---

Анна Ахматова - «Поэма без героя» - Послесловие
Известность произведения: Низкая

Всё в порядке: лежит поэма
И, как свойственно ей, молчит.
Ну, а вдруг как вырвется тема,
Кулаком в окно застучит, -
И откликнется издалёка
На призыв этот страшный звук -
Клокотание, стон и клекот -
И виденье скрещённых рук?..

Часть втораяРешка

...Я воды Леты пью,
Мне доктором запрещена унылость.
Пушкин

In my beginning is my end.
T. S. Eliot


Место действия - Фонтанный Дом. Время - 5 января 1941 года. В окне призрак оснежённого клёна. Только что пронеслась адская арлекинада тринадцатого года, разбудив безмолвие великой молчальницы-эпохи и оставив за собою тот свойственный каждому праздничному или похоронному шествию беспорядок - дым факелов, цветы на полу, навсегда потерянные священные сувениры. В печной трубе воет ветер, и в этом вое можно угадать очень глубоко и очень умело спрятанные обрывки Реквиема. О том, что мерещится в зеркалах, лучше не думать.


...жасминный куст,
Где Данте шёл и воздух пуст.
Н. К.


I

Мой редактор был недоволен,
Клялся мне, что занят и болен,
Засекретил свой телефон
И ворчал: «Там три темы сразу!
Дочитав последнюю фразу,
Не поймёшь, кто в кого влюблён,

II

Кто, когда и зачем встречался,
Кто погиб, и кто жив остался,
И кто автор, и кто герой, -
И к чему нам сегодня эти
Рассуждения о поэте
И каких-то призраков рой?»

III

Я ответила: «Там их трое -
Главный был наряжен верстою,
А другой как демон одет, -
Чтоб они столетьям достались,
Их стихи за них постарались,
Третий прожил лишь двадцать лет,

IV

И мне жалко его». И снова
Выпадало за словом слово,
Музыкальный ящик гремел,
И над тем флаконом надбитым
Языком кривым и сердитым
Яд неведомый пламенел.

V

А во сне всё казалось, что это
Я пишу для кого-то либретто,
И отбоя от музыки нет.
А ведь сон - это тоже вещица,
Soft embalmer, Синяя птица,
Эльсинорских террас парапет.

VI

И сама я была не рада,
Этой адской арлекинады
Издалёка заслышав вой.
Всё надеялась я, что мимо
Белой залы, как хлопья дыма,
Пронесётся сквозь сумрак хвой.

VII

Не отбиться от рухляди пёстрой.
Это старый чудит Калиостро -
Сам изящнейший сатана,
Кто над мёртвым со мной не плачет,
Кто не знает, что совесть значит
И зачем существует она.

VIII

Карнавальной полночью римской
И не пахнет. Напев Херувимской
У закрытых церквей дрожит.
В дверь мою никто не стучится,
Только зеркало зеркалу снится,
Тишина тишину сторожит.

IX

И со мною моя «Седьмая»,
Полумёртвая и немая,
Рот её сведён и открыт,
Словно рот трагической маски,
Но он чёрной замазан краской
И сухою землёй набит.

X

Враг пытал: «А ну, расскажи-ка,
Но ни слова, ни стона, ни крика
Не услышать её врагу.
И проходят десятилетья,
Войны, смерти, рожденья. Петь я
В этом ужасе не могу.

XI

И особенно, если снится
То, что с нами должно случиться:
Смерть повсюду - город в огне,
И Ташкент в цвету подвенечном...
Скоро там о верном и вечном
Ветр азийский расскажет мне.

XII

Торжествами гражданской смерти
Я по горло сыта - поверьте,
Вижу их, что ни ночь, во сне.
Отлучённою быть от ложа
И стола - пустяки! но негоже
То терпеть, что досталось мне.

XIII

Я ль растаю в казённом гимне?
Не дари, не дари, не дари мне
Диадему с мёртвого лба.
Скоро мне нужна будет лира,
Но Софокла уже, не Шекспира.
На пороге стоит - Судьба.

XIV

И была для меня та тема,
Как раздавленная хризантема
На полу, когда гроб несут.
Между «помнить» и «вспомнить», други,
Расстояние, как от Луги
До страны атласных баут.

XV

Бес попутал в укладке рыться...
Ну, а как же могло случиться,
Что во всём виновата я?
Я - тишайшая, я - простая,
«Подорожник», «Белая стая»...
Оправдаться... но как, друзья?

XVI

Так и знай: обвинят в плагиате...
Разве я других виноватей?
Впрочем, это мне всё равно.
Я согласна на неудачу,
И смущенье своё не прячу...
У шкатулки ж тройное дно.

XVII

Но сознаюсь, что применила
Симпатические чернила,.
Я зеркальным письмом пишу,
И другой мне дороги нету, -
Чудом я набрела на эту
И расстаться с ней не спешу.

XVIII

Чтоб посланец давнего века
Из заветного сна Эль Греко
Объяснил мне совсем без слов,
А одной улыбкою летней,
Как была я ему запретней
Всех семи смертельных грехов.

XIX

И тогда из гряжущего века
Незнакомого человека
Пусть посмотрят дерзко глаза,
И он мне, отлетевшей тени,
Даст охапку мокрой сирени
В час, как эта минет гроза.

XX

А столетняя чаровница
Вдруг очнулась и веселиться
Захотела. Я ни при чём.
Кружевной роняет платочек,
Томно жмурится из-за строчек
И брюлловским манит плечом.

XXI

Я пилa её в капле каждой
И, бесовскою чёрной жаждой
Одержима, не знала, как
Мне разделаться с бесноватой:
Я грозила ей Звёздной Палатой
И гнала на родой чердак -

XXII

В темноту, под Манфредовы ели,
И на берег, где мёртвый Шелли,
Прямо в небо глядя, лежал, -
И все жаворонки всего мира
Разрывали бездну эфира,
И факел Георг держал.

XXIII

Но она твердила упрямо:
«Я не та английская дама
И совсем не Клара Газуль,
Вовсе нет у меня родословной,
Кроме солнечной баснословной,
И привёл меня сам Июль.

XXIV

А твоей двусмысленной славе,
Двадцать лет лежавшей в канаве,
Я ещё не так послужу.
Мы с тобой ещё попируем,
И я царским своим поцелуем
Злую полночь твою награжу».


(Вой в печной трубе стихает, слышны отдалённые звуки Requiem`a, какие-то глухие стоны. Это миллионы спящих женщин бредят во сне).


XXV

Ты спроси у моих современниц,
Каторжанок, стопятниц, пленниц,
И тебе порасскажем мы,
Как в беспамятном жили страхе,
Как растили детей для плахи,
Для застенка и для тюрьмы.

XXVI

Посинелые стиснув губы,
Обезумевшие Гекубы
И Кассандры из Чухломы,
Загремим мы безмолвным хором,
Мы - увенчанные позором:
«По ту сторону ада мы».

Часть третьяЭпилог

Быть пусту месту сему...
Евдокия Лопухина

Да пустыни немых площадей,
Где казнили людей до рассвета.
Анненский

Люблю тебя, Петра творенье!
Пушкин

Моему городу


Белая ночь 24 июня 1942 г. Город в развалинах. От Гавани до Смольного видно всё как на ладони. Кое-где догорают застарелые пожары. И Шереметевском саду цветут липы и поёт соловей. Одно окно третьего этажа (перед которым увечный клён) выбито, и за ним зияет чёрная пустота. В стороне Кронштадта ухают тяжёлые орудия. Но в общем тихо. Голос автора, находящегося за семь тысяч километров, произносит:


Так под кровлей Фонтанного Дома,
Где вечерняя бродит истома
С фонарём и связкой ключей, -
Я аукалась с дальним эхом,
Неуместным смущая смехом
Непробудную сонь вещей,
Где, свидетель всего на свете,
На закате и на рассвете
Смотрит в комнату старый клён
И, предвидя нашу разлуку,
Мне иссохшую чёрную руку,
Как за помощью, тянет он.
Но земля под ногой гудела,
И такая звезда глядела
В мой ещё не брошенный дом
И ждала условного звука...
Это где-то там - у Тобрука,
Это где-то здесь - за углом.
Ты не первый и не последний
Тёмный слушатель светлых бредней,
Мне какую готовишь месть?
Ты не выпьешь, только пригубишь
Эту горечь из самой глуби -
Этой нашей разлуки весть.
Не клади мне руку на темя -
Пусть навек остановится время
На тобою данных часах.
Нас несчастие не минует,
И кукушка не закукует
В опалённых наших лесах...
А за проволокой колючей,
В самом сердце тайги дремучей -
Я не знаю, который год -
Ставший горстью лагерной пыли,
Ставший сказкой из страшной были,
Мой двойник на допрос идёт.
А потом он идёт с допроса.
Двум посланцами Девки безносой
Суждено охранять его.
И я слышу даже отсюда -
Неужели это не чудо! -
Звуки голоса своего:

За тебя я заплатила
Чистоганом,
Ровно десять лет ходила
Под наганом,
Ни налево, ни направо
Не глядела,
А за мной худая слава
Шелестела

...А не ставший моей могилой,
Ты, крамольный, опальный, милый,
Побледнел, помертвел, затих.
Разлучение наше мнимо:
Я с тобою неразлучима,
Тень моя на стенах твоих,
Отраженье моё в каналах,
Звук шагов в Эрмитажных залах,
Где со мною мой друг бродил,
И на старом Волковом Поле,
Где могу я рыдать на воле
Над безмолвием братских могил.
Всё, что сказано в Первой части
О любви, измене и страсти,
Сбросил с крыльев свободный стих,
И стоит мой Город «зашитый»...
Тяжелы надгробные плиты
На бессонных очах твоих.
Мне казалось, за мной ты гнался,
Ты, что там погибать остался
В блеске шпилей, в отблеске вод.
Не дождался желанных вестниц...
Над тобой - лишь твоих прелестниц,
Белых ноченек хоровод.

А весёлое слово - дома -
Никому теперь не знакомо,
Все в чужое глядят окно.
Кто в Ташкенте, а кто в Нью-Йорке,
И изгнания воздух горький -
Как отравленное вино.
Все вы мной любоваться могли бы,
Когда в брюхе летучей рыбы
Я от злой погони спаслась
И над полным врагами лесом,
Словно та, одержимая бесом,
Как на Брокен ночной неслась.

И уже подо мною прямо
Леденела и стыла Кама,
И «Quo vadis?» кто-то сказал,
Но не дал шевельнуть устами,
Как тоннелями и мостами
Загремел сумасшедший Урал...
И открылась мне та дорога,
По которой ушло так много,
По которой сына везли,
И был долог путь погребальный
Средь торжественной и хрустальной
Тишины Сибирской Земли.
От того, что сделалась прахом,
Обуянная смертным страхом
И отмщения зная срок,
Опустивши глаза сухие
И ломая руки, Россия
Предо мною шла на восток.

И себе же самой навстречу
Непреклонно в грозную сечу,
Как из зеркала наяву, -
Ураганом - с Урала, с Алтая,
Долгу верная, молодая,
Шла Россия спасать Москву.


▲
▼


Примечания:


(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});

Deus conservat omnia - Бог хранит всё (лат.). Девиз в гербе графов Шереметевых на воротах Фонтанного Дома, где Ахматова начала писать поэму.
«Еже писахъ - писахъ» («Что я написал, то написал» - церк.-сл.) - по евангельской легенде, слова Понтия Пилата, отказавшегося исправить надпись «Иисус Назорей, Царь Иудейский», сделанную ним на кресте, на котором был распят Христос.
27 декабря 1940 - вторая годовщина смерти О. Э. Мандельштама.
Вс. К. - Всеволод Гавриилович Князев (1891-1913), поэт, гусарский унтер-офицер. Покончил с собой в Риге.
Антиной - античный красавец.
Marche funebre - траурный марш (фр.).
О. С. - Ольга Афанасьевна Глебова-Судейкина (1885-1945)
Путаница и Психея - роли, которые исполняла О. А. Глебова-Судейкина в пьесах Юрия Беляева в Драматическом театре А. Суворина в Петербурге.
Le jour des rois - канун Крещенья: 5 января.
Di rider finiral Pria dell` aurora. Don Giovanni - Смеяться перестанешь раньше, чем наступит заря. Дон Жуан (ит.). Из либретто Л. Да Понте к опере Моцарта «Дон Жуан»
Дапертутто - волшебный доктор из повести Э.-Т.-А. Гофмана «Приключения новогодней ночи»; псевдонимом «Доктор Дапертутто» пользовался Всеволод Мейерхольд.
Иоканаан - святой Иоанн Креститель.
Долина Иосафата - предполагаемое место Страшного Суда.
Лизиска - псевдоним императрицы Мессалины в римских притонах.
Мамврийский дуб - см. Книгу Бытия.
Хаммураби, Ликург, Солон - законодатели.
Ковчег Завета - См. Библию.
Зал - Белый зеркальный зал в Фонтанном Доме (работы Кваренги) через площадку от квартиры автора.
«Собака» - «Бродячая собака», артистическое кабаре десятых годов.
Содомские Лоты - см. Книгу Бытия.
Фонтанный Грот - построен в 1757 г. Аргуновым в саду Шереметевского дворца на Фонтанке (так называемый Фонтанный Дом), разрушен в начале десятых годов.
Коридор Петровский Коллегий - коридор Петербургского университета.
Петрушкина маска - «Петрушка», балет Стравинского.
«Голубица, гряди!» - церковное песнопенье. Пели, когда невеста ступала на ковер в храме.
Мальтийская Капелла - построена по проекту Кваренги (с 1798 г. до 1800 г) во внутреннем дворе Воронцовского дворца, в котором помещался Пажеский корпус.
Скобарь - обидное прозвище псковичей.
In my beginning is my end. T. S. Eliot - В моём начале мой конец. Т.-С. Элиот (англ.).
Soft embalmer (англ.) - «нежный утешитель» - см. сонет Китса «To the Sleep» («К сну»).
Баута - маска с капюшоном.
Звёздная Палата (англ.) - тайное судилище, которое помещалось в зале, где на потолке было изображено звёздное небо.
Чердак - место, где по представлению читателей, рождаются все поэтические произведения.
См. знаменитое стихотворение Шелли «To the Skylark»(«К жаворонку»).
Георг - лорд Байрон.
Клара Газуль - псевдоним Мериме.
Волково Поле - старое название Волкова кладбища.


style="display:block"
data-ad-client="ca-pub-7704360520162085"
data-ad-slot="7352703746"
data-ad-format="auto">

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});


(adsbygoogle=window.adsbygoogle||[]).push({});


Админ


▲


На страницу "Меню сайта"
The script ran 0.005 seconds.