---

Кондратий Рылеев - Войнаровский - Жизнеописание Войнаровского [1823-1824 ]
Известность произведения: Низкая

1 2 

На нём в безмолвии сижу
И чудотворною мечтою
Лета протекшие бужу.
Всё воскресает предо мною:
Друзья, Мазепа, и война,
И с чистою своей душою
Невозвратимая жена.

О странник! Память о подруге
Страдальцу бодрость в душу льёт;
Он равнодушней смерти ждёт
И плачет сладостно о друге.
Как часто вспоминаю я
Над хладною её могилой
И свойства добрые ея,
И пылкий ум, и образ милой!
С какою страстию она,
Высоких помыслов полна,
Своё отечество любила.
С какою живостью об нём,
В своём изгнанье роковом,
Она со мною говорила!
Неутолимая печаль
Её, тягча, снедала тайно;
Её тоски не зрел москаль -
Она ни разу и случайно
Врага страны своей родной
Порадовать не захотела
Ни тихим вздохом, ни слезой.
Она могла, она умела
Гражданкой и супругой быть
И жар к добру души прекрасной,
В укор судьбине самовластной,
В самом страданье сохранить.

. . . . . . . . . . . . . . . .
С утратой сей, от бед усталой,
С душой для счастия увялой,
Я веру в счастье потерял;
Я много горя испытал,
Но, тяжкой жизнью недовольный,
Как трус презренный, не искал
Спасенья в смерти самовольной.
Не раз встречал я смерть в боях;
Она кругом меня ходила
И груды трупов громоздила
В родных украинских степях.
Но никогда, ей в очи глядя,
Не содрогнулся я душой;
Не забывал, стремяся в бой,
Что мне Мазепа друг и дядя.
Чтить Брута с детства я привык:
Защитник Рима благородный,
Душою истинно свободный,
Делами истинно велик.
Но он достоин укоризны:
Свободу сам он погубил -
Он торжество врагов отчизны
Самоубийством утвердил.
Ты видишь сам, как я страдаю,
Как жизнь в изгнанье тяжела;
Мне б смерть отрадою была, -
Но жизнь и смерть я презираю...
Мне надо жить; ещё во мне
Горит любовь к родной стране, -
Ещё, быть может, друг народа
Спасёт несчастных земляков,
И, достояние отцов,
Воскреснет прежняя свобода!..»
Тут Войнаровский замолчал;
С лица исчезнул мрак печали,
Глаза слезами засверкали,
И он молиться тихо стал.
Гость просвещённый угадал,
Об чём страдалец сей молился;
Он сам невольно прослезился
И несчастливцу руку дал,
В душе с тоской и грустью сильной
В знак дружбы верной, домогильной...

Дни уходили с быстротой.
Зима обратно налетела
И хладною рукой одела
Природу в саван снеговой.
В пустыне странник просвещенный
Страдальца часто навещал,
Тоску и грусть с ним разделял
И об Украйне незабвенной,
Как сын Украйны, он мечтал.

Однажды он в уединенье
С отрадной вестью о прощенье
К страдальцу-другу поспешал.
Мороз трещал. Глухой тропою
Олень пернатою стрелою
Его на быстрой нарте мчал.
Уже он ловит жадным взором
Сквозь ветви древ, в глуши лесной,
Кров одинокий и простой
С полуразрушенным забором.

«С каким восторгом сладким я
Скажу: окончены страданья!
Мой друг, покинь страну изгнанья!
Лети в родимые края!
Там ждут тебя, в стране прекрасной,
Благословенье земляков.
И круг друзей с душою ясной,
И мирный дом твоих отцов!»
Так добрый Миллер предавался
Дорогой сладостным мечтам.
Но вот он к низким воротам
Пустынной хижины примчался.
Никто встречать его нейдёт.
Он входит в двери. Луч приветный
Сквозь занесённый снегом лёд
Украдкой свет угрюмый льёт:
Всё пусто в юрте безответной;
Лишь мрак и холод в ней живёт.
«Всё в запустенье! - мыслит странник. -
Куда ж сокрылся ты, изгнанник?»
И, думой мрачной отягчён,
Тревожим тайною тоскою,
Идёт на холм могильный он, -
И что же видит пред собою?
Под наклонившимся крестом,
С опущенным на грудь челом,
Как грустный памятник могилы,
Изгнанник, мрачный и унылый,
Сидит на холме гробовом
В оцепененье роковом:
В глазах недвижных хлад кончины,
Как мрамор, лоснится чело,
И от соседственной долины
Уж мертвеца до половины
Пушистым снегом занесло.
The script ran 0.005 seconds.