Поделиться:
  Угадай поэта | Поэты | Карта поэтов | Острова | Контакты

Андрей Вознесенский - Ров - Йорик [Симферополь - Москва. Декабрь 1985 - май 1986. ]
Известность произведения: Низкая



Володя, быть или не быть частью духовного процесса, в котором бог, энергосбыт, не понимает ни бельмеса? Володя, быть или не быть свидетелем, как честолюбец, отрыв при помощи копыт, в твой череп вводит плоскогубец? Что там, Володя? Как без шор жизнь смотрится? Что там за кадром? Так называемой душой быть иль не быть? - вот в чём загадка. Что мучит? Что сказать хотел? Иль как бывало, с репетиций в квартиру нашу на Котель- нической входишь подкрепиться? Сегодня «быть», значит «не быть». Но должен кто-то убить злое! Об этом чёрный до орбит Белеет череп на изломе. Бедный Володя! Йорик, выйдь! Шесть лет поёшь, губ не имея, богатый тем, что не забыть. Так кто имеет, не умеет. Оттуда «быть или не быть» поёшь над непростою родиной, богатой тем, что не забыть. Володя, Гамлет подворотен!.. Лишь женщина вздохнёт сквозь быт: «Бедный, бедный Володя»... «Быть - не быть», «быть - не быть», - вечный голос окрест. «Не быть» - заступ долбит, чтоб забыть. Ты побил старый тест. Ты, не будучи, есть. Жаль, что дальше, чем Мозамбик. Ты куда ведёшь, ров? Что столбы чередой телефонные говорят? Будто стайки далёких от нас черепов изоляторами сидят. Глаза и драгоценности рва - Серые карие живые вопрошающие детские девичьи женские близорукие бирюзовые невинные влюблённые ангельские масличные смешливые чёрные жгучие страстные прекрасные всевидящие непростившие бешеные святые голубые невыносимые счастливые всевышние синие - (золотые холодные комиссионные гранатовые гранёные греческие турецкие витринные большие фальшивые изумрудные предсвадебные зябкие подаренные обалденные надетые нагретые родные носимые зацелованные) - испуганные арестованные заметавшиеся отчаянные жалкие покорные гонимые - (спрятанные защитные притаившиеся родные тёплые) - плачущие страшные непонимающие слепые понявшие гневные молящие мёртвые - (зарытые ледяные забытые) - серые карие наглые оценивающие - (очищенные золотые магазинные сверкающие заприходованные сторублёвые) - небесные вопрошающие вечные Исповедь дисплейбоя Никому не должен я ни черта! Что ж деньгам под землёй лежать? Верещагин в авоське несёт черепа, как пустую посуду сдавать. Да, я - гробокопатель. А ваша мораль не вскрывала ль великих могил? Рук в крови не марал - разве я их убил? Кем я был, сексспортсмен, человек без проблем, хохма духа в компашке любой, сочетающий секс с холодком ЭВМ? Я назвал бы себя - дисплейбой. В пиджаках цвета обоев ходит племя дисплейбоев. Чтоб в семье не было сбоя, вызывайте дисплейбоя. Что с тобою, дисплейбой, не курить же нам «Прибой»? Нету денег, дисплейбои, спрограммируем любое! «2-17-40 Люб... ...86 проба... руб...» Доктор, дай укол двойной! Поломался дисплейбой. Слева - боль. Ты всю ночь ломаешь спички. Снятся детские косички. Поломала всю программу Вали мама... Цветут акации Старый танковый ров, где твои соловьи? Танго слушает век-волкодав. «Если нету любви, ты меня не зови, всё равно не вернёшь никогда...» Про сегодняшнюю конъюнктуру любви рассказала мне повесть свою визави, в Вене пепел стряхнув с ноготка. Венская повесть Я медлила, включивши зажиганье. Куда поехать? Ночь была шикарна. Дрожал капот, как нервная борзая. Всё нетерпенье возраста Бальзака меня сквозь кожу пузырьками жгло - шампанский воздух с примесью бальзама! Я опустила левое стекло. И подошли два юные Делона - в манто из норки, шеи оголённы. «Свободны, мисс? Расслабиться не прочь? Пятьсот за вечер, тысячу за ночь». Я вспыхнула. Меня, как проститутку, восприняли! А сердце билось жутко: тебя хотят, ты блеск, ты молода! Я возмутилась. Я сказала: «Да». Другой добавил, бёдрами покачивая, потупив голубую непорочь: «Вдруг есть подруга, как и вы - богачка? Беру я так же - тысячу за ночь». Ах, сволочи! продажные исчадья! Обдав их газом, я умчалась прочь. А сердце билось от тоски и счастья! «Пятьсот за вечер, тысячу за ночь». Супермены, они без дам себя не мыслили. «...23 сентября в 20 часов в квартире... - предложил гр. Ш. купить у него золотую монету царской чеканки достоинством 10 руб. и назвал цену монеты 500 руб., с целью получить при этом наживу стоимостью 140 руб., пояснив, что только за указанную сумму продаст монету ей. Однако свой преступный замысел до конца не довёл по не зависящим от него причинам, т. к. Ш. отказалась покупать монету...» «...25 сентября в 17 часов, будучи в состоянии алкогольного опьянения, в квартире гр. Фасоновой беспричинно, из хулиганских побуждений, громкой нецензурной бранью стал оскорблять Фасонову, проявляя особую дерзость, схватил её за плечи, плевал ей в лицо, затем стал избивать её в помещении кухни, наносил удары по туловищу и по другим частям тела, причинив ей согласно заключения судебно-медицинской экспертизы мелкие телесные повреждения, не повлёкшие расстройство здоровья. Свои хулиганские действия он продолжал в течение 20 - 30 мин., чем мешал спокойному отдыху окружающих его людей» (т. 1, л. д. 201 - 203). Ты куда ведёшь, ров? Яма Спрыгнул в яму я. Тень обняла меня. День был вверху. Череп я увидал. Я по рыхлой земле сделал шаг в угол, к мгле и почувствовал страшный удар... Я очнулся. Горят канделябры, троясь. Подземелье похоже на склад. Все безглазы. Тот пьёт, запахнув свой трельяж. - Что тебе? - говорят. - Новый взгляд. Хохотали. Рыдали: «Дегенерат! Жизнь отдай - и бери. Но немыслим возврат. Проживает поэт столько жизней подряд, сколько раз обновляется взгляд». И я отдал все жизни свои за взгляд. О, успеть бы разъять и безглазым раздать!.. И последнее, что я успел увидать - это прежней тебя, и отца, и мать... · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · «На лопату совковую ты ступил. И она огрела тебя по лбу». Я лежу на лугу. Я смеюсь что есть сил. Веки режет мне синь. Как тебя я люблю! Не сестра моя, жизнь, а любимая - жизнь, я люблю твоё тело, и душу, и синь, как от солнца дрожат, зажимая мне взгляд, твои пальчики, чёрные от маслят! Ты куда ведёшь, ров? Тени следуют за нами. Слова оживают. В своё время я написал стихотворение «Живое озеро», посвящённое закарпатскому гетто, расстрелянному в годы войны фашистами и затопленному водой. В прошлом году я прочитал стихи эти на вечере в Ричмонде. После вечера ко мне подошла Ульяна Габарра, профессор литературы Ричмондского университета. Ни кровиночки не было в её лице. Один взгляд. Она рассказала, что вся семья её погибла в этом озере. Сама она была малышкой тогда, чудом спаслась, потом попала в Польшу. Затем в Штаты. Стихотворение это в своё время иллюстрировал Шагал. На первом плане его рисунка ребёнок оцепенел на коленях матери. Теперь для меня это Ульяна Габарра. Поэма ли то, что я пишу? Цикл стихотворений? Вот уж что менее всего меня занимает. Меня занимает, чтобы зла стало меньше. Закопчённый череп на меня глядит. Чем больше я соберу зла на страницы - тем меньше его останется в жизни. Сочетается ли проза с поэзией? А зло с жизнью? Ещё в «Озе» я впервые ввёл прозу в поэму, но там у неё была фантасмагорийная задача. Протокольная проза «дела» куда чудовищнее фантазии. Люди раскрывались, когда я говорил и об этих фактах. Одни делали голубые глаза, другие не советовали ввязываться. К счастью, большинство иных. Но сейчас симферопольским умельцам некие лица заказали изготовить металлоискатели по схемам, опубликованным в радиожурнале. Повествование затягивается. Ров тянется. Новые и новые лица открываются. Когда этот ужас кончится? Но нет, ещё прут, ещё... Ты куда, ров, ведёшь? Рэкет Мотоциклов рокот. Городок над речкой. Из сберкассы вкладчика ведут взашей. Милицейский рэкет, милицейский рэкет раскошеливает торгашей. Это преступление огорошивает. Начали на спор. А того, кто ропщет, пытали в роще - фарами в упор. «Что дерёшь за джинсы, Капитолина?» «А каждому начальничку - в лапу, плиз?!» Где тут пережитки капитализма? Их деды не застали капитализм. Мальчики-лимитчики, чем вас зациклило? Бездны подсознания - не «ать-два». В демонских крылатках на мотоциклах тысячелетняя летит алчба. Но на то законы, чтоб срывать погоны. Городок от слухов оцепенел. Без ремня выводит на моционы этих - настоящий милиционер. У него от пули отметина свежа, гимнастёрка дважды зашита от ножа. Скорпомощь Среди деловых скорпионищ, живущих поблизости льгот, с короткою стрижкой скорпомощь, спасая несчастных, живёт. Куда ты уносишья в полночь? Саму бы тебя спасти! Твой путь перекрыт, скорпомощь, и ров поперёк пути. Пародийное «Наш завод без наград. Он опять заскучал. Меня шлёт агрегат закупать к фирмачам. Жру ликёр. «Шарп» беру. Я почти как в раю. Снял игру! Договор не подписываю. Фирмачи пошли пятнами по щекам. - Провоцировали? - Да ещё как! Там в витринах и виски и ветчина и прочая антисоветчина. Он опять без наград заскучал, наш завод. Закупать агрегат к фирмачам меня шлёт. Как в раю! «Шарп» беру, «Дживиси». Жру ликёр. Снял игру! Не подписываю договор. Заскучалнашзаводбезнаградонопять кфирмачамменяшлётагрегатзакупать жруликёрфенвсемьюдживисишарпберу договорнеподписываюснялигру Заскучал наш завод. Он опять без наград...» Новый взгляд Что хочу? Новый взгляд, так что веки болят. Что хочу? Ренессанс. Стань, Одесса, Рязань, духовной Тосканой для нас! Чтоб потомкам не алчь мы оставили - ярчь, как Блаженного ананас. В «Новой жизни», как злак, зеленел новый взгляд. Новый взгляд породил Ренессанс. Я как столб философский хочу открыть, башню Сухареву воскресить. Против чтоб Склифосовки алела, бела, НТР эпохи Петра. Я хочу, чтобы дом, не испортив земли, на воздушной подушке парил, чтоб зоил не корил за отрыв от Земли - за отрыв бы от неба корил. Новый взгляд! Новый взгляд не приемлет сатрап, в этом Фёдоров мне собрат. 20 млн. близоруких, слепых вполне. Прорезается зренье в стране. Я приехал к нему ещё в травлю и свист. Он похож на бобра. Некрылат. В робе, как космонавт, запустив свежий твист, он пилоту врезал новый взгляд. Я хочу, чтоб ушла человечья нужда, не дожить до получки когда. Нет эпохи палочной деревень, когда шёл «за палочки» трудодень. Разве алчь, если хочется жить по-людски? Если только не алчна душа, что создал, получи - от машины ключи и брильянт в нефальшивых ушах. Каждой женщины ласково-трудная жизнь непременно должна быть одета, если ночью - в Веласкеса кисть, если днём - то в костюм от Кардена. Одеваясь, живя, страдая, достигайте уровня мирового нестандарта! (Одеколон «8-е Марта» перекрыл все мировые нестандарты.) По дорожке бежит мировой нестандарт. Загорая, лежит мировой нестандарт. Мировой нестандарт поступил в дефицит. Молодой Нострадам педсовету дерзит. Мне дороже ондатр среди ярких снегов мировой нестандарт нестандартных умов. Чтобы мир не взорвать, нужен в век моровой новый взгляд, новый взгляд, нестандарт мировой. Летят вороны Миграция ворон! Миграция ворон! Несётся в небесах шоссе из чёрных «Волг». Базарчик разорён. Пуст в Ховрине перрон, Электропоезд встал и в темноте заглох. Когтей невпроворот. Детей надо беречь! О чём ты каркаешь на нами, серый смерч? То, может, бюрократ, неизмерим числом, несётся из хором, ненастьями сметён? Они меняют курс. Сломался ход природ. Куда несёшься, мрак? На Керчь или покров? Ты помнишь - крот в пенсне, плетя переворот, направил на Москву миграцию воров? А может, графоман несётся напролом? Вся улица Воровского усыпана пером. Над нами небеса кричали в мегафон: «Следите за детьми! Миграция ворон». Ты с дочкою своей в коляске шла двором, Её ты от небес прикрыла животом. И по твоей спине, содравши кожи ком, промчалась бороной миграция ворон. Когда-нибудь на пляж придёте вы вдвоём. Проступит сквозь загар узор иных времён. И на её вопрос ты лишь пожмёшь плечом: «Как жаль несчастных птиц! Миграция ворон». Если алчь со временем собирается в золото, то, думаю, бескорыстность собирается художниками и становится духовными ценностями. На всенародные средства был построен храм Христа Спасителя в честь победы над Наполеоном. Бескорыстным был дар Третьякова городу своего детища. В своё время мне приходилось писать о том, что здание Третьяковки гибнет от сырости. Сейчас Москва решительно взялась за его перестройку, разрубив гордиев узел волокиты. Пунцовому серду Замоскворечья будут вставлены новые клапаны. Практически воздвигается новое здание. Но как бережно надо строить и реставрировать - ведь идёт операция на сердце! Демонтированный Демон, верещагинский «Апофеоз», философский Филонов на 4 года переезжают в запасник. Меня пригласили взглянуть последний раз на старые стены перед переселением самого большого полотна - шедевра Александра Иванова. Я шёл к Галерее через перерытые улицы и переулки - скоро здесь будет заповедная пешеходная зона. Как тревожно стало в опустевших залах! Все знали, что это необходимо и к лучшему, но какая-то грусть была, что-то уходило вместе со стенами, пропитанными дыханием стольких людей и лет. Перед ремонтом В год приближения Галлеи прощаюсь с Третьяковской галереей. Картины сняты. Пусты анфилады. Стремянкой от последнего холста спускался человек, похожий на Филатова. Снимали со стены «Явление Христа» Рыдают бабы. На стенах разводы. Ты сам статьями торопил ремонт. «Явление Христа» уходит от народа в запасный фонд. Ты выступал, что всё гниёт преступно, чего ж ты заикаешься от слёз? Последним капитан уходит с судна - непонятый художником Христос. Художнику Христос не удавался. Фигуркой, исчезающей из глаз, вы думали - он приближался? Он, пятясь, удаляется от вас. До нового свиданья, Галерея! До нового чертога, красота. Не нам, не нам ты явишься, Галлея. До новых зрителей, «Явление Христа». На улицу, раздвинув операторов и запахнув сатиновый хитон, шёл человек, похожий на Филатова. Я обознался. Это был не он. Диагноз Год уже, как столкнулся я с ужасом рва. Год уже, как разламывается голова. Врач сказал, что я нерв застудил головной, хожу в шапочке шерстяной. Джуна водит ладонями над головой, говорит: «Будто стужей несёт ледяной!» Оппонент мой хрюкает, мордой вниз: «Говорил я, что холоден модернизм». Неужели застуда идёт изнутри? И могильная мысль может мозг изнурить? Во мне стоны и крик, лютый холод миров. Ты куда ведёшь, ров? Схватка Лязг зубов и лопат. У 10-й версты нас закапывают мертвецы. Старорыл с новорылом, копай за двоих! Перевыполним план по закопке живых! Труд, как в тропиках - до трусов. Аэробика мертвецов. Кто свой палец отсёк, кто идёт вперехват. Кто хоронит модёрн, кто копает под МХАТ. Дёрн, как правду, - вверх дном! - Первый кто бросит ком? Вслед им ведьмы летят на лопатах верхом... Справедливый плакат водружён над шестом: «Мертвецов - большинство, а живых - меньшинство». Поживей прохрипим: «Панихиду живым!» Я улыбок зубастых не знал широчей. Аллилуйщик - теперь мастер смелых речей. Жмут с лопатою грейдерной, мудрецы. Закопают страну - только не удержи! Но живой поднимается землекоп вперехват мертвецам - Пастернак, и - горбат от лопат - Смеляков, и сажающий вишню пацан. И небесный народ рядом с ними идёт, кто рискует не за металл, чьей сапёрной лопаткою вертолёт смерть реактора закопал. Мертвецы и творцы, мертвецы и творцы - вечный бой: вечный риск, вечный дых! Искры встречных лопат от Тверцы до Янцзы, схватка мёртвых лопат и живых. Пастернак, ты терновник к забору садил, бескорыстные брюки заправив в сапог. И варнак не достал тебя меж светил. Стал лопаты венец - твой венок. Как он в слове весом, мой неалчный народ. Не случайно венцом он лопату зовёт. Подымите её вверх венцом над собой - вы увидите женщину с русой косой. Отвернулась спиною. Глядит на закат. До земли опускается стержень косы. За тебя на закате сраженья кипят - мертвецы и творцы, мертвецы и творцы. Это всё матрици- рует «аз, буки, рцы» на холстах плащаниц, в адресах медресы. Есть две нации - как ты ни мельтеши - мертвецы и творцы, творцы и мертвецы. Я живу невпопад. За удары - мерси? Но за новый твой взгляд мои годы летят. Уходящего века читаю кресты в инициалах скрещённых лопат. У отверстой версты мертвецы и творцы. Нет границы у бытия. Века двадцать какого-то об изразцы обломилась лопата моя. Финал Жизнь - сюжета финал. Суд порок наказал. Люд к могиле спешит. Степь горчит. К ней опять скороход в тряпке заступ несёт. И никто не несёт гиацинт. Эпилог Я всю мерзость собрал на страницы, как врач, чтобы жечь тебя, алчь. Разве рукописи не горят? Ещё как полыхают! Вечны авторы, говорят. Ещё как подыхают. Ляг, созданье, в костёр Соколиной горы. Алчь, гори! Все четыре героя в меня глядят - Ров, Алчь, Речь, Взгляд. - Ты быть Гойей стремился для русской зари. В пепле корчатся упыри. Друг твой за бок схватился. В душе - волдыри. Или сам ты горишь изнутри? Это ревность твоя приглашает на ланч, что подпольной натурой была. Это алчь, это алчь, это хуже, чем алчь, твою жизнь искривило дотла. - Ты сгубила товарища моего. Честолюбничай, корчься, ячь!.. Словно взгляд или чистое вещество, Над огнём выделяется алчь. Я увидел, единственный из людей, вроде жалкой улыбки твоей. Совмещались в улыбке той Алконост, и Джоконда, и утконос. А за ней, словно змей ожиревший, плыло бесконечное тело твоё. И я понял, что алчь - это ров, это ров, где погиб за народом народ. Помогите - кричали из чёрных паров. И улыбка раскрыла твой рот. И увидел я гибкое жало твоё, что лица мне касалось аж. Помню, жало схватил и поджёг, как фитиль - до Камчатки вспыхнула алчь «Амнистируй, палач... Три желанья назначь...» «Три желания? Хорошо! Чтобы сдохла ты, алчь. Не воскресла чтоб, алчь И ещё - чтоб забыли тебя в мире новых страстей. В веке чистом, как альт, спросит мальчик в читалке, смутив дисплей: «А что значит слово «Алчь»?»

The script ran 0 seconds.