Вергилий - Энеида [19 г. н.э.]
Язык оригинала:
ЛатинскийИзвестность произведения:
СредняяМетки:
Эпос
1 2
БУРЯ (Перевод В. Брюсова)
I, 50 Думы такие богиня {1} в пылающем сердце вращая,
Мчится на родину туч, на безумными Австрами полный
Остров Эолию {2}. Там в необъятной пещере царь Эол
Междоусобные ветры и громоподобные бури
Властью своею гнетет и смиряет тюрьмой и цепями.
55 Те, негодуя, грохочут с великим роптанием горным
Около створов {3}, а Эол сидит в крепостнице высокой.
Скиптры держа, умягчает их дух и смиряет их гневы.
Так он не делай - и море, и сушь, и глубокое небо
Ринули быстро б они, за собой разнесли бы в пространствах.
60 Но всемогущий отец заколодил их в черных пещерах,
Сам опасаясь того, и высокие горы и тяжесть
Сверх навалил, и поставил царя, чтоб, согласно условью,
Вожжи умел и спускать и натягивать он по приказу.
65 К оному тут, умоляя, Юнона так речь обратила:
"Эол! Тебе поелику бессмертных отец и людей царь
Препоручил и волненье смягчать и вздымать волны
ветром, -
Мне ненавистное племя плывет по Тирренскому морю {4}, -
Илий {5} в Италию оный везет побежденных пенатов.
Ветрам всевластье придай, потопи погруженные кормы
70 Иль, разметав их, гони и раскидывай по морю трупы.
Нимф дважды семь у меня есть, наружностью милых,
из коих,
Ту, что красой всех других привлекательней, Дейоп_е_ю,
Браком с тобою я прочным свяжу, дам тебе во владенье,
Все, чтоб с тобой проводила она за такие заслуги
75 Годы, и ты бы отцом чрез нее стал прекрасного рода".
Эол в ответ: "Обсуждать подобает тебе, о царица,
Труд, что свершить ты желаешь, а мне - лишь ловить
повеленья.
Ты утверждаешь за мной это царство и скиптры, и Йова {6}
Милость, и ты позволяешь богов на пирах возлежать мне.
80 Над облаками меня и над бурями делаешь властным".
Так сказал он и пустую трезубцем повернутым гору
В бок ударяет, и ветры, как будто бы сомкнутым строем,
Рвутся, где дверь отворилась, и вихрем над землями веют.
На море поналегли и, что есть, с коренных оснований
85 Вместе как Эвр, так и Нот все срывают, и к бурям
привычный
Африк и клубами гонят огромные к берегу волны.
Вслед корабельщиков крик прозвучал и скрипенье веревок {7},
Тучи нежданные вдруг исторгают и день и свод неба
Тевкров из глаз; и на море ночь черная опочивает.
90 Полюсы загрохотали, эфир частым пламенем блещет,
Неизбежную мужам вокруг представляет все гибель.
В то же мгновенье Энея слабеют от холода члены.
Он простонал и, обеи руки воздевая к светилам,
Голосом так вопиет он: "О трижды, четырежды счастлив,
95 Кто на глазах у отцов, под высокими стенами Трои,
Смерть удостоился встретить! О, Данаев рода храбрейший,
Тидид! {8} И мне почему на Илиакском поле погибнуть
Не довелось, и твоя эту душу рука не исторгла?
Ярый где лег под копьем у Эакида {9} Гектор, огромный
100 Где и Сарпедон {10}; влачит Симоэнт под волной, унесенных
Где столько шлемов героев, щитов и тел многосильных!"
Так восклицал он, когда Аквилоном порыв завывавший
Спереди парус срывает и взводень возносит к светилам;
Ломятся весла; потом он корму обращает и волнам
105 Бок подставляет; вслед грудой отвесная встала гора вод.
Те на вершине волненья висят; этим вал, разверзаясь,
Дно между волнами кажет; кипит на песках бушеванье.
Три судна Нот, ухватив, их на скалы сокрытые мечет
(Италы скалы зовут, что стоят между волн, алтарями),
110 Гребень громадный при полной воде, три с открытого моря
Гонит на отмели Эвр и на сирты (мучительно видеть),
И оттесняет на броды, и валом песка окружает.
Оный корабль, на каком были Ликий с верным Оронтом,
Прямо пред взором Энея пучима безмерная сзади
115 Бьет по корме; и снесенный, стремглав упадающий кормчий
Валится вниз головой, а судно тот же вал вкруг три раза
Крутит влача, и глотают прожорливо волнами глуби,
Изредка только пловцы появляются в бездне огромной.
Мужей оружие, доски и Трои богатства на волнах,
120 Что Иле_о_нея вез крепкозданный корабль, что Ахата
Сильного, тот, где Абант, как и тот, где Алет престарелый {11},
Побеждены уже бурей: в боках ослабели скрепленья,
Влагу враждебную емлют они, расседаясь от щелей.
А между тем, что великим роптанием Понт помутился
125 И что отпущена буря, почуял Нептун, и, что с самых
Отлили бродов потоки, глубоко встревожен, и, море
Чтоб с выси вод обозреть, величавую голову вынес,
Видит Энея суда, по всему разнесенные Понту,
И сокрушаемых Тройев водой и небес разрушеньем.
130 Не утаилися козни от брата и злоба Юноны;
Зефира с Эвром к себе призывает и так говорит им:
"Иль таково упованье у вас на свое родословье?
Землю и небо уж вы без моей благосклонности, Ветры,
Смеете вместе мешать и такие взносить взгроможденья!
135 Я вас!.. Но лучше сначала смирить возмущенные волны,
После невиданной карой свершенное зло искупить вам.
Бегство ускорьте и так своему возвестите владыке:
Ведь не ему над морями господство и грозный трезубец
Выпал по жребью, но мне. Пусть хранит он огромные скалы,
140 Ваше убежище, Эвр; пусть величится в этом чертоге
Эол, и пусть в затворенной темнице он ветрами правит".
Так он сказал и, скорей, чем промолвил, смиряет он воды
Вздутые, гонит скопленье туч и вновь солнце выводит.
Вместе Ким_о_тоя {12} с нею Тритон, налегая, с утесов
145 Острых сдвигает суда; он трезубцем их приподнимает
Сам и широкие мели вскрывает и воды спокоит.
И на колесах он легких над гладями волн пролетает {13},
И, как то часто в стеченье народа, когда возникает
В нем возмущенье и души свирепствуют низменной черни,
150 Факелы уж и каменья летят, ярость правит оружьем:
Если предстанет случайно заслугами и благочестьем
Муж знаменитый, - смолкают и слух, все стоят, напрягая:
Он же словами царит над страстями и души смягчает {14}.
Так и все грохоты моря замолкли, когда, озирая
155 Воды, поехал родитель под небом открытым и, коней
Вспять повернув, бросил вожжи, в послушной летя
колеснице.
[ГИБЕЛЬ ЛАОКООНА] (Перевод А.В. Артюшкова)
II, 13 Ослабев от войны и гонимы судьбою -
Сколько прошло уже лет - предводители войска данайцев
С гору размером коня вдохновенным искусством Паллады {15}
Строят и ребра ему одевают тесом еловым,
Как бы в обет за счастливый возврат; слух разносится этот.
Воинов прячут туда наилучших, по жребию выбрав,
Внутренность темную сплошь и пустоты огромного чрева
20 Вооруженной толпой они заполняют украдкой.
Близ Илиона лежит Тенедос, знаменитейший остров,
Очень богатый, пока сохранялося царство Приама.
Ныне там только залив, кораблям ненадежная пристань.
Враг, удалившись туда, на пустынном укрылся прибрежье,
Мы ж полагали, что он паруса направил к Микенам.
Тут-то вся Тевкрия {16} вдруг отрешилась от долгой печали!
Настежь ворота! Приятно пойти посмотреть на дорийский
Лагерь, пустые места увидать и покинутый берег.
Здесь был долопов отряд, здесь Ахилла жестокого лагерь,
30 Флота стоянка вот тут, здесь обычное место сражений.
Тут цепенеет иной перед даром безбрачной Минервы,
Гибель несущим громадой коня, и первый Фимет нам
В город втащить его подал совет и в крепость поставить;
Хитрость ли это была, или Трои судьба так велела.
Капис, однако, и те, кто умом был трезвей, предлагают
Или в пучину морскую низвергнуть данайский коварный
И подозрительный дар, или сжечь, костер разложивши,
Иль пробуравить утробу его и тайник весь обшарить.
Заколебалась толпа, раскололися мысли народа.
40 Тут впереди всех с большою толпою народа сбегает
Лаокоон {17} с крепостной вершины, гневом пылая.
Издали он уж кричит: "О несчастные! Что за безумство!
Верите вы, что уплыли враги! Да разве данайцев
Дар без коварства бывает? Таким Улисс {18} вам известен?
Иль в деревянном коне здесь ахейцы скрываются, или
Против нашей стены громада построена эта,
Чтоб над домами ударить, чтобы нашу крепость превысить,
Или иной здесь обман. Нет, коню вы не верьте, троянцы!
Что там ни будь, я данайцев боюсь и дары приносящих" {19}.
50 Так он сказал, и копье огромное с мощною силой
В круглое чрево коня, в его деревянные связи
Ринул. Воткнулось копье, задрожав, содрогнулося чрево,
И зазвучало в ответ, застонало пустое пространство.
Будь на то воля богов и не будь помраченными мысли,
Он убедил бы тайник сокрушить арголидский; стояла б
Троя дольше и ты, высокая крепость Приама...
[Стихи 57-198. Троянцы, поверив ложному рассказу пленного грека Сипона,
склоняются к принятию деревянного коня в дар богине Минерве.]
199 Тут представляется чудо другое, гораздо страшнее {20},
Нам злополучным, сердца неразумные наши смущая.
Лаокоон - он по жребию избран жрецом был Нептуна -
У алтаря заколол большого быка по обряду.
Вдруг с Тенедоса {21} - рассказывать страшно! - по тихому
морю
Быстро скользят две змеи, извиваясь большими кругами,
И равномерно плывут, к берегам направлялся нашим.
Подняты груди у них меж волнами; налитые кровью
Гребни торчат над водой; остальное же тело морскую
Тянет волну за собой; огромны хребтов их извивы.
Пенится влага, шумит; и земли уж они достигают,
210 Кровью глаза и огнем налились и горят у обеих;
Высунув жало, они лизали свистящие пасти.
Мы без кровинки в лице разбежались. Уверенным ходом
К Лаокоону они стремятся; хватают в объятья
Змеи сначала двоих его сыновей малолетних.
Страшным укусом своим пожирая детей злополучных.
К ним он на помощь спешит с оружием; змеи хватают
Тут и его самого и огромными вяжут узлами.
Дважды обвивши ему середину тела и дважды
Шею чешуйной спиной, высоко головами вздыбились.
220 Он то руками узлы разорвать старается (ядом
Залиты черным повязки его и кровью гнилою),
То испускает до самых светил ужасные крики {22}.
Раненый бык издает подобный же рев, убегая
От алтаря, секиру неверную с шеи стряхнувши.
Оба дракона скользят к святилищу, вверх и вползают
В самую крепость они Тритониды {23}, жестокой богини,
Чтоб под ногами ее и под круглым щитом там укрыться.
Нас, устрашенных, это еще пугает сильнее.
Толки идут, что вполне по заслугам за тяжкий проступок
230 Лаокоон пострадал: копьем оскорбил он святое
Дерево, в тело коня вонзив свой дротик преступный.
Все восклицают, что надо вести во храм это диво
И обратиться к богине с мольбой.
Стену ломаем, на здания города вид открываем.
Все за работой. К ногам коня катки привязавши,
Тащат троянцы его, натянувши канаты на плечи,
Ближе подходит к стенам роковая громада, со чревом,
Воинов полным. Дети кругом и безбрачные девы
Гимны поют, и рукой прикоснуться все рады к канатам,
240 Движется грозно она, в середину вступает столицы.
Родина! Дом Илионский! Дарданские стены,
Славные в битвах! Не раз у ворот на пороге громада
Вдруг застревала {24}, не раз в утробе доспехи звенели.
Мы ж налегаем сильней, ослепленные страстью,
в забвенье;
В крепости ставим святой несчастье несущее диво {25}...
[ГИБЕЛЬ ПРИАМА] (Перевод А.В. Артюшкова)
II, 505 Может быть, спросишь {26}, какая судьба и Приама постигла.
Видя, что гибнет захваченный город и рушатся всюду
Кровли домов, и враги в середину проникли столицы,
В тщетном усилии старец облек дрожащие плечи
510 В свой уж давно непривычный доспех, прицепил бесполезный
Меч и в гущу врагов устремился, готовый погибнуть {27}.
В самой средине дворца, под открытым небом, огромный
Высился жертвенник, с ним по соседству лавр многолетний
Близко вплотную стоял, и тень осеняла пенатов {28}.
Вкруг алтаря с дочерьми здесь Гекуба сидела, подобно
Стае густой голубей, застигнутых бурей жестокой,
Изображенья богов обнимая в мольбе бесполезной.
Видит Приама она в доспехах, лишь юным пригодных:
"Что за ужасная мысль, о несчастный супруг, побуждает
520 Взяться за дротик тебя? И куда ты стремишься? - сказала, -
Помощи нет; не такой, не таких защитников вовсе
Требует время, хотя б даже Гектор сейчас мой явился!
Здесь приютись, возле нас! Этот жертвенник всем даст
защиту,
Или же с нами умрешь!" И с такими словами, привлекши
Старца к себе, усадила его на месте священном.
Вдруг показался Полит - он один из детей был Приама,
Пирровой {29} он руки избежал; среди копий между врагами
Портиком длинным бежит, обегает пустынную залу,
Раненый. Дротом враждебным его преследует ярый
530 Пирр; вот настигнет сейчас, вот жестокою пикой ударит!
Он, ускользнув, наконец, на глазах у родителей сразу
Пал и потоками крови истек, и с жизнью расстался.
Тут не сдержался Приам, хоть его окружала повсюду
Смерть, и, возвысивши голос, сказал, преисполненный гнева:
"Пусть, - он воскликнул, - за дерзость такую, такое
злодейство!
Ежели на небе есть забота об этом, есть совесть, -
Боги тебе воздадут достойной и должною карой!
Сына родного воочию смерть показать мне посмел ты,
Взоры отца осквернить решился убийством кровавым.
540 Нет, ко врагу Приаму Ахилл не таков был {30} (его ты
Лживо отцом называешь), стыдясь, он признал за молящим
Право на милость и мне бездыханное Гектора тело
Для похорон возвратил, в мое царство дозволил вернуться!"
Так говорил и метнул без удара бессильный свой дротик
Старец; со звуком глухим отскочивши от медных доспехов,.
В верхнем покрове щита копье бесполезно завязло.
Пирр отвечал: "Сообщи же отцу Пелиду об этом,
С вестью отправься к нему. Не забудь об ужасных деяньях
Выродка Неоптолема ему рассказать поподробней,
550 Ныне ж умри!" И повлек к алтарю он дрожащего старца.
В токах обильных сыновней крови скользнул тот бессильно.
Волосы левой рукою схватив, он правою вынул
Блещущий меч и вонзил ему в грудь до самой рукоятки.
Этот Приамов конец и печальную участь такую
Предуказал давно рок. Падение видел Пергама,
Трои пожар, стольких Азии стран и народов когда-то
Гордый властитель. Лежит на взморье огромный обрубок:
Сорвана с плеч голова, и осталось без имени тело.
[РАССКАЗ ЭНЕЯ О СВОЕМ БЕГСТВЕ ИЗ ПЫЛАЮЩЕЙ ТРОИ] (Перевод А.В. Артюшкова)
671 Вновь опоясался я мечом, уж и левую руку
В щит продевал поудобней, идти сбираясь из дому,
Но у порога, обняв мои ноги, меня удержала,
Иула-младенца к отцу протянув, дорогая супруга.
"Если на гибель идешь, то и нас уведи за собою;
Если ж надежду еще на силу доспехов имеешь,
Наш этот дом защищай раньше всех. На кого оставляешь
Иула-младенца, отца и меня, с кем супружеством связан?" -
680 Так говорила она и весь дом наполняла стенаньем.
Тут (рассказывать дивно) свершилось внезапное чудо:
Вдруг на глазах у печальных родителей, меж их руками,
Пламени легкий язык на головке является Иула,
Свет разливая кругом: совершенно при этом безвредно
Мягкие волосы лижет огонь, у висков собираясь.
Затрепетали от ужаса мы и поспешно объявший
Волосы Иула священный огонь погашаем водою.
В радости к звездам тогда поднимает Анхис, мой родитель,
Взор свой и так говорит, к небесам простирая и руки:
"Если внимаешь ты нашим мольбам, всемогущий Юпитер,
690 Раз лишь на нас воззри! Если мы благочестием стоим,
Знаменье дай нам потом, подкрепи эти все предсказанья".
Чуть это старец сказал, с неожиданным грохотом тяжко
Грянуло слева {31}, и, с неба упав, темноту рассекая,
Огненный шар пролетел, яркий след за собой оставляя.
Видим, как он проскользнул над самой вершиною кровли
В ясном сиянье и скрылся в лесу на высотах Идейских {32},
Путь указуя; за ним борозда еще длинною нитью
Светится; вкруг далеко разливается запах сернистый.
Знаком таким побежденный, руки к небу отец простирает;
700 Он призывает богов и светило священное молит:
"Незачем медлить; иду за вами, куда б ни пошли вы.
Боги родные, спасите наш дом, спасите и внука.
Сын, уступаю тебе, за тобою идти я согласен".
Так он сказал, а меж тем шум огня через стены яснее
Слышится, гонит пожар раскаленную бурю все ближе.
"Что же, скорее садись на меня, дорогой мой родитель.
Плечи подставлю тебе. Этот труд мне не будет тяжелым.
Чтоб ни решила судьба, одинакова будет опасность
Нам и спасенье одно. Со мною идет пусть младенец
Иул, а за нами вослед дорогая супруга поодаль.
Слуги! А вы на мои слова обратите вниманье.
Выйдя из города, холм вы найдете с покинутым древним
Храмом Цереры, вблизи же растет кипарис долговечный,
Многие годы уже благочестием предков хранимый:
К этому месту придем мы различными с вами путями,
Ты, мой родитель, возьми святыню отцовских пенатов;
Я же из недавней резни и тяжелого вышел сраженья,
720 Мне их коснуться грешно, пока не омоюсь проточною
влагой".
Так говоря, я шею себе и широкие плечи
Шкурою желтого льва покрываю поверх одеянья
И поднимаю свой груз; пристроился справа ребенок
Иул, за отцом он идет, с трудом и едва поспевая,
Следует сзади жена. Мы бредем среди полного мрака.
Только что я ничего не боялся, ни брошенных копий,
Ни неприятельских толп преграждавших дорогу мне
греков:
Всякого ныне страшусь ветерка, всякий звук возбуждает
Трепет во мне, за груз я боюсь и за спутника вместе.
730 Мы приближались уже к воротам, весь путь, мне казалось,
Благополучно пройдя. Вдруг до слуха донесся мне словно
Шум учащенных шагов, и отец, в темноту проникая
Взором, "о сын, - восклицает, - беги; они уже близко;
Отблеск я вижу щитов и сверкание медных доспехов".
Тут от испуга как будто какою-то волею злою
Ум мой смятенный был отнят совсем. Побежав без дороги,
Верный, знакомый мне путь потерял я из виду. О горе!
Отнял ли рок у меня несчастный супругу Креузу,
Или случайно она заблудилась, устав ли присела, -
740 Мне неизвестно. Ее никогда я уж больше не видел.
А что пропала она, я заметил не раньше, покамест
Мы добрались до холма и священного храма Цереры.
Здесь только все собрались, наконец, - лишь ее не хватало.
Так обманула она и друзей, и супруга, и сына.
Ах! Из людей, из богов кого не корил я в безумье,
Что беспощаднее я в ниспровергнутом городе видел?
Иула, Анхиса-отца и троянских пенатов вручаю
Спутникам верным своим, их сокрывши в излучине дола,
В город обратно я сам возвращаюсь в сверканье доспехов.
750 Все испытать я решил, исходить все улицы Трои,
Заново всяким себя опасностям там подвергая.
Прежде всего направляюсь к стене, к потаенным воротам,
Где мы прошли, по следам своим же обратно ступая
И темноту проглядеть стараясь внимательным взором.
Ужас повсюду царит, само молчанье пугает.
К дому затем (не вернулась ли вдруг, не окажется ль
дома)
Я пробираюсь. Весь дом захватили данайцы, ворвавшись.
До верху кровли, крутясь, поднимается жадное пламя.
Кверху растут языки, раскаленный свирепствует ветер.
760 К дому Приама потом направляюсь; тут вижу всю крепость.
Портики пусты уже, и в убежище храма Юноны
Феникс и лютый Улисс сторожили добычу: в охрану
Выбрали их. Отовсюду сюда сокровища Трои,
Что из сгоревших захвачены храмов, столы для закланья
Жертв, золотые сосуды массивные, груды одежды
Сносятся в множестве. Дети и женщины робко стояли
Длинной вокруг вереницей.
Все-таки стал подавать свой голос во мраке я смело.
Кликами улицы я оглашал и в печали Креузу
770 Звал много раз, и опять, и опять призывал понапрасну.
Так я искал, без конца блуждая по улицам Трои.
Образ печальный тогда (то самой Креузы был призрак)
Взорам явился моим; знаком был, но только был выше.
Оцепенел я, и волосы встали, и замер мой голос.
Речью такою она от меня отгоняет тревогу:
"Милый супруг! Для чего предаешься ты скорби безумной?
Ведь не без воли богов совершается это. С собою
Не суждено увезти тебе отсюда Креузу.
Нет повеленья на то владыки Олимпа. Чужбина
780 Надолго примет тебя. Взбороздишь ты пространное море,
В землю прибудешь Гесперию {33}, где посреди плодородных
Пашен людских медлительно Тибр протекает Лидийский {34}.
Счастье и царство тебе уготованы там и супруга
Царского рода. Не лей же слез о любимой Креузе.
Нет, не увижу ведь я горделивых жилищ мирмидонцев {35}
Или долопов {36}, у греческих женщин не буду рабыней
Я, дарданка, невестка богини Венеры {37}.
Здесь великая мать богов {38} меня оставляет,
В этих краях. Прощай. Будь охраной любовною сыну".
790 Так говорила она. Со слезами хотел я сказать ей
Много: она поднялась и рассеялась в воздухе легком.
Трижды пытался ее я обнять за шею руками,
Трижды из рук ускользал из объятия тщетного призрак.
Легкому ветру, летучему сну совершенно подобный.
Ночь миновала уже, когда я к друзьям возвратился...
901 Яркий вставал Люцифер {39} на вершинах Идейских, с собою
Новый день приводя. Всюду прочно данайцы владели
Входами в город. Надежд ниоткуда не видя на помощь,
Я отступил и, поднявши отца, направился в горы.
[ЛЮБОВЬ И ГИБЕЛЬ ДИДОНЫ] {40} (Перевод А.В.Артюшкова)
IV, 1 Тяжкой меж тем уж давно уязвленная страстью царица
Рану питает свою и пламенем тайным сгорает,
Все вспоминается ей великая доблесть героя,
Блеск и величие рода его, и врезались в душу
Речи его и лицо; и страсть не дает ей покоя.
Солнечным светом уже заливала всю землю Аврора,
Влажную тень с небосвода сдвигая. Она безрассудно
С речью такою к сестре обращается, верному другу:
"Анна, сестра! что за сны меня беспокоят, пугают!
10 Этот пленительный гость, появившийся в нашем жилище, -
Видом он как величав, как он доблестен духом и телом!
Истинно верю, что он от бессмертных богов происходит.
Чуждый величия дух обличается страхом. Какою
Не был гоним он судьбой! О каких не рассказывал войнах!
Если бы я не пришла неизменно и твердо к решенью
В брачный союз не вступать ни с кем с той поры, как
любовью
Первой обманута я была, кончиной супруга;
Если бы брачные факелы мне ненавистны не стали, -
Слабости этой едкой, может быть, я могла бы поддаться.
20 Анна, признаюсь, по смерти Сихея, несчастного мужа,
После обрызганных братом кровью пенатов {41}, один он
Чувства затронул мои и дух мой упавший он поднял.
Прежнего пламени я, несомненно, следы различаю.
Но да поглотит меня, раскрывшись, бездонная пропасть
Или Перуном отец всемогущий к теням ниспровергнет,
К бедным Эреба {42} теням и в глуби подземные ночи,
Раньше чем стыд, я тебя оскорблю и закон твой нарушу.
Тот, кто впервые меня к себе привязал, кто мои все
Чувства унес, он пускай и хранит их с собою в могиле".
30 Так говорила она и слезами сама заливалась.
Анна в ответ: "О сестра, больше жизни любимая мною!
Хочешь ли молодость провести в одиночестве грустном,
Милых не зная детей и отрады супружеской жизни?
Праху ль усопших и манам ли мертвых о том есть забота?
Пусть ни один ливийский жених ни, раньше, тириец
Душу больную твою к любви не склонил; пусть отвергнут
Ярб {43} и другие вожди, что в Африке, славой богатой,
Вскормлены, - ты и желанной любви противиться хочешь?
В ум не приходит тебе, в какой ты стране поселилась?
40 Гетулов там города, на войне поражений не знавших,
Дикие там нумидийцы вокруг и Сирт неприютный {44},
Область безводная здесь и свирепые вширь расселились
Барки. А что говорить о войне, поднимаемой Тиром {45}.
И об угрозах от брата?
Думаю, волей богов и желаньем богини Юноны
По ветру путь свой направили к нам корабли Илиона.
Город каким свой увидишь, сестра! От этого брака
Как твой возвысится трон! От союза с оружием тевкров
Силы повысив свои, как поднимается слава пунийцев!
50 Ты лишь богов умоляй о прощенье и, жертвы свершивши,
Гостеприимною будь, создавай для задержки причины:
На море бурю сейчас Орион {46} поднимает дождливый.
И расшатались тирийцев суда, и погода сурова".
Этой речью она разожгла распаленную страстью
Душу, надежду влила в сомненья, прогнавши стыдливость.
Прежде всего во храмы идут, о милости просят,
У алтарей по обычаю в жертву овец закалая -
Право творящей Церере, Лиэю {47}, родителю Фебу,
Больше же всех богине союзов брачных, Юноне.
60 С чашей в руке, красотой роскошной сияя, Дидона
Между рогов белоснежной телицы творит возлиянье
Или обходит вокруг алтарей, лоснящихся жиром.
Жертвам весь день отдает, смотрит в груди закланных
животных,
Жадно предвестий ища у дымящихся легких и сердца.
Ты, о пророков несведущий ум! Чем помогут безумной
Храмы, обеты? Любовный огонь пожирает ей сердце
Тою порой, и болит в груди молчаливая рана,
Пламя несчастную жжет Дидону; по городу всюду
Бродит безумно она, словно лань, пораженная дротом:
70 Издали в Критских лесах за нею, не ждавшей несчастья,
Гнался пастух, поразил и летучую сталь в ней оставил,
Сам не заметив того; по лесам и ущельям диктейским {48}
Мчится она, а древко смертельное в теле застряло.
То она водит с собой Энея по городу всюду,
Кажет богатства ему сидонские, город Готовый.
Чуть лишь начнет говорить - и смолкает, не кончивши речи.
То с угасанием дня новый пир велит приготовить.
Чтобы в безумии вновь внимать богам илионским,
Взора опять не сводя с лица говорящего гостя.
80 После ж, когда все уйдут, и луна в свою очередь также
Станет бледнеть, и ко сну, заходя, призывают светила,
В доме тоскует пустынном одна на покинутом ложе,
Только его - хоть и нет его здесь - и видит и слышит
Или, плененная видом отца, Аскания держит;
Страсть несказанную ей обмануть не удастся ли этим!
Башни начатые вверх не растут; молодежь о доспехах
Позабывает, и порт, оборонные сооруженья
Брошены; прерваны все работы, и грозные стены
В их высоте поднебесной стоят неподвижной громадой...
[Стихи 89-128. Богиня Юнона желает задержать Энея в Африке. Она предлагает
матери Энея Венере прекратить взаимную вражду Карфагена и Италии, соединив
браком Энея и Дидону. Венера соглашается. Юнона излагает план осуществления
этого брака.]
129 Тою порою поднялась, Океан оставляя Аврора.
Чуть рассвело, из ворот молодежь отборная вышла,
Сети, тенета с собою несут и охотничьи копья,
Скачут массильские всадники, чуткие своры собачьи.
Медлит царица в дому; у порога ее ожидают
Главы пунийцев. Стоит, изукрашенный в золото, пурпур,
Яростный конь и грызет удила, покрытые пеной.
Вот, наконец, и она выходит с великою свитой,
Плащ свой сидонский надев с расписною богатой каймою.
С ней колчан золотой, на косе золотая повязка,
Платья пурпурного край закреплен золотою застежкой.
140 Тут же и радостный Иул выступает с фригийскою свитой.
Перед другими Эней, красотою всех превышая,
С ними идет и свою смыкает с пунийцами свиту.
Как Аполлон покидает зимой течение Ксанфа
В Ликии, чтобы, материнский Делос посетив, хороводы
Возобновить там, и вкруг алтарей критяне, дрионы
И расписавшие тело свое агафирсы ликуют;
Сам же по кинфским хребтам он шествует, зеленью нежной
Кудри украсив свои и прикрыв золотой диадемой;
Стрелы гремят у него на плечах; не менее бодро
150 Шел и Эней, и сияло лицо его дивной красою.
К горным высотам они пришли и в дебри лесные;
Бросившись с верху скалы, побежали тут дикие козы
Вниз по горам, а с другой стороны по открытому полю
Стадо за стадом несутся олени в стремительном беге,
Пыли подняв облака и гористую местность покинув.
Мальчик Асканий меж тем, конем восторгаясь горячим,
Мчится долиной, то тех, то других позади оставляя;
Меж боязливых зверей кабана, покрытого пеной,
Жаждет он встретить и желтого льва, сошедшего с высей.
160 На небе тою порой начинается грохот великий,
Следом и ливень за ним надвигается, смешанный с градом,
Тут и тирийский {49} отряд, и троянские юноши вместе
С внуком Венеры дарданским бегут кто куда по равнине
В страхе укрытий искать; а с гор потоки несутся.
Вместе с Дидоной и вождь троянский в ту же пещеру
Входит. Тут первой Земля {50} и пособница в браках Юнона
Знак подают. Сверкнули огни, и эфир как свидетель
Брака, и нимфы с высот испустили дикие вопли.
170 День этот сделался первой причиною смерти и бедствий,
Так как ни внешность уже, ни молва не смущают Дидону,
О потаенной любви она уж не думает больше.
Браком зовет: этим словом она вину покрывает.
Тотчас несется Молва по градам великим ливийским.
Зло никакое с Молвой в быстроте не сравнится полета.
Крепнет в движенье она, на ходу набирается силы.
В робости раньше мала, до небес поднимается скоро,
Шествует по земле, скрывает голову в тучах.
Матерь-земля родила ее, на богов прогневившись,
180 Младшею, как говорят, сестрой Энгеладу и Кею {51},
Быстрою как на ногах, так и крыльях проворных, огромным
Чудовищем, страшным для всех. У нее сколько перьев на
теле,
Столько под ними бдительных глаз (рассказывать дивно!),
Сколько звучит языков, столько ртов и ушей навостренных.
Ночью летает она в темноте меж землею и небом
С скрежетом резким и глаз не смыкает сладкой дремотой,
Днем верным стражем она сидит на вершине ли кровли
Или на башнях высоких, великие грады пугая.
Вестница вымысла, ложь наравне она с правдою любит.
Так и тогда разным слухом народ она насыщала,
190 С равною радостью быль с небылицею всем провещала:
Прибыл Эней, от крови троянской он происходит;
С ним, как с мужем, сойтись прекрасной Дидоне угодно;
В неге они эту зиму сейчас и давно уж проводят,
Царства не помня свои, охвачены страстью постыдной...
[Стихи 195-521. Боги через Меркурия напоминают увлекшемуся Энею о конечной
цели его странствований. Эней после объяснения с Дидоной порывает с ней и
решает пуститься в море. Покинутая царица в отчаянии.]
Ночь наступила. Животный весь мир утомленный
спокойным
Сном на земле наслаждался; леса и грозное море
Спали. В средине пути уже катятся звезды, склоняясь,
Все умолкают поля, и звери и пестрые птицы,
Все, что в прозрачно-текучих водах и на холмах колючих
таится.
Сну предается в тот час под покровом ночи безмолвной.
Только несчастная лишь финикиянка {52} ни на мгновенье
530 Не засыпает; очами и сердцем ночного покоя
Не принимает. Заботы двоятся, и, вновь воскресая,
Буйствует страсть и волнами великого катится гнева.
Вот что решила она и так про себя рассуждает:
"Что ж это делаю я? И осмеянной мне ль обращаться
К прежним опять женихам и молить о браке Номадов {53},
Им в сватовстве столько раз отказав? Иль за флотом
троянским
Надо последовать мне и во всем покорствовать тевкрам?
Не потому ль, что моя им помощь прежняя в пользу
И благодарность они сохраняют за прошлое прочно?
540 Пусть это так: но кто же меня, ненавистную, примет
На горделивых судах? Злополучная ты! Ах, еще ли
Лаомедонтова рода {54} с его вероломством не знаешь?
Что же потом? Мне одной провожать моряков
в торжестве их,
Иль, окружившись толпой тирийцев моих, устремиться
В путь и, кого я с трудом увезла из столицы сидонской {55},
В море обратно увлечь, приказать паруса распустить им?
Нет, по заслугам умри и мечом устрани все мученья!
Тронувшись плачем моим, сестра, на меня эти муки
Первая ты навлекла, безумную недругу выдав.
550 Брака не зная, как зверь, не смогла-таки я без порока
Жизнь свою провести и избегнуть подобных мучений,
Не сохранила обещанной верности праху Сихея!"
Стоны такие рвались у нее, несчастной, из сердца.
На корабельной высокой корме Эней в это время
Спал, уж решив свой отъезд. Все как следует было готово,
Вновь тут явился ему во сне божественный образ,
Чудилось, с тем же лицом и веленьями теми же снова,
Сходный во всем с Меркурием - голосом, видом цветущим,
Русым цветом волос, красотою юною тела.
560 "О сын богини! Как можешь ты спать в подобной тревоге?
Разве не видишь, безумец, какие опасности всюду
Вас окружают? Не слышишь дыханья зефиров попутных?
Хитрость, жестокое зло в душе замышляет царица,
На смерть решившись и гнева прилив в себе разъяряет.
Как не бежишь ты стремглав, пока еще бегство возможно?
Скоро увидишь, как море взволнуют суда, засверкают
Факелы злые, кругом берега запылают огнями,
Если на этой земле тебя застанет Аврора.
Брось же медлительность! Непостоянна, изменчива вечно
Женщина!" Так он сказал и с темной ночью смешался.
Тут встрепенулся Эней. Внезапным испуганный мраком,
Сразу встает ото она и своих он товарищей будит.
"Встаньте, проснитесь, друзья, поскорей! На скамейки
садитесь
И паруса распускайте! Ниспослан с высокого неба,
Бог нам ускорить отъезд, разрубив витые канаты,
Вот уж вторично велит. Повинуемся, кто бы ты ни был,
Образ священный, и с радостью волю твою исполняем!
Милость и помощь свою нам яви и предвестий счастливых
С неба пошли!" И при этих словах из ножон извлекает
580 Молниеносный он меч и бьет острием по канатам.
Этот же пыл и у всех: бросаются, рвутся уехать.
Берег покинули; все кораблями море покрылось;
Пену, напрягшись, мутят и морскую лазурь загребают.
Вот, оставляя шафранное ложе Тифона, Аврора
Светом нового дня заливать начала уже землю.
Тут, рассмотрев из окон, что рассвет белеется ранний
И, подравняв паруса, удаляется флот, увидевши
Берег и порт без гребцов, поражает своею рукою
Трижды, четырежды дивную грудь царица: терзая
590 Русые волосы, так говорит: "О, Юпитер! Неужто
Этот пришелец уйдет и над царством моим насмеется?
Что же, доспехи надев, не бегут всем народом в погоню?
Как не сорвут кораблей со стоянок? Идите, несите
Пламя скорей! Дайте стрелы сюда! Налегайте на весла!
Что говорю я? Где я? Какое безумство, Дидона!
Или теперь лишь тебя задевает безбожный поступок?
Царство давая ему, подумать надо об этом!
Честен как тот, кто родных везет с собою пенатов!
Верен как тот, кто отцу престарелому плечи подставил!
600 Я ль не могла разорвать его тело, похитив, и в волны
Выкрошить! Иль спутников, даже Аскания, раньше зарезав
Сталью, отцу предложить на пиру в угощенье! Правда,
Битвы, конечно, исход был сомнителен. Пусть: но кого же,
На смерть идя, мне бояться? Внесла бы я факелы в лагерь.
Пламенем палубы их наполнила, сына с отцом я,
С родом их всех истребив, сама бы бросилась сверху!
Солнце! Земные дела ты все освещаешь огнями.
Знаешь, Юнона, и ты мои муки и мне помогаешь.
Ты, что ночами вопишь в городах на распутьях, Геката!
610 Фурии, страшные местью, Элиссы {56} гибнущей боги!
Бедам внимайте моим! По заслугам отмстите злодеям!
Наши услышьте мольбы! Если в гавань войти неизбежно
И до твердой земли суждено доплыть нечестивцу,
Если Юпитеров рок так велит, то предел положите
Здесь! Пусть разбитый в бею со смелым народом и изгнан
Прочь из пределов страны, из объятий исторгнут Иула -
Молит о помощи! Пусть лишенную чести увидит
Спутников смерть! И подав под законы неравного мира,
Пусть ни престолом, ни жизнью желанною не насладится,
Но раньше срока падет и в земле не найдет погребенья!
Вот моя просьба. Последнюю речь изливаю я с кровью!
620 Вы же, тирийцы, самый их корень, и будущий род весь
Их ненавидьте, такой воздайте нашему праху
Дар: да не будет любви и союза у этих народов!
Мститель из наших костей восстанет некий могучий {57},
Будет огнем и мечом он гнать поселенцев дарданских
Ныне и после, всегда, когда силы со временем будут.
Пусть, я молю, берега с берегами враждуют, с волнами
Волны, с мечами мечи, пусть сами воюют и внуки!"
630 Так говорила, растерянно мыслью бросаясь повсюду
И ненавистную жизнь оборвать поскорее желая.
Кратко сказала потом Сихея кормилице Барке -
Няню ж ее покрывал прах черный на родине прежней:
"Анну сестру позови, моя милая няня, сюда мне.
Пусть поскорее себя окропит речною водою,
Да и придет, с собой приведя жертвы животных.
Голову ты и сама покрой священной повязкой.
Жертву, что собрана мной по обряду подземному богу,
Хочется мне совершить, конец положить беспокойству
640 И предоставить огню костер властелина дарданцев".
Так говорила. Та в старческом рвении шаг ускоряла.
Но трепеща, одичав от замыслов страшных, Дидона
Кровью налитый взгляд обращала кругом, со щеками
В пятнах, дрожа, побледнев в предчувствии смерти
грядущей,
Внутрь в покои дворца врывается и на высокий
Всходит костер в исступленье и меч обнажает дарданский, -
Дар, что был поднесен совсем не для цели подобной.
Вдруг увидав илионский покров и знакомое ложе,
Здесь задержалась она ненадолго в слезах и раздумье,
650 К ложу припала потом с последнею речью: "Покровы
Милые мне до тех пор, пока бог и судьба позволяли:
Душу примите мою и меня от страданий избавьте.
Жизнь прожила я и данный Фортуною путь совершила.
Ныне мой облик уйдет в подземное царство великим.
Мстя за супруга, на брата-врага наложила я кару,
Славный поставила город, мои видала я стены.
Счастлива, ах, чрезмерно была б я счастлива, если б
Нашей земли никогда корабли не касались дарданцев!"
К ложу приникнув лицом: "Умрем без отмщенья, -
сказала, -
660 Все же умрем! Да, вот так к теням удалиться, отрадно.
Пусть же вперяет глаза в мой огонь жестокий дарданец
С моря, с собой унося кончины знаменье нашей!"
Так говорила. Среди ее слов - тут видят служанки -
Падает под острием. Меч пеной кровавой покрылся,
Руки забрызганы. Крик идет по высоким чертогам.
Бешено мчится Молва по всей потрясенной столице,
Плач и рыданья везде; дома полны причитаний
Женских, и отзвук дает от стона великого воздух.
Словно, ворвавшись, враги предают разрушению древний
Тир и весь Карфаген, и бешеным пламя потоком
670 Льется по кровлям домов людских и божеских храмов.
[ЭНЕЙ В ПОДЗЕМНОМ ЦАРСТВЕ] (Перевод А.В. Артюшкова)
[Прибыв в Италию, Эней высаживается около города Кум и в храме Аполлона
встречается с жрицей, пророчицей Сивиллой, которая раскрывает ему его судьбу
(1-97). Эней просит у Сивиллы свидания в подземном царстве с тенью своего
отца Анхиса. Сивилла указывает ему способ спуститься в преисподнюю (98-155).
- Эней добывает указанную Сивиллой священную "золотую ветвь", без которой
нельзя проникнуть в преисподнюю, и устраивает торжественные похороны
потонувшего в море своего спутника героя Мисена (156-235).]
236 Сделавши это, спешит повеленья Сивиллы исполнить.
Грот был высокий в камнях, с огромным зевом широким,
Озером черным и тьмой сокрытый мрачного леса.
Сверху над ним не могли безнаказно даже и птицы
240 Крылья свои распускать: из черневших отверстий такие
Шли испарения вверх, поднимаясь к небесному своду
(Эти места оттого назывались у греков Аорнон {58}).
Жрица сперва четырех телят для жертвы приводит
С черной спиною и головы им вином окропляет,
Между рогами у них остригает кончики шерсти
И на священный огонь их кладет приношением первым,
Кликами кличет Гекату, богиню Эреба и неба.
Слуги ножи подставляют и теплую кровь собирают
В чаши. Черной шерсти овцу Эней самолично
250 Матери фурий {59} с великой сестрою {60} мечом закалает,
А Прозерпине телицу бесплодную в жертву приносит.
Жертву ночную потом свершает властителю Стикса {61},
Мясо целых быков на огонь возлагает и сверху
Льет на горящее сердце и легкие жирное масло.
С первым лучом восходящего солнца у них под ногами
Стала гудеть земля, и задвигались горы с лесами.
Чудилось, псы в темноте завыли; богиня Геката
Вход открывает. Взывает пророчица: "Дальше, о, дальше,
Непосвященные. Рощу святую очистите вовсе!
260 Ты же входи, извлеки из ножен свой меч! В это время
Мужество нужно тебе, Эней, и крепкое сердце!
Тут исступленно она устремилась к открытой пещере,
Следом за нею Эней таким же бестрепетным шагом...
268 Скрытые полною тьмой, они шли одиноко сквозь тени,
Через пустые чертоги и Дита {62} подземное царство.
270 Путь таков по лесам при неверном мерцании лунном,
Если Юпитер сокроет во тьму небеса, и окраску
Черная ночь у предметов земных совершенно отнимет.
Возле верховья, пропасти Орка {63} у самого входа,
Расположились Печаль и Заботы, грызущие сердце,
Бледные там угнездились Недуги, унылая Старость,
Ужас и Голод, на зло наводящий, и гнусная Бедность,
Призраки, страшные видом своим - и Смерть и Страданье,
Единокровный со Смертию Сон и Злорадство за ними,
Возле порога Война, несущая смерть и убийство,
Дальше железный чертог Евменид и Раздор исступленный,
Волос змеиный себе обвязазший кровавой повязкой,
А посредине стоит, многолетние ветви простерши,
Темный огромнейший вяз. Говорят, здесь под каждым
листочком
Выбрали место себе пустые и праздные Грезы,
Множество, кроме того, различных диких чудовищ
Возле дверей пребывают: кентавры {64}, двуликие Скиллы,
О ста руках Бриарей и ужасно шипящая гидра,
Лерны {65} Химера, огнями снабженная, тут же горгоны {66},
Гарпий {67} и Герион, трехтелесный призрак ужасный.
290 Выхватил меч свой Эней, охваченный страхом внезапным,
И обнаженную сталь направляет на всех подходящих.
Если бы не указала ему премудрая жрица,
Что в оболочке пустой бестелесные призраки бродят,
Бросился б он и мечом поражать стал бы тени напрасно.
Здесь-то дорога в Тартар идет к водам Ахеронта,
Мутный от грязи поток бушует, огромной пучиной;
Ил увлекая с собой, в Коцит {68} он его извергает.
Это теченье реки охраняет ужасный паромщик,
Страшный от грязи Харон; сединою его подбородок
300 Густо лохматой оброс; глаза его дико сверкают,
Свесился с плеч его плащ, узлом завязанный, грязный,
Свой подгоняет он челн шестом и, поставивши парус,
Мертвых везет на ладье темно-ржавого цвета; он очень
Стар, но бодра и юна даже старость бессмертного бога.
К этому берегу все устремлялись огромной толпою
Мертвые: жены, мужья и великие духом герои,
Жизнь, скончавши свою, незамужние девы и дети,
Юноши их на глазах у отцов на костры возложили.
Столько осенней порой в лесах, при первом морозе,
310 Падает листьев с дерев иль на сушу с глубокого моря
Птиц слетается: их холодные месяцы года
Гонят над глубью морской в лучезарные южные страны.
Каждый стоя молил его переправить скорее,
Руки простерши в тоске по далекому берегу. Впрочем,
Мрачный паромщик то тех, то других на ладью принимает,
Всех же иных далеко от песчаного гонит прибрежья.
Тут удивленный Эней, встревоженный шумом - "О, дева,
Что за толпа, - говорит, - собралась у реки? Что ей нужно?
Мертвые просят о чем? Почему одни остаются
320 На берегу, а другие гребут через темные воды?"
Кратко сказала ему в ответ долговечная жрица {69}:
"О сын Анхиса, богов самый подлинный отпрыск!
Ты видишь
Стогны стигийские здесь и глубокие топи Коцита,
Страшно даже богам ими клясться и клятву нарушить.
Жалкая эта толпа мертвецов лишена погребенья.
Возчик - Харон; через волны везет он одних погребенных.
Запрещена переправа через эти шумящие волны
На берег страшный, пока не покоятся кости в могиле.
Сто лет блуждают они и по этому реют прибрежью;
330 Только тогда, наконец, их к водам допускают желанным".
Остановился тогда и шаги удержал сын Анхиса,
Думой объятый в душе, о неравной судьбе сожалея.
Видит печальных он там, посмертной чести лишенных,
Левкаспида с вождем ликийского флота Оронтом:
Австр их волной потопил с кораблем и другими пловцами...
[Стихи 337-416. Эней видит тень кормчего Палинура, который рассказывает ему
о своей гибели. Харон, получив "золотую ветвь", перевозит Энея и Сивиллу.]
417 ...Пастями лая тремя, оглашает Цербер огромный
Области эти; лежит в пещере напротив он, лютый.
Видя, что змеи на шеях его уж становятся дыбом,
Жрица бросает кусок из волшебных растений снотворных
С медом. Три глотки раскрыв, свирепый от голода Цербер
Быстро хватает еду, расправляет огромную спину
И припадает к земле, во всю ширь распростершись в пещере.
Видя, что сторож заснул, вход Эней занимает и быстро
Всходит на берег вод, никому не дающих возврата.
Тотчас же он услыхал голоса детей малолетних,
Душ их пронзительный плач у самого входа; лишая
Сладостной жизни, унес, оторвав от груди материнской,
Черный их день и до времени бросил в могилу. А рядом
430 С ними находятся здесь без вины присужденные к казни.
Не без суда им, однако ж, даровано это жилище,
Главный судья Минос, сотрясающий урну, сзывает
Суд из покойных; всю жизнь и деяния их разбирает.
Дальше печальные тени живут: не свершив преступленья,
Сами себя умертвили они и, свет ненавидя,
С жизнью расстались. О, как им хотелось бы в вышнем
эфире
Ныне и бедность сносить и суровым трудам подвергаться?
Воли богов нет на то; их болото противное держит
Неумолимо, и Стикс, девять раз окруживший потоком,
440 Близко оттуда лежит, во все стороны вдаль протянувшись.
Край "печальных полей" - им такое присвоено имя.
Здесь кого злая любовь извела жестокою язвой,
Тайные держат тропы; их густой отовсюду скрывает
Миртовый {70} лес; но с тоской в самой смерти они неразлучны.
Федру, Прокриду {71} здесь видит Эней, Эрифилу: в печали
Раны всем кажет она, нанесенные сыном жестоким {72}.
Здесь же Эванда и с ней Пасифая и Лаодамия {73};
Здесь и Кеней, был он юноша раньше, стал женщиной ныне,
В первоначальный свой вид обращен он обратно судьбою {74}.
450 С ними в обширном лесу финикиянка также Дидона,
Свежею раной терзаясь, блуждала; едва очутился
Подле нее троянский герой и сквозь темную дымку
Еле узнал - при начале так месяца видишь серп мутный,
Иль сдается, что видишь его через облачный сумрак, -
Слезы тут он пролил и с нежной любовью сказал ей:
"Верная, стало быть, весть пришла ко мне, о Дидона
Бедная, что ты сама мечом себя умертвила?
Я был причиною смерти твоей! Так клянусь же звездами
И божествами небес и богами подземного царства,
460 Что против воли твои берега я покинул, царица!
Нет, повеленье богов (и оно же меня принуждает
Царство теней обойти среди терний во мраке глубоком)
Властно меня повело; да к тому же не мог я поверить,
Что мой отъезд причинит тебе столько страданья.
Остановись и от взоров моих не скрывайся! Кого ты
Так избегаешь? С тобой мне уже не беседовать больше!"
Гневом пылавшую тень и бросавшую дикие взоры
Так пытался Эней смягчить, заливаясь слезами.
В землю свой взор устремила она, отвернувшись; не больше
470 Чувства ее показало лицо от речи Энея,
Чем если б жестокий то был кремень или мрамор
марпесский {75}.
Вот встрепенулась она, наконец, и, враждебная, скрылась
В рощу тенистую, где супруг ее прежний заботой
Ей отвечает, Сихей, и любовью равняется с нею.
Долго, однако, Эней, потрясенный тяжелою встречей,
Взором ее провожает в слезах, сожаления полон...
[Стихи 477-534. Эней встречает тени героев; сын Приама Дейфоб рассказывает
ему о своей гибели.]
Той порой середины небес достигла Аврора.
Может быть, данный им срок провели бы они в разговорах,
Если бы спутница им не напомнила кратко Сивилла:
"Ночь наступает, Эней, мы же в плаче здесь время
проводим.
540 Вот это место как раз, где дорога расходится на две,
Вправо ведет ко дворцу великого бога Плутона,
Здесь нам в Элисиум путь; а налево - идущая в Тартар,
Где наказанье свое нечестивцы несут и злодеи".
Дейфоб в ответ: "Не сердись, великая жрица Сивилла.
Я возвращаюсь назад к теням в темноту. Ты же шествуй,
Слава наша и честь, и лучшую участь изведай".
Так он сказал и при этих словах повернулся обратно.
Тут оглянулся Эней и внезапно под скалами слева
Видит обширный дворец, окруженный тройною стеною.
550 Быстрый струится поток, окружая все пламенем шумным.
Тартара это река, Флегетон, с громом камни катящий.
Прямо - огромная дверь, из стали массивной колонны;
Их ни силе людской, ни самим небожителям даже
Не сокрушить; поднимается вверх железная башня.
Там Тисифона {76} сидит в окровавленной палле бессонно,
Денно и нощно она охраняет преддверие Орка.
Стоны оттуда слышны и звуки жестоких ударов,
Лязг железа и скрип и цепей волочащихся грохот.
Остановился Эней, перепуганный скрежетом страшным:
560 "Что за преступники здесь? О дева, скажи! И какою
Карой терзаются? Что за стон поднимается кверху?"
Жрица сказала в ответ: "О вождь прославленный Тевкров!
Чистый не может никто вступить в жилище преступных,
Но, приставляя меня к Авернским рощам, Геката
Все мне сказала, когда провела по божеским карам.
Критский царь Радамант {77} это держит жестокое царство,
Хитрости все раскрывает, к признанью в грехах всех
приводит
Тех, кто при жизни, напрасно ликуя, что скрылся от кары,
От злодеяний своих отложил очищенье до смерти.
570 Тотчас карающий бич берет Тисифона, злодеев
Бьет, издеваясь, и левой рукой простирая свирепых
Змей, призывает на них сестер ополченье суровых.
Только тогда, наконец, распахнутся проклятые двери,
Страшно скрипя на крюках. Посмотри, кто на страже
в преддверье.
Что за чудовище вход сторожит в подземное царство.
Злей Тисифоны, свои пятьдесят чернеющих пастей,
Лютая гидра, раскрыв, таится внутри. Самый Тартар
В пропасть уходит, вдвойне простираясь в подземное
царство,
Чем воздушный Олимп поднимается к небу вершиной.
580 Древнее племя Земли, поколенье Титанов, ударом
Молнии свергнуты, здесь в самом дне пребывают..."
[Стихи 582-636. Сивилла описывает Энею различных преступников и злодеев,
несущих наказания. Наконец они подходят к Элисиуму, жилищу блаженных.]
637 Выполнив все и свершив приношенье богине подземной,
К радостным вышла местам, наконец, и роскошным
лужайкам,
К рощам счастливых теней и блаженным жилищам умерших,
640 Чище здесь воздух полей и пурпурным блистающим светом
Их наполняет, тут солнце свое и свои тут светила.
Часть упражняется здесь на покрытых травою площадках.
Заняты играми или борьбой на песчаной арене;
Часть хороводы ведут и при этом стихи произносят,
Тут же фракийский певец {78} в одеянии длинном играет
В такт им на лире своей семиструнной: то пальцами струны;
Он заставляет дрожать, то плектром из кости слоновой.
Здесь поколение древнее Тевкров, прекрасное племя,
Мощные духом герои, рожденные в лучшие годы,
650 Или Ассарак и Дардан, основавший некогда Трою.
Издали призракам их колесниц и доспехов дивится.
В землю воткнуты стоят их копья и по полю всюду
Кони пасутся. Любовь к колесницам, доспехам, какую
Знали при жизни они, о конях прекрасных забота
И под землею у них осталась совершенно такая ж.
Справа и слева еще и других замечает: пируют
Здесь на лужайках они и победную песнь запевают
В роще из лавров душистых, откуда поток Эридона
Полный водою, течет через лес, устремлялся кверху.
660 Здесь пребывают в бою за отчизну познавшие рану,
Чистые духом жрецы в течение жизни минувшей,
Праведники и пророки, творцы, достойные Феба,
Здесь возвышавшие жизнь изобретением, знаньем,
искусством.
Те, кто оставил другим о заслугах высокую память:
Головы все здесь они белоснежной венчают повязкой...
The script ran 0.008 seconds.
Поделиться: