Александр Твардовский - «За далью - даль» [1950-1960
]
Известность произведения:
Низкая
1 2 3 4 5
Они как будто из-под спуда
Возникли - новый брать редут...
И что же - чудо иль не чудо, -
Дела идут не так уж худо -
И друг и недруг признают.
А если кто какой деталью
Смущён, так правде не во вред
Давайте спросим тётку Дарью -
Всего ценней её ответ...
Но молвить к слову: на Днепре ли,
На Ангаре ль - в любых местах -
Я отмечал: народ добрее,
С самим собою мягче стал;
И отмечал везде с отрадой:
Улыбки чаще у людей.
И меньше горькой той надсады,
Что от больших очередей...
Я рад бывал, как доброй вести,
Как знаку жданных перемен,
И шутке нынешней и песне,
Что дням минувшим не в пример.
Ах, песня в поле, - в самом деле
Её не слышал я давно,
Уже казалось мне, что пели
Её лишь где-нибудь в кино, -
Как вдруг от дальнего покоса
Возник в тиши вечеровой,
Воскресшей песни отголосок,
На нашей родине с тобой.
И на дороге, в тёмном поле,
Внезапно за душу схватив,
Мне грудь стеснил до сладкой боли
Тот грустный будто бы мотив...
Я эти малые приметы
Сравнил бы смело с целиной
И дерзким росчерком ракеты,
Что побывала за Луной...
За годом - год, за вехой - веха,
За полосою - полоса.
Нелёгок путь.
Но ветер века -
Он в наши дует паруса.
Народы, земли и державы,
Что все теперь - рукой подать,
Нам этой мирной нашей славы
Уже не могут не воздать.
Вступает правды власть святая
В свои могучие права,
Живёт на свете, облетая
Материки и острова.
Она всё подлинней и шире
В чреде земных надежд и гроз.
Мы - это мы сегодня в мире,
И в мире с нас
Не меньший спрос!
И высших нет для нас велений -
Одно начертано огнём:
В большом и малом быть, как Ленин,
Свой ясный разум видеть в нём.
С ним сердцу нечего страшиться.
И в нашей книге золотой
Нет ни одной такой страницы,
Ни строчки, даже запятой,
Чтоб нашу славу притемнила,
Чтоб заслонила нашу честь.
Да, всё, что с нами было, -
Было!
А то, что есть -
То с нами здесь!
И всё от корки и до корки,
Что в книгу вписано вчера,
Всё с нами - в силу поговорки
Насчёт пера
И топора...
И правда дел - она на страже,
Её никак не обойдёшь,
Всё налицо при ней - и даже,
Когда молчанье - тоже ложь...
Кому другому, но поэту
Молчать потомки не дадут.
Его к суровому ответу
Особый вытребует суд...
Я не страшусь суда такого
И, может, жду его давно,
Пускай не мне ещё то слово,
Что ёмче всех, сказать дано.
Моё - от сердца - не на ветер.
Оно в готовности любой:
Я жил, я был - за всё на свете
Я отвечаю головой.
Нет выше долга, жарче страсти
Стоять на том
В труде любом!
Спасибо, Родина, за счастье
С тобою быть в пути твоём.
За новым трудным перевалом -
Вздохнуть
С тобою заодно.
И дальше в путь -
Большим иль малым,
Ах, самым малым -
Всё равно:
Она моя - твоя победа,
Она моя - твоя печаль,
Как твой призыв:
Со мною следуй,
И обретай в пути,
И ведай
За далью - даль.
За далью - даль!
До новой дали
Пора!
Я словом этим начал
Мою дорожную тетрадь.
Теперь оно звучит иначе:
Пора и честь, пожалуй, знать.
Ах, эти длительные дали,
Дались они тебе спроста.
Читали - да. Но ждать устали:
Когда ж последняя верста.
А сколько дел, событий, судеб,
Людских печалей и побед
Вместилось в эти десять суток,
Что обратились в десять лет!
Всё верно: в сроках не потрафил,
Но попрошу высокий суд
Учесть, что мне особый график
Составлен был на весь маршрут.
И что касается охвата
Всего, что в памяти любой, -
Суди по правде, как солдата,
Что честно долг исполнил свой.
Он воевал не славы ради.
Рубеж не взял? И сам живой?
Не представляй его к награде,
Но знай - ему и завтра в бой.
А что в пути минули сроки -
И в том вины особой нет.
Мои герои все в дороге,
Да ты и сам не домосед.
Ты сам, читатель, эти дали
В пути проверил и постиг,
В своём бывалом чемодане
Держа порой и мой дневник.
Душа моя принять готова
Другой взыскательный упрёк,
Что ткань бедна: редка основа,
Неровен бедный мой уток;
Что, может быть, не ярки краски
И не заманчив общий тон;
Что ни завязки,
Ни развязки -
Ни поначалу, ни потом...
Ах, сам любитель я, не скрою,
Чтоб с места ясен был вопрос -
С приезда главного героя
На новостройку иль в колхоз,
Где непорядков тьма и бездна,
Но прибыл с ним переворот,
И героиня в час приезда
Стоит случайно у ворот.
Он холост, или же в разводе,
Или с войны ещё вдовец,
Или от злой жены беглец,
Иль академик-молодец,
И всё, что надо, - на подходе,
Хоть не заглядывай в конец.
Но сам лишён я этой хватки:
И совесть есть, и лень, прости,
В таком развёрнутом порядке
Плетень художества плести.
А потому и в книге этой -
Признаться, правды не тая, -
Того-другого - званья нету,
Всего героев -
ты да я,
Да мы с тобой.
Так песня спелась.
Но, может, в ней отозвались
Хоть как-нибудь наш труд, и мысль,
И наша молодость и зрелость,
И эта даль,
И эта близь?
Что горько мне, что тяжко было
И что внушало прибыль сил,
С чем жизнь справляться торопила, -
Я всё сюда и заносил.
И неизменно в эту пору,
При всех изгибах бытия,
Я находил в тебе опору,
Мой друг и высший судия.
Я так обязан той подмоге
Великой - что там ни толкуй, -
Но и тебя не прочу в боги,
Лепить не буду новый культ.
Читатель, снизу или сверху
Ты за моей следишь строкой,
Ты тоже - всякий на поверку,
Бываешь - мало ли какой.
Да, ты и лучший друг надёжный,
Наставник строгий и отец.
Но ты и льстец неосторожный,
И вредный, к случаю, квасец.
И крайним слабостям потатчик,
И на расправу больно скор.
И сам начётчик
И цитатчик,
И не судья,
А прокурор.
Беда бедой твой пыл бессонный.
Когда вдобавок ко всему
Ещё и книжкой пенсионной
Ты обладаешь на дому.
Не одному бюро погоды
Спешишь ты всыпать поскорей,
Хоть на почтовые расходы
Идёт полпенсии твоей.
Добра желаючи поэту,
Наставить пробуя меня,
Ты пишешь письма в «Литгазету»,
Для «Правды» копии храня.
Ты привести мой труд и отдых
К научной норме норовишь:
о вредныз творчеству доходах
Моих в инстанции строчишь.
Иль вдруг, объятый жаром новым,
Ты поручаешь мне всерьёз -
За чаем как-нибудь с Хрущевым
Продвинуть некий твой вопрос...
И то не всё. Замечу кстати:
Опасней нет болезни той,
Когда, по скромности, читатель,
Ты про себя, в душе, - писатель,
Безвестный миру Лев Толстой.
Ох, вы, мол, тоже мне, писаки,
Вот недосуг за стол засесть...
Да, и такой ты есть и всякий,
Но счастлив я, что ты, брат, есть!
Не запропал, не стал дитятей,
Что наша маменька-печать
Ласкает, тешась:
- Ах, читатель,
Ах, как ты вырос - не достать!
Сама пасёт тебя тревожно
(И уморить могла б, любя):
- Ах, то-то нужно, то-то можно,
А то-то вредно для тебя...
Ты жив-здоров - и слава богу,
И уговор не на словах:
В любую дальнюю дорогу
На равных следовать правах...
Ты помнишь, я свой план невинный
Представил с первого столбца:
Прочти хотя б до половины,
Авось - прочтёшь и до конца.
Прочёл по совести. И что же:
Ты книгу медленно закрыл,
Вздохнул, задумался, похоже.
Ну вот. А что я говорил?
Прости, что шутка на помине,
Когда всерьёз не передать,
Как нелегко и эту ныне
Мне покидать свою тетрадь.
Не то чтоб жаль, но как то дико.
Хоть этот миг -
Желанный миг:
Была тетрадь - и стала книга
И унеслась дорогой книг.
Уже не кинешься вдогонку
За ней во все её края...
Так дочка дома - всё девчонка,
Вдруг - дочь. Твоя и не твоя.
Скорбеть о том не много проку,
Что низок детям отчий кров.
Иное дело, с чем в дорогу
Ты проводил родную кровь.
И мне уже не возвратиться
Назад, в покинутый предел,
К моей строке или странице,
Что лучше б мог, как говорится,
Да не сумел.
Иль не посмел.
Тем преимуществом особым
При жизни автор наделён:
Всё слышит сам, но, как за гробом,
Уже сказать не может он,
Какой бы ни был суд нелестный...
Но если вправду он живой,
Он в новый замысел безвестный
Уже уходит с головой.
И, распростившись с этой далью,
Что подружила нас в пути,
По счастью, к новому свиданью
Уже готовлюсь я. Учти!
Конца пути мы вместе ждали,
Но прохлаждаться недосуг.
Итак, прощай.
До новой дали.
До скорой встречи, старый друг!
The script ran 0 seconds.