, иль с Грейгом, иль с Орловым? Как жаль, что древних я не читывал! а с новым - Неловко что-то всё. Да просто напишу: Ликуй, Герой! ликуй, Герой ты! - возглашу. Изрядно! Тут же что! Тут надобен восторг! Скажу: Кто завесу мне вечности расторг? Я вижу молний блеск! Я слышу с горня света И то, и то... А там?.. известно: многи лета! Брависсимо! и план и мысли, всё уж есть! Да здравствует поэт! осталося присесть, Да только написать, да и печатать смело!» Бежит на свой чердак, чертит, и в шляпе дело! И оду уж его тисненыо предают, И в оде уж его нам ваксу продают! Вот как пиндарил он, и все ему подобны Едва ли вывески надписывать способны! Желал бы я, чтоб Феб хотя во сне им рек: «Кто в громкий славою Екатеринин век Хвалой ему сердец других не восхищает И лиры сладкою слезой не орошает, Тот брось её, разбей и знай: он не поэт! Да ведает же всяк по одам мой клеврет, Как дерзостный язык бесславил нас, ничтожил, Как лириков ценил! Воспрянем! Марсий ожил! Товарищи! к столу, за перья! отомстим, Надуемся, напрём, ударим, поразим! Напишем на него предлинную сатиру И оправдаем тем российску громку лиру.

The script ran 0.001 seconds.