---

Демьян Бедный - Про землю, про волю, про рабочую долю - Часть пятая Большевистский октябрь [25 октября/7 ноября 1917, Петроград ]
Известность произведения: Низкая

I

Ванин взвод пошёл в наряд.
Целый где-то там отряд
Большевистский арестован.
Ваня был командирован
Отвести его в тюрьму.
Кто ж в отряде том ему
На глаза попался первым?
Точно молния, по нервам
Пронизала Ваню дрожь:
«Клим!.. Голубчик!.. Узнаёшь?..»
«Узнаю». - «Теперь я понял! -
Пот холодный Ваню пронял. -
Так о «Правде» вороньё
Нам накаркало враньё?!»
Клим Ванюшку глазом смерил:
«Что же ты? Ужель поверил?»
Весь зардевшись от стыда,
Ваня молвил: «Никогда!»
Клим Ванюше подал руку:
«Вот, прочти-ка эту штуку!»
«Клим, ты скажешь всем своим:
Мы за правду постоим!!»

Разрыв-трава
(Большевистская сказка,
переданная Климом Ване)

Батрак Лука не спал ночей,
Одолевали парня думы:
«Люд бедный, городской, - в когтях у богачей,
Деревней правят толстосумы.
Куда ни кинешься, всё нет для голытьбы
Иной судьбы:
Какой-то чёрт её трудом и сыт и гладок,
А ей - на всё запрет и ко всему заслон.
Что ж это за такой закон?
И кто завёл такой порядок?
По праздникам не раз, положим, поп Ипат
Увещевал народ с амвона
Словами божьего закона:
Не зарьтесь, мол, на тех, кто в мире сём богат,
Не ополчайтесь брат на брата!
В загробной жизни ждёт всех богачей расплата...»
Слеза в глазах, и крест - в руках,
И голос - с этакою дрожью,
А явно отдаёт от проповеди ложью.
У самого попа порыться в сундуках, -
Поди-кося, не всё там по закону божью!
Вот батрака возьми - к примеру, хоть меня:
И руки будто есть, и голова на месте,
А в жизни я меж тем не знал такого дня,
Когда бы не был я рад смерти, что невесте.
К работе ль я ленив? Работа ль мне невмочь?
Нет, я б работал день и ночь
И вынес всякую б работу.
Но если б строиться я возымел охоту, -
Замок-то есть, да нет ключа!
И камни и леса, всё - в лапах богача!
На пашне бы своей не пожалел я поту,
Да пашни-то и нет.
Явившися на свет,
Все лучшие угодья
Нашёл я где? В руках дворянского отродья!
Иль почему бы мне не сделаться ткачом?
Но лён ли, конопля ль, овечье ли то стадо -
Всё, всё присвоено проклятым богачом!
Что ж остаётся мне? За что мне браться надо?
И одному ли мне?
Один ли я пойду к грабителям с поклоном?
Под гнётом богачей в родимой стороне
Весь люд убогий стонет стоном.
Так это божьим, что ль, утверждено законом?!»

Покою не было с тех дум у батрака,
И крепко мысль ему одна тогда запала.
В ночь под Ивана под Купала,
Чистенько обрядясь, в лес двинулся Лука.
«Жив, - порешил он так, - не буду, -
Для счастья общего не жаль мне головы! -
А в эту ночь я раздобуду
Заветный цвет разрыв-травы!»
В ночную темь, по рвам, по кочкам, по бурьяну
Шагал батрак. В глуши лесной
Набрёл на тихую поляну.
Там, место выискав под старою сосной,
Три круга очертил и с верою живою
Платочек разостлал перед разрыв-травою.
Покрылся у Луки холодным потом лоб, -
То в жар его всего кидало, то в озноб, -
Молитвы бормоча, дрожа от нетерпенья,
Он ждал чудесного цветенья.
Ждал, твёрдо веруя, что есть,
Есть сила дивная в волшебном, тайном цвете!
О, если бы ему с собой тот цвет унесть, -
Перевернул он всё б на свете!
Прибравши клады все к рукам,
Он их бы роздал беднякам, -
Всем, кто морит себя работой подневольной,
Кто множит прихотью чужой число калек,
Кто к счастью весь свой скорбный век
Бредёт, кряхтя, тропой окольной.
И крикнул бы Лука: «Гей, горе-голытьба!
В твоих руках твоя судьба.
Злой власти богачей ты не потерпишь боле.
В запряжке каторжной уж не согнёшь горба:
Под небом всё - твоё: вода, и лес, и поле!
Избавясь от нужды проклятой, вековой,
Отныне можешь ты, люд чёрный, трудовой,
В трудах и в радостях друг с другом в общей доле
Жить на своей на полной воле!»
Упал в слезах Лука перед разрыв-травой, -
На сердце стало парню худо, -
От духоты ночной кружилась голова.
Тут - ровно ополночь - в лесу свершилось чудо:
В короткий миг разрыв-трава
Пред парнем бледным и безгласным
Вся расцвела цветеньем ясным, -
И, словно звёздочки, стал за цветком цветок
Роняться тихо на платок.
Крест сотворивши троекратный
И завязавши цвет заветный в узелок,
Батрак пустился в путь обратный.
Идёт. А сердце ёк да ёк.
И вот - отколь взялось и где всё раньше было? -
Лес грозно зашумел, зверьё вокруг завыло,
Вверху закаркало лихое вороньё,
Внизу заползали и зашипели гады:
«Брось узел!» - «Брось!» - «Оставь нам прежнее житьё!»
«Зальются кровью наши клады!»
Сжимая узелок дрожащею рукой,
Лука всё шёл, а за Лукой
Неслися вихрем ведьмы, черти:
«Брось узел!» - «Чьей ты хочешь смерти?» -
«Прольётся кровь!» - «Народ восстанет на народ!» -
«На сыновей пойдут отцы, на братьев братья!»
Творя молитвы и заклятья,
Лука всё шёл с узлом вперёд.
А вой всё рос: «Куда ты?»
«Куда ты?»
И стали обгонять тут батрака солдаты:
«Прощай! За клады нас всех гонят умирать!»
Навстречу им - другая рать.
Сошлись. Блеснул огонь. В тела вонзились пики.
Покрылось поле всё кровавой пеленой.
Вокруг Луки неслись проклятья, стоны, крики:
«Ты нашей гибели виной!»
Тут наважденье всё вмиг, как рукой, убрало.
Глядит Лука: никак, уж солнце заиграло
Над деревушкою родной!
Но не успел ещё он отойти от страху,
Вдруг кто-то у него как ухнет за спиной
Да плетью по руке как стеганёт с размаху!
Глаза застлало у Луки,
И не заметил он, как из его руки,
От боли онемелой,
Пал наземь узел белый.
Опомнившись, батрак рванулся в бой с врагом,
Ан, смотрит, перед ним нет ни врага, ни цвета:
Всё тот же тёмный лес, и никого кругом;
Всё та ж глухая ночь, и не видать рассвета!

Товарищи! Друзья! В тяжёлый час, когда
Вся мироедская на нас идёт орда,
Пытаясь нас сразить не силой - клеветою,
Ужели дрогнем мы, отступим хоть на шаг?
Ужель допустим, чтобы враг
Нас попирал своей пятою?
Пусть заклеймила нас продажная молва,
Пускай со всех сторон на нас враги насели, -
Что ж! Мы покажем им, что наша мощь жива,
Что всё ещё в руках у нас разрыв-трава -
Вождями нашими указанные цели,
Что, наподобие Луки,
Мы духом не падём, надежд не похороним,
Что под ударами не разожмём руки
И наших лозунгов на землю не уроним!
Последних слов ещё не изрекла судьба.
Пусть всё решит борьба!..

II

Лист валится, травка вянет,
Холодком осенним тянет.
Час - под озимь уж пахать,
А про землю не слыхать.

В деревушке - сход за сходом:
«Долго ль будут над народом
Измываться господа?»
«Не толкнуться ль нам куда?»
Порешили все согласно:
Чтобы сразу стало ясно,
Кто стоит за мужика,
Выбрать в Питер ходока.
«Тит, кати. Мужик ты дельный.
Там, на месте, в срок недельный
Разберись во всём как след,
Что нам в пользу, что - во вред?
Обойди там все Советы,
Все Советы, Комитеты.
Потолкайся, расспроси:
Что творится на Руси?
Правду ль бают, что эсеры -
Продувные лицемеры,
Что их речи - пустозвон
И что надо гнать их вон?»

III

Три недели ждали Тита.
«Вот, поди ж ты, волокита!» -
Толковали так и сяк:
«Тоже дело не пустяк -
В день не справишься, понятно!»
Как вернулся Тит обратно,
То-то был переполох!
Бедный Тит чуть не оглох.
В нетерпении великом
Все кругом кричали криком.
Рвали Тита за бока,
Торопили мужика:
«Не томи ты, ради бога!»
«Нас брала уже тревога!»
«Чуть не месяц пропадал!»
«Где ты был и что видал?»

IV

«Ошалели все вы, право! -
Усмехнулся Тит лукаво. -
Дайте узел развязать,
Есть тут, что вам показать.
Вот газеты. Вот книжонки.
Не на ваши всё деньжонки,
Не эсеры дали, нет.
Большевицкий Комитет!
Об эсерах что калякать -
Не народ, а просто слякоть!
Говорят да говорят
Восемь месяцев подряд,
Подпевают живоглотам,
Всё выходит, как по нотам.
Иль, сказать верней всего:
Не выходит ничего!

V

Был я в ихнем совещанье,
Даже плюнул на прощанье!
Всё про ленинцев орут,
Что в Советы больно прут.
Большевицкая зараза
Фронт разъела, как проказа:
Дисциплины никакой,
Хоть на всё махни рукой!
То же, дескать, с мужиками:
Стали сплошь большевиками.
В дрожь кидает по утрам
От газетных телеграмм.
Мужики, лишась терпенья,
Всюду стали брать именья,
Делят землю меж собой,
Кое-где пошёл разбой.
Грабят барские пожитки,
Разбирают всё до нитки;
Жгут помещичьи дома, -
Вот она, какая тьма!
Разыгрались злые страсти,
Всё спасенье в твёрдой власти.
Обуздать должно скорей
Всех советских бунтарей.
Бунтом пахнет. Есть приметы,
Обнаглели все Советы.
Коль по шапке им не дать,
То добра, мол, не видать!»

VI

«Дать! Без них бы лучше было! -
Пров Кузьмич вздохнул уныло. -
Рвань там всякая мутит!»
«Ладно. Спрячься! - молвил Тит. -
Там тебя недоставало.
Вижу, значит, толку мало
От эсеров этих нам:
Тянут все они к панам,
С барской сволочью съякшались,
На «порядке» помешались,
А порядок их таков:
Сжать покрепче бедняков,
То-бишь «рвань», чтоб не «мутила»,
По указочке ходила,
По указочке б жила,
Крякнуть, охнуть не могла.
Плюнул я на это дело,
Слушать бредни надоело,
Шапку в руки - и айда!
В Смольный, значит, вот куда!

VII

Смольный - здание такое.
В неге, роскоши, в покое,
На шелках, на серебре
Тут при батюшке-царе
Обучалася наукам,
Благородным всяким штукам,
Стая целая девиц,
Дочерей высоких лиц, -
Пышный выводок дворянский.
Нынче здесь - Совет крестьянский
И рабочий. Захожу,
Рот разинувши, гляжу.
До чего всё это ново:
Муравейник, право слово!
Шум весёлый, беготня.
Окружили тут меня.
«Кто такой? Зачем? Откеда?»
Слово за слово - беседа.
Говорят такое вслух,
Что захватывает дух!
Как обнюхал я весь Смольный,
Вижу: вот где дух-то вольный!
Вот где волю нам куют,
Бьют, - промашки не дают.
Вот, подумал я, откуда
Ожидать нам надо чуда, -
Чуда, бунта - всё равно:
Бунтовать бы нам давно!

VIII

«Ну, пора и возвращаться».
Стал со Смольным я прощаться.
Отдал низкий всем поклон:
«Вы наш истинный заслон,
Дай господь вам всем успеха.
Никакая нам помеха
С вами, братцы, не страшна.
Как деревня ни темна, -
Мужичок душою чует,
Кто болезнь его врачует,
Кто спасает бедняков
От ярма и от оков.
Все за вас мы, братцы, станем,
Всей землёй за вас потянем -
Назначайте только час,
А уж мы поддержим вас.
Просвещайте нашу братью!»
Дали тут мне лист с печатью.
С этим, стало быть, листом
Разыщу в Москве я дом.
Там, как этот лист получат,
То меня всему научат,
Всем, чем надо, наградят,
Связь с деревней учредят.

IX

Дальше шло, как по заказу.
Дом в Москве сыскал я сразу.
Приютили там меня,
Вроде всё - своя родня,
И родня, сказать не в шутку!
Увидал я тут Машутку,
Что служила у попа.
Девка очень неглупа.
Не видал бы - не поверил.
Так и сяк умом я мерил
И вникал в её слова.
Вот какая голова!
Кто приходит, всех расспросит,
Что-то в книжечку заносит,
Держит речи полчаса.
Ну, ей-богу, чудеса!
Ходит много к ней народа
Чуть не с каждого завода.
Дел партийных - миллион,
То ж Москва - большой район,
Пай свой членский вносят в кассу,
Разговор ведут про «массу»,
Про рабочие «низы»
И «предчувствие грозы».
Мне не очень-то понятно,
Слушать всё-таки приятно.
Ай да Маша, погляди:
Хоть в сенат её сади!

X

Прямо диву я давался,
Слушал, девкой любовался.
Под конец всего спросил:
«Вот-де, я не раскусил, -
Хоть кой-что смекаю смутно, -
Почему ежеминутно
Ты бранишь меньшевиков?
Это ж всё народ каков?
Не под стать ли он, к примеру,
Толстозадому эсеру?..»
«Как сказать, голубчик Тит?
У эсеров аппетит
Самый зверский. Их повадка -
Сладко петь насчёт «порядка».
С ними шли всегда мы врозь.
Видно сразу их насквозь, -
Им подай такой «порядок»,
Чтобы волк был сыт и гладок,
А покорная овца
Покорялась без конца.
Лишь одно ей обеспечить,
Зря её чтоб не калечить,
Стричь иль резать - по нужде,
А не так - в слепой вражде:
Съел - одну, испортил - сотню,
Нагрешил - и в подворотню!
Дай ей жить иль душу вон,
Но чтоб был на всё закон!»
«Так. Закон. Оно сподручно
Драть не оптом, так поштучно.
Тож, сказать, не дураки.
Ну, а как меньшевики?»

XI

«Меньшевик - иное дело,
Он орудует умело:
Ловкий плут и стрекулист,
Но - марксист! Социалист!
Хоть он Маркса так толкует,
Так его раскритикует,
Так ему урежет рост, -
Остаётся только хвост;
Суть, душа вся исчезает,
А наружу вылезает
Лишь ободранный скелет.
Дескать, так - чрез сотню лет
Или две, а то и боле,
Можно речь вести о воле,
О земле и всём ином.
Маркс, великий эконом,
Доказал-де очень ясно,
Что напрасно и опасно
Нам заскакивать вперёд:
Всё придёт, мол, в свой черёд!
Богачи пусть богатеют,
А рабочие - потеют,
Чахнут, падают и мрут.
Капиталу нужен труд,
Скорбь, нужда, болезни, муки,
Продающиеся руки.
Но что этот, мол, разбой
Прекратится сам собой.
Дескать, час такой настанет,
Люд рабочий весь воспрянет,
Всю механику поймёт,
И... без бою всё возьмёт,
Получай-ка плод готовый:
Вот тебе порядок новый!
Соскребай последний струп!
Старый строй - холодный труп.
Жил и помер в полном чине
По естественной причине!
Отжил свой законный срок.
Ну, какой отсель урок?»

XII

«Шутишь, Маша, ты, наверно! -
Отвечал я так, примерно. -
Ждать, чтоб этот капитал,
Как пельмени, нас глотал
До своей до самой смерти, -
Пусть его глотают черти!
Это что ж? На новый лад
Речь попов про рай и ад,
Песня та ж выходит снова:
Ждать пришествия Христова!
Будет с нас, пожалуй, ждать.
Можно проще рассуждать, -
И задержка, мыслю, в малом! -
Можно с этим Капиталом
Дело круче повернуть:
В бок ножом его пырнуть!
Чай, побольше будет прока,
Коль подохнет он до срока!
Пусть поплачет кто по нём,
Мы-то как зато вздохнём!»
Долго Маша хохотала,
За живот себя хватала.
Все смеялись вместе с ней:
«Верно, Тит! Чего ясней!»
«В бок ножом, и вся недолга!»
«Вот она, родная Волга!»
Кто-то даже так вскипел, -
«Стеньку Разина» запел!

XIII

Дали тут мне книг три пуда.
Маша...
«Дрянь она! Паскуда! -
Рявкнул Пров на всю избу. -
Вот уж я её сгребу!
Попадись она мне здеся!»
И, поклона не отвеся,
Взором злым окинув всех,
Пров Кузьмич под общий смех,
Обложивши всех заборно,
Из избы ушёл проворно:
«Ладно, дуй вас всех горой!
Вам покажут новый строй!»
Миновав родную хату,
Пров зашёл к отцу Ипату:
«Ну, готовься-ка, отец,
Скоро нам с тобой конец.
Мил не будет свет нам белый...»
Поп глядел, как очумелый:
«Что стряслося, говори?»
«То! Под боком бунтари!
Тит приехал из столицы,
Прёт, добро бы небылицы, -
Небылицы - ерунда! -
Нет, всё правда, вот беда:
Говорит, подлец, такое...
Дня нельзя провесть в покое:
Жди несчастья каждый час,
Вот он, бабушкин-то квас!
Вздулся, пенится и бродит.
Ох, отец, беда приходит,
Настоящая беда:
Не спасёшься никуда!
Слушай, батя, по порядку».
Поп, воззрившись на «лампадку»
(Не с елеем, а с винцом),
Слушал с горестным лицом,
Сокрушался, ужасался
И к «лампадке» прикасался.
Пров Кузьмич не отставал:
Доливал и выпивал.
Горевали долго оба.
Овладела батей злоба,
Стал косичкой поп трясти:
«Знамо, надо донести!»

XIV

Похороны

У буржуев шумный пир, -
Ну и пир.
Всех повесить, кто за мир! -
Кто за мир?
Поднялся весёлый крик, -
Ну и крик:
Умер, умер большевик! -
Большевик?
Со святыми упокой! -
Упокой?
Шевелит мертвец рукой! -
Ох, рукой!
Большевик открыл глаза! -
Ой, глаза!
Неужель опять гроза? -
Да, гроза!

Барские слёзы
(Побывальщина)

Как во славном было городе, во Питере,
Как на славной было улице Суворовской,
Против дому ли того да против Смольного
Как стояла там персона благородная,
Благородная персона да дородная.
Как прегорько та персона убивалася,
Убивалась, говорила таковы слова:
«Ах, и было ж мною попито-поедено,
На пуховых на перинах да полежано!
Ох, житьё моё ты барское, привольное,
Навсегда, моё житьё, ты миновалося.
Все богачества мои да все владения,
Нажитые, родовые все и женины,
По рукам пойдут мужицким, по мозолистым,
Беднотою неумытою поделятся.
Ох ты, горюшко моё, ты, горе горькое,
И с чего ты, злое горе, приключилося,
Лиходеем на меня каким ты наслано?
Уж вы, белые палаты, зданье Смольное,
Будь ты, Смольное, навеки трижды проклято!
Чтоб ты в землю без остатку провалилося!
Что пригрело ты смутьяна неуёмного,
Главаря всей чернокостной буйной сволочи,
Батраков ли всех лихого обольстителя,
Всей ли жизни моей барской погубителя,
Верховода ли Совета окаянного,
Что Рабочего Совета да Солдатского!
Как пойду я помолюся всем святителям:
Милюкову - Сладкопевцу Дарданельскому,
Церетели и Авксентьеву - угодничкам,
Пред иконою святою, пред Калединской,
Пред Корниловской иконой чудотворною
Я зажгу по две свечи, свечи пудовые:
«Вы, отцы мои, святители-угоднички,
Уж вы сжальтеся над нашей барской участью,
Отведите от нас беды величайшие:
Одолела голытьба нас бесталанная!»
Помолюся - будет чудо - глас услышится:
«Всё пойдёт по-стародавнему, по-прежнему:
Не владеть крестьянам пахотью помещичьей,
Не видать голодной рвани вольной волюшки,
Не бывать вовеки царствию батрацкому!»

XV

О правительстве о новом
Уж обмолвился я словом,
Не касаяся имён,
Кто дурак и кто умён.
Не хотелось, между нами,
Стих марать их именами.
Но, чтоб нити все связать,
Мне придётся рассказать
О министре самом главном
И конце его бесславном.
Чтобы дать его портрет -
Добрых слов в запасе нет,
А браниться неуместно.
Полагаю, всем известно,
Что он Керенским звался.
Но откуда он взялся?
От эсеров, вот откуда!
Легковеры ждали чуда:
Адвокат, мол, говорлив,
Говорлив, да не сварлив.
Бывши в Думе депутатом,
Объявлялся демократом,
Значит, станет за народ.
Вышло ж всё наоборот.
Не туда он руль направил,
С бедной братией лукавил,
С богачами жил в ладу
И дудил в одну дуду.
Лебезя пред богачами,
Упивался их речами.
Богачи ж - не знал холоп -
Под него вели подкоп.
Телеграмма - трах! - из Ставки:
«Убери-ка ноги с лавки
Да проваливай ко псам!
Подудить хочу я сам!»
Адвокатик, взвывши матом,
С просьбой слёзною к солдатам:
«Помогите! Караул!»
Поднялся в казармах гул:
«Шут с тобой! Помочь нетрудно,
Только правишь ты паскудно.
Не исправишься - гляди:
Тож от нас добра не жди!»

XVI

Дурака учили мало.
Офицерство не дремало.
Как Корнилов-генерал
Артиллерию сбирал:
«Вы, ребята-ребятушки,
Заряжайте свои пушки
Да начните-ка палить,
Чтоб правительство свалить.
Мне правительство не мило,
Бунтарей не догромило.
Канителить неча зря.
Погуляли без царя!»
Отвечали тут солдаты:
«Вона, брат, махнул куда ты!
Нет, Корнилов-генерал,
Не на глупых ты напал.
Вот, пожалуй-ка в кутузку,
Петля будет на закуску!»

XVII

Что же сделал адвокат?
Наплевавши на солдат,
После доброй их подмоги
Обивать, злодей, пороги
К богачам пошёл опять.
«Ах, должны же вы понять,
Что для вас я - друг ваш верный,
Ваш слуга нелицемерный
И что вас я под беду
Никогда не подведу.
Чёрный люд мы успокоим:
Предпарламентик устроим,
Членов так мы подберём,
Чтоб не пахло бунтарём.
Словом, будет - говорильня,
И буфетик, и курильня.
Пусть там малость погалдят:
Этим нам не повредят.
Мы к ним раз-другой заглянем,
Месяц как-нибудь протянем,
Через месяц поглядим:
Хорошо ли мы сидим?!»

Посидели две недели
И тормашкой полетели.
«Коемуждо поделом!»
Вышел сразу перелом.
Люд рабочий да солдаты,
Окружив дворцы-палаты,
Объявили власть свою!

Трудовой народ в бою.
Час назад войска шли мимо,
Видел Ваню я и Клима,
Может быть в последний раз.

Прощание

Кончен, братцы, мой рассказ.
Будет, нет ли - продолженье?
Как сказать? Идёт сраженье.
Не до повести. Спешу.
Жив останусь - допишу.
А погибну? Что ж! Простите.
Хоть могилку навестите.
Там, сложивши три перста,
У соснового креста
Средь высокого бурьяна
Помолитесь за Демьяна.
Жил, грешил, немножко пил,
Смертью грех свой искупил.
The script ran 0 seconds.