---

Георгий Петрович Гладков - Воспоминания о дальней авиации [1990-2003]
Известность произведения: Низкая
Метки: Современная поэзия, Поэма

1 2 
226 гв. Бомбардировочный, Сталинградско-Катовицкий,
Ордена Суворова 1 ст. Краснознамённый полк ДА.
в/ч 26340. г. Полтава.
1. К-р полка – Герой Сов. Союза, гв. п-к Петушков;
2. Штурман полка – Герой Сов. Союза гв. п/п-к Кот;
3. Инженер полка – гв. п/п-к Лесняк;
4. Замполит полка – гв. п/п-к Волченко;

3-я эскадрилья в/ч 26340 “В”:
1. К-р – Герой Сов. Союза гв. майор Смирнов;
2. Адъютант – гв. к-н Таран;
3. Инженер – гв. м-р Глызин; зам. – гв. к-н Зиновьев;
4. Техники с/с-тов:  	ст. т/л-т Семёнов В.Д.;
ст. т/л-т Кириченко;
т/л-т Чернышов;
т/л-т Чесноков;
мл. т/л-т Квитченко (техник фото)

Экипаж гв.майора Головина:
1. К-р – Герой Сов. Союза – гв. майор Головин Михаил Михайлович;
2. Правый лётчик – гв. ст/л-т Васильев;
3. Б/инженер – гв. к-н Тупотин Иван Иванович;
4. Штурман – гв. к-н Павлишин;
5. Б/техник – гв. мл.т/л-т Соколов Ким Николаевич;
6. Б/радист – с-на Полякович;
7. Б/стрелок – гв. сержант Калиненко;
8. Плоскостной т-к – гв. т/л-т Карпман Михаил Давидович;
9. Плоскостной т-к – гв. с-на Николенко;
10. Техник ЭСО – т/л-т Гладков Г.П.

Соседи – лётчики-истребители (ЛА-5):
1. Герой Сов. Союза гв. к-н Павел Иванович;
2. Герой Сов. Союза гв. к-н Николай Иванович
3. Лейтенант Торосян Артемий
4. Лейтенант Хоробрых Владислав.


I
Полтава – место моей службы, –
Был тихий южный городок;
У баб была (залогом дружбы)
Их “Повна пазуха цицок!”
По-украински. Все красивы,
В своей походке горделивы;
И (вскоре то познать я смог)
Они слабы на передок;
Глазасты, с виду недоступны;
Красивы дуги их бровей;
И все мечтали, – Поскорей
Им выйти замуж. И преступно
Мне было с ними не гулять,
Себе подругу выбирать...
II
Я был безусым лейтенантом,
Когда впервые прибыл в часть.
На голове – фуражка с кантом
И хорошо я знал матчасть;
Уже пять лет войны за нами,
Но служим мы со стариками,
Кто на бомбёжки вылетал,
И смерть лицом к лицу встречал...
Из восемнадцати Героев,
Кто воевал тогда в полку
И заливал вином тоску,
В живых осталось только трое...
Наш командир был среди них
Своих товарищей лихих...
III
Мы прилетели из Полтавы
В Москву на праздничный парад,
И посетить Москву по праву
Был каждый лётчик очень рад;
Но на беду была суббота,
И бюрократам неохота
Давать так много пропусков...
Был каждый приуныть готов...
Но тут раздался клич мельтешный,
“Позвоним Васе мы, братва!”
В кровать улёгся я едва,
Как уж ко мне бежит вспотевший
И красномордый интендант –
“Возьмите пропуск, лейтенант!”
IV
Ну а в Москве я отличился,
И посетивши ресторан,
Я в парке Горького резвился,
И был тогда отчасти пьян...
И задремал я на скамейке
В тенистой липовой аллейке,
Но, патрулями разбужён,
На гауптвахту приведён...
И думал я: “опять попался!”
Но тут сержанта дали мне –
Он с автоматом на ремне...
С почётом так я возвращался,
(Приказ В.Сталина о том)
Опять на свой аэродром...
V
В те дни над Тушино в параде
И я участье принимал,
И в кормовой кабине, сзади
Я чуть тогда не наблевал...
Наш самолет был Ту-Четыре
Я был уверен в командире,
Но всё ж обязан наблюдать
И непрерывно сообщать,
О том, какое расстоянье
Нас отделяет от звена,
Что шло за нами; Мне видна
Работа лётчиков, старанье
Не протаранить нам корму
И не попасть потом в тюрьму...
VI
А после трудного полёта
Технарь, мечтая о Москве,
В тени родного самолёта
Уснул в высокой он траве...
Бензозаправщик, подъезжая,
И ничего не замечая,
Сдавал назад, и потому
Расплющил голову ему...
И сокрушались все девчонки, –
“Наш Гена Безус был остряк,
Блядун и первый весельчак;”
Имел он в песнях голос звонкий...
Ему – он техник корабля –
Пусть пухом будет мать-земля...
VII
Когда мы стали на стоянку
И день матчасти наступил,
То мимо нас, одет в кожанку,
Василий Сталин проходил;
Фуражка лихо на затылке,
И губы в радостной ухмылке,
И, летунами окружён,
По сапогу хлыстом бьёт он;
С любовью встречен всеми нами,
Он не предчувствовал тогда,
Что вскоре ждёт его беда,
И, оклеветанный врагами
Его отца, его страны,
Умрёт он рано, без вины...
VIII
Василий Сталин, если надо,
И если праздник подходил,
Воздушным он тогда парадом
В своей Москве руководил.
И вот однажды, проверяя,
И много кнопок нажимая,
Он на КП (была там связь)
Установил – беда стряслась...
И он построил подчиненных,
Вдруг оказавшихся в беде,
(Надёжной связи нет нигде)
И их, командой оглушённых
Ударил грозно, наотмашь –
“В Сибирь, налево, шагом марш!”
IX
Имел он “Сокол” позывные
А наши – “Магний сорок два”,
Услышал я слова другие,
Лишь приземлились мы едва;
В.Сталин материл кого-то:
“У вас штурвал ли самолета,
Иль член свой собственный в руках”?
Нагнал на лётчика он страх,
Который выполнил неточно
Или вираж или петлю;
А нам – большому кораблю,
“Добро” промолвил он досрочно.
Наш экипаж был очень рад
Что так закончился парад.
X
Домой шёл ночью работяга,
И видит: лётчик уж без сил, –
Педалью дёргал он, бедняга,
И мотоцикл уронил.
Слегка в моторе покопавшись,
А с новым другом попрощавшись,
Умелец двигатель завёл;
Но лётчик в Кремль его провёл;
Охрана храбрость проявила,
(Они там пробыли три дня,
И нет ведь дыма без огня!)
Отцу пилота доложила...
А работяге – он уснул –
Оплачен щедро был прогул...
XI
Был командир полка в Полтаве
Герой – полковник Петушков;
Он лётчик сам, причастен к славе,
Но был со мной всегда суров;
Раз, на полёт успеть стараясь,
На мотоцикл свой взбираясь,
Ещё троих я прихватил,
За что тотчас наказан был...
Судьба ему же отомстила:
Из штаба свыше шёл приказ,
Что будет Курочкин у нас –
Седой майор, работник тыла
(Видна насмешников рука!) –
Политруком у комполка.
XIа
Решил у нас побыть на старте
Однажды новый замполит.
И вот, картину вы представьте,
Что самолёт уже летит.
Заметил он колёс вращенье
И задал всем на удивленье
Свой знаменитейший вопрос,
Известность он ему принёс:
«Колёса крутятся напрасно».
Нашёлся тут остряк один:
«Не экономит он бензин,
Технарь, растяпа разнесчастный,
Забыл и выключить не смог
Колёсный вовремя движок!»
XIб
Но замполит не унимался,
И взял его на карандаш.
Изжить ошибки он старался,
Руководитель славный наш...
И вот на утреннем собраньи
Всем разгильдяям в назиданье,
Он этот случай зачитал.
Как долго зал весь хохотал
Я описать не в состояньи.
Но вот партийная рука
Спасла от смеха старика
И пресекла его страданья –
Из нашей части вскоре он
Служить в Москву переведён.
XII
В Войну в Полтаву прилетали
Американцев “челноки”.
Так самолёты называли:
Когда они без бомб, легки,
У нас бензином заправляясь,
Вторично бомбами снабжаясь,
Летели немцев вновь бомбить,
Чтоб путь немного сократить...
А женский пол, на негров глядя,
Был очень вскоре удивлён,
И даже удовлетворён ...
Ну, а Полтавские же бляди
Когда “снимал” их офицер,
То негров ставили в пример...
XIII
Летит на мирное заданье
Бомбить известный полигон
Наш самолёт. И вот, в молчаньи
Дремал один стрелок. Но он
Внезапно выброшен наружу –
То лопнул “блистер”. Много хуже,
Прицел он телом своротил –
Без гимнастёрки, потный был...
Была жара, и он ногами
Был к парашюту прикреплён;
И без сознанья падал он,
Пока раскрылся тот рывками.
Очнулся он вблизи земли –
Судьба и ловкость помогли...
XIV
Наш политрук уже с фуражкой
Полка шеренги обходил,
Он выполнял тут долг свой тяжкий,
У всех он помощи просил,
Чтоб деньги те, во утешенье,
И совести успокоенье,
Родным погибшего послать
(Ждала его старушка-мать).
Но тут такси, всю пыль вздымая,
Пред строем лихо тормозит,
А в нем живой стрелок сидит,
Каких-то девок обнимая.
И пил так десять суток он,
Пока из войск не исключён...
XV
В Полтаве ночью шли полеты,
И ввысь взлетают корабли.
Готовы наши самолёты,
И мы моторы завели.
Наш командир даёт команду
Под выхлопную канонаду:
“Убрать колодки!” – Из окна,
Его ладонь всем нам видна...
Но тут один стажёр усердный
Стрелой бросается под винт...
Напрасно рвать аптечки бинт...
Призвал Господь наш милосердный
Его к себе, где он упал...
Без головы он там лежал...
XVI
В другой раз ночью на стоянку
Нам парашюты привезли.
Шофёр, работав спозаранку,
Уснул наверно, там вдали...
А мимо нас, ревя мотором,
Блестя пропеллеров узором,
Рулил соседний самолёт.
Он грузовик не видел... Вот,
Винтом машину прорубая,
Добрался до кабины он
И выбросил шофёра вон...
В санчасть беднягу доставляя,
Не думал я, что через час
Его не будет среди нас...
XVII
Вот на стоянке в день матчасти
Стоит под током самолёт.
Там оружейник нашей части –
Готовит пушки он в полёт...
И вдруг внезапно, завывая,
И во все стороны стреляя,
Вращаться начала турель,
Искала будто где-то цель...
Мы все попадали со страха:
Снаряды рвут, осколков звон.
Спасенье в технике – и он
Пополз вперёд, как черепаха,
Рискуя жизнью. Уж без сил
От тока пушки отключил.
XVIII
Наш инженер, любя порядок
Равнял машин неровный строй,
(На геометрию он падок).
И мы, все техники, гурьбой,
Вручную самолёт катали,
Пока он, глядя без печали,
Прищурив свой неверный глаз,
Не оставлял в покое нас.
И были каждый день мученья...
Однажды техник прозевал,
Под колесо ногой попал,
В санчасть отправлен на леченье...
С тех пор у пор у нас и повелось –
Машины ставить вкривь и вкось...
XIX
Раз наш комэска перед строем
Всему составу объявил
(Для нас он был Войны Героем),
Бороться с матом он решил:
“Коль я услышу на стоянке,
Хоть трезвый ты, или по пьянке,
И громко мат употребишь –
На гауптвахте посидишь,
Своих родных ты не узнаешь –
Такой получишь ты п...ы!”
С тех пор и не было нужды,
Читатель, ты же понимаешь,
От мата сдерживать язык,
Комэска сам... К нему привык.
XX
Наш инженер в большом волненьи
Раз по стоянке проходил,
У мотористов пополненья
Он вдруг фамилии спросил;
(Там были Каменев и Рыков)
Тут он зашёлся нервным криком:
“Так как же так е..на мать!
Забыли Троцкого прислать!”
Сам по фамилии Зиновьев,
И тему партии он знал
И ежегодно изучал,
Своей сердито хмуря бровью.
А результат же был таков: –
Прохода нет от остряков...
XXI
К нам два Героя прилетели,
“Ла-пятый” в моде был тогда.
Они с машиной что хотели
Творили в воздухе всегда.
Так, при заходе на посадку,
В противоречие порядку,
Один, отчаянный прохвост
Смотрел своей машине в хвост.
Фонарь кабины открывая,
Сажал в святой он простоте
Так самолёт свой возле “Т”...
Так летунов всех удивляя,
Он демонстрировал свой “шик”,
Хоть ростом был и невелик...
XXII
Другой при взлёте, до отрыва,
Так сразу шасси убирал,
И самолёт его игриво
Затем так скорость набирал.
Таким вот способом взлетая,
И с полосы пыль выметая,
Он, запасясь большой “мощой”,
Взлетал в конце крутой свечой...
Их за “художества” начальство
Всегда сажало на “губу”,
Где также я пытал судьбу.
Они и там, не без нахальства,
Не прекращали лихо жить –
Любили часто водку пить.
XXIII
А был у нас американский –
“Б-двадцать пятый” – самолёт,
В том состоял мой долг гражданский, –
Раз в месяц сдать его в полёт
Герою, моему кумиру,
И эскадрильи командиру.
И он меня с собою брал
И в “зоне” порулить давал...
На нём, в полку мне говорили.
(Его за это я люблю)
Он делал мёртвую петлю,
Хотя инструкции гласили,
И знали все его друзья,
Что делать этого нелья...
XXIV
Наш самолёт летит в Полтаву,
Он принят нами. Мы везли,
Что из завода мы, по праву
За спирт с цехов уволокли.
Тут чемоданы с инструментом,
А штурман, пользуясь моментом
И в бомболюки, старый хрыч,
Он погрузил и свой “Москвич”,
Который он купил в Казани
(Тогда то было в дефицит).
Теперь в полёте он не спит.
А торжествует вместе с нами,
И спиртом залиты глаза –
Теперь нестрашна нам гроза...
XXV
Вот так мы ночью веселились.
Наш штурман, вовсе осмелев,
Когда в грозе мы очутились,
Не стал менять свой курс. Сумев
Кой-как настроиться на привод,
И ухмыльнувшись очень криво,
Он нам сказал: “Теперь держись,
Начнётся вам другая жизнь!”
Наш самолёт попал в “болтанку”
И фюзеляж весь стал скрипеть.
И нету мочи уж терпеть...
И поплатились мы за пьянку:
Стал на ремонт наш самолёт-
Клепать заклёпки целый год.
XXVI
Ещё в Казани пребывая,
Мы посетили там завод,
И, самолёт свой принимая,
Там пробный делали полёт...
Пилот другого экипажа,
В пылу неясного куража,
Свой самолёт, когда взлетал,
Уж слишком рано “подорвал”
И “разложил” известный в мире,
На взлётной он на полосе, –
(Хотя в живых остались все)
Бомбардировщик Ту-четыре...
А экипаж три дня гулял –
Своё спасенье обмывал...
XXVII
Один технарь наш, с перепугу
На танцы быстренько сходил,
И там случайную подругу
К себе он в гости пригласил;
Но остальные всё прознали
И тут же “горько” закричали;
Решили свадьбу здесь сыграть;
И стали в воздух все стрелять,
Салютом праздник отмечая;
Взялися песни хором петь;
И, (это надо же уметь!)
Никак того не замечая,
Что на полу лежит, притих,
С ногой простреленной, – жених...
XXVIII
Ещё в полку был лётчик странный,
Имел он редкостный талант –
Пройдя войну как гость незваный,
Он был всего лишь лейтенант...
Тому был повод интересный –
В войну, на митинге, известный
Из штаба важный политрук,
Голосованием всех рук,
Призвал в полёт брать бомб побольше.
А наш пилот, взяв больше всех,
Надеясь сдуру на успех,
Не смог взлететь. И где-то в Польше
Упал тогда в большой овраг
И отдан был под суд как враг...
XXIX
Потом, опять в полку летая,
Бомбил он ночью Кёнигсберг
И лист полётный заполняя,
Начальство в изумленье вверг.
Он доложил, что оборонный
И бомбами дотла сожжённый
Был уничтожен тот завод,
Где порох на войну идёт.
Но фото сделанные снимки
Уже проявлены. И вот –
Он спички делал, тот завод.
И тут опять судьбы ужимки, –
Его решили наказать,
Одну звезду с погона снять...
XXX
Мне с ним дежурить приходилось:
Я был помдеж`ем по полку,
А он дежурным. Так случилось, –
Он водкой заливал тоску.
К жене своей меня направил
И без инструкций не оставил,
Как у неё взять денег в долг,
(В таких делах он тёртый волк),
И он исчез потом куда-то...
А утром я построил полк
И командир не мог взять в толк
Что с ним случилось. А солдаты
Нашли его, зайдя в бурьян –
Он спал с улыбкой, в доску пьян...
XXXI
Полковник, помнится, Кабашный –
Он был Полтавы комендант,
Бурбон лицом, пьянчуга страшный,
(Такой скрывался в нем талант),
И я сидел в комендатуре
Там на “губе” по пьяной дури.
И вдруг услышал я звонок,
И вот что я расслышать смог:
Звонил директор ресторана, –
“Военный ваш стекло разбил”...
Когда патруль туда прибыл,
То видит – там Кабашный, пьяный.
“Тут всё в порядке,” – говорит, –
“Я сам улажу весь конфликт.”
XXXII
Наш самолёт был из Казани
Направлен в дальний долгий рейс
Но экипаж всё знал заране,
В полёте не было чудес.
Наш командир – Герой Союза
И мастер бомбового груза
Живым остался в ту Войну,
И штурман был под стать ему.
Но при посадке в Омске-граде
(Дразнили мы тогда судьбу)
Мы чуть не врезались в трубу,
А командира, долга ради,
Мы затащили в ресторан,
За то, что жизнь нам спас в туман...
XXXIII
В полёте делать что-то надо –
Парашу лётчикам носить,
Ну, а за это мне в награду
Давали вволю “порулить”...
Ещё я должен был в отсеке,
Заботу взяв о человеке,
И спирт из бака доставать
И в меру – людям наливать.
А командир, хлебнув немного,
Вдыхал из шланга кислород
(Чему дивился наш народ).
Он соблюдал обычай строго,
И после выпивки не ел,
Так как фигурой растолстел...
XXXIV
Гудит в ночи мотор напевно,
А за штурвалом я сижу;
Наш правый лётчик спит наверно,
За ним вполглаза я слежу.
Я по профессии не лётчик,
А лишь нахальнейший молодчик,
Кто командиру в душу влез,
И лётный начал свой ликбез.
А за моею за спиною
Сидят четыре игрока, –
Они подвыпивши слегка,
От спирта выданного мною.
Такой меж нами был альянс –
И все играют в преферанс...
XXXV
Но было спирт достать не просто:
Под полом находился бак.
Совсем не маленького роста,
Один лишь я, такой чудак, –
Мог в тесный люк башку просунуть,
И в бак открытый шлангом дунуть,
И в темноте тот шланг сосать,
Бутылку спиртом наполнять.
А чтобы не было скольженья,
Меня держали технари.
И, сколько матом ни ори –
То было всё же достиженье:
В полёте ж...й вверх торчать,
И спирт в бутылку наливать.
XXXVI
И вот, бутылку наполняя,
Я к фюзеляжу лбом приник,
И спирт немного проливая,
Там чубом к инею прилип.
А за бортом температура
Уж минус сорок. Но я, сдуру,
Тогда никак не мог понять, –
Что может волосы держать.
И я, немного удивлённый
(Не мог поднять я головы)
Попал в ловушку. И увы –
Я так страдать был обречённый,
Пока не смог (е..на мать!)
От льда причёску оторвать.
XXXVII
Был в самолёте предусмотрен
Довольно длинный гермолаз,
И я, парашей озабочен,
Ползком в нём двигался не раз.
Теперь ползу я там с бутылкой
(Я предан ей душою пылкой),
Но впереди меня там ждут,
Чтоб спиртом скрасить свой уют.
Была параша инструментом –
На ней удобно было нам
Играть и в карты по ночам,
И даже, пользуясь моментом,
И стол накрыть, перекусить,
Чтоб веселее стало жить.
XXXVIII
И вот в моих руках машина –
Я чую двигателей дрожь.
Приборов разных мешанина –
С трудом их ночью разберёшь.
Приборы главные я знаю
(А скорость глазом наблюдаю) –
Курс, крен и высота;
Кругом же ночью – красота,
И небо звёздное над нами,
В приборы светит и луна,
Уж очень круглая она,
Когда не скрыта облаками...
Под нами движется страна,
В глубокий сон погружена.
XXXIX
Но всё же были исключенья
Когда полёт привычно шёл;
Но чтоб рассеять все сомненья,
Наш командир предлог нашёл –
Спросил он штурмана невинно,
И даже будто безпричинно:
“Где мы сейчас, скажи-ка мне?”
И штурман, при своём окне,
Сказал всем нам: “Смотрите сами,
Вот карта вам, и вот расчёт:
А здесь вот, наш и самолёт;
То – Улан-Батор перед нами.”
Тут командир вскричал: “Осёл,
Ты нас в Монголию завёл!”
XL
Игрой увлёкшись не на шутку,
Чтоб безопасным был полёт,
И отдавая дань рассудку,
Включал наш чиф автопилот.
Но исправлять оплошность надо –
И нам послышалась досада
(Попали, братцы, мы в говно)
В команде: “Выключить АНО!”...
За нарушение границы,
А время было таково –
Весь экипаж, до одного,
Ведь мог свободой поплатиться.
Мы при расчёте не учли
Шарообразности земли...
XLI
Мы приземлялись в Укурее
И в предыдущий наш полёт,
И, зачехлившись поскорее,
Мы в сопки двинулись в поход.
На речку, где водились раки.
Преодолев все буераки,
Мы вдруг увидели карьер,
И в кандалах людей. Был сер
Цвет лиц их, очень истощенных.
Но конвоир нас увидал
И тотчас выстрел в воздух дал...
И нас, немало удивлённых,
Сверлила только мысль одна, –
“Неужто наша то страна?”
XLII
А в Укурее мы застряли –
Была сырая полоса,
От делать нечего гуляли,
И натворили чудеса.
И в клуб военный гарнизонный
Бочонок вкачен четвертьтонный;
Наполовину, братцы, он
Был чистым спиртом наполнён.
И пили все, кто, не ленился, –
Пилоты, жёны, старики,
И даже сторож без руки.
Один лишь был, кто не напился,
Являя трезвости пример –
Дежурный в части, офицер...
XLIII
В кабине средней Ту-четыре
В полёте спали технари,
От делать нечего, в эфире,
Однажды музыку нашли.
Затем и я принял участье
(Я музыкантом был отчасти)
Со мной в кабине был и он –
Мой дорогой аккордеон...
И стал играть я по заказу;
А командир наш петь любил –
Ларингофоны положил
Тогда на мех я, для экстазу,
Чтоб каждый мог по СПУ.
Послушать музыку мою...
XLIV
Когда на место приземлились,
И был закончен перелёт,
Всем экипажем мы пустились
Искать посуду... Вот несёт
Бидон квадратный наш борттехник*,
Для спирта он нашёл, кудесник,
Чтоб даром тот не пропадал
И наши души согревал.
И в ожиданьи самолёта,
Ли-2, на станцию лететь,
И это надо же суметь –
Наш инженер имел охоту
Всем людям лекцию прочесть
И для того на спирт присесть!
XLV
В пути обратном наш начальник
Вагоны молча обходил.
Наш экипаж со спиртом чайник
Всегда на столике хранил.
Увидев спирт, он удивился,
Что тот так долго сохранился,
И задал нам один вопрос:
“Кто спирт из части N пронёс?”
Тут я по пьянке расхрабрился
И гордо выпалил ему,
Что в парашютную суму
Бидон со спиртом уместился,
И он на нём и восседал
Когда для нас он речь держал.
XLVI
Мой друг тогда был Карпман Миша
Наш тощий техник плоскостной.
Ему назначено то свыше –
Еврей, но с русскою душой.
Бортинженер Иван Тупотин
Матчастью вечно озабочен.
Борттехник – рыжий Соколов
(Всегда он к выпивке готов).
Радист был – жадный Полякович;
А Калиненко – был стрелок;
Технарь Николенко – молчок;
Васильев – лётчик. Сквернословить
И спать полёте он любил,
Тогда наш “Чиф” его будил...
XLVII
Стальною сцепкой громыхая,
Ползёт с востока наш состав,
И экипажи, отдыхая,
Свой спиртом улучшают нрав.
А игроки за преферансом,
Ума чуть трезвого балансом,
Так коротают свой досуг,
И с ними был их новый друг;
Он лётчик был, уже гражданский,
И позже выяснилось, – он
Горячке белой подвержён...
Но после битвы преферансной
(Писать мне трудно и сейчас)
Погиб он ровно через час...
XLVIII
А я дремал тогда на полке,
Как проводница подошла.
Она была в красивой чёлке,
Меня на помощь позвала...
Своё купэ открыть ей надо –
Там лётчик наш, к её досаде,
Он держит дверь своей рукой,
И ей не справиться одной...
На ручку двери нажимая
Своей нехилою мышцой,
Я ощутил – там есть другой,
Кто в силе мне не уступая,
И, проявляя свою прыть,
Он не даёт мне дверь открыть.
XLIX
Но дверь открыта. В изумленьи
Я вижу – нет там никого.
Окно разбито. На сиденьи
Был след ботинка одного.
А на столе – другой след виден,
Его поступок очевиден:
От спирта он сошёл с ума.
Грозила мне тогда тюрьма...
Но проводницей подтверждённый
Проверен был и мой рассказ:
В момент события, как раз,
Был поезд встречный, многотонный,
Который мимо проходил,
И он страдальца раздавил
L
С похмелья будучи однажды,
Я в тамбур вышел покурить,
Вошли два парня. Они дважды
Меня пытались потеснить,
Руками щупая карманы.
А я, закрыв глаза, как пьяный,
Рукой нащупал пистолет.
Увидев дуло, те в ответ
Рванули к двери. В мрак бездонный
Бесстрашно прыгнув на ходу.
А я же, на свою беду,
И заглушая шум вагонный,
Послал последний свой привет –
И дважды выстрелил им вслед...
LI
Но проводница услыхала,
Когда я ночью той стрелял:
Она там печку растопляла,
А я её не увидал.
Она за дверцей была скрыта,
И очень на меня сердита –
Ведь я её, такой нахал,
Той ночью сильно испугал...
Меня тотчас в купэ забрали,
Связали руки мне ремнём,
Набили морду мне потом,
А мой “тэтэшник” отобрали.
Я наказанье заслужил –
Семь суток позже получил...
LII
Раз объявили нам тревогу:
Был должен каждый офицер
Свой чемоданчик в путь-дорогу
С собою взять. И, как пример,
Комеска наш свой чемоданчик
Под куст поставил. А обманщик,
То Миша Карпман, друг мой был,
Свой чемодан у баб забыл.
Из-под куста чужой присвоил
И с ним невинно встал он в строй.
Вопрос комэска задал свой:
“А ты что, Карпман, приготовил? –
Я вижу бабские трусы?!
Так это ж мой! без колбасы?..”
LIII
Нас в Евпаторию послали
Для проведения стрельбы.
Туда готовиться мы стали
Для предстоящей нам гульбы.
Там пляжи, девки, рестораны...
И там любви я первой раны
Пытался спиртом залечить.
На рейд сумели мы заплыть
Далёко в море с другом верным.
Ещё немного бы, чуть-чуть,
Могли мы там и утонуть,
Запив свой спирт кефиром скверным...
Я на полёты опоздал,
И был тогда большой скандал.
LIV
Мой самолет шёл на посадку,
Но при ударе в полосу,
В кабине дым возник. Догадку
Теперь я в прошлое внесу....
От самолета отстранённый,
Ходил я молча, удручённый,
А мой начальник, он еврей,
Проверил всё. Потом скорей
Он подписал одну бумагу,
Что вновь исправен самолёт
И завтра он готов в полёт.
Но я тогда явил отвагу:
Дефект неясный, всё ж нашёл,
И тем еврея* я подвёл....
LV
И тут создалось положенье –
Под суд могли отдать его
За дел серьезных искаженье.
И лучше он нашёл всего,
Как от свидетеля отбиться –
На “Дуласе” мне приземлиться
Пришлось в Полтаве. А нахал
Под чести суд меня отдал.
Он председатель там бессменный.
И суд, решил он через час, –
“Уволить молодца в запас”....
И вот, закончив путь военный,
Ещё зеленый, молодой,
Вступил я в жизни круг иной...
LVI
А командир один в награду
От девок триппер получил,
И на блядях сорвал досаду –
Он им жестоко отомстил.
Уже в Полтаву улетая,
И Крым коварный покидая,
Над пляжем “бреющим” прошёл,
И тряпки все он в море смёл.
И за проступок, в наказанье,
Он двадцать суток получил;
Ещё ведь в воздухе он был,
Когда эфирное посланье
Услышать мог тогда весь полк –
В блядях начальство знало толк...
LVII
Пришла пора, и самолёты
Китайцам стали продавать,
И для секретной сей работы
Решили нас туда послать.
И в штабе всё предусмотрели –
Нас вскоре в штатское одели.
Наш Головин стал Ло-вин-го;
Тупотин звался Тин-ту-по.
А Шин-пав-ли – наш штурман бравый,
Павлишин был; (Не помню всех),
Но обеспечен был успех...
Остались дома, – Лётчик правый
И я, завидуя другим,
Моим коллегам молодым.
LVIII
В день смерти Сталина ученье
И ночью проводил наш полк.
Два экипажа на мученье
Судьбой назначены. Умолк
Тогда эфира зов тревожный,
И ждали все исход возможный
Болезни Сталина. На взлёт
Команду тут “РП” даёт,
И отошёл в большом волненьи –
Послушать сообщенье ТАСС.
А зам. РП в тот миг, как раз,
Дал на рулёжку разрешенье,
Туда, где шёл уже на взлёт
По той же трассе самолёт...
LIX
И вот, Пятков, уже взлетая,
Заметил впереди огни.
Заматерился, понимая –
Уже покойники они...
Столкнулись оба самолёта
Посередине места взлёта;
И взрыв, и грохот, и огонь,
И тел людей горевших, – вонь...
И ровно двадцать два их было,
Когда настигла их беда.
Все были молоды тогда,
Когда винтами их рубило.
Один сумел лишь убежать,
Чтоб там, в дурдоме умирать...
LX
В ту ночь горит костёр прощальный
Посередине полосы.
То ритуал был погребальный
Для экипажей. Их часы
Навек тогда остановились,
А их сердца уже не бились
Когда увидели пожар.
И побежал и млад и стар;
И были в панике все жёны –
На поле были их мужья.
А жили все, то знаю я,
В домах тут рядом, в гарнизоне...
Охрана бдительной была –
От входа их отогнала...
LXI
А с неба лётчики смотрели –
Закрыт на полосу подход,
Где их товарищи горели.
И самолётов хоровод
Кружил над местом катастрофы...
Прими, читатель, эти строфы,
Ведь в том полку и я служил,
Но раньше чуть уволен был...
И чтобы выполнить посадку,
Был в Миргород направлен полк,
И, улетая, рёв умолк...
И вот вдали уж, по порядку
Отдав салют своим друзьям,
Все экипажи сели там...
LXII
В полку был штурман Коля Матчин,
На старт уж ночью привезён,
Он был тогда в полёт назначен, –
Но был он пьян и заменён...
Когда случилась катастрофа,
Для храбрых лётчиков Голгофа,
То тел не стали различать –
Их трудно было опознать...
На крышки положив фуражки,
Их разделили по гробам,
И прикрепили ко гвоздям
Ещё с фамилией бумажки...
Был Коля очень удивлён,
Узнав, что в гроб положен он...
LXIII
И много позже, уж в Полтаве,
Я кладбище их посетил.
The script ran 0.002 seconds.