Георгий Петрович Гладков - Война [1972-1985]
Известность произведения:
НизкаяМетки:
Современная поэзия,
Поэма
1 2
Часть первая, Финская война.
I
На нас Финляндия «напала»,
Отец был призван на войну;
И в ранце он принёс немало
Тогда на радость пацану;
Гранаты были и патроны;
И я, тогда ещё зелёный,
Курок нагана нажимал,
Впустую барабан вращал…
Отец учил бросать гранату,
Как помню марки »РГД»,
И гордо я носил везде
»Будёновку», — шлем шишковатый,
Команды грозно подавал,
Хотя ещё не воевал…
II
Отец, увешанный ремнями
Военный запах издавал,
И говорил и мне и маме
Как он в »гражданку» воевал;
Тогда он, юным коневодом
Скакал в атаку вслед за взводом;
И, после боя, часто пьян,
Вращал »рулетки» барабан,
Бойцам постарше подражая,
Когда те, в карты проиграв,
И деньги все дотла отдав;
В наган один патрон вставляя,
Жизнь ставили свою на кон, –
Таков картежный был закон…
III
На финский фронт идут солдаты,
У дома сделали привал;
У многих лыжи, маскхалаты
И пулеметы, - Я видал
Мальчишкой это вместе с мамой;
Отец, на лошади буланой,
Тогда веселый молодой,
Скакал неловко пред женой…
Давно ушли на север люди,
Оставя нам в снегу следы, –
Консервны банки,борозды
От хода танков, с сотню будет
Пустых от водки пузырьков,-
Сто грам для храбрости бойцов
IV
Когда же шли с войны обратно,
Бойцы за танками КВ,
То люди им, за подвиг ратный
Цветы бросали; На траве
Везде валялись папиросы, -
Не каждый смог поймать; А косы
У мамы были сплетены, -
Она ждала отца с войны…
И он пришёл тогда, обросший,
И позже, сидя за столом,
Он долго говорил о том ,
Как доты брал; Возросший
Во мне проснулся интерес, -
Мечтал я храбрым стать, как бес.
VI
Я помню в Суоярви лето
По окончании войны;
Мы с мамой были там, и это
Я вижу часто в мои сны…
Отец мой был кавалеристом,
И в финском хуторе лесистом,
С бойцами возглавлял отряд;
И встрече с нами был он рад…
Но в жизни там моей впервые
Я домик финский увидал,
И в душу мне он там запал
В мои мечтанья молодые,
Как образ дивный, навсегда;
Но не вернулся я туда…
VII
Красивая у них природа, -
В Суоми – тысячи озёр;
Любая там мила погода;
Пустынной ночью мил костёр,
И лодки тихое скольженье,
Волшебное теней движенье,
В глухом таинственном лесу…
Я робко удочки несу;
Идём мы вместе на рыбалку,
На озеро с моим отцом;
И коль я буду молодцом,
Вступать не буду в перепалку,
Тогда и он доверит мне
Верхом проехать на коне.
VIII
И там услышал я впервые,
О зимней, финской о войне;
Бойцов рассказы боевые,
В мой детский ум врезались мне;
О финнов снайперском уменьи;
Когда те, русских в наступленьи
Меж глаз разили наповал;
Особо тех, кто возглавлял,
Бойцов в бессмысленной атаке;
И роты мёрзли на снегу,
На радость меткому врагу.
А финны зналли буераки
И ночью лыжники тайком
Их сонных резали ножом.
IX
А снайпер – девушка, кукушка
Сидела тихо на сосне;
Видна пред нею вся опушка;
Винтовка с нею на ремне,
А в вещ-мешке одни патроны
И сухари; Для обороны
Ей хватит пары–тройки дней,
Пока сосну взорвут под ней,
Пока солдаты не приметят,
Откуда им грозит беда,-
В снегу остаться навсегда,
Откуда снайпер пулей метит
Вот так и двигался зимой
В страну чужую наш герой.
X
Солдаты всё же наступали,
Пустынны были хутора, -
Их жители совсем не ждали,
Не жалко было им добра;
Росла у них в садах малина,
А в погребах была свинина,
Которую боялись есть;
Была, конечно, это месть, -
За государства поруганье,
За нападенье без войны,
За зимней ужасы войны,
За мирных жителей страданья…
А кто свинины той поел,
Тот тут же враз и околел…
XI
Ну, а в домах их ожидали,
Ручные, в золоте часы;
И мины ротозеев рвали,
Кто в руки брал; В часы росы
Вода отравлена в колодцах;
Для убиенья инородцев
Все средства были хороши,
Для гордой финской, для души;
Своих убитых увозили
Они с собою в челноках,
Ползя с поводьями в руках,
И лодки малые тащили, -
Зимой по снегу, а весной
Тащили также и водой…
XIа
Зимою финн стал жёстче биться,
И был коварен этот враг,
Так разъярённая волчица
Мстит за разрушенный очаг
Пуукко мастерски владея,
Снимал с поста он ротозея
И сонных вырезал бойцов,
Один удар, и труп готов.
Ведя огонь с вершины ели
Кукушка -снайпер из юнцов,
Разил меж глаз своих врагов
Неспешно выбирая цели.
Фугас заложен в каждый дом,
Отравлен каждый водоём…
XII
Отец же, в качестве трофея,
Привёз с войны велосипед;
А я же, ездить не умея,
Упал с него, себе во вред…
А сделав жадности уступку,
Привёз турецкую он трубку;
Но не курил, а дул в мундштук,
И кость слоновую меж рук
Держал, в серебряной оправе;
Он называл её »Кальян»
Когда бывал с гостями пьян
Судить отца я был не вправе,
Но был немало удивлён,
Что был в боях не ранен он
XIII
А позже, мирными уж днями,
Я часто в Выборг приезжал;
В посёлке я бродил часами
И вид пустынный наблюдал…
Везде порядок столь отменный,
А цвет посуды, — переменный,
И в красный, жёлтый, голубой
Везде окрашен чередой…
Замков нигде нет и в помине,
(Наверно нет у них воров),
Везде строения для дров
Опрятны и чисты; В камине, —
Решётка золотом блестит;
И фисгармония стоит…
XIV
Везде велосипеды, лыжи,
И пьексы в тамбурах стоят;
Пока захватчики бесстыжи,
Не стащат это всё подряд;
И жили люди там как в сказке,
Свободно, честно, без указки;
И были трезвыми всегда;
И морд не били никогда;
В залив на яхтах выходили,
Бывали в церкви иногда;
Красивы были их суда,
Дома, трамваи; Разводили
Они красивые цветы, -
Их больше не увидишь ты…
XV
Мы с другом в Выборге однажды
Идя к солдатам на обед,
У двух, страдающих от жажды,
Приобрели мы пистолет, -
Всего за две бутылки водки,
(Нуждались в выпивке их глотки)
Так »Парабеллум» к нам попал;
Я метко из него стрелял;
Но не моя была заслуга, -
Немецкий умный инженер
Создал подобный он шедевр, -
И хоть курок работал туго,
И выстрел вдруг происходил, -
От цели ствол не уходил.От цепи ствол не уходил.л, -
е
Часть вторая В.О.Война
I
Любовью матери согретый,
Я рос, и детства чистота
Была прекрасной, град воспетый
Сверкал, И неба высота
Была взята пилотом смелым,
В полёте гордым и умелым.
(тогда был Чкалов наш кумир)
Но вот война, и детский мир,
Звездою Сталина хранимый,
Исчез, растаял навсегда…
О том, что жители тогда
Свершили, град храня любимый,
Бок о бок с армией бойцов
Уже немало есть трудов…
II
А я пишу лишь отраженье
Раздумий детского ума;
И первое войны сраженье
Не видел я; Но вот зима
Накрыла город; И блокада,
Библейского ужасней ада,
Взошла на трон; И окружён
Был Питер с четырёх сторон;
Ещё до этого, отправлен
Был мамой вдаль я от войны;
И с интернатом в глубь страны
Уехал я; А град оставлен,
Грозой военной сердцу мил,
Чрез год и мать похоронил…
III
Уже ведёт аэростаты
Военных девушек отряд;
Готовы клещи и лопаты
Для зажигалок; И стоят
С противогазами хозяйки, -
Вестей безрадостных всезнайки,
Уж грозной стражей у ворот;
И враг, конечно не пройдёт
А там ракетчика поймали,
Он самолётам слал сигнал,
Но вой сирены проззвучал
И скрыться всяк спешит в подвале,
Как сердце бьётся метроном
И люди думают: «Живём.».
IV
Нависла грозная армада
На крыльях, — Жёлтый крест врага,
И бомб железная громада
Рванулась вниз; И дорога
Теперь секунда для зениток;
Расчёт, являя воли слиток,
Навстречу шлёт снарядов шквал;
Вот задымился и упал
Один стервятник; Остальные
Спеша укрыться в облаках,
Ломают строй; Животный страх
Вся стая чует; И, стальные
Уж »ястребки» врагов разят
И клочья черные летят.
V
Да будет русский сокол славен
Отвагой верною всегда;
Ведь подвигом его избавлен
От смерти многих был тогда,
Наш град, следя за славным боем;
И вот, трусливо, с громким воем
Уходит »Юнкерс»; На таран
Наш самолёт пошёл; И дан
Пример был русского геройства, -
И винт разящий разрубил
Зловещий крест; А немец был
Лишён летательного свойства
И с парашютом, жизни рад,
Спустился прямо в летний сад…
VI
Мой друг по скромности молчащий
Такой же подвиг совершил;
И самолёт его горящий
В бою тараном послужил;
И развалился на осколки
Коварный »Фоккер»; А иголки
Пушистой ели у земли
Пилота в чувство привели,
Когда спасённый парашютом,
Он приземлился у врага…
Была поломана нога;
Болотным встретила уютом
Его эстонская земля,
Осоку ветром шевеля
VII
И девять суток обожжёный
Лежал в болоте мой герой,
Питаясь ягодой найдёной;
И раны мыл своей мочой…
Его лицо покрылось коркой,
Он изнемог от мысли горькой, -
Обросший, раненый, слепой,
В расцвете жизни молодой…
Но, обойдёный наступленьем,
Он оказался у своих, -
Доставлен, в госпиталь в живых
Тому обязан он спасеньем
Что заградительный отряд,
Остановил на нём свой зоркий взгнляд…
VIII
Но всё окончилось счастливо:
Уже допрошен в »Смерше» он;
И видеть стал, врачам на диво;
И через год, уж излечён,
Опять в родной летает части…
Но тут войне конец, и страсти
Уже былые улеглись;
И мирные огни зажглись.
Но жив герой единым хлебом,
Хоть носит подвига печать;-
Огонь, начав лицо лизать,
Щадил места прикрыты шлемом,
Уж двадцать лет, как будто он
Всё носит лётный шлемофон…
IX
Его решили поначалу
Тотчас за подвиг наградить;
И лист наградный генералу
Уж подан был, Но не спешить
Решило высшее начальство:
»Всё это так; — Но, ведь, канальство,-
Живым доставлен он врагу; -
И дать »героя»,- не могу,
Его в газетах мы прославим,
Укахем лётчикам пример,
А он в плену»- И офицер
Тогда решил, «Пока отстаим,
Пропавший без вести пилот
В герои нам не подойдёт».
X
Беда с героями, живыми,
Все ходят, нет чтоб умереть;
Тогда бы можно над кривыми
Стихами смело попотеть,
Вложив в уста слова чужие;
В могиле все лежат немые,
И ложь »святую» ни за что,
Не опровергнет уж никто:
Вот также ходит, уцелевший,
Кожубергенов Даниил,
Что, в Дубосеково громил
С друзьями танки: Обгоревший
Он к немцам в плен тогда попал
И до конца войны пропал…
XI
Теперь же, счастливо найдённый
Живой, опознанный людьми,
Наградой ходит, обойдённый,
Герой, и, Дьявол вас возьми!
В одном лишь только виноватый,
Что опоясанный гранатой,
Под танк не бросился; И, цел
Остался после славных дел…
Кто вместе с лётчиком Гастелло
Сгорел, штурмуя немца сталь?
Молчит о том газетный враль,
Легенды стряпая умело, —
Так порождает »реализм»
Казённых слов Идиотизм.
XII
Живуч как гидра, враль газетный;
Он, псевдо-русским языком,
Раздует случай неприметный,
О важном, — промолчит тайком;
И пишет: »В заданном районе»;
»Свинарь играет на гармони»;
»Рискуя жизнью, лошадь спас»
»Прописан приз теперь у нас»,
А наши корабли не тонут;
И с рельс не сходят поезда,
Землетрясения всегда
Без жертв у нас, и стонут
Народы лишь за рубежом,
А мы блистательно живём!
XIII;
От глада, хлада и болезней
Погибли тысячи тогда,
Но хлеб для жителей полезней,
Гораздо был бы, чем вода
Пустопорожних обещаний,
Врага чрезмерных заклинаний,
И мерзкого обмана масс, -
Что продовольствия для нас
Хранят запасы на три года;
Но враг Бадаева склады
Бомбил; И пламя без узды
Пожрало пищу у народа;
И реки сахара текли
Мешаясь с копотью земли…
XIV
Но духом крепок град прекрасный,
С бедой оставлен на один;
Голодный гордый и несчастный,
Душою русскою един,
В борьбе на смерть с врагом заклятым;
В ту пору кинокадром снятым,
Теперь шокирован турист,
Ломающий с подругой твист…
И лишь умолкнувшая Лира
Могла б воспеть кровавый вклад
И жертвы все, что Ленинград
Принёс тогда во имя Мира;
Но сердце пламенное спит,
А инструмент его, — молчит…
XV
Морозным утром, на панели
За хлебом очередь стоит;
И вой разгневанной метели,
Обстрела отзвуки глушит…
Шажком бредёт домой счастливец,
Талонов хлебных прозорливец,
Лелея »пайку» на груди;
И предвкушая впереди
Чудесный пир; Но хлеба крошку
Он преждевременно сосёт;
И хлеб домой не донесёт,
Щипая пальцем понемножку…
Навстречу женщины идут
И труп на саночках везут.
XVI
А дома – пусто, стёкол нету;
Буржуйка топлена давно,
Чадит »коптилка» вместо свету,
Тряпьём завешено окно…
Совсем нет сил пошевелиться;
В одежде прямо так, ложится
В заиндевевшую кровать,
Он утра завтрашнего ждать;
Не видно, кто он, — стар иль молод,
Быть может девушка она…
Калечит так людей война,
И беспощадный, долгий голод,
Покуда смерть (известно мне), -
Не осчастливит их во сне.
XVII
К утру отряды–добровольцы
Квартиры граждан обойдут;
И тел замёрзших, комсомольцы,
Улов на кладбище свезут;
Затащат в штабель на верёвке;
Хоть коченеть на Пискарёвке
Настанет завтра их черёд,
Но слёз давно никто не льёт…
И вырастают горы трупов, -
Голодной смерти результат, -
На сто детей, — один солдат;
И тяжело для политруков
Бойцам на фронте объяснять,
А нужно ль детям умирать?
XVIII
Через много лет (Властей старанья)
Оденут кладбище в гранит;
А под плитами без дыханья
Блокадный миллион лежит…
Зажгут навек огонь священный,
Парад устроят здесь военный,
(У нас умеют мертвых чтить,-
Что легче, чем живых любить)
И там средь многих жертв напрасных
И мать моя без гроба спит;
И тихо ветер шелестит,
Там, над обителью несчастных,
Где средь цветов видны едва, -
На камне цифры »Сорок два»
XIX
Настал рассвет и с поля боя
Ушла ночная тишина;
Сигнал ракетой; Страшно воя,
В окопы хлынула волна
Со стоном рвущихся снарядов,
Затем другая; Грохот адов,
Багровым кутаясь огнём,
Давил живое всё кругом…
Конца обстрела ждут солдаты,
Вжимаясь в землю в блиндажах
С теплом оружия в руках…
Осели вдруг бревён накаты,
Из щелей сверху, меж досок,
Струями сыплется песок…
XX
Летят уж наши самолёты,
»Das schwarze Tod», — штурмовики, -
Порядки вражеской пехоты
Смешать с землёю; »Ястребки»
Их сверху дружно прикрывают,
А »ИЛ»ы бреющим летают…
Зажжён снарядами »РС’
Горит в тылу у немцев лес
А вместе с лесом и резервы,
Пехота, пушки, танки Дот
Штабной, для связи, самолёт.
Патроны, шнапс, еда, консервы…
Всё то что слал немецкий тыл
На фронт для пополненья сил
XXI
С ‘могучим рёвом, грунт вздымая,
Шеренга танков мчит вперёд;
Кипит завеса огневая,
Где с немцем лютый бой идёт;
Горит земля, железо, люди,
И груды сплющенных орудий
Горячей кровью залиты…
Сшибаясь, мнут брони листы
И гибнут танки; Погребальный
Из мертвых люков дым валит;
Оглохший немец близ сидит,
Руками уши сжав, печальный;
Со лба льняная прядь висит
И в землю тупо он глядит…
XXII
И вот настал момент атаки;
Из кобуры рвёт пистолет,
Поднявшись в рост, готовый к драке,
Комбат от роду двадцать лет;
Расстёгнут ворот гимнастёрки,
Пилотка вкось, глаз щурит зоркий;
Открыт в могучем крике рот:
»Ура, за Сталина! Вперёд!»
Вскочила на ноги пехота,
И по, истерзанной земле
Бежит за ним; В кромешной мгле
Идёт кровавая работа, -
Стреляют, душат, бьют ножом,
И русским глушат кулаком…
XXIII
Теперь пора сказать о флоте,
Он город смело защищал;
Все моряки давно в пехоте,
И опустел морской причал…
Залив фашисты перекрыли
И корабли во льду застыли,
Врагу, - заманчивая цель;
Артиллерийскую дуэль
Ведут морские офицеры;
В заливе финском всю войну…
Пускают транспорты ко дну
Подлодки наши, и примеры
Военной доблести наш флот
Потомкам будущим даёт.
XXIV
С войной я встретился в »Разливе»
В три ночи; Как бомбил Кронштадт
Напавший немец, а в заливе, -
Уж света конусы гремят;
Мы, пионеры, всё ж решили, -
Хотя всю ночь проговорили,
Что то, — »Учения идут,
Нам интересно будет тут»…
В столовой был у нас приёмник, -
Тогда Си-двести сорок семь;
И в полдень уж известно всем, -
Напал на нас фашист-наёмник,
Свершив внезапно дерзкий акт,
Нарушив подло мирный пакт…
XXV
А у казарм народ толпится, -
Скорее хочет каждый знать,
Куда пойдут родные лица,
С напавшим немцем воевать…
И мать, с утра уж вместе сними,
Людьми Советскими простыми,
Пришла на проводы отца;
И увидала молодца, -
Он в форме был уже военной,
По чину, - вроде командир;
Но он в толпе всё шныр-да-шныр;
И знать хотел всё непременно, -
Кого, куда, когда пошлют,
И странно отдавал салют…
XXVI
Но мать его всё ж разгадала, -
Она же бдительной была;
Себе на помощь подозвала
Других бойцов из-за угла…
И молодца тогда скрутили,
На землю быстро завалили,
Хотя схватил он пистолет, -
И мать убить хотел; Но нет!
Когда одежду разорвали,
Бойцы на нём в пылу борьбы, -
То зуб стальной из–под губы
И шёлк немецкий увидали,
Узнали вскоре все что он
Переодетый был шпион..
XXVII
…А в сентябре того же года
Блокада начала отсчёт;
Для мирных жителей исхода,
Везде оставлен был проход…*
Но Гитлер снова просчитался,
Напрасно он тогда старался
Взять город штурмом без людей;
Но Жданов был его подлей…
Войскам, что город защищали,
Тогда был строгий дан приказ, -
Никто не мог уйти от нас…
Огнём обратно отгоняли,
Всех, кто из города ушёл, -
Где позже смерть свою нашёл…
XXVIII
Когда ж продукты подсчитали,
Желая праздновать успех,
То Жданов и начальство знали, -
Не хватит хлебушка на всех…
Тогда же приняли решенье, -
Для отраженья наступленья
Оставить нужных лишь людей;
А прочих, — уморить скорей…
А в лишних вскоре оказались
Больные, дети, старики;
Ну, а без хлеба и муки, -
Они на кладбище остались,
С тем чтоб на долю их пайка,
Сражались с немцами войска…
XXIX
У стен московского вокзала
И мать дежурила; Она
Тогда вагоны проверяла,
Что в тыл везли; Была война…
Все грузы были на учёте, -
Бензин, расчет при пулемёте;
Детишки, женщины, еда;
И было строго всё тогда…
Но в пломбированном вагоне
Всё было в ящиках; Оно
Там было в ночь погружено, -
На дальнем спрятано перроне;
То Жданов сам, в глубокий тыл,
Фарфор свой ценный вывозил…
XXX
.А мать моя была красива, -
Точёным станом и косой,
Глазами карими; Игриво
Они сверкали в час хмельной…
Любила петь она романсы, -
Так тонко чувствуя нюансы,
Под свой гитарный перезвон,-
Что каждый гость бывал польщён
Её улыбкой белозубой;
Её нерусской красотой,
Манер изящной простотой;
Волос цыганских чёрной вьюгой…
Недолго мать моя цвела, -
И молодою умерла…
XXXI
Уже в больнице умирая,
Она письмо прислала мне;
Тогда, от голода страдая,
Она мечтала о весне…
Ища от слабости покоя,
Писала не своей рукою,
Со мной прощаясь навсегда;
И в строчках виделась беда…
С тоской о близком расставаньи
О солнце, были там слова…
От слёз читать я мог едва,-
О птиц весёлом щебетаньи…
Я с этой болью жить не смог
Чрез много лет письмо…Я сжёг.
XXXII
Плывёт по Волге тёмной ночью
С детьми колёсный пароход…
Я видел это всё воочью,
Что вскоре с ним произойдёт…
Фашисты Горький-град бомбили,
И взрывы ясно осветили
Для »Миссершмитта » наш ковчег;
И он замедлил плавный бег,-
А самолёт в пике рванулся
И фарой судно осветил;
Старухе ногу прострелил,
И для атаки вновь вернуулся,
Но нас уже укрыла тьма,
Хранила нас судьба сама
XXXIII
Ещё я видел бой воздушный,
Когда »У-два,»- наш самолёт
Летел на фронт; А враг бездушный
Прервать хотел его полёт…
Сверкая чёрно-жёлтым брюхом,
И боевым охвачен духом,
В пике он грозно нападал,
И пулемёт его стрелял…
А наш малютка очень ловко
От нападенья уходил;
Нырял в овраги, тормозил;
А немец, со своей сноровкой
И наглостью, попал впросак,-
И ткнулся носом он в овраг.
XXXIV
А пароход уж плыл по Каме,-
Везли детишек от войны;
И думал я тогда о маме,
И снились детские мне сны…
Но судно встало на стоянку…
И вот, назавтра, спозаранку,
Был скован льдом наш пароход,
И потерял дальнейший ход…
И началась длиной в три года
Жизнь в интернате всю войну,
И близ Елабуги;…Одну
Лишь мать я ждал; Но всё невзгода
Голодной жизни началась,
А мать меня не дождалась…
XXXV
И умерла тогда в блокаде,
От голода июльским днём;
В стационаре, в Ленинграде,
Борясь с болезнью под огнём…
На Пискарёвке путь замкнулся…
Но в город свой я всё ж вернулся,
Завербовавшись на завод;
И хоть война ещё идёт,
К отцу мы с мачехою мчимся, -
Всё в ту же воинскую часть,
Где их свела младая страсть;
Ина полуторке стремимся
Попасть мы в Выборг, Уже он
Как третй день освобождён.
XXXVI
Я помню Выборг опустелый
В освобождения часы;
Когда походкою несмелой
Мы ночью шли; Звончей осы
Нам пули финские жужжали,
И звуки боя затихали
В белесом мраке меж холмов…
Вот, группа пьяненьких бойцов
Рояль бросает с крыши дома,
Отеля, — В девять этажей,
И грохот, взрыва посильней
Их веселит покрепче рома…
Лежит на камне мостовой
Труп финнки с гордой головой…
XXXVII
На перекрёстке свет мерцает,
Топчась с винтовкой за плечом,
Движеньем лихо управляет,
В пилотке, девушка с флажком…
Открыты настежь окна, двери,
Ушли все финны; Будто звери
За ними гнались по пятам;
И нет замков, запоров там,
Везде порядок, столь отменный;
Сияют кухни чистотой;
И жёлтый, красный, голубой
Там цвет любим; Но в год военный
Гнездо разрушено; Оно, -
Владельцам новым отдано…
XXXVIII
Мы на продсклад пришли нежданно;
Отец там был политруком;
Поскольку знать давала рана,
Он был нестроевым бойцом;
Той ночью с мачехой шептались…
Хоть взрывы рядом раздавались,
Жену он материл сполна, -
»Зачем взяла ты пацана?»
А утром я с велосипедом
;Уж Выборг крепость объезжал,
И хоть из пушек финн стрелял,
Мне страх в ту пору был неведом…
Султан воды снаряд вздымал,
Когда в залив он попадал.
XXXIX
Вот так, резвился я, не зная,
Что финский снайпер метко бьёт,
И в лоб майора убивая,
Свой увеличивает счёт;
В бинокль увидевши ребёнка,
Он, может, выругался звонко,
И карабин свой отложил…
Быть может женщиной он был,
И от охоты отдыхая,
Решил меня он пощадить,
И дальше мне позволил жить..
Быть может детство вспоминая
Он недослал тогда затвор,
Но финнов я люблю с тех пор.
XL
Наутро нас отец отправил
С попутным рейсом в Ленинград;
И провожая нас оставил,
И часового и прод-склад…
Когда же взрывом оглушённый,
И даже будто удивлённый,
Он оглянулся и узнал,
Что часовой уже пропал, -
На месте том была воронка,
И без ворот уж склад стоит;
И кто-то вот, уже бежит
И матерится очень звонко…
Рванулся »Виллис» наш тогда, -
И не настигла нас беда…
XLI
Отец в синявинских болотах
Ещё зимою воевал,
Скрываясь от бомбёжки в ДЗОТ’ах;
И там же он в штрафбат попал…
Когда той ночью после боя,
Оглохшим от снарядов воя,
Им пищу с водкой привезли, –
Они поели как смогли;
Но водки выпить им не дали,
За списочный состав сполна,
Не выдав норму им вина,
На тех товарищей что пали…
Отец обмана не простил,
Жида-снабженца пристрелил…
XLII
Отца за это осудили,
Недолго длился трибунал, -
Наград и звания лишили…
Но тут атаки час настал;
Бойцов в атаку поднимая,
Вину так кровью искупая,
Он принял очередь свинца
В бедро, от немца-наглеца
И выбыл в тыл, ввиду раненья;
И так закончив воевать,
И не успев погоны снять,
Он, получив уже прощенье,
Доставлен в гооспиталь живым
И все награды были с ним.
XLIII
Так описал я Петушкова,
(Он добрый, честный, смелый был)
Отца мне вовсе не родного,
Но маму очень он любил;
Она же умерла в блокаду,
Не ждя от партии награду; -
(Ей была предана душой
Ещё девчонкой молодой);
Такой была до самой смерти,
С другими горести деля;
И Пискарёвская земля, -
Её могила; И поверьте
Тогда был Сталин наш кумир, -
Теперь иной, коварный мир.
XLIV
Однажды сел на фронте, в поле,
Подбитый немцев самолёт;
И, позабыв об алкоголе,
Бойцы все ринулись вперёд;
Когда до цели добежали,
То изумлёнными все стали, -
Пилот был женщина, она
Была красива и стройна…
Недолго длилось удивленье,
На землю бросили её;
Сорвав всё женское бельё,
Рванулись все как в наступленье…
Всяк насладился, кто не глуп,-
Оставя жалкий женский труп…
XLV
Явился он на грани века, -
Недоброй воли исполин,
И принял образ человека,
И подчинил себе Берлин,
Германию; И дух военный, -
Ефрейтор он обыкновенный,
Сумел в пруссаках пробудить,
И всю Европу покорить…
Вот, Гитлер бешено, - с трибуны
Владея нацией кричит.
И взгляд невидяший страшит
Людей покорных, лица юны
Его воинственныж солдат,
Прибывшхих строем на парад.
XLVI
В войну директор интерната
У нас, — Фадеева;+ Она,
С утра до самого заката,
В пучину дел погружена;
Она, член партии в то время,
Несла одна заботы бремя, -
Всегда в разъездах долгих быть,
Детей одеть и накормить…
Одета в юбку «Первой Конной»,
Всегда с цигаркою в зубах ,-
Её - в солдатских сапогах…
И, сединою убелённый,
Я помню, - Нас (была Война)
Спасла от голода она…
LVII
Меня увидевши когда-то, -
Мальчишка был я озорной,
Она сказала: «Лоб – Сократа,
Но кем он вырастет такой?»
В другой раз, в лютую годину,
Узнал добавки я причину,
Когда я сильно голодал
И в гости к ней на час попал…
Она дала распоряженье,-
Мне увеличилась еда;
(Я был дистрофиком тогда)
И я. краснея от смущенья
Кусочек хлеба получал
И вмиг за ужином съедал
XLVIII
Я возвращался в эшелоне
В конце войны в мой Ленинград,
Но неожиданной препоне
Тогда я вовсе был не рад…
Когда мы вышли из вагона
На насыпи крутого склона
Уже близ Колпино, тогда
Вокруг же нас была вода,
Состав болотом окружённый;
В болоте том — одни тела,
Ведь всю блокаду там была
Граница битвы; Оглушённый
На поле боя я глядел…
А смрад от трупов всё густел…
XLIX
До горизонта извивалась
Зелено-серая река,**
Где больше года разлагались
Врагов останки, а пока
Они лежали там в обнимку
С бойцами нашими; Дубинку
Я из болота подцепил
И труп немецкий подтащил…
И он подплыл как пароходик,
Покрытый известью слегка,
Видна костлявая рука,
В карманах пусто; Но отходит
Уже отсюда наш состав,
Вагоны дальше перегнав…
L
Где проходила оборона,
Там были взорваны пути,
Могла лишь одного вагона
Времянка***+ вес перенести;
И паровозик ездил много,
Под ним качалась вся дорога.
А мы пешком смогли пройти
По ненадежному пути.
А был апрель, сверкал он солнцем,
Зеленых много было мух,
Жужжанье их мне режет слух…
Противогаз немецкий донцем***
В болото зайчик отражал,
Где мертвых легион лежал…
1969-1985г(примерно, если не более)
+ Клавдия Андреевна Фадеева,
Директор интерната журналистов №18
До войны директор Дома Книги в Ленинграде.
**Немцы были в зелёных шинелях,
Наши- в серых.
***Немецкий противогаз
представлял собой
гофрированный металлический
цилиндр (0,5 длиной и – 15 см.
диаметром) зеленого цвета с
плоским донышком.
***+Времянка состояла из крупных
сосновых ветвей вперемешку с
The script ran 0.002 seconds.
Поделиться: