---

Райнер Мария Рильке - Слепая (Не страшно ль говорить об этом) [ ]
Язык оригинала: Немецкий
Известность произведения: Низкая
Метки: Поэма, Серебряный век

(Перевел Виктор Топоров)

ЧУЖОЙ:
	Тебе сейчас об этом говорить
	не страшно?
СЛЕПАЯ:
	Нет. Ведь то была другая.
	Она жила, и видела, и пела.
	Она мертва.
ЧУЖОЙ:
	И смерть ее была
	тяжелой?
СЛЕПАЯ:
	Да. Жестока смерть к беспечным.
	Быть сильной нужно — даже чтобы смерть
	чужую вынести.
ЧУЖОЙ:
	Тебе чужой
	умершая была?
СЛЕПАЯ:
	Скорее — стала.
	Смерть отчуждает даже мать от сына.
	Но все же поначалу было страшно.
	Все тело было раной. Целый мир,
	который цвел и зрел в вещах,
	был из меня тогда с корнями вырван
	и с сердцем (так казалось мне). И я
	лежала взрытою землей и слез
	холодный дождь пила. Из мертвых
	моих очей они текли так тихо,
	так бесконечно, как с пустого неба,
	где бог скончался, облака могли бы
	на землю падать. Слух мой странно вырос
	Он ощущать неслышимое стал:
	и время, что струилось вдоль волос,
	и тишины стеклянный нежный звон.
	Руками чувствовала я тогда
	дыхание огромной белой розы.
	А в мыслях — только ночь и снова ночь.
	И я ждала, когда в мое окно
	пробьется слабый свет, потом
	он вырастет и станет тем, давно
	в моих руках лежащим, днем.
	И Я будила мою мать, когда
	ночной сволакивался бред.
	Кричала я: иди сюда!
	Дай свет!
	И долго я лежала в тишине.
	Плитой из камня было одеяло.
	Вдруг тьму сиянье озаряло.
	То мама плакать начинала.
	Об этом больно думать мне.
	Дай свет! — во сне кричала я. —
	На грудь Вселенная мне давит! Дай вздохнуть,
	скорей сними ее, сними,
	костьми я лягу сейчас — тебе мало?
	Пускай она к звездам идет — я устала.
	Как мне жить, если пало небо вниз с высоты?
	Это здесь ты, мама?
	Здесь кто-то еще? Кто там спрятался в угол?
	Кто там за занавеской? Вьюга?
	Мама — дождь? Мама — ночь? Нет?
	Значит — свет?.. Свет!
	Без меня! Как это может быть, что свет без меня?	
	Неужели по мне нигде не тоскуют?
	Кто-нибудь спросил обо мне хоть раз?
	Или нас уже всюду забыли?
	Нас?.. Так ведь ты среди них;
	у тебя не отнято ничего.
	Вокруг лица твоего все вещи хлопочут, только и знают,
	что ему угождать.
	Ты можешь глава закрывать,
	если устанешь, и отдыхают глаза,
	потом поднимаешь веки.
	...Мои глаза онемели навеки.
	С моих цветов все краски ветер развеет.
	Зеркала мои заледенеют.
	Строчки в книгах моих зарастут сорняками.
	Мои птицы будут между домами
	лежать и биться в окна чужих людей.
	Все связи порваны в жизни моей.
	Я покинута и людьми, и вещами.
	Я — остров.
ЧУЖОЙ:
	Я приплыл к тебе через море.
СЛЕПАЯ:
	Что? На остров?.. Приплыл по морю?
ЧУЖОЙ:
	Вплотную к тебе подошел баркас,
	тихо тебя коснулся — вот так.
	В сторону берега сейчас
	его флаг развевает ветер.
СЛЕПАЯ:
	Я — остров. Я одна на свете.
	Я богата.
	Раньше, в первые те недели,
	когда еще чувства мои не хотели
	старых путей забыть навсегда, —
	я страдала тогда.
	Они выходили из сердца толпой,
	куда — я знать не могла.
	И вдруг ощутила я рядом со мной
	все, чем я раньше была.
	Кричали чувства мои, толпясь
	вокруг замурованных глаз, которые не отвечали.
	Сбитые с толку, стояли чувства...
	Сколько прошло — я бы знать хотела,
	быть может, годы. Я помню те дни,
	когда, обессиленные, они
	шли назад, в мое тело.

	Теперь зарос к глазам моим путь,
	и я забыла о нем.
	И тело мое, словно темный дом,
	чувствами населено. Словно люди,
	только что вышедшие из больницы,
	они с удовольствием ходят, кружат,
	воспоминаний страницы
	листают иные,
	но молодые смотрят наружу.
	Туда легко проникает их взгляд —
	стеклянный наряд проницаем для них.
	Мой лоб теперь видит, рука, как стих,
	чужую руку читает,
	нога беседует с мостовой.
	Могу говорить я, н голос мой
	все птицы слышат и знают.
	Я со всем, что вокруг, слита.
	Для меня теперь все цвета
	в звук и запах обращены.
	И каждый час мой украшен их
	звоном тихим.
	Мне книги даны.
	Их ветер в кронах листает; слова
	я различаю, когда листва
	шумит, и тихо их повторяю.
	И смерть, что, как незабудки, рвет
	глаза, моих не найдет...
ЧУЖОЙ (тихо):
	Я знаю.
The script ran 0 seconds.